Текст книги "Динь. История одной волчицы (СИ)"

Автор книги: koreandre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

– Эт-тот волк так странно говорил со мной, – сказал Натиуш, – н-никто еще со мной так не разговаривал.

– Скорее всего у них не было времени, – хмыкнул Вент, – ты ведь им задавал вопрос, когда убить собирался.

– Он говорил п-про сердце, – протянул Нат, – я з-знаю, что такое сердце, но никогда не видел в нем любви…

– Вот видишь, – подала голос Динь, – что внутри у этого волка? Ты бы никогда этого не увидел, разрежь его хоть вдоль и поперек. Что-то есть с нами только, пока мы живы. А то, что остается после смерти – это уже не мы.

Нат сидел неподвижно. Он о чем-то думал, и вид его был весьма мрачный.

– Он г-говорил со мной, – сказал он наконец, – но я в-все равно ничего не п-понял. Его слова д-для меня пусты. Я из тех, кто никогда не поймет…

– Перестань, Нат, не все сразу… – начала Динь, но волк отвернулся от нее:

– Метель и п-правда стихает. В-вы можете идти или х-хотите еще отдохнуть?

– Нет, – Динь поднялась, – идем.

– Ох, Великие! – спохватился Вент, – нужно было спросить у него дорогу через горы!

– Я найду, – отозвался Нат и ушел вперед. Динь и Вент побрели за ним.

– Он говорил только про хорошее, – сказала Динь, – но ведь в мире столько зла. Несправедливости. Боли. Все, о чем он говорил так легко отнять… И как тут быть беспечно счастливым? Радоваться всему, что видишь? Любить, зная, что все это – не вечно. Любить, зная, что не все в этом мире достойно любви. Думаешь, Пятый Камень смог бы полюбить таких как Ита?

Она обернулась к Венту. Он пожал плечом:

– Думаю, он пожалел бы ее. И в этом вы с ним похожи. Ты ведь слышала, ему жаль тех, кто не умеет радоваться миру. А что касается беспечности… Ты и правда ждешь от меня ответа, Динь? Я не знаю. Знаю, только, что жизнь смертных, конечна, как бы очевидно это не звучало. И, видимо, суть заключается именно в этом. Радоваться сегодняшнему дню. Не заглядывать вперед. Принимая существование смерти и бед отстраняться от них и делать мир лучше по мере своих сил.

– Это против природы, – пробормотала Динь, – против инстинктов самосохранения. Держать сердце открытым, зная, что в него могут ударить снова и снова. Я бы хотела так уметь, но… Даже не представляю, как такому научиться. Мне далеко до Пятого Камня.

– Рад, что ты это понимаешь. Это уже немало.

– Я нашел. Нашел тропу, – Нат вернулся, – если мы пройдем чуть к северу, там горы станут ниже и не такими крутыми. Я не проверил ее до конца, на это ушло бы слишком много времени, но думаю, никаких трудностей возникнуть не должно.

– Обычно, именно с этих слов начинаются трудности, – проворчал Вент, и не ошибся.

Перевал, который нашел Натиуш был прямым всего несколько дней пути. А потом перед ними возникла непролазная круча, и пришлось взять к северу, снова и снова. Дул беспощадный ветер, добычи стало совсем мало. Правда, один раз им попалась насквозь промерзшая горная коза, но как бы Динь не старалась отгрызть от нее кусок, она лишь разодрала десны. Пришлось довольствоваться несколькими глотками снега с собственной кровью.

Несколько раз Динь замечала хвостатые тени совсем близко. Они опускали головы к земле и утробно низко рычали. Дважды повторять не приходилось, и путники сворачивали в сторону от владений барсов.

Ветер вдавливал их в камень, прижимал к нему и вжимал в него. Порой, они едва могли ползти по узким карнизам, каждый раз рискуя тем, что лапа сорвется вниз. Нату приходилось совсем плохо из-за его размеров и неповоротливости, и каждый раз, когда очередной камень ускользал из-под его лапы, Динь вздрагивала от испуга.

Они останавливались под каменными навесами, и Нат оставался возле входа, а Динь с Вентом прижимались друг к другу и дремали. Сон их был неспокоен, и пару раз в видениях Динь мелькала черная гибкая змеиная тень, но она никогда не забиралась достаточно глубоко. Да, горы были высоки и беспощадны, но они не пускали сюда Змея.

