Текст книги "Империус (ЛП)"

Автор книги: JessPallas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Андромеда горько улыбнулась ему.

– Помирились… Мои сестры убьют меня, если только увидят. И нет, я не преувеличиваю, – сказала она, снова водя пальцем по медальону. – Они дали мне это, – добавила она рассеянно. – Это был подарок на шестнадцатилетние. Серебряный медальон с прядями наших волос внутри. Единственное, что я сохранила, из их подарков. – Ее пальцы сжались. – Внутри три пряди волос. Но две из них не принадлежат моим сестрам. Одна – Теда… – Она глубоко вздохнула. – Другая – Нимфадоры. Я не понимаю! – воскликнула она вдруг. – Почему они свободны, тогда как моя дочь лежит в больнице? Пожирательницы смерти – они обе, и замуж вышли за пожирателей смерти! Отпрыск Нарциссы жив и здоров, строит из себя аристократа в Хогвартсе, тогда как моя девочка…

Она разрыдалась. Нежно и настолько успокаивающе, насколько мог, Рей положил ладонь на предплечье Андромеды Тонкс.

– С ней все будет хорошо, вы же знаете, – сказал он изможденной матери тихо. – Если в мире есть справедливость, ее доброта будет вознаграждена.

Андромеда сжала губы; слезы блестели в ее запавших глазах.

– В этом-то и заключается проблема, Рейнард, – ответила она с болью в голосе. – После всего, что сошло моей семье с рук, я больше не уверена, что в мире есть справедливость.

Потому что Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День пятый

– Я убью ее. Мучительно. В конце концов, я был умелым дезинсектором, так что придумать страшную смерть будет не сложно…

Медленно и осторожно Рейнард Люпин поднял утренний выпуск «Ежедневного пророка» и разорвал пополам. Правая часть, содержащая развернутый трактат (сквозящий удовлетворением автора) на тему грехов Римуса Люпина и его возможного союза с мракоборцем Тонкс, чьи родственные связи с пожирателями смерти не так давно были обличены отважной репортершей, упала на пол. С напускным безразличием Рей опустил набалдашник трости на страницу и размазал ее по полу. Другую половину он смял в ком и, не произнеся ни слова, поджег. Статья на полу воспламенилась секундой позже и довольно быстро обратилась в пепел.

– Рита Скитер злобная корова, – заявила Гермиона Грейнджер. Никто не собирался оспаривать это, да и ее тон не вызывал такого желания.

Рей покинул Грейстоунс рано утром и не заглядывал в «Пророк» далее первой страницы, которая, разумеется, была занята новостями о суде над Питером Петтигрю. Только прибыв в больницу и встретившись с навещавшей мисс Тонкс Гермионой, которая размахивала газетой и яростно шипела что-то насчет чертовой Скитер, распространяющей сплетни о профессоре Люпине и Тонкс, Рей узнал, что имена Римуса и его спасительницы снова заляпали грязью.

«Чертова Скитер! Мне бы следовало воткнуть трость ей в ноздрю с такой силой, чтобы набалдашник вылез с обратной стороны…»

– Мне бы хотелось знать, – резкий голос Гермионы прервал его размышления, – как она собирается выпутываться из этого! Она знает, что я знаю о ее методах шпионажа, но все равно делает это! Наверняка! Ее не видели ни рядом с больницей, ни в компании работающих здесь лекарей, так как она узнала о ранениях Тонкс? – Девушка нахмурилась. – Она должна находиться где-то поблизости. Мне не следовало выпускать ее из той банки…

– Банки? – переспросил он. Учитывая, что в данный момент Рей представлял Риту Скитер по шею в огненных крабах или подвешенной за голень над ямой с кошматыми макбунами, ему потребовалось время, чтобы осознать услышанное. – Погоди-ка. Что ты имеешь в виду, говоря про банку?

Медленно Гермиона приподняла брови и улыбнулась.

– Знаете, – сказала она неожиданно. – У меня есть идея, но мне понадобится умелый дезинсектор. – Гермиона расправила плечи. – Мистер Люпин, не хотите ли вы помочь мне положить конец лжи Риты Скитер?

Рей не был уверен, что его голос может звучать более искренним.

– Очень.

