Текст книги "Право голодных (СИ)"

Автор книги: Ks_dracosha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Ты с ней говорил? – Икнув, громко спросил Тэхён.

– Да, – Чонгук закатил глаза. Эти двое выбрали абсолютно разные позиции. Дженни ни о чём не спрашивала и будто бы забыла даже о бывшем своём парне, а Тэхён навязчиво и безуспешно пытался выведать у него, чем она занимается и не слишком ли грустит.

– У неё всё хорошо, – раз за разом отвечал он полуправду, но не смел даже заикаться о том, что девушка собралась куда-то уезжать. С этим друг бы точно не справился.

– Вот и славно, – Тэхён улыбался, только взгляд его был тоскливым-тоскливым и чудовищно обречённым.

– Я бы хотел тоже сказать и о тебе, – поморщился, – но ты просто себя убиваешь.

– Она обо мне спрашивала? – Он весь встрепенулся, взвился на кровати, и даже волосы его – до этого свисающие вдоль лица сальными сосульками, кажется, чуть приподнялись.

– Нет, – ложных надежд он дарить не собирался.

Это «нет» повлияло на Тэхёна моментально, и он сдулся, словно воздушные шарик, рухнул обратно на постель, закрыл глаза. Только рука его осталась жить собственной жизнью и поползла по полу в поисках новой бутылки.

Чонгук подвинул другу полную.

Конечно, он пытался всё изменить. Когда Дженни пришла в их квартиру, на ней не было лица, она рыдала так, что не могла говорить, и в конце, заставив их изрядно поволноваться, сказала, что они расстались, и попросила Чонгука помочь обустроиться на новом месте. Он, конечно же, согласился, однако, прежде связался с Тэхёном. Трубку взяло пьяное нечто, неспособное связать и пары слов, и всё повторяющее про «свою вину».

Сперва они с Джису думали, что это несерьёзное расставание. Как поссорились, так и помирятся. Однако, Дженни заявила о стажировке заграницей и намерении сдать экзамены экстерном, с головой погрузилась в учёбу, а Тэхён – в запой.

Когда Чонгук пришёл в его квартиру на следующий день, чтобы помочь грузчикам перевести вещи Дженни, он даже не смог проснуться – настолько был пьян. Чонгук пытался вытащить его из этого состояния. Пытался говорить с ним, забирал алкоголь, торчал с Тэхёном целыми днями. Однако стоило ему отлучиться на несколько часов, и друг вновь попадал в невменозное состояние.

– Да что случилось, можешь ты объяснить мне? – Спустя три недели подобного поведения Чонгук не выдержал. Вновь вылил весь алкоголь в унитаз, надавал Тэхёну по щекам, чтобы очнулся. Он был настроен решительно.

– Я проебался, – просто заявил друг.

– Да что ты такого сделал? Может помиритесь? – тогда Чонгук ещё пытался найти выход.

– Она узнала о том, что я изменял.

– Как? – Он и забыл о том, что когда-то такое было. Счастье – и своё, и виденное у парочки Ким, затмило разум.

– Не знаю, – пожал плечами, – разве это важно?

– Не важно, – подтвердил Чонгук.

– Может она вернётся, как думаешь? – Его глаза – вот уже почти месяц безжизненные и стеклянные – загорелись, заплясала в них последний танец надежда.

Он не нашёлся, что сказать. Просто покачал головой. Почему-то Чонгук был уверен, что не вернётся. Даже если любит, всё равно не вернётся.

Его борьба закончилась, когда Тэхён в очередной раз пригрозил, что просто сменит замки или переедет, если ему продолжат читать нотации. Когда Чонгук забрал у него кошелёк – чтобы не на что было покупать алкоголь, друг позвонил в полицию и заявил о грабеже. К счастью, приехавший наряд состоял из молодых парней, которые на рассказ о разбитом сердце и брошенном бедолаге, отреагировали с пониманием и доверием. Удалось избежать неприятностей.

Чонгук не понимал, что делать. Тэхён был взрослым человек, и никак его было не принудить к лечению. Он не причинял зла, тихо спивался в собственной квартире и доставлял неудобства лишь самому себе. Даже телевизор не смотрел: сказал, что ему от этого тошно, и просто глядел в потолок целыми днями, ночью же, чтобы не слепило солнце, выбирался в ближайший круглосуточный магазин и делал там новую закупку.

