Текст книги "Никому и никогда (СИ)"

Автор книги: Loafer83

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

Главы 61 – 63

61. Рассвет

Воздух застыл, редкие снежинки опадали так медленно, что казалось, будто они застыли. Это могло бы быть красивым, если бы не черное от копоти и крови бескрайнее поле с уродливой пирамидой из трупов посреди бескрайней снежной пустыни. Далеко, очень далеко от пирамиды одиноко стояла каменная стена, знавшая не одну цивилизацию, уничтожавшую себя в черный прах, чтобы начать все сначала. Кто и зачем построил эту стену никто не знал, но ни одна ракета, ни одна бомба не могла ее разрушить, выбивая жалкие осколки, рисуя на холодном сером зеркале бесконечности уродливые узоры человеческого тщеславия и жестокости.

Он шел по мертвой земле. Как давно он здесь не был, и как мало изменилось за тысячи лет его отсутствия. Грусть и тоска одолевали его, заставляя бороться с собой, не позволять себе раз и навсегда уничтожить этот жестокий и глупый мир. Он видел ее, унизанную стрелами, словно бабочка под стеклом, мертвая у всех на виду. Но зрителей не было, кроме ветра и затянутого черными тучами неба. Ветер не трепал ее, бережно обходя, сдувая снежинки с бледного мертвого лица. По стене струились ручьи от растаявшего снега, она оплакивала свою ношу, крепко держа, не давая телу развалиться и сползти жалкими останками на безмолвную землю.

Майтреи стоял у стены, она позвала его, а теперь она мертва. Давно он не слышал этого имени, давно к нему не обращались так искренне и бескорыстно. Он плакал, как оплакивала ее и стена. Он не мог исполнить ее просьбу, не мог выполнить ее мольбу, но он мог исполнить другую мольбу, которая горячей искрой освещала ту тьму, что сгустилась в его сердце. Он вытер слезы и улыбнулся, как же она, маленькая девочка из другого мира вспомнила его забытое имя, не перепутала, а точно назвала, нашла его взор на небосклоне, и он услышал. Майтреи встал на колени, в руках возникло серебряное блюдо, а ветер стал разгонять злые тучи. Тучи послушно отступали, покоряясь его воле, светлея от той любви ко всему миру, что лилась из его сердца. Тьма внутри него отступала, он пел песню, закрыв глаза, и плакал, принимая всю боль на себя, забирая ее из мертвой земли, освобождая этот глупый мир.

Стрелы загорелись и рассыпались в прах. Тело медленно поплыло и легло на блюдо. Белое покрывало его песни накрыло Юлю, затягивая раны, оживляя плоть и восстанавливая кости. Он улыбнулся и подул на нее, возвращая в тело дух.

«Кто вы?» – она не могла вымолвить ни слова, изо рта не выходило ни звука, только жаркое дыхание солнца. Юля вся светилась, перестав чувствовать боль, забыв про то, как это – умирать.

«Ты сама меня позвала, и я пришел к тебе», – ответил он, с любовью смотря на удивленную и испуганную девушку в белоснежном кимоно. – «Я услышал твою просьбу, но я не могу исполнить ее. Ты слишком много просишь и не за себя. Ты ничего не просишь для себя, но за тебя попросили другие. Я верну ей жизнь и твоему другу, но большего я сделать не могу»

«Спасибо большое! – Юля огляделась. Видеть великана Майтреи она не могла, как не могла и слышать его голоса, человек не смог бы выдержать этого. Вокруг была мертвая земля и чистое безоблачное небо с безжалостно яркими звездами.

«Ты опять не просишь ничего для себя. Зачем ты хочешь воскресить этот злой мир?».

«Он не виноват в том, что сделали люди. Вы можете мне ответить, если вам не сложно», – Юля замялась, вспоминая слова, она все потеряла, никогда еще голова не была такой пустой и чистой, никогда еще ей не было так легко.

«Ты не можешь понять, почему победила. Да, ты была слабее его, но ты победила, разве так важно знать, почему?»

«Да, но если мне нельзя этого знать, то простите, пожалуйста», – Юля вздохнула и закрыла глаза, видеть мертвую землю, знать, что там где-то высится пирамида, на вершине которой она снова убила. Юля заплакала, шепча извинения.

