Текст книги "Империус (ЛП)"

Автор книги: JessPallas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

– Итак, – деловито прошептала она. – Твоя задача выудить из Голдштейн информацию по поводу того, чем они в настоящий момент тут таким занимаются, что могло бы привлечь интерес Сам-Знаешь-Кого. Я же постараюсь обнаружить среди местных тех, кто может оказаться носителем определенной татуировки. – Тонкс быстро обернулась к закрытой черной двери и добавила: – Мне бы хотелось потихоньку ускользнуть и оглядеться здесь, сменив внешность, но я не думаю, что нам стоит разделяться. Мне здесь не нравится.

– Мне тоже, – с чувством ответил Римус. – Что ж, хороший план. Нам только нужно…

– Но это тааак интересно! – вдруг воскликнула Тонкс, сунув ему в лицо свой планшет. – Я читала об этом, профессор, и полагаю, что это восхитительная теория. Как вы считаете?

Слева от них кто-то прочистил горло.

Тонкс взглянула в ту сторону и широко улыбнулась.

– Ох, здравствуйте! Я вас не заметила.

Проследив за ее взглядом, Римус повернулся. В арке, ведущей в очередной серый коридор, стоял человек, облаченный в серо-белую мантию. Незнакомец неприятно улыбнулся.

Несмотря на разницу в телосложении, человек немедленно напомнил им о Снейпе. Он был высоким, очень худым с длинными руками и ногами, которые, казалось, гнулись крайне неохотно, а его небольшая голова выглядела совершенно непропорциональной по отношению к телу. Его густые темные и гладкие волосы были зачесаны назад, а темные же глубоко посаженные глаза наблюдали за ними из затененных глазниц. Нос незнакомца оказался длинным, прямым и словно бы заостренным, напоминая баллистическую ракету, направленную на наблюдателя, а его улыбка была кривой и неприятной. Римус решил, что этот человек вряд ли станет ему дорогим другом.

Стоящая рядом Тонкс смотрела на незнакомца поверх оправы очков, выгнув бровь. Судя по всему, она пришла к схожим выводам.

– А, профессор Люпин, – с фальшивым дружелюбием проговорил человек, оценивающе оглядывая Римуса. – Печально известный учитель-оборотень. Я ждал нашей встречи.

Римус с трудом улыбнулся.

– Благодарю… профессор Голдштейн?

Он заметил, что Тонкс почему-то поморщилась. Неприятная улыбка незнакомца стала шире.

– Вообще-то, меня зовут Аркадиус Кролл. Я здесь главный научный исследователь, – ответил он и хохотнул. Этот звук был полностью лишен юмора и напоминал скрежет когтей по учебной доске. – Вы думали, я Голдштейн? Учитывая, что вы учитель, вам следовало бы лучше делать домашнюю работу.

Римус продолжал осматривать человека, стараясь, чтобы на его лице не отразилось обуревающее его после столь насмешливого замечания раздражение. Он постарался найти утешение в том, что этот Кролл не был Голдштейном, а значит, возможно, ему не придется проводить в его компании слишком много времени.

– Прошу простить, – осторожно ответил он. – Не так уж просто найти какую-либо информацию об этом институте. Ваши данные недоступны тем, у кого нет соответствующего разрешения от Министерства.

Кролл пожал плечами.

– Необходимая предосторожность. Я уверен, вы согласитесь, что неразумным было бы предавать нашу деятельность широкой огласке. Но вы здесь, – заметил Кролл и усмехнулся, чем привел Римуса в замешательство. – Честно говоря, профессор, учитывая все, что я о вас слышал, я ожидал увидеть вас здесь гораздо раньше.

Римус едва заметно кивнул.

– События, сопутствующие поимке Каина, оказались для меня весьма болезненными, мистер Кролл. До сего момента идея воспользоваться вашим приглашением казалась мне не самой удачной.

И снова Кролл мерзко усмехнулся, а его глаза неприятно блеснули.

– Я говорил вовсе не про приглашение.

Римус напрягся. Боковым зрением он заметил, как ногти Тонкс вонзились в ее планшет.

