Текст книги "Никому и никогда (СИ)"

Автор книги: Loafer83

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

– Да, я не жадная. Просто не люблю, когда отбирают силой.

– Спасибо, ты не отсюда, – Йока внимательно смотрела на Юлю и улыбнулась. – Я вижу, кто ты. Мы видим, кто ты. Я никогда не забуду твоей доброты, придет время, и я помогу тебе.

– В чем? – Юля пожала плечами.

Йока покачала головой и заставила себя медленно съесть хлеб и мясо. Юля смотрела на ее скулу и думала, что слишком сильно ударила, кровь никак не остановится. Повинуясь странному чувству, она дотронулась пальцами левой руки до раны, вспыхнула еле заметная искорка, и рана засохла. Йока тихо засмеялась и прошептала: «Мы знаем, кто ты».

Главы 41 – 50

41.Карта

– Да уж, такое бы и в голову не пришло. А ошибки нет? Не мог электронный мозг перепутать или придумать? – следователь смотрел на экран, не мигая. В небольшой аудитории молчаливо стояли пустые столы, свет приглушен, и это нервировало его больше, чем отрисованная программой поиска карта.

– Перепроверяли десять раз – результат один и тот же. Я сама перепроверила десять процентов данных и сделала много ошибок. Мы можем верить карте, если вы предоставили точные данные для поиска, – рыжая девушка поправила длинную челку и пожала плечами. Зеленые глаза темнели от обиды за искусственный интеллект, работавший круглые сутки без выходных, курносый нос шмыгал от досады, даже веснушки потемнели и с укором смотрели на всех.

– Не стоит обижаться. Работа проделана колоссальная и в такие короткие сроки, что человеку и не снилось, – следователь вздохнул. – Но я человек, а людям свойственно сомневаться, поэтому мы и живы до сих пор. Закон эволюции – не поддаваться первому порыву и думать о последствиях.

Он с грустной улыбкой посмотрел на угловатую рыжую девушку, слегка кипевшую от обиды. Он и сам таким был в ее возрасте, когда всю его работу проверяли и перепроверяли, находя ошибки и логические ловушки, а молодому следователю казалось, что он в два счета раскрыл дело. В жизни все оказывалось и сложнее и проще, чем на первый взгляд, и вся сложность была в том, чтобы с первого раза выбрать верную дорогу и не пойти по ложному следу. Ему нравилось работать с молодыми, опер Егор не в счет, его ничем не пробьешь, закоренелый мент.

– Да я все понимаю, – девушка по-детски вытерла нос кулаком и улыбнулась. Улыбка определенно красила ее, слегка угловатую, с оттопыренными ушами и торчащими в разные стороны волосами и слишком длинной челкой. Глядя на нее и Аврору, сидевшую рядом с Настей, хотелось накормить девушек, и кормить до тех пор, пока не нарастят полсантиметра жира где-нибудь. – Мы еще нейросеть двух банков подключили, каждая работала параллельно, потом данные сверили, и все сошлось.

– Если бы у нас раньше был такой инструмент, – опер ткнул пальцем в экран, – мразей на земле было бы меньше.

– А вот с этим я бы поспорил. Статистика вещь лживая и дотошная, но она врет не во всем. Количество преступников, как и количество образованных людей, всегда практически одно и то же. Меняются критерии преступлений и образования, а на выходе то же самое.

– У нас количество пациентов только растет, – заметила Аврора. – Правда и время специфическое. Если брать статистику за век, то в целом поровну.

– Хорошо, по теории поговорите без меня, – грубо отрезал опер. – И что нам дает эта карта?

– Это секта, – сказала Аврора. – Пентаграммы не получается, но выглядит вполне стройно

– Это не пентаграмма и не подобные знаки, – Настя довольно улыбнулась, – это объемная фигура.