«Твой противник был сильнее, но он поторопился, Тщеславие всегда было на защите гармонии мира. Оно движет вперед, но оно и удерживает в последний момент, ослабляя даже самого сильного противника. Ты видела, что в твоем мире оно оживило мертвые танки, ты видела, сколько жертв было в этой бессмысленной битве, но ты не увидела главного, как каждый из погибших на поле боя перешел в твой мир и влил свою черную энергию в орудие смерти. Эта битва раскрыла портал, она принесла нужное количество жертв, и если бы ты испугалась и сдалась, то гармония была бы нарушена. Никто не знает, что тогда случится на самом деле, но так было не раз. Я вижу, что слишком сложно говорю, ты не можешь и не должна этого понимать. Ты вернешься домой, но сначала я покажу тебе, как этот мир воскреснет. Не бойся, огонь не причинит тебе вреда, ведь ты часть его – это и твой огонь тоже».

Черное небо подернулось кровавой нитью. Юля замерла, вглядываясь в зачинавшийся рассвет. Вокруг них вырос колодец из белого света, а солнце быстро поднималось, огромное, занимающее все небо.

Земля начала гореть, сначала показались слабые струи дыма, потом стали вырываться высокие языки пламени, а солнце все росло и росло, пока не заняло все небо – огромное, ослепительное, бросившее на черную землю бесконечный поток раскаленной плазмы. Небо и земля слились, став сплошной стеной огня, закружившего все вокруг против часовой стрелки, останавливая вращение планеты. Мир горел, уничтожая все, приходя к исходной точке, когда не было ничего, и из этого ничего должна была родиться новая чистая жизнь, лишенная страстей и гордыни, лишенная зла и добра, потому что зло и добро придумали люди.

Юля чувствовала ужасный жар, но колодец из белого света спасал ее и Майтреи, вставшего во весь рост, поднявшего серебряное блюдо с ней над головой. Она не видела его, выхватывая из памяти иллюстрации из недочитанной книги. Она видела доброго и немного грустного великана, наверное, так и должен выглядеть Бог, чтобы своим истинным видом не испугать человека. Огонь пожирал пространство, ей казалось, что они внутри солнца, и вдруг пошел ливень. Небо затянулось серыми тучами, изливавшими на шипящую и клокочущую землю миллиарды тонн воды. Десятки тысяч лет пролетали перед ее глазами. Она видела, как рождается новая жизнь, как утихает ливень, а на новой чистой земле прорастают зеленые листки, превращаясь в стебли, и вот уже высятся огромные деревья, в которых рождается своя жизнь.

«Я был рад исполнить твое желание. Ты забудешь все, но в твоем сердце останется память о жизни. Она поможет тебе. Думая о других, никогда не забывай о себе, а то быстро сгоришь, сожжешь сама себя. Ты пока этого не понимаешь. Прощай и спасибо тебе», – Майтреи ласково взглянул на нее и подул свежим весенним ветром. Юля поймала ароматы первых цветов и нагретой солнцем земли, на которой еще лежал упорный снег, неровными островками защищаясь от весеннего солнца.

И все пропало, будто бы щелкнули выключателем. Она лежала на земле, еще горячей после взрыва. Вокруг нее ровными кольцами плавились танки, еще недавно живые, готовые убивать, крушить и сжигать все. От них остались жалкие спеченные камни из железа и прогоревшего пороха.

Задул сильный ветер, уши медленно отложило, и она услышала шум вертолета. К ней осторожно спускались, вертолет был совсем рядом, филигранно сев в нетронутую расплавленным железом площадку, посреди которой лежала Юля в прожженном насквозь полукомбинезоне, ватная куртка сгорела почти полностью, но она была цела, ни единого ожога, ни единой царапины.

– Живая! Живая, черт возьми! – закричал грубый голос прямо над ней, сломавшись на последнем слове. Она открыла глаза и увидела большого военного, утиравшего слезы рукой. – Потерпи, потерпи, милая.