Ухмылка Кролла стала шире. На фоне желтоватой кожи его тонкие губы напоминали кожуру дыни.

– Джентльмены, давайте вести себя вежливо.

Римус дернулся от неожиданности, услыхав незнакомый голос, и снова обернулся.

Дверь, сквозь которую совсем недавно исчезла Симона, сейчас была открыта, и в проеме стояла женщина, одетая в такую же мантию, как и Кролл. Она была среднего роста, чуть выше Тонкс, хотя и казалась более утонченной, а ее рыжевато-каштановые волосы сияли в свете шарообразных светильников на стенах. Скорее всего, она была на несколько лет старше Римуса, хотя и выглядела моложе. Ее лицо все еще было красивым, хотя мягкие черты несколько контрастировали с жестким взглядом карих глаз. Ее позу нельзя было бы назвать откровенно недружелюбной, но в скрещенных на груди руках явно недоставало гостеприимства.

И было еще что-то… Римус нахмурился, пытаясь выудить из памяти нужное воспоминание, которое бы объяснило это мимолетное ощущение, что он уже встречал эту женщину прежде. Что-то в ее чертах было ему знакомо. Возможно, учитывая небольшую разницу в возрасте, они вместе учились в Хогвартсе.

– Ребекка Голдштейн, – мягко, но отчетливо представилась она, и Римус заставил себя сосредоточиться на текущем моменте. – Глава этого заведения. А вы Римус Люпин. – С этими словами она не сделала попытки подойти ближе или подать руку; вместо этого просто задумчиво склонила голову набок и бесстрастно оглядела его с ног до головы. – Должна признать, профессор, я представляла вас себе несколько иначе, – заметила Ребекка с довольно недружелюбной улыбкой, но, по крайней мере, без желчи, так и сочившейся из Кролла. Ее холодное выражение скорее соответствовало профессионалу, который решает деловую проблему, без которой вполне можно было бы обойтись. – И, судя по вашей оплошности, я тоже не оправдала ваших ожиданий.

Римус глянул на Тонкс, которая тихо посмеивалась, уткнувшись в планшет, и мысленно поклялся поговорить с ней о необходимости делиться информацией о половой принадлежности тех, с кем им предстояло иметь дело, в будущем.

– Честно говоря, профессор, я не знал, чего ожидать.

Профессор Голдштейн поморщилась и сказала:

– Зовите меня Ребеккой. Терпеть не могу, когда меня зовут профессором, а Голдштейн – это мой муж.

Римус улыбнулся, на этот раз чуть более искренне.

– Лично мне нравится, когда меня зовут профессором, но если хотите, можете звать меня…

– Уверена, что вам это нравится, – холодно перебила его Ребекка. Несмотря на приглашение к неформальному обращению, она продолжила держать дистанцию. – Нет никакой необходимости следовать моему примеру, профессор. Если вам нравится это обращение, я буду использовать его.

Римус подумывал возразить, однако взгляд Ребекки удержал его от этого. Тонкс перестала смеяться и теперь смотрела на женщину, прищурившись.

Ребекка посмотрела на нее в ответ.

– Ваша помощница, полагаю?

Тонкс вяло улыбнулась и представилась:

– Ундина Блэквуд, профессор Голдштейн. Я читала ваш труд на тему дикого разума и должна сказать…

– Должна ли? – перебила ее Ребекка, и выражение на ее лице осушило поток энтузиазма Тонкс. Она склонила голову, словно бы растерявшись, но Римус видел, как мрачно блестят ее глаза за стеклами очков. Ребекка Голдштейн имела не больше шансов стать их другом, чем Кролл.

Римус перевел взгляд с одного на другого, отмечая приторную улыбку Кролла и холодную грубость Ребекки, и вздохнул про себя. Очевидно, его присутствие здесь было не очень-то желанно.

Что, в свою очередь, поднимало вполне очевидный вопрос: зачем его вообще пригласили?