Она ввела команду, и карта стала меняться. Контуры, наложенные на карту страны и близлежащих государств, выдвинулись вперед. Каждая точка фигуры относилась к месту преступления. Программа разметила на политической карте данные, полученные от следователя, и подобрала события, случившиеся в этом месте за три месяца до и после. Каждое событие система отмечала новой точкой, соединяя с первичной, образуя сложные фигуры, отдаленно напоминавшие сопряжения атомов в молекулах. События образовали несколько основных групп: установка или восстановление памятника тирану, в основном ставили памятники Сталину и Ивану Грозному, но встречались и рандомно возведенные памятники Владимиру Крестителю; митинги и шествия нового националистического движения «Правая воля», памятники устанавливались на жертвования граждан через фонд движения; и более мелкие события, всплески недовольства, перерастающие в погромы по национальному и имущественному признаку, с последующим мародерством и изнасилованиями. Что-то известно было всем, особенно отмеченные в федеральных СМИ случаи, когда избивали хозяев дорогих машин, сжигая автороскошь прямо на дороге, или разгромы и поджигания коттеджных поселков. Но суммировать и проанализировать всю информацию без первичного вектора было невозможно. Погромы и напряженность возникали за несколько месяцев до похищения девушек, а после похищения, каждый раз ровно через неделю, было шествие или митинг.

– Видите фиолетовые точки? – Настя указала на двенадцать городов. – Здесь не было возбуждено дел о похищении или тому подобное, как это у вас называется. Неважно это, а важно то, что система сама нашла эти точки по другим критериям, и они совпали с тем списком, который вы определили как «непроверенные случаи».

– Да, вижу, – следователь сверился с планшетом. – В этих городах никто не заявлял о пропаже, точнее не возбуждалось дело. Местные решили, что девушки покинули город. Я неоднократно отправлял запрос о возбуждении дел, но получал отказ. Наша система не любит плодить висяков. Получается, что компьютерный мозг волнуется о людях больше нас.

– Компьютер гораздо человечнее человека – он никогда не предаст! – воскликнула Настя.

– Если это не будет заложено в его программе, – усмехнулась Аврора.

Настя фыркнула в ответ и победно нажала на клавишу Enter. Линии согнулись под невообразимым углом, соединяясь с крайними точками в трехмерном пространстве, образуя сложную фигуру, очень похожую на модель инновационного лекарства, молекулу, разработанную искусственным интеллектом. Егор вскочил и подошел к экрану. Луч проектора уперся в его спину, но он будто бы не видел, что закрыл изображение.

– Егорушка, будь добр, уйди оттуда, – попросила его Аврора, вложив в голос всю иронию и патоку ласки «заботливой мамаши».

– Подожди, – он посмотрел на всех. Настя невольно вскрикнула, увидев почерневшее лицо Егора. Глаза налились кровью, вены на шее вздулись, он часто и шумно дышал, держа руки за спиной, сжимая кулаки до хруста. – Ты можешь изменить фигуру?

– Наверное, а как? – Настя задумалась. – Это объемная фигура, могу вывести какую-нибудь проекцию.

– Давай, – прохрипел Егор и вернулся на место.

– Егор, тебе плохо. Ты что-то увидел, да? Не ври, – строго сказала Аврора.

– Подожди, – прохрипел он, всматриваясь в странную и пугающую фигуру. – Давай прямую проекцию, как мы сейчас видим.

Настя написала команду. Фигура осталась на белом фоне, изображение задрожало, мигнуло пару раз, и появилась фронтальная проекция.

– Пока не сильно лучше, – заметил следователь. – Хотя что-то напоминает.

– Настя, можешь упростить ее. Ну, не знаю, убрать лишнее или косвенные линии? – попросил Егор, что-то лихорадочно ища в телефоне.

– Можно. Я сейчас наложу фильтр, чтобы получился логотип какой-нибудь фирмы, – предложила Настя.

Компьютер думал недолго, и через секунду все увидели логотип. Егор долго и витиевато выругался, потом его затрясло, пунцовое от крови лицо почернело окончательно, и из горла вырвался глухой сдавленный крик, похожий на древнее ругательство или заклинание. Аврора, пристально следившая за ним, еще не видя логотипа, готова была поклясться, что он изрыгнул из себя черное облако, влетевшее в него в ту же секунду. И это облако имело свой облик, непонятный, не животного и не человека, но страшный настолько, что она едва не обмочилась. Позора она не боялась, за годы работы привыкнув к тому, что может ходить облеванная и обосранная пациентами, но ее поразила собственная реакция – никогда еще она так не боялась, даже когда пациент бросился на нее с осколком стекла и вонзил чуть ниже левого плеча, промахнулся, стекло сломалось о ребро.

