Текст книги "Никому и никогда (СИ)"

Автор книги: Loafer83

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

– Тогда нечего беспокоиться – мы уже в нее попались.

Илья вошел, интуитивно нащупав выключатель слева от двери. Выключатель оказался на редкость тугой, массивный, поворотный тумблер, какие можно было бы увидеть разве что в кино или музее развития промышленности. Что-то заискрило, загудело, и вспыхнул свет, разом ослепив всех. Небольшая лампа в сто ватт с трудом освещала длинное помещение, заставленное двухъярусными нарами вдоль стен, но даже этого тусклого света, пробиравшегося сквозь заросший черной пылью плафон, было невыносимо много. Когда глаза немного привыкли, они осмотрелись, найдя в самом конце металлические шкафы, выкрашенные безликой серой краской. Все здесь было серых оттенков, ни одного яркого пятнышка, но, что было еще удивительнее, здесь не так сильно воняло, и можно снять на время респиратор, подышать свободно.

– Тут и отдохнем, – решил Илья, выбрав ближайшие нары, где на первый взгляд было чище покрывало.

Юля кивнула и устало села. Она совсем забыла, что в это время должна была спать, и усталость насмешливо напоминала о себе, ударив дурнотой и свинцовой болью в голову. Дрон улетел на разведку, Илья забрал у нее респиратор, придирчиво осмотрел и дал новый. Какой же он был белый, по сравнению со старым, ставшим грязно-серым. Она следила за Ильей, который доставал из бездонного рюкзака влажные салфетки, бутылки с водой и контейнер с бутербродами. Юля улыбалась ему, а он смущался, бледнел, как обычно, начиная суетиться, боясь что-то не сделать или сделать не так. Она думала о том, что Илья совсем не изменился, все такой же дотошный, не без занудства, рассудительный и надежный, а еще добрый, не то, что она. А разве она сама не изменилась? Юля попыталась это обдумать, но головная боль отбросила все попытки далеко назад, не время, да и не зачем об этом думать. Конечно, изменилась, стала еще злее, а разве она злая? Юля вопросительно посмотрела на него, пытаясь без слов узнать, злая ли она.

– Дай руки, – Илья вытер ее ладони и пальцы салфеткой, ухаживая за ней, как за маленькой девочкой. Она не злилась, не сопротивлялась, как обычно, желая в каждом слове, в каждом действии доказать всем, что она может все сама. Или доказать себе? Илья вложил в руку бутылку воды. – Много не пей, три небольших глотка, потом посиди.

– Хорошо, – Юля кивнула и посмотрела на Арнольда. – А ему ты воды не взял?

– Нет, он напился перед походом. Я с ним договорился.

В подтверждение его слов Арнольд демонстративно отвернулся от воды и бутербродов. Юля засмеялась, как ей показалось слишком громко, и зажала рукой рот. Илья сел рядом, немного попил и стал жевать бутерброд с сыром и колбасой, между которыми красиво спрятался листик салата. Острая горчица вместо масла на поджаренном хлебе, немного свежемолотого перца или это подземелье и темнота расшевелили голод внутри Юли, и она съела разом три бутерброда. Илья с трудом дожевал один.

– Я такая обжора! – весело воскликнула Юля, ей больше не хотелось прятаться, если бы их ждали, то точно знают, где они и что делают.

– Я знаю. Вот, положи к себе на всякий случай, – Илья высыпал из рюкзака козинаки и энергетические батончики.

– Зачем?

– Не знаю, просто сделай, как я прошу и все. Я думаю, что так будет правильно.

– Ладно, как скажешь. Но я же их все съем, и тебе не достанется! – для пущей убедительности она показала ему язык.

Илья рассмеялся и повел уставшими плечами, все же рюкзак был тяжелым, и она заметила, что он устал.

– Интересно, очень интересно, – Илья следил за маршрутом дрона, то и дело переключаясь на ИК-камеру. – Похоже, пути назад нет.

– Как это? – удивилась Юля, не ощутив ни капли тревоги, какая-то она стала спокойная, наверное, действительно надо было поесть.

