Текст книги "Никому и никогда (СИ)"

Автор книги: Loafer83

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

– А что за мутанты?

– А, мутанты. Все довольно просто – это бракованные киборги. Сначала их утилизировали, но потом кто-то решил, что их можно использовать для работ наверху. Но все ошибались, потому что их стали готовить к интервенции в ваш мир. Там наверху собралась целая армия, которая ждет открытия портала. А занимаются этим наши же инспектора высшего уровня, поэтому Вервульфы и стали нападать на полисы и офицеров. Они нападали только тогда, когда наверх выходили инспектора высшего уровня, их легко опознать Вервульфу, даже если тот оденется в простого офицера.

– По запаху?

– Нет, по ауре. Инспектора высшего уровня себе не принадлежат. В них живут духи, у них тоже своя иерархия, и эти считаются рабочими или исполнителями. Такие просачиваются к вам и готовят алтари. Зачем они это делают, я не знаю. Наверное, какой-то ритуал, но пока у них ничего не вышло.

– А зачем им это надо?

– Не знаю. Будет возможность, спросишь сам. Моя работа была сдерживать мутантов, чтобы они не пробрались к нам, а Вервульфов я не трогал, за это меня понизили до рядового, а потом мне отгрызли ногу, и меня списали.

Айна бесшумно подошла и ткнула деда под ребра, промахнувшись всего на пару сантиметров. Она зарычала и повторила коварный удар, теперь железные пальцы достигли цели, и он охнул.

– Я все слышала! – возмущенно воскликнула девочка.

– И что же ты слышала? – обеспокоенным голосом, с трудом сдерживая смех, спросил дед.

– Все! Я все знаю, можешь больше не врать мне! Я все знаю, теперь ты меня не обманешь! – она комично погрозила ему пальцем, потом сжала кулаки, грозя кому-то сильно правее.

– Хорошо-хорошо, я все понял и буду тебе повиноваться, – рассмеялся дед и посадил ее на колени, осторожно поцеловав в лоб. – Ты выспалась?

– О чем вы там шептались? – заворчала Айна, уткнувшись лицом в пропахшую фермой куртку, немного резкий запах сырости и влажной земли, перемешанный с теплыми и сладкими нотками машинного масла. Так пах ее дед, дорогой и любимый запах, от духов и одеколонов, которые привозили в раздаточный пункт, девочку тошнило, как и тех, у кого обонятельные рецепторы сохранились хотя бы на 17-25%.

– Как обычно, обсуждали тебя. Ты же знаешь, как я люблю о тебе рассказывать.

– Врешь, ты про войну рассказывал, а мне ничего рассказать не хочешь! – она спрятала лицо и тяжело вздохнула. – Ладно, я все понимаю. Я же еще маленькая.

– Нет, дело не в этом, – прошептал дед.

Подошла Альфира. Она долго зевала, расставляя на свободном ящике контейнеры с завтраком. Максим смотрел на нее, не замечая серого цвета еды, чувствуя сильный голод, от запахов разогретого грибного рагу с мясным фаршем злился желудок, требуя пищи. Какая же она красивая даже в этом убогом наряде, пускай и подшитом по фигуре. Альфира поймала его любящий взгляд и покраснела, от волнения запотели очки.

Завтракали молча, утро выдалось теплым и приятным, изредка дул слегка прохладный ветерок, а от прожекторов инфракрасное излучение грело нехуже веселого мартовского солнца, только не было упирающегося снега и льда, коварно спрятавшегося под подтаявшими снежными покровами. Максим переглядывался с Альфирой, и думали они об одном и том же, удивляясь себе, как быстро они привыкли к жизни под землей, как научились чувствовать день и ночь без подсказки уличного освещения, как чувствовали подземную погоду, непохожую на земную, часто безмолвную, никак не проявляющую себя, и внезапно просыпавшуюся, нагоняя штормовые порывы мокрого ветра или впадая в мертвый штиль. Максим все ждал, когда пойдет дождь, росу на синтетических листьях в сквере и парке они уже видели, и понимал, что дождь здесь невозможен.