– «Правая воля», – прохрипел Егор и стал долго кашлять.

Настя тут же вывела логотип с сайта политического движения. Сомнений не было, фильтр четко отрисовал их логотип, напоминавший странный, немного жуткий цветок с острыми краями лепестков и спиралью в сердцевине.

– Егор, напомни-ка мне, кто арендатор бомбоубежища? – попросил следователь.

– А это я у вас хочу спросить, Игорь Николаевич, – язвительно сказал Егор. – Вы же сами мне дали отвод, запретили старшего по дому ломать. А он, между прочим, исчез, и вот уже неделю не появляется дома!

– Помню, моя вина, – следователь задумался. – Попробую через верх добиться разрешения.

– Попробуй-попробуй, а я пока могу так вскрыть. Можно? – Егор жестко посмотрел на следователя. Спорить с его черным лицом было страшно, и он понимал это, борясь с собой, сдерживая свой гнев.

– Так, если ты не успокоишься, я тебя уколю, – Аврора подошла к нему и взяла за руки, смотря прямо в глаза. – Нам тут психов со стволом не хватало.

– А что, до сих пор не вскрыли те комнаты? – удивилась Настя. – Но там же могут быть еще жертвы! Я не понимаю, почему так?

– Все гораздо сложнее, чем мы можем себе представить. Алтари вывезли в лаборатории. Что они там нашли, мы не знаем, но мне шепнули, что это гранит внеземного происхождения, а это уже особый уровень секретности, – сказал следователь и посмотрел на Настю. – У нас в руках власть, но и над нами власть, поэтому мы должны постоянно лавировать, искать пути обхода.

– Ну-ну, гранит-метеорит, – хмыкнула Аврора и влепила пощечину Егору. – Полегчало?

– Вроде да, но в следующий раз могу ответить. Чисто машинально, так что держись подальше.

– Ой, напугал. Приходи в мое отделение к буйным, они тебе наваляют, – улыбнулась Аврора. – Меня один даже повесить собирался, хорошо, ребята отбили.

– Ой! – вскрикнула впечатлительная Настя и закрыла лицо руками. – Я бы с ума сошла!

– Ну, по последней диспансеризации я вроде здорова, – пожала плечами Аврора и села на место. – Так что будете делать, господа сыщики? Будем ломать ведущую политическую силу? Или вы думаете, что на выборах они пролетят?

– Не пролетят, пройдут куда надо и сколько надо, – ответил следователь и повернулся к Егору. – Собери ребят потолковее, чтобы не болтали. Я пришлю МЧС ников. Завтра вскроете все. Под мою ответственность.

– А высшая каста нам позвоночник не выдернет за это? – с улыбкой поинтересовался Егор.

– Мне грозит досрочная пенсия, тебе увольнение. По-моему нам нечего особо терять, как думаешь? Настя, ты говорила, что есть другая карта?

– Есть, я ее пробила по тому отчету, что составил Илья. Он накопал прошлогодних новостей и за первый квартал. В основном из КНДР и Китая, немного с Ближнего Востока, – она вывела полную карту, линий стало больше, но все они стремились соединиться, и это было видно с первого взгляда. – О, я придумала!

Она открыла диалоговое окно и стала набирать сложный код. Понять этот набор букв и цифр мог только такой же больной человек, как она, поэтому все просто ждали.

– Вот, я решила соединить все линии. Программа сама определит наиболее простые варианты, а потом я выведу все шесть проекций, – объяснила Настя. Экран погас, прорабатывая команду.

– Фильтр не забудь наложить, – сказала Аврора, но на экране уже появилась новая 3D-модель и шесть проекций вокруг нее. – А можно и не накладывать, и так все видно.

– Да уж, интересно получается. Егор, ты займешься обыском, а я попробую поискать что-нибудь на эту партию.