Из воспоминаний его выдернул странный звук. Тэхён блевал. Свесившись вниз с кровати, отодвинув одеяло, он блевал прямо на пол, и выворачивало его жутко. Но не это испугало Чонгука. Кровь. Вместе с жуткого цвета желчью – ржавого, ядрёного, из друга выходили сгустки крови.

– Что ты с собой сделал, чел, – судорожно вздохнул, и вышел. Подышать и подумать.

Надо было что-то решать. Надо было его спасать.

Сперва Чонгук прибрался во всей квартире. Вытер пыль, пропылесосил, распахнул окна. Только после того, как загулял по комнатам свежий ветерок, понял, насколько спёртый воздух стоял в помещении. Как в склепе. Потом он дотащил вдрызг пьяного друга до ванной, прямо в одежде уложил туда, но воды набрал только до пупка – чтобы не утоп.

Он собрал все бутылки в мусорные мешки – получилось шесть штук, а ведь он выбрасывал их уже несколько раз. Оттёр новую и старую блевотину с пола – понял, что всё началось довольно давно, и именно этот запах – в череде других, настолько же мерзких, его отталкивал. Сгрёб все окурки, прошёлся по полу несколькими чистящими средствами, чтобы пропало амбре. Получилось не очень, наверное, нужно было для таких целей больше времени. Выкинул простыни, вынес на мусорку матрас, воняющий потом и алкоголем так, что вряд ли бы это поддалось стирке. Застелил новое постельное бельё в гостевой комнате, там, где раньше жила Джису. Комнату Тэхёна же запер, оставив в ней открытыми все окна. Пусть проветривается. Вернулся в ванную, чувствуя себя чёртовой Золушкой.

Тэхён спал, и стекала по его подбородку слюна. Куда делся его друг – ехидный, резкий, никого не любящий? Что с ним стало?

Чонгук приложил все усилия, ворочая огромное тэхёново тело в воде, стараясь его отмыть. Стянул с него одежду, за что получил сонную шуточку о приставаниях. Бросить всю эту затею захотелось ещё больше, но он сдержался.

– Значит, чтобы самому помыться, сил у тебя нет, а как язык распускать – так это всегда пожалуйста. Вот ублюдок, – приговаривал он, вытаскивая друга из ванной и укутывая в огромный халат.

Чонгук заставил Тэхёна почистить зубы, а после поесть немного супа. Больше трёх ложек не получилось – его опять начало тошнить. Правда, было уже нечем: в желудке не осталось даже желчи.

– Тебе надо лечитсья, понимаешь? Это ненормально – то, что с тобой происходит! – Пытался он донести мысль до туши, не подающей никаких признаков осознанности.

– А что в этом мире вообще нормально? – Пришёл ему в ответ вопрос, а псевдофилософ захрапел прямо за кухонным столом.

– Да чтоб тебе провалиться, – в сердцах выругался Чонгук.

Порыскав по квартире, он нашёл пачку сигарет, и вышел на улицу – покурить, подумать и подышать. Вообще, он курил не часто, только когда припирало, ну и за компанию, чтобы влиться в новый коллектив. Однако он абсолютно не понимал, что делать. Как заставить друга обратиться к врачу? Шестнадцатилетнего Тэхёна в лечебницу сдали его родители, да и сам он был безразличен. Тэхён двадцатичетырёхлетний упёрся рогом и проблему отрицал. Чонгуку казалось, что подохнуть в этой квартире – его цель, и он будет вполне рад её осуществить как можно скорее. Допустить этого он не мог.

Чонгук не был хорошим психологом. Обычно все его мысли были написаны на лице, да и справляться с проблемами он привык нахрапам, избегая любых тонкостей. Этот же случай требовал совсем иного подхода. Такого, как у Дженни Ким.

Будто подслушав его мысли, позвонила Джису. Она уж точно бы не обрадовалась, если бы он привлёк к операции по спасению Ким Тэхёна сестру.

– Да, моя драгоценность? – Поднял трубку.

– Что ты сделал? – Раздался голос на том конце провода. – Что-то с Дженни?

