Текст книги "Империус (ЛП)"

Автор книги: JessPallas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Римус стиснул зубы, чтобы не начать орать в ответ. Разумеется, она не стала бы… он явно не думал головой. Но все же это не отменяло того факта, что…

– Тебе не следует делать даже этого. Ты должна уйти, пока еще…

– Я не оставлю тебя, – снова перебила она его. – Не смей снова просить меня об этом. Я начинаю чувствовать себя чертовым попугаем.

– Тонкс…

– Нет, Римус! – вдруг яростно проорала она. – Нет, меня уже тошнит от этого! Меня тошнит от тебя и твоего стремления к саморазрушению! Меня тошнит от гребаных самопожертвований! Хоть раз в жизни ты можешь попытаться не быть мучеником?

– Чего? – с недоверием переспросил Римус.

– Ты слышал! – крикнула Тонкс. – Отлично, хочешь беспокоиться обо мне? Тогда беспокойся вот о чем! Как я должна жить дальше без тебя?

– Одним целым гораздо лучше, чем тысячей кусков!

– Я не настолько глупа! Помнишь? – крикнула она. – Да что с тобой такое? Я мракоборец, Римус! Почему ты с таким остервенением пытаешься оградить меня от опасностей, про которые я все знаю и так?

– Да потому что я люблю тебя!

Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…

И снова эхо подхватило его слова, мягко унося их в тишину. Но на этот раз, казалось, они звучали дольше.

Тонкс смотрела на него. Он смотрел на Тонкс.

А затем слабо, но явственно она улыбнулась.

– Наконец-то, – проговорила она устало, но с облегчением, с торжеством. – Наконец-то, черт побери.

Римус закрыл глаза. Он чувствовал, как колотится в груди сердце, а возбуждение и ужас наполняют его тело.

«Я не должен был говорить ей этого…»

– В этом нет ничего хорошего, Тонкс.

– Да? – переспросила она, и ее голос не обещал ему ничего приятного.

Он предпочел не открывать глаз, но с легкостью представлял себе злое выражение на ее лице.

– Без меня ты в большей безопасности.

– И это говорит человек, спасший мне жизнь.

Римус тяжело вздохнул, моля всех богов вбить в голову любимой им женщины хоть немного здравого смысла.

– Любить меня опасно. Быть любимой мной – еще опаснее.

– Что, боишься, что я порежусь твоей открыткой на день святого Валентина?

Римус распахнул глаза, страстно встречая дерзкий взгляд.

– Это серьезно. Разве ты не можешь понять? – Его голос задрожал, когда он вспомнил лица тех, кого любил и потерял по вине судьбы, времени или войны. – Я слишком опасен, Тонкс. И если жизнь чему меня и научила, так это тому, что те, кто любит меня, страдают.

Тонкс еще какое-то время смотрела на него, а затем ее глаза широко распахнулись, и в них отразилось понимание. Медленно она покачала головой.

– Как можно быть таким эгоистом? – прошептала она.

Римус уставился на нее. Не стоит и упоминать, что не такого ответа он ожидал.

– Что?

Но Тонкс не отвела взгляда.

– Ты ведешь себя эгоистично, Римус.

Римус продолжал смотреть на нее. Почему она не может понять?

– Разве не ты только что велела мне перестать быть мучеником и подумать о себе?

– А ты смешной. Мне с трудом удается держать себя в руках.

Римус решил проигнорировать ее сарказм.

– Я думаю о тебе. Ты заслуживаешь лучшего.

На ее лице отразилось возмущение.

– А ты кто такой, чтобы решать, что лучше для меня?

– Ты слишком молода, чтобы разбрасываться жизнью…

– И ты слишком молод, чтобы разбрасываться своей жизнью! – И снова она не дала ему закончить. – Тебе не так уж скоро стукнет сорок, Римус! У тебя впереди, вполне вероятно, еще лет сто! Но знаешь, что я думаю? – Она стиснула зубы. – Я думаю, что ты настолько привык к тому, что все в твоей жизни идет наперекосяк, что оставил попытки быть счастливым. А я люблю тебя слишком сильно, чтобы вот так просто на это смотреть. – Осторожно, неуверенно она протянула руку, пересекая разделяющее их расстояние, чтобы коснуться его ладони.