Гермиона улыбнулась еще шире, и ее улыбка превратилась в ухмылку.

– Что ж, в этом случае, – мягко проговорила она, – полагаю, вы должны кое-что знать…

Ничего не зная про газеты, грязь и разрабатывающиеся планы, Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День шестой

Если бы в ее нынешней форме у нее было что-то вроде рта, Рита Скитер улыбнулась бы. Это была бы ленивая, подобострастная, довольная улыбка репортера, напавшего на след сенсационной истории, которая не только не нанесет вреда ее с таким трудом восстановленной репутации, но обернется унижением человеку, сунувшему однажды костыль ей под нос. Но поскольку губ у нее все равно не было, Рита просто пошевелила усиками и спряталась за широкими листьями удачно расположенного горшочного растения.

Это будет крайне любопытно.

– Боюсь, это правда.

Рейнард Люпин. Этот самодовольный старый ненормальный с тростью. О, она уже практически видела заголовки: «Человек, вырастивший монстра», «Краткая характеристика Рейнарда Люпина, литейщика угрозы» (есть вообще такое слово – литейщик? Ох, да какая разница, уже есть). Рейнард Люпин семидесяти с лишком лет (кому какое дело, он старый), человек, неспособный вырастить нормального ребенка, не говоря уже о потенциальном убийце. Его склонность к насилию, с которой вашей покорной слуге пришлось познакомиться лично во время ничем не спровоцированного нападения на территории школы магии и колдовства Хогвартс…

– Они на самом деле считают, что его разум безвозвратно утерян?

Ага, вот теперь она заговорила. Маленькая мисс Совершенство. Какая чудесная ирония, что именно с Гермионой Грейнджер разговаривал Люпин. Насколько слаще это делало момент.

Мисс Ханжа, вся такая умная, выглядела грустной и подавленной, обсуждая состояние своего опасного учителя с мистером Производителем монстров. Может быть, обманщик-профессор наложил на нее заклинание Конфундус? Или она просто настолько глупа?

– Я не могу представить себе профессора Люпина таким, – говорила мисс Совершенство, качая головой. – Вы и правда кормите его из стоящей на полу миски?

Люпин хмуро кивнул.

– Он как животное. Он категорически отказывается надевать мантию и впадает в ярость, если мы пытаемся закрыть окно. Видимо, ему нужен свежий воздух, – предположил Рейнард и вздохнул. – Нам остается только стараться не раздражать его и накачивать успокоительным, когда это возможно. Хуже всего ему по утрам. Но, Гермиона, никому об этом не говори. Не знаю, что я сделаю, если станет известно, что мой сын… – Он вдруг замолчал и, спрятав лицо в ладонях, всхлипнул. Закусив губу, Мисс Ханжа положила ладонь ему на плечо и повела в сторону маленькой комнаты ожидания. Дверь за ними закрылась.

Рита едва сдерживала себя. Римус Люпин превратился в животное, которым всегда был внутри!

Подходящая судьба для этого недочеловека, создания, подвергшего опасности наших детей и спровоцировавшего жестокое восстание оборотней в Институте бешенства. Ваша покорная слуга может свидетельствовать, что Римус Люпин какого-то там возраста наконец-то поддался животным инстинктам, которые и делали его таким опасным. Деградировавший до состояния, когда он обнаженным копает пол в поисках еды и воет, как и подобает животному, бывший профессор Люпин нынче заключен в охраняемую палату в больнице Святого Мунго. Но разве это безопасно – позволять такому чудовищу находиться среди больных и немощных? Разумеется, ради обеспечения безопасности беспомощных и более достойных больных, камера в Азкабане…

Нервно подрагивая усиками, Рита выползла из-под листа и взлетела. Она должна взглянуть на него! Открытое окно на втором этаже сделает задачу его поиска простой…

Завтра утром. Краткое путешествие к окну и обратно в трансформированном виде, просто чтобы убедиться, а затем она вернется в офис за фотографом и прыткопишущим пером. Несколько сильных цитат Рейнарда Люпина и пара снимков его дикого сына…

О, что это будет за история!

Рита Скитер, привлекательная светловолосая молодая женщина, обворожительно улыбается, получая орден Мерлина за вклад в развитие журналистики в волшебном сообществе от самого министра магии…

************

Только когда дверь за ним закрылась, Рейнард Люпин смог от души рассмеяться.