Он осторожно осмотрел ее и легко переложил на носилки. Как только она легла, руки его затряслись. Он что-то кричал, командовал, но ее и так несли в вертолет, и через несколько секунд она взлетела. Ей так хотелось встать и посмотреть на поле, что с ним стало, но она снова ощутила весенний ветер и провалилась в долгий сон.

– Господи, как же она выжила в этом аду? – военный врач деликатно срезал с нее прогоревшую одежду, остальные не смотрели на девушку, уважая ее честь. – Она же была в самом эпицентре и выжила. Ни одной царапины, вот только фонит страшно.

– Не знаю, главное, что выжила, – командир сжал кулаки. – Что эти суки тут делали? Что за чертовщина у нас творится?

– А в Москве? Я вот думаю, почему нас сюда отправили? Они знали, что искать, да? – спросил другой офицер, разбирая и собирая винтовку, не зная, как унять свои руки.

– Нам не положено этого знать, – командир посмотрел в иллюминатор. – Жалко пацанов, сгорели, как дрова. И когда у нас начнут ценить своих? Там, наверху, все знали, могли бы и солдат эвакуировать.

– Никогда, – военный врач закончил осмотр и накрыл Юлю простыней и одеялом. – Никогда, сам же сказал, как дрова. Дрова и есть. Если бы не эта ведьма, то замерзла бы девчонка. Когда бы ее еще нашли.

– Не ведьма она, – покачал головой командир. – Они тоже ждали этого, но не знали чего. Не нам об этом думать, наше дело исполнять приказы.

– Наше дело убивать, – офицер отложил винтовку и посмотрел на спецназовцев. – Вот куда мы так вырядились, с девчонкой сражаться? Хорошо, что ты настоял на враче. Как тебе это удалось?

– Никак, приказа не было, – командир нахмурился. – Мое решение и моя ответственность. В рапорте все напишу.

– Мы все напишем, да, ребята? – офицер кивнул спецназовцем, те закивали. – Воевать полетели с девчонкой. Ненавижу! Хватит!

(Примечание автора: прослушайте трек Harmonix College «Sunrise» и попробуйте пережить эту главу, как чувствую ее я).

62. Возвращение домой

Спецборт, переделанный под летучий госпиталь. Аврора видела такое только в кино. Конечно, курс экстренной медицины она сдала на отлично, как и остальные предметы, но такого им не показывали. И все в строжайшей секретности, она и без советов Игоря Николаевича понимала, что надо держать язык за зубами. Все тревожно дремали, пищал монитор Юли, она так и не проснулась, лишь Авроре не спалось, как и старшей стюардессе, непонятно как очутившейся на спецборту МЧС, забравшей его у авиаперевозчика приказом с самого верха. Она сидела с Авророй в креслах бизнеса, молча наливая шампанское в ординарный хрусталь. Они пили уже вторую бутылку, обмениваясь смешками и ехидными взглядами, коловшими дремавших сб-шников, сопровождавших ценный груз.

На коленях Мэй спала Айна, Альфира долго металась между ними и Юлей, лежавшей неподвижно и очень красиво в своем больничном хрустальном гробу, не хватало принца со слюнявыми желаниями. Принца не было, Юля спала, но не была в коме. Ее подкармливали из капельниц, надев все положенное, чтобы не осрамить честь молодой и невинной девушки. Организм работал исправно, Аврора сама исполняла роль медсестры, ухаживая за ней, переворачивая на другой бок, разминая ледяное тело. Потом возвращалась к стюардессе, и они продолжали пить шампанское, закусывая соленой семгой и консервированным ананасом.

– А мне нальете? – Лана села на соседний ряд, сонно улыбаясь.

– Садись к нам, мы поместимся, – Аврора подвинулась к окну, стюардесса села посередине, освобождая место.

Лана села и залпом осушила два бокала шампанского. Стюардесса, довольно улыбаясь, достала из-под впереди стоявшего кресла еще бутылку и ловко открыла ее. Аврора чокнулась с Ланой, долго смотря ей в глаза. Лана ничего не скрывала, Авроре было и жутко и спокойно от той ледяной решимости, что до сих пор осталась в Лане.