А потом все начиналось снова. Борьба с голодом, усталостью и ветром. Но, – и сердце Динь замирало от восторга, – каждое утро солнце вставало чуть ближе к ней, чем до этого. Пусть она не исполнит мечту, и не достигнет того края, где рождается рассвет, она хотя бы станет ближе к нему.

Все меняется и после одной из ночевок, выйдя из маленькой теплой пещерки Динь поняла, что и ветер переменился. Он стал слабее, и вместо запахов снегов нес с собой запах, который Динь никогда бы не забыла: соленый запах моря. Тропа стала шире и пошла на спуск. Они преодолели перевал и море раскинулось перед Динь широкой необозримой преградой. На нем не было льдов, как и говорили Призрачные Волки, все оно дышало и колыхалось, как огромное, сине-изумрудное полотно.

– Вот и все, – сказала Динь, – вот мы и пришли. Мы останемся здесь, найдем пещеру…

Она старалась думать, что ничего не произошло. В конце концов, она была готова к тому, что увидит задолго до того, как увидела. И все-таки, сердце сжималось от тоски.

Когда-то, в далеком детстве она хотела увидеть море. Теперь ей хотелось увидеть что угодно, кроме моря.

Динь оглянулась назад. Там, внизу, совсем смешной и маленькой казалась долина, уже наполовину скрытая за странным туманом. Волчица поежилась, отвернулась и пошла вниз.

Подходящее логово они нашли довольно скоро. Это была пещера с широким входом и коротким коридором, достаточно неуютная, если бы коридор не сворачивал резко и не спускался еще чуть вниз, не пропуская внутрь совсем уж бешеный ветер. Подойти к пещере можно было только сверху, и Динь пришлось потратить некоторое время на то, чтобы найти вторую тропу, ведущую от перевала вниз. Тропа эта была узкая и неудобная, но так было даже лучше – Динь совсем не хотелось видеть хоть кого-то в своем логове.

Вместе с Натом они спустились на берег, набрали сухой травы для подстилок и водорослей, выброшенных на песок. Динь мало имела дела с морскими травами, но кое-что помнила из общих знаний, которые вложила ей Хельвинга, а кроме того ее вело чутье целителя, которое подсказывало, что эти водоросли невероятно полезны и по целебной силе превосходят многие из трав, растущих на земле.

– Что же, спасибо море, – выдохнула волчица и отправилась обратно, в логово. Каждое из таких путешествий обещало быть нелегким, но Динь это не огорчало. Она не собиралась спускаться слишком часто. Вернувшись в пещеру, она наконец сбросила тяжелый доспех, который несла все это время и с удовольствием растянулась на свежей подстилке, – вот и все. Вот и конец пути.

Степи Туманных волков занесло снегом и теперь, когда мир не делился на желтую траву и голубое небо, понять где что было еще сложнее. Аграэль шел по снегу и морщился, то и дело наступая на колючие стебли под ним. А еще он никак не мог привыкнуть к тому, что за его лапами не остается никаких следов.

Рядом с волком маленькие волчата играли в проталины – это была очень хитрая игра, суть которой заключалась в том, что нужно было раскопать в снегу яму такой глубины и длины, и так скрыть ее, например за камнем, чтобы она казалась естественной, а после в этой яме спрятаться. Аграэль старался не пересекаться взглядом с этим волчонком, но на этот раз не удержался и повернул голову. Маленький бурый Винтер смерил его мрачным взглядом, в котором таился вызов. Он не играл вместе со всеми, но ждал, пока кто-то создаст подходящую ямку, чтобы отнять ее.

Аграэль отвернулся и ускорил шаг. Каждый раз шерсть у него на загривке поднималась дыбом и он очень боялся через два лета встретить себя самого. Именно через два года после рождения Винтера в Туманную стаю пришла одиночка на сносях и родив своего единственного сына скончалась, успев назвать только его имя.

Отогнав от себя дурные предчувствия, волк вошел в логово вожаков. Миль не было, и он сразу понял, что Тристан позвал его для разговора наедине.

– Здравствуй, Аграэль, – поприветствовал его Туманный вожак.

– Здравствуй, Тристан, – ответил волк. Он не стал склонять головы, оба понимали, что здесь не для церемоний.