– Думаешь, она купилась на это? – с улыбкой спросил он.

Гермиона тоже широко улыбнулась в ответ.

– Попалась на удочку, без сомнения.

Но, не зная о расставленных ловушках и предвосхищенной лжи, Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День седьмой

Рей быстро связался с Гермионой Грейнджер, чтобы рассказать о том, кого он поймал на оконной раме в палате сына. Она наложила на банку заклинания, делая ее звуконепроницаемой и ударостойкой.

Облаченная в свою собственную непроницаемую тишину, Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День восьмой

– Она ему не нужна, – сказал Рейнард, с сожалением передавая банку с Ритой в образе жука Гермионе. Пробормотав заклинание, снявшее звуконепроницаемость со стекла, он добавил: – Я думал поселить ее в своем зверинце. Уверен, моя каппа была бы рада поиграть с ней…

Два шевелящихся усика появились из-под сломанного пера.

С трудом удержавшись от улыбки, Гермиона взяла банку и внимательно изучила ее.

– Не знаю. Мне кажется, она ей скоро наскучит, учитывая ее предсказуемость, – задумчиво проговорила она. – Может быть, она приглянется Живоглоту, ведь ему нравятся пауки. Он целый день их может жевать…

Жук в банке принялся биться о стенки.

Но Нимфадора Тонкс продолжала спокойно спать.

************

День девятый

– Они выдали ордер на арест Снейпа?

Возмущенный тон голоса Джонс привлек внимание Рейнарда. Идя по коридорам больницы в сторону палаты сына, он обогнул угол и наткнулся на оживленно беседовавших Хестию и Кингсли Бруствера.

Мракоборец пожал плечами.

– А что еще они могли сделать? Петтигрю взял да и заявил, что он был шпионом Сама-Знаешь-Кого и знал о его планах касательно Института бешенства уже в течение многих месяцев. Долиш и Праудфут выдвинулись в сторону Хогвартса, как только имя Снейпа сорвалось с языка этой маленькой крысы.

Хестия с тревогой поджала губы.

– Это правда? То есть, да, он сварливый козел, но Дамблдор всегда был так в нем уверен…

Кингсли покачал головой.

– Я не знаю. Но допускать такое неприятно, учитывая, как много он знает об Ордене. Думаю, мы все выясним на его суде.

Но Северус Снейп так и не предстал перед судом. К ночи «Ежедневный пророк» сообщил, что учитель зельеварения Хогвартса исчез.

Ничего не зная о предателях, побегах и подставах, Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День десятый

Новости принес Рольф. Его изможденный бледный младший брат спустился к завтраку, и Рольф заставил Талию свернуть свою речь о пользе свежих фруктов по утрам одним взглядом. Затем он передал Рейнарду газету.

Заголовок не оставлял сомнений.

«Ах ты грязная крыса! Питер Петтигрю признан виновным!»

В приведенной ниже статье сообщался его приговор. Хотя под контролем министерства оставался всего один дементор, они не собирались использовать его. Питер Петтигрю считался слишком важным источником информации о Сами-Знаете-Ком.

Его приговорили к заточению в одиночной камере максимально защищенного крыла Азкабана, доступ в которую можно было осуществить только с помощью портала или запечатанной шахты сверху. Там он должен будет провести остаток своей жизни.

Из этого помещения не сбежать даже крысе.

Но, ничего не зная о приговорах, о наконец-то свершившейся справедливости, Нимфадора Тонкс продолжала спать.

************

День одиннадцатый

Хестия Джонс, потеряв равновесие, попыталась ухватиться за перила лестницы. Выпутав ногу из подола мантии, она выпрямилась и спустилась по последним нескольким ступеням уже осторожнее. Лежащая внизу со сломанной шеей она будет бесполезна. Кроме того, это особенность Тонкс…

Тонкс…

Ох, пусть это будут хорошие новости, пусть с ней все будет хорошо…

Миссис Тонкс стояла в коридоре у двери в палату дочери. В трясущихся руках она держала сумку так, словно это был спасательный круг.

