Текст книги "Империус (ЛП)"

Автор книги: JessPallas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

И он убил ее мать и брата. Последний кусочек головоломки встал на свое место. Она знала об этом. Она держала в своих руках убийцу членов своей семьи.

«Она ненавидит его, Римус, – вот, что сказала Фелиция. – Даже сильнее, чем тебя. И эта ненависть наполнила ее до краев».

Неудивительно, что камера Каина была такой запущенной. Неудивительно, что она с такой легкостью позволяла применять к нему седативные препараты и не гнушалась использовать заклятие Империус. Неудивительно, что она глядела на него с такими страхом и ненавистью.

Но знала ли она о кровном родстве? Знала ли она, что Авраам Каин был Авелем Исааком, сыном Реи Люпин?

Мысленно он вернулся на несколько недель назад, к тому дню, когда они с Ребеккой впервые вошли в камеру Каина. Он тогда назвал его Авелем. И Каин, увидев перед собой так похожее на Рейнарда лицо, назвал его дядей.

Насколько сложно было бы для главы Института бешенства сложить два и два? Всего одна просьба к Долорес Амбридж, и Ребекке предоставили бы регистрационный файл Адама Исаака и записи о передаче на усыновление Авеля Исаака. Оба этих документа подтвердили бы предположение, что Рея Люпин была матерью мальчика, который в дальнейшем стал Каином.

И что она подумает, обнаружив не одного, но двух презираемых оборотней в семье? Оборотней, которые знали о своем кровном родстве, как и о той связи, что оставалась после укуса? И что она сделает, если узнает? Кому она расскажет?

– Римус? – Он вдруг осознал, что Рут глядит на него с тревогой. – Прости, это было неожиданностью?

Римус поспешно махнул рукой.

– Нет, все в порядке, я об этом знал. Я просто не ожидал, что и ты осведомлена.

Рут бледно улыбнулась.

– К сожалению, мы знаем. Папа не держит от нас секретов, – ответила она.

Римус благоразумно промолчал. Ему нравилась эта семья, его семья. Последнее, чего он хотел, – это завязать между ними ссору.

– Эй, Бекс! – веселый голос Руфуса прорезал неуютную тишину. – Давно не виделись!

Ребекка недовольно посмотрела на брата.

– Не называй меня Бекс, – бросила она с раздражением. – Меня зовут Ребекка. Это не так сложно произнести – все наши имена просты в произношении, так почему ты употребляешь эти идиотские сокращения? Или, может, Руфус, ты бы предпочел, чтобы я звала тебя Ру? Или Фусси?

Последний вариант заставил его поморщиться, но он продолжил улыбаться.

– Я тоже скучал по тебе, дорогая сестра, – просто заметил он и вернулся к игре с детьми.

Рольф закатил глаза.

– Ну-ну, вы двое, – с успокаивающим жестом сказал он. – Довольно. Ребекка, почему бы тебе не познакомиться со вторым нашим гостем?

Римус ощутил, как внутренности словно бы стянулись в узел.

О нет…

Рольф и Ребекка остановились перед ним. Неестественная улыбка Ребекки довершала ледяное выражение на ее лице. Выдавив некое подобие улыбки в ответ, Римус ощутил мягкое прикосновение пальцев Рут к его спине.

– Римус, это моя вторая дочь Ребекка Голдштейн, – сообщил ему Рольф, очевидно не замечая арктического холода, возникшего между его дочерью и племянником. – Думаю, ты уже знаешь ее сына Энтони. – Он указал на мальчишку, о чем-то оживленно беседующего с Рейнардом. – Он твой поклонник. А ее младшая дочка Джулия пойдет в Хогвартс в сентябре.

Еще чуть-чуть, и Римус пал бы замертво под взглядом Ребекки. Он заставил себя не обращать внимания.

«Не устраивай сцену, – увещевал он себя, – это все ради папы».

– Ребекка, это…

– Римус Люпин, – перебила его Ребекка. – Мы уже встречались, не так ли, профессор?