– Господа сыщики, а вам не кажется, что вы пытаетесь натянуть сову на глобус? – спросила Аврора.

– У тебя есть другие варианты? – недовольно спросил Егор, для него дело было ясным, и руки ужасно чесались. Он бы сегодня пошел все вскрывать, но Игорь Николаевич был прав, нужны ребята надежные, желательно с хорошей психикой.

– Да я не против совы, просто получается слишком просто, – пожала плечами Аврора. – Более того, я сама попробую вступить в это движение. Надо посмотреть на них изнутри. Уж больно мне лицо их лидера знакомо. Настя, можешь вывести?

– Сейчас, – Настя открыла сайт движения, где на заглавной красовалось фото лидера в желто-зеленой гимнастерке и шароварах, грудь была перетянута кожаными ремнями, не хватало кобуры и сумки с патронами. С первого взгляда и не поймешь, что это женщина, слишком жестким и каменным было лицо, слишком пронзительно, прямо в душу, смотрели черные глаза. – Мрак!

– Именно, что мрак, – Аврора покопалась в планшете и скривила рот в саркастической улыбке. – Вот кого она мне напоминает. Насть, помести-ка их рядышком.

Настя перехватила фото и разделила экран на две части. Егор цокнул языком и стукнул по столу.

– Чистое зло, как сказали бы Сергей и Мэй, – заметила Аврора. – Вам не кажется, что у них одно и то же лицо? Но не внешнее, а внутреннее. Настя, ты же видишь сходство, верно? Вот, значит, твоя умная счетная машина распознает.

– Я поняла, сделаю, – с готовностью воскликнула Настя.

– Хм, Настя, а я тебе сброшу фотоматериалы пропавших девушек. Местные опера все-таки какую-то работу сделали. Может, среди их окружения тоже найдешь что-то. Боюсь даже представить, что мы ищем, – следователь покачал головой. – Настя, ты просто молодец, такую работу сделала.

– Спасибо, но это ребята, я так, недавно присоединилась. Много сделал Сережа и Леха, А Максим прописал начало, без него было бы гораздо сложнее, – Настя всхлипнула, утерев крупные слезы.

– Хочешь, я тебе таблеточку дам?– без издевки предложила Аврора.

– Не надо, я сама справлюсь! – Настя с вызовом посмотрела на нее.

– Пока сама, но не стесняйся, а то впадешь в коматоз, как Сергей с Мэй, – заметила Аврора.

– А как они, оклемались? – спросил Игорь Николаевич.

– Нет, лежат у нас. Мэй совсем плохо, у Сережи психоз и еще много чего, – Аврора вздохнула. – Это я не человек, мне все нипочем.

– Врешь, – Егор вздохнул. – С препаратов не слазишь.

– На себя посмотри, алкаш! – огрызнулась Аврора. – Если я не буду спать, то сдохну!

– А я тебя предупреждал, что не надо в подвал ходить, – заметил Егор. – Кстати, где психологический портрет маньяка?

– Нет его, и не будет! – скрипнула в ответ Аврора и добавила шепотом. – Нет там маньяка, секта или еще хуже. Слишком мало информации, но если встретишь их – стреляй!

– Отличный совет психиатра, – хмыкнул Егор. – На вскрытие тоже пойдешь?

– Конечно! Сама возьму болгарку и буду пилить швы, – огрызнулась Аврора. – Позовешь, когда вскроете. Основной ужас я уже видела и нюхала, трупами меня не испугаешь.

– Я бы не вскрывала, – прошептала Настя.

– Почему это? Ну-ка, колись, рыжая, что не показала? – Аврора сжала ее локоть, Настя вскрикнула от неожиданности.

– Да это так, мракобесие, конечно. Но блин, все же сходится! – горячо воскликнула Настя.

– Что сходится? – с интересом спросил следователь. – По поводу мракобесия не беспокойся, если уж мы начали, как сказала Аврора, натягивать сову на глобус, так что нам мешает покопаться в мракобесии?

– Ничего не мешает, надо копать. Я вам говорю – это секта или даже древняя религия, – Аврора для убедительности постучала длинным пальцем по столу.