Глубоко вздохнув, Хестия прошла мимо нее и направилась к палате. Но какую Нимфадору Тонкс она сейчас там обнаружит? В сознании или спящей, нормальной или сумасшедшей, самой собой или абсолютной незнакомкой?

Каждый из этих вопросов был важным. Хестия только надеялась, что ответы окажутся теми, которых все ждут.

Пожалуйста, ох, пожалуйста…

Скрестив пальцы, Хестия вошла внутрь.

И остановилась. И уставилась в изумлении. И охнула.

А затем, громко, потрясенно и недоверчиво, она воскликнула:

– Тонкс!

========== Глава 49. Пробуждение. ==========

«Я чувствую себя странно, словно бы я пустой».

Только так он мог описать свои ощущения от отсутствия чего-то привычного, пустоты, которая представлялась ему трещиной внутри, потери. Он отчаянно старался сконцентрироваться, подумать, вспомнить и осознать эту пустоту, но воспоминания были блеклыми, расплывчатыми – множество разрозненных и похожих на сны изображений самого себя в больнице снова и снова. И он не был там один. Альбус Дамблдор ласково улыбался ему, Фелиция смеялась, Джеймс (Джеймс?) с глазами Гарри (а может, это был Гарри с лицом Джеймса?), и затем отец продемонстрировал ему жука, непонятно чему улыбаясь, отчего Римус предположил, что либо он, либо его отец наконец сошел с ума…

Но почему-то эти воспоминания не имели значения. Важно то, что было до…

Институт.

Питер.

Дементор.

Отвратительные руки, сжимающие его лицо, поднимающие его – слабого и беззащитного – а затем раскрывающаяся пасть, приближающаяся все ближе и ближе, похожая на широкую и неминуемую пропасть. Ужас, такой ужас, какого он не ощущал никогда прежде…

«Империо!»

Ее голос. Нет, Тонкс, нет, нет, не…

Счастье. Неясная отстраненность овладела им, затуманивая разум, поглощая сознание одним глотком. Он чувствовал что-то еще – что-то бескомпромиссное, яростное и триумфальное поднималось внутри него, мимо него к поверхности. Он не мог дотянуться, не мог бороться с этим, он мог лишь плыть по течению…

А затем тишина мира разорвалась.

Разрыв, брешь. Невероятная боль, такая сильная, какой он не испытывал никогда прежде, пронзила его тело и душу. Он дрожал и сотрясался, прижимая ладони к лицу, цепляясь пальцами за волосы, стараясь всплыть на поверхность и прочь от этой пропасти, разверзшейся внутри него…

Пустота.

Одиночество. Он был так одинок, одинок и пуст, как никогда прежде, и он падал, спотыкался, его разум вопил, а воспоминания корежились, перекручивались и местами рвались, оставляя после себя пустоту, обрывки, странный холод и ничто…

«Я не могу, я не могу, не могу, слишком быстро, слишком холодно, слишком…»

А затем… Затем…

– Римус! Римус!

Папа?

Он открыл глаза.

Потерявшись в воспоминаниях, он не замечал, что сидит, что прижимает пальцы к щекам в том самом месте, где еще виднелись следы от поцелуя дементора. Он даже не ощущал рук отца на своей спине или ладоней Ребекки Голдштейн, когда она схватила его за плечи и принялась трясти, стараясь разбудить.

Ребекка!

Она ненавидела его! Она управляла институтом, планировала лишить резидентов душ, она…

Воспоминание – потрепанное, поврежденное и изодранное, похожее на сновидение, всплыло на поверхность. Дольф Греймур, заклятие Империус, Ребекка под его контролем…

«Мне это приснилось? Было ли это на самом деле? Было?..»

– Римус? Сын?

Нежная ладонь накрыла его собственную, отнимая от лица. Римус посмотрел во встревоженные глаза отца.

– Римус, – повторил он мягко с намеком на легкую улыбку. – Все в порядке.

Нет, не в порядке, совсем не…

Было сложно дышать, концентрироваться, думать. Ужасающее видение рта дементора все продолжало стоять перед глазами. Он поцеловал его. Он чувствовал, как его ужасные руки схватили его, чувствовал ледяной холод, когда монстр высасывал из него душу, стараясь поглотить его сущность. Но как он может продолжать говорить, как может находиться здесь, когда?..

Ради Мерлина, что с ним случилось?