– Нет, – вздохнул он, понимая, что обмануть жену не получится. Она его знала, как себя, и всегда чувствовала, когда он хотел слукавить. – Я сперва к Тэхёну поехал.

– Да чтоб он провалился! – Фыркнула она, и Чонгук улыбнулся, вспоминая свою такую же фразу, сказанную всего несколько минут назад. – Всё бухает?

– Ага.

– Ненавижу пьянь!

– Ага.

– Да что ты агакаешь? Я просто не понимаю, чего ты с ним возишься?

– Он мой друг, милая, – он постарался вздохнуть как можно тише, чтобы она не услышала. Джису была настроена воинственно, и, хотя про измены не знала, была уверена: в расставании и в желании сестры уехать, был виноват Тэхён. Не то, чтобы она ошибалась. Чонгуку даже нечего было противопоставить её претензиям, только вот это «он мой друг» и оставалось.

– Дружба – это когда равноценно, но, по-моему, ты его спасаешь-спасаешь, а он и рад бы подохнуть, – их с женой мысли часто были похожи до такой степени, что это пугало. Она всегда угадывала, о чём он думает.

– Ему нужна помощь, – только и смог выдавить из себя Чонгук.

– Так пусть обратиться к специалисту! – Она явно была на взводе.

– Он не хочет, – этот разговор проходил по одному сценарию из раза в раз. И Джису злилась, а Чонгук расстраивался, но оставить Тэхёна – не мог. А жена не могла смириться с тем, что он так много заботы отдавал человеку, причинившему боль её сестре. Она любила повторять, что он обещал всегда становиться на её сторону, и он чувствовал себя беспомощно и бессильно. Не мог расстраивать любимую девушку, не мог бросить друга.

Чонгук заебался. И подумал об этом в сотый раз за час.

– Съезди к Дженни, – буркнула она, почувствовав, видимо, что силы окончательно его покинули.

– Обязательно.

– Выведи её на прогулку.

– Конечно.

– И посмотри, чтобы поела.

– Непременно.

– Хорошо, – она вздохнула, – возвращайся скорее. Люблю тебя, – и бросила трубку.

Чонгук улыбнулся. Она всё ещё смущалась говорить эти слова, но они сразу поднимали ему настроение. Именно они стали первым, что он услышал, когда из её рта достали жуткую трубку в больнице. Он тогда сдержался из последних сил, чтобы не зарыдать, как девчонка, но она всё поняла – его жена, и сказала, что парни тоже могут плакать, если им этого хочется. Чонгук с ответным признанием тянул. Ему казалось, что она подумает, будто бы для него это вынужденная мера, и в конце концов выпалил их, словно юнец, когда она поцеловала его за первым домашним ужином. «Я знаю», – засмеялась Джису, поведя плечом. И Чонгук захотел делом доказать, что она просто не представляет, насколько его любовь сильна.

Когда он вернулся, Тэхён уже наливал себе виски из незнамо откуда взявшейся бутылки. Не в стакан, конечно, такая мелочь его не волновала. Прямо в рот.

У Чонгука что-то сдвинулось внутри, он разозлился так, как злился только на ринге, но никогда – в жизни. Одним махов выбил бутылку из рук друга, и она, не разбившись, покатилась по полу, полилась янтарная жидкость. Тэхён наклонился, попытался поднять её, но потерял равновесие и просто завалился на пол. Окунул пальцы в образовавшуюся лужу. Облизал их. Усмехнулся. Сёрбнул от удовольствия.

Чонгук от этого взбесился ещё больше, дёрнул друга за подмышки, поднял его, прислонил к стене. Сжал за плечи так крепко, что наверняка остались синяки. Несколько раз хлестнул по щекам. Тэхён покорно всё терпел, не возмущаясь и не издавая ни звука.

– Да что с тобой, блять! – Чонгук ударил сильнее, но уже не по щеке и не ладонью, а кулаком – в грудь.

Тэхён застонал, сложился пополам, вновь рухнул. Но Чонгука было не остановить, он снова его дёрнул, снова прислонил к стене.

– Я тебя спрашиваю, что с тобой, блять, случилось? – Проорал в безразличное лицо, и почувствовал, вдруг, что вернулся в детство. Когда друг не обращал внимания на его мольбы, когда прямо при нём снюхивал дорожки.