Ее слова стали для Римуса неожиданностью, хотя и не поразили так сильно, как Рольфа. Учитывая заверения Руфуса, что Ребекка не любит говорить о работе, он не ожидал, что она упомянет об их знакомстве. Но – он старался не паниковать – если она с готовностью призналась в этом, что еще она скажет? Попытается ли она настроить его вновь обретенную семью против него, чтобы раз и навсегда заказать ему путь в этот дом?

– Вы встречались? – с удивлением переспросил Рольф. – Вы не упоминали этого, ни один из вас.

Римус с трудом улыбнулся и ответил:

– Я не знал, что мы с Ребеккой родственники, когда повстречал ее в первый раз. – Он на мгновение стиснул зубы и продолжил: – Она решила мне не говорить.

Взгляд Ребекки потемнел, когда Рольф снова посмотрел на нее, на этот раз с осуждением.

– Это не показалось мне важным, – ответила она, очевидно, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать то, что на самом деле хотела. – Профессор помогал мне с некоторыми исследованиями на работе. Информация о нашем родстве помешала бы.

Взгляд Рольфа оказался гораздо более понимающим, чем Римус ожидал. Они с Рут переглянулись.

– А, – проговорил он наконец. – Ну, это неважно. Считайте это новым шансом узнать друг друга.

Улыбка Ребекки заставляла Римуса нервничать.

– И правда. В этом случае, профессор, не пройдетесь ли со мной? Окружающие дом луга просто обворожительны в это время года.

Если Римус и был в чем-то уверен, так это в том, что он не хочет находиться наедине с Ребеккой Голдштейн в этот момент. Он вежливо улыбнулся.

– Вообще-то, я хотел пообщаться и с другими родственниками, – сказал он ровно. – К тому же, скоро будет готов обед…

– О, я уверена, у нас куча времени, – перебила Ребекка, зло сверкнув глазами. – Я надеялась, мы сможем обсудить вашу беседу с Дэниелом Арденом. Или, может, вы хотите поговорить об этом здесь?

Дэниел. Черт.

Холодный липкий страх захватил его, и ему с трудом удалось взять себя в руки.

Она слышала. Она на самом деле слышала. Ох черт, черт…

А ее предложение обсудить тот случай здесь было настоящей угрозой. Он с легкостью представлял себе выражение лица Тонкс, когда она узнает, что он гулял с Ребеккой Голдштейн один на один, но какой еще выбор у него был? Наверняка она не посмеет что-то предпринять под боком у семьи…

– Что ж, – безо всякого энтузиазма начал он, – в таком случае…

Ребекка смотрела на него с неприкрытым торжеством.

– Тогда…

Три звонких хлопка перебили ее. Талия Люпин стояла в дверях, раскрасневшаяся, но веселая.

– Все! – воскликнула она. – Прошу за стол!

Ребекка помрачнела.

– Талия, – начала она, – мы с профессором собирались пройтись…

Талия строго и с нетерпением посмотрела на нее.

– Дорогая, не говори глупостей, прогуляетесь после обеда. Нельзя же позволять еде остыть.

Ребекка стиснула зубы, но не стала спорить дальше.

– Хорошо, – сказал она тихо. – Полагаю, это может подождать. Значит, после обеда, профессор.

С этим она развернулась и отошла.

Обед был восхитительным. Он также оказался самым длинным в жизни Римуса.

Сидя между отцом и Рут, он болтал с различными родственниками, хвалил еду и ел за двоих, хотя и не забывал о пугающей прогулке с Ребеккой Голдштейн, ожидающей его после; мрачные взгляды, которые она бросала на него, не допустили бы этого. Что она собиралась сказать? Была ли его свобода всего лишь отсрочкой? Настигнет ли его все же та серебряная пуля? Обличит ли она его в том, что он стал бешеным, перед всей ее – их – семьей?

Перед всей, кроме Каина. Очевидно. Но об этом, он знал, ему стоит помалкивать.

А затем, наконец, после восхитительного супа, жаренного до хрустящей корочки мяса и шоколадного торта Талия снова хлопнула в ладоши и погнала свою стонущую от переедания семью обратно в гостиную.

Но Римусу не удалось попасть туда. В коридоре Ребекка ухватила его за руку и указала на дверь.

– Пришло время для прогулки, профессор, – тихо сказала она. – И небольшой беседы о вас и «Воющем».