Он попытался облечь мысли в слова.

– Я помню… помню, как меня поцеловали, а потом я был в больнице, не раз, и чувствовал себя так странно, и… не все помнил, но не понимал, что происходило, и я не… – Он содрогнулся и посмотрел на отца с немой мольбой. – Папа, я совершенно сбит с толку.

Отец улыбнулся, и сразу же, как в детстве, волна облегчения и уверенности в том, что все будет хорошо, захлестнула Римуса. Он всегда мог положиться на своего папу.

– Я знаю, Римус, – сказал он тихо. – И я также знаю, что все это должно быть очень странно для тебя. – Он посмотрел на Ребекку, которая серьезно ему кивнула. – Но если ты постараешься успокоиться, я попробую тебе все объяснить. Ты помнишь, почему я наложил на тебя чары забвения в ту ночь, когда тебя укусили?

Римус вспомнил уставшее лицо отца в больничном крыле Хогвартса, раскрывающего семейную тайну.

– Мой разум… он не мог перенести того, что произошло.

Рейнард снова сжал ладонь сына.

– Ты помнишь, как тебя поцеловали? – спросил он, и Римус содрогнулся в ответ. – Что ж, сын, произошло что-то похожее, только на этот раз твой разум словно бы перезапустился, отправляя тебя в раннее детство.

– В… куда? – потрясенно глядя на отца, переспросил Римус. Но неожиданно он снова вспомнил маячащие перед глазами картинки: его преждевременно поседевший отец, Джеймс и Гарри, смешавшиеся в одно целое, Фелиция, что-то болтающая о старящем зелье…

– Раннее детство? – повторил он недоверчиво.

Отец снова хмуро кивнул.

– Но мы сумели вернуть тебя в настоящее с помощью усиливающего память зелья – по три года за день и так в течение одиннадцати дней. И, кстати, держи. – Римус не осознавал, что отец поднялся на ноги, пока он не вложил маленький стакан воды в его руку. – Я знаю, что это зелье отвратительно на вкус, а ты выпил его немало. Запей.

Честно говоря, Римус даже не заметил странного привкуса во рту – его полностью занимали другие проблемы. Осторожно он отпил маленький глоток и уставился в мерцающие и преломляющие свет глубины воды в стакане, тогда как его мысли постепенно упорядочивались. Его разум напоминал ему самому швейцарский сыр, потертый на терке; его воспоминания о событиях прошлой ночи (прошлой? ему казалось, что да, но папа сказал, что прошло одиннадцать дней) странно исказились, яркие моменты, когда он бегал по темноте в образе волка переплелись с бесформенными и изменчивыми воспоминаниями о том, как он бродил по коридорам человеком.

Неправильно. Это не может быть так.

– Римус? – Аккуратно прикоснувшиеся к его плечу пальцы принадлежали Ребекке. Она смотрела на него с сочувствием.

«Сочувствие и Ребекка? И с каких это пор она зовет меня?..»

Заклинание Империус.

– Ты была под воздействием заклинания Империус, – сам того не желая, проговорил он. – Не так ли?

Ребекка кивнула.

– Да. Как и ты. И только этот факт позволяет тебе сейчас со мной разговаривать.

Что?

Римус покачал головой, выискивая вялые аргументы против высказанной кузиной глупости.

– Нет, – прошептал он. – Нет, это неправильно. Нельзя наложить заклинание Империус на обо…

«Империо!»

В ушах зашумело, а мир, казалось, замер.

Стакан исчез из пальцев; Римус услышал, как охнул его отец, увидел, как отпрянула Ребекка, почувствовал влажный холод укрывающих его ноги простыней, но остался неподвижным. Ему было все равно, потому что его разум сконцентрировался на единственной мысли.

Тонкс.

Он не заметил. Не осознал.

Она запомнила. Она усыпила его разум.

Она защитила его. Она спасла его душу.

Наложив заклинание Империус на оборотня.

О нет. Ох, Мерлин, нет!

– Римус! – воскликнул отец, врываясь в его несущиеся галопом мысли. – Римус, что такое?

