Текст книги "Знамя его надо мною. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Jim and Rich

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Эрнест исподтишка наблюдал за Соломоном, фиксируя все его реакции на свое творчество, и, когда рисунки закончились, саркастически спросил:

– Нравится?

– Остро. Экспрессивно… но мне больше по душе была твоя библейская серия. Та, с ласточками и виноградниками… на мотивы «Песни Песней».

– Ну извини. Сейчас у меня в голове только звуки Стигийского болота да плеск Ахерона.

– Понимаю.

– Да что ты можешь понять!.. – Эрнест в сердцах махнул рукой и отвернулся, как обиженный ребенок, не желая, чтобы Соломон смотрел на его лицо, бесстыдно отражавшее самые потаенные переживания. Он старался изо всех сил, но больше не мог безмолвно терпеть происходящее между ними – и терзаться из-за того, что никак не происходило…

С того самого черного дня, когда Эрнеста перевезли из маленькой больницы в Гондо в фешенебельную клинику Вальмонт, расположенную в Монтрё, Соломон больше не вел себя как любовник. Теперь на его месте постоянно был врач, со скупой речью, скупой мимикой, хладнокровный и сдержанный, полный внимания к больному, но совершенно безразличный к единственной значимой потребности – чувствовать себя любимым, а значит, желанным.

Соломон дотрагивался до Эрнеста во время осмотров, обнимал, когда приходил провести с ним дневную сиесту, даже прижимал к сердцу, но не искал губами его губ, не покрывал поцелуями шею, не зарывался лицом в волосы – и не сделал ни одной самостоятельной попытки коснуться ниже пояса… Кадош превратил себя в ночную сиделку, он спал в палате Эрнеста, вот только не на его постели, а на диване, стоящем у противоположной стены.

Художник сперва возмутился подобным новшеством в отношениях, в первую же ночь попробовал сам нарушить границу и, поймав Соломона за бедра, притянул в свои объятия… Он плавился от желания и, несмотря на головокружение от лекарств, на слабость и боль от ушибов и ссадин, готов был немедленно согрешить самым бесстыдным образом. Соломон остудил его порыв, обняв в ответ как-то уж очень по-отечески, и мягко сказал, что «с этим придется подождать».

Искренняя забота врача о пациенте не нашла отклика в душе влюбленного; Эрнест был глубоко оскорблен и, хотя из гордости не подавал вида, считал себя отвергнутым и терзался из-за мнимого пренебрежения. Он замкнулся, ни с кем не хотел разговаривать, в присутствии Соломона выглядел то раздраженным, то подавленным и усталым, а когда оставался один, утыкался в альбом и рисовал, пока резь в глазах и головная боль не вынуждали его вернуться в постель, чтобы притворяться спящим…

Нервная система не заставила долго ждать и отреагировала на подавленные чувства жаром и бессонницей, повлекшими полную потерю аппетита. Кадош, до крайности встревоженный этими симптомами, предположил, что они указывают на очаг воспаления в мозгу – и энцефалограмма вкупе с ЭКГ как будто подтвердили его правоту, несмотря на то, что анализ крови оказался идеальным, и другие показатели состояния организма были в норме или близки к ней.

Шаффхаузен, окажись он на месте Кадоша, не ограничился бы клинической диагностикой, а соотнес весь комплекс физиологических проявлений с психическим состоянием Эрнеста – и непременно заподозрил бы психосоматическую природу недуга… после чего, с помощью искусных интервенций, докопался до первопричины, до глубинного страха:

«Соломон меня не хочет – значит, он больше меня не любит».

Увы, Шаффхаузена больше не было на свете, а штатного психиатра в Вальмонте убеждали только тест Люшера и шкала Бека, и он склонялся к медикаментозной коррекции. Соломон же был неврологом и нейрохирургом, практиком, знавшим о мозге все – но эти знания сыграли с ним злую шутку. Он из благих побуждений сдерживал собственные стремления, и не давал Эрнесту ощутить всем телом, что они по-прежнему близки и страстно желают друг друга… И, чем больше старался помочь телу любовника лекарствами и процедурами вместо поцелуев и жадных ласк, тем сильнее заболевала душа художника, и тем яростнее мстила она плотской оболочке.