Питомник проснулся. Как по команде из корпусов вышли группы детей разного возраста, одетые в легкую робу, отдаленно напоминавшую спортивные костюмы. Девочки и мальчики одеты одинаково, отличить их друг от друга практически невозможно, если бы девчонки не хихикали постоянно. Альфира и Максим ожидали тюрьму, внутренне готовясь к ужасной картине, похожей на детдома или психоневрологические интернаты, но все было вполне неплохо, и даже казенность зданий, одежды и невидимый забор не нарушили малой свободы, так необходимой в раннем детстве, чтобы было потом что спрятать глубоко в сердце и знать, какой должна быть жизнь на самом деле.

В этом питомнике воспитывались или разводились дети младшего возраста, лет до девяти-десяти, не старше. Если бы Айна не была забракована, то могла бы быть вместе с ними. Она не жалела об этом, а некоторые девочки из старших уже махали ей и кричали, радуясь, что она пришла. Старшие дети вместе с пяти-шестилетками заботились о малышах, как настоящие родители, катая в колясках и играя с малышами в песочнице, сменяя друг друга, чтобы выполнить положенную норму упражнений на спортплощадке. Дети все делали сами, без указки или другого внешнего контроля, не дрались, если и ругались, то в шутку, зная свою очередь, выполняя упражнения точно в определенное графиком время. И это было так удивительно и совершенно непохоже на тот хаос, что часто творится на детских площадках или в группе детского сада. О хулиганстве в школе и других проявлениях перехода животного в человека не стоило и думать, таких разумных детей они никогда не видели.

– А, новенькие, – к ним подошла высокая женщина в сером кителе и длинной юбке. Она больше походила на офицера, но самым неожиданным был ее рост, она на голову была выше обычных женщин подземелья, на полголовы выше Альфиры, немногим выше Максима. У нее были густые черные волосы, прореженные седыми прядями, аккуратно убранные в хвост, но вполне свободные, слишком большая вольность для офицера или казенного служащего.– Здравствуйте, да, мы новенькие. Недавно приехали из полиса, – Максим повторил простую легенду, которая обычно мало кого интересовала. По тому, как женщина в форме моргала, медленно и редко, он решил, что она киборг. В его голове все сложилось, ведь только киборги могут работать с таким количеством детей.

– Ну-ну, – женщина усмехнулась и обняла вставшую перед ней Айну. – Привет, моя любимая ученица.

– Привет! А Альфа умеет рисовать! – Айна показала на Альфиру.

– Это здорово, у нас как раз есть свободные часы три раза в неделю. Альфа, а как полное имя? – женщина посмотрела на нее, Альфира пожала плечами и показала на свой бейдж инвалида. – Эту фикцию можешь показывать инспекторам, они не разберут. Постой-ка, дай просканирую.

Альфира сняла бейдж, женщина долго всматривалась в него, глаза остановились, и Максим готов был поклясться, что видел электрический импульс в левом глазу.

– Держи, хорошо ты выглядишь для стодвадцатилетней старухи. А знаешь, самое забавное, что это мой бейдж. Я с ним тоже сорок лет назад оказалась здесь. И осталась навсегда, и ни разу не пожалела.

– Так вы как мы? – неуверенно спросила Альфира, надевая бейдж.

– Ну да, мы же непросто так вас сюда привезли, – важно сказала Айна. —Кристина тоже из вашего мира.

Айна довольно улыбалась, смотря на вытянувшиеся лица Максима и Альфиры.

– Не удивляйтесь и не пугайтесь. Я сама захотела остаться. Сейчас уже не важно, почему и как я попала сюда. Скажу лишь то, что случилось это в год Чернобыльской аварии, если вы знаете об этом.

– Знаем, конечно, знаем. В первую очередь из компьютерных игр, – ответил Максим.

– А, мне кажется, я понимаю, о чем ты. У нас это называется учебные модули. Можешь не представляться, я знаю, как тебя зовут, Максим, Айна мне уже все про вас передала.

– Разболтала, ай-яй-яй! – Альфира щелкнула Айну по носу, девочка возмутилась и попыталась ущипнуть в ответ, но промахнулась и атаковала воздух. – Вы по импланту общались?