– Это древний культ. Я много чего накопала, меня тогда еще ребята просили, когда Илья был жив, – Настя всхлипнула. – Короче он начал, а я подхватила. Он с одним профессором переписывался, потом я с ним в зуме поговорила несколько раз. Там много всего, но главное в том, что это ритуал выхода или освобождения. Через тело человека должен выйти дух оттуда, правда, не знаю откуда, но он не здесь.

– Потусторонний мир, – предположила Аврора.

– Нет, скорее параллельный и изнаночный. В разных текстах и на разных языках встречается этот термин и схожие ритуалы. Мне Аврора описала в общих словах, что вы нашли. Так вот есть даже рисунки и таблички, на которых нарисовано что-то подобное, – Настя вывела презентацию из текстов и других артефактов с жуткого вида рисунками, на которых тело человека разрывали, но разрывали изнутри, будто бы внутри него происходил взрыв или вылезал Чужой. – И вот такого много. Особенно много стало, когда стали воровать из архивов Ватикана и у нас из монастырей, когда делали реконструкцию. Все уходило на черный рынок, а оттуда по капле приходило к ученым и в музеи. Вы не увидите этого в экспозиции, есть запрет, и работы ведутся под грифом секретно. Вот так вот, и там тоже.

– Ха-ха, какую я сейчас кощунственную вещь скажу, – засмеялась Аврора. – Верующих нет, никого не оскорблю?

– Есть, но говори, – приказал следователь.

– Посмотрите на весь этот древний ужас, а потом на типичное распятие, особенно у христианских сект, которые любят себя хлестать плетьми и рвать себе ногти или что они там еще делают со своим телом. Так вот распятие похоже на, как логотип похож на проекцию. И это скорее память, напоминание о то, чтобы это не повторилось. Если смотреть на все под этим углом, то спасение и мольба о спасении уже не кажутся полным бредом?

– Проверь дозировку, а то ты переборщила, – хмыкнул Егор, лицо вернулось в нормальный вид, а за ним и врожденный сарказм.

– Проверю, не переживай. Я похудела от всего этого, надо бы пересчитать дозу. Игорь Николаевич, а вы можете мне инвайт в «Правую волю» организовать?

– Поясни, не понял.

– Приглашение в главную ячейку или чуть пониже. Не в рядовую точку же мне идти, там я ничего не нарою, что толку с зомби. Мне нужны высшие зомби.

– Попробую. У нас есть негласное распоряжение приобщиться, так что будет тебе приглашение, – следователь пометил себе в телефоне.

– А ты еще не вступил, а, Игорь Николаевич? – усмехнулся Егор. – Нас-то загоняли, пошли зеленые, туда им и дорога.

– Ну а вы что же, отказались? И вам не прилетело? – с интересом спросил следователь.

– А мы по уши в работе. Дела с нас никто не снимает.

– Вот и я по уши, и всплывать не собираюсь, пока за эти уши и не вытащат.

42. Мутант

Подул теплый ветер, солнце приветливо посмотрело в лицо, подмигивая: «Ну же, улыбнись!». Мэй поежилась, кожа почувствовала тепло и напряглась, покрывшись болезненными мурашками. Она понимала, что сегодня очень теплый день, слишком теплый для осени, но ей было холодно, всегда, теперь навсегда. Мысли возвращались к одному и тому же, и слишком больших усилий стоило подумать о другом, например, откуда здесь ветер?

Больница, окруженная высоким бетонным забором, не смотря на приметы нового времени в виде камер наблюдения, автоматических ворот и пластиковых стеклопакетов, смотревшихся слишком ярко на старом фасаде, видело первых большевиков, а, может, и подданных его Величества. Можно было найти точную дату или почитать стенд на первом этаже корпуса, но Мэй не хотела. Она оглядывала дохлый сквер, она назвала этот кусок земли с деревьями и узкими дорожками сквером, примеряя на себя жизнь в этом мини-городе. Мэй искала пространство, откуда бы мог появиться ветер, но вокруг был забор, видимый с любой точки. Если бы неторопливые взмахи ветвей с пожелтевшей листвой, она решила бы, что и ветер она придумала. Внутри было холодно и пусто, будто бы кто-то вырвал сердце и положил перед ней на оцинкованном блюде, мятом и покоробленном от старости. Она бы с удовольствием положила туда и мозг, чтобы освободиться от мыслей и воспоминаний, но лечащий врач лишь внимательнее смотрел на нее, когда во время утреннего разговора Мэй предлагала в шутку это сделать.

