Текст книги "Ветрогон (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– Алло, – ответил низкий женский голос с приятным акцентом.

– Натела Вахтанговна, здравствуйте, – осторожно начала диалог Настя. – Я подруга Валеры...

– Настя, здравствуй, – ответила Натела Вахтанговна, – можешь не представляться. Что случилось?

Настя набралась духу и сбивчиво объяснила Нателе ситуацию. Та помолчала какое-то время и затем вынесла печальный вердикт:

– Настя, почему мужики поголовно такие дураки, ты не знаешь?

– Нет, Натела Вахтанговна, – Столетова даже захотела улыбнуться.

– И ведь ничего мне не сообщил. Ох. Скажи, я могу завтра приехать на поезде и где-нибудь остановиться? У знакомых, может быть? Или лучше снять номер в гостинице?

– Натела Вахтанговна, я вас поселю, – охотно пообещала Настя, обрадовавшись её поддержке. – Только приезжайте.

– Я постараюсь попасть на самый ранний «Сокол». Он будет в Балясне в десять.

Скоростные поезда «Сокол» шли между городами всего четыре часа.

– Я встречу вас на вокзале, – пообещала Настя и подумала о том, как нелегко завтра будет отпроситься у шефа с работы. Ведь придется сказать причину, и Валентин Сергеевич, и Дашкин начальник тоже, конечно же, ужасно расстроится.

Контактов родителей Светлой у Насти не было. Она включила телефон Зорина и тут же приняла шквал уведомлений о собственных звонках и звонках Игоря. А также сообщение от Леля Чернобокова: тот интересовался у Зорина как поживает его обложка для альбома. После Ивана Купалы Валера, судя по всему, сделался популярен. Но на экране его потрепанного телефона стоял пароль блокировки. И сколько Настя ни напрягала мережку, увидеть заветный код она так и не смогла. Ладно, решила она, Светлым можно дозвониться и утром, если раньше этого не сделают из больницы. Пусть люди спокойно поспят еще ночь. Своим родителям Столетова также дала возможность отдохнуть. Вроде, всё необходимое было сделано. Настя удивлялась тому, насколько холодно и ясно мыслит в такой ужасающий момент. Она, по идее, должна была умереть от разрыва сердца и истечь слезами, но этого, по странности, не происходило. Почти ровно год назад умер Кирилл, и Настя обревелась, сразу впав в истерику. Но тогда ей на помощь пришли Дашка и Валера, сумели утешить и поддержать. Теперь Дашка была мертва, а Валеру носило непойми где. Настя напряжённо таращилась в одну точку, думая о превратностях судьбы. Ведь именно она познакомила Светлую и Зорина. Даже не зная, чем это окончится...

Тут она поняла, что находится у КПП больницы не одна. Рядом на лавочку деликатно примостился пожилой светлоглазый мужчина с длинной курительной трубкой. Кажется, Столетова мельком видела его где-то. Возможно, пока скакала на Зорине через весь город. Мужчина с интересом рассматривал Настю, пока та не сказала ему:

– На мне узоров нет.

Незнакомец опешил и поднялся с места:

– Простите, я не думал, что вы меня видите. Граф Берзарин, Афанасий Фёдорович.

– Ах, вот оно что! – та тоже вскочила и упёрла руки в боки, не ответив графу любезностью на любезность. – Стало быть, род припёрся оказать почтение новому наследнику? Что ж, поздравляю от всей ведовской души. – Она отвесила земной поклон. – Можете собой гордиться, кровавые ублюдки!

Берзарин от её сильных слов растерялся и, кажется, смутился.

– Я... Мы люди подневольные, – попытался он оправдаться. – Мы не выбираем, как появляться на свет.

– Да ну?! – продолжила отчитывать духа Настя. – Неужели? И ваш сыночек тоже не выбирал, выгнать ли только что родившую невесту с нежеланной дочерью на морозец или нет? И конечно же, в уме не вертел, что она окочурится и не придётся связывать себя узами брака! И вы сами не заплатили «кругленькое» за бедную фретцийскую девочку, чтоб она выносила вам сына?

– Я желал помочь её семье, – возразил Афанасий с болью в голосе. – Настасья Петровна, мне гадко было, но что же поделать? Хоть так искупить... У них росло семеро дочерей, и отец был очень небогат. Он посчитал это милостью.