– Да, Айна, как проснулась, связалась со мной. Можешь задать свой вопрос, мне будет приятно, – Кристина улыбнулась, на красивом лице зрелой женщины не было ни одной морщинки, на вид она была немногим старше Мэй, как старшая сестра.

– Сколько вам лет? – спросил Максим.

– Мне уже семьдесят человеческих лет, пару месяцев не считается. Я киборг, поэтому мой возраст считается по-другому. Хорошо сохранилась, не правда ли? Мне самой очень нравится, – Кристина самодовольно улыбнулась, подмигнув Максиму, верно угадав интерес в его глазах. – Выбора не было. Если хочешь здесь остаться, то придется стать киборгом, тогда система примет тебя как своего. Есть разные уровни, у меня низший, для работников сферы обслуживания и образования. Тяжести таскать или ломать швеллера руками я не могу и не хочу. Побочным действием кибернизации человеческого тела является долгий срок жизни и сохранение приемлемого внешнего вида. Киборги стареют очень медленно, хоть я и киборг, но я в первую очередь женщина, и хочу быть красивой всегда.

– Простите, но почему вы остались? – спросил Максим.

– Максим, я не знаю, объяснял ли вам кто-то, но при переходе и обратном выходе всегда должен остаться кто-то один или больше, если захотят. Мы ждали выхода много лет, и я работала здесь, сначала как вольнонаемная. Система сама мне предложила полную ставку и кибернизацию тела. Не думайте, что никто не знает кто вы и откуда. Все кому надо знают, и это также заложено в системе. Честно говоря, я никогда не думала, что буду работать с детьми, но поработав здесь, я поняла, чего хочу на самом деле. Смешно, но для этого пришлось провалиться под землю, – она засмеялась и похлопала его по плечу. – Не надо так напрягаться. Никто не знает, сколько вам ждать, когда придет время, и вновь откроют портал. Это происходит постоянно, обмен идет редко, но идет. Больше я ничего не знаю.

– И вы никогда не жалели? – спросила Альфира.

– Жалела и очень, особенно скучала по солнцу. Но оно и здесь есть, просто вы его не видите, но чувствуете. Посмотрите внимательно на эти прожектора, в поселке тоже много таких. Они излучают не только свет и ИК-излучение, но и ультрафиолет, поэтому тревожность проходит. А семья мне была не нужна, хватило одного брака. В этом разрезе моей прошлой личности я была абсолютно свободна.

Максим переглянулся с дедом. Он хотел спросить, не поработал ли имплант с ее мозгом, но не знал, как подойти к этому вопросу. Дед покачал головой, делать этого не стоило. Кристина была и человеком, и больше не была человеком – это чувствовалось во взгляде, в манере двигаться и стоять, а особенно в коротких мгновениях зависания, когда она закрывала глаза, отдавая команду детям на площадке, и тут же заканчивалась ссора или начиналась другая игра, в которой участвовали в одной команде бывшие противники, готовые минуту назад начать драку.

– Это не ваш путь. Под землей остаются только одиночки, а вы, как показывает мой сканер, любите друг друга. Придется ждать, – Кристина по-доброму улыбнулась.

– Какой сканер? – с интересом спросил Максим.

– Сканер простой, он есть у каждого простого человека, вот только мы им не умеем пользоваться. Кибернизация в основном помогает использовать то, что у нас изначально заложено. Мы все чувствуем запахи, особенно сильно половое обоняние. Я – киборг, и могу бесстрастно оценивать эти запахи, так что я просто вас унюхала и проанализировала. Не очень романтично, да?

– Да нет, вполне в его духе, – ответила Альфира, бросив колкий взгляд на Максима, и когда она научилась так смотреть?

– Надо Альфу к вам на кухню устроить. У нас она столько блюд запрограммировала! – восторженно предложила Айна.

– Правда? Это было бы здорово, а то детям надоели стандартные варианты, а новых патчей давно не присылали. И Айна может поработать, у меня как раз две вакансии свободно.