Римус уныло заглянул в гостиную, где его отец снова усаживался в кресло рядом с портретом Родерика. Затем он заставил себя последовать за Ребеккой к выходу.

День по-прежнему был восхитительным. Луга пестрили цветами, птицы порхали над головой, и веял легкий ветерок. Римус не заметил ничего из этого.

Его слегка мутило. Шрам на левом боку, казалось, чесался и горел, а весь мир выглядел несколько приглушенным, почти… пустым.

А в следующее мгновение вдруг это ощущение исчезло. Бриз ласково коснулся его кожи, и, несмотря на грозящую ему опасность, он вдруг почувствовал умиротворение.

– Знаете, я бы не приехала сегодня, если бы это не было так важно для папы, – неожиданно мягким голосом проговорила Ребекка. – Я люблю своего отца, профессор, и если бы мы не собрались все здесь сегодня в день его большого примирения с братом и племянником, это разбило бы ему сердце. Согласны ли с этим мы, не имеет значения. – Она посмотрела на него довольно холодно, что странно диссонировало с теплом прекрасного послеполуденного солнца. – Я знала, что вы мой кузен, когда приглашала вас в институт. И мне даже было любопытно.

– Недостаточно любопытно, чтобы предоставить мне хоть какой-то шанс, – заметил Римус, рассеянно сорвав какой-то полевой цветок. – Я не Каин, Ребекка, и я не убивал членов вашей семьи. И я не навредил вашему сыну.

– Но вы могли, – прошипела Ребекка. – Вы могли, потому что и прежде становились бешеным, не так ли? Золотые глаза, сказал Дэниел Арден. И пусть этот парнишка сглупил в том баре, у него все в порядке с глазами.

С глазами. Глаза Дэниела.

Римус вдруг понял. Конечно же! Он так волновался о том, что был близок к перевоплощению, ему и в голову не пришло, что Дэниел мог ошибиться. Но как он мог видеть отчетливо, если был…

– Его глаза были за желтыми контактными линзами, – внезапно выпрямляясь, сказал Римус. Вероятно, он никогда не узнает правды: был ли он так близок к черте, что его глаза действительно сияли золотым, или же все это было ошибкой, и Дэниел не видел на самом деле того, во что ему хотелось верить. Но теперь, по крайней мере, у него была надежда… – Как он хоть что-то мог отчетливо видеть, когда весь мир для него был окрашен в золотой цвет?

Ребекка выгнула бровь.

– Думаете, это важно? – с хищной ухмылкой спросила она. – Он говорит, что видел, как ваши глаза сияли золотом. С учетом законов Амбридж, этого достаточно, чтобы запереть вас до конца ваших дней. И, кроме того, показания Дэниела свидетельствуют, что вы были в «Воющем» в компании Авраама Каина. Добавим к этому вторжение на уровень резидентов – вероятно, чтобы убрать свидетеля вашего преступления – и у нас оказывается гораздо больше улик, чем даже мне требуется, чтобы запереть вас. – Она вдруг остановилась и развернулась к нему. – Вы оборотень, профессор, – прошептала она, – кому нужны доказательства?

Что-то словно бы оборвалось у него внутри. Ее слова содержали пугающую истину.

– Тогда что же вам помешало? – неожиданно даже для самого себя спросил Римус. – Почему вы не заперли меня и не выбросили ключ?

Ребекка вздернула подбородок и нахмурилась. Ее глаза сияли.

– Потому что это разбило бы сердце моему отцу. Он так ждал этого обеда. Как бы он справился с новостью, что его дочь заключила под стражу единственного сына его брата? Но он получил желаемое, а вы – свою отсрочку. Карты на стол, профессор. Сегодня вы можете уйти свободным человеком. Но если вы хотя бы приблизитесь к черте, окажетесь на уровне шесть, не успев даже моргнуть.

Это было глупо, но Римус не собирался терпеть угроз.

– Намереваетесь запереть обоих своих кузенов? – бросил он. – Если вы с ними так обходитесь, вы недостойны иметь родственников.

Взгляд, которым она его наградила, позволил ему с уверенностью ответить на вопрос о том, знала ли она о родителях Каина. Ее улыбка скорее напоминала гримасу.