Она вернулась неожиданно, буквально ворвавшись в больницу. От Ланы несло огнем, золой и запекшейся кровью. Вид у нее был ужасный, она будто бы забыла о приличиях и гигиене, вся почерневшая от копоти, с ледяным огнем в глазах. Аврора как раз докладывала своему надсмотрщику из органов утренний отчет, когда Лана вошла в палату и закрыла дверь. Она не сказала ни слова, только взяла черными пальцами голову офицера и прожгла его взглядом. Он исчез, тело осталось, а все остальное куда-то провалилось. Тело набрало нужный номер, пройдя все этапы верификации, вызывая канал спецсвязи. Говорила Лана, тело само отдало защищенный смартфон. Аврора не слышала, что отвечают на том конце, но ей показалось, что там молчали. Лана отдавала указания, короткие и точные. Разговор продлился не больше минуты, после чего Лана ушла. Она вернулась ближе к вечеру, когда военный вертолет доставил Юлю. Аврору допустили в реанимацию в качестве консультанта, и ей стоило больших усилий доказать, что она не в коме. Приборы с трудом слышали дыхание, а она слышала, чувствовала его, когда никто не смотрел, обсуждая данные монитора, Аврора, не осознавая, что делает, прижала руки к груди Юли. На бледной коже побежали солнечные ручьи, Аврора отдала все, что могла, едва не упав в обморок. Юля задышала, уверенно, щеки немного порозовели, лишь на груди остались следы пальцев. Юля вся напряглась, словно готовая проснуться, но не случилось. Напряжение спало, она вновь похолодела, но дышала.

Девушка сильно похудела, став одной накаченной мышцей, но не была истощена. Просмотрев карту импульсов и данные энцефалограммы, Аврора предположила, что она в шоке. Мозг работал, нарушений не было, поэтому решили транспортировать в Москву, где ее уже ждала палата и целый консилиум. Аврора удивлялась, откуда столько заботы и рвения для обыкновенной девушки.

– Что пьете? – Максим сел в левом ряду, улыбаясь девушкам, даже Лана помолодела, дашь не больше двух тысяч лет. Он грубо нарушал больничный режим, отказываясь быть в реанимации, и его перевели в общую. Лицо спокойное, чуть уставшее, а вот тело один сплошной кровоподтек, хорошо, что все кости целы.

– «Вдову Клико», – стюардесса достала чистый бокал и налила ему. – Ему же можно?

– Ему нужно, – Аврора усмехнулась и представила всех. – Альбина, Лана и Аврора.

– Максим, – он смущенно принял бокал у Альбины, Аврора погрозила ему пальцем. – За что пьем?

– За Новый год! – радостным шепотом воскликнула Альбина. – Скоро еще один нагоним, как раз в ЦФО влетаем. Давай, догоняй нас, а то мы далеко уже ушли.

Девушки захихикали, даже Лана смеялась, ее черные глаза довольно блестели, обыкновенная чуть выпившая девушка, и не скажешь, что ведьма. Максиму налили подряд три бокала, и он понял, что растерял хватку. Самолет слегка закачало, или это его закачало от шампанского. Проснулась и Альфира, непонимающе смотря на компанию близорукими глазами. Ей налили полбокала, она медленно пила, жмурясь от удовольствия.

– А ребятам не положено? – Альфира кивнула на спящих офицеров, продолжавших держать строгий и ответственный вид, непонятно только было, кого и от кого они охраняют или конвоируют?

– Они проспят до посадки, – сказала Лана и хмыкнула, с удовольствием вгрызаясь в бутерброд с рыбой.

– Ой, они такие зануды! Не люблю их, постоянно пристают на рейсах, думают, что корочка открывает все врата, – Альбина презрительно посмотрела на офицеров. – Мы же должны были в рейс идти, но пришел приказ, и нас переоборудовали. Я не против, хотела Новый год в Москве встретить, остальные девчонки остались дома с детьми.

– Надо за это выпить, – предложила Аврора, и девушки незамедлительно выпили, не забыв про Максима. Альфире больше не наливали, она уже слегка окосела.

Юля заерзала на койке. Какое жесткое белье, но пахнет чистотой. Странно, почему она раньше так не ценила этот запах. Она открыла глаза, услышав приглушенный смех сквозь постоянный гул. Не сразу поняв, что она летит в самолете, Юля долго лежала с закрытыми глазами, привыкая к шуму, запаху, заново привыкая к своему телу, пахнущему ничем, кроме абсолютной чистоты.