– А сколько человек работает здесь? – спросил Максим, язык не повернулся назвать это питомником, что-то злое и несправедливое было в этом термине.

– В нашем питомнике положено пять штатных единиц: три киборга-воспитателя, один киборг на АХО и повар-программист. Повар сезонная работа, два раза в год отрабатывает новую схему и едет в другой питомник. Сейчас начнется завтрак, а вы пока разгрузитесь. Потом я все вам покажу. И да, не пугайтесь нашего старого киборга, он добрый и совершенно безобидный. Его на войне покалечило, дети его любят, он замещает помощника воспитателя, любит малышам страшные сказки рассказывать.

– Ого, у вас и сказки рассказывают. А я думал, все через имплант заливают, – поразился Максим.

– Все через имплант не зальешь, не надо делать из него монстра. С имплантом под землей жить гораздо проще и не так тоскливо. У меня самый простой, базовая внешняя надстройка над неокортексом, но пока тебе не поставили такой же, я не смогу объяснить и малой части того, что он дает.

– Честно говоря, мне нравится мой мозг древнего человека, – Максим почесал лоб, Альфира синхронно повторила за ним и рассмеялась.

– Вас это тоже ждет, не сомневайся, – Кристина загадочно улыбнулась. – Или ты думаешь, что обмен просто так ведется?

– А вы не боитесь все это нам рассказывать? – с тревогой спросила Альфира, посмотрев на колоколообразные ведра на столбах.

– Нет, не боюсь. Киборгов моего уровня не сканируют, да и имплант не собирает подобные данные. Бояться надо в полисе, а здесь мы почти что свободные.

– И дети? – с сомнением спросила Альфира.

– Дети в первую очередь. В питомнике им гораздо лучше, чем было бы дома с родителями, а главное они здесь свободные, насколько это возможно под землей, – Кристина ехидно улыбнулась, отбросив кибернизацию назад. – Сами увидите, если не поймете, Айна объяснит. Она все знает, пускай и не видит.

Кристина обняла девочку и расцеловала. Айна слегка покраснела, улыбаясь счастливой улыбкой.

40. Чужая кровь

Они его ждут. Боятся, он слышит, как учащается дыхание спецназовцев, как предает их мочевой пузырь, совсем чуть-чуть, они и не заметят, зато он унюхает. Он слышит все, чувствует запахи, зрение по сути и не нужно. Ветер доносит всю необходимую информацию, они ждут его с другой стороны, стоят на изготовке в позиции 23 схемы 85 ведения боя в туннелях. Он знает все схемы, видит приказы, перехватывая имплантом защищенный канал, выдавая себя на жалкие миллисекунды. У него нет оружия, только скорость, сила и точный расчет. Среди них три киборга, остальные солдаты. Ребят он трогать не будет, оглушит и все, а вот с киборгами разговор будет другой.

Они напряглись, волк видит ту же карту, что и они. С другой стороны туннеля движется электровоз с бочками. Сейчас посмотрим, что внутри этих ржавых канистр, если бы он мог смеяться, то злобно похихикал. Строй разбит, киборги офицеры путаются в командах, два солдата пущены вперед, чтобы развернуть автопоезд. Офицеры, фу, жалкие киборги второго уровня, не способные генерировать собственные команды. Такие сдохнут наверху, если им не скажут куда идти. Волк сделал глубокий вдох, бесшумно выдохнул, вот сейчас бы его заметили, датчики бы запеленговали высокую концентрацию ацетона. Тело приготовилось к бою, часть жировых запасов расщепилась, выдав ацетон в качестве видимых отходов, в крови кипит энергия. Пора!

Ничего не слышно, только сзади подул легкий ветер, потом удар и чернота. Второй удар, третий, четвертый – солдаты падали на пол, оглушенные мощным ударом в голову, с застывшим удивленным, еще совсем детским лицом. Сколько этим ребятам лет, а их уже поставили погибать против киборга седьмого уровня. Затрещали кости, и лопнула стальная штанга. Волк разорвал первого офицера, не дав ему шанса обернуться. Второй поливал коридор из автомата, все пули летели мимо, несколько угодили в автопоезд, продырявив бочки. Слава духам, в них оказалась вода с моющим раствором. Белая пена хлынула на пол, два солдата поскользнулись, выронив автоматы. Они пытались подняться, но падали, больно ударяясь о смазанный ПАВом пол. Чувство самосохранения подавило нестойкий долг, и они затихли, на полу, тем более что волк разорвал второго офицера, старательно уничтожая кибернизированный организм.