– Тонкс! – Откинув простыни, Римус поднялся с койки и встал, не обращая внимания на неприятные ощущения в недавно заживших и ослабших конечностях. Он почувствовал, как Ребекка попыталась ухватить его за руку, намереваясь уложить обратно в постель, но лишь отмахнулся от нее. – Папа, где Тонкс? Что с ней случилось, где она?

Его отец побледнел.

Ох, пожалуйста, нет.

– Она мертва? – Эти слова обжигали холодом, наполняли отчаянием.

«Только не это, пожалуйста, только не это. Я не могу ее потерять, не могу потерять, даже не сказав ей…»

Но его отец, к счастью, качал головой.

– Нет, насколько я знаю, – тихо сказал он. – Ее поместили в отделение недугов от заклятий, в одноместную палату неподалеку от обиталища Януса Тики. Она жива, но не приходит в сознание. Но Римус… – Тон, которым отец произнес это, уничтожил только-только зародившуюся в душе Римуса надежду. – Я думаю, что-то могло произойти. Час назад один из стажеров поспешно спустился сюда в поисках Хестии Джонс. Я пытался выяснить, что случилось, но не смог… Римус!

Но Римус уже не слушал.

Он уже двигался, едва обратив внимание на возглас отца и руки Ребекки, которые он оттолкнул прочь. Он знал одно: ему нужно было идти, шевелиться, найти ее, сказать ей…

И вот он уже в коридоре. Люди таращились на него, и он мельком замечал их потрясенные лица, спеша мимо. Больничная рубашка развевалась на ходу, босые ноги шлепали по холодному полу, но он не обращал на это внимания – все это было неважно. Единственное, что имело значение, это родное лицо и сотворение смертельно-опасного заклинания. Римус нашел лестницу и бросился по ней вверх; сердце колотилось в груди, то тут, то там в его хрупком теле вспыхивали очаги боли, а хриплое дыхание раздирало горло. К тому моменту, как взобрался по второму пролету, он уже едва волочил ноги, и голоса, доносившиеся внизу, едва пробивались в его сознание: Ребекка и отец звали его. Он не остановился, не мог остановиться.

Из последних сил он толкнул дверь в отделение магических недугов и огляделся в поисках какого-то намека на то, где она могла находиться. Заметив табличку над ближайшей дверью, он приободрился.

«Покои Януса Тики. Пациенты, проходящие долгосрочное лечение. Заперто».

А рядом небольшая дверь, ведущая в одноместную палату, на табличке которой чернилами цвета лайма было написано: Н. Тонкс.

Римус не стал больше медлить. Бросившись к двери, он нажал на ручку и ворвался внутрь.

Она оказалась там.

Он еще никогда не видел ее такой бледной. Даже после атаки пожирателя смерти, после потери крови, он был уверен, она не выглядела такой бесцветной. Ее щеки ввалились, глаза были закрыты, а тусклые серо-коричневые волосы подобно нимбу обрамляли ее голову. Она дышала размеренно, и покрывало на ее груди то поднималось, то опадало.

Помимо этого, она оставалась абсолютно неподвижной.

«Тонкс. О боги, что ты натворила? Что я натворил?»

– Римус?

Голос принадлежал Ребекке, но он не повернулся.

– Могу я… побыть с ней немного? – едва слышно прошептал он хриплым голосом. Чтобы остаться стоять, ему пришлось ухватиться за дверной косяк. Очевидно, дававший ему силы адреналин больше не действовал. – Пожалуйста.

Ответом ему стала тишина; он практически ощущал исходящее от кузины сомнение.

– Римус, – повторила она и мягко коснулась его плеча. Оторвавшись на мгновение от лица Тонкс, он повернулся к Ребекке. – Держи. – Что-то тонкое и твердое вжалось в его ладонь, и, опустив взгляд, Римус увидел трость отца. Ребекка слабо улыбнулась. – Дядя Рейнард не пожелал подниматься по лестнице с такой скоростью, – тихо сообщила она. – Так что он направился к лифту, но предположил, что трость может понадобиться тебе больше.

Римус улыбнулся в ответ.

– Спасибо.

Опираясь на трость и игнорируя протесты тела, он прошел в палату. За его спиной закрылась дверь.

Какое-то мгновение он смотрел на нее: на то, как вздымалась и опадала ее грудь, на ее бледное лицо, на закрытые глаза. Любовь – болезненная и горькая – наполняла его.