Повисла густая тишина, еще более пронзительная от того, что за выходом из логова валил снег.

– Ты по прежнему думаешь, что принадлежал когда-то Кровавой стае?

Аграэль напрягся, чтобы вспомнить, о чем говорит Тристан, но когда память вновь вернулась к нему (ах, как тяжело это было) он уверенно кивнул.

– И Винтер… Тот самый, что сейчас в моей стае, предаст нас?

– Я… Я не знаю, – замешкался Аграэль, – они похожи и имя не из частых, но могу ли я смотреть так далеко… – и он снова осекся, не понимая. Так далеко вперед? Назад?

– Ладно, – Тристан покачал головой, – оставим Винтера. Мои разведчики наткнулись на Туман. Кара погибла.

– Что? Черные Волки? – спросил Аграэль.

– Нет, – с явным раздражением бросил Тристан, – Туман. Она коснулась его и… От нее остался только прах.

– О, Великие… – прошептал Аграэль и низко опустил голову.

– Но это еще не все, – продолжал Тристан, – другие мои разведчики сказали, что туман – это вовсе не туман. Это стая.

– Что?! – Аграэль уставился на Тристана, открыв пасть.

– Да, – повторил Тристан, то ли Аграэлю, то ли самому себе, – это стая. Стая из огромных серых волков. Мои разведчики пытались говорить с ними, но это бесполезно. Они не обращают на нас внимания и не понимают нашего языка.

– Кто они? – спросил Аграэль. Тристан смотрел на него пристально и долго, целую вечность, прежде, чем признаться:

– Я не знаю. Мир меняется. Мы всегда думали, что предвещаем перемены, но теперь мы не успеваем за ними. Нам нужно быть гибкими как никогда раньше… И смелыми. Нам нужна вся наша смелость, ибо надвигается что-то, с чем мы не сталкивались. Что-то неведомое. Что-то, что сильнее нас всех. И сильнее даже Черных Волков.

– Но ведь мы пока не знаем, враги нам эти серые волки или друзья. Может, они помогут нам… – проговорил Аграэль.

Тристан снова молчал, долго молчал, глядя на снег.

– Они… Не враги нам, Аграэль, но и не друзья тоже. Мы безразличны им, и я боюсь… Что это конец. Но пока наши земли принадлежат нам, мы будем сражаться. Ты говоришь, что был помощником Винтера и ваша стая была стаей воинов.

– Все так, – подтвердил Аграэль.

– Я хочу довериться тебе и попросить твоей помощи. Мне нужен будет тот, кто постиг искусство битвы, – сказал Тристан.

Гаеру спалось тревожно. Он всегда чувствовал появление своего повелителя, вот и сейчас он скулил и беспокойно сучил лапами во сне. Раньше между ним и Змеем было два верных белоснежных крыла, готовых защищать его до конца. Но то, что говорила голова между этими крыльями, Гаеру никогда не нравилось. И он обменял своего Стерна на силу, соблазнившись предложением Змея. Это было нелегко, он и сейчас иногда слышал… нет, не крики о помощи, и не проклятия, а смиренный голос своей птицы, которая говорила о том, какую ошибку он совершает.

Хорошо, что все боялись вожака достаточно, для того, чтобы не входить в его логово, когда он спит.

Гаер резко раскрыл глаза и столкнулся взглядом с алыми глазами Змея. Тот был насмешливо-спокоен, но Гаер знал, что за этим спокойствием таится ярость.

– Ну, здравствуй, – прошипел Дементозард, – мой верный ссслуга…

– Здравствуй, Повелитель, – Гаер поднялся и поклонился так низко, как мог. Хвост его поджался против воли. Он знал, что Змей здесь, чтобы покарать его.

– Шшшто же мы имеем, – шипел Змей, – тот, кого я передал тебе ушшел на сторону врага и станет сильным союзником им… Белая волчица Динь все еще жива, не ссмотря на то, что я приказал тебе уничтожить ее, как только она появилассь здесь. А твоя присслужница Ита, которую ты так опрометчиво отпустил, сссеет смерть и ужассс направо и налево, уничтожая вссе живое, что попадается ей на пути к Динь…

– Разве, это плохо? – осмелился вставить Гаер.