…Сердитое восклицание Торнадо заставило Кадоша поспешно отложить альбом; он присел на кровать рядом с Эрнестом и успокаивающе погладил его между лопаток.

– Что с тобой, друг мой? Тебя расстроил визит отца… или я сказал, а может – сделал что-то не так?

– Нет, ты не сделал, – горько усмехнулся художник. – Ты ничего не сделал.

Прежде чем Соломон успел осознать скрытый смысл послания, Эрнест уцепился за очень кстати затронутую отцовскую тему и послал в сетку следующий мяч:

– Папа все утро и день настаивал, чтобы я поехал с ним в Париж, где меня будет лечить «сам Дюморье» – прошу заметить, это тот самый чудесный врач, который двадцать лет назад прохлопал мою третью попытку самоубийства… Вероятно, папа хотел дать ему еще один шанс… но к вечеру передумал.

– Вот и хорошо, что передумал. Просто прекрасно. – Соломон поцеловал Эрнеста в затылок, украдкой наслаждаясь запахом его волос. – Твой отец бывает очень эмоциональным – совсем как ты, Торнадо – но он разумный человек, и очень тебя любит. На твоем месте я испытывал бы благодарность.

– Ах, перестань… ненавижу эти морализаторские банальности со времен школы! – художник дернулся, как будто прикосновения обожгли его, забрался на кровать с ногами и сел по-турецки. Это положение тела выглядело не особенно удобным, Соломон хотел подложить Эрнесту подушку под спину, но тот остановил его:

– Не надо, я сам… Незадолго до твоего прихода папа сидел здесь – вот там же, где и ты сейчас – гладил меня по спине, так же, как ты, и бормотал всякую чушь, что я должен хорошо себя вести, принимать таблетки, ходить на процедуры, кушать что дают, слушать своего доктора и вообще быть паинькой… чтобы поскорее поправиться.

– Это правильные советы.

– Да уж, правильные! – фыркнул Эрнест и по-дикарски встряхнул волосами – отчего показался любовнику еще более красивым. – Как будто мне все еще двенадцать, и я нуждаюсь в папочкиных наставлениях! Странно, что он не попытался помочь мне вытирать задницу, вот было бы чудесно! Поздновато он спохватился для игр в заботливого отца, тебе не кажется?

Соломон слегка приподнял брови, давая понять, что предпочел бы не обсуждать графа де Сен-Бриза в его отсутствие – но Эрнест пристально смотрел на него, ожидая ответа, и попытка отмолчаться выглядела малодушием:

– В нашу прошлую встречу с твоим отцом мне не показалось, что он играет, и сейчас не кажется. Более того, у меня было впечатление, что вы давно прояснили все противоречия и покончили с ссорами, разве не так? Я не знаю, о чем ты говорил с ним, но в разговоре со мной он проявил себя как истинно любящий родитель.

– Ааааа, так ты на его стороне! – воскликнул Эрнест и запустил в Соломона подушкой – вроде бы в шутку, но удар вышел довольно чувствительным. – Или, скорее, он на твоей… Вы сговорились уморить меня на пилюлях, мерзкой овсянке, чертовом консоме и… половом воздержании!

– Тебе всего лишь нужно соблюдать больничный режим – некоторое время, пока организм не придет в норму. – Кадош перехватил подушку и все-таки подложил под спину Торнадо, на сей раз не встретив сопротивления. И с трудом преодолел искушение припасть к губам любовника, которые вдруг оказались так соблазнительно близко…

«Если я его поцелую так, как хочу, то просто не смогу остановиться».

И губы лишь легко скользнули по губам.

– Соломон… Соломон!.. – вдруг зашептал Эрнест и, рвано дыша, обвил руками его шею. – Пожалуйста… Я не могу больше!.. Я до смерти соскучился…

От этого страстного шепота кровь Соломона застучала в жилах, член набух и напрягся так, что эрекция отдалась болью в паху и довела его терпение до последнего предела. Он тоже больше не мог – ни мучиться сам, ни мучить того, кто был желаннее всех земных блаженств.

