Текст книги "Знамя его надо мною. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Jim and Rich

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

…Держась за красные кудри, он висит над пропастью, над черным ревущим морем, и лезет, лезет вверх, по бесконечной серой стене, к светлому огоньку, маячащему наверху башни, и слышит звонкий женский смех, сводящий его с ума.

_____________________________________________________________________________

Комментарии:

1 уменьшительное от Йозеф, Джузеппе на итальянский манер. Популярное сокращение в Германии

2 имеется ввиду 6-я армия Паулюса, 2 февраля 1943 года окончательно разгромленная под Сталинградом и сдавшаяся в плен.

3 расовый термин времен Третьего Рейха, означает «полукровка», «метис». Так называли людей «нечистокровного» арийского происхождения, чаще всего полуевреев.

4 оршад – миндальное молоко с сахаром, популярный напиток в первой половине 20 века

5 полмарки

6 Рольф Розенталь – реальная личность. С января 1942 по июль 1943 был лагерным врачом в Равенсбрюке. Известен своими садистскими наклонностями.

7 Колледж Святого Креста – ныне Папский университет. Учебное заведение, основанное Хосемарией Эскривой, после того, как он обосновался в Риме в 1947 году.

8 Аспирант – здесь в значении «кандидат в члены Опус Деи».

9 Аминь – («воистину», «бесспорно», «да будет так») – еврейское слово, употребляемое при заключении молитвы, а также для выражения утверждения, одобрения или желания.

10 здесь и далее – практически дословная цитата Хосемарии Эскривы де Балагера из беседы о нацизме. (по воспоминаниям Владимира Фельцмана, бывшего члена Опус Деи).

Комментарий к Глава 4. Интермедия. Окровавленные кудри

Визуализации:

1.Колледж святого Креста

https://ibb.co/fvMHDMJ

2. Гитлерюгенд (условный Райх – первый слева):

https://ibb.co/mcVjvyB

3. Стелла:

https://ibb.co/tPTqFdb

4.Михаэль Гольдбаум:

https://ibb.co/N9nGHHg

5.Женщина из кошмаров Райха:

https://ibb.co/XjW2rmb

6. План Равенсбрюка:

https://ibb.co/TqfDhV9

========== Глава 5. Долина смертной тени ==========

Если я и пойду долиной смертной тени,

не убоюся зла, потому что Ты со мной.

Псалом 22

Да как это может быть, чтобы такая маленькая вещь,

как пистолет или нож, убивала мужчину, сильного, как бык?

Федерико Гарсиа Лорка, «Кровавая свадьба»

На кратком военном совете, проведенном в «Штокальпере», за плотно закрытой дверью номера «люкс», снятого на сутки, Кадош и Дельмас все-таки решили временно разделиться. Франсуа готовился выдержать настоящую битву, убеждая упрямца Исаака, что тому вовсе незачем лезть к черту в зубы, и лишний раз светить своей прекрасной физиономией и чужими документами перед полицейскими, и что он один отлично со всем управится, на правах законного владельца шале, куда проникли какие-то подозрительные личности… но, к его большому удивлению, Исаак почти не сопротивлялся и согласился со всеми доводами компаньона.

Соломон бы сразу насторожился, заподозрил подвох и ни за что не поверил бы в такую легкую победу, но Дельмас, незнакомый с тонкими нюансами взаимоотношений братьев, испытал только облегчение. Теперь у него были развязаны руки действовать по своему усмотрению, не опасаясь, что случайное разоблачение инкогнито «Израэля Фельдмана» или неожиданный приступ его болезни спутает карты.

В глубине души Франсуа очень хотел сыграть главную роль в этой истории, оказаться тем самым хорошим парнем из вестерна, что появляется в критический момент, вооруженный одним кольтом, и всех спасает. От этого адреналин в крови закипал сильнее, чем от рискованной игры на бирже. Ну, а то пикантное обстоятельство, что он спасает «прекрасного принца» для человека, к которому до сих пор питал более чем дружеские чувства, без надежды на взаимность, придавало всему происходящему романтический флёр…

Конечно, полностью исключать Исаака из игры было бы нечестно, да Франсуа и не собирался этого делать – он просто-напросто отправлялся на разведку, под надежным прикрытием, чтобы повысить шансы на успешное завершение партии.