– Я слишком сильно тебя люблю, – повторила она шепотом.

Последовавшую за ее словами тишину невозможно было терпеть. Он заглянул ей в глаза.

Последняя баррикада начала рассыпаться в пыль. Он ощущал, что слабеет.

Как она может испытывать эти чувства по отношению к нему? Как он может позволять ей испытывать эти чувства, тогда как…

– Нет, – выдохнул он в последней попытке защититься. – Боги, нет. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не чувствуй этого.

Тонкс пожала плечами и печально улыбнулась.

– Я ничего не могу с этим поделать. Прости. – Она глубоко вздохнула. – Я люблю тебя, Римус, – просто сказала она. – Нравится тебе это или нет, но придется смириться.

Он едва заметил, что качает головой.

– Не думаю, что смогу.

Она всмотрелась в его лицо.

– Почему? И на этот раз не вываливай на меня весь таз отговорок. Я хочу услышать правду.

Правду. А в чем, черт возьми, заключается правда? Римус слышал гул крови в ушах, руки тряслись, а он все пытался совладать с дыханием, уставший от необходимости удерживать рассыпающуюся в прах последнюю баррикаду. Она хотела правду. Правда таилась за каждой причиной, каждым сомнением, каждой отговоркой, которую он только мог придумать – в чистой выжимке из его чувств, которые жили глубоко внутри него.

До сего момента он отрицал эту правду. Но усталость смела последнюю его защиту.

«Она заслуживает знать. Я должен сказать ей».

– Я боюсь, – признался он.

Он видел, как смягчился ее взгляд, как чуть приоткрылись ее губы.

– Я доверяю тебе, – ответила она.

Ее слова были тихими и простыми, хоть и пробирали до самого сердца, но Римус был уверен, что она не до конца осознавала всю наивность подобного заявления.

Он медленно покачал головой.

– Как ты можешь доверять мне, если я сам себе не доверяю? У меня внутри живет волк, и он силен, очень силен. Как бы мне не хотелось в этом признаваться, я не раз способствовал увеличению его силы…

Он почувствовал, как она погладила его по руке.

– Ты всегда одолевал его прежде. И будешь одолевать в будущем.

– Но это неправда.

Он должен ей сказать. Она считала его сильным, но это не так – он знал за собой слабость своего разума, преследовавшую его всю жизнь. Она думала, что знает его, но разве это возможно? Настоящего его знали разве что его отец и мать, а также Грюм и Дамблдор – они все видели цену его слабости. И да, это больно, но она заслуживала знать это тоже, заслуживала знать правду о том, кем – или чем – он являлся.

Он был уверен, что его слова приведут ее в ужас.

– Ты не знаешь меня, Тонкс, – прошептал он в отчаянии. – Не настолько хорошо, как сама полагаешь. – Он встретил ее взгляд, страшась того, что собирался сказать, но полный решимости сделать это. – Я слабый человек, – проговорил он поспешно самые страшные слова, не позволяя им задержаться на губах, признаваясь в самом постыдном впервые в жизни. – Я становился бешеным, Тонкс. Разумом, телом и сердцем, и это случалось не раз. Пока живу, я буду представлять опасность для всех вокруг меня. Кровь взывает ко мне, и я не могу поклясться, что однажды не отвечу ей.

========== Глава 38. Момент истины (часть 3). ==========

В сводящей с ума тишине Римус ждал.

Боже, как он устал. Последствия недосыпа и напряжения последних часов отдавались в каждой косточке, а полная луна лишала остатков сил. Он был уверен, что только струящийся в крови адреналин и откровенное упрямство не позволяли ему рухнуть на месте. Его состояние только ухудшилось, когда он смотрел на Тонкс в тревожном ожидании, что вот-вот на ее лице отразится отвращение, и она в ужасе отпрянет, как поступил бы на ее месте любой вменяемый волшебник.

Но она не сделала этого.

Она лишь слегка склонила голову набок и, приподняв бровь, снова протянула руку и взяла его ладонь в свою.

– Я знаю, – тихо сказала она. – Ты забыл?

Она… что? В ответ на его потрясенное выражение она засмеялась – не весело, но и не холодно; ее смех потревожил воздух, будто бы ожидающий этого.

