Текст книги "Право голодных (СИ)"

Автор книги: Ks_dracosha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Семья Чон его любила и жалела, но не унизительно жалостью к слабакам, а очень человечной и трогательной. Ему прощали все приступы гнева, всё его неадекватное подростковое поведение. Хотя был в их отношениях и другой период. После того, как они отправили его в наркологическую клинику, он практически их возненавидел.

А потом, выйдя из ненавистной своей тюрьмы, как-то резко осознал, что не умер в свои шестнадцать только благодаря им. Клиника была хорошая, родители Чонгука отвалили за три месяца его пребывания там огромные деньги, но Тэхён ненавидел каждую секунду, проведённую в этом месте, с улыбающимися медсёстрами и огромными медбратами в нелепых голубых костюмах с короткими рукавами. Ему всё время казалось, что он находится в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», но Тэхён не чувствовал в себе никакой силы сражаться с системой, и поэтому покорно пил таблетки, ходил на процедуры и рисовал нелепые картинки для своего психиатра.

Его выпустили, наказали никогда не возвращаться, и Тэхён собирался сразу же отправиться к старым своим знакомым. У него не было физической тяги, он сравнительно легко перенёс ломку, но жизнь наваливалась на него, давила и не давала выбраться из-под своей невыносимой тяжести. Тэхён хотел снова почувствовать себя единственным во вселенной. Богом и Дьяволом. Одиноким и сломленным, но не несчастным, потому что эйфория от осознания того, что рядом с ним никого не было всё перекрывала.

У входа его ждал Чонгук и его родители. Они встретили его, как самого дорогого человека, отвезли в пиццерию, где их семья любила ужинать, а потом заверили его, что они всегда рядом. Что их дом – его дом. Что он, Чонгук, очень нужен им. И они хотят ему помочь.

От их тёплых слов, от блеска в глазах госпожи Чон, Тэхён ошалел и растерялся. И не пошёл он к своим знакомым из выдуманного мира ни в тот вечер, ни на следующий, а потом и вовсе удалил их номера, постарался стереть их из памяти.

Тэхён вошёл в семью Чон, как третий сын, навещая постоянно и отвечая на многочисленные открытки, которые госпожа Чон слала ему во всех доступных ей мессенджерах. С тех пор он больше никогда не притрагивался к наркотикам. Сперва, из уважения ко второй своей семье, а после, из детского какого-то упрямства. Он не хотел сдаваться, не хотел снова оказаться слабаком, и поэтому раз за разом выигрывал бой с самим собой и своей зависимостью. Раз за разом. Ежедневно.

– Так какого чёрта ты припёрся в такую рань? – Чонгук, допив свой кофе, начал методично сдирать с бутылки обёртку.

– Надо до вечера где-то потусоваться, а домой ехать неохота.

– Что у тебя за планы на вечер?

– Да так, – Тэхён улыбнулся.

– С Дженни? – Чонгук хитро посмотрел на друга, удовлетворённо засмеялся от того, как резко Тэхён вскинул голову. – Вчера вы конечно здоровское шоу устроили на парковке. Мне аж неловко стало, пришлось обойтись без перекура.

– А мог бы посмотреть и научиться, как надо с девушками обращаться, – перед Чонгуком Тэхён не стеснялся, но мысль о том, как заволновалась бы, запаниковала Дженни, удивительным образом теплотой разлилась по груди.

– Ну да, ну да, повезло вам, что никто не заснял, а то я представляю, как взбеленился бы твой отец, узнав, что сын его – восходящая звезда порно.

– Да иди ты, – Тэхён поморщился, мысли об отце его нервировали.

– Так что у вас за планы? – Не дожидаясь ответа, Чонгук тут же принялся перечислять, какое впечатление Дженни произвела на гостей: – Она, кстати, всем понравилась очень. Суджин сказала, что вы идеально друг другу подходите, а Минхо отметил, что человек, читающий Гессе, просто не может тебя, тупня, терпеть.

– Так и сказал? – Тэхён сильно сомневался, что Минхо, уже несколько лет работающий профессором в университете, мог выразиться именно так.