– Видишь, вот наш старый маршрут. Так мы шли, а вот наш робот. Этих коридоров больше нет, они уходят в другую сторону и, по-моему, они гораздо длиннее. Мы столько не могли пройти. Все же мы двигались медленно, наша средняя скорость два с половиной километра в час, и это еще довольно быстро, мы нигде не стояли.

– Хм, раз здесь есть электричество, значит, мы не пропадем.

– В целом да. Тут даже розетка есть, можно пока аккумуляторы подзарядить, – Илья поставил планшет и телефон на зарядку. У него были еще запасные, массивный блок, оттягивающий лямки рюкзака.

Юля пожала плечами и достала свой телефон. Связи не было, да и какая тут может быть связь на такой глубине в бетонном мешке? Судя по интерьеру и розеткам с тумблером думать о ретрансляторах было бессмысленно. Юля поморщилась, недовольно взглянув на Илью – это из-за него она стала заумно думать, раньше бы ей это все в голову не пришло, бесилась бы, как и все, от того, что нет связи. Она выключила телефон.

– Ого! Максим к сети подключился! – Илья аж подпрыгнул на месте.

– Чего-чего? – Юля нахмурилась.

– Вот, смотри, – он показал лог-файл, Юля помотала головой. – Короче, мы с ним договорились, что когда пойдем вниз, то у нас будет общий доступ к моему дрону. Он и Леха взяли простой клиент, программа такая, полувоенная. Допилили его за вечер под мое ПО. Блин, проще говоря, я скинул ему ссылку на локальную сеть, ее сам дрон создает. И он подключился к ней, значит, он где-то рядом с дроном!

– Так ты что, сказал Максиму, куда мы пошли? – Юля хотела было стукнуть его, но сдержалась. – Извини, ты прав. Я сейчас понимаю, как все по-дурацки получилось. А он знает, где мы?

– Пока нет, мы можем только текстом обмениваться, проц у дрона слабый.

– Мне бы такое никогда в голову не пришло, – вздохнула Юля. – Не повезет твоей жене, будет все время чувствовать себя рядом с тобой дурой.

– Значит, не женюсь никогда, – хмыкнул Илья.

– Ну-ну, это мы еще посмотрим, – злобно прошептала Юля.

– Что ты сказала?

– Да так, проворчала что-то, не бери в голову.

Илья хотел еще что-то спросить, но не успел. В коридоре вспыхнул свет, и послышались тяжелые шаги, будто бы кто-то шел в чугунных сапогах и волочил за собой шестипудовую гирю на цепи. Сначала они слышали, что это шагает человек, тяжело передвигая ноги, с трудом подтягивая цепь, но потом резко, неожиданно нечто обретало четыре лапы и быстро громыхало к ним, играючи волоча гирю. Илья вскочил и схватился за молоток. Юля распихала батончики по карманам, она и забыла, что на толстовке были карманы с молнией. Рука нащупала монтировку, она хотела было встать рядом с Ильей, но он жестом отодвинул ее назад, а Арнольд показал зубы и еле слышно заворчал. Они приготовились биться за нее, она немного испугалась взгляда Ильи, брошенного через плечо. Он был совсем другой, глаза почернели, и ей показалось, что какая-то тень вошла в него через макушку, раскрывая заросший с младенчества родник, доисторический рудимент, где когда-то был глаз, первый глаз прародителя млекопитающих. И какая только глупость не лезет в голову, она вспомнила его шутки про третий глаз, что его всегда не там ищут, и стало спокойнее, а руки превратились в железную арматуру, пальцы надежно сжимали холодную рифленую сталь, готовясь нанести упреждающий удар.

В дверном проеме показалась девушка в кандалах. На ногах и руках висели ржавые цепи, ступни были обуты в железные башмаки, и к левой ноге прицепили железный шар. Девушка была обернута в серое полотно, похожее на саван, с грязной от запекшейся крови головы, лишенной волос, уродливо смотрели на них жуткие шрамы. Она не улыбалась, умные карие глаза смотрели на Илью и Юлю с сожалением, но без жалости.

– Ты все-таки пришла к нам, – прошептала девушка. Звук ее голоса напоминал затертую пластинку, будто бы кто-то вместо иглы насадил на головку ржавый гвоздь. – Я тебе показала, куда ты попадешь отсюда. Ты не сможешь убежать, брось эту железку, она тебе не поможет.