Нервничая, он все продолжал глядеть на сотрудников института, вспоминая все их сложные охранные системы, благодаря которым он застрял тут. Зачем он здесь, когда глава института и главный научный исследователь столь явно не желают его присутствия? На самом ли деле его пригласили сюда, чтобы он сделал свое заключение на тему неожиданного состояния Авраама Каина? Или мерзкое утверждение Кролла было правдивым, и они что-то замышляют против него?

Последние слова Фолка подразумевали, что под крышей этого заведения происходит что-то зловещее. Римусу оставалось только надеяться, что все это не имеет отношения к нему лично.

– Что ж, профессор, – неожиданно деловым тоном Ребекка прервала его мрачные размышления и сделала шаг вперед, отряхивая с мантии несуществующую пыль. – Думаю, справедливым будет признать, что все мы хотим побыстрее покончить с этим делом. Разрешите проводить вас к Каину.

Римус кивнул, стараясь избавиться от неприятного ощущения нервозности. Однако, учитывая неизвестные планы Волдеморта, запертые за ним двери и необходимость снова увидеть Авраама Каина, нельзя было сказать, что ему не о чем переживать.

А при следующих словах Ребекки тревога Римуса в мгновение ока превратилась в настоящую панику:

– Ваша помощница может подождать здесь. – Заметив выражение лица Римуса, она пояснила: – Боюсь, мы не пускаем на уровень шесть кого попало. Министерство выдало разрешение вам, но не ей. Нельзя пускать на совершенно секретную территорию всех подряд.

Римус с трудом улыбнулся.

– Конечно, я это понимаю. Но я очень надеялся продемонстрировать Ундине…

– Нет, – резко перебила его Ребекка. – Она подождет здесь.

Тонкс широко улыбнулась, хотя ее улыбка на этот раз показалась Римусу довольно тусклой.

– Не переживайте, профессор, ничего не поделаешь, – сказала она с фальшивой веселостью. – Я просто… э… – она обвела взглядом помещение, – найду, чем себя здесь занять.

Ее явно высказанное намерение побродить по округе ничем не помогло унять тревогу Римуса.

– Что же, пусть так и будет. – Он попытался улыбнуться, но во рту пересохло. Если ее поймают… – Но постарайся никому не мешать, – добавил он, многозначительно глядя на нее. – Не стоит никому портить настроение.

– Конечно же, нет, – продолжая улыбаться, ответила Тонкс, однако в ее глазах не было ни намека на веселость. – Удачи, профессор.

Он кивнул, все четче осознавая, где находился и что его ожидало.

– Спасибо.

– Профессор, – позвала Ребекка с улыбкой, стоя у входа в тот самый коридор, где недавно стоял Кролл. Оказалось, что мужчина молча удалился, пока они беседовали. – Прошу за мной.

Римус и Тонкс снова переглянулись. Тонкс сумела улыбнуться ему, но он не смог улыбнуться в ответ.

И вот он уже следовал за Ребеккой по серому коридору, часто дыша и чувствуя, как колотится в груди сердце. Он находился в Институте бешенства и мог надеяться покинуть это заведение только с помощью других. Волдеморт что-то замышлял в этих стенах, так что любой из повстречавшихся ему здесь мог оказаться пожирателем смерти. И сейчас, несмотря на свое твердое решение никогда больше с ним не встречаться, он должен был снова увидеть то, что осталось от оборотня, который убил его мать и укусил его в детстве.

Определенно, у него бывали дни и получше, однако поворачивать назад было уже поздно.

Впереди Ребекка Голдштейн – холодная и отстраненная – касалась своей палочкой цифр, нарисованных на окрашенной стене, которая внезапно заискрилась и растаяла, являя его взору еще одну лифтовую решетку. Глава института ступила в кабину и жестом велела ему присоединиться.

Расправив плечи, Римус глубоко вдохнул и вошел в лифт.

========== Глава 3. Душа оборотня. ==========

Лифт поднимался медленно и, казалось, преодолел половину расстояния, проделанного Римусом в прошлый раз, за время в два раза большее. Стоящая неподвижно, словно статуя, Ребекка Голдштейн смотрела в стену. Она больше не разговаривала с ним.