– Думаю, это еще недолго останется проблемой, – ответила она.

Римус уставился на нее. Прежде чем он успел что-то сказать, между ними появилось что-то серое и пернатое, и в протянутую руку Ребекки упало запечатанное письмо. Проводив взглядом птицу, она посмотрела на конверт.

Римус последовал ее примеру. На конверте явно виднелась печать института и сделанная красными буквами надпись: СРОЧНО.

Ребекка ничего не сказала. Она смотрела на письмо, а затем перевела взгляд на Римуса.

На мгновение он заметил в ее глазах что-то, не поддающееся определению.

А затем, все так же не произнеся ни слова, она резко развернулась в вихре мантии и направилась прочь, вскрывая письмо. Ее шаги ускорились.

Что случилось?

Посомневавшись мгновение, Римус бросился следом.

Войдя в дом, он услыхал множество высказываемых протестов, заверения Рут, что что-то может и подождать, печальный голос Рольфа и повторяемые снова и снова утверждения Ребекки, что ей нужно уйти. Когда он вошел в гостиную, всполохи зеленого пламени в камине подсказали ему, что она уже покинула дом.

Рейнард стоял рядом с братом, держа его за плечо, тогда как Рольф расстроенно смотрел в затухающий огонь. Руфус закатил глаза, Энтони выглядел сбитым с толку, а Рут – откровенно раздраженной.

Ребекка так распиналась о своем нежелании расстраивать семью всего пару минут назад. Так что же такого произошло, что она пошла наперекор этому стремлению?

Римус и понятия не имел, но все это ему не нравилось. Как только покинет этот дом, он собирался связаться с Тонкс.

Руфус поднялся на ноги.

– Это размытое пятно, промчавшееся мимо, – проговорил он Римусу, пожимая плечами, – было уходящей Ребеккой. Она перенеслась домой, чтобы оттуда с помощью портала попасть на работу.

Римус вздохнул.

– Значит, она не вернется?

– Полагаю, тебе она не сказала, что случилось? – спросила Рут с раздражением. – Нам она сообщила, что на работе что-то случилось, и ей нужно сейчас же отправиться туда.

Римус двинулся к ней, обходя группу несколько притихших детей на полу.

– Когда мы беседовали, она получила сову, – сообщил он, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно, несмотря на снедающую его тревогу. – Письмо пришло с ее работы, и на конверте красовалась надпись «СРОЧНО». Помимо этого, я знаю столько же, сколько и вы.

Рут опустила взгляд на ковер у своих ног.

– Я не знаю, что с ней в последнее время происходит, – неожиданно заявила она. – Раньше она каждую неделю писала мне и папе, заходила в гости как минимум дважды в месяц и, несмотря на чертову работу, семья была для нее важна. Но с Рождества она ведет себя как одержимая. Мы ее практически не видим и ничего от нее не слышим – папа, конечно, не признается, но его это обижает. – Она указала на Рольфа, который слабо улыбался в ответ на старания жены и брата увлечь его разговором. – После смерти мамы мне пришлось играть роль старшей сестры, но Ребекка всегда была папиной любимицей. Она любит своих мужа и детей, но даже практически перестала писать Энтони в школу. Раньше она каждый вечер возвращалась в их дом в Скарборо, а теперь Феликс и Джулия рады, если видят ее раз в неделю. И она никому ничего не рассказывает. Она всегда была скрытной – ее работа этого требует, но никогда не держала секретов. С ней что-то происходит, и мне это не нравится.

Рождество. Римус мог с легкостью выделить один эпизод, случившийся в это время.

– Ты знаешь, чем Ребекка занимается? – спросил он.

Рут посмотрела на него.

– Я знаю, что она работает в Институте бешенства, – сказала она тихо, осторожно подталкивая Римуса прочь от остальных и поближе к камину. – После смерти мамы и Рэндольфа оборотни стали ее наваждением. Уже ребенком она была полна решимости сделать так, чтобы ни одна семья больше не столкнулась с этим кошмаром. – Рук пожала плечами и добавила: – В остальном же, думаю, ты осведомлен лучше меня.

Римус глубоко вздохнул. Вероятно, он нарушит сейчас с дюжину министерских правил, но, как ни удивительно, ему было все равно. Кроме того, по какой-то причине он был уверен, что Рут можно доверять.