– Ich habe auch vermisst, meine Liebe. Ich vermisse dich auch. Dein Geruch macht mich verrückt… (Я тоже скучал, моя любовь. И сейчас скучаю. Твой запах сводит меня с ума…).

– Dann werden wir es tun! Sofort! (Тогда давай сделаем это! Прямо сейчас!) – прорычал Эрнест, и, откинувшись назад, уложил любовника на себя и языком проник в его рот…

Сейчас же началась страстная борьба: они целовались с такой жадностью, как будто стремились полностью поглотить друг друга, без остатка выпить дыхание, доказать, кто из них двоих томился сильнее… Вытащить член из легких пижамных штанов было парой пустяков, Эрнест сделал это, не прерывая поцелуев, но с ремнем и тугой пуговичной застежкой на брюках Соломона пришлось сразиться по-настоящему, прежде чем крепость пала.

– Scheiße! Hast du Höschen oder Keuschheitsgürtel?! (Блядь! У тебя что – пояс целомудрия вместо трусов?!) – простонал он в губы любовника, и принял ответный хриплый стон, когда наконец-то добрался ладонью до жесткого ствола. Его пальцы заскользили вверх-вниз, то плотно сжимая, то ослабляя захват, они дразнили, поощряя возбуждение, но не давали дойти до пика… эта тактика заставила Соломона окончательно потерять голову и забыть все установленные правила. Остатки самоконтроля сочились из навершия вязкими каплями предсемени.

– Ja…Ja… geliebt… noch!.. ich will dich…will… (Да… да… любимый… еще! Я хочу тебя… хочу…) – выдыхал он, прижимая Эрнеста бедрами, и покрывал поцелуями открытую и доверчиво подставленную теплую шею, как голодный хищник, облизывал грудь, мягко покусывал соски… От этой особенной ласки Эрнест задрожал всем телом:

– Ооооооо… Соломон!.. Соломон!.. – выгнулся в его объятиях, чтобы сделать контакт более полным, и потерся членом о член любовника.

Наслаждение пронзило Соломона насквозь, как удар тока; усиливая то, что и так было почти нестерпимым, он обхватил ладонью оба ствола – и почувствовал, что прямо сейчас спустит на член Эрнеста…

– Аlles. Ich kann nicht mehr! (Все. Больше не могу!) – прошептал он, готовый капитулировать, но густая белоснежная струя брызнула из тела возлюбленного секундой раньше…

Оргазм Соломона был таким же мощным.

Они взаимно залили семенем животы и бедра друг друга, и сейчас же снова обнялись, смешивая свое тепло и запахи, прижались так тесно, что почти потеряли дыхание, и разделить их было сложнее, чем сиамских близнецов. Окруженные густеющими тенями позднего июльского вечера, любовники раскинулись на смятом белье и взволнованно шептались губы в губы:

– Я боялся, что ты меня разлюбил, Сид…

– Ты сумасшедший, Торнадо. Разлюбить тебя? Да я скорее перестану дышать.

– Нет, нет! Замолчи!

– Ну что такое?..

– Не желаю слышать о твоей смерти… даже в шутку… я запрещаю тебе умирать!

– Вообще?

– Во всяком случае – первым. И в ближайшие пятьдесят лет.

– Боже, Эрнест!.. Ну и что ты в свои бодрые девяносто собираешься делать с девяностовосьмилетним старикашкой?..

– Да уж найду что, мой царь Соломон… Может быть, это?..

– Оооооххх… meine liebe…

– Или это?..

– Ааааа… боже, Эрнест, да, да… так вон оно что… моему джинну известен секрет бессмертия и вечной молодости… мммм… я подозревал…

– Ну не зря же дядюшка Густав считает меня демоном и не теряет надежды собственноручно отправить в ад.

При упоминании Райха – в своем роде злого гения семьи Кадош – Соломон застыл в объятиях любовника, словно обратился в камень или ледяную скульптуру. Вина и стыд за допущенные промахи, из-за которых враг сумел ускользнуть и скрыться от расплаты, нахлынули с новой силой, он прерывисто вздохнул и уткнулся лбом в плечо Эрнеста, без слов моля о прощении.