– Слово в слово, – активно закивал головой Чонгук, – но ты мне скажи, когда ваши отношения стали настолько серьёзными?

– Кто сказал, что они серьёзные?

– Чел, ты привёл её познакомиться с нами. Ты встречаешься с ней уже, – он задумался на пару секунд, мысленно ведя подсчёт, – около месяца. Для тебя это рекорд, знаешь ли.

– Она, – Тэхён задумался, перебирая в голове слова, которыми можно было бы описать Дженни. Красивая? Однозначно. Но мало ли в мире красивых девушек. Страстная? Да. Но и до этого ему такие встречались. Умная? Да не сильно вроде и умная, раз он практически сразу просёк её мошеннические уловки. – С ней мне интересно.

Да, именно это было самым правильным описанием. Дженни Ким была красивой, страстной и не глупой. Она умела удивлять. Но ещё, и это было самым главным, рядом с ней Тэхёну никогда не было скучно. Он или был поглощён моментом – странными её размышлениями обо всём на свете, или находился в предвкушении того, что ещё она выкинет. Рядом с ней он всегда был как на иголках, ждал подвоха, и это было безумно захватывающе. Это будоражило практически также, как секс, и он не хотел, чтобы их игра, странная игра без правил, где она притворяется безразличной, а он, ничего не знающим, будет длиться ещё долго.

– Уж надеюсь, с тобой она говорит побольше, чем с нами, – Чонгук хохотнул, и пробормотал уже тише, себе под нос, – интересно ему, надо же… Вот придумал.

Тэхён несколько часов проспал на диване в гостиной – квартира Чонгука была хорошо обставленной, но ни разу не роскошной. Друг выделил ему подушку из комплекта к самому дивану и пододеяльник. «Всё, что есть, чел», – протянул он на возмущения Тэхёна.

Ближе к вечеру он спустился на улицу, и, пройдя несколько минут, оказался в магазине техники. Взял Дженни такой же телефон, как и у себя, и купил ей красный чехол. Ей подходил этот цвет.

Оплачивая покупку, он вдруг словил себя на мысли, что ему понравилось. Понравилось тратить на неё деньги. И представляя её радостное лицо, когда она увидит телефон, Тэхён радовался тоже.

Он приехал к ней заранее, и снова уселся на тоже место, снова уткнулся взглядом в телевизор. Людей было много, и Дженни заметила его не сразу.

– Ты рано, – она подошла к нему, и Тэхён увидел, как изменилось её лицо. Всё та же улыбка, кажущаяся искренней и светлой, но и в половину не такая яркая, как была утром. Словно лампочку внутри неё выкрутили на минимум, и осталось только слабое свечение. Остатки былого величия и света.

– Проголодался, – он хотел сказать ей что-то ободряющее, но не понимал, что именно.

– Я принесу тебе что-нибудь, – она спрятала зевок в ладони.

– Не хочу тут есть.

– Что? – Дженни смотрела на него удивлённо, но без раздражения.

– Пойдём вместе потом куда-нибудь, хорошо? Поедим, и я подвезу тебя домой, – он улыбнулся.

– Договорились, – чуть ярче стала светить её внутренняя лампочка, чуть бодрее стали шаги.

Тэхён думал о том, как бездарно провёл сегодняшний день, но в нём не было злости. Просто констатация факта. И всё же он не жалел. Он рад был видеть её – такую разную и красивую, рад был становиться причиной её улыбок.

На телефон пришло сообщение от одной из его давних подруг.

«Приедешь сегодня?».

Тэхён взглянул на Дженни, убирающую со стола пивные кружки и тарелки, параллельно оправдывающуюся перед хозяйкой. Рассчитал в голове, сколько потребуется времени на ужин и на дорогу до её дома. Пробок быть не должно, значит он потратит не так много времени.

«Через пару часов приеду», – написал он.

«Буду ждать», – тут же пришёл ответ, а следом – смайлик с поцелуем.

– Ещё буквально тридцать минут, и я освобожусь, – Дженни протёрла его стол грязной тряпкой, и Тэхён подумал, что запах наверняка въестся в её кожу, и никаким мылом будет его не оттереть. Он и сам наверняка провонял невкусной этой едой, маслом и дешёвым пивом.