– Да так, пустяки, – наконец-то заговорил Тэхён. Щёки его были алыми от ударов, расцветал фингал под глазом – видимо Чонгук, потеряв концентрацию, неудачно ударил, из рассечённой губы текла кровь.

– Я устал тебя спасать, – он совсем обессилел.

– Так и не надо, – друг выглядел всё таким же безразличным. Не было в этих словах ни бравады, ни кокетства. Он и правда собирался себя похоронить.

– Разве ты сам не говорил, что если с одной девчонкой не получилось, надо просто перетрахать как можно больше других, и всё пройдёт? – Чонгук предпринимал последние попытки достучаться до него.

– Это было раньше, – Тэхёну говорить было сложно: он морщился от каждого движения, ему очевидно было больно. Это Чонгук с ним такое сделал. – Я тогда ничерта не знал, – он шепелявил немного, видимо, в один из ударов прикусил язык, – и говорил всякую чушь. Ты же всё равно мне никогда не верил.

Ему нечем было парировать. Он действительно не верил.

– Неужели тебе правда плевать? Если не на себя, то на меня, на отца, на Дженни? – В глазах Тэхёна что-то загорелось. – Ты хочешь, чтобы твой отец ещё одного ребёнка потерял? – Не то. – Неужели ты совсем не помнишь, как извинялся за своё поведение после лечебницы? – Не то. – А Дженни? Что она почувствует, если ты тут сдохнешь? – Ну конечно. С этого стоило начинать.

– Облегчение…

– Не ври себе, – резко оборвал его Чонгук, – она ни за что не почувствует облегчение.

– Это да, – Тэхён улыбнулся, и на фиолетово-красном его лице улыбка эта – кровавая и косая – выглядела пугающе, – она добрая, она меня любит.

– Так ради вашей любви, Тэхён, ради вашей любви, почему ты не можешь прекратить? – Чонгук не понимал, что он несёт, что из его рта за глупые, пошлые слова вылетают, но он стремился нащупать нерв. Наощупь, вслепую.

– Чонгук, – он не переставал улыбаться, – как же я могу жить, если знаю, что она меня любит и я её люблю, но мы не вместе? Из-за моего проёба. Скажи мне, зачем мне стараться? Если очевидно, что лучшее, из предназначенного мне, я просрал?

– Может она вернётся ещё, – он знал, что не вернётся, но использовал последний – самый грязный приём.

– Нет, Чонгук, – Тэхён тяжело вздохнул, закашлялся, прижал руку ко рту. Когда приступ хриплого, разрывающего кашля прекратился, на ладони у него остались сгустки крови. – Она не вернётся, – продолжил, как ни в чём не бывало, – и это правильно. Только больно пиздец, – и он снова закашлялся.

Чонгук размышлял над тем, что ему делать, ещё неделю. Но Тэхён стал выглядеть слишком плохо, он вообще перестал есть – организм не воспринимал даже супы, скинул килограмм 10, если не больше, и едва ли приходил в сознание. Он долго сомневался над тем, стоит ли говорить о своём плане Джису, и, в конце концов, поведал ей всё.

Она молчала. Долго смотрела на него, а потом сказала:

– Ты нарушил обещание, но я тебе это прощаю. Один раз. Проследи, чтобы она не пострадала.

– Хорошо. Я люблю тебя, – он долго сцеловывал с её щёк слезинки, а жена всё плакала и спрашивала, почему именно с её сестрой должно такое случаться.

Чонгук выбрал день, когда у Дженни была запланирована прогулка – по расписанию, составленному им же, и поехал к ней первой, изменяя своему привычному маршруту. Она не была против, когда он заходил сам – вручила ему запасные ключи и попросила не беспокоить её лишний раз, и парень по привычке прошёл внутрь маленькой квартиры, выгрузил из холодильника – крошечного, пожелтевшего от времени – испорченную еду и загрузил новую – Джису оказалась действительно не так плоха в кулинарии, и для сестры готовила каждую неделю.