Сначала ей усилили дозу, но это привело к полной заторможенности, и она не вставала почти неделю, только в туалет, мозг не позволял опускаться. Больше всего ее угнетало полное равнодушие и пустота ко всему. Она могла спокойно обдумывать что угодно, не испытывая ни хороших, ни плохих чувств, остался только ужас, такой же спокойный и равнодушный, не желавший пошевелить и пальцем когтистой лапы, чтобы разрушить ее окончательно.

Сергей сел рядом. Мэй не сразу увидела его, ведя пальцем по скамье, буква за буквой выводя невидимое слово.

– Ты не голем, прекрати это писать, – он обнял ее, Мэй дернулась, выходя из оцепенения, и улыбнулась.

– Привет, – она вздохнула и провела указательным пальцем по его лицу, как ребенок изучает лицо матери, но без оттягивания губ и век. Рядом с ним было не так холодно, жаль, что ночью она должна была спать в общей палате с другими психичками.

– Ты опять пропустила завтрак. Забыла, что Аврора приказала есть?

– Не забыла, просто меня тошнит от этой еды. Хотя, меня тошнит от всего, что я вижу. Но не ты, – она грустно улыбнулась. – Как ты?

– Завтра выпишут, уже в норме, – соврал и не соврал Сергей. Норма была условная, поход в бомбоубежище воскресил старые страхи, пережитые им в старших классах, когда он хотел стать спелеологом, перейдя в конце концов после школы в диггеры. В любом городе найдутся катакомбы, подземный город, скрытый под толщей асфальта и бетонных сводов. И они нашли своих аборигенов, выросших во тьме и подвижном сознании до недочеловеков и людоедов. После этого его трясло в любом полуподвальном помещении, а все воспринимали страх за чрезмерную серьезность. – Меня прокапали, теперь пуст и светел.

– А я просто пуста, – Мэй села ровно и распустила волосы. Сколько же у нее седых волос, интересно, почему они еще не собрались вместе и не тыкали всем в глаза широкими седыми прядями? Волосы жалели ее, вплетая в черный бархат серебряные нити, а она не хотела жалости и сочувствия, ни от кого, никогда. – Права Аврора, я старушка Мэй.

– А я старик Сергей, – хмыкнул он. – Не рано ли списала себя?

– А ты? – она внимательно посмотрела ему в глаза.

– Все от тебя зависит.

– Не на ту лошадь поставил. Бежать тебе надо подальше от меня. Нет, я серьезно, послушай и беги.

– Послушал и не убегу.

– Ничего, препараты выйдут скоро, голова станет свежее, и сам все поймешь. Беги, все, кто меня окружает, кто мне дорог – они все умирают раньше меня, а я жива до сих пор, – она отвернулась.

– Была б ты парнем, точно бы дал по морде! – Сергей повернул ее к себе. – У меня другой план, так что нечего сгущать краски.

– План, – Мэй вздохнула и оглядела чахлый сквер. – План нужен живым, а я чувствую себя мертвой.

– Это препараты, Аврора предупреждала.

– Знаю и не понимаю, как она справляется.

– А она и не справляется. Я вижу это, и она видит. С ней такое уже было, мы же познакомились случайно, не думай, что я такую страшилу свайпал в Тиндере.

– А как вы познакомились?

– Это было зимой, уже не помню, почему гулял по центру ночью. Еще снег был злой, набивался за шиворот и в лицо бил, хорошо это помню. Я шел в парк Горького по мосту, по-моему, Крымский мост, не тот, что сейчас построили. Смотрю, на перилах стоит девушка и кричит на реку, потом замолкает и балансирует. Я решил, что она хочет прыгнуть и стащил. Она драться начала, царапаться. Вот так, потом созналась, что действительно думала прыгнуть, досчитала свою жизнь, и результат ей не понравился. Пожили вместе, ничего особенного. Она в целом хорошая, только злая на всех, слишком высокие требования к людям предъявляет, а меня заклеймила комплексом спасителя.