– Что ты, что ты, mein Herz, ну, не надо расстраиваться… – симпатические струны пришли в движение, и душа художника легко уловила и прочла все, что чувствовал Соломон, и о чем он молчал. – Я не должен был… это просто глупая шутка, глупая и неуместная, прости, прости…

Кадош приподнялся на локтях и погрузил пылающий взгляд в полные тревоги глаза Эрнеста:

– Ты ни в чем не виноват – виноват только я. Но я исправлю свою ошибку. Обещаю. Райху недолго разгуливать на свободе.

– Не надо! Не надо геройствовать, мой царь… пусть этого монстра ловят те, кому положено, я уверен, что они справятся, комиссар Кампана отыщет его даже на темной стороне Луны… ну, а ты должен быть со мной, со мной и с Лисом…

Эрнест вдруг запнулся на полуслове, губы его дрогнули, как от боли, и он неуверенно спросил:

– А где Исаак?.. Он еще ни разу не приходил ко мне… Ты его не пускаешь сюда?..

Торнадо, сам того не зная, оказался весьма близок к истине, но Соломон – по целому ряду причин – не готов был объяснять свои мотивы, и ему пришлось избрать нелюбимую тактику уклонения от прямого ответа:

– Глупости. Как я могу его не пустить? Он взрослый парень.

– Да… – Эрнест немного отодвинулся и лег на бок. – Взрослый и самостоятельный. Но это не помешало тебе держать его взаперти чуть ли не десять лет.

– Ах вот как. «Держать взаперти». Ну спасибо. – Соломон усмехнулся и тоже лег на бок, лицом к любовнику. – Вот сейчас ты меня действительно обидел, Торнадо.

– Прости, я не хотел…

Щеки Эрнеста вспыхнули, он сделал движение навстречу, желая в прямом смысле слова загладить свою бестактность, но упрямый бес, управлявший темной стороной души, подбивал его не останавливаться и выяснить все до конца… даже ценой ссоры:

– И все же, Юсуф, где брат твой Беньямин? (2) Куда ты его дел, ведь не отправил же в Египет?..

Пальцы Соломона нащупали мочку уха Эрнеста и довольно чувствительно потянули за нее:

– Дрянной мальчишка. Говоришь о Юсуфе, а сам подозреваешь меня в вероломстве Каина?.. Успокойся. С Лисом все в порядке. Он здесь, в Монтрё, в нашем доме. Взят под арест…

– Чтоооо?! «Взят под арест» – это, по-твоему, «в порядке»?!.. Чему ты смеешься, мерзавец, что ты еще скрываешь от меня, а ну-ка, говори, говори немедленно! – Эрнест в притворном гневе ухватился за шею Соломона и принялся увлеченно его трясти. Но железные пальцы Кадоша стиснули тонкие запястья любовника, и он снова навалился на Эрнеста и прижал к кровати всем своим весом:

– Скажу, если ты перестанешь меня душить и сам замолчишь на пару секунд! Да, Лис под домашним арестом и круглосуточным наблюдением… А в роли надзирателей выступают папа, мама, Руфь – наша сестра, нарочно прилетевшая из Канады, и целый десяток дядюшек и тетушек, прибывших из разных мест Европы, чтобы своими глазами увидеть воскресшего племянника.

Эрнесту стало смешно, стоило в красках представить себе происходящее на вилле в Монтрё, но, сдерживая улыбку, он все еще недоверчиво переспросил:

– Это правда?.. Это единственная причина, почему Лис не навещает меня?

Причина была не единственной, однако полностью правдивой, и Соломон спокойно улыбнулся:

– Meine Liebe, кажется, ты еще не понял, во что впутался, связавшись с обрезанными парнями из иудейского племени. И ты никогда прежде не видел разветвленный клан Кадошей во всем его блеске… иначе ты бы понял, что в ближайшую неделю у Исаака нет ни одного шанса покинуть дом без сопровождения.

– Ммммммм… так вот в чем дело… кровь не водица! – проворчал Эрнест и ревниво нахмурился: ему действительно не приходило в голову, что впридачу к близнецам он получит их родственников, законно претендующих на время и внимание Сида и Лиса.