Закончив с рутиной, он зашёл в комнату Дженни – и в принципе единственную комнату в этой халупе. Она занималась в наушниках, склонила голову над тетрадью, усердно что-то писала, и губы её шелестели, очевидно, проговаривая какие-то слова. Чонгук в который раз поразился аскетичной обстановке. Не было в помещении ничего, кроме узкой кровати, шкафа с книгами и письменного стола с неизменно включённой лампой. Лампа адски жужжала, и Дженни пользовалась наушниками именно для того, чтобы не раздражаться. Маленькое окошко под потолком не пропускало свет – квартира находилась практически в подвале.

Он похлопал её по спине, и она, как обычно, подпрыгнула от испуга, уставилась на него с изумлением. Всё никак не могла привыкнуть к его приходам.

– О, Чонгук, – дёрнулись её губы, и у него самого свело скулы – так устал от ненастоящих улыбок этих двоих, – привет.

– Привет.

– Я закончу упражнение, и пойдём, – она кинула быстрый взгляд на календарь, поняла, что наступил день прогулки.

– Хорошо, – он вышел на кухню, кое как уместился на единственном стуле, приготовился ждать.

Дженни вышла на удивление быстро. Накинула куртку – было всё ещё достаточно холодно – и они поднялись на улицу.

– Джису всё ещё злиться?

– Она о тебе заботится.

– Я знаю, – Дженни пожала плечами. – Я позвоню ей через неделю, как раз сдам IELTS к тому времени. Не можем же мы не разговаривать до моего отъезда.

Обычно они делали три круга по району – это занимало минут сорок – в полной тишине, но в этот раз Чонгуку надо было попросить её об услуге. И он мялся и не понимал, как стоит начать разговор, а она, словно бы и не замечала этого – смотрела то на небо, то под ноги, и продолжала бормотать английские фразеологизмы себе под нос.

– Ну что там у тебя, – не выдержала, когда они закончили первый круг, – говори уже, а то у меня от твоего сопения голова разболелась.

– Мне нужна твоя помощь, – выдохнул от облегчения.

– С чем? – Она приподняла бровь. Столкнулась с его извиняющимся взглядом, и лицо её стало похоже на восковую маску: опущенные вниз уголки губ, огромные испуганные глаза, белая-белая кожа. – Что с ним случилось?

– Он пьёт.

– Пьёт? – Она будто бы не верила в то, что говорила.

– С первого дня и беспробудно. Он умрёт так, Дженни. Уже даже есть не может. На скелет стал похож. Вот посмотри, – Чонгук достал телефон и показал ей фотографию, на которой пьяный Тэхён спал прямо на полу в окружении бутылок. Надо сказать, кадр получился очень живописный – он сделал его на следующий день после незапланированного избиения, и вместо лица у Тэхёна была сине-красная каша. Перестарался он немного, но ничего. Зато как она вцепилась в экран глазами! Не сможет отказать, просто не сможет.

Дженни остановилась, присела на лавочку. Чонгук последовал за ней.

– Почему ты раньше мне не сказал?

– Джису запретила, – честно ответил. А потом добавил ещё более честно: – мне не казалось это правильным. Я надеялся, что сам смогу его вразумить.

– Ты знаешь, почему мы расстались?

– Да.

– Не смей говорить Джису, – сказала только, и вновь уставилась на фотографию. – Мы сделаем так, как я скажу, – наконец заявила. Сглотнула тяжело, поморгала. Аккуратно, словно взрывное устройство, положила телефон на краешек скамейки.

– Хорошо, – Чонгук не смел противиться.

– Пошли домой, – махнула головой, и стала вдруг похожа на полководца, ведущего единственного своего солдата в последний бой – на верную смерть.

– У тебя же экзамен, – ему было неловко отрывать её, и так, очевидно, пострадавшую больше всех, от учёбы.

– Как думаешь, сколько ещё он протянет? И чего ему это будет стоить? Разве плохо знаешь Тэхёна? – Чуть споткнулась на имени. Чонгуку показалось, что глаза её заблестели, но Дженни повернулась к нему, и не было в ней ничего печального – только решимость и уверенность в собственных силах. – Если он вознамерился что-то делать, то пойдёт до конца.

Они почти бегом вернулись в квартиру, и Дженни тут же кому-то позвонила. Трубку не брали, но она настойчиво продолжала вызывать этого человека.

– Чонхён, прости, что отвлекаю, но мне очень нужна твоя помощь.