Юля вдруг почувствовала, что кто-то схватил ее за руку и вырвал монтировку. Инструмент отбросили в сторону, и он жалобно зазвенел на бетонном полу.

– Если в тебе и есть сила, то она не в оружии. Оружие тебя убьет. Я могу и не советовать тебе, но мне хочется, чтобы мы сражались честно. Ты единственная, кто зашел так далеко, не зря он в тебя верит.

Девушка засмеялась, и от ее смеха стало холодно, Арнольд зарычал, приготовился к прыжку. Девушка с интересом посмотрела на пса и Илью, сделавшего шаг вперед, вставая в позицию для удара. Как бы ни была она слаба и беззащитна на вид, ни у Юли, ни у Ильи не было сомнений, что перед ними враг, сильный и жестокий. Они видели это в ее глазах, в самодовольной усмешке красивых губ, немного приоткрытых, чтобы были видны длинные мощные клыки.

– Ты тоже сделал свой выбор. Твоя любовь сильнее, чем я думал, – девушка засмеялась и зарычала низким жутким голосом. – Вы еще не знаете, с кем вступили в бой! Он не сказал вам, он и не имел права сказать об этом. Ты не поняла, когда я убил твоего отца, ты должна была понять и отступить!

Девушка обнажила звериные зубы, глаза почернели, как и лицо. Она менялась, что-то внутри нее рвалось наружу, сдерживаемое телом, саваном и цепями.

– Смотри, смотри на меня! – ревела девушка, красивое лицо исказилось чистой ненавистью. – Смотри, смотри, как она умирала, как ты умрешь!

Девушка раскрыла саван, отбросив его в сторону. Ткань моментально сгорела в воздухе, черным пеплом зависнув над полом. На одно мгновение она стала вновь живой и красивой, с чуть вьющимися распущенными волосами, веселыми карими глазами и улыбкой. Илья опешил, опустив молоток при виде красивой обнаженной девушки, Арнольд заскулил.

Юля не хотела этого видеть, она пыталась закрыть глаза, поднять руки, прикрыть лицо, отвернуться, но ступор сковал ее, и она смотрела, смотрела, не мигая, проживая каждую секунду так долго, что нервы рвались на лоскуты. Девушка вырывала волосы, точнее это делал кто-то, кто-то другой, кого не было видно, с удовольствием садиста скальпируя ее. Потом он резал ее, долго, с наслаждением. Крик Сабины стоял у них в голове, парализуя, выпивая все силы до капли.

Юля не поняла, как все вокруг исчезло, как они очутились в абсолютном черном ничто, но в котором было видно все. Девушка, изрезанная и мертвая, протянула к ним руки и разорвалась на части, а из нее, громыхая кандалами и гирей, вырвалось черное чудовище, бросившееся на Илью и Арнольда. Юля рвалась к ним, желая защитить, понимая, как она слаба и беспомощна. Она с ужасом смотрела, как Илья и Арнольд бьются с этим чудовищем, так похожим на ее ночные кошмары, которые она никогда не могла толком описать, и только Альфира из сбивчивых рассказов рисовало что-то похожее, настолько мерзкое и отвратительное, что не подходило даже для компьютерной игры.

«Альфа! Альфа! Беги отсюда!» – вспыхнул в ее голове крик, она поняла, что Альфира здесь вместе с Максимом, но они и не здесь, но как это может быть! И как может Илья так долго биться с этим чудищем, как поломанный и разорванный Арнольд раз за разом бросается в атаку, он же уже мертвый, и Илья уже мертвый – они все мертвы, все, все!

Юля закричала, упав на колени и зажав уши ладонями. От ее крика задрожало пространство, яркий неистовый свет вырвался из ее глаз, изо рта, из сердца, ударив плазменным потоком, накрывая, уничтожая их всех, все вокруг, кроме нее. Силы покинули ее, и Юля упала на пол, потеряв сознание.

– Это здесь? – Альфира с сомнением посмотрела на угловой подъезд.