В Париже все это казалось нереальным, абстрактным, а в Валлорисе они провели совсем мало времени в компании одной только фрау Эстер. За пару дней художник не успел оценить степень влияния матери на жизнь сыновей, и теперь испытывал сложные чувства. Ему было и завидно, и больно, ведь свою мать он недавно потерял… но будь Элен Верней жива, она предпочла бы находиться где угодно и с кем угодно, только не у постели сына. Забота о других никогда не была ее призванием, зато она не лицемерила, изображая тревогу, которой не испытывала, и не притворялась добропорядочной наседкой «ради приличия».

Эрнест осознавал – трезво, хотя и не без горечи – что собственное равнодушие к родне по крови и семейным церемониям унаследовал именно от нее. Братья Кадош воспитывались совсем иначе, кровные узы для них не были пустым звуком, и это придется принять как данность.

Соломон, не желая видеть Торнадо печальным, тем более, что сам был косвенно виновен в его огорчении, принялся шептать ему ласковые утешения и покрывать такими чувственными поцелуями, что очень скоро пробудил ответное желание… но прежде чем заново вовлечься в любовную игру, Эрнест заставил Сида поклясться, что тот отыщет управу на тетушек и дядюшек, и в самое ближайшее время устроит свидание с Лисом.

Соломон поклялся, но укоризненно покачал головой:

– Неужели ты и в нем сомневаешься, ревнивый упрямец? Исаак безумно любит тебя, только о тебе и думает, и очень скучает…

– Я знаю… но пусть он скажет мне об этом сам.

***

На следующий день, глядя на энцефалограмму и компьютерный снимок головного мозга Эрнеста, и сравнивая их с результатами, полученными три дня назад, доктор Кадош в удивлении сказал своему коллеге и главе неврологического отделения, доктору Штольцу:

– Эти снимки как будто принадлежат разным людям… Либо произошло чудо, либо я должен признать, что допустил ошибку в интерпретации симптомов, и неправильно поставил диагноз месье де Сен-Бризу.

– Да, изменения поразительные, – согласился Штольц. – Но, может быть, это лишь временные улучшения, или быстрая реакция на препараты? Во всяком случае я бы посоветовал ни один из них не отменять, и наблюдать за больным в клинических условиях еще по крайней мере недели две… Тем более, что его отец настаивал на самом тщательном соблюдении всех медицинских протоколов.

«Две недели! Ну конечно… За две недели Эрнест или подожжет клинику, или сбежит через окно, и мы его не удержим, даже если привяжем к кровати. А в этом нет никакой нужды, я теперь ясно вижу, что все симптомы, так напугавшие меня, были психосоматическими. Я форменный болван. Игнорировал его природную чувствительность и эмоциональную лабильность, в то время как их следовало поставить во главу угла».

– Не думаю, что ему пойдет на пользу столь длительное пребывание в больничных стенах, – решительно возразил доктор Кадош вслух. – Понаблюдаем сутки или двое, если результаты останутся без изменений или улучшатся, а мой прогноз именно таков, я с легкой душой выпишу виконта на амбулаторное лечение…

– Но вы ведь не собираетесь перевозить его в Париж, в клинику Дюморье? Это было бы совсем не рационально.

– Нет, нет. Он останется здесь, в Монтрё.

Доктор Штольц вежливо кивнул, не считая нужным ставить точки над «и» и уточнять, какая именно вилла окажет гостеприимство молодому де Сен-Бризу – это и так было понятно, как и то, что врач и пациент уже обо всем договорились заранее.

– Мы пропустили обед, месье Кадош, но сейчас время сиесты, так что у нас есть полное право выпить кофе с пирожными. Сегодня в меню кафетерия – буше и малиновая меренга.

Соломон не успел выразить согласие – дверь кабинета за его спиной распахнулась, и вбежал испуганный медбрат, в чьи обязанности входило регулярно наведываться к Эрнесту, делать уколы и следить за приемом лекарств:

– Доктор Кадош! Доктор Штольц! Месье де Сен-Бриза нет в палате… Его нигде нет!