До Чонгука не сразу дошло, что она говорила с его братом. У него глаза на лоб полезли от удивления. Он вслушивался в разговор, но не понимал решительно ничего. Какие-то арендодатели, мудаки и заявления – вот и всё, что он уловил из продолжительной беседы.

– Спасибо большое. Прости, что втягиваю тебя. Я очень благодарна.

– Да ладно тебе, – донеслось из телефона, – всегда рад помочь, Дженни.

Она положила трубку. Чонгук продолжал сверить её растерянным взглядом.

– Когда ты стала так дружна с моим братом?

– С Чонхёном? – Она очнулась от собственных мыслей, посмотрела на него так, будто бы только что вспомнила, что не одна в комнате. – А, ты же не знаешь.

– У меня такое чувство в последнее время, что я ничего не знаю…

– Тэхён за моей спиной подал в суд на одного человека и занимался расследованием преступной деятельности – второго. Ему в этом твой брат помогал. В последнее время не мог до Тэхёна дозвониться, вот и связался со мной – думал, я уже в курсе.

– Но зачем тебе это? – Он никак не мог взять в толк, причём тут какие-то расследования и его брат. Ему бы сперва друга спасти, а потом уже вникать в тонкости чужих тайн.

Дженни не ответила. Она смотрела в экран своего телефона так, словно видела там гадюку. Жуткую и неприятную. Наконец пальцы её застучали по экрану. Она поднесла гаджет к уху. Гудки даже ему почему-то показались оглушительными. Передалось её напряжение.

– Дженни! – Он узнал этот голос. – Почему ты звонишь? Что-то случилось? Тебе нужна помощь?

– Привет, – холодом её голоса можно было превращать воду в лёд, – я хочу, чтобы ты от меня отстал.

– Что? – Он явно был пьян – иных состояний у него не случалось довольно давно, однако держался молодцом и старался звучать уверенно. – О чём ты говоришь?

– Я про то, что ты абсолютно меня не слушаешь. И не уважаешь. Я просила не лезть в мою жизнь, но ты убедил Чонхёна заниматься абы чем! После того, как мы расстались… Как ты посмел вообще! Я не хочу никаких напоминаний о тебе, – она дрожала. Чонгук буквально слышал, как стучали её зубы. Дженни трясло, и она вцепилась пальцам левой руки в собственное бедро, будто бы стремясь удержаться от падения. Он готов был поспорить, что завтра на этом месте проявится синяк – так побелели её костяшки.

– Я приеду, – спокойно заявил Тэхён.

– Только попробуй! – Она взвилась стрелой, почти закричала. – Не смей садится за руль!

– Не буду. Жди, – и он бросил трубку.

Через секунду зазвонил телефон Чонгука.

– Скажи ему адрес, но запрети брать машину. Пусть на такси едет, – Дженни будто бы покинули все силы, она опустилась прямо на пол, тяжело дышала.

Чонгук послушно назвал встревоженному другу адрес. Потребовал с него обещание, что он возьмёт такси. Подошёл к Дженни, присел перед ней на корточки.

– Ты будешь в порядке? – Спросил совсем глупо.

– Я должна, – она сжала губы так, что они стали белыми – в тон лицу. Подняла руку: – Помоги мне подняться.

Дженни шатало, словно пьяную. Но она пошла в ванную – ещё более маленькую, чем кухня. Не закрывая дверь, опустила голову к проржавевшему крану, выставила максимально холодный режим. Некоторое время подержала лицо под плотной струёй воды. Умылась.

Её всё ещё трясло, только на щеках появился румянец.

– Я же всё делаю правильно? – Она уставилась на него так, будто бы он знал ответ.

– Да, – он совсем не чувствовал уверенности.

Он понимал только, что никто, кроме Дженни Ким, не сможет спасти его лучшего друга. И если сегодня она не справится, то совсем скоро Тэхён умрёт.

Он молился о том, чтобы она смогла.

И внутри у Чонгука всё сжималось от ужаса.

========== XXXIII. ==========

Тэхёну было плохо. Каждую секунду каждого дня он испытывал мучения, и, если сперва, казалось, что алкоголь даёт хоть какое-то облегчение, то совсем скоро и он перестал справляться. Алкоголь просто позволял держать себя в руках. Не становится ещё более ничтожным человеком, чем он был. Не трезвонить Дженни каждый час, не приезжать к ней и не валиться на колени с просьбами простить его и принять обратно. Алкоголь делал его слабым и безвольным. Тэхёну этого хотелось.