«Что ж, – язвительно подумал Римус. – У них тут так уютно и хозяева такие гостеприимные. Странно, что здесь бывает так мало посетителей».

Но он сам прибыл сюда, чтобы выполнить работу. «Выудить из Голдштейн информацию», – сказала Тонкс, но чтобы сделать это, очевидно, необходимо было завязать с ней разговор.

– Итак, профес… Ребекка, – начал он, и его голос разнесся по шахте лифта. – Чем именно вы тут занимаетесь?

Ребекка медленно повернула голову в его сторону. По взгляду, брошенному ею на Люпина, сторонний наблюдатель мог бы предположить, что он только что спросил у нее, как правильно принести в жертву цыпленка.

– Исследованиями, – сухо ответила она.

Вздохнув про себя, Люпин спросил:

– Чего именно?..

Ребекка медленно выгнула бровь.

– Бешеных оборотней, – ответила она спокойно, четко выговаривая каждый слог. – Отсюда и название института.

Попытка разговорить ее напоминала удаление зуба.

– Я надеялся услышать что-то более конкретное. Как вы, должно быть, прекрасно понимаете, у меня имеется личный… интерес к этой теме.

– Уверена, что так и есть, – холодно ответила Ребекка.

Лифт наконец остановился, но выход из него на этот раз закрывала не обычная решетка, которую можно было бы сдвинуть в сторону. Напоминающее, скорее, опускающуюся решетку замка сооружение снизу штырями погружалось в каменный пол. На его поверхности виднелся все тот же символ института.

Протянув палочку, Ребекка шесть раз подряд коснулась эмблемы и мягко произнесла:

– Ребекка Голдштейн. Уровень допуска «альфа». Со мной гость.

С протяжным стоном решетка поползла вверх и исчезла. С улыбкой, которая заставила Римуса занервничать еще сильнее, Ребекка вышла в ожидаемо серый коридор и резко развернулась к нему лицом.

– Итак, профессор, – мягко сказала она, – добро пожаловать на уровень шесть, предназначенный для наших самых опасных резидентов.

– Резидентов? – переспросил Римус, оглядываясь кругом. Выйдя из кабины лифта, он увидел ряд толстых металлических дверей – все они были приоткрыты, а за ними виднелись пустые, лишенные окон камеры. – Странный выбор слова.

Ребекка холодно улыбнулась.

– Оборотни, живущие в стенах этого института, не являются узниками, профессор. – Люпин приподнял бровь и красноречиво посмотрел на ближайшую камеру. Ребекка перестала улыбаться и хмуро пояснила: – Этот уровень содержит только тех оборотней, которые стали бешеными и являют собой явную угрозу обществу. Из сорока четырех постоянных резидентов, в настоящее время проживающих здесь, только пятеро находятся на этом уровне. Большинство резидентов – тех, кто продемонстрировали склонность к бешенству, но сумели удержаться – живут на уровнях с первого по третий. И довольно неплохо живут, должна заметить. – Глядя Римусу в глаза, она продолжила: – Их регулярно кормят, у каждого есть своя спальня, в которой они хранят личные вещи, мы также следим за их досугом. Это не тюрьма, профессор, и эти оборотни не живут прикованными к стенам цепями. Они живут хорошо – часто даже лучше, чем жили до того, как попали сюда. Просто им не позволено уйти.

Римус прищурился и заметил:

– Комфортабельная тюрьма все равно остается тюрьмой. И доказательств того, что оборотень, имеющий за плечами связанный с бешенством инцидент, вероятнее станет бешеным, не существует.

Лицо Ребекки оставалось бесстрастным, и в ее глазах Римус не мог прочесть ничего.

– И мы, профессор, занимаемся изучением как раз этого вопроса. Я посвятила свою жизнь исследованию оборотней, образа их мышления, их действий и реакций, влияния, которое они имеют на укушенных, потому что понимание этого проклятия – единственный путь, который я вижу, к тому, чтобы остановить ликантропию. – Ребекка оценивающе оглядела Люпина и добавила: – Вы являетесь вместилищем для демона, профессор – демона, который уничтожает невинные жизни без сожаления, – ее глаза потемнели, – и я намерена вырвать эту заразу с корнем.