– Но саму Динь она убивать не собирается! – разъярился Змей, – идет к ней, чтобы посссмотреть на нее. Как тебе это нравитссся?!

– Я ее уничтожу… – прорычал Гаер, – я знал, что ей нельзя верить! Я… Змей, скажи, но кто такая эта волчица, что смогла увести за собой Ната? Кто она, что смогла посеять сомнение в душе Иты и…

– И даже в твоей душше? – закончил Дементозард, – пока она простая волчица, и убить ее так же проссто, как любую другую волчицу. Десятки! Ссотни вы уничтожили волков, волчиц и волчат, но почему вы не можете ссправиться с ней? Ты слабак! – он взмахнул хвостом и тот с щелчком опустился на спину Гаера. Волк взвыл, огненная полоса побежала по его шкуре, – ничтожество! – еще один удар и снова вой и запах паленой шерсти и плоти, – самый худший из тех, кого я когда-либо брал к себе в услужение! – Дементозард хлестал волка хвостом в такт своим словам, и тот выл и метался, не зная, как уберечь свое тело от огненных всполохов, и он горел изнутри и снаружи, и не было такой боли, которая сравнилась бы с болью от чистого пламени – стихии Тьмы.

– Я исправлюсь! – выл Гаер, – я не подведу тебя, Повелитель! Повелитель, пожалуйста… Прошу! Не надо…

– Что же, – прошипел Змей, – с тебя довольно. Мы направим Иту на верную тропу, ведь она потеряла ссслед и идет наугад… Мы приведем ее к Динь, а дальше ты сделаешь так, чтобы убийство сосстоялось. А теперь посмотри на Лессс… Видишь этот туман?

– Д-да, – прошептал Гаер. Он едва дышал, и почти ослеп, так, что пелена перед глазами путалась с туманом.

– Раньше, чем он заберет себе все земли ты должен будешшь убить волчицу Динь. Если ты не ссправишься… Даже ссмерть не принесет тебе покоя. До встречи, Гаер.

И Змей исчез.

Самый грозный волк, безумец, которого боялись все земли, скулил как раненный волчонок, страшась коснуться языком ужасных опалин, которые оставил Змей на его теле своим пламенем. Как в бреду ему виделись два белых крыла, несущих с собой северный холод, но они пролетали мимо, и морозный ветер не давал ему покоя.

Гаер подошел к земляной куче, спрятанной в глубине норы и принялся ожесточенно копать. Совсем скоро его когти зазвенели о металл, и из-под земли и вороха сухих листьев показались доспехи. Когда-то они сияли в звездных лучах, а теперь были черны.

Гаер прислонился к шлему изувеченным боком и тихонько заскулил. Боль уходила, но не звездное спокойствие приходило на смену ей, а черная пустота.

====== Глава VII ======

Динь перебирала водоросли, отделяя хорошие от плохих. Натиуш возился рядом, помогая. Вент сидел на песке, возле самой воды и ловко выцеплял из нее серебристых юрких рыбешек, которых тут же и проглатывал.

– Значит, – спросила Динь у Ната, – тебе понравилась история, которую рассказал Пятый Камень?

Нат выпустил из зубов длинную бурую водоросль и медленно повернул голову к Динь:

– Понрав-вилось? – спросил он у нее тоном настолько безразличным, что волчица тут же стушевалась, прижав уши, – не з-знаю. Н-но я хотел бы услышать еще.

– Возможно, тебе стоит спрашивать других волков? – предложила Динь, – к нам будут приходить волки, ты же слышал…

Вент, с зажатой в клюве рыбкой, подковылял к ним поближе и, прижав бьющуюся добычу когтем, сказал:

– Или Динь расскажет тебе свою. Поверь, ее стоит выслушать.

Динь отвернулась к морю. Холодный зимний ветер растрепал ее шерсть, пробрал до самых костей. Над черной водой зависли темно-серые тяжелые тучи. Даже солнце было холодного лимонного цвета и словно растеклось по тучам, растеряв свою силу греть, но при этом безжалостно ослепляя.

– Я… не знаю, с чего начать.

Вент подошел к волчице поближе и прижался к ней. Нат наблюдал за ними, задумчиво хмурясь, но взгляд его был бесстрастен, как всегда.

– Расскажи, Д-динь, – услышала волчица его грубый низкий голос.