Волк застыл на месте, кто-то пытается взять контроль над ним на себя. Он чувствует, как команда высшего уровня штурмует его файервол, и через мгновение в голове шумит заклинание, и черный дух приказывает ему повиноваться. Волк идет на зов, глаза его остекленели, тело расслаблено, только густая кровь стекает из пасти, но он не в силах сплюнуть ее, продолжая чувствовать мерзкий вкус.

Из-за приоткрытых ворот выходит инспектор второго уровня, его сразу видно по погонам. Волк ждал его, определив как высшего киборга, но это к тому же, еще и мутант. Волк видит, как черный дух клокочет в этом жалком теле, как ликует и жаждет мщения. Он подходит к инспектору и ждет команды, ни позой, ни взглядом не выдавая себя. Жалкие мутанты, их так легко обмануть. Он не знает, что в волке живет другой дух, что он тоже мутант, но свободный, с собственной волей, разделенной между киборгом и духом, объединив в одно целое. Дух еле сдерживается, чтобы не пошутить, не выдать себя, и только опытный кибернизированный организм сдерживает его, надо выяснить, чего хочет этот мутант, перед тем, как разгрызть его тонкую шею. Наверное, он его сожрет. Пускай и противно, но он должен это сделать.

– Ты опоздал, ее здесь нет, – инспектор самодовольно усмехнулся. – Это я заманил тебя, и ты поможешь мне. Я хочу, чтобы ты нашел ее и помог бежать, а она найдет белую ведьму. Вот тебе координаты.

Волк не сдержался и оскалился, получив координаты лагеря, куда отправили Юлю. Он бы и так нашел ее по запаху, но так будет быстрее, а главное он вспомнил ее имя – Юля, похоже на правду, от этого инспектора немного пахнет ею. Внутри волка закипает ярость, дух рвется наружу, требуя мщения за нее. Инспектор отшатывается и хватается за пистолет. Волк откусывает кисть вместе с жалким оружием и валит его.

– Стой, стой! Ты должен мне подчиняться! – инспектор дико кричит, волк замирает на минуту, прижав лапой его грудь к полу, ребра начинают трещать, а инспектор кричать от боли. Волк считывает его имплант, врывается в долгосрочную память. Нет, он ее не насиловал, струсил.

– Ты никогда не вернешься домой! Ты останешься здесь навсегда! И она сдохнет здесь

Черный дух вырывается из тела киборга, пытаясь атаковать волка. Он влетает в его тело и вырывается наружу, разорванный на десятки лохмотьев. Дух внутри волка говорит, сначала тихо, волк с трудом разбирает слова. Черный дух кружится над ним, в бессильной злобе, а острый коготь старательно выводит на бетонном полу слова: «Вернись в свой мир, где жизни, смерти нет. Пусть пепел скроет память о тебе».

Последнее слово еще не дописано, а буквы уже разгораются, вырываясь из бетона. Последняя буква замыкает цепь заклинания, и оно огненным смерчем забирает черный дух в дальний угол. Взрыв, до волка долетает огненная стена, бьющееся в агонии тело киборга загорается, начинает вонять жареным мясом. Волк открывает глаза и смотрит на горящее тело под его лапой. «Medium rare», – думает волк, изобразив гаденькую усмешку.

Через час он был на тюремной аллее, так назывался этот безликий коридор с глухими камерами предварительного заключения разных категорий и несколько пыточных блоков. Он точно знал, где она была, и он знал, что ее здесь нет. Скаченная база инспектора и его ключи доступа открывали почти все двери, волка никто и не пытался остановить, люди снимали его на телефон и смеялись. «Как дети, глупые и беззащитные», – думал волк, пробегая мимо, сканируя каждого на память, просто так, чтобы было чем заполнить опустевший резервуар души.