– Здесь, Илья показывал мне. Видишь, дом состоит из двух частей: правая более старая, а левая немного другая.

– По-моему, все одинаковое, – пожала плечами Альфира. – А это печная труба?

Она показала на прямоугольный дымоотвод, выложенный из красного кирпича. Максим кивнул, она посмотрела на ночной силуэт дома, и правда, будто бы он состоял из двух разных частей, намертво соединенных по воле архитектора– новатора. Максим подошел к двери и наугад набрал квартиру.

– Кто это еще?! – возмущенно проскрипел голос немолодой женщины.

– Полиция, откройте! – рявкнул Максим, Альфира дернулась и ойкнула от неожиданности.

– Какая еще полиция? Что, у вас своих ключей нет? – недоверчиво спросила женщина.

– Открывай, я сказал! А то к тебе первой поднимусь, квартира 79!

Домофон запищал, на другом конце поспешно бросили трубку. В подъезде слышались торопливые звуки, кто-то открывал бесчисленные запоры. Максим для убедительности топнул ногой и крикнул что-то неразборчивое. Дверь наверху быстро закрылась, замки завращались в обратную сторону.

– Так, замок открыт, – Максим снял замок и повесил на петлю. Он покачал головой, оглядывая длинное белое платье Альфиры, сам тоже был не особо готов, белая рубашка и серые брюки не очень подходили для лазанья в подвал.

– Идем, – уверенно сказала Альфира, подтянув полы платья, каким-то чудным для Максима способом зафиксировав их так, чтобы открыть ноги почти до коленей. Альфира довольно хмыкнула, слегка зардевшись, она и забыла, что ноги опять пошли красными пятнами, пускай, и разглядеть их в слабом освещении было почти невозможно.

Максим пошел первым, освещая путь фонариком телефона. Хорошо, что он всегда заряжал телефон при первом удобном случае, нося зарядку и провод в узкой сумке, в которой был паспорт, ключи и все карточки с телефоном – вся жизнь человека, как называл это Леха, таскавший с собой еще старый потертый рюкзак с ноутбуком и планшетом. Мусор хрустел под ногами. Максим показал Альфире, что кто-то явно разгребал его совсем недавно, она и не сомневалась, что Юля с Ильей были здесь, уловив в этой пыли и надвигающемся смраде аромат острых японских духов, которые она подарила Юле, которая ленилась душиться или краситься, как и Альфира, поэтому после стирки опрыскивала футболки духами, в ту же секунду забыв об этом.

– Ну и вонища! – Альфира замотала нос платком и протянула Максиму свою кофту. Он поколебался, но намотал ее на лицо, как маску. Дышать, и правда, стало легче, давил только вкус духов и крема, но в любом случае это было гораздо лучше, чем вонища из подвала. – Там, похоже, кто-то гниет. Я знаю этот запах, отец как-то водил меня на скотобойню, я потом неделю спать не могла.

– А сколько тебе было лет? – спросил Максим, нахмурившись.

– Семь или восемь. Это еще до переезда было, мы тогда жили недалеко от Уфы, там еще мясокомбинат был рядом, отец и мама там работали.

– Странные методы воспитания.

– Наверное, я же тогда не понимала. Когда мне было шесть лет, меня заставили ощипать и разделать курицу, которой только что отрубили башку. Я потом долго не разговаривала, меня даже к психиатру водили.

Максим выругался, Она вздохнула и игриво толкнула его плечом. Быстро пройдя все помещения, словно в этой темноте не могло быть никакой опасности, они вошли в бомбоубежище. Максим долго осматривал стены и вскоре нашел блок выключателей. Резко вспыхнул свет, зажужжали газоразрядные лампы. Здесь когда-то делали ремонт, стены не особо грязные, крашеные непонятным сине-зеленым цветом, комнаты открыты, в них навален какой-то мусор, виднелась даже старая мебель, и чем дальше они шли, тем сильнее становилась вонь. Внезапно свет погас, а фонарик телефона утонул в кромешной тьме. Максиму показалось, что он выключился, но экран старался, отдавая без остатка все люмены.

– Началось, – только и успел сказать Максим, как впереди что-то зарычало, потом заухало и заклокотало, как будто в болото попалась добыча, и трясина с жадностью всасывает в себя обреченное живое тело.