– Что ты будешь делать, пока меня нет? – поинтересовался Дельмас словно бы невзначай, проверяя, заряжен ли пистолет, перед тем, как выйти из номера.

– Я найду, чем заняться. – спокойно ответил Лис и дотронулся до крупномасштабной карты Гондо и окрестностей, взятой им со стойки портье. – Может, немного прогуляюсь.

Эта идея не очень понравилась Франсуа, и он постарался обратить Исаака к более приятному варианту досуга:

– Какие еще прогулки? Хочешь убить в хлам колени, лазая по горе? Ты, друг мой, при всем уважении, уже не мальчик, чтобы заниматься треккингом без специального снаряжения. Лучше закажи сэндвичи, кофе, поешь и как следует поспи.

Горло Исаака нервно дрогнуло. Жрать сэндвичи и нежиться под одеялом, когда Эрнеста, возможно, морят голодом, заперев в каком-нибудь сыром подвале или на душном чердаке? Это казалось настоящим предательством. Но Лис сдержался и не сказал, куда Дельмас может засунуть свои советы – наоборот, постарался придать голосу нотки искренней благодарности:

– Спасибо тебе за заботу, Франсуа, но я пока еще в состоянии пройти пешком пару километров и не развалиться на части. Поезжай, чем скорее ты попадешь в это долбанное шале, тем лучше.

– Я позвоню при первой же возможности, – пообещал Дельмас. – Если мы что-нибудь найдем…

– Кого-нибудь. – глухо поправил Исаак. – Вы там найдете кого-нибудь. А я пока попробую выяснить, куда запропастились люди Кампаны.

– Смотри, не наломай без меня дров!

– И ты без меня – тоже!

На том они и расстались.

…Лис видел из окна, как Франсуа вышел из отеля и уселся в поджидавшую его полицейскую машину, где, кроме него и водителя, помещалось еще двое пассажиров. Маленький отряд… может быть, слишком маленький, ведь неизвестно, скольких головорезов нанял Райх для охраны своего убежища, и какие распоряжения он им дал – но вряд ли эти люди, кто бы они ни были, сходу начнут перестрелку с полицией.

Полностью исключить подобный вариант развития событий Исаак тоже не мог, и его буквально разрывало надвое. Одной своей частью он стремился вслед за Дельмасом, чтобы принять участие в осмотре проклятого дома, в самых тщательных поисках, и, если понадобится, в хорошей драке… А другая часть полностью верила Ксавье, явившемуся во сне, и побуждала его не медлить, и отправляться в горы, на поиск колодца с подземным ходом, что гораздо скорее и вернее приведет к цели. К Эрнесту.

Он так и не нашел ни подходящего момента, ни подходящих слов, чтобы рассказать Франсуа о своем видении, и, хотя проклинал себя за ложный стыд, больше похожий на трусость, все же считал, что поступил правильно. Дельмас и так относился к нему с опаской (бывший сумасшедший – как мина замедленного действия, неизвестно, когда рванет), а после откровения о погибшем племяннике, готовом стать их проводником, и вовсе счел бы Лиса помешанным и «непригодным к службе».

Соломон тоже не одобрил бы задуманное, в этом Исаак был совершенно уверен; он еще мог согласиться, что версию с колодцем стоит проверить, но только не в одиночку и не прямо сейчас, и повторил бы свой приказ: ждать! Терпеливо ждать, пока не прибудет подмога с оружием и четким планом действий.

Лис подозревал, что все это неспроста, что на Ривьере опять случилось что-то неожиданное и драматическое, что у Сида есть важные сведения, которыми он не может поделиться по телефону – а как иначе понять намек, что «скоро все кончится»? Что он такое предпринял, с кем встретился, на что надеется?.. Почему так старается держать его подальше от эпицентра событий?