Что делать с катетером она знала, перекрыв и легко выдернув. Боли не было, как и крови, выглянувшей ленивой каплей из раны. Тело моментально восстановило себя, и не было видно даже места укола. Очень хотелось есть, а еще это странное ощущение, когда ты голая лежишь у всех на виду. Ширма, конечно, закрывает, каталка надежно привязана, но все же рядом люди, и она слышит знакомые голоса. Точно, так может говорить только Максим, а вот и Альфа! Юля тихо засмеялась и села, удивленно смотря на взрослый подгузник. Никакой одежды не было, она сняла подгузник и обернулась в простыню, наподобие древнегреческих женщин. А это вполне удобно и нежарко, она вся горела изнутри, очень хотелось есть, аж позвоночник дрожал.

– Есть что поесть? – без вступления спросила Юля, садясь в левом ряду после Максима с Альфирой. Она смотрела на всех как бы наискось, строго смотря на тарелку с бутербродами.

– Юля! – первой пришла в себя Альфа, бросившись к подруге.

Девушки заплакали, но голод был сильнее, и Юля утерла слезы, строго посмотрев на всех.

– Дайте мне поесть! – приказала она.

– А ей можно? – осторожно спросила Альбина.

– Лучше жидкую овсянку или картофельное пюре, – покачала головой Аврора.

– О, сейчас принесу! – воскликнула Альбина и без тени опьянения убежала на кухню.

– Максим, Альфа, – Юля закрыла лицо руками и зарыдала.

Альфира прижала ее к себе, не сразу заметив, что импровизированное платье раскрылось.

– Прикрой нашу героиню, – заметила Аврора. – Одежда вся сдана в багаж, может Альбина что-нибудь найдет, вы схожи по толщине.

– Это Аврора, ты с ней, по-моему, лично не знакома, – Альфа успокоилась и смотрела на Юлю счастливыми глазами. – Я так боялась, что ты не проснешься!

– Ой, я потеряла амулет! – забеспокоилась Юля, трогая грудь.

– Они у меня, – Лана протянула ладонь, на которой лежали два черных оберега. – Они вам больше не нужны.

Она закрыла ладонь, и черные камни исчезли. Вернулась Альбина с кружкой пюре. Без лишних слов, она повела Юлю в служебное помещение, выдав из своего чемодана трусы, майку, носки и пижаму. Девушка так расчувствовалась, что обняла Юлю и расцеловала ее. Кроссовки оказались в самый раз.

Юля медленно ела пюре, потом также медленно пила чай с печеньем. Хотелось много больше, схватить тарелку с бутербродами, но было нельзя, живот и так побаливал от пищевого шока. Она пыталась посчитать, сколько же длилась битва, сколько времени она была нигде или где она была. Она смотрела на Лану, без слов понимавшую ее вопросы. Как ни пыталась Юля вспомнить, но ничего не получалось. Она знала точно одно, что победила, но кого и почему она билась, память не выдавала.

– Не мучай себя. Придет время, и ты сама решишь, что делать с этим знанием. Пока же тебе лучше ничего не знать, – Лана ласково погладила ее по руке и, склонившись, прошептала на ухо. – Ты молодец. Ты все смогла, мы в тебе не ошиблись.

– Спасибо, – Юля покраснела от смущения и вдруг побледнела. – Я помню, что я умерла.

– Помни главное – ты жива, – Лана строго посмотрела ей в глаза. – Не торопись, придет время, и ты решишь, что ты захочешь знать.

– Я ничего не помню, – сказала Альфа и пожала плечами. – Сколько не пытаюсь, не могу вспомнить.

– Я тоже. Как будто из памяти стерли, но что-то есть, надо только код подобрать, – сказал Максим. Юля встала и обняла брата. – Ты поаккуратнее.

Максим глухо рассмеялся, дрогнув от боли. Юля в страхе отпрянула, едва не упав на место Ланы.

– Максим у нас один большой синяк. Ты его полгодика не трогай, потом затискаешь, – усмехнулась Аврора. – Ребята, Новый год проспим. Юля, передавай бокалы.