«Глупая, глупая девчонка. У судьбы странное чувство юмора. Почему я? Почему ты? Говорят, что мир вращается вокруг влюбленных, но посмотри, куда любовь привела нас…»

Неуклюже Римус опустился на краешек кровати, поставив трость у прикроватного столика, и взял одну из ладоней Тонкс в свою.

– Тонкс, – прошептал он, – ты идиотка. Глупая восхитительная идиотка.

Он собственнически сжал ее пальцы, ощущая пульс. Она не пошевелилась.

– Как ты могла это сделать? – продолжил он; теперь слова срывались с языка быстрее. – Как ты могла так с собой поступить? Ради чего? Ради меня? – Он медленно покачал головой. – Это того не стоило, Тонкс. Как я могу стоить этого? – Он начал выписывать круги на ее коже большим пальцем. – Твоя жизнь, совсем юная… У тебя столько было впереди, ты должна была еще столько сделать, столько увидеть, почувствовать. А ты рискнула всем этим ради старого оборотня, застрявшего в прошлом? Глупо.

Рассеянно, едва понимая, что делает, он принялся поглаживать ее по щеке. Его голос звучал приглушенно, благоговейно, отчаянно – все эти эмоции, которые он ощущал, сплелись воедино.

– Какого черта я так сильно тебя люблю? – хрипло прошептал он и нежно сжал ее пальцы.

И вдруг она сжала его ладонь в ответ.

– Как лестно.

Римус замер. Он посмотрел на ее приоткрытый рот, на слабо, но весело изогнутые губы, на трепет поднимающихся век, на силу, с которой она внезапно сжала его пальцы в своей теплой ладони. А затем она улыбнулась.

– Как только выберемся отсюда, – прошептала она сонно и с хрипотцой, – я отошлю тебя на курсы шарма. Это и правда все, на что ты способен, изображая уныние у постели смертельно больного? Оскорбления и взятие вины на себя? – Неуклюже она подняла руку и шутливо ткнула его пальцем в предплечье. – В следующий раз я ожидаю от тебя комплиментов, Люпин, – много комплиментов. В самом деле.

Парализовавшее его потрясение постепенно сменилось недоверием.

– Тонкс?

Ее темные, все еще сонные глаза заблестели.

– Нет, зубная фея. Меня вырубил вредный тролль, который не пожелал расставаться с молярами, и теперь я застряла в теле раненого мракоборца, пока не сумею починить крылья. – Она снова ткнула его в руку. – Конечно же, это Тонкс. А кого ты ожидал? Королеву Гиневру из Камелота? Римус, ты уверен, что тебя вылечили? Потому что ты ведешь себя, как шестилетний…

Все еще потрясенному и сбитому с толку Римусу потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что она сказала.

– Погоди, что? – резко выдохнул он. – Как ты узнала о?.. – Он вдруг распахнул глаза. – Как давно ты пришла в себя?

Тонкс хохотнула.

– Пару часов назад. До полусмерти напугала Хестию и бедную маму, когда очнулась. Судя по всему, я вдруг резко села, обвела помещение золотыми глазами и обнажила клыки! – Заметив выражение ужаса, появившееся на лице Римуса, Тонкс сморщила нос. – Ой, да успокойся! Хестия полагает, что это была своего рода отдача от заклинания, а поскольку я метаморфиня… ну… – Она слегка пожала плечами. – Не переживай, никаких далеко идущих последствий. Короче, когда я окончательно проснулась, первым делом спросила о тебе, так что знаю, что происходило. Если бы ноги меня слушались, я бы уже навестила тебя давным-давно.

Подозрение закралось в разум Римуса.

– Ты не спала, когда я пришел?

Тонкс скривила губы.

– Ну, типа того.

– Типа того?

– Я как раз засыпала, когда услышала твой голос, – пояснила Тонкс и, улыбнувшись, поерзала плечами на подушке. – И сразу же проснулась.

– Но почему ты ничего не сказала? – Потрясение сменялось неимоверным облегчением и возмущением. – Я думал, ты умираешь! Я душу вывернул наизнанку…

Он внезапно покраснел.

«Я сказал, что люблю ее. Она слышала, как я сказал, что влюблен в нее. Ох Мерлин…»

Тонкс снова ткнула его пальцем, заставляя сосредоточиться на ней.