– Не торопись, – он проводил её сгорбленную спину глазами.

Ким Тэхён совсем не чувствовал за собой вины.

========== XI. ==========

Amor tussisque non celantur.

Любовь и кашель не скроешь.

Дженни чувствовала изменения в Тэхёне. Они подъезжали к её дому, и он, будто бы, сильно куда-то спешил.

– У тебя ещё какие-то дела? – Спросила, надеясь на отрицательный ответ.

– Да, – отрезал он коротко и бездушно.

Также он разговаривал с ней весь вечер. Они отправились в какой-то ресторан, и Дженни, уставшая и голодная, набросилась на еду, будто до этого её год морили голодом. Тэхён ковырялся в своей тарелке, и она почувствовала себя неотёсанной дурой.

Она рассказывала о том, как хозяйка сходит с ума от уверенности в собственной непогрешимости, жаловалась на непонятливых и приставучих клиентов. Она доверяла ему свою жизнь, а Тэхён лишь безразлично кивал.

Её запал пропал быстро, и Дженни прервалась на середине фразы, уткнулась носом в тарелку, молча и сосредоточенно принялась за еду.

Ей было некомфортно. Она привыкла быть виноватой, и поэтому тщательно перебирала в голове, что такого сделала, чтобы Тэхёна расстроить. Может, он разозлился на то, что пришлось целый день на неё потратить? Но она же кучу раз сказала ему, чтобы не ждал. Может ему показалось, что она недружелюбна с ним? Дженни так устала, что едва передвигала ноги, он должен это понимать.

У неё не хватало смелости спросить, что не так.

А ей хотелось знать.

Куда пропало утреннее тепло, за которое она держалась, как за спасательный круг?

Куда пропал его взгляд, почти влюблённый, заставляющий её держать спину ровнее и тайком улыбаться в ладошки?

Куда пропала беззаботная, ненатужная болтовня, за которой можно было спрятать собственное смущение?

Как всего за пару часов всё могло так измениться?

Но Дженни молчала.

– Это тебе, – Тэхён отодвинул едва тронутую тарелку, потянулся и достал из своего рюкзака коробку с логотипом магазина электроники. – В качестве компенсации, – он протянул ей телефон, и Дженни автоматически взяла его.

Последняя модель. Красный бампер.

– Спасибо, – заглянула ему в глаза, вложила в эти слова всю свою искренность, – он намного дороже того, что был у меня.

– Компенсация, – пожал плечами Тэхён, – ты доела?

Она не доела. Она хотела распаковать телефон прямо перед ним, чтобы он видел, как ей нравится, и как она тронута.

Дженни сама обожала дарить подарки куда больше, чем получать. И, когда в детстве, она приносила родителям нарисованные открытки, безделушки, купленные на карманные деньги, всегда с надеждой заглядывала им в лицо, чтобы увидеть восторг. Теперь у неё осталась только Джису, и Дженни, потратившая все силы на то, чтобы достать какие-то особенно хорошие краски или оплатить онлайн-мастер класс у известной художницы, снимала её реакцию на видео, закидывала в облако и часто пересматривала в плохие дни.

Пока она может быть причиной такой улыбки – у неё есть шанс на то, чтобы прожить свою жизнь не зря.

Тэхёну, похоже, было всё равно на её реакцию, поэтому она, ещё раз его поблагодарив, засунула коробку в сумку. Дома посмотрит. Джису обычно нравилось разбираться с новой техникой, устанавливать туда разные приложения, менять обои. Дженни это всё было непринципиально, и она позволяла сестре делать, что захочется.

И вот он сказал, что у него дела, а она даже не может спросить, чем он собрался заниматься. Или может? В конце концов, пусть она и навязала ему эти отношения, он на них согласился.

– Что будешь делать? – Дженни понадеялась, что голос её звучал не слишком жалко.

– Встречаюсь с другом, – Тэхён приподнял брось, удивлённый её вопросом. Они обычно в жизнь друг друга не лезли.