Чонгук говорил, что он себя убивает, но это было ложью. Он просто не справлялся. Не мог совладать с эмоциями. И не было лучшего способа превратить себя в овощ окончательно, чем повышать градус и вливать в себя бесчисленное количество напитков.

Он знал, что выглядел ужасно. Знал, что превратил квартиру в помойку. Знал, что не должен был так реагировать, но менять ничего не хотел. Казалось правильным жить в реальности, соответствующей его внутреннему состоянию. Реальности жуткой, грязной и неприглядной. Реальности ужасающей и отвратительной. Его.

Конечно, он собирался бросить. Чуть позже. Когда боль перестанет расползаться по его телу, когда воспоминания перестанут терзать с такой мучительной силой, когда перестанет тянутся к раздолбанному телефону рука, чтобы позвонить ей.

Он ничего не мог делать. Всё в этой квартире было пропитано ей, всё в нём было упорядочено, согласно её существу, и он ощущал, будто бы из под ног пропала опора. Чувствовал себя жеребёнком, не умеющим ходить, но раз за разом пытающимся встать на расползающиеся конечности. Поэтому Тэхён пил, спал и снова пил. И дни пролетали быстро, сменяли друг друга и не оставляли внутри него ничего, кроме пустоты и болей в желудке. Кровавых пятен на простынях. Тремора рук. Мерзкого запаха.

Он часами мог сверлить телефон взглядом, кусая руки, чтобы не позвонить ей. И ждал – глупо было отрицать – ждал её звонка, как сумасшедший. Именно ради того, чтобы купить новый телефон – взамен старого, разбитого о стену в бессмысленной попытке справиться с эмоциями, – была совершена его последняя вылазка на улицу в светлое время суток. Он дошёл до того же магазина, где когда-то, вечность назад, покупал телефон ей. Себе взял такой же, хотя появилась модель новее. И красный чехол взял тоже. На него косились с подозрением. Щетина сильно отросла, да и надеть что-то нормальное, он не соизволил. Вышел в пижамных штанах, наброшенном на безразмерную майку пуховике. Не обул даже кроссовки, так и остался в тапках. И воняло от него, наверное, жутко. Но карточка, которую отец всё также продолжал пополнять, послужила лучшей защитой от ненужных вопросов, и телефон оказался у него.

Он разглядывал общие фотографии. Их было немного, но Дженни на всех улыбалась. Она редко смотрела в камеру, всё больше на него – на Тэхёна. И ему хотелось выть от осознания, что больше никогда она так на него взглянет. На кого-то другого, на какого-то незнакомого ему парня, наверняка беспроблемного и милого, она будет вот так смотреть. От мыслей этих внутри его ослабленного тела поднималась ярость. И пусть понимал он, что сам во всём виноват, всё же не мог смириться с мыслью, что ей – Дженни – он больше не нужен. Потому что она была ему необходима.

В нём жила не надежда – жалкое её подобие – на то, что когда-нибудь она позвонит. И он бережно таскал телефон в кармане штанов, не расставался с ним даже в самых жутких своих состояниях. Он не был настолько отвратительным, чтобы думать даже о возможности прощения. Но ему казалось, что ей может понадобиться что-то важное. И он обязательно должен ей помочь. Он должен сделать для неё всё. Всё, что будет в его силах и за их пределами. Он должен отплатить ей за ту боль, которую причинил.

Позвонила не Дженни – отец. И не по телефону, а в дверной звонок. Тэхён долго вглядывался в глазок, пытаясь понять, не настигли ли его галлюцинации, которых он, признаться, ждал, потому что был шанс увидеть в них любимую. Впрочем, организм был не на стороне хозяина. И в квартиру ввалилась не девушка, способная озарить его мир одной улыбкой, а мрачный мужчина в костюме. Лицо у отца было такое, будто бы видеть сына – худшее наказание. И парень не мог сдержать улыбки.

– Получай, – думал он, – потеряешь ещё и меня, и совсем-совсем один останешься. Как и я. По образу и подобию, блять.