– Римус, ведь я была с тобой, когда Дэниел Арден сделал свое заявление.

Римус практически забыл про Фенрира – тот день, когда они спустились на уровень резидентов, казалось, случился вечность назад.

– Но это было мелочью, – настойчиво сказал он. Она не понимает, не может понять… – Это было просто ерундой по сравнению с тем, что со мной бывало прежде, если этот инцидент вообще имел место…

– Имеешь в виду тот раз, когда ты бросился на Грюма в 1981-м году? Или когда едва не напал на детей, когда Каин ворвался в Хогвартс? – Сама обыденность ее тона, которым она перечисляла его самые жуткие тайны, потрясла Римуса сильнее всего. – Как я и сказала, Римус, я знаю. После того, как мы доложили о случившемся на уровне резидентов, Дамблдор отозвал меня в сторону и рассказал. Он полагал, что мне стоит знать, почему ты можешь так остро реагировать на эту тему.

Какое-то мгновение ушло у него, чтобы осознать, что она говорила. Дамблдор сказал ей?

«Дамблдор просто взял и рассказал ей мой самый большой секрет, словно это совсем не важно, словно…»

Он сказал ей. Он сказал ей до того, как она…

– Ты знаешь? – надтреснутым голосом спросил он; ему казалось, что его сердце сейчас либо собьется с ритма, либо и вовсе остановится. – Ты знаешь и все равно…

– Люблю тебя? – с раздраженной гримасой закончила за него Тонкс. – Сколько раз повторять? Для меня это не важно, Римус.

Он снова покачал головой, стараясь очистить мысли.

– А должно быть, – дрожащим голосом сказал он, испытывая потрясение и недоверие. – Потому что это важно для меня. И Дамблдор… он не имел права, это должно было быть мое решение, рассказывать или…

Тонкс лишь пожала плечами.

– Ну, он рассказал, а я выслушала. Ни ты, ни я уже ничего не можем с этим поделать. Я люблю старика как своего дедушку, но он просто обожает вмешиваться в чужие дела.

Римус старался дышать глубоко, старался успокоить разошедшееся сердце. Уже скоро…

– И все же… – едва не заикаясь, проговорил он. – Он не должен был…

– Ох да бога ради! – воскликнула Тонкс. – Дело не в Дамблдоре! Римус, ты доверяешь мне?

– Как это относится к…

Она снова перебила его:

– Ты доверяешь мне?

– Да! Но…

– Тогда почему так важно, что я знаю? – Ее пальцы сжали его ладонь, словно тиски. – Простой ответ: потому это не важно. И почему мое знание так важно, когда я уже сказала тебе, что мне все равно? И снова: оно не важно. Мне плевать, если ты ползал на четвереньках и лаял на луну. Ты все равно…

– Оборотень! – Римус резко вырвал свою руку из ее, ощущая вновь поднявшуюся волной ярость в ответ на ее чудовищно нелепые предположения. – Я оборотень, оборотень, который становился бешеным, который может стать бешеным снова! Ты хоть понимаешь, что это означает? – Он не дал ей шанса отвечать, потому что чувствовал, как утекают последние минуты, отпущенные ему, чтобы объяснить ей. – Это значит, что в любой момент я могу наброситься на тебя. Я могу убить тебя, могу разорвать на куски практически на ровном месте! Это значит, что я стану Каином!

– Нет! – Ее голос обжег его, словно пощечина. – Ты никогда не станешь им!

– Значит, ты меня совсем не знаешь, – мрачным дрожащим голосом ответил он.

– Я начинаю подозревать, что знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты говоришь об этом так, словно это неизбежно! – с яростью бросила она. – Словно ты ждешь, когда волк возьмет над тобой верх! – Ее голос опустился почти до шепота, но остался твердым и эмоциональным. – Но ты сильнее, Римус. Ты самый сильный человек, кого я знаю.

Как она может так думать? Как может быть такой наивной?