Воистину, можно было повредиться в уме от недомолвок и тайн, от того, что время вдруг стало вязким, как смола, и больше всего – от безумной надежды, что все уже позади, разрешилось каким-то мистическим образом, что Эрнест и Мирей в безопасности, а Райх отправился туда, где ему и место. Но надежда вспыхивала и гасла, и сейчас же наползал тяжелый удушливый страх, что опасность для похищенных не миновала, наоборот, стала острой, как альбасетский нож, занесенный над беззащитным горлом и готовый вот-вот перерезать жизненную жилу.

«Извини, братец. Я не могу дольше ждать. Я должен хотя бы попытаться найти их первым…»

Исаак взглянул на карту местности: она была очень подробной, с обозначением всех основных объектов, вроде церкви, муниципалитета, таможни и электростанции, и достопримечательностей, достойных внимания заезжих гостей. Реки, озеро и водохранилище тоже были нанесены со скрупулезной тщательностью.

«Так… начнем с подвесного моста…»

Наитие подсказывало Исааку, что это тот самый мостик, который он увидел на въезде в Гондо, справа от водопада, на месте впадения Гроссер Вассер в Доверию. Дорога в этом месте делала развилку: один маршрут пролегал прямо и вел в деревушку, а второй, петляя серпантином, круто уходил вверх… и вел как раз к подвесному мосту, из-под которого бил мощный поток, вытекающий из водохранилища.

Исаак взял карандаш и прочертил пунктирную линию от отеля до моста, потом измерил расстояние. Получалось примерно три километра, если идти напрямую, пешком, и около пяти с половиной, если добираться на автомобиле по серпантину, в объезд.

Вблизи нужного моста на карте была отмечена и часовня… Сомнений не оставалось: тропа, о которой говорил Ксавье в его сне, существовала в реальности. Он хорошо помнил каждое наставление, каждый условный знак, и все больше убеждался, что в конце пути найдет и развалины хижины, и колодец с подземным ходом.

Дельмас напрасно иронизировал насчет «лазания по горам». Будучи урожденным швейцарцем, Исаак хорошо представлял и погоду, и особенности рельефа тех мест, где они собирались вести поиски, и еще в Париже позаботился о нужной экипировке. На ногах у него были отличные ботинки «дахштайн» и удобные полуспортивные штаны специального кроя, на широком ремне и с множеством карманов, не стесняющие движений. В рюкзаке лежали фонарь, компас, два мотка веревки – по двадцать пять метров каждый, страховочный пояс, специальные перчатки с кожаной ладонью и двумя открытыми пальцами, складной нож с карабином для крепления, альпеншток и еще ряд мелких, но необходимых походных предметов. В задуманной экспедиции все это могло оказаться не менее полезным, чем пистолет, увезенный Дельмасом, и охотничье ружье, припрятанное в багажнике.

Насчет ружья Исаак долго не мог решить – взять ли его с собой в горы или оставить лежать в машине до поры до времени, и в итоге склонился ко второму варианту. Положа руку на сердце, он был тем еще стрелком, и с холодным оружием, вроде ножа или рапиры, управлялся куда ловчее, чем с огнестрельным – в свое время этот факт сыграл против него на суде… Правда, большую часть жизни Исаак Кадош использовал ножи только для нарезания хлеба и сыра, а общение со шпагой и кинжалом ограничивалось играми в мушкетеров в детстве и студией исторического и театрального фехтования во время обучения в Консерватории.

От природы Исаак был вспыльчив, ему случалось драться и в шутку, и всерьез, особенно в тюрьме. У него было гибкое выносливое тело и стальные мускулы, как у любого танцора, но доброе сердце и незлобивый нрав часто помогали если не избежать боя, то превратить его скорее в спортивное состязание, чем в кровавую схватку.

Только один раз в жизни Исаак искал встречи с человеком с намерением убить – или серьезно покалечить: этим человеком был Густав Райх после смерти Ксавье. Райх стремился к тому же, и никогда прежде они с Исааком не совпадали в желаниях со столь полной взаимностью… Но Лис искал открытой встречи и справедливого возмездия, в то время как «дядюшка Густав» подобрался со спины, и нашел способ нанести коварный удар, что лишь по милости небес не оказался смертельным.