– С Чонгуком? – Она не понимала, зачем продолжать этот бессмысленный диалог, полный её неловкости и его раздражения. Но рот сам открывался, язык сам стукался о зубы, звуки сами вылетали из её горла. Сами.

– Нет, с ним днём виделся. У меня много друзей, – он бросил на неё ещё один взгляд, полный недоумения.

– Понятно, – кривая улыбка на её лице вряд ли могла исправить ситуацию.

– Ты хотела со мной сегодня побыть?

Её сердце забилось о грудину, затрепыхалось, словно пойманная в клетку птица. Оно кричало и рвалось на волю.

«Тшшш», – Дженни испугала своей реакции на эти его слова. Что ему ответить? Чего он ждёт?

Она хотела бы провести с ним вечер.

Хотела бы отправиться в его квартиру – просторную и светлую, но практически пустую. По сравнению с её захламлённым домом, его был словно гостиничный номер. Белые стены, чёрная мебель. В хозяйской спальне только огромная кровать, застеленная шикарным постельным бельём из какой-то мягкой ткани. В холодильнике пару коробок из доставок, на столе только маленький заварочный чайник. У Дженни дома вся посуда из разных комплектов: тарелки в цветочек, с детскими какими-то зверушками, разноцветные, со сколами и поцарапанные ножами. У Тэхёна вся посуда белая, ровно выстроенные в ряд бокалы, стаканы и рюмки.

В его квартире даже дышать легче. Так там просторно, тихо и хорошо.

Дженни всего несколько раз оставалась на ночь, но его матрас был благословением для спины, его простыни ласкали кожу, и даже вода, которая текла из его кранов, была мягче и вкуснее. Она чувствовала себя нищенкой, восхищаясь столько обыденными вещами, скрывала собственный восторг от того, что можно пройти несколько метров и не споткнуться об очередную коробку, но ничего не могла с собой поделать.

Сегодня ей хотелось размять спину под массажной насадкой, лечь спать на хороший матрас, а не на продавленный в нескольких местах, с выпирающими пружинами. Они с Тэхёном почти не касались друг друга во сне, так велико было его спальное место. Но Джису вечно оказывалась у Дженни под боком, и от соседства другого тела рядом становилось жарко.

Она хотела сказать ему:

– Разворачивайся, и поехали к тебе. Я хочу целовать тебя, обнимать тебя, залезть к тебе под кожу и там спрятаться. Я хочу быть рядом с тобой, я не хочу, чтобы ты оставлял меня. Я хочу, чтобы ты весь принадлежал мне, и сама я хочу тебе принадлежать.

Она сказала ему:

– Ты и так целый день на меня потратил, да и я очень устала.

У Дженни Ким была гордость.

И поэтому она сжимала руки в кулаки, кусала губы и часто-часто моргала, чтобы не разреветься.

– Я не буду заезжать, тут выйдешь? – Спросил он, останавливаясь у въезда во двор.

– Конечно, – она улыбнулась, понадеялась, что блеск в глазах не слишком сильный, и он спишет его на отблески фонарей.

Дженни потянулась, чтобы поцеловать его. Потянулась неосознанно, просто захотелось на мгновение прикоснуться к его губам своими. Может быть, он продлил бы поцелуй, и она забралась бы к нему на колени, его руки оказались бы на её бёдрах, и он исследовал бы своими губами её шею, её грудь и её живот.

Периферическим зрением она заметила, как сморщился его нос.

Микродвижение. Такое короткое, что его легко было бы пропустить.

Но Дженни одёрнулась от него, как от прокажённого.

– Пока, – просипела она и выскочила из машины.

Не дожидаясь ответа. Не надеясь на продолжение. Так и не дотронувшись своими губами до его губ.

Она проскочила собравшихся поиграть в нарды алкашей, просвистевших ей в след какой-то оскорбительный комплимент. Трясущимися пальцами набрала код на двери. Быстро пробежала первый этаж, второй, третий. Остановилась на чужой лестничной клетке, зажала себе рот рукой.

Глубокий стон вырвался из-под её закрытых губ, пробрался через мелко дрожащие пальцы.

Дженни плакала размеренно и осознанно.