– Это не так. Это реальная угроза, Тонкс. Это могло бы произойти, это могло произойти сегодня…

– Я знаю, – просто сказала она, серьезно глядя ему в глаза. Римус вдруг ощутил, как она снова взяла его за руку. Их яростный спор вдруг сошел на нет, оставив после себя только тяжелое смирение, изматывающее их обоих перед лицом скорой трансформации. – И я на самом деле имела в виду то, что говорила наверху. Если потребуется, Римус, я знаю, что ты предпочел бы умереть, а не стать бешеным. – Ее пальцы на его ладони задрожали. – И я намерена проследить за тем, чтобы твое желание исполнилось.

Он практически видел это. Он практически видел выражение ее лица, ужас в ее глазах, когда она…

– Нет! – выдохнул он резко. – Нет, Тонкс. Я не могу позволить тебе сделать это, неужели ты не понимаешь? Ты говоришь, что знаешь меня, но и я знаю тебя! Ты до конца жизни станешь винить себя в этом! – Он опустил голову, глядя мимо своей ладони в пальцах Тонкс и на пол, покрытый битым стеклом и пролитыми зельями. – И я не могу просить тебя об этом. Как я могу утверждать, что люблю тебя, а затем обрекать на такую боль?

– Римус… – начала она с нотками возражения, но он знал, что она скажет дальше: удобную для него ложь о том, что это будет необходимо, и она простит себя. Он остановил ее прежде, чем хоть слово еще сорвалось с ее губ.

– Волк всегда будет во мне, Тонкс, – сказал он тихим и низким голосом, глядя теперь в потолок, потому что не хотел видеть боль в ее глазах. – Он уже почти здесь. Ты должна быть с кем-то цельным, с кем-то гораздо более молодым, с кем-то, лучше меня. С нормальным мужчиной, который сможет заботиться о тебе, сможет обеспечить тебе долгую жизнь и дом, а не возможную необходимость убить его, если он превратится в бешеного лунатика…

– О да ради Мерлина! – Пальцы Тонкс сомкнулись на его подбородке, заставляя опустить голову и встретиться взглядом с ее горящими глазами. – Сколько раз мне повторять? Мне все равно. Как ты можешь гарантировать, что хороший и нормальный мужчина не свалится с метлы, или рядом с ним не взорвется котел, посыпая его останками окружающий ландшафт? Каждый может умереть, Римус! В жизни ничего не гарантировано! Но я знаю, что одно будет неподвластно нормальному мужчине, а именно быть Римусом Люпином. – Ее глаза горели огнем. – Ничто в тебе нельзя назвать нормальным, Римус, и я не согласна ни на что другое. И да, ладно, ты оборотень, но именно это сделало тебя тем человеком, которым ты стал. И ты хороший человек, – сказала она, глядя на него с вызовом. – И если мне придется выбирать между тем, чтобы поверить в тебя или сбежать от волка, я выберу тебя.

Римус смотрел на нее, смотрел на собравшиеся морщинки на ее обычно гладком лице и смутно осознавал, что ее пальцы все еще нежно касаются его подбородка, поглаживая его. И он понял.

Она на самом деле имела все это в виду. Ох Мерлин, она и правда…

И в этом-то и заключалась проблема.

Все его доводы, все оправдания оставались истинными и вполне реальными страхами, рвущими на части его душу, когда он только осмеливался представить себе свое будущее в ее объятиях. Но сейчас ей удалось проникнуть глубже, затронуть его самый глубочайший страх, его вечное сомнение, и она неосознанно попыталась отмахнуться от него. Однако не так-то просто избавиться от одной очевидной причины, по которой он не мог позволить Нимфадоре Тонкс тратить на него свою жизнь.

Но, к своему удивлению, он обнаружил, что хочет дать ей такой шанс.

«Я так слаб. И это один из поводов, почему мне не следует позволять ей…

Но я хочу сказать ей. Мерлин, я хочу сказать».

– Тебе не стоит мне доверять, – сказал он наконец неуверенно, нерешительно, но отчетливо. – Потому что не только волка я боюсь, Тонкс. Дело не только в моем страхе навредить тебе. – Он глубоко вздохнул, готовясь высказать последнее признание, последний факт, который ей стоило бы знать с самого начала. – Я просто недостаточно хорош для тебя.

Он сразу же понял, что она не смогла уловить смысл того, в чем он пытался признаться.