– Точно ведь, – продолжала издеваться Настя. – «Гадко, ну что ж поделать»? Одной больше, одной меньше, какая разница! «Жена – не стенка», не правда ли? Сломалась прежняя – есть повод завести новую! Так вот, любезный мой граф! Дарина была не пустым мешком для вынашивания вашего потомка. Она была моей лучшей подругой. Чудесной девушкой, очень доброй и красивой! Она могла прожить без этих ваших «милостей» долгую, счастливую жизнь! Клянусь, я в последний раз помогаю вашему пёсьему роду! Просто потому, что Дашка любила Нико, потому, что это и её сын тоже! Ненавижу вас всех! Палачи! Убийцы!

Вопреки Настиным ожиданиям, Берзарин не взвился яростью, как мог бы легко сделать Малюта или тот же Валера. Он стоял, смиренно сложив руки на груди, и выслушивал её тираду. Потом совсем тихо и горько промолвил:

– Что же нам теперь, совсем не иметь детей прикажете?

– Да! Всё так просто, правда?!

– Это против воли Неба, – покривился Афанасий.

– Плевать на ваше Небо!

Настя от злости на колдунов всё-таки сумела расплакаться. Села в бессилии обратно на лавочку и предалась горю. Странно, что охрана с КПП не вышла разобраться с ней, но, наверное, Столетова не слишком громко кричала. Граф не ушёл. Уселся рядом, попытался дотронуться призрачной рукой. Настя отмахнулась от него, и тот, присмирев, ждал, пока она закончит рыдать. Наконец, отплакавшись, Настя вновь зло глянула на Берзарина.

– Я приношу свои извинения и соболезнования, – сказал Афанасий. – И хочу предложить посильную помощь. Духи многое не могут, но...

– Вы видели Нико? – собралась Настя. – Как он?

– Хорош, – в голосе Берзарина, хоть и звучавшем печально, послышались нотки гордости. Настя кивнула.

– Найдите его отца и уговорите вернуться. Он нужен здесь.

– Слушаю и повинуюсь, – двинул веками граф и, недолго думая, растворился в воздухе. Настя вытерла слёзы. Теперь, действительно, всё.

Надо было вызвать такси и поехать домой. Столетова уже начала искать машину, но тут ей пришла смска от Кати Хлебородовой:

«Насть, я в Реево! Мама мне всё рассказала. Где тебя ловить?»

Настя облегчённо вздохнула и наконец, почувствовала, что она и в самом деле не одна.

====== 24. Упорство ======

Опять дождь. Льёт, и льёт, и льёт. И дело тут вовсе не в погоде. Вне зависимости от локации, дождь преследует его всю жизнь. Ходит тучей над головой и не прекращается ни на минуту. Если иногда и согреет душу лучик солнца, то потом он опять превращается в дождь. В сто оттенков серого, готовых в любой миг схлопнуться непроглядным чёрным.

Светло-серые глаза неподвижно смотрели в такое же светло-серое небо. Дождь моросил по лицу, но было похер. Похер уже на всё.

«Поздравляю тебя, жизнь, ты справилась. Ты сумела меня доконать, паршивая, изобретательная гадина, – заторможенно думал Валера. – В самом деле, я впечатлён и готов апплодировать стоя. Удивительное упорство в достижении цели: угробить меня к херам».

Зорин всегда считал себя упорным парнем, но судьба оказалась ещё упорнее. К двадцати трём годам от всего можно устать, а уж от бесконечных пинков судьбы так и подавно.

...– Всеволод Глебович, я могу выступить! Я готовился! Мы готовились! Ну, пожалуйста, одни соревнования, и я лягу в больницу!

– Валера, ёшкин кот, ну о чём ты думаешь! – в сердцах воскликнул тренер. – Ты можешь упасть, опухоль разорвётся... Это опасно!

– Пожалуйста, – взмолился мальчик. – Можт быть, это последние соревнования в моей жизни. Всеволод Глебович, пожалуйста.

Повидавший многое тренер еле сдержал слёзы, видя упорство талантливого воспитанника, его желание победить. Возможно, не только соперников на предстоящих соревнованиях, но и ужасную болезнь, свалившуюся, как снег на голову. Всего четыре года прошло с того времени, как умер его отец, близкий друг Всеволода Глебовича, Николай Зорин – от той же гадости. А теперь она угрожала жизни Валеры. Мальчик похудел и постоянно жаловался на боль в спине. И лучше бы это было следствие травм, а не то, что услышал тренер и постарел сразу лет на десять. Рак почки и кишечника. Всеволод Глебович глубоко в сердце очень любил Валеру и его упрямый характер, с каждым годом становишийся все более сложным, все более взрывным.