Судьба по-новому разбросала игральные кости, и старая история повторилась, призраки прошлого выглянули из своих могил, чтобы воскреснуть в настоящем. Исаак снова разыскивал Густава Райха, чтобы поквитаться за жизнь одного возлюбленного – и вырвать из цепких паучьих лап жизнь другого… За эту возможность он, пожалуй, готов был заплатить и собственной жизнью, но все же надеялся на милость мойр и справедливость божьего суда.

Он не знал, где сейчас находится старый враг, просто чувствовал, что встреча с ним очень близка, и если Райх первым дотянется до него, до Соломона или до Эрнеста, пощады и спасения не будет никому из них. Для Исаака страх за Эрнеста пока что пересиливал все прочие соображения, и он был готов на любой риск, только бы не опоздать, как много лет назад опоздал к Ксавье.

…Лис вышел из отеля примерно через четверть часа после отъезда Дельмаса. На всякий случай он оставил записку с кратким пояснением маршрута своей «прогулки» у портье, и еще одну, несколько более подробную и на иврите, адресованную Соломону, положил на прикроватную тумбу в номере. Он надеялся, что предосторожности окажутся излишними, и его поход в горы займет не больше времени, чем вояж Франсуа до шале и обратно – это тоже была в своем роде разведка боем. Но в жутком и странном деле, метко названным Кампаной «делом о Нотр-Дамской химере», таилось столько загадок, ловушек и неприятных сюрпризов, что никто из замешанных в нем людей ни в чем не мог быть уверен до конца.

***

– Не нравится мне этот Дирк Мертенс, – заявил Кампана.

Они с Соломоном Кадошем пили кофе в аэропорту Ниццы, в ожидании, пока частный самолет, зафрахтованный, по словам Мертенса, председателем фонда «Возрождение» месье Рамбалем-Коше и банком «Дель Готтардо», готовили к вылету.

– И рожа его мне кажется неприятно знакомой… Откуда бы мне ее знать, Соломон? Может, видел в картотеке Интерпола?

– Не могу отрицать, что такое возможно. Я знаю о нем очень мало, поскольку впервые в жизни увидел сегодня утром, – спокойно ответил собеседник, отставил полупустую чашку и закурил.

Юбер по привычке нахально потянулся к портсигару Кадоша, чтобы разжиться отличной американской сигаретой, и тот, как обычно, не возражал против грабежа, но внезапно рука полицейского замерла на полпути.

– В чем дело? – полюбопытствовал доктор. – Тебя настигло просветление от местного дрянного кофе, и ты решил завязать с никотином?

– Вот уж нет, не дождешься, – хмыкнул Кампана и все-таки стащил «палочку здоровья» и для себя. – просто я вспомнил, где видел нашего попутчика, любезного настолько, что готов предоставить нам целый самолет…

Соломон подался вперед:

– Где же? – от волнения, которое он не смог замаскировать, у него слегка охрип голос.

– Это было-таки по линии Интерпола, но попало и в нашу картотеку, в связи с делом «банкира Господа Бога». Надеюсь, помнишь такого? Четыре года назад это было во всех газетах.

– Ты насчет убийства банкира Кальви (1), бежавшего из Рима, а потом загадочно повесившегося под мостом в Лондоне?

– Именно. Так вот, между его бегством и самоубийством, мы помогали итальянцам отследить связи Кальви, они все хотели выяснить, куда уплыли денежки мафии… ну и где он сам, естественно.

– А Мертенс тут при чем?

– Проходил свидетелем. Мы тогда просеяли немало народу, связанного с незаконными финансовыми схемами банка «Амброзиано», и в наше сито кто только не попадался… И торговцы оружием, и масоны, и «черные монахи», (2) и бог еще знает какая нацистская дрянь. Ну и опусдеисты, само собой, они свои денежки тоже крутили через тот банк. Мертенса этого нам прислали на допрос, как доверенное лицо архиепископа Марцинкуса, когда мы совместно с итальянцами кое-что проверяли в Институте религиозных дел… (3) Вот тогда мне его лицо – то есть рожа – и запала в память. Ох, ловок парень, сказочно. И ведь выглядит полным идиотом, спит на ходу, но знаешь, я бы не позавидовал месье Кану, если бы ему довелось встретиться с Мертенсом в суде.