Бедро пульсировало странным жаром. Возможно, не стоило ему стоять так близко к открытому огню, но, по крайней мере, их никто не услышит. То, что он собирался сказать, не стоило доносить до всех и каждого Люпина.

Рут взирала на него с любопытством.

– У нее в руках находится Каин, – сказал он просто. – Он живет в институте как раз с Рождества. Именно с этим ее исследованием я ей и помогал.

Глаза Рут расширились.

– О боже, – выдохнула она. – Неудивительно, что она… – Рут схватила его за запястье и прошептала: – Только не говори моему отцу. Его удар хватит.

Римус покачал головой.

– Не беспокойся, я даже своему отцу об этом не сказал.

– Хорошо. – Рут взволнованно покачала головой и снова посмотрела на него. – Спасибо, что рассказал мне, Римус, – сказала она тихо. – По крайней мере, теперь я понимаю чуть лучше. Мы уже начали думать, что случилось что-то плохое.

Римус отвел взгляд. Сейчас не стоило сообщать Рут, что ее сестра находилась довольно близко к вершине составленного мракоборцами списка потенциальных пожирателей смерти.

Бедру снова стало горячо. Римус даже осмотрел ногу, опасаясь, что шальная искорка могла попасть на мантию, но не увидел ничего примечательного. Тепло, однако, продолжало пульсировать, исходя от…

Его поясного мешочка. Мешочка, в котором он хранил…

Монету!

Он резко поднял глаза. Рут стояла, прислонившись к каминной полке, и задумчиво глядела в пламя. Убедившись, что о нем, судя по всему, на время позабыли, он отошел в пустующий угол с фортепиано, которое продолжало играть – на этот раз «Концерт для фортепиано» Грига. Осторожно опершись на крышку, Римус притворился, что разглядывает семейные фотографии, одновременно засовывая руку в мешочек и доставая теплую монету.

Одного взгляда на буквы по краю оказалось достаточно.

«ТМ сейчас же».

Римус сунул монету обратно и принялся размышлять. «Три метлы» – это очевидно. И слова «сейчас же» в его глазах сияли так же ярко, как и «СРОЧНО» на письме Ребекки Голдштейн. Случилось что-то важное.

«Стало быть, Фелиция запросила срочную встречу в тот же миг, как Ребекку вызвали в институт? Если это совпадение, то я морщерогий кизляк».

Ему нужно было уйти, но как? Как он мог покинуть этот дом в самый разгар семейной встречи и не разбить при этом сердце своего отца, как это сделала Ребекка?

Бросив взгляд на Рейнарда, он осознал, что это невозможно. Он не мог этого сделать, просто не мог.

Тонкс сразу же отправится на встречу – сегодня у нее выходной. И если это на самом деле крайне важно, она сообщит ему.

Ему оставалось только надеяться, что все не настолько серьезно.

************

Ровно в восемнадцать часов Римус Люпин трансгрессировал к задней двери «Трех метел».

Удалившись в туалет в Грейстоунсе, он сумел кратко пообщаться с Тонкс посредством монет. Начал он с того, что отправил сообщение: «ТМ 18 часов – РЛ» и почти сразу же получил ответ: «Хорошо з.дверь ТМ – НТФХ». Значит, Тонкс уже была на месте, и ему следовало встретиться с ними у задних дверей. К счастью, Тонкс не настаивала на его немедленном прибытии, так что он вернулся в гостиную, продолжив общаться, смеяться, стараясь при этом не выказывать нетерпения. Его отец получил и принял предложение остаться, но когда то же самое предложили Римусу, он вежливо отказался, сославшись на необходимость вернуться в Хогвартс в связи с началом семестра. А затем, пообещав как-нибудь зайти, Римус попрощался со своей семьей и ушел.

Со своей семьей. Он до сих пор не привык к этой формулировке.

Сейчас, однако, было неподходящее время для этих размышлений. Ему предстояло вернуться в суровую действительность Ордена и его миссии.

Он сразу же заметил Тонкс, сидящую на заднем крыльце «Трех метел». Даже в сгущающихся сумерках он обратил внимание на ее бледность и напряженное выражение лица. Когда она заметила его, напряжение уступило место нервозности.