– Ее здесь нет, ты, наверное, знаешь об этом, – к волку подошла девушка с невообразимой прической. Волк долго смотрел на нее, подбирая эпитет, но ничего кроме взрыва не выходило. – Вот, здесь она сидела.

Она открыла камеру, волк зарычал от гнева. Он видел, как живут другие, и эта убогость разъярила его, киборг еле сдержался, не разрешая духу внутри него разорвать и разломать все, что было в камере. Вещи не виноваты в жестокости людей.

– Когда найдешь ее, передай привет от Марты, – она грустно улыбнулась и с тоской посмотрела вдаль, будто бы перед ней был не безликий и бесконечный коридор, а бескрайняя и живая степь. – Меня и Розу скоро разжалуют в гномы, но мы не жалеем. Нас выселят из полиса в поселения ссыльных. Скажи ей, что мы больше не хотим никого сторожить, и верни ее домой.

За спиной у волка появилась вторая девушка, бледная, с недавно отстриженными волосами. Они обняли волка, не замечая запекшейся крови и смрада из его пасти, еще ощущавшей вкус и мерзость плохо прожаренного мяса. Но его не стошнило, можно привыкнуть, а потом и понравится, исходный организм робко заявлял о своих правах.

От пристани до лагеря было ровно 13562 шага. Счет помогал не сойти с ума от ужаса и жалости к себе. Довольно скоро скрылся жесткий свет пристани, и шеренга из ста двадцати трех человек погрузилась в кромешную тьму. Все, кроме Юли, шагали по счету импланта, слажено, как вымуштрованные солдаты или роботы. Кто-то уставал и начинал сбиваться, тогда весь строй притормаживал, и ближайшие подхватывали ослабевшего зека под руки, волоча дальше. Юле приходилось считать про себя, первые два километра она сбивалась, то отставая ото всех, то врезаясь в передний ряд. Но хуже всего была тишина и непроглядная тьма. Освещения по пути не было, оно и не требовалось. Под ногами хрустел песок, по звуку походивший на расколотый лед, дул противный холодный ветер, а потом наступала тягучая, давящая на уши тишина, и каждый сапог, раздавливавший песочный лед на макромолекулы, бил по ушам с такой силой, что искры из глаз сыпались, а затылок пульсировал не хуже отбойного молотка в руках молодого и веселого рабочего из Средней Азии. Юля сосредоточилась на шагах и пыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь рабочих стройки или дорожных рабочих не из Средней Азии, других, коренных, а не иммигрантов. В памяти проявилась мама, всегда пренебрежительно отзывавшаяся о людях другой национальности, и отец, поддакивающий по привычке. Вспомнился и Максим, любивший напоминать им о чарке тюркской крови в их роду, как перекашивалось лицо матери, и как она была в этот момент похожа на свою прабабку из перекрещенцев. Юля злилась, и это придавало ей сил, а еще оберег подкалывал, то обжигая, то холодя, когда она начинала плыть, уходя в автопилот, машинально передвигая онемевшие после железного ящика ноги.

Через 10282 шага они прошли первую линию ограждений, которых не было. На вышках светили ленивые прожектора, свет был рассеянным и сонным, как и заключенные. Это спасало глаза, после долгого периода темноты начинавшие постепенно привыкать к свету, но все равно первые пять минут глаза больно резало. Киборги-конвоиры не торопили, выжидая положенное по регламенту время адаптации, длившееся около получаса. Можно было присесть на холодную землю, бетонную площадку, посыпанную острым гравием, и передохнуть. Юля посидела немного и быстро встала, понимая, что может моментально уснуть даже на этой колкой и жесткой подстилке. Если бы не путанные воспоминания, старые обиды, злившие ее, она бы давно рухнула где-нибудь в черноте, наверное, навсегда бы там и осталась, замерзнув во сне.