– Ты ведь уже говорила с Квинтом, – убеждал ее Вент, – и с Итой.

Динь тяжело вздохнула. Желтые гребешки волн почти касались ее лап. Резкий запах рыбы, подгнивших водорослей, соли, казалось, отбивал нюх. Ей внезапно захотелось уйти куда-нибудь подальше.

– Ну, хорошо, – сказала она тусклым голосом, – все началось далеко на севере… За морем. Почти таким, как это.

Она не хотела оборачиваться и смотреть на Ната, потому что знала – он будет безразличен ко всему, что она расскажет, тогда как ее раны снова начнут кровоточить и каждое слово будет рвать сердце, словно когти нанука. Она лишь подняла голову, чтобы видеть не песок и камень под лапами, а небо далеко, на горизонте, туда, куда она должна была попасть.

– Мы хотели свободы, – рассказывала Динь, голос ее был тих и пуст. Она говорила о Туаме и о путешествии, о пожаре и о Кровавой стае. Первый раз она рассказывала полную историю, и чувствовала, как с каждым предложением Вент прижимается все теснее. Наверное, он думал, что ей будет легче, если она выговорится, но напротив, горе словно становилось более осязаемым. А Вент… он что-то скрывал, и она не могла теперь верить ему так, как раньше. Его прикосновения не были неприятными, но и не приносили прежнего утешения. Она впервые подумала о том, что самым краешком сознания может понять Гаера, который отрекся от своего Стерна. По крайней мере, теперь она знала, как это – чувствовать отчужденность.

И все-таки Динь говорила. Заставляла себя говорить, чувствуя это своим долгом перед Натиушем. Если ее история хоть кому-то поможет прочувствовать жизнь, значит сама она живет не зря. Она старалась рассказывать во всех подробностях, касаясь и своих ощущений, и чувств, и выводов, ничего не опуская и не приукрашивая. Она была рада, что Нат молчал все время ее рассказа.

Нат слушал ее. Он слушал ее внимательно, о чем бы она не рассказывала. О Карване, о Севере, о целебных травах. О Стернах и о море, том, которое лежала на другом берегу, далеко отсюда, из-за которого пришла она. О Тасмани и Фрозе, которых чуть было не разлучили навек гордыня и нежелание понять друг друга, о Туаме и о героической смерти его, и о вечной памяти о нем. О Квинте… И об Ите.

Это сбивало его с толку, и ему казалось, что разум его перегружается. Все рассказы, вся простая волчья жизнь, обладающая притом огромным количеством нюансов. Волки лгали, волки враждовали, волки спасали и исцеляли, волки любили. Волки жили! Они жили, беспечно постигая то, что ему не давалось даже долгим трудом. Он мучительно напрягал мозг, стараясь представить то, о чем говорила ему Динь, но пока это казалось лишь сложными, мистическими словами. Если бы Великая Судьба посадила смертного за свой станок, полный разных нитей, не объяснив их назначения, он и то чувствовал бы себя проще, поскольку полагаясь на чувства, испытанные им в жизни, смог бы разобраться какая нить к чему ведет. У Ната не было этого. Он должен был стать убийцей, не подверженным эмоциям, ведь так легко, как испытывать наслаждение от причинения боли, он мог бы впасть и в раскаяние, а Змею этого было не нужно. Ему было нужно бездушное творение, обладающее лишь зачатками разума, чтобы сознавать себя и иметь возможность общаться, имитируя других волков. Да и даже если бы Змей захотел, он не смог бы вложить душу в Ната, и смертный, который создал его тело, тем более бы не мог этого сделать.

Змей не учел одного, и ему следовало бы отнестись к этому серьезно, и лучше уж сделать волка просто марионеткой, которая даже не может раскрыть рта без его помощи, чем наделять его хоть малым разумом. Он не учел того, что разум имеет свойство задавать вопросы и искать ответы на них, и чувства для этого не нужны.

– Остальное ты знаешь, – сказала Динь, закончив. Они пришли на берег утром, а теперь солнце уже пробивалось сквозь тучи намного выше, и очень хотелось пить. Она поднялась и побрела к скалам, собираясь пожевать немного снега.