Римус поспешно приблизился.

– Что случилось? – воскликнул он. – Где Фелиция?

– Она вернулась в институт, – ответила Тонкс, скривив губы. – Она не могла рисковать, оставаясь дольше пары минут. Но она рассказал мне, что происходит, так что мне оставалось только дождаться тебя. – Скорчив гримасу, она продолжила: – Римус, я не знаю, как ты это воспримешь. Я даже сама не уверена, к добру это или нет.

Римус некоторое время смотрел на нее.

– Тонкс, если это срочно, ты могла вызвать меня сразу…

Жестом она прервала его и протянула руку, чтобы он помог ей подняться на ноги.

– На самом деле это не срочно, – тихо и устало сказала она, а затем вздохнула. – По крайней мере, мы ничего не в силах предпринять. Просто… это было неожиданное развитие событий.

Римус нахмурился, перебирая в уме вероятности.

– Тонкс, ты заставляешь меня нервничать. Что сказала Фелиция?

Тонкс тяжело сглотнула.

– Не знаю, как тебе это сообщить, так что просто скажу, как есть. – Ее темные глаза встретили взгляд его собственных, а бледные тонкие пальцы обхватили его ладонь. – Римус, – выдохнула она. – Авраам Каин мертв.

========== Глава 19. Последняя слабость. ==========

– Он умирает, Аливард. Сообщите профессору Голдштейн, чтобы она прибыла в институт немедленно.

– Хорошо, доктор Кролл.

Голоса. Голоса, которые доносились в его камеру, заменившую для него весь мир, где ему давали жидкость прохладного спокойствия, отчего порой его разум наполняло мягкое и послушное блаженство в сопровождении шепотом повторяемых слов: Империо, Империо… Два голоса вернулись. Третий тоже скоро появится.

Он чувствовал… слабость.

Он слабый, слабый, такой слабый… Нет, не слабый, он не может быть слабым, не должен быть… но…

Слабый, такой слабый.

В животе заурчало. Весь его мир, состоящий из четырех стен, кровати и одеял, пошатнулся и закружился, то темнея, то обретая яркость. Лица то появлялись, то исчезали, голоса что-то нашептывали; женщина со странным взглядом, темноволосый мужчина со своими сияющими склянками, наполненными жидкостями, и еще тот, высокий, который всегда стоял отдельно и только смотрел. Они приходили и уходили, глядели на него, бормотали; темноволосый мужчина с искривленными губами, а потом снова женщина, и ее глаза горели огнем и жгли, как кислота.

Это не имело смысла. Ничто больше не имело смысла.

Он смутно осознавал, что когда-то все понимал, что когда-то был сильным, и что слабость была неправильной, неправильной, неправильной, но он не помнил ничего, кроме этого неясного ощущения утраты, потери, которую никогда не удастся восполнить. Когда-то с ним был кто-то еще – кто-то, кто знал, как быть сильным.

А теперь остался только он. Одинокий и слабый.

Увядающий.

Хаос. Полная бессмыслица; он не мог думать, и никто не хотел думать за него. Он ждал и ждал, что вернется тот потерянный голос и снова сделает его сильным, но никто не пришел. Воспоминания того, что было до голоса, – вот и все, что он имел сейчас: вот небритый мужчина с сияющими золотом глазами напивается, а затем свисает на веревке, вот лица в мантиях, они улыбаются, но отпрядывают с ужасом в глазах, его дядя, который оставил его с теми, кто боялся, оставил ждать, пока придет голос… Но теперь голоса снова нет, и он ослаб, ослаб, ослаб…

Где мяч? Мяч имел смысл. Вперед-назад, вперед-назад, никаких мыслей, никакой слабости, никакой нужды в голосе, просто вперед-назад, вперед-назад, тихий разум, такой тихий. Но теперь весь его мир качался вперед-назад, тени поднимались и, казалось, что-то шептали: «Вот тишина, вот покой, тебе не нужен голос, если ты с нами».

«Но я не должен быть слабым. Тени слабы, тени слабы…

Тени тихие.

Я хочу тишины».