Стараясь побороть дрожь, Люпин проговорил:

– Но зелье…

– Лишь супрессивное средство, ничего больше, – перебила его Ребекка. – Работу вашей матери над его составом сложно переоценить, но оно не исключает опасность. Всего одна пропущенная доза, и мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Римус пожал плечами, стараясь не углубляться в собственные болезненные воспоминания, подтверждающие ее правоту.

– Однако запирать этих людей…

– Эти оборотни доказали, что несут явную угрозу невинным жизням, – снова перебила его Ребекка. – Я бы сказала, что им повезло. Если бы не наш институт, их всех отправили бы в Азкабан, как это делали раньше. Дементоры не стали бы так церемониться с ними.

Холодный пот прошиб Римуса, когда он вспомнил, что, согласно закону, он и сам должен был оказаться здесь, когда ему было всего три года. Послали бы они ребенка в Азкабан?

– Мы теряем время, – прервала его размышления Ребекка. – Я позвала вас, профессор, не за тем, чтобы дискутировать на тему правильности того, что мы тут делаем. Меня интересует ваше мнение относительно Авраама Каина.

Не говоря более ни слова, она резко развернулась и пошла по коридору. Стараясь подавить тревогу, Римус поспешил за ней. Когда он догнал ее, она не повернулась.

– Вы не присутствовали при поцелуе? – резким деловым тоном спросила Ребекка.

Римус покачал головой и ответил:

– Меня приглашали, я решил не ходить.

– Зря. Вы пропустили интересный спектакль, – заметила Ребекка. Они обогнули угол и ступили в новый коридор. У каждой из четырех запертых дверей стоял охранник в красно-серой мантии, и Ребекка вежливо кивнула каждому из них, проходя мимо. – Как эксперт в области защиты от темных искусств, думаю, вы знаете, что происходит, когда человека целует дементор.

Римус рассеянно кинул; сам того не желая, он смотрел на эти четыре мощных металлических запертых двери. Из-за ближайшей из них – в тридцать сантиметров толщиной – доносились едва слышные крики. Судя по всему, Ребекка тоже их слышала, потому что остановилась перед охранником.

– Селкирк, когда доктор Кролл будет совершать обход, скажите ему, что доза успокоительного для Ульрика должна быть снова повышена, – сказала она и приподняла бровь, когда до них донеслись тяжелые удары в стену. – Судя по всему, в нынешней концентрации лекарство не имеет на него никакого эффекта.

Охранник кивнул. Не обращая внимания на проницательный взгляд Римуса, Ребекка пошла дальше по коридору, возвращаясь к их разговору так, словно бы ничего не случилось.

– Как вам известно, человек, поцелованный дементором, становится, по сути, пустой оболочкой – бездушной, бездумной. Человек продолжает жить, но теряет личность, остается пустым телом. До того момента, как Каина подвергли поцелую, всегда считалось, что воздействие поцелуя на оборотня будет точно таким же, как и на обычного человека. Мы ошибались. Очень ошибались.

Впереди коридор внезапно закончился большой металлической дверью. Перед ней, скрестив руки, стоял Александр Аливард – хмурый охранник, который впустил Римуса в институт. Аливард слегка кивнул ему, и Римус вежливо ответил.

– Ну? – резко спросила Ребекка, но Аливард покачал головой.

– У него плохой день, профессор Голдштейн, – сказал он уверенно, хоть и с ноткой извинения. – Ему не понравился обед, и он расстроился. Заходить к нему в камеру будет опасно, поэтому придется сегодня понаблюдать через стекло.

На лице Ребекки отразилось сильнейшее раздражение.

– Ладно, – сказала она, – открывайте дверь, Александр.

Кивнув, Аливард развернулся и несколько раз коснулся палочкой металла двери, бормоча заклинание. Ребекка посмотрела на Римуса.

– Профессор, я пригласила вас, потому что у меня есть одна теория. И поскольку вы самый заметный знаток оборотней в магическом сообществе, не говоря уже о личной связи с обсуждаемым феноменом, я посчитала вас единственным человеком, который мог бы помочь мне.