Соломон машинально затушил сигарету, докуренную только до половины, и потер лоб кончиками пальцев.

– Мда, интересный персонаж… Начинаю понимать, почему его так боится наш добрый друг Густав Райх. Нам повезло, что сейчас он на нашей стороне.

– С чего ты взял, что он вот так прямо «на нашей стороне»? – пробурчал Кампана и неодобрительно скривил губы. – Поверь мне, приятель, такие люди если и бывают «на стороне», так только собственной выгоды…

– У него она есть. Миллион франков, и даже немного больше.

– Как – больше?..

– Я обещал увеличить сумму пожертвования детскому приюту, указанному в завещании Шаффхаузена… в случае, если мое условие будет выполнено, и ни Эрнест, ни Мирей не пострадают.

– Поздравляю, Кадош! Ты хоть понимаешь, что заключил сделку с дьяволом?

Соломон грустно усмехнулся:

– Я бы согласился и душу ему продать, если бы это позволило мгновенно вернуть Эрнеста. Впрочем, этого месье куда больше интересовало материальное, чем духовное: кусок сыра стоимостью в миллион, лежащий на аккредитивном счете в «Дель Готтардо», вызывает изрядное слюнотечение у его покровителей.

– Ну-ну. Ваша мораль, месье Кадош, всегда становится удивительно гибкой, когда дело касается ваших друзей и близких…

– Ровно в той же мере, как и ваша, месье Кампана. Мы так давно знакомы, что сейчас я не берусь судить, кто из нас на кого дурно повлиял.

На сей раз они усмехнулись оба, заговорщически переглянулись и, как школьники, «поздоровались кулаками», заново скрепляя дружеский союз, где не было никакой материальной выгоды – одна только безотчетная симпатия и необъяснимое доверие, возникшее много лет назад, в неприветливой и опасной Африке.

Юбер одним глотком допил кофе и заявил:

– Твое счастье, Шломо, что я здесь нахожусь неофициально, вроде как «в отпуске» и по частному делу… а то вот прямо руки чешутся надеть на всю эту компанию железные браслеты, запереть в кутузку и вытрясать душу, пока они не сдадут все пароли и явки. По мне, это куда более верный способ спасти заложников, чем подкуп.

– Это просто второй способ. Называется «насилие и шантаж». Но на практике твои коллеги не очень-то в нем преуспевают…

Соломон посмотрел на часы и нетерпеливо огляделся по сторонам:

– Ну где же он, черт побери?.. С такой форой Райх успеет добраться аж до границы с Китаем!

Дирк стоял на небольшом балкончике, соединенным с галереей, ведущей к эскалатору, и наблюдал за пьющими кофе и курящими мужчинами; он видел их отлично, они его – нет, и это вполне устраивало Мертенса.

Скрытое наблюдение за объектом в самых простых житейских ситуациях было его любимым приемом, когда он хотел собрать побольше информации и заранее изучить вкусы, привычки, маленькие слабости и кулинарные пристрастия. Все это был технический материал, из которого, в зависимости от задачи и конкретных обстоятельств, Дирк создавал либо кнопки давления, полезные в переговорах, либо прутья мышеловки. Он никогда ничего не забывал, понимал важность мелочей и каждое собранное досье хранил на отдельной полке в обширной внутренней библиотеке.

Дон Мануэль очень ценил его методичность и скрупулезную дотошность в работе с человеческим материалом и называл Дирка своей личной энциклопедией.