Отец изучил квартиру, захлопнул дверь в комнату, из которой Тэхёна тогда ещё не выселили, и в отличии от Чонгука даже не попытался навести порядок. Просто брезгливо поморщился.

– Зачем пришёл? – Спросил парень, и засмеялся от звука собственного голоса.

– Посмотреть, как ты в очередной раз решил надо мной поиздеваться.

– Над тобой? – Показалось, что без очередного глотка в этом деле не разобраться, и потому заглянул в холодильник, открыл новую бутылку.

– Мне противно на тебя смотреть, – из голоса отца сочилась неприязнь.

– Не смотри, – пожал плечами. Давно стало всё равно на мысли и чувства этого человека.

– Почему ты надо мной издеваешься? – Тэхён даже поперхнулся от такого заявления. Прищурился, стараясь разглядеть лицо, бывшее когда-то родным. Не шутил.

– По-моему, если я издеваюсь, то только над собой. Тебе ни горячо, ни холодно от того, умру я завтра или через пятьдесят лет. Новая жена не наклепала ещё детишек? – Вообще-то, он знал, что не стоит затрагивать эту тему. У отца и его супруги ничерта не получалось с тем, чтобы наделать господину Киму замен для двух умерших сыновей и одного пропавшего. Однако все тормоза слетели с него уже давно. Ни одного не осталось.

Он молчал – его отец. Мужчина, раз за разом оставляющий сына в одиночестве. Никогда не бывший для него папой. Всегда отстранённый и безразличный. У него закололо что-то внутри от осознания, что этот человек, наверное, даже не заплачет, если он умрёт прямо перед ним. Он всё уже отскорбел по другим детям и по жене. На Тэхёна никаких чувств не осталось кроме раздражения, злости и усталости от его неудобства.

– Ты даже хуже Джина, – сказал отец после долгого молчания, – тот хотя бы что-то прекрасное создавал, а ты приносишь одни разрушения. Я устал за тебя бороться.

Ему захотелось плакать. Не Тэхёну – взрослому парню, забившему на всех и в особенности на себя. Маленькому мальчику, который никак не мог взять в толк, почему никто не целует его перед сном, не читает на ночь книжки и не спрашивает, как у него дела, и не появилась ли в классе девочка, которая ему понравилась. Никто не собирал ему ланчбоксы в школу, никто не приходил на его концерты. Братья были слишком заняты, как и родители. У него были друзья. Были девчонки. И всё казалось нормальным. Всё казалось нормальным до того момента, пока он не стал нуждаться в папе. До того момента, пока он не потерял всё.

Тогда отец проебался. Его не было рядом. И вот сейчас он вновь всё потерял. Родитель физически находится совсем близко – руку вытяни, и сможешь ощутить его тепло, только вот создавалось ощущение, что от ладони, к нему протянутой, он отшатнётся.

– Прости, папа, – он говорил искренне, в нём не было обиды и горечи, только смирение и тоска остались, – что у тебя такой сын. Прости. Мне жаль, что я не могу заменить тебе Джина, Джуна и маму. Я даже себя прежнего – послушного и беспроблемного – заменить не могу, – усмехнулся, – мне от этого тоже грустно. Только, знаешь, папа, у меня был один человек в жизни, всего один, который делал меня лучше. Но она пропала. Ушла. Я её потерял. Теперь не для кого стараться, понимаешь?

– Для себя. Ты для себя стараться должен. Чтобы хорошим человеком стать, – отец говорил серьёзно, смотрел на сына со странной эмоцией – смесью осуждения и растерянности.

– Но папа, – Тэхён улыбнулся, – как же я могу, если ты меня не любишь?

Отец разразился длинной речью – почти как на предвыборной компании – о том, что сын просто не имеет права говорить такие вещи, потому что ему дали и образование, и кров, и всю возможную поддержку, а он, лоботряс и дурень, ничего путного с этими вводными данными сделать не смог. И Тэхён внимательно его слушал, но понимал, что его самого – не услышали. И не услышат. Даже если бы он кричал, плакал и умолял отца осознать, насколько для него была важна поддержка – хоть какая-нибудь, хоть самая мизерная, он бы не понял ничего. Он Тэхёна давно похоронил. А глупый блудный сын всё возвращается, всё напоминает о себе, заставляет окунаться в прошлое.