– Подержи, – голос Альфиры грозно прозвучал в этом ужасающем звуке, и нечто впереди на секунду замерло, издав тут же душераздирающий крик. Послышался грохот чугунных наковален, словно кто-то отлитый из черной стали шел к ним, еле волоча ноги, а сколько их было, две, четыре, шесть или восемь? Максим сбился со счету, слегка оглохнув от ударов наковален об бетонный пол. Альфира достала блокнот и стала писать на нем заклинание. Максим видел, как в темноте ярко разгораются иероглифы, как чудовище впереди пытается скорее добраться до них, как оно спотыкается, и вот уже слышна вонь из его пасти, но почему-то совсем нет страха. Альфира писала, не торопясь, шепотом проговаривая каждое слово. Закончив, она кивнула ему, Максим достал зажигалку, старая привычка бывшего курильщика таскать с собой зажигалку, и поджег листок с горящими иероглифами.

Пламя вспыхнуло и смерчем бросилось вперед, высветив нечто, скованное цепями, с чугунными колодами на каждой лапе. Две отвратительные морды, похожие на смесь стаффорда и древнего ящера, бешеные глаза, полные чистой ненависти, свалявшаяся вонючая шерсть и поток гнили из пастей. Пламя окутало его, сжимая до бесконечно малой точки, суживая пространство, сворачивая его в ничто. От этого потянуло вниз живот, и их затошнило. Точка взорвалась, и Максима с Альфирой накрыла волна горячего пепла, прилипавшего к лицу, залезавшего в глаза, но удивительно, после него воздух стал чище, исчезла жуткая вонь, остались лишь привычные запахи подвала и резины.

– Вот дура, про пепельницу забыла! – воскликнула Альфира, отплевываясь.

– Если бы все были такими дурами, жизнь бы стала невыносимой, – усмехнулся Максим.

– Почему? – Альфира хлопала близорукими глазами, смахивая жирный пепел с очков, получалось плохо, он размазывался, как грязная смазка.

– Нет ничего страшнее, чем жить в окружении слишком умных женщин. Они так скоро смекнут, что мужчины им и не нужны.

– Тогда все вымрут.

– Туда нам и дорога, – пожал плечами Максим. – Помнишь, что мы сами кузнецы своей судьбы, где и кем мы рождаемся не в нашей воле, а вот все испортить мы можем, вообще без проблем.

– Это да, – она очистила очки и огляделась. Странно. Они были в другом месте, откуда здесь этот длинный коридор, и что это за жужжание впереди. – Ты слышишь?

– Что-то слышу, что-то к нам летит. Вот только не вижу, света мало, – Максим отключил фонарик, в коридоре тускло горело аварийное освещение, все лучше, чем до этого. Он взглянул на сообщения и радостно вскрикнул. – Илюхин дрон к нам летит! Видишь, он нас первый нашел и прислал сообщение!

Альфира посмотрела в экран, увидев плотный лог-файл с непонятными цифрами и командами. Взгляд не сразу выделил сообщение от SUPERCOTER 1.2: «Hello Max!». Вскоре звук стал громче, и можно было увидеть черную тень, летевшую к ним.

– А ты можешь с ними связаться?

– Пытаюсь, но что-то сообщения не доходят, – Максим листал лог. – Очень странно, сопряжение с Ильей есть, но сообщения теряются.

– Чего есть? – переспросила Альфира.

– Короче, дрон видит его в сети, но ответа нет. Может они нас в камеру увидят.

Когда дрон подлетел, они помахали ему, Альфира жестами что-то сообщала Юле, дрон мигал красной лампочкой, подтверждая, что передает данные.

– А вот теперь обрыв. Они слишком далеко. Интересно, зачем они пустили его сюда, я вижу команду Ильи, но это было полчаса назад. Неужели они так далеко ушли.

– Куда ушли? Мы вообще где? – спросила Альфира, и вдруг мир ожил, послышался шум поезда метро за стенкой, запахло креозотом и ржавчиной. – Мы что, в метро пришли уже?

– Вряд ли, так быстро не могли, – с сомнением ответил Максим.