Она должна была выплакать всё сейчас, чтобы не приносить свои печали домой.

Она знала, что пропала. Что провалила все свои принципы, что была дурой самонадеянной.

Это был не стыд – эмоция, которую она испытала, когда Тэхён сморщил свой нос.

От неё воняло.

Она знала это. Джису говорила, что от неё пахнет жжённым маслом и пивом, запах въедался в волосы и кожу, и Дженни после работы всегда долго торчала под едва тёплым душем – чтобы меньше платить за коммуналку – тёрла себя грубой мочалкой, оставляя на коже красные следы, несколько раз наносила и смывала шампунь.

Она уже смирилась. Это была рутина, и Дженни совсем забыла, что Тэхён к ней такой не привык.

Для него от неё всегда пахло грушей – мылом, которое год назад купила по скидке, да с

тех пор так и использовала ту упаковку на 36 брусков, и порошком, самым дешёвым, и от того въедчивым и закрепляющимся на одежде. Духами Дженни не пользовалась, те, что она могла себе позволить, отдавали спиртом, а тратить на что-то настолько эфемерное, как запах, большие деньги она не могла. У неё была помада, и раньше этого хватало для чувства уверенности.

Теперь он почувствовал, как на самом деле пахнет её жизнь.

Отвратительно.

Но ей было не стыдно, нет.

Ей было горько. Горько от того, что его неприязнь так её задела.

Невыносимо горько, потому что Ким Тэхён забрался ей глубоко-глубоко под кожу, оживил родники в её пустыне, распустил цветы, выпустил бабочек порхать по грудной клетке. Как она сразу не поняла?

Сердце Дженни затаилось. Понимало, что, если покажет изменения, произошедшие с хозяйкой, раньше положенного часа, она родники забросает песком, цветы выкорчует, бабочек прихлопнет. И поэтому они таились. Скрывались от неё за ширмой иллюзий, и тихонько росли, становились могучими и сильными. Такими, чтобы не убить их было, не разрушить.

В Дженни появилась любовь.

Она не знала ещё, что это такое, как с любовью справляться. Она всегда была уверена, что просто для этого чувства не предназначена. Были у неё родители, есть Джису, и к ним у неё привязанность до того крепкая, что это не любовь почти, это долг, благодарность и зависимость.

Как с этим новым чувством справляться, Дженни не понимала.

Его надо было из себя достать, выбросить.

А она, слабачка, не могла.

Ким Тэхён не заслуживал того, чтобы она его любила. Он ничего не сделал особенного, он Дженни не спасал, не любил, он с ней обращался, как с обыденностью. Пропадёт она завтра, и ему будет всё равно. Он не расстроится, не запечалится.

Но она не пропадёт.

Она хотела быть с ним постоянно.

И унизительное это желание заставляло её сгибаться, засовывать в рот кулак и выть тихо и отчаянно, так, чтобы никто не слышал.

Она хотела своё сердце разжалобить.

Будь милостиво, я не могу себе позволить его любить. Будь милостиво, откажись от чувств этих. Будь милостиво, и я тоже буду к тебе добра.

Сердцу на её причитания было всё равно.

Сердце яростно и бесстыдно хотело оказаться рядом с предметом своей любви.

Сердцу на эмоции своей хозяйки плевать, на несчастья её плевать, на душу её, мучающуюся в агонии, тоже.

Сердце Дженни перехитрило. Сделало вид, что Ким Тэхён – такая же эфемерная иллюзия, как и все остальные. Такая же несбыточная мечта. С такой мечтой расстаться – раз плюнуть, потому что сразу знаешь, что она плод воображения, форма эскапизма, позволяющая держаться в этом мире. Никогда влюблённость Дженни не выходила из мира грёз. Никогда ещё не было так больно осознавать, что она сама себе всё придумала. Никогда.

И Дженни поняла, что ничего уже не поделаешь. Недосмотрела она, проворонила момент. Была уверена, что в ней расчётливости больше, чем всего остального, а оказалось, просто не было с ней рядом человека, вывернувшего наизнанку, заставляющего содрогаться от боли и от любви.

Она как-нибудь с этим справится. Она переживёт.