– Зачем тебе это сейчас? Ты всё равно не сможешь выиграть в таком состоянии! – услышал Зорин, и с укобистой злостью сжав кулаки, прорычал в лицо заслуженному мастеру спорта:

– Смогу!!!

Впервые за всё время тренировок и выступлений Валера Зорин позволил себе кричать на строгого тренера. И тот махнул рукой:

– Ладно, выступай.

Валера блестяще откатал соревнования, как и ожидалось, собрал все золотые места и лёг на операцию. Восстановление оказалось долгим. Валере не хватало прежних сил, да и химиотерапия добавляла ему бед. Он вернулся к тренировкам истощенным и бритым наголо. Всеволод Глебович еле сдерживал такую ненужную в спорте жалость. Валера не тянул положенный режим нагрузок. Было видно, что он старается, но хотя бы восстановиться до прежней формы оказалось нереально. Тяжелый разговор был неминуем, несмотря на то, что тренер всё оттягивал его, всё давал Валере ещё один шанс показать себя прежнего, ещё один тренировочный день, ещё одно провальное выступление. Но вскоре потребовалось сформировать состав национальной сборной, и Валеру туда не включили.

– Всеволод Глебович! – прибежал он трясти кулаками перед тренером. – Ну почему, почему не я? Почему в сборную взяли даже Мартынова, он же тройной тулуп не делает! А я делаю четверной, и я пролетел!

Валера и вправду отлично прыгал, отлично исполнял вращения. Но один-два отличных прыжка сменялись тем, что потом Зорин начинал ошибаться и падать, а после садился на скамью и пытался прийти в себя. Ему всё ещё было плохо, хоть химия кончилась, и анализы более менее пришли в норму.

– Давай начистоту, по-мужски, Валерий, – тренер раздражённо постучал пальцами по столу. – Ты слабее всех.

Зорин не помнил, как выскочил из кабинета Всеволода Глебовича, как умчался на залив и долго сидел там, ковыряя палкой водоросли и слушая чаек. Ему казалось ужасной несправедливостью, что он выжил, сумел побороть рак и вернуться к тренировкам. Но в сборную взяли не его. А на следующий год найдутся другие спортсмены. Здоровые, с двумя почками и целыми кишками. Валера понимал, что с ним никто сюсюкаться не будет. Спорту нужны чемпионы, а не выжившие. А на чемпиона он уже не тянет. Ему бы человеком остаться...

...Остаться человеком... Струйка седого пара от «айкоса» улетела к великому колдуньему Небу.

Остаться человеком сложно, когда все привыкли видеть тебя чемпионом.

...Болезненный тычок в бок.

– Э, сперматозоид, шрам покажи! Ты, вскрытый!

Они будто ждали того момента, когда можно будет заклевать. Ждали, чтобы расплатиться с ним за былое превосходство. За красоту и очарованные взгляды девчонок, которые сейчас бесили своим сочувствием. Некогда красивый и успешный мальчик больше не был популярен в школе. И тут сменились лидеры, сделав ослабевшего от болезни Валеру лёгкой мишенью для буллинга. Он ведь после больницы ещё и взялся рисовать, как одержимый, так что у врагов не было проблем с выбором оружия.

Зорин прекрасно помнил, как однажды шёл домой через любимый пустырь у залива, куда он часто приходил, чтобы порисовать, и нарвался на банду одноклассников. Их бы язык не повернулся назвать детьми, особенно после того, как Валеру догнали, скрутили, вдавив в песок, и принялись рвать лист за листом из его альбома. Главный отморозок класса брал Валерины рисунки, один за другим, и расправлялся с ними как хотел: изощрённо, с наслаждением. Кажется, именно его подружка засматривалась на Зорина. Брыкаться было бесполезно и даже опасно, разумнее – остаться помятым и униженным, но целым. Зорин тихо лежал под тяжестью троих мальчишек и молча смотрел на обрывки и пламя в руках врага. В нём ярко горела стройная девочка с рыжими волосами... Валера знал: это не конец, он обязательно нарисует ещё. Вот только живую девочку уже не нарисуешь.

... – Даша, Дашенька, – в который раз зашептал Валера то имя, которое так любил, и затрясся в новом приступе истерики. – Дариночка...

Дарина стала для него солнечным лучиком. Осветила его жизнь позитивом, добротой, пониманием, согрела тем, что ожила и сошла с картинки. Зажгла сердце любовью. Поддержка Дашеньки была бесценна. Прошлой осенью именно она отвела Валеру за руку в медицинский центр и заставила сдать кровь на онкомаркеры, а после – пройти процедуру УЗИ. Пока датчик ультразвука ходил по его животу, Дарина держала Зорина за руку. Крепко-крепко, так, что Валере казалось, теперь счастье его не отпустит. Совсем недавно он сам держал любимую за ладошку, пока узисты смотрели, как развивается Нико. Дарина засмеялась, когда сын повернул лицо в камеру, и сказала ему: «ну, привет!»