Разве быть слабым – так плохо? Что он получил от жизни, будучи сильным, кроме чувства утраты?

Темноволосый мужчина снова смотрел на него. Его взгляд причинял боль.

Но не так, как взгляд женщины. Он боялся глаз женщины.

Он хотел побыть в одиночестве. Он хотел оказаться в тени.

Он хотел быть слабым, потому что в слабости таилась умиротворенность.

Желудок жгло огнем. Сердце колотилось о ребра.

А затем остановилось.

Тени поднялись выше, выше и поглотили его.

И Авель Исаак позволил им это.

************

– Что?

Он знал. Подспудно он знал: эта боль в шраме, недомогание, странное отсутствующее состояние, умиротворение – отчасти он понимал, что жизнь того, что осталось от его кузена, от оборотня, который преследовал его всю жизнь, наконец подошла к концу. Где-то глубоко внутри он знал, что Каин умер.

Однако на сознательном уровне это все равно стало для него потрясением.

Не то чтобы он расстроился, но и радостью назвать его чувства было нельзя. Он просто…

Не чувствовал ничего. Он словно омертвел, даже близко не представляя себе, что должен ощущать.

Пальцы Тонкс мягко коснулись его запястья.

– Каин мертв, – повторила она тихо, отвечая на сорвавшийся с его губ вопрос. – Он умер после полудня. И не волнуйся, я уже сообщила Ордену. По официальной версии, его прикончила какая-то желудочная инфекция. Неофициально же… – Она поморщилась. – Скажем так: Фелиция сомневается, что он мог подхватить инфекцию в стерильных условиях уровня шесть. Она не знает наверняка, что произошло на самом деле, но не верит, что его смерть стала результатом естественной причины.

Римус попытался сосредоточиться на ее словах.

– Это не имеет смысла, – проговорил он. – Зачем им убивать единственного подопытного кролика?

Тонкс сильнее сжала его руку.

– Может быть, он что-то знал. А может, необходимость в нем отпала. Теперь у них есть дементор, Римус – они смогут создать себе столько подопытных кроликов, сколько захотят.

– Но какой в этом смысл? – спросил Римус, уже качая головой. – Даже если он что-то и знал, его показания будут… были бы бесполезными. Он был сумасшедшим. Если он умер не своей смертью, то это просто бессмысленно. Хотя…

Он умолк. Лицо Ребекки Голдштейн встало перед его мысленным взором.

«Думаю, это еще недолго останется проблемой…»

Римус осознал яснее, чем когда-либо прежде: у нее был мотив.

Она знала. Она знала еще до того, как пришло письмо…

Он резко посмотрел на Тонкс.

– Когда это произошло? Когда заболел Каин?

Тонкс удивленно моргнула, но ответила без запинки:

– Фелиция сказала, что, судя по воцарившемуся хаосу, Каин почувствовал себя плохо утром. По ее словам, Ребекка даже отложила семейный визит, но, когда он вроде как пошел на поправку, все же ушла. Однако после этого ему стало значительно хуже, и вскоре он умер. С ним тогда были только Кролл и Аливард.

Римус едва не рассмеялся.

– И я стал ее алиби, – заметил он. – Каин умер, а она была за много миль от института, болтая со мной на лугу.

Тонкс озадаченно нахмурилась.

– Римус, ты о чем?

Он посмотрел на нее горящими глазами и ответил:

– О Ребекке Голдштейн. Моей кузине Ребекке. Кузине Каина Ребекке.

– Твоей что? – воскликнула Тонкс, резко вскидывая голову с торчащими во все стороны зелеными волосами. – Римус, ты что, напился? Потому что симпатичные розовые гиппогрифы тебе не друзья.

Стараясь сбросить охватившее его оцепенение, он посмотрел ей в глаза. Это было очень серьезно, ему нужно сконцентрироваться. Он может позже решить, что же должен чувствовать.

– Это правда, – ответил он спокойно, хотя его слова звенели, как сталь. – Семейные дела Ребекки оказались моими семейными делами. Она дочь брата моего отца. Моя кузина. И кузина Каина тоже.

Темные глаза Тонкс потрясенно распахнулись.