– Что?! – лицо Кадоша, когда он обернулся, было таким, что медбрат охнул, отшатнулся к стене и умоляюще сложил руки:

– Простите… Это мой недосмотр… Я должен был зайти к нему еще час назад, но после обеда он сказал, что будет спать, и просил не беспокоить его до пяти… а когда я заглянул, его уже не оказалось в палате… и окно… оно открыто, и на подоконнике следы чьей-то обуви… уличной…

– Черт возьми! – застонал Штольц и схватился за голову; перед его глазами одновременно встали скандальные газетные заголовки, гербовая бумага судебных повесток и счета компенсационных выплат с пятью, а то и шестью нулями. – Как же это могло произойти?.. Куда смотрела охрана? Где нам теперь его искать?

– Я разберусь, – прорычал Соломон и, оставив Штольца распекать медбрата – от перетрусившего парня все равно не было никакого толка – поспешил на место происшествия. Он догадывался, что могло случиться и куда чудесным образом испарился Эрнест, но ему было трудно поверить в собственную догадку…

Когда же из разговора с удивленной охраной выяснилось, что «месье виконт вышел с полчаса назад вместе с вами, доктор», и «вы вместе сели в машину, поджидавшую за оградой», все окончательно стало ясно…

«Черт возьми, Исаак, ты мне за все ответишь!..» – яростно думал Соломон, рассматривая карту окрестностей в надежде угадать маршрут, выбранный братом для своей авантюры. – «И за то, что без спросу взял «Бентли», и за то, что пробрался к нему тайком, как лис в птичник, и выставил меня идиотом!»

Но, кипя от праведного возмущения, он не испытывал настоящей злости, и гнев его был не опаснее, чем быстротечная летняя гроза…

Исаак и Эрнест вели себя легкомысленно и эгоистично, как школьники, и не задумывались ни о чем, кроме своих сиюминутных желаний и фантазий – и, черт возьми, в глубине души Соломон считал это прекрасным, и отчаянно завидовал. Брат и возлюбленный просто-напросто радовались, что живы, и хотели праздновать жизнь каждую минуту, душой и телом, с бесстыдным простодушием детей. Разве он не хотел для них того же, разве предпочел бы видеть обоих мертвыми, или с пустым взором, в плену безумия или раздавленными депрессией, как могильной плитой?.. Разве он не желал им счастья, самого полного и совершенного, даже в те моменты, когда Лис и Торнадо выбирали быть счастливыми без него?..

***

– Куда мы едем?.. – хрипло спросил Эрнест, на секунду прервавшись, поднял голову и едва не ударился затылком о руль. – Ооо, черт!..

– А тебе не все равно, Торнадо?.. Бо-же, не останавливайся! – простонал Исаак, властно нажал на затылок любовника и заставил его снова обхватить ртом напряженный член, торчащий из расстегнутой до упора ширинки джинсов. Как только сладостная пытка возобновилась, Лис снизошел до более внятного ответа:

– На виноградники… Напьемся пьяными и затрахаем друг друга до полусмерти, а потом уснем где-нибудь на берегу, у самой воды… Ооооо, да, да, вот так!..

Умом Эрнест понимал, что следует прекратить это безумие, по крайней мере, на несколько минут, и съехать на обочину, пока они куда-нибудь не врезались, или не попали в руки полиции. Телу же было совершенно наплевать на рассудочные доводы – тело стремилось к Исааку каждой клеткой, каждым биением пульса, каждым судорожным вдохом, каждым скольжением губ и языка по горячему стволу. Эрекция давно стала мучительной, но, вцепившись руками в мускулистые бедра своего похитителя, уткнувшись лицом ему в пах, Эрнест был лишен возможности хоть как-то облегчить собственное состояние.

Основная проблема, впрочем, заключалась не в этом… Он надеялся, что Исаак, желающий его настолько страстно, что прямо в машине набросился как дикарь и почти принудил к минету, быстро кончит, однако все вышло наоборот; из-за взаимного перевозбуждения разрядка никак не наступала. Весь дрожа, Лис стонал, двигался навстречу ласкающим губам, стремясь поглубже проникнуть между ними, и Эрнеста тоже охватывала дрожь, стоило представить, как в момент оргазма любовник не справляется с управлением, и они на полной скорости вылетают с дороги… Риск попасть в аварию не охлаждал страсти, а только обострял удовольствие, как экстремальная гонка на выживание, когда физическое тело напряжено до предела, а эмоции зашкаливают, и кровь кипит от смеси ужаса и восторга.