– Может она и права, – Мэй игриво сощурила глаза. – Есть в тебе что-то от супергероя.

– Есть-есть, не спорю. Вот только называется это теперь целеустремленность, напористость и еще как-то, я забыл, нам втирали на парах по психологии и программированию карьеры.

Мэй тихо засмеялась. Пару раз она ходила на тренинги по личностному росту и строительству карьеры, еле высиживая два семинара из восьми или десяти, она уже не помнила. Невозможно слушать людей, которые в своей жизни не работали ни с людьми, ни с другими юриками, а втирание лубочных истин и схем вызывало сначала улыбку, переходящую очень скоро в злость и непонимание, как она могла купиться на такой бред.

– На самом деле это у тебя комплекс спасителя, – он сжал ее пальцы, она ответила сильно.

– Да, ты это уже говорил: у меня дурь в голове, что я ответственна за всех, с кем работаю, кто рядом со мной, что это я не доглядела, не доделала, не догадалась. Ты, конечно же, прав, как и большинство, но это не моя правда. Меня так с детства учили, я всегда была крайняя. Этого не исправишь, слишком глубоко сидит здесь, – она постучала себя по макушке и улыбнулась, – поэтому мое место здесь.

– Эту дурь я из тебя выбью, – он, не мигая, посмотрел ей в глаза.

– Выбей, я не против.

– Хорошо заварили, на совесть, – потный МЧС ник опустил циркулярную пилу и кивнул напарнику, – давай ты, я пойду покурю.

– Идите оба отдохните, я сам, – Егор взял пилу и очки.

– Надень, а то и так глухой, – напарник надел на него шумоизоляционные наушники.

Они вернулись через десять минут, Егор все еще пилил, сточив диск почти до основания. Больше никого не было, молодые опера и сержанты разбежались на перекур, работал только Егор. Как ни выбивал людей следователь, прислали одну бригаду, больше никак, все на ответственном дежурстве – в городе ждали новые БПЛА в аэропортах и на нефтебазе на НПЗ в Капотне.

– Да ты почти все спилил. Оставь, дальше мы сами, – сказал старший пожарный, напарник готовил домкраты и гидроножницы. – Зови своих, чувствуешь, как завоняло.

Егор принюхался, не ощущая до этого никакого запаха. Через несколько секунд в нос ударил дикий смрад, так воняли трупы, заложенные в подпол. Он нанюхался такого в горах во вторую Чеченскую.

– Надень, и своим дай. У нас в ящике десять комплектов, а то перетравимся все, – старший кивнул на коробку с противогазами, напарник уже натянул свой, но даже сквозь старую резину иллюминаторы совдеповского противогаза было видно, что он позеленел.

– И откуда вы такое старье достали, – удивился Егор.

– Хранилища распечатали, такое и выдают. Ты курс видел, у нас таких бюджетов нет, – ответил старший.

– Для нас нет, – прогундосил напарник.

– Понял, у нас также. Жду, когда наганы выдадут, – усмехнулся Егор и понес коробку к полицейским наверх.

–Так, не открывали? – Егор посмотрел на напряженных пожарных. Оба замотали головой, и он кивнул им наверх. Пожарные быстро ушли.

Дверь была открыта, массивная железная дверь, при взгляде на которую сразу понятно из какой она вылезла эпохи, когда и мороженое было самое вкусное, и в магазинах все было, и деревья с травой зеленее и гуще. Три сержанта встали по касательной, щелкнув затворами автоматов.

– Отставить! – прогундосил Егор сквозь противогаз, вонь была дикая, из помещения вырывались пары кислот, от которых начинало разъедать кожу на шее и руках. – Не стрелять!

Он с силой дернул дверь, раскрыв ее настежь. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, и из темного помещения вырвалось облако кислотного пара. Егор вошел и нашарил выключатель.

– Твою ж мать! – только и смог произнести он. Сзади двое застонали и поспешно побежали наверх. – Так, остались самые стойкие.