– С-п-пасибо, – услышала она и в недоумении обернулась. Нат сидел, все так же нахмурившись, казалось, шкура на морде стала ему на несколько размеров больше, – я сравню т-твою историю и историю П-пятого К-камня.

– Как угодно, – ответила Динь. У нее не было сил сказать что-то другое, ободряющее. Она сделала еще один шаг, и снова Нат остановил ее:

– Я д-думаю, есть еще м-много историй, д-других, – протянул он, – я б-бы хотел слышать их все. Я д-думаю, я буду искать ист-тории. Я д-думаю, я см-могу понять м-мир.

Вент, слушавший их до этого молча, кивнул:

– Это отличная мысль, Нат! Ты ведь слышал – к Динь будут приходить волки. Ты можешь расспрашивать их, пока они будут лечиться.

Нат посмотрел на него долгим пристальным взглядом:

– Т-ты прав, – медленно произнес он, – я т-так и сделаю. Н-но, что это?

Он поднял голову к небу. Динь тоже посмотрела вверх. Тучи словно взбесились, гонимые ветром, они мчались к горам, и небо быстро почернело так, что казалось, наступила ночь среди дня. Вент поковылял к Динь и Нату, а ветер порывами заносил его из стороны в сторону, и Динь кинулась к нему, чтобы защитить его от бури.

– Скорее! – воскликнула она, – уходим в горы! Мы должны добраться до убежища раньше, чем непогода доберется до нас! Нет! Погодите!

Динь метнулась к берегу, продираясь сквозь ветер, схватила отобранные водоросли и перекинула их себе на спину. Потом вернулась к Нату и Венту, успевшему уже забраться на плечи к черному волку. Быстро, как могли, они поспешили к горам. Подниматься по узкой тропке было намного опаснее теперь, и с каждым шагом становилось все сложнее, ведь ветер словно старался сбросить их вниз, но они добрались. Добрались в последнюю минуту, когда тучи уже накрыли горы и буря буквально впихнула их в пещеру, а после ворвалась следом, снежным вихрем, и они едва успели спрятаться за поворотом, как ветер принялся швырять им в спины целые комья снега.

Буря бушевала уже третий день, и, кажется, не собиралась становиться слабее. Динь, свернувшись в комок, старалась сохранить тепло внутри, но его оставалось не очень много без пищи, которая согрела бы ее. Вент распластал над ней крылья, стараясь согревать ей горло и сердце своим телом, но и его тепла не хватало. Нат же сидел возле поворота и смотрел на снег, безучастный к холоду и голоду.

– Я д-должен выйти, – сказал он, – у Д-динь нет еды. Он-на дрожит от голода. Мороза я н-не боюсь.

Динь подняла голову:

– Не стоит. Буря наверняка стихнет, – слабым голосом сказала она, – кроме того, ветер способен подвести на узких тропах даже тебя, а охота совершенно точно затянется, ведь в такую пургу не расслышать запахов.

Аграэль и Квинт сидели под камнем, тем самым, где когда-то скрывались от метели Динь, Нат и Пятый Камень. Они молчали, не зная, о чем говорить. Квинт раздумывал над чем-то своим, а Аграэль думал о приказе Тристана: отыскать Призрачных волков и позвать на войну тех из них, кто согласятся прийти. Горы были совсем непривычным обиталищем для Кровавого Волка, они казались чужими и опасными, да к тому же Аграэль чувствовал себя очень глупо, прочесывая тропу за тропой и призывно воя на пару с Квинтом. Ему казалось, что у каждого валуна этих скал есть глаза и пасть, и глаза следят за ними, а пасти смеются. Он не верил в то, что хотя бы один Призрачный волк выйдет ему на помощь. И, конечно, он презирал их строй. Были бы они нормальной стаей, Аграэль мог бы пойти сразу к вожаку и поговорить с ним, но здесь каждый решал за себя.

Да, к тому же, они попали в ужасную бурю, которая казалась в сотни раз холоднее, чем любая буря внизу, где нет такого жуткого ветра и можно укрыться среди деревьев.

– Расскажи о себе, Квинт, – раздраженно попросил Аграэль. Тристан приказал взять Квинта себе в напарники, предупредив, что он туговато соображает, но очень исполнителен и точен. За всю дорогу к горам они едва ли обмолвились парой слов, да и теперь Аграэль вряд ли стал бы говорить с Квинтом, если бы не метель, заставшая их в пути, – откуда ты?