Римус подавил поднявшуюся в нем дрожь предчувствия и кивнул.

– Конечно же, я постараюсь.

– Прекрасно.

Позади них Аливард отпер замок и отворил широкую дверь, открывая взору крошечное помещение – по большому счету точно такое же, как и все остальные в этом здании: серое и безликое, если не считать верхней половины противоположной стены, которая выгибалась им навстречу. Темная и похожая на стекло, она заканчивалась еще одной дверью – на этот раз узкой, но такой же крепкой – которая вела в следующее помещение. Из мебели внутри находились только пара простых стульев и стол, заваленный бумагами, измерительными инструментами, склянками из-под зелий и чем-то, напоминающим старое скоропишущее перо, готовое приступить к работе.

Не говоря ни слова, Ребекка вошла внутрь. Ощущая, как быстро и сильно бьется в груди сердце, Римус последовал за ней. С отдавшимся эхом грохотом Аливард закрыл за ними дверь.

Обстановка слишком сильно напоминала его прошлую встречу с Каином, чтобы Римус мог сохранять спокойствие.

«Я не хочу это делать, я не хочу быть здесь, я не хочу снова его видеть. В каком бы состоянии он ни…»

Голос Ребекки вторгся в его мысли:

– Я изучала Авраама Каина с того самого дня, когда его доставили в институт в прошлом декабре. И его… поведение после поцелуя привело меня к тревожному заключению. Насколько нам удалось выяснить, оборотни обладают чем-то очень близким к душе.

Ее снисходительные слова разозлили Римуса.

– Разумеется, у нас есть душа, – заявил он поспешно, с трудом сохраняя спокойный тон. – Мы рождаемся людьми, такими же, как и остальные…

– Я принимаю ваш протест, но вы меня недопоняли, – перебила его Ребекка. – Я не имела в виду, что оборотень в обличие человека бездушен. Напротив, судя по всему, вы можете иметь две души.

Римус растерянно моргнул в ответ на это невероятное заявление. Неужели она говорила о…

– Вы хотите сказать, что оборотень во мне тоже имеет душу? Душу, отличную от моей?

Ребекка слегка улыбнулась.

– Не совсем. Это может оказаться не совсем душой в том смысле, в каком мы обычно имеем ее в виду. Скорее, это сущность, побуждения и характер волка, которые поднимаются на поверхность только при свете полной луны. При опросах большинство проживающих здесь оборотней описывали свою волчью половину как некую полностью отдельную от них сущность, одно тело, но два разума, что, в общем-то, подтверждает мою идею. Две личности, вынужденные уживаться друг с другом, бороться за контроль над общим телом. Но как бы мог волк так хорошо сражаться, если бы за ним не стояло ничего большего? У него есть память, воспоминания, которыми он весьма неохотно делится со своим человеком, а также достаточное самосознание, чтобы время от времени биться за контроль при первых признаках слабости. Может так оказаться, что это нечто большее, эта сущность оборотня достаточно сильна, чтобы дементор мог перепутать ее с душой. – Ребекка подняла бровь и продолжила: – И поскольку Каин был бешеным, поскольку его сущность оборотня преобладала над его телом в тот момент, когда он был поцелован, нам кажется, что дементор выпил именно ее…

Римус молча глядел на женщину. Мысли неслись вскачь. Он давно привык к нежеланному присутствию оборотня в нем самом и всегда знал, что эта его часть обладает собственными побуждениями и жизнью; он испытывал его довольно успешные попытки заполучить контроль над его человеческой частью. Но мысль о том, что эта сущность, как назвала ее Ребекка, может быть принята за душу, что он на самом деле делил свое тело с…

Римус вдруг почувствовал себя неуютно в собственной коже. Как будто кто-то еще был внутри нее.

И Каин… если дементор забрал его сущность оборотня…

– И что осталось? – спросил он, и его голос прозвучал странно даже для его собственных ушей. – Если дементор выпил его сущность оборотня, что осталось у него?