В телефонном разговоре, состоявшемся только что, они обменялись новостями. Дирк, в своей обычной сонной и неторопливой манере, умело успокаивал беспокойство патрона в связи с тем, что Райх бежал, и след его потерян. Это значило, что громкий скандал, пятнающий репутацию всего ордена, и особенно парижского братства, вкупе с неизбежным полицейским расследованием смерти виконта де Сен-Бриза и рыжей заложницы, становится все более вероятным…

– Это редкий случай, когда мне было бы сложнее работать в одиночку – хотя я все равно бы справился и принес тебе на блюде нужную голову. Но ты же молишься, верно? Господь слышит и помогает. Со мною тут двое ребят, готовых босиком дойти до Палестины – ради того, чтобы ни один волосок не упал с головы виконта, а с человека, более недостойного называться нашим братом, снять скальп в лучшем виде. Мы найдем нужную персону раньше, чем солнце опустится за Сен-Готтардский перевал.

– Я молюсь непрестанно. Но смотри, не допускай новых проблем! Наши потери и так непозволительно велики, мы не можем втянуться в новый скандал… Не усердствуй чрезмерно, в том числе и с бывшим братом. Просто добейся молчания. Вот и все.

– Да, монсеньор. Будьте спокойны. Я, ваш преданнейший слуга, сделаю все, чтобы и легчайшая тень не омрачила ни сна, ни яви.

Вспоминая беседу с патроном и глядя со стороны на Кадоша и Кампану, внешне спокойных и даже как будто расслабленных, и вместе с тем напоминавших заряженное и готовое к бою оружие, Дирк подумал, что ему придется довольно трудно, если эти двое вздумают брыкаться и по каким-то причинам не захотят молчать об увиденном и услышанном.

Кадош мог обещать ему все что угодно, принимать любые условия, ибо желал только одного – спасти любовника и безвинную женщину. Но останется ли он таким же сговорчивым, если Райх успеет причинить заложникам серьезный вред?.. А у Дирка были основания полагать, что это вполне может произойти.

Комиссар Кампана мог сколько угодно прикидываться «просто другом» и «частным лицом», но Дирк на такое не покупался. Легавый всегда остается легавым, хоть в монашеской рясе, хоть в балетной пачке, хоть под личиной «армейского дружка». Он не просто выручал друга из беды, а собирал улики и доказательства по уголовному делу, это было ясно как божий день… Даже если бы Мертенс не знал, что в парижской квартире Кампаны скрывается Жюльен, бывший секретарь, сбежавший и от Райха, и от братьев из «Дела Божьего».

Приняв во внимание все нюансы, Дирк не мог исключить нештатной ситуации, когда переговоры зайдут в тупик, и у него просто не останется иного выхода, кроме как «чрезмерно усердствовать»: покой Мануэля и репутация парижского братства, поставленные на кон, были важнее всего. Но Мертенсу не хотелось, очень не хотелось, чтобы игра обернулась подобным образом.

Густав Райх, когда-то полезный и безотказный сотрудник, знаток догматики и одаренный миссионер, большой дока в финансовых схемах, выработал свой ресурс. Он постарел, впал в гордыню, окончательно рехнулся на почве своеобразных сексуальных предпочтений – и начал делать непростительные ошибки, за что и был назначен на роль козла отпущения. Принесение в жертву именно его, кровавого психа и любителя странных ритуалов, станет наиболее удовлетворительным исходом…

Дирк подвел красную черту своим размышлениям и отправился в кофейню, забирать попутчиков, уже выказывавших признаки недовольства и нетерпения.

Четверть часа спустя они поднялись на борт небольшого изящного самолета Бомбардье. В уютном салоне цвета кофе с молоком, обставленном мягкими креслами и диванами в тех же теплых и съедобных оттенках, лететь должно быть так же удобно и спокойно, как в собственной спальне. Разместиться здесь могло человек пятнадцать, но пассажиров было всего трое, не считая экипажа, который оставался почти невидимым и неслышимым.

Соломону несколько раз случалось летать частными авиарейсами, с тех пор, как его медицинская карьера вошла в зенит, Дирку подобное тоже было не в диковинку, но Кампана, кроме кресел эконом-класса обычного самолета видевший только военные транспортники, несколько ошалел от «буржуйской роскоши». Он не питал особой симпатии к левацким лозунгам, не был сторонником социальной уравниловки и считал себя отнюдь небедным человеком, однако прямо сейчас у него чесался язык сказануть что-нибудь вроде:

«Теперь я понимаю, куда идут воскресные пожертвования добрых католиков!»