Он взял управление на себя и посадил дрон. Робот отключился, Альфире показалось, что тихо вздохнул. Максим взял дрон в руки, и они пошли вперед. Дойдя до поворота, ему в голову пришла последняя разумная мысль, затерявшаяся в непонятной уверенности и глупом бесстрашии: «Они еще успеют вернуться!». Из ближайшего помещения, скрытого безликой серой дверью, выскочили два человека в серых робах. Они затащили его и Альфиру внутрь, зажав рот ладонью, сдерживая первый крик. Альфира не испугалась, отчего-то понимая, что это не враги. Ее держала сильная женщина, немногим выше ее, от ладони пахло знакомой едой, чем-то жареным на дешевом маргарине, как у далекой двоюродной бабушки в деревне, не желавшей менять старых привычек, ограничивающей себя во всем ради бессмысленных накоплений на похороны. Максим не дергался, крепко держа дрон, обдумывая произошедшее: «Раз сразу не побили, то нечего пока боятся». В подтверждении его догадки оберег загорелся, просветив ткань платье теплым черным светом.

– Тише, не говорите ничего, – прошептал мужчина и отпустил Максима. – Оставайтесь здесь и не выходите, пока мы не вернемся.

Женщина отпустила Альфиру, и доброжелательно погладила ее по плечам. Альфира улыбалась, смотря в глаза немолодой женщине, никогда не знавшей косметики или других средств ухода. Немного серое и измученное лицо, серые глаза и такие же бесцветные волосы, только улыбка раскрашивала тень ее лица, делая немного красивой. На них была мешковатая серая роба, подшитая по фигуре, тяжелые черные ботинки, под ногтями грязь. У мужчины два ногтя были вырваны на левой руке, а мизинец обрублен до одной фаланги.

Максим и Альфира кивнули, что поняли. Женщина еще раз улыбнулась и показала на тюки с ветошью в дальнем углу. Вся комната была завалена железками, металлическими коробами и бочками, из которых начинало выливаться машинное масло, растекаясь желто-коричневой лужей по полу. Они покорно ушли в дальний угол и сели на мешки. Перед уходом люди в серой робе выключили свет, Альфира сжала руку Максима, но страшно не было, как не было и удивления. Максим хмурился, не отпуская дрон, и Альфира слегка ущипнула его за руку.

– Да, попали, – заключил Максим. – Ты не боишься?

– Неа.

– А я вот что-то побаиваюсь. Что-то мне все это напоминает.

– Скоро узнаем, – Альфира зевнула и, заставив его положить дрон на пол, устроилась головой у него на коленях.

– Я вот думаю, а ты спишь. Ну спи, – он погладил ее и вздохнул, чувствуя острую боль в сердце, строя разные сценарии, куда попала Юля с Ильей, не находя ни одного хорошего. Альфира права, надо спать, неизвестно, когда еще доведется отдохнуть. Хорошо, что она не запаниковала, а то бы и он скатился в панику, все же Альфа его сильнее, получается так.

24. Серия

В кабинете следователя оказалось на удивление уютно, и это несмотря на серую безликую мебель, два несгораемых шкафа, массивный потертый сейф и старые жалюзи. Кондиционер работал прилежно, из щели в окне подтягивался свежий выхлоп центра Москвы и шум машин. Мэй сидела на стуле, ожидая следователя, и не могла понять, почему ей здесь так спокойно. То, что ее вызвали повесткой к следователю, совсем не удивляло, она ждала чего-то подобного, особенно после того, как Юля и Альфира пропали. Наверное, в этом кабинете не было застойного воздуха, впитавшего в себя страхи и боль сотен людей: просто кабинет, просто мебель, и она, не подозреваемый, а свидетель.

Вошел следователь и энергично сел за стол. Застучали клавиши, он внимательно смотрел в монитор, Мэй видела, как его карие глаза пробегают сверху вниз, по диагонали прочитывая документы. Следователь был не молод, вполне сошел бы за ее отца или папика, от этой мысли ей стало даже смешно, и она не сдержала легкой ухмылки. Он и правда был немного похож на такого любителя «свежего мяса»: лысоват, с круглым брюшком, но не уродлив, не хватало нормального костюма и цепи на шее, китель следователя не подходил к этому образу. Все портил внимательный взгляд и присутствие интеллекта на лице. Он заметил, что она его разглядывает, нахмурился и поморщился.