Забора не было, только вышки каждые двадцать метров или около того, мерить шагами она не решилась, мало ли как воспримут это охранники. Заключенные расположились у ворот, которых тоже не было, но границы ощущались телом, давили на мышцы и кости, когда она подходила ближе, заставляли сердце учащенно биться. Она понимала, что с имплантом видна граница, а ей придется напрягать воображение, чтобы выстроить эту преграду для себя. Переходить за невидимую границу совершенно не хотелось, и дело было даже не в подсказках оберега, больно коловшего ее при первой же подобной мысли, хватало боли во всем теле и накатывающей паники. Были бы здесь Максим и Илья, они бы точно объяснили.

Прозвучала команда в импланте, Юля не среагировала и оказалась в середине шеренги. Так она дошагала до лагеря. По пути она насчитала еще два защитных контура, которые они прошли без остановок. Свет нарастал постепенно, в лагере света было с избытком, можно рассмотреть каждую пылинку на идеально вымытом плацу. Лагерь больше напоминал склад или сильно расширившийся гаражный кооператив, только гаражи стали шире и в десятки раз длиннее. Две или три улицы, как считать и что считать улицей, ночь, в лагере никого, кроме Беовульфов, с интересом рассматривавших новеньких. Длинные здания были одинаковыми, простые и без излишков, как и все под землей. Юля никак не могла вспомнить их название, перед глазами все время появлялся улыбающийся негр, он вроде был не так давно президентом США. Юля решила, что у нее бред от усталости. Пока заключенные, повинуясь командам, поступающим в имплант, расходились по зданиям, она оглядывалась, проверяла вещмешок, хорошо еще, что не заставили раздеваться и не шмонали вещи. Куски недочитанной книги складывались в картину неизбежности, и она ждала чего-то подобного, но киборги вели себя подчеркнуто вежливо, помогая сориентироваться тем, кто потерялся.

Она осталась одна, скрылись и охранники. Задул жесткий холодный ветер, лицо покрывалось изморозью, как не пыталась она спрятаться в воротник. Сунув в рот пару кусков сушенного мяса или что-то подобного, нечего было об этом и думать, она покорно ждала. Бежать некуда, идти в ближайшее здание тоже смысла не было, двери открывались автоматически, а метки у нее нет. Захотелось пить, она попила из полузамерзшего пакета, и организм потребовал сатисфакции, грозя опозориться в любую секунду.

– Эй! А я? Дайте хоть в туалет сходить! – закричала Юля осипшим голосом, таким разговаривали по утру одноклассницы, проводившие ночь на дискотеках и вписках.

– Не кричите, по вам решение еще не получено. Ответственный следователь выведен из строя, поэтому ваше дело передано другому. Он пока разбирается, чтобы определить уровень барака, – сказал выбежавший из ближайшего барака Беовульф и, как послушная собака, сел рядом, с интересом смотря на нее.

– А, так это барак, – Юля посмотрела на длинные здания, вновь появился чернокожий президент, и все сошлось. – Да уж, схожу с ума. А в туалет можно, а то я скоро взорвусь.

– Придется подождать. Вход в чужой барак строго запрещен, а других туалетов в лагере нет. Можете размяться, если вам это поможет.

– Ну, спасибо. Хоть так, – Юля вздохнула и стала разминаться.

Ей стало жарко, и очень хотелось есть, но делать этого было нельзя. Киборг пошел вперед по улице к дальним баракам, Юля пошла за ним. Команды не требовалось, базовые человеческий мозг способен сам разобраться в такой простой ситуации. Ее барак оказался на самом краю, огороженный невидимым забором, вышки стояли каждые десять метров. Юля присвистнула, чувствуя тревогу и глупую ироничную гордость, как же они ее боятся.

– Это ваш барак. Распорядок дня изучите сами, спрашивайте у соседей. После завтрака вас поведут на работу, пока вы не распределены. Займите свободную койку и попробуйте отдохнуть.

– Хорошо, попробую, – Юля вздохнула и пожала плечами.