Смирившись с возможными последствиями, Эрнест удвоил свои старания: он жаждал услышать финальный рык удовлетворения и почувствовать на языке густую солоноватую сперму… Блаженный миг был совсем близко, судя по быстрому прерывистому дыханию Исаака, но внезапно он словно передумал:

– Подожди, Торнадо, подожди!.. – и отстранил любовника столь же настойчиво, как прежде притягивал к себе.

– Что?.. Почему?.. – удивленно пробормотал Эрнест сквозь головокружение, хотя смена диспозиции его скорее обрадовала, потому что дала возможность расстегнуться и добраться до своего ноющего члена, влажного от смазки… Но не успел он заново устроиться в пассажирском кресле, как Исаак резко крутанул руль, сворачивая с трассы на боковую дорогу, ведущую под уклон, в сторону озера и песочно-шоколадной громады замка, у самой воды, с башней, увенчанной бело-голубым флагом…

– Ненормальный, что ты творишь?! Что тебе еще взбрело в голову? Хочешь утопить нас обоих в озере? Ну что ж, не самый плохой конец, но можно я сперва кончу, Лис?.. Иначе я просто взорвусь…

– Нет. Мы взорвемся оба, и, надеюсь, одновременно, – возразил Исаак, сохраняя полностью серьезное выражение лица, и только сияющие глаза и щеки, горящие румянцем, выдавали его истинные намерения.

Через пару минут все разъяснилось: они съехали с холма, еще раз повернули и оказались в одной из небольших рощ, с трех сторон окружавших Шильонский замок. В месте настолько укромном и уединенном, насколько это вообще возможно летом, вблизи туристической достопримечательности.

– Ах ты хитрец! Хитрющий Лис… даже не говори, что тебя осенило по дороге – ты ведь нашел это место заранее? – прошептал Эрнест и, теряя остатки терпения, жадно потянулся к Исааку за поцелуем. Любовник сдавил его в ответном объятии, но вместо того, чтобы припасть губами к губам, повелительно сказал:

– Перебирайся назад, Торнадо. Мне мало твоих губ… Я хочу тебя всего, полностью. И сейчас же!

…На заднем сиденье в кожаном чреве «Бентли» было так же просторно и удобно, как на диване в гостиной.

Лис сорвал рубашку, не заботясь о сохранности пуговиц, спустил на бедра джинсы и белье и, нетерпеливо притянув к себе Торнадо, принялся раздевать его с той же жадной поспешностью… Все его движения, касания, поцелуи были непривычно властными, и сейчас он куда больше напоминал Соломона, чем Исаака, которого успел узнать и полюбить Эрнест.

Эта метаморфоза потрясла воображение художника, и возбудила больше, чем самая откровенная ласка – возбудила до такой степени, что Эрнест громко взмолился:

– Fick dich! Fick mich sofort!.. will deinen Schwanz in den Arsch!.. (Выеби меня! Выеби немедленно!.. Я хочу твой член!) – и, не дожидаясь приглашения, оседлал бедра любовника и без сопротивления пропустил внутрь его пальцы… После ночи, проведенной с Соломоном, он был полностью готов к этому способу любви, но так переполнен желанием, словно выдержал многомесячный целибат.

Исаак хотел его с такой же неистовой силой, и взаимное нетерпение поначалу мешало им соединиться – оба слишком спешили, слишком нервничали, судорожно цеплялись друг за друга и сыпали проклятиями, пока, наконец, не догадались сделать все медленно. Лис замер, удерживая Эрнеста над собой, и, стиснув зубы, дождался, пока любовник насадиться на головку члена так, как ему нравится – когда же это произошло, резко двинул бедрами и вошел до упора.