– Самые бесчувственные, – поправил его громила с автоматом. Он спокойно вошел и осмотрелся, перехватив взгляд Егора. – Я такое уже видел, но было не так красиво.

– И где видел? – гундосо сквозь противогаз спросил Егор.

– В далеких горах, где же еще? Ты и сам там был.

– Был, но такого не видел. А чего до сих пор в сержантах ходишь?

– Разжаловали, потом уволился, а два года назад опять вернулся, – громила слегка задрал голову, даже сквозь противогаз было видно, как он ухмыляется. – Привык работать с людьми.

– Ты хочешь сказать, что человек на такое способен? – Егор еще раз осмотрел все и отвернулся, психика держалась на грани слома, после которого обратного пути нет.

– Только человек на такое и способен – в этом вся его суть, – сержант поставил автомат на предохранитель и повесил за спину. – Нас за это по головке не погладят. Плавали, знаем, как начальство любит за плохие вести на дыбу отправлять.

Егор покачал головой и кивнул, чтобы он вышел. Стоя в коридоре, смотря в помещение боковым зрением, он следил за темным концом коридора, откуда доносились тихие скрежещущие звуки. Сложно было понять, что могло быть, мешал шлем противогаза и медленный ужас, заполнивший все тело, каждую клеточку. Сержанта тоже трясло, хотя было нестерпимо жарко, а еще эта вонь и пары, злобно дравшие открытые участки кожи, но они не замечали этого, машинально стряхивая невидимых насекомых, раз за разом впивавшихся в шею.

Свет мигнул, и черепа на стеллажах злобно ухмыльнулись. Опер и сержант смотрели на высокие стеллажи, расставленные ровно, как стенды в музее. Каждый череп выражал что-то свое: от ужаса до легкого страха, от непонимания до осознания своей участи, и большинство улыбалось сардонической улыбкой, предшествующей финальной агонии, скоротечной и жестокой, как жизнь. В этом музее выставлялась и искусная мебель, сделанная из костей нижних конечностей и таза, в качестве скрепляющего элемента мастер использовал блестящие стальные прутья, скрученные и изогнутые, напоминающие свободные мазки кисти молодого и талантливого художника, ищущего свой стиль. Идеально чистый пол, яркое освещение, отбеленные до слепящего блеска стены и потолок производили впечатление, и зритель застывал на месте, разрываясь от чувств – ужаса, непонимания и больного восхищения. Небольшой музей портили три ванны в левом углу, заполненные кислотой, со всплывшими остатками волос и того, что не смогла растворить кислота. Ванны стояли на возвышении из кирпичей, от каждой отходила труба в канализацию с подводом водопроводной воды. Все было сделано и продумано с умом, слив регулировался почерневшей задвижкой, над ваннами висели три вытяжки, порыжевшие и молчавшие.

Скрип и скрежет в конце коридора усилился, и сержант пошел туда, не желая больше смотреть на экспозицию. Егор пошел следом, на ходу проверяя пистолет. Они встали у заваренной двери, ведущей, если верить плану, в коридор, соединяющий выходы к метро и в секретную зону института.

– Там кто-то есть, – прогундосил сержант.

В подтверждении его слов дверь задрожала от сильного удара. Удары сыпались один за другим, кто-то с другой стороны пытался выломать стальную дверь. Но дверь не поддавалась, и сварка держала крепко, зато стала рушиться стена, покрываясь глубокими трещинами. Егор кивнул, и они отошли к выходу, следя за бешенным молотом.

Сержант прикрыл дверь в музей, смотреть там больше нечего, пусть судмедэксперты копаются. Подошли и позеленевшие полицейские, услышавшие грохот. Его слышал весь дом и вся улица, машины останавливались, водители спрашивали у прохожих, что происходит. Кто-то стал кричать, что дом взрывают, и началась паника.

Дверь рухнула на пол, выбитая вместе с рамой из стены. На огромное существо, отдаленно напоминающее человека, смотрели дула автоматов, Егор убрал пистолет. Человекоподобный монстр тяжело шел к ним, опираясь на стены, его шатало из стороны в сторону.