========== XII.I. ==========

– Что-то не так? – Джису, всегда чувствующая её настроение, всегда задающие нужные вопросы, на которые не хотелось отвечать, не оставила Дженни ни шанса на уединение.

– Всё нормально, – она попыталась вяло отбрыкнуться от сестры, но, учитывая, что в руках у неё была стопка, из которой расплескалось соджу, попытка не увенчалась успехом.

– Конечно, именно поэтому ты пьёшь и слушаешь пиздострадальческие песни уже три часа, хотя завтра тебе рано вставать. Уверена, всё просто замечательно.

Джису была раздражена, но у Дженни не осталось сил разбираться, только ли её поведение это вызвало, или были ещё какие-то причины. У неё не было на это ресурса. Она вся сосредоточилась на переживании нового внутреннего опыта – чувстве любви, и пыталась понять, как с этим справиться. Как продолжать видеться с Тэхёном, продолжать смотреть ему в глаза и не начинать плакать от собственного бессилия? Не набрасываться на него с поцелуями? Как переносить его презрение и его нелюбовь?

Дженни уже поняла, что больше не сможет брать у него деньги, что надо искать новую работу, потому что Джису скоро проходить ежегодное полное обследование, а страховка покрывает едва ли пятую часть от необходимого.

Нет, Дженни не могла больше воровать у Тэхёна.

Одно дело, воровать практически у незнакомца. У парня, с которым вас связывает секс и какая-никакая взаимная симпатия. Это гадко и отвратительно, но можно было пережить. Можно было саму себя оправдать «правом голодных». Дженни посмотрела фильм «Вторжение динозавра» уже взрослой, когда мыла полы в маленьком и убыточном кинотеатре. Проработала она там недолго, потому что кинотеатр обанкротился и закрылся, зато пересмотрела кучу фильмов. Какие отрывками, какие целиком. И диалог бедных братьев запомнился ей, врезался в память, стал её подспорьем в самые трудные времена:

«– Но раз мы берём еду, мы же всё равно воруем?

– Это не воровство. Ты вообще знаешь, что такое право голодных?».

После того сеанса, Дженни поняла, что моральные ориентиры для людей богатых и бедных отличаются. Они просто не могут быть одинаковыми.

Потому что девушка из богатой семьи никогда не будет рассматривать проституцию как единственный вариант заработать денег. Девушка из богатой семьи не будет бегать по клубам не ради собственного удовольствия, но, чтобы привлечь в него богатых толстосумов. Девушка из богатой семьи, в конце концов, не станет воровать у своего парня. Клептомания – болезнь богатых, а у Дженни – нужда.

Она понимала, что придётся возвращаться к работе в клубах. И не на пару вечеров, как раньше, чтобы быстро скопить на нужные вещи. Нет, придётся устраиваться туда, договариваться с менеджером на постоянные дни работы, чтобы процент был выше, чтобы на эти деньги можно было жить.

– Да всё заебись, онни, – она засмеялась, хрипло, срываясь на кашель. – Только на что нам дальше жить, непонятно?

– Разве твой парень не помогает нам? – Джису выглядела искренне удивлённой.

Дженни знала, что сестра её немножко презирает. Нет, всё ещё любит, но будто бы заранее прощает ей все грехи. Джису словно дева Мария, а Дженни – грешница, которую едва не закидали камнями. Джису не очень понимала, как можно просить у человека что-то тебе купить, не понимала, как можно просить деньги. Дженни тоже так этому и не научилась, а Пак Хисын окончательно убедил её в том, что с такими отношениями пора кончать.

Если бы Дженни рассказала сестре, что воровала, вот тогда бы та по-настоящему расстроилась. А Дженни не хотелось быть плохой, не хотелось, чтобы её осуждал самый близкий человек. Ей самой себя за глаза хватало.

– Я больше не буду… Не смогу у него просить.

– Вы расстались?

В каком-то смысле, они действительно расстались. Дженни больше не устраивали их отношения без обязательств, ей теперь хотелось, чтобы её любили. Но что со своими желаниями делать? Разве что проглотить, подавиться и сдохнуть в мучениях. Больше ничего и не оставалось.