Или еще хлеще:

«А не слишком ли жирно живет католический орден, проповедующий бедность и скромность?»

По счастью, им как раз разрешили взлет, и самолет тронулся с места, выруливая на полосу – пора было пристегнуть ремни. Кампана устроился в кресле у окна, быстро пристегнулся и поднял глаза на Соломона, занявшего место напротив:

– Черт подери! Вот это у меня «отпуск»! Хорошо, что билеты на шоу оплачиваю не я, мне такое не по карману…

К его удивлению, Кадош разговор не поддержал – только рассеянно кивнул, как будто вообще не очень понял сказанное, и уставился в окно застывшим взглядом.

Необыкновенное лицо Соломона, с тонкой и острой линией скул, властным подбородком и резким, мужественным рисунком рта – лицо библейского царя – стало вдруг очень бледным, осунувшимся, и выражало неприкрытый страх…

– Эй, что с тобой? – Юбер оглянулся на Мертенса – тот, не желая стеснять попутчиков необходимостью терпеть его близкое соседство, ушел в другой конец салона и, развалившись в кресле, успел задремать… или притвориться дремлющим.

«Ну ладно, пусть его, главное, что возле нас уши не греет», – решил Кампана и снова повернулся к Кадошу:

– Ты что… летать боишься? С каких это пор?

– Не боюсь.

– А чего синий весь? Сердце прихватило?

– Нет.

– Давай я тебе воды налью… или, может, таблетка нужна?

– Не нужна. Мне ничего не надо, просто помолчи.

– Ну я ведь вижу, что ты… и хочу что-то сделать для тебя!

– Помолчи. Это самое лучшее, что ты можешь для меня сделать прямо сейчас.

Кадош был прав. Юбер сам себе напомнил квохчущую наседку: столь назойливая забота наверняка вызывала у друга только раздражение – мало ли что беспокоит Соломона, он не обязан давать отчет обо всех нюансах своей физиологии – но что-то определенно было не так.

***

…Соломон отчетливо помнил их: две круглые красные ранки на спине Исаака, глубокие, точно пробитые гвоздем, с неровными краями, обведенные сине-багровым ореолом. Укус змеи, обыкновенной серой гадюки, пришелся точно под правую лопатку.

Лето 1953-го. Им с братом по четырнадцать с половиной лет. Теплым и ясным июньским днем они решили отметить начало каникул настоящим мужским приключением, без родительского надзора и хнычущих девчонок. Близнецы оседлали велосипеды и, прихватив сэндвичи, холодный пирог и пару бутылок пива, украденных из кладовой, отправились покорять окрестности озера Леман…

Это было истинное счастье, от погружения в небо и мечты, от песни ароматного ветра, хлещущего в лицо, и упоительная свобода, одна на двоих! Несколько часов они почти без остановок колесили по склонам холмов, среди цветущих лугов, виноградников и маленьких деревушек, состязались в выносливости и храбрости на сложных участках подъемов и спусков, на ровной дороге развивали предельную скорость, с риском вылететь из седла на повороте или при резкой остановке – но все обошлось без травм и разбитых коленей. Только мышцы ног начали гудеть от усталости, а рубашки и бриджи насквозь промокли от пота…

В конце концов, Сид и Лис устроили себе настоящий привал. Братья выбрали неширокую поляну недалеко от берега озера, окруженную густым подлеском, оставили велосипеды дожидаться их в тени пышных сосен, расстелили привезенный с собой плед и, раздевшись до трусов, с наслаждением повалились навзничь и вытянулись во весь рост…

Ни один из них не желал признаваться, что хочет просто закрыть глаза и спать, и еще с полчаса парни старательно крепились, вяло жевали сэндвичи, заедали их земляникой, собранной тут же, в подлеске, пили пиво прямо из горлышка, передавая друг другу бутылку, и представляли себя удачливыми разбойниками за дележом добычи.