Если бы Валера знал, что Нико убьет её! Хотя, он знал. Позволил светлому лучику погаснуть.

«Ох, кому ж ты теперь горе выплачешь, ох, к кому пойдёшь успокоиться…¹»

Остаться человеком сложно, когда все вокруг знают, что ты – колдун. Когда само Небо выбирает тебя, или ты выбираешь его, и живёшь с позволения рода, видишь глазами рода, исполняешь волю рода. Хочешь ты этого или нет.

«И вы нас выбрали, и мы вас выбрали».

Настя оказалась права. Что с ним случилось, почему он не послушался Столетову? Почему не настоял на аборте? Что это было за наваждение? Зорин понимал, что ведёт себя, как одержимый. Ведь Настя предупредила его, сказала чётко о неминуемой беде. Почему он не внял? Почему позволил Дарине умереть?

«Род своё возьмёт».

Зорин резко поднялся с парапета, и его заштормило. Он уже был изрядно пьян, но забыться не получалось. «Айкос» плавно выскользнул из кармана и чуть не канул в зловонную жижу переплюйки, которая в Балясне зовётся рекой Споркой.

«Долбаный косорукий утырок, мобилу похерил, теперь очередь айкоса. Хотя... почему бы нет? Нафиг беречь лёгкие? Нафиг стараться жить по лайту, если в конце концов все равно тебя жестко отымеют».

Валера подождал, пока его перестанет мутить, и побрёл куда глаза глядят. Новая сигаретка была заправлена в «айкос», Зорин потерял им счёт. Накуриться тоже не выходило. Валера замахнулся и выбросил машинку в говнотечку.

«Забирай всё!»

Стрельнул у прохожего нормальную сигарету. Крепкий табак ещё сильнее дал по шарам. Но боль так и не ушла.

... – Мам, я в эту школу больше не пойду! – Зорин громыхнул дверью комнаты и завалился на диван в ботинках. Натела зашла из кухни и смерила сына недоумённым взглядом.

– Почему?

– Не хочу. Давай переведёмся, – буркнул Валера.

Выкрученное хулиганами плечо болело, колени саднили, но больше всего давило на самолюбие пережитое унижение. Натела вытерла руки о полотенце, висевшее на плече.

– Доходи хотя бы год.

– Нет.

Мама, сохранив полное самообладание, пожала плечами и оставила его одного, только забрала с вешалки вывалянную в грязи и рваную куртку. Валера завидовал её рассудительности и терпению. Порой даже пытался нарочно вывести из себя. Но тщетно. Натела была столпом здравого смысла и почти никогда с ним не спорила, если дело касалось важного. Она действительно сумела перевести сына в другую школу в разгар года.

Поначалу Валере казалось, что в новом классе всё наладится, всё будет по-другому. Но он сам оставался замкнутым и угрюмым, пребывал в себе и своём творчестве, не стремился попасть в тусовки, не участвовал в кипишах. За время болезни он обрёл внешность типичного задрота, а таких повсеместно не любят. Хорошо, хотя бы оброс. Зорина и в новой школе пытались задеть вездесущие хулиганы, пока только на словах, но Валера понимал: акулы сужают круги. Всё изменил случай.

Зорин сидел на подоконнике и рисовал, кажется, это была перемена с матиши на географию. Как вдруг увидел, что к нему направляется белобрысый амбал-каратист из класса на год старше. Поговаривали, что тот запросто мог спустить обидчика с лестницы, надуть до хлопка грелку или порвать колоду карт. Зорин пугливо покосился на здоровенного детину и уставился в альбом. Угроза нарастала, но Валера понимал: от этого урода точно сбежать не получится. Он внутренне приготовился вынести очередное унижение. Детина облокотился о подоконник и с интересом глянул на притихшего Зорина.

– Чё рисуешь? – буркнул он ломающимся голосом.

Валера прижал к себе альбом и напрягся. Нельзя позволить кому-то снова изорвать его художества.

– Покажешь?

Ну конечно. Началось.

Валера мигом вспотел и загнанно уставился на вторженца. Но тот вдруг улыбнулся, не жутко и многообещающе, как это обычно делали хулиганы, а по-доброму, открыто и приятно.

– Чернов Игорь, – он протянул Валере широкую, крепкую ладонь.