– Я не помню, – грустно ответил Квинт, – я всегда был в Туманной стае, но не родился там. Когда-то у меня было прошлое, но я не знаю, каким оно было…

– Ладно, ладно, достаточно! – оборвал его Аграэль. Внезапное открытие, что они с Квинтом, возможно, больны одним недугом, совсем не обрадовало волка. Ему не хотелось быть таким же, как Квинт – вялым и слепо исполняющим приказы. Уж лучше смерть, чем повредиться в уме.

Волк послушно замолчал. Они лежали в тишине еще некоторое время, а буря все не унималась.

– Ты знаешь, куда мы идем? – спросил Аграэль, – тебя это волнует? Тебя вообще хоть что-нибудь волнует?!

Квинт внимательно смотрел на Аграэля, следя за каждым движением его пасти, ушей и хвоста.

– Я не знаю, – ответил он, – я не волнуюсь, ведь ты со мной. Ты позаботишься обо мне, так сказал Тристан. Я верю ему и верю тебе.

– Какая честь, – скривился Аграэль и положив голову на лапы, закрыл глаза. Тристан прав, им нужно быть сильными. Очень сильными, чтобы пережить все, что предначертано Великими. Войну, и странный туман, и неведомую болезнь, отнимающую воспоминания. Мир стал совсем другим, не таким, каким знали его волки, и к Аграэлю подкрадывалось странное чувство, что все их усилия напрасны, и они обречены на поражение.

А тем временем еще одну волчицу непогода застала в горах, но она не стала останавливаться. Ненависть гнала ее вперед, ненависть с успехом заменяла ей пищу и сон. Она продиралась сквозь бурю, прищурив глаза, прижав уши. Два шага вперед – и один назад. Два шага вперед – и один назад, но Сила, которую она получила, заставляла ее не отступать. Изрезав снегом лапы, она глотала его с собственной кровью, не жуя.

– Что, ты и с ветром сговорилась, да? – рычала она себе под нос, – сговорилась с ветром и со снегом? Не хотите пускать меня, такую грязь к ней, ветер и снег? Ничего, я не замараю ее белой шкурки… Может быть…

Мир дарил ей боль, и она отвечала ему тем же. Мир хотел защитить Динь от нее, но она преодолеет любые преграды на пути, и ничто ее не остановит.

Динь задремала. Вьюга, отчаяние и голод усыпили ее. Нат следил за тем, как поднимаются и опадают ее бока.

– На севере, – грустно сказал Вент, аккуратно оправляя затекшее крыло, – голодный волк – мертвый волк. И чем холоднее, тем ближе смерть.

Нат, казалось, не слышал его.

– С-скажи, а там, на звездах, с которых ты п-прилетел, есть чувства?

– Нет, – ответил Вент, – отец-Небытие позаботился о том, чтобы в небе был холод, уничтожающий чувства. Он знал, что, если небо будет тревожиться так, как оно может это делать, неистово и дико, ничто живое не выживет под ним. Там только звезды и их серебристый звон. Это довольно скучно.

– З-значит, с рождения вы не чувствуете н-ничего?

Вент склонил голову набок:

– Безмерное величие музыки звезд наполняет нас, – ответил он, – а когда мы спускаемся, мы чувствуем любовь к своему Хранимому, и из этой любви рождаются другие наши чувства. Он дает нам понятия о земном, а мы ему – о звездном.

– Г-гаер убил своего Стерна, – сказал Нат, – у н-него больше нет звездного?

– Увы, – Вент коротко кивнул, – но и земного ему не осталось. Пустота внутри наполнилась тьмой, а та не терпит соперников и забирает все, целиком.

– П-почему его Стерн не сберег ег-го?

– Мы никогда этого не узнаем, – ответил Вент, – Динь рассказывала тебе о Фрозе? Порой, волки не хотят слушать нас. Нельзя защитить того, кто отвергает твою защиту.

– Я б-бы хотел иметь Ст-терна, – задумчиво протяну Нат, – я д-думаю, Гаер поступ-пил дурно, к-когда убил своего. Я бы т-так не сделал.

Он замолчал. Потом вздохнул. Покрутил огромной косматой башкой и вздохнул еще раз.

– Говори, – хмыкнул Вент.