Аврора и Альбина налили всем. Последний бокал на донышке Аврора дала Юле и кивнула, что можно.

– Подождите, Мэй с Айной проснулись! – воскликнула Альфира, убежав к ним.

Аврора налила еще один бокал и передала Юле.

– Если бы не Мэй, не знаю, как бы мы все справились, – Аврора помотала головой, стряхивая неожиданно набежавшие слезы.

– Юля, – только и смогла выдохнуть Мэй. Как же она поседела, и как же она помолодела, увидев живую, не спящую Юлю.

– Мэй, – всхлипнула Юля и протянула бокал.

Айна подошла к Юле и крепко обняла. Юля не выдержала и заревела, как маленькая девочка.

– Хорош реветь, пошел отсчет! – приказала Аврора. – Десять, девять, восемь, семь!

– Шесть, пять, четыре! – подхватили Альфа и Альбина.

– Три, два, один! – продолжили Юля и Мэй.

Зазвенели бокалы, застыли слезы счастья на щеках у всех, даже Максим плакал, забыв про образ непоколебимого мачо, так никогда и не удававшийся ему.

– Ну, и что вы загадали? – Лана хитро посмотрела на всех.

– Ты знаешь, Лана, – Мэй посмотрела ей прямо в глаза.

– И это сбудется, – улыбнулась Лана и погладила Айну по голове. – Айна, ты же понимаешь, кого обнимаешь сейчас?

– Воина Солнца! – воскликнула девочка. – Деда всегда говорил, что придет воин Солнца и спасет нас – так было и так будет всегда!

Что-то лизнуло по щеке. Фу, грубое и шершавое, воняет каким-то гнильем и машинным маслом. А еще это жужжание над ухом надоело, так спать мешает. Йока отвернулась, закрыв голову руками. Ей снился один и тот же кошмар, как Юля стреляет ей в голову. И больше ничего, снова и снова один и тот же кадр, и резкая боль в голове. Сколько она так спит, ее же не убили? Поерзав на месте, она поняла, что лежит в яме, кто же ее кинул в нее, или она сама в ней заснула. Холодно и очень хочется есть, почему она голая?

Йока села и осторожно приоткрыла глаза. Последний день, ударил в лицо, а сколько прошло времени. Она была мертва, в этом не было сомнения. Ее откопали, а на груди тлели цветы. Йока усмехнулась, как в древних мифах: живокост, животел и живодух. Значит, кто-то сбегал на западные земли в мир мертвых и принес их. Она с трудом встала, будто бы снова учась стоять и ходить. Тело обдувал ледяной ветер, но на небе светило яркое горячее солнце, наполнявшее ее жизнью. Сзади кто-то стоял и ждал, тяжело дыша от волнения. Так не может дышать человек. Она обернулась и увидела волка, над которым радостно кружил дрон.

– Привет, Илья. Привет, мой птенчик! – Йока протянула руку, и дрон аккуратно завис над ладонью, мигая фонарем от радости. – Илья, а где моя одежда? Ты же приготовил мне поесть?

Волк недовольно фыркнул, но даже морда волка не могла скрыть того, что оборотень был счастлив. Она тоже была счастлива, что жива, что рядом ее друзья, которых она любила. – Юля же вернулась домой?

Волк посмотрел в небо и покачал головой. Он не знал, как не знал, почему остался жив. Он помнил, что был убит одним из первых, забрав с собой трех киборгов на тот свет. Волк убежал и вскоре вернулся с коробкой в зубах. Йока нашла там безразмерное белье, теплые прошитые ватные штаны, куртку, нижнюю робу, валенки и много чего еще, что могло потом пригодиться. Там же был мешок Юли с походной горелкой и пакетами с концентратами.