Соитие было бурным, бешеным, почти животным, на пределе сил, глубоким и кратким: два тела, переплетенных в объятиях, слитых воедино, сотряс одновременный оргазм…

– Ich liebe dich! Liebe! Liebe! – кончая, выдыхал Эрнест, а Исаак, продолжая двигаться в нем, пока член выбрасывал сперму, отвечал гортанным рычанием, и был так похож на своего близнеца, что это казалось каким-то безумием…

…Потом они просто лежали друг на друге, отдыхая, восстанавливая дыхание и контакт с обыденной реальностью, целовались в сладком полусне, в мареве утоленной страсти…

– Эрнест! – сказал Исаак и посмотрел любимому прямо в глаза. – Как только меня оправдают, я уеду в Париж, уже скоро…

– Что?.. – сонно пробормотал Эрнест и тут же, очнувшись, вздрогнул от осознания сказанного: – Нет! Нет, Лис! Не уезжай… Ты не можешь покинуть меня вот так!..

– Я и не собираюсь, Торнадо. Я хочу, чтобы ты поехал в Париж со мной… и жил там со мной.

– С тобой в Париже?.. Но… а как же Соломон?.. Ведь мы…

– Да, да. Я все помню. Но ты же видишь, что у Сида постоянные дела в Женеве и на Ривьере, и очень важные, он должен быть здесь, заниматься клиникой и всем прочим. А ты ведь парижанин, как и я. Мы будем жить в Париже… ты научишь меня заново, каково это – быть свободным, ходить, куда хочешь, делать что хочешь, дышать, любить…

– А Соломон?!

– Он будет приезжать к нам. И мы к нему тоже… Скажи только, Эрнест – ты согласен?

продолжение следует… оставайтесь с нами!

Комментарий к Глава 10. Виноградное рондо

1 Аверн —мрачное озеро в Кампании, вблизи города Кумы. В античные времена считалось одним из пяти входов в Аид. По преданию, именно через Аверн в подземное царство проникли Одиссей и Эней.

2 Юсуф и Беньямин – согласно Корану, дети Якуба, родные по отцу и матери, в то время как остальные 9 братьев имели разных матерей. Юсуф также соответствует библейскому пророку Иосифу Прекрасному.

Визуализации:

Салон “Бентли”:

1. https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=ab830660c5126738bbcc3c03859bb78f

2. Эрнест и Соломон (осторожно, рейтинг 18+!):

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=8d34cee8013f3f4609c67cce63a8735e

3. Братья Кадоши:

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=3c88ad0587ea3ababecbc4724284880d

4. Клиника Вальмон (реальное фото). Справа видна водосточная труба, по которой поднялся Исаак, палата Эрнеста на этаже с балконами)

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=c5c295fda39e40d76f2570519f7af91d

5. Исаак и Эрнест в “Бентли” (осторожно, рейтинг 18+! Ничего такого, но все-таки):

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=4ef0772a069a717f7d93bced54cfa49c

6. Монтре с видом на Шильонский замок:

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=3528ffcfdf2a6562e9e9540f70ff928c

7. Виноградники Лаво:

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=065ac9b21c3a5b1988e618c8c3d0a043

========== Глава 11. Летний бал в Монтрё ==========

Ревности остерегайтесь,

Зеленоглазой ведьмы, генерал,

Которая смеется над добычей.

В.Шекспир, «Отелло»

1 августа 1986 года (две недели спустя после событий, описанных в предыдущей главе)

Приготовления к летнему балу на вилле в Монтрё шли полным ходом.

Это была давняя семейная традиция: начиная с тысяча девятьсот сорок пятого года, в первую пятницу августа Кадоши неизменно созывали гостей «на ужин и танцы». Многочисленные родственники и друзья съезжались со всей Швейцарии, а к ним примыкало еще некоторое количество приглашенных из Франции, Израиля и Канады.

Вот и теперь в саду натянули огромный белоснежный тент, под которым расставили столы и стулья, деревья украсили лентами и гирляндами из цветных лампочек, а большую веранду и патио, вымощенное мрамором, превратили в площадку для танцев. В случае сильного дождя и ветра праздник пришлось бы перенести в дом, но за тридцать лет подобная неприятность случалась от силы пять-шесть раз, и в день бала, как по заказу, устанавливалась безмятежная и теплая погода.

Долгое время летнее торжество у Кадошей было заметным событием в светской хронике Монтрё, о нем упоминали местные газеты в разделе городских новостей, и все, кто бывал на балу или оказывался причастен к его подготовке, целыми неделями обменивались впечатлениями и предавались воспоминаниям…