– Черт побери, – с чувством выдохнула она. – Черт, черт, черт. Ох, Римус. А я-то думала, что мне с родней не повезло.

Римус криво усмехнулся.

– У нас есть что-то общее: у нас обоих имеются члены семьи, которые с радостью сплясали бы на наших могилах.

– Малфои слишком горды, чтобы плясать. Они, скорее, просто пройдутся с важным видом. Но Беллатриса, вероятно, станцует танго, – с широкой улыбкой заметила Тонкс, но потом снова посерьезнела. – Полагаю, очевидно, что ты не знал про Ребекку. Но стало ли это неожиданностью для нее?

– Нет, – состроив гримасу, ответил Римус. – Она знала с самого начала. Вот почему она не дала мне ни малейшего шанса. Каин убил ее мать и брата, и она никак не может простить меня за то, что я остался в живых, а они – нет.

Тонкс уставилась на него.

– Погоди, погоди. Каин убил ее мать? – Римус кивнул, и ее глаза потемнели. – А сейчас внезапно Каин умирает в ее заведении при таинственных обстоятельствах?

– Я думаю, она знала. – Была ли она пожирателем смерти или нет, но в этом Римус не сомневался. – Я думаю, она знала, что Каин умрет, еще до того, как получила письмо. Она практически сама мне об этом сказала.

– Меня это не удивляет, – заметила Тонкс и нахмурилась. – Нет ничего невозможного в том, чтобы убить кого-то на расстоянии, особенно, если речь идет о кишечной инфекции. Медленно действующий яд, полагаю, справился бы с задачей, и она знала бы, что будет далеко от места преступления, когда это произойдет, потому что у нее был намечен обед с тобой. Но Каин как бывший бешеный оборотень был довольно крепким малым. Предположим, она заставила его выпить яд утром, а затем обнаружила, что ему становится лучше. Она снова дает ему яд, на это раз более сильнодействующий, и оставляет умирать в ее отсутствие.

В ее версии имелся смысл. Римус вздохнул.

– Но почему сейчас? – тихо спросил он как будто у самого себя, медленно качая головой. – Если она желала ему смерти, почему не убила, как только он попал ей в руки?

Тонкс, прищурившись, смотрела на него.

– Он был нужен ей для экспериментов. Заклинание Империус и все такое прочее.

– А теперь нужда в нем отпала? – задумчиво проговорил Римус, глядя в темнеющее небо. – А это означает, что…

– Она закончила свою работу, – завершила Тонкс его предложение. Ее лицо внезапно побледнело. – Он ей больше не нужен. Она нашла то, что искала, и теперь готова начать… – Она стиснула запястье Римуса. – Ты возвращаешься в Хогвартс. Сейчас же.

Римус поморщился от боли в руке.

– Тонкс…

– Не спорь, Римус, – посоветовала она ему, сверкая глазами. – Нам известно, что ты в списке потенциальных жертв Ребекки, и раз уж она готова начать подсовывать резидентов дементору и затем накладывать на них заклятие, то может также решить пригласить тебя на званый обед иного толка. И в этом случае мне бы хотелось, чтобы ты находился в более безопасном месте.

– Я могу позаботиться о себе.

Римус с болезненной ясностью осознал, как часто ему приходится повторять эти слова. Неужели он на самом деле выглядел таким уязвимым и беспомощным для тех, кто его окружал?

Тонкс выразительно посмотрела на едва видимый шрам над горловиной его мантии.

– Конечно же, можешь, – с ироничной ноткой согласилась она. – Мне бы просто не хотелось, чтоб тебе пришлось это доказывать. Кроме того, Дамблдор назначил встречу членов Ордена в связи с последними событиями, и нам, вероятно, не следует опаздывать. А теперь пошли. Трансгрессируем на счет три…

Римус послушно присоединился к ее счету.

– Раз, два, три…

Мир сузился, сжался, а затем внезапно огни Хогсмида исчезли, сменившись темными нависающими деревьями и пустой дорогой. Слева высились ворота, за которыми начинались земли Хогвартса, и освещенные окна замка виднелись в сумраке. Вдалеке над освещенным полем для квиддича мелькали фигурки, а зажженный фонарь в хижине Хагрида позволял увидеть очертания громадной фигуры ее хозяина.