Йока оделась, сложила все в мешок, второй она нацепила на волка. Волк прорычал, требуя, чтобы она нацепила оба мешка. С трудом, но у нее получилось. Пальцы не слушались, ей теперь все придется учить заново, так даже лучше, новая жизнь ей нравилась гораздо больше подземного мира. Волк опустился на землю, приглашая ее сесть. Йока залезла и упала в тот же момент, как он поднялся. С шестой попытки она села правильно, и волк осторожно пошел, постепенно набирая ход. Вскоре он уже бежал с огромной скоростью, дрон летел впереди, выделывая сложные фигуры, не прекращая веселой игры. Йока вжалась в волка, шкура больно колола лицо, но это было очень приятно. Им не надо было разговаривать, они общались через имплант все втроем. Волк бежал через ледяную пустыню, по обрывкам карт намечая путь к живой земле. Ей уже не хотелось есть, Йока опьянела от ветра, от полета, забывая всю прошлую жизнь, чувствуя, как ее дух радуется вместе с ней. Он не бросил ее, не бросил ее тело, оставшись ждать воскрешения или умереть вместе с ней через сотни лет. Ей не было холодно, любовь грела сердце, одежда защищала тело, и чужой дух, часть души того парня, что пришел с Юлей, искренне любил ее, а она его, оба не до конца звери, не до конца люди, оба одинокие и нашедшие друг друга, объединенные смертью, связанные новой жизнью.

63. Эпилог

Прошло три года

Парк стоял невидим и тих. В такой ранний час редко кто проходил по прореженным ураганами и болезнями аллеям, чтобы насладиться тишиной, услышать утренние разборки птиц и просто побыть немного в стороне от города. Новогодние каникулы сковали волю, до полудня район спал, выходили лишь заспанные собаководы и женщины с детьми, подростки бесцельно слонялись, бросая во все углы петарды, громко обсуждая прохождение новой игры, споря до легких тычков, кто из героев круче. И на этом все затихало, проезжал пустой автобус, пара испуганных автомобилей, и парк облегченно вздыхал.

Юля гуляла всегда в одно и то же время, выходя из дома без десяти пять. Она любила встречать рассвет, пускай он и был зимой слишком поздно. Ей не было скучно, годовалый кобель немецкой овчарки не давал замерзнуть. Она брала с собой немного еды и сухари для пса, снег есть не разрешала и вообще была очень строгой и справедливой хозяйкой. И пес платил ей веселым нравом, чрезмерной игривостью, но, едва услышав команду хозяйки, тут же заканчивал игру. Щенка она купила сама, на свои деньги, заранее предупредив родителей. Мать поворчала, но согласилась, отец был очень рад и сам любил погулять с Арнольдом, когда Юля уходила в институт или на работу.

Как же они постарели. Когда Юля с Максимом вернулись домой, они не узнали своих родителей, ставших за эти страшные месяцы стариками из самой грустной сказки. Они будто бы застыли, замерзли в ожидании, слегка отогревшись, но не помолодев, как это бывает в сказках. В жизни тревога и горе жестоки и тверды, как рука скульптора, уверенно отсекавшее все лишнее, навсегда. Юля до сих пор переживала их встречу, Максим тоже, но не говорил об этом, а она хотела поговорить, чтобы он не молчал. Максим стал еще замкнутее, молчаливее, оживая только рядом с Альфой, Юлей и Айной, умевшей заставить улыбаться даже самый грустный камень.

Их продержали месяц в больнице, не допуская родных и друзей. Тяжелее всего было Айне, она очень тяжело переживала расставание с Мэй. Системе на это было плевать, как и на прошения и дежурства в приемной родителей Юли и Альфиры. Бабушка Альфиры даже пыталась прорваться к ним в палату, и пожилую женщину отправили на пятнадцать суток в Сахарово. У отца Юли случился очередной гипертонический криз, и его госпитализировали, мама оказалась сильнее, лишь глаза запали глубже в тяжелые морщины, а пальцы стали с трудом разжиматься.