Лис рассказал Сиду, как позавчера, после танцевальных занятий, все-таки поцеловался с Тиной Диджелло, и как сильно его впечатлили горячие губы и маленькая крепкая грудь с торчащими сосками, чудесно поместившаяся в ладони…

– Тебе тоже надо попробовать ее поцеловать, Сид, – убеждал брата начинающий донжуан, гроза сердец всех признанных школьных красоток, – Она была такая… слаще, чем малиновый пудинг у Ребекки. У меня сразу встал!

– Нет уж, спасибо, сам целуйся со своей донной Анной, – Соломон, вечный мечтатель о невозможном, покраснел и решительно отклонил предложенную честь. -У меня другие планы на лето!..

Он не лгал. Юные девы, как бы они ни были свежи и прекрасны, никогда не становились предметом его грез и тайных желаний, и Лис об этом конечно же знал – просто поддразнивал брата. Сид становился таким милым, когда смущался и злился, и пробуждал в сердце близнеца куда более глубокую нежность, чем Тина, Роза, Магдалена или Метте, все вместе или по отдельности.

– Между прочим… – Исаак протянул руку к брату, коснулся щеки, осторожно стряхнул хлебную крошку, приставшую к уголку рта. – Я считаю, что вы, достойный дон Родриго (5), должны знать: на самом деле донна Тина по уши влюблена в вас, а не в меня. Я просто ловко воспользовался девичьей слабостью после медленного фокстрота. Так что ты все-таки поцелуй ее.

– Эй… – Сид усмехнулся и, легонько ткнув Лиса в плечо, повалил его на лопатки и по-борцовски прижал к земле. – Сдается мне, что кое-кто захмелел от пары глотков пива… вот и несет ерунду…

– Я захмелел от пары глотков? Да ты на себя посмотри, пьяница! У тебя нос красный!

– У тебя тоже красный.

– Просто он обгорел! Аййййй…что ты деееелаешь… так нечестно!

Они несколько минут с хохотом боролись на покрывале, щекоча и щипая друг друга, и, окончательно обессилев после такого взрыва активности, упали рядом и крепко заснули.

…С тех пор прошло больше тридцати лет, но Соломон помнил, как сладко им спалось прозрачным летним днем, на прогретой солнцем цветочной поляне, под надзором молчаливых сосен, кленов и лиственниц, какой мягкой казалась земля, каким вкусным был теплый воздух, с запахом воды, хвои и земляники… И не менее ясно помнил, как резкая боль обожгла лопатку, как Исаак громко вскрикнул – и окончательно разбудил его. Как они заметили длинное серо-черное тело змеи, исчезающее в траве, как испуганно ощупывали и осматривали друг друга, гадая, кого же из них укусила гадюка. Красные пятнышки с неровными краями и с припухлостью вокруг нашлись под лопатками у обоих, но кровь текла у Исаака, и только у него начало стремительно опухать плечо…

…И теперь Соломон смотрел в иллюминатор, где в волнах глубокой лазури струилась кружевная пена перистых облаков и дрожало над бездной перламутровое острое крыло самолета, и пытался представить, что за странная змея кусает его брата прямо сейчас?.. Сейчас, когда Исаак должен находиться в тихом и безопасном отеле, либо – менее желательный вариант – ехать в машине, в компании Дельмаса, и в сопровождении местной полиции?

Физическое ощущение «зубов», вонзившихся в спину, вместе с холодом в груди и безотчетным страхом смерти, возникло сразу после подъема на борт, еще до взлета – именно тогда наблюдательный Кампана заметил, что он «посинел». И теперь с каждой минутой становилось больней, телесный дискомфорт нарастал гораздо быстрее, чем они приближались к аэропорту в Сьоне…

***

Исаак шел не останавливаясь, почти не глядя по сторонам – ему было недосуг любоваться идиллическим пейзажем – и быстро дошагал до подвесного моста. Сердце забилось чаще, когда он наяву увидел часовенку с чуть приоткрытой голубой решетчатой дверью, сложенную из серого камня, как будто вросшую в придорожную скалу… Теперь оставалось только подняться повыше, обогнуть строение и отыскать начало нужной тропы, среди замшелых валунов, зарослей бересклета и папоротника.