– Нет.

– Тогда что не так?

– Я влюбилась в него, онни.

Слова, произнесённые вслух, возымели какую-то сверхъестественную силу, и она инстинктивно прикрыла рот ладонью, словно стремясь их задержать, не дать вылететь, стать реальностью.

Поздно.

Её признание повисло в воздухе грозовой тучей, дамокловым мечом.

– Я всё ещё не понимаю, в чём проблема, – Джису чувствовала, что что-то не так. Она видела, что для сестры эти слова, словно проклятие, словно их произнесёшь, и всё, пропала. Но не могла вникнуть, в чём именно была загвоздка.

– Теперь, когда я в него влюбилась, во мне столько гордости, что я просто не смогу. Не смогу его просить. Не смогу у него… – Она запнулась, налила новую стопку, резко выпила, запрокинув голову. – Теперь мне хочется для него быть любимым человеком, а не благотворительностью. Только я уже проебалась по всем фронтам.

– Как ты можешь быть благотворительностью? Что за идиотское у тебя мышление? – Джису искренне возмутилась, подъехала к кухонному шкафчику, достала из нижнего ящика – там стояли все вещи, необходимые в быту, чтобы она могла без проблем дотянуться – ещё одну стопку. Налила себе и сестре, выпила также быстро. – Помочь любимому в трудной ситуации – это естественно для любого нормального человека.

– Я для него не любимая, – в словах Дженни не было горечи, только тупая какая-то боль. Словно не сегодня к ней пришло осознание собственного положения, а давным-давно, и она уже успела смириться с ним и принять его.

– Это всегда может измениться. Я уже говорила, тебя невозможно не любить.

Джису была настроена воинственно, и Дженни улыбнулась. Хоть кто-то на её стороне. Хоть один человек. Правда, лучше бы Джису её ненавидела, но жила хорошо, а не так, как сейчас. Дженни бы всё отдала за то, чтобы с ними произошла ситуация, как в длинных индийских сериалах. Чтобы Джису отдали на усыновление в богатую семью, ей бы там вовремя сделали операцию, она бы ходила и жила счастливо. Дженни лучше бы одна была в этой бедности и темноте, лучше бы одна.

Но с ними никаких чудес никогда не случалось. Чудеса сестёр Ким обходили за тридевять земель, похихикивали над их молитвами, и показывали им голые задницы, как перепившие старшеклассники на вечеринках.

– Если он будет видеть мою бедность, никогда меня не полюбит.

– Да с чего ты взяла? – Джису начала злиться всерьёз, она не понимала, что за глупости вбила себе в голову младшая сестра.

– Помнишь Пак Хисына?

– Это тот странный дядька? – Джису нахмурилась, вспоминая рассказы Дженни об этом человеке.

– Да. Благодаря ему я всё окончательно и уяснила.

С Хисыном Дженни познакомилось как раз-таки во время подработки в клубе. К ней начал активно приставать какой-то парень, выглядящий лет на шестнадцать, но уже уверенный в том, что деньги папочки могут решить все проблемы. Не то чтобы Дженни его уверенность не разделяла, просто не хотела становится проблемой, которую таким образом будут решать.

Парень затащил её за свой столик, забирался руками ей под платье, и она сжимала ноги и зубы, улыбалась-скалилась, и всеми силами пыталась его руки убрать. Сил у неё было меньше, как и возможностей. Девчонки вроде неё, если подобное нарушение кодекса клуба случалось, должны были покорно дожидаться, пока это заметит и охрана. Нет, она могла бы закричать, оттолкнуть его со всей силы, учинить скандал, но и денег бы тогда не получила, и остались бы они с Джису без света, без газа и без воды. Дженни терпела.

Парень же терпением не отличался:

– Да кого ты, блять, из себя строишь? – Он вспылил, повалил Дженни на диван, лёг сверху.

Лицо у него было искажено от злости, глаза прищурены и ничего в них не читалось, кроме желания прямо на этом диване Дженни и унизить. Не заняться с ней сексом, а именно унизить, показать, насколько он сильнее, насколько выше по статусу.