Ребекка кивнула Аливарду. Тот вышел вперед, коснулся палочкой стекла, и оно внезапно стало абсолютно прозрачным.

– Вот, что, – ответила она.

Римус увидел Авраама Каина.

– Нечестно!

Он непроизвольно отступил назад, когда треснутая деревянная миска ударилась о стекло, покрывая его растекающимися неаппетитными пятнами похожей на кашу субстанции. На противоположной стене также виднелось нечто бурое, правда, уже подсохшее, а в жиже на полу выделялись отпечатки босых ног. Подушки и матрас были раскиданы по всему помещению, и что-то похожее на красный резиновый мяч катилось по полу. Римусу и прежде приходилось становиться свидетелем яростных атак Каина в ответ на заключение, однако в этот раз ничего не было разорвано, сломано или изуродовано – просто раскидано, словно постарался маленький разозленный ребенок. Это была не сумасшедшая деструктивная ярость, а словно бы результат детского раздражения.

В центре учиненного им беспорядка стоял Каин. Конечно же, он выглядел иначе: его темные вьющиеся волосы стали более длинными и спутанными, его развитые когда-то мышцы спали в заточении, его когти, некогда венчавшие пальцы, были острижены под корень. Перемены затронули и то, как он двигался – Римус заметил это, когда тот прошелся по камере и снова пнул миску: исчезла бессознательная легкость, плавность и изящность его движений сменились дерганностью и неуклюжестью. Даже его голос – низкий и рокочущий прежде – стал хриплым и слабым.

– Нечестно! – прокричал он снова, когда миска отскочила от стены и приземлилась на одну из подушек. – Нечестно! Нечестно! Нечестно!

А затем он упал на колени и принялся барабанить кулаками по полу, снова и снова повторяя, словно мантру: «нечестно, нечестно» с каждым ударом. И вдруг, так же внезапно, как началось, буйство окончилось. Римус с недоумением наблюдал за тем, как один из самых бешеных оборотней своего времени внезапно свернулся калачиком в гнезде из подушек и одеял, обхватил руками колени и принялся раскачиваться взад-вперед в ритм, известный только ему. Его губы шевелились, и низким голосом он продолжал монотонно повторять:

– Нечестнонечестнонечестно…

Невидящим взглядом он смотрел на стеклянную стену.

Карие глаза.

Несколько мгновений ушло на то, чтобы Римус осознал, чему стал свидетелем. Несмотря на то, что Каин все еще обладал чертами бешеного (его пальцы венчали когти, а зубы были острыми), его холодные, горящие золотым пламенем глаза, преследовавшие Римуса в кошмарах, исчезли. Карие глаза – несколько сумасшедшие, но точно человеческие – смотрели на него теперь.

– Его глаза… – непрошенные слова будто сами сорвались с языка.

– Интересно, не правда ли? – по-деловому спросила Ребекка. – Зубы и когти не изменились. Но сразу же после поцелуя бешеные глаза исчезли – именно это натолкнуло меня на размышления. Недаром же говорят, что глаза – это зеркало души, а в его случае – того, что от нее осталось. – Она спокойно встретила взгляд Римуса и продолжила: – Авраама Каина, которого вы знали, больше нет, то зло, что делало его таким, оставило его тело с поцелуем дементора. За это мы можем быть только благодарны. Когда дементор забрал то, что ему было нужно, Каин представлял собой жалкие останки человека. А ведь он был укушен и стал бешеным еще ребенком. – Ребекка криво усмехнулась. – Все, что осталось от великого и ужасного оборотня – это покореженное тело и в высшей степени неуравновешенный и глубоко травмированный разум десятилетнего ребенка.

Римус отвернулся от нее и снова посмотрел на Каина, раскачивающегося туда-сюда и все повторяющего одно и то же. Но это был не Каин, не совсем он. Если Ребекка права, то Каин являлся переплетением человеческого и волчьего начал, а теперь, когда осталось только человеческое…

Авель.

Он был Авелем Исааком или тем, что осталось от него – исковерканное тело мальчика, его кузена, который сам вложил свою руку в пасть оборотня и попросил сделать его сильнее. И сейчас, более сорока лет спустя, он заперт в клетке, слабый и сумасшедший, старающийся удержать те крохи разума, что еще остались у него после бешеного Каина и дементора.