– То, что ты оборотень, еще не значит…

– Нет, – снова перебил он ее, не в силах выносить недоразумения дольше. – Я говорю не о том, что я оборотень. Я говорю о том, какой из меня вышел мужчина. Я недостаточно хорош. И близко не дотягиваю.

Тишина, последовавшая за его словами, оглушала. Ее полный недоумения взгляд прожигал его насквозь.

– И это все? – тихо и, словно бы не веря сама себе, проговорила она. – Господи, вот в чем дело, да? Вот почему ты отталкивал меня. Дело не в волке и не в твоем возрасте – ни в одной из причин, о которых ты распинался. – На ее лице загорелось понимание, и она даже слегка улыбнулась. – Дело в твоей неуверенности в себе.

То, что его самые потаенные страхи охарактеризовали этими несколькими словами, раздражало, но Римус не стал зацикливаться на этом.

– Причина немного глубже, – начал он. – Это…

– О нет, – сказала она и сжала пальцы на его подбородке. – Я не позволю тебе снова все усложнить, не сейчас, когда мы наконец-то до чего-то договорились. – Несколько мгновений она задумчиво смотрела на него, а затем вдруг повторила вопрос: – Ты мне доверяешь?

Римус нахмурился.

– Разве мы уже не выяснили это

?

Тонкс вздохнула.

– Просто ответь на гребаный вопрос, Люпин.

– Ладно. Конечно, доверяю. Но какое отношение это имеет к этой ситуации?

Она улыбнулась, и в ее улыбку наконец вернулась отсутствовавшая до сего момента искорка.

– И ты доверяешь моим суждениям?

Римусу совершенно не нравилось, куда она вела.

– Да, – осторожно сказал он. – Но…

Она переместила пальцы на его губы, заставляя замолчать.

– Значит, ты доверяешь моему мнению о людях?

Его подозрения укрепились.

– Тонкс…

Но она была явно намерена выложить свои мысли.

– Что ж, мое мнение таково: Римус Люпин прекрасный человек, и, скорее, это я не заслуживаю его. – Она приподняла брови и посмотрела ему в глаза. – И что? Теперь скажешь, что больше не доверяешь моим суждениям?

Этот спор ему не выиграть.

– Ты пристрастна.

Она ухмыльнулась.

– Разумеется. Но тебе не приходило в голову, что у моей пристрастности есть причина? Она не берется из ниоткуда, знаешь ли.

Он покачал головой.

– Тонкс…

Она нежно погладила его по щеке, и он замолчал.

– Я люблю тебя, – тихо сказала она. – И ты любишь меня. Здесь нечего бояться.

В ушах шумело, сердце с неистовой силой толкало кровь по сосудам, словно бы очищая его тело изнутри. Весь мир отступил куда-то на задний план, и все, что он теперь видел, была она.

Ее темные глаза сияли. Ее лицо все приближалось.

– Я могу ранить тебя, – хрипло прошептал он.

Она улыбнулась.

– Мне все равно.

Он чувствовал ее участившееся дыхание на своих губах.

– Я могу подвести тебя…

Ее глаза закрылись, но он все равно словно бы чувствовал на себе ее взгляд.

– Мне все равно.

Когда ее губы коснулись его, он тоже закрыл глаза.

– Сомневаюсь, что когда-либо заслужу тебя.

– Можешь думать так, если хочешь. – Римус скорее ощутил эти слова, нежели услышал, почувствовал каждое из них, пока она дразняще касалась своими губами его. – Но мне все равно.

А затем осталась только она.

Он никогда не подозревал, что ощущения могут быть такими ошеломляющими. Ее губы на его губах, ее поцелуй – их поцелуй, ее руки в его волосах, путающиеся, ласкающие, его ладони, скользящие по ее талии, тогда как все ее тело прижималось к его, а затем поцелуй стал глубже, и все рациональные мысли покинули его.

Сколько времени он провел в мире по имени Тонкс, он не знал, да и не хотел знать.

Но в какой-то момент реальный мир начал вновь напоминать о себе. Осознание их ситуации вернулось к Римусу; его тело дрожало в предвкушении восхода луны, он по-прежнему был изможден и едва держался на ногах, под которыми хрустело битое стекло. Внезапно ее губы исчезли, и темные глаза снова смотрели на него – потерянные и удовлетворенные одновременно.