– Извините, Вы, кажется, неправильно поняли, – она всё ещё старалась не отбрыкиваться, решить всё мирно, уйти, в конце концов, пораньше, но заработать хоть что-нибудь.

Главное, уйти.

– Нет, ты совсем охуела, сука, – он схватил её лицо своими пальцами, отчего-то ужасно холодными и твёрдыми, – я тебя чем не устраиваю? Мало дал, что ли? Мало, блять?

И он выпустил её на пару секунд, полез в карман пиджака, достал оттуда бумажник – кожаный и солидный, совсем ему не подходящий, будто украденный у бизнесмена за пятьдесят.

Купюры полетели на Дженни, а она, отмерев от страха, попыталась из-под парня выскользнуть. Ей почти удалось, но он крепко схватил её за волосы своими мертвенно-холодными, цепкими пальцами. Схватил больно, выдирая клоки, и она, дёрнувшись, словно марионетка, оказалась спиной прижата к его груди.

Крутанув её, парень снова оказался прямо перед ней, и Дженни стало по-настоящему жутко. Пощёчина едва не свалила её с ног. Следом за первой последовала вторая, а потом ещё одна, и ещё. Она не могла кричать, звук застрял в горле и отказывался выходить. Она выглянула из-под сложенных над головой в защитном жесте рук, но охрана, как назло, именно в этот момент куда-то пропала. Следующий удар заставил её упасть, и тогда, чтобы не прилагать лишних усилий и не нагибаться, парень принялся орудовать ногами.

Дженни, как в детстве, свернулась клубочком, крепче прижала руки к голове. Только раньше она всегда звала маму, а теперь некого было звать. Совсем некого.

Какая-то сила, страшная и сокрушительная, сбила её обидчика с ног.

– Ты кто такой, сосунок, чтобы с девушкой так обращаться?

Она подняла голову, и увидела, что парень тоже оказался на полу, а над ним возвышался представительный мужчина лет сорока. Костюм на нём был в мелкую белую полоску, а часы – Дженни не разбиралась в их марках, но часы точно были безумно дорогими.

– Я тебя спросил, – лёгкая пощёчина, не сильная, но обидная, заставила парня захныкать.

Он проблеял что-то про папу, у Дженни не было времени выслушивать подробности.

Она закупорила все свои чувства глубоко внутри, поднялась, и ровным шагом направилась в кабинет менеджера. Она не могла находиться в этом месте больше ни минуты. Она хотела только забрать деньги, вызвать такси и отправиться домой. Обычно она торчала в клубе до того времени, пока не начнёт ходить общественный транспорт – и заработать, и на такси сэкономить, но не в тот раз. Тогда на деньги было всё равно.

Менеджер, увидев, как распухло её лицо, не стал спорить, и выдал в два раза больше положенного. Столько, будто она всю ночь тут провела.

– Спасибо, – буркнула Дженни и коротко кивнула.

– Пару дней не приходи, – она посмотрела на мужчину с непониманием, – пока не заживёт, – уточнил он.

Дженни ещё раз кивнула, и вышла из кабинета.

Пробираясь через потные тела к выходу, она поняла, что ничего не чувствует. Да, болела щека и ныло где-то в районе рёбер, но это не страшно. В ней не было обиды, не было злости по поводу случившегося. Дженни тогда подумала, что в ней наконец-то сломался стыд. Девушки, работающие в клубе, говорили, что этот слом обязательно надо пережить, а не то не сможешь по-настоящему много зарабатывать.

Только через пару дней, когда ехала в автобусе и вдруг начала истерично рыдать, увидев парня, похожего на того мудака, она поняла, что это был шок. Мозг просто смилостивился над ней и действительно заблокировал все чувства. А вот стыд за заработок собственным телом так и не прошёл.

Она вышла из клуба и вдохнула свежий воздух. Вдохнула полной грудью, так, что закружилась голова. Было холодно, и она куталась в тонкое пальто. На голых коленках расцветали синяки. Такие же проступили по всему телу и на лице.

– Девушка, с вами всё в порядке? – Представительный мужчина с дорогими часами стоял на курилке и глубоко затягивался тонкими, женскими будто бы сигаретами.