– А т-ты не м-мог бы… Не м-мог быть и моим Стерном немножко тоже?

– Так не бывает, – сказал Вент.

– Ясно, – ответил Нат, безразлично как всегда.

Он отошел к выходу из пещеры и сел там. Огромная бесчувственная глыба, не знающая ни страха, ни смерти, ни несчастья, но несчастная при этом. Снег хлестал его по морде, ветер раздувал шерсть, но он сидел непоколебимо, словно был из камня и не закрывал глаз, когда снег залетал в них.

Вент с трудом пробрался к нему и сел чуть позади, чтобы широкая спина волка защитила от ветра.

– В чем с-смысл жизни Стернов? – спросил Нат, глядя на бурю.

– Защищать Хранимых, – не задумываясь, ответил Вент.

– А твой л-лично?

– Свобода, – снова был быстрый ответ, – никто не смеет указывать, каким тебе нужно быть и чем заниматься, вот что свобода смертных. Но для меня свобода… Это что-то совершенно иное. Это – моя суть. Я создан из нее и для нее.

– Св-вобода. Д-динь говорила, что они хот-тели свободы. А если своб-бода в том, чтобы уб-бивать других? К-как т-тогда?

– Так не бывает, – ответил Вент, – те, кто думают, что убивать – это свобода, на самом деле пленники глубоко внутри. Ита сидела на цепи, прежде чем сорваться с нее и начать убивать. Если бы она поняла, что свободна, стала ли тратить время на убийства?

Нат сидел неподвижно и молча, и смотрел на черные тучи.

– А к-как узнать, свобод-ден ли я? – спросил он, – я так д-долго выполнял п-приказы.

– Ты поймешь это в свое время, – ответил Вент, – в какой-то момент, ты поймешь, что все решения принимаются только тобой. Ты уже начал это понимать, помнишь? Когда ушел от Гаера. Он ведь старался тебя остановить и подчинить, верно?

– Верно, – сказал Нат, – м-мне б-было непросто. Словно что-то т-тянуло меня назад.

– Настоящая свобода – это всегда непросто, – хмыкнул Вент, – некому больше отвечать за то, что ты сделал. Кроме тебя.

Натиуш кивнул. Вент продолжил:

– Наши чувства – это наша свобода. Но когда свободы слишком много, она превращается в безумие. Высшая власть, которую может получить живое существо – это власть над собой.

– У меня н-нет чувств, – волк поднялся и повернувшись, посмотрел на Стерна, – у меня н-нет ч-чувств, т-так что, я свободен?

Вент промолчал. Они оба знали ответ.

– Я д-должен идти, – сказал Нат, – Д-динь ум-мрет, если я не п-принесу п-пищи. Разум г-говорит, чт-то мой шанс ум-мереть меньше. Сп-пасибо.

Он встал и поклонился Венту. Потом прижал уши, низко опустил голову и ушел в бурю. Вента, лишившегося защиты, немедленно подхватило ветром и понесло вглубь пещеры, и он еле-еле успевал перебирать лапами и рулить крылом, чтобы не врезаться в стены. Поворот в закуток, где спала Динь, дался ему с огромным трудом, его едва не размазало об камень, но все-таки Вент справился и тяжело упал на волчицу, и замер, надеясь, что не разбудил ее. Но Динь, оказывается, уже не спала.

– Натиуш ушел? – прошептала она, зябко поежившись. Вент устроился поудобнее на ее спине и снова раскинул крыло, стараясь то ли согреть, то ли защитить волчицу.

– Да, – ответил он, прижимаясь щекой к ее щеке. Динь завозилась, подтягивая под себя мерзнущие лапы.

– Он не должен был. Ему все равно не найти добычу в такой холод, – сказала она.

 – Он крепко стоит на лапах, – успокоил ее Вент, – я это видел. Горным козам не под силу справляться с таким ветром, может кто-то из них не успел укрыться и Нат сможет найти этого несчастного. Тогда и убивать, пожалуй, не придется… Он скоро вернется к нам, вот увидишь.

– Хорошо… – Динь укрыла нос под лапой и замолчала, но Вент видел, что она не спит. Глаза ее были открыты и смотрела она в одну точку на стене, почти не моргая. Вент тоже посмотрел туда, но не увидел ничего, кроме серого камня.