Он знал. Они оба знали.

Близко. Слишком близко. Луна…

– Тебе надо уходить, – прошептал он.

– Я понимаю, – выдохнула она в ответ, – но от этого не легче.

Он покачал головой.

– Тонкс…

Она улыбнулась какой-то отчаянной улыбкой и отошла назад, выскальзывая из его объятий. Ее глаза странно блестели.

– Лучше бы тебе пережить эту ночь, Римус Люпин, – дрожащим голосом сказала она. – Потому что в противном случае я тебя убью.

На это он рассмеялся.

– Постараюсь запомнить.

Он видел, что она пытается сдержать слезы. Ее эмоциональная стойкость пошатнулась вследствие разделенного ими момента страсти.

– Я буду наверху, – сказала она, указывая на шахту лифта. – Я не брошу тебя.

Устало он был вынужден признать свое поражение.

– Уже наверняка поздно пытаться выбраться отсюда, – вздохнул он. – Но будь осторожна. Если ты погибнешь, я тоже это так не оставлю.

Тонкс не то усмехнулась, не то всхлипнула.

– Представь, если мы оба умрем. Что тогда начнется…

– Профессор Люпин! Тонкс! Сюда!

Римусу показалось, что желудок ухнул куда-то вниз. О нет! Он должен был уже уйти, почему он не ушел?

Судя по выражению лица Тонкс, она думала примерно о том же.

– Гарри! – заорала она с гневом и бросилась в шахту лифта, едва не свалившись, когда взобралась на созданную ею же губчатую поверхность. – Какого черта ты…

– Я достал волчье противоядие!

Глаза Римуса распахнулись, и, услышав, как охнула Тонкс, он уже через несколько мгновений оказался рядом с ней. Глянув вверх, он увидел растрепанную темноволосую голову, высунувшуюся с верхнего этажа; Гарри глядел на них с выражением торжества. – Та бутылка, что была у пожирателя смерти, оказалась волчьим противоядием!

Несмотря на то, что ему вдруг захотелось горячо отблагодарить Гарри, Римус знал, что сейчас есть дела поважнее.

– Ты уверен, что это…

– Я знаю запах! – с явным нетерпением ответил Гарри. – И бутылка именно такая, как описывала Зелия. Я заметил ее, когда накладывал опечатывающее заклинание на помещение с пожирателями, и сумел добыть ее с помощью заклятия Акцио! Давайте уже! – крикнул он, и сверху вдруг спустилась веревка. – У нас мало времени!

С этим утверждением сложно было спорить, но если Гарри ошибся, если это не волчье противоядие, и он трансформируется в коридоре…

– Скинь его! – прокричал Римус. – Скинь его мне!

– Но…

– Кидай! – крикнула Тонкс, да так, что чуть не закачались стены. Несмотря на разделяющее их расстояние, Гарри выглядел неубежденным. К счастью, он все-таки протянул руку с бутылкой над шахтой и отпустил.

Римус с легкостью поймал ее и с недоверием оглядел. Небольшой черный пузырек с выгравированной волчьей головой, который отличался от тех, что они нашли в лаборатории, только тем, что был целым. Выдернув пробку, Римус принюхался.

И чуть не задохнулся. Эту вонь он не перепутает ни с чем. Волчье противоядие!

Никогда в жизни он еще не радовался этому отвратительному запаху.

– Оно? – прошептала Тонкс, и он улыбнулся ей.

– Да, – ответил он просто, а затем, морально подготовившись, выпил зелье одним глотком.

Изменения произошли почти мгновенно.

С воем, эхом прошедшимся по пустоте его разума, и визгом волк забился в свой уголок, откуда не мог причинить никакого вреда. Взывающие к нему инстинкты, желания охотиться, убивать, сражаться и кусать исчезли в никуда, тогда как Римус наконец сумел вернуть себе полный контроль над своим телом. Дикие порывы оборотня снова оказались скрыты за его человечностью.

Его разум казался ему таким чистым, таким свежим, таким его. Однако состояние его тела, лишенного энергии и силы, даруемой волчьей частью его, оставляло желать лучшего.

Последние силы покинули его.