Их обследовали, терзали ежедневными допросами под контролем ведущих полиграфологов. Все было тщетно – они ничего не помнили. Максим предположил, что их долбят потому, что боятся нас, боятся нашей памяти, что мы вспомним и всем расскажем. Юля и Альфа не думали об этом, они просто радовались возвращению домой, и безликая палата, строгий режим и редкие встречи друг с другом во время еды под присмотром следователей не могли омрачить их радость. Юля получила большую дозу радиации, и ее лечили от лучевой болезни. Сначала было страшно, когда выпали все волосы, но врач поздравил с тем, что она сохранила зубы, и Юля не переживала, каждый день ощупывая лысую голову, ожидая первые ростки, но их не было. Она стала немного похожа на Аврору, как дальняя родственница. Они подружились, почти не разговаривая. Аврора, когда они остались одни в туалете, где не было камер, показала ей фокус с пальцами, точно зная, что внутри Юли тоже жив огонь. Слов не требовалось, Юля потом несколько ночей не спала, в памяти что-то ворочалось, а утром она рисовала в туалете огненные узоры, не показывая никому, даже Альфе, которая все чувствовала и, как многие, называла Юлю воином Солнца или U-Li Sun. Она перемигивалась с Максимом, а Юля злилась, догадываясь, что они замыслили.

Юля слепила снежки и принялась атаковать Арнольда. Пес лихо уворачивался, рыча и поскуливая от удовольствия. Если бы все было также просто, как игра в снежки, когда никто не остается обиженным, когда всем весело. Она часто думала о том, почему в жизни все так сложно, почему люди не могут просто жить, не мешая и не завидуя друг другу, почему они все время хотят уничтожить себе подобных ради чьих-то злых и тупых идей, так сладостно ложившихся в ослабленные телевизором и интернетом мозги, так легко отвечавшим на главные вопросы жизни, а ведь на эти вопросы не могло быть ответа. Она вновь увидела родителей, покорно стоявших на кухне, когда они вошли. Они так бы и стояли, не шелохнувшись, Максим и Юля почему-то стеснялись обнять родителей, вот то же странные комплексы, навязанные стереотипы и заскорузлые обиды, мешающие быть человеком. Юля не сразу заметила, что на кухне, как обычно, работал телевизор. Ей стало дурно, она вдруг увидела холодное помещение, одинаково одетых людей, некрасивых и не уродов, сидевших перед экранами, из которых лилось дерьмо пропаганды. Она не знала, как это получилось, что она сделала, но телевизор упал на пол, расплавленный, разорванный мощным ударом, от которого на стене осталось черное пятно сажи. Если бы не Максим, быстро обхвативший ее, она бы точно что-то сделала. Ей стало легче, она обняла маму, расцеловав не к возрасту постаревшее лицо, долго обнимала отца, ставшего таким слабым, оставшийся с надорванным инфарктами сердцем. Отец плакал от радости, мама просто застыла в ступоре, пока ее не обнял Максим, тогда она ожила, растаяла окончательно. Больше телевизоров в доме не было, отец сам раздал их соседям, ничего не спрашивая. Юля потом купила колонку с первой зарплаты, чтобы дома не было так тихо.

Арнольд бросился в атаку и повалил Юлю в снег. Она была сильнее, но давала щенку побыть немного победителем, зная, как это важно для начинающего бойца. В очередной раз, а прошло уже больше года, она радовалась, что разделалась со школой, доучившись экстерном и сдав все, что от нее требовали на вполне сносный бал, которого хватило для поступления в институт физкультуры сразу на две специальности. Мама спокойно приняла ее выбор, обрадовавшись, что Юля будет учиться и на менеджера спортивной команды или как-то так, она не вдавалась в подробности, радуясь, что ее дочь будет немного экономистом. Альфа каждый день напоминала Юле, проводя пальцем по шее, что они вырвались, отмотали свой срок.

Альфа училась на художника компьютерных игр и метавселенной, как это называли преподаватели, проходя бесплатный курс педагогов по рисованию. Не сговариваясь, они выбрали главный путь в жизни – работать с детьми. По выходным в дневную смену они работали у Мэй, совсем не ради денег, а потому что нравилось, но взрослая жизнь не давала видеться часто, и они очень скучали. Родители Альфы, особенно ее бабушка, были против Максима, и Альфира ушла из дома, как только окончила школу, прямо после вручения аттестата. Она жила с Максимом, и Юля всегда хмурилась, не понимая, как она может жить с ее братом. Но тут же одергивала себя, зная, что Максим никогда не бросит ее, как никогда не бросал свою сестру, как бы она с ним не ругалась и не злилась на него. Она завидовала Альфе, очень хотела влюбиться, но, как и раньше, внутри нее что-то замерзло еще в подростковом возрасте. Максим говорил, что еще не дозрела.