– Ну, начало вышло малообещающим, – заявила она уже куда живее, очевидно, окончательно проснувшись. – Ты назвал меня глупой идиоткой. Поэтому я решила не открывать глаз и подождать в надежде на что-то получше…

Румянец заливал его лицо все сильнее, и он ничего не мог с этим поделать.

«Она слышала, как я это сказал. После всего, что я говорил в кабинете Ребекки, после того, как оттолкнул ее и заявил… Я идиот. Ох, будут неприятности…»

Вдруг его посетило чувство дежа вю. Он вспомнил разъяренное лицо Тонкс в разгромленном помещении, ее руки, обвивающие его, ее губы на его губах…

Что?

Его воспоминания о той бесконечной ночи, нечеткие из-за просыпающегося в нем волка. Так много он еще вспоминал с трудом.

Но ее губы…

Он словно бы до сих пор ощущал их прикосновение.

Теплая волна волнительного ужаса захлестнула его.

«Я ее поцеловал? Я поцеловал Нимфадору Тонкс?»

Голос Тонкс снова вклинился в его размышления.

– Римус? Ты в порядке?

Он уставился на нее – на ее бледное лицо, на темные внимательные глаза, на сморщенный нос, и вдруг отчетливо осознал, что любит ее. Но разве он?.. Разве они?..

– Мы целовались? – сболтнул он, не успев подумать.

Последовавшая за вопросом тишина оглушала.

Тонкс вцепилась в его ладонь с силой тисков. Ее плечи напряглись.

А ее глаза… Ее глаза метали молнии.

«Может быть, этого не было на самом деле. Может, это всего лишь фантазия, может, я ее обидел…»

– Ты не помнишь?

Тон ее голоса ранил его подобно хлысту: потрясение, неверие и боль, приправленные щепоткой гнева, слились воедино. Она медленно качала головой, туда-сюда, туда-сюда, в глазах плескалась обида, на лице застыло ошеломленное выражение. Ее взгляд обжигал.

Но уже новая мысль зажглась в его уме, мысль о другом поцелуе, о последствиях, о которых он едва задумывался перед лицом страха и смятения.

«Меня поцеловал дементор. Но после наложения заклинания Империус я оказался усыплен, в безопасности. А вот мой волк…»

Пустота. Зыбкость его памяти, касающейся времен, когда он становился бешеным, потеря воспоминаний о проведенных с друзьями полнолуниях…

До этого момента он едва осознавал это. Он думал только о своем замешательстве и тревоге за Тонкс, и истина случившегося дошла до него только сейчас. А теперь она – абсолютная и очевидная – стояла перед ним.

Волка больше не было.

На мгновение он и сам в это не поверил. Нет, это невозможно, такого не может быть…

Но это было правдой.

Пустота, какое-то отсутствие внутри, пробелы в памяти… Это неявное присутствие, зловещее ощущение, что кто-то наблюдает за ним, ждет слабины, очередного шанса, чтобы ворваться и сокрушить его разум…

Все это исчезло.

Он по-прежнему оставался оборотнем. В следующее полнолуние его тело снова изменится и трансформируется, как и всегда. Ничто, даже поцелуй дементора, не сумеет изменить эту его особенность. Но вот его разум…

Его разум теперь принадлежал ему одному. И так оно и будет отныне.

Даже в полнолуние.

Он оставался оборотнем, но его разум был свободен…

– Его больше нет, – тихо, едва слышно проговорил он, сам не осознавая, что говорит вслух. – Волка больше нет.

– Римус? – позвала Тонкс.

Она озадаченно смотрела на него своими темными глазами со смесью недоумения и страдания, но он боролся за возможность осознать то, как сильно изменилась его жизнь. Он слышал, как она что-то говорила, но ее слова словно бы доносились издалека.

– Я знаю, – прошептала она, нежно касаясь пальцами его лица. – Мне сказали. Ты не поверишь, как я была счастлива, счастлива за тебя… Но… – Ее голос оборвался с появившейся в нем ноткой страха. – Но я не думала, что это будет означать… Ты помнишь, о чем мы говорили? Что мы решили? Ты помнишь наш поцелуй?