Дверь открылась без метки, она здесь и не нужна была, сюда вряд ли кто-то забредет по доброй воле. В нос ударила вонь старой бани и грязного туалета. По периметру потолка светили тусклые диодные ленты, выполнявшие роль дежурного освещения. После яркого света снаружи не было видно ничего, кроме этого тусклого свечения. Юля вздыхала и думала, почему в лагере такой яркий свет, если бежать никто не будет, а эти киборги прекрасно видят в темноте. Сложив вещмешок и куртку у двери, она пошла искать туалет.

Все оказалось не так страшно, просто вонь не смывалась, въевшись в стены и пол. Вернувшись, Юля увидела высокую и очень худую девушку, рывшуюся в ее вещмешке. Роба висела на ней, девушка состояла из одних костей, черные волосы небрежно убраны в хвост, она больше напоминала больного зверя, чем человека. Особенно ее глаза, горевшие то красным, то черным пламенем.

– Эй, не трогай мои вещи! – грозно сказала Юля, девушка подняла на нее взгляд и засмеялась глухим каркающим смехом. Потом демонстративно запихнула в рот пригоршню сушеного мяса и зачавкала.

– Девочка, отдай ей все. Это Йока, она зараженная, в ней черный дух. Она все равно скоро сдохнет, не зли ее, – послышался совет с ближайших нар. Голос сильно напомнил Юле классного руководителя, и все внутри нее взбунтовалось.

– Вот еще, отдай! Это мое! – Юля отобрала у девушки вещмешок и отошла на три шага в сторону.

Девушка поднялась с корточек и уставилась черными глазами на Юлю. Пожалуй, она красивая, если бы не болезненная худоба и лихорадочный блеск в глазах. Кто-то включил свет, ожидая представления. Барак просыпался, Юля слышала, как делают ставки, за сколько ее Йока убьет.

– Отдай – это мое! – передразнила ее Йока низким голосом. – Я сожру твое сердце!

В левой руке блеснул кусок стекла, Йока бросилась на Юлю, желая резануть по горлу. Оберег молчал, Юля и так знала, что делать. Хватило одного удара правой в скулу. Йока упала навзничь и зарыдала. Что-то липкое и горячее было на кулаке, Юля машинально слизнула, думая, что это ее кровь, что у нее опять лопнула кожа после удара. Но это была кровь девушки, горькая и жутко соленая, чужая кровь. Юлю затошнило, ее чуть не вырвало прямо здесь, с трудом сдержавшись, она заставила себя успокоиться. А еще ей стало до боли в сердце жаль девушку, лежавшую на полу и рыдавшую глухим слабым клокотанием, такую жалкую и беззащитную на самом деле.

– Эй, девочка! Ты что? Она же хотела тебя убить! Она одержимая, ее заразили, не трогай ее! – заверещали голоса классного руководителя со всех сторон.

– Заткнитесь вы! Она просто хотела есть! – прикрикнула на них Юля и помогла Йоке встать. – Давай ты больше не будешь драться, хорошо?

– Прости, я не выдержала, – девушка закрыла лицо руками и стала падать. Юля подхватила ее и огляделась.

– Где ее койка?

– Здесь нары, девочка, – засмеялись все. – В самом конце, там и себе подстилку найдешь.

– Ну и уроды, – буркнула Юля и, подобрав вещмешок с курткой, повела Йоку в самый конец.

Здесь и правда было много свободного места, никто не хотел ложиться рядом с зараженной, поэтому образовалась отдельная комната без стен на восемь нар.

– Я Юля.

– Я Йока. Прости, я не хотела тебя убивать. Они все думают, что я зло, – Йока вздохнула и посмотрела на Юлю красными глазами без зрачков и белка, будто бы сделанными из горящего красного стекла. – И это правда, во мне черный дух, но он добрее и справедливее, чем все эти предатели.

– Ясно. Тебе нельзя много есть, вот, лучше поешь пока это по чуть-чуть, – Юля достала пакет с водой и немного хлеба с кусочком сушеного мяса. – Только не глотай, а жуй хорошо.

– Ты мне даешь свою еду? – удивилась Йока, с сомнением и недоверием посмотрев на Юлю. Красные глаза стали черными, и это было даже красиво, ей определенно шло, хоть и жутко смотрелось.