Все беды, что он принес только лишь из-за одного импульсивного решения, принятого для того, чтобы отомстить тем, кто плохо с ним обращался. С жалостью и гневом в сердце Римус коснулся шрама, оставшегося от укуса.

Глупый, глупый маленький мальчик…

– Он нам не отвечает, – снова оторвала его от размышлений Ребекка. – Он не говорит, если не считать криков или бормотаний самому себе о том, как все на свете несправедливо. Он даже не отзывается на свое имя. – Она покачала головой. – Но, полагаю, это и не удивительно. Его человеческий разум окончательно разрушен годами, что он провел, будучи бешеным. Все эти годы, что волчий разум подавлял его, привели к тому, что мы не в силах ему помочь. Команда экспертов из больницы Святого Мунго тщательно обследовала его по прибытии, но в нем просто не осталось достаточно человеческого, чтобы можно было восстановить его личность. Половина его разума исчезла, а вторая абсолютно разрушена. Он сошел с ума, и с этим ничего нельзя поделать.

Римус все смотрел на то, как двигаются губы Каина, обнажая острые зубы.

– Он все еще оборотень? – тихо спросил он. – Теперь, когда сущность волка покинула его, он все еще преображается?

Когда Ребекка кивнула, Римус попытался скрыть разочарование. На мгновение он подумал…

– О да, он преображается, – сказала она, задумчиво глядя сквозь стекло. – Каждую полную луну, как и прежде. Физическая инфекция в его теле остается неизлеченной и неизлечимой. Разница в том, что теперь у него нет разума волка, чтобы контролировать его. Эффект схож с тем, что достигается посредством волчьего противоядия, только без необходимости сдерживания, поскольку сдерживать теперь нечего. Он становится волком с разумом сумасшедшего десятилетнего ребенка. Это так весело, – добавила она язвительно.

Проигнорировав ее замечание, Римус спросил:

– Он помнит, что был Каином?

Ребекка вздохнула.

– Я уже говорила: он не разговаривает с нами. Мы не имеем понятия, знает ли он, кем был и кем стал. – Она посмотрела на Римуса и продолжила: – Это одна из причин, почему мне хотелось, чтобы вы пришли, профессор. Мне интересно, узнает ли он вас; в конце концов, вы сыграли довольно важную роль в его жизни в последние несколько месяцев. К тому же, в Министерстве желают знать наверняка, что они избавились от этого бешеного оборотня. – Она помрачнела. – Но его сегодняшнее состояние нарушило мои планы – пройдут часы, а может, даже дни, прежде чем он как следует успокоится. Боюсь, мне придется попросить вас вернуться в другой раз.

Римус не сразу понял.

– Вернуться?

– Да. – Поразительно, как ей удалось лишить это слово всякого намека на энтузиазм. – Я хотела провести несколько экспериментов в вашем присутствии, но теперь в них нет никакого смысла. Боюсь, профессор, вы зря приехали сюда.

Вернуться. Состояние Каина выбило Римуса из колеи, и он совсем забыл, что ему полагалось провести расследование на предмет потенциальной деятельности пожирателей смерти. С другой стороны, вопросы про любовь к болезненным татуировкам или ненависть к магглам было не так-то просто вставить в деловой разговор про психическое состояние сумасшедшего оборотня. Но если он вернется…

– Ладно, – согласился Римус. – Я с радостью прибуду в другой раз.

Ребекка казалась едва ли не расстроенной его согласием. На мгновение Римус позволил себе представить, что она скрывает какой-то план пожирателей смерти и не хочет, чтобы он его раскрыл, но затем здраво рассудил, что в таком случае его бы и вовсе сюда не пригласили. Ребекка Голдштейн была грубой и холодной и, очевидно, невзлюбила его с первого взгляда, даже не потрудившись узнать хоть чуть-чуть, но это вовсе не означало, что она работала на Волдеморта. Ему нужно просто продолжать держать ухо востро.