Он едва не упал. Только быстро среагировавшая Тонкс помогла ему остаться на ногах. Волны дрожи пронзали его худое тело. Он чувствовал себя слабым, больным, до смерти уставшим. Две практически бессонные ночи и стресс истощили его, и когда адреналин выветрился из его крови, не осталось ничего. Он смутно осознавал, что Тонкс что-то кричала ему в ухо, когда внезапная легкость охватила его тело, подняла над полом и понесла вверх, навстречу зеленым глазам, взиравшим на него теперь с ужасом. Он слышал, как кто-то бормотал: «Это был яд? Я ошибся?», а Тонкс что-то отвечала про истощение. Затем кто-то крикнул: «Мобиликорпус!», и он снова воспарил, тогда как две пары рук подталкивали его, заставляя двигаться вдоль серых стен.

Дрожь усиливалась. Трансформация произойдет скоро, скоро…

Вдруг он оказался в каком-то помещении, где обнаружился люк в полу под стулом. Он услышал еще бормотание и несколько произнесенных заклинаний; его руки свели и магически связали вокруг шеста, который еще мгновение назад был лестницей. И вот он уже летел вниз да так, что воздух свистел в ушах. Затем его путь преградило что-то мягкое и знакомое, как подушки или губка, и он услышал одновременно близкие и как будто звучащие издалека крики: «Это профессор Люпин! Рон, быстрее! Нужно ему помочь!», и другой голос: «Нет! Слишком поздно, возвращайтесь!». Два новых лица показались над ним, веснушки и рыжие волосы и пушистая каштановая шевелюра в сопровождении встревоженных глаз, которые были знакомы ему по прежней жизни, случившейся тысячу лет назад. Но Римус практически не обратил на них внимания, потому что осознание одного-единственного факта снизошло на него.

Луна. Взошла луна.

А за этим последовала боль.

Он чувствовал, как корежились кости, как до предела растягивалась кожа, как настоящая агония заставляла его корчиться в муках. Он пытался не закричать, когда чьи-то руки подхватили его, подняли и потащили, когда взволнованные голоса зазвучали вокруг. Он вспомнил их имена: Тонкс, Гарри, Гермиона, Рон… вы не должны здесь быть, вам нужно уходить… Он заметил темный проход, в котором стояла женщина в серой мантии – Ребекка, его кузина – и отчаянно жестикулировала им. Сирены начали завывать, но все было так далеко, слишком далеко, чтобы он успел. Он хотел закричать тем, кто тащил его, чтобы они поспешили, чтобы бежали, оставили его и спасались сами, но голос не слушался его, и только волчий вой вырвался из его горла; он не мог ни до кого донести своих предупреждений. Он увидел, как металлическая дверь захлопнулась, скрывая из виду его кузину, а затем новые волны боли потопили его. Он еще раз четко разглядел четыре оставшихся с ним лица – бледных и напуганных, глядящих на него – а потом терзающая его агония лишила его сознания.

========== Глава 39. Связанные. ==========

Кингсли Бруствер глубоко вздохнул и плотнее запахнул плащ, продолжая устало вглядываться в сумерки.

Вечер нельзя было назвать приятным.

Для начала дул ледяной ветер. Приносясь с торфяников, он завывал и качал деревья, растущие по краю долины, по которой проходила маггловская железная дорога. Двое мужчин, ожидающих на тропе, замерзли до костей. А потом село солнце, оставляя после себя лишь отголоски своего согревающего света – оранжево-розовые всполохи, раскрасившие горизонт на западе. Но они не видели, как угасал день за их спинами, поскольку смотрели в противоположную сторону на что-то, чего ни один из них видеть не желал.

Медленно круглая серебристая луна поднималась над торфяниками, придавая силуэту неприветливого здания Института бешенства мрачную четкость. Темные фигурки людей на метлах мелькали вокруг него, словно мухи над трупом.

Сомневаться в их личностях не приходилось.

Пожиратели смерти.

Около дюжины членов Ордена собирались на маленькой железнодорожной платформе в ожидании указаний. Пожиратели смерти – а ведь они видели не всех – уже превосходили их численностью.

Они пытались привлечь мракоборцев для того, чтобы разобраться с угрозой, исходящей из заведения, кишмя кишащего оборотнями, однако никто не желал их слушать. До утра.