Зашуршал принтер, он потянулся и на ходу вырвал лист, запечатанный мелким шрифтом. Взяв маркер, он долго выделял желтым куски предложений и целые абзацы.

– Вот, прочтите это. Я выделил главное в этом бессвязном бреду. Если отбросить всю мистику, то бред получается не такой уж и бред.

– Это допрос Алисы?

– Да, уже из стационара. Я провел вчера повторный допрос, но результат тот же. Девушке нужна помощь, она много перенесла, но все же она не сумасшедшая. Так мне кажется, психиатрам, конечно, виднее.

Мэй пробежалась по тексту, понимая, почему он выделил именно эти предложения. Получалась довольно полная картина преступления, препараты работали, и Алиса смогла лучше сформулировать, точнее описать. Мэй стало плохо, она подумала, что девочки попали в ту же западню, что над ними также издеваются, и даже вера в оберег или талисман, она так и не решила, что дала Юле и Альфире, не могла заглушить нарастающей тревоги, переходящей в немую панику.

– Вы что-то знаете. Я вижу это по вашему лицу, Мэй. Попробуйте рассказать мне и не бойтесь, что я не пойму.

– Это сложно, – Мэй отложила лист влево, стараясь не глядеть на него, но глаза постоянно возвращались к тексту. – Как Алиса? К ней можно?

– Алиса плохо, не буду скрывать. Ее лечат, а ходить к ней не надо. Девушка и так всего боится, а лишние воспоминания сыграют в отрицательную сторону. Ее сестра там же, но в отделении неврозов, так что лечатся на пару. К ним не пускают даже родителей, что и понятно.

– Почему? – машинально спросила Мэй, уже зная ответ.

– Да потому, что родительская любовь, если можно ее так назвать, способна человека на грани довести до самого конца, а то и слегка подтолкнуть. Мне кажется, вы понимаете, о чем я. Не буду скрывать, что навел о вас справки.

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Пока нет, но я не вправе исключать ничего, как бы вы не были мне симпатичны. У меня в сейфе много дел, есть и заявления на вас от родителей Юлии и Альфиры, понимаете, о ком я говорю?

– Да, понимаю. Я сама написала заявление в полицию, когда они не пришли на работу. Девочки ответственные, и мы подружились. Они бы сообщили, предупредили об этом, тем более мы договаривались накануне.

– Понимаю, но для родителей проще обвинить вас. Мы должны проверить, хотя вас проверять нечего, вы всю жизнь проводите на работе или в разъездах по поставщикам и фермам. А еще спите в машине, так что для тайных дел у вас времени просто нет, если, конечно, нет сообщника.

– Ого, вы обо мне все знаете, – Мэй вздохнула, ей стало грустно. Как легко и точно в нескольких словах он описал всю ее жизнь.

– Проверим, установим, найдем и накажем. Вам переживать не о чем.

– Я не о себе, я о девочках беспокоюсь. Как вы думаете, Сабина жива? Где могут быть Юля и Альфира?

– Девочки могут быть где угодно. Они молодые, сейчас школьные каникулы, могли и застрять на какой-нибудь вписке, или как там ее называют сейчас.

– Не знаю, все это было уже после меня. Я не верю, что они могли уйти на вечеринки. У Юли убили близкого человека, и вчера мы устроили поминки. Я сама отвела Юлю и Альфиру домой, они не могли, точно не могли. Они слишком перенервничали и им было плохо, особенно Юле. Знаете, у нее есть особенность: она, когда сильно устает или нервничает, может лечь спать в любом месте, и не разбудишь, пока не выспится. Альфира тоже была немного не в себе, да мы все были не в себе. Вы знаете, за что убили Олега Николаевича?

– Не знаю, но дело об его убийстве я тоже взял себе. Вы можете подумать, что я слегка с приветом, но все, что произошло в Лужниках, вполне вписывается в тот бред, что рассказывает нам Алиса, – он показал пальцем на лист бумаги. – Это не полная расшифровка допроса, но как-то все крутится вокруг чего-то одного, вот только я понять не могу вокруг чего.