До тех пор, пока не станет слишком поздно.

Если только уже не было слишком поздно.

Наконец-то Кингсли выразил всю суть стоящей перед ними проблемы одним словом.

– Черт, – сказал он.

– И не говори, парень, – согласился седой и покрытый шрамами Аластор Грюм, переведя на товарища взгляд ярко-голубого глаза; серебристый лунный свет освещал одни черты его изувеченного лица, погружая другие в тень. – Я-то надеялся, что мы закончим до того, как появится эта круглая штуковина.

Кингсли покачал головой, когда очередной порыв холодного ветра коснулся его лысины.

– Она была права, – задумчиво заметил он. – Тонкс была права. Она говорила, что это было отвлечением внимания, говорила, что Беллатриса стала уловкой, убравшей нас с дороги, а мы так долго не могли этого осознать! И теперь… – Он снова посмотрел на возвышающееся над торфяниками примерно в километре здание института. – Если верить записке, она теперь там, внутри, совсем одна перед лицом черт знает чего…

– Спокойно, – пробормотал Грюм. Кингсли не видел его настоящего глаза, сокрытого в тени, но заметил, как магический глаз снова прошелся по окрестностям. – Может, она и настоящая катастрофа в окружении мебели, но при этом остается хорошей девушкой и прекрасным мракоборцем. А если ей удастся объединиться с Люпином, то мне бы хотелось посмотреть на того пожирателя смерти, который смог бы справиться с ними.

– Даже после восхода луны? – с горечью спросил Кингсли. – Нам следовало быть здесь гораздо раньше. Если Люпин не выпил зелье…

Грюм решительно покачал головой.

– Размышления на тему «что если?» и «мне следовало» приносили мне лишь вагон сожалений и несколько новых шрамов, которых я мог бы и не получить, если бы больше уделял внимания настоящему времени. Сможешь предаться сожалениям позже, а сейчас нам нужно подумать.

Кингсли вздохнул.

– Дамблдор сказал, когда планирует присоединиться к нам?

Грюм зарычал – совершенно звериный звук, от которого Кингсли едва не подпрыгнул на месте.

– Когда поймает Поттера, я полагаю. Он так переполошился, когда вернулся в Хогвартс и не смог найти пацана. – Старый мракоборец состроил гримасу. – Двойной удар по Ордену! Зубы преисподней! Я же говорил ему быть бдительным…

Кингсли снова оглядел залитую серебристым светом равнину.

– Ты считаешь, что арест Люпина и исчезновение Поттера связаны?

– А ты думаешь иначе?

Кингсли безрадостно улыбнулся.

– Я думаю, что Поттер всегда оказывается не там, где его ищут. Не буду пока паниковать.

Грюм скорчил недовольную гримасу.

– Когда Сам-Знаешь-Кто войдет в Министерство с головой Поттера на шесте, я напомню тебе твои слова. Но это все разговоры ни о чем, – проговорил он и указал на здание института и кружащие вокруг него фигуры. – Давай лучше обсудим, каким образом мы попадем туда, чтобы разобраться с этими мерзавцами, не потеряв при этом половину людей?

Кингсли перевел взгляд на луну.

– Если попытаемся пройти в лоб, на их стороне окажется численный перевес. Может плохо закончиться. Нужно найти другой путь внутрь.

– Удачи, – фыркнул Грюм.

– А тебе не видны какие-нибудь варианты? – спросил Кингсли, указав на волшебный глаз. – Ну, твоим… – Он умолк, слабо махнув рукой, но, судя по взгляду Грюма, тот его понял.

– Отсюда нет, – сказал он и нахмурился, отчего на его покалеченном лице пролегли глубокие тени. – Возможно, если мне удастся подобраться ближе. Но тогда мы рискуем потревожить охранные заклинания, а если там не припрятано несколько ловушек, то я трехногая шишуга.

Кингсли снова вздохнул.

– Боюсь, у нас может не оказаться иного выбора. Не зная внутренней…

– Кингсли! Грозный Глаз! – донеслось до них сзади шипение. Кто-то разрывался между желанием прошептать это и проорать, но не преуспел ни в том, ни в другом. Оба мужчины обернулись.