– Вокруг моего ресторана?

– Нет, самое простое объединить все по локации. Наверное, так бы и сделал другой следователь, а вас бы уже потащил в СИЗО, а там и не в таком можно признаться, когда есть чувство вины. А оно в вас есть, я вижу это в вас, но вы зря себя казните. Вы не похожи на преступника, не говорю уже о мотивах. Но вот что мне непонятно, зачем вы проводили обряды по изгнанию духов? Я знаю об этом, мы уже допросили ваш персонал, и все очень хорошо отзываются о вас. Не считайте их стукачами, нам надо знать все, чтобы в этом ворохе информации ухватить нужную нить и дернуть, пока настоящий преступник не сбежал. А он еще здесь, и он или она, или группа лиц – я пока не могу даже сказать кто это. Так вот это оно еще не закончило.

– Это оно, – спокойно ответила Мэй. – Скажите, вы верите в духов?

– Это сложный вопрос. В моей жизни было немало примеров, чтобы я поверил. Но для моей работы это не важно. Поясню: каким бы ни был страшным дух, если он есть, какие бы жуткие планы не замышлял, но всегда исполнителем будет человек – обыкновенный человек, из плоти и крови, из костей и мяса, которого можно будет поймать и обезвредить. Я не говорю о наказании, по многим делам, что я вел, любое наказание слишком ничтожно по сравнению с содеянным. И вот тут я не бужу в себе духа мщения, не призываю иные силы к справедливости, хотя с каждым годом бороться с собой все сложнее. Я ответил на ваш вопрос?

– Более чем. Вы ответили и на многие другие мои вопросы, – Мэй грустно улыбнулась. – Да, я изгоняла духа. Я его вижу или чувствую, не важно, как я это ощущаю. Я знаю, что он или оно там было, и я знаю, что все сделала правильно. Вам описать ритуал и написать заклинание? Меня этому научила моя бабушка, а ее ее бабушка и дальше в глубь веков.

– Заклинаний не надо, их к делу не пришьешь, – он усмехнулся, Мэй ответила улыбкой. – Подумайте и вспомните, когда вы впервые ощутили это, и что происходило накануне и в этот день. А лучше даже за несколько дней. Не торопитесь, я пока принесу кофе и печенье, или вы такое не едите?

– Спасибо, я ем все, особенно когда нервничаю.

– Хорошо, не волнуйтесь и не бойтесь показаться глупой или сумасшедшей. Я вам потом объясню, почему меня это так интересует. Какие бы ни были суеверия или древние верования, но мы слишком мало знаем об органах чувств человека и его способностях, чтобы отбрасывать все то, что кажется нам непонятным или даже бредовым. Мы все заложники культуры, в которой живем. И веками из нашего лексикона вымывали нужные слова или жесты, которые бы все объясняли гораздо понятнее, чем спутанный бред человека, столкнувшегося с чем-то непонятным и страшным, что его образованный мозг не может опознать и разложить по полочкам.

Мэй кивнула и достала планшет, где была вся жизнь, и ее, и ресторана. Следователь вышел и вернулся через пятнадцать минут с двумя чашками эспрессо и простым печеньем, которое Мэй любила с детства, особенно, если его намазать маслом. За это время она успела собрать мысли в несложную структуру, выписав все даты и кратко события, которые она вспомнила. Надо было еще посмотреть данные на сервере, куда писалась камеры видеонаблюдения, места там было много, она заказала с запасом, зная по опыту, что может пригодиться.

– Давайте сначала кофе попьем, – предложил следователь, ставя перед ней чашку и блюдце с печеньем. – У нас в буфете кофе мерзкий, ходил к нашему генералу, там хорошая кофемашина.

– Спасибо, – она попробовала кофе, он и правда был вполне неплох, особенно для казенного заведения. – Хороший кофе.

Он кивнул и сел. Пил он, не торопясь, часто закусывая печеньем. Мэй не заметила, как съела все, что было на блюдце. Оказывается, она проголодалась.