– Зорин, – тот одной рукой принял пожатие, а второй всё держал у груди альбом. – Валерий.

– Мне интересно просто, я чморить не буду, – дружелюбно признался Чернов. – Круто уметь рисовать!

Валера неуверенно оторвал альбом от сердца и показал Игорю.

– Вау! – пришёл в восторг тот. – Ничоси сиськи! Как настоящие!

– Ага, – вдруг похвалился Зорин. – Сиськи мне тяжелее всего дались. Ещё с руками вечная жопа. Всё хочется их в карманы засунуть, чтобы пальцы не рисовать.

– Да ладно, вышло зачётно! – Игорь отжал альбом и пролистнул страницу. – О, физик! – он громко заржал над карикатурой Валеры. – Прям упырь! Можно, сфоткаю на мобилу?

– Конечно, можно, – улыбнулся Валера. – Там ещё математичка есть.

– А ты комиксы не рисуешь?

– Рисую, – отходя от нервяка, признался Зорин. – Только они в другом альбоме.

– А кого рисуешь? Дашь посмотреть?

Так они и сдружились с Черновым. Его боялась вся школа. Не то, чтобы Игорёк слыл хулиганом, но в зубы мог дать от души. У Валеры появился личный телохранитель, одним днём решивший его проблемы с одноклассниками. А ещё – самый верный и близкий друг. Несмотря на годичную разницу в возрасте и приличную – в габаритах, парни тусили вместе. Постепенно Валеру приняла компашка Игоря, они отлично зависали у кого-нибудь дома, играли в приставку, делали уроки или смотрели фильмы. Зорин снова стал популярным из-за таланта художника. Он перерисовал всех учителей школы, потом – самых симпатичных девочек без одежды. Потом – супергероев и роботов. Зачастую Валера придумывал смешные картинки, и тогда ребята вместе над ними ржали как сумасшедшие, или обсуждали сюжеты комиксов. Потом Зорина пригласили рисовать школьные газеты и плакаты, и с особенным доверием – помочь разукрасить школу к Новому году. Игорь заработал седьмой дан по каратэ, после чего нехорошо сломал руку, и Валера утешал его, убеждая, что он обязательно срастётся и сможет вернуться в спорт. В отличие от Зорина Чернов – смог. Он до сих пор занимался единоборствами, и даже подумывал открыть детскую школу.

«Боже, храни Чернова», – пьяно подумал Валера и вдруг испугался, что Игоря у него тоже могут отнять. Жизнь внезапна.

Он сбежал из дома, когда узнал о том, что снова болен, и ему предстоит новый ад химиотерапии. Вынести это шестнадцатилетнему парню оказалось сложно. Валере не столько было противно думать о химиотерапии, выворачивающей кишки наружу, и делающей его уродом, сколько о том, что Игорь от него отвернется, когда он вновь станет бледным и лысым задротом. Валера сбежал из дома, забрав накопленные на мопед карманные деньги и оставив мобильник. Он шатался по летнему Невику, спал на скамейках белыми ночами, жрал в «Маке» и думал о том, что так и сдохнет: свободным и красивым. Потом его позвали на вписку какие-то хиппующие девчонки. Там они пили портвейн и слушали старый невгородский рок. Песни его отца, которые вновь брали за душу, наполняя смыслом жить и желанием бороться ради тех, кого любишь. Валера пил и пел с девчонками всю ночь, потом выбрался из их квартиры на рассвете и... Пошёл к Чернову. Рассказал ему всё в красках: и про рецидив, и про предстоящую химиотерапию со рвотой и лихорадкой, и про облысение. Игорь ужасно наорал на друга, обозвал его мудаком, но сбежать не дал – почти в охапку оттащил домой к маме. Четыре дня Зорина искали менты и родственники. Невик и Цухрави были подняты на уши. Мама жила на успокоительных. И Валере стало стыдно за свой побег. Он пообещал Нателе, что будет бороться ради неё. Упорство Зорина опять взяло верх над отчаянием. Но когда он во второй раз справился с болезнью, решил навсегда покинуть Невгород. И Чернов уехал вслед за ним.

Валера брёл по улице, дымя и пошатываясь. Снова сбежал. Теперь ничто не угрожает здоровью. Теперь – чист. Но только уже не отмыться вовек. Остался один. Без Дарины, с сыном, которого не ждал. Который убил её. Как теперь вернуться? Как взглянуть в глаза Чернову? Насте? Маме? Нико?

«Ему будет лучше не знать меня, – осоловело решил Валера. – Совсем не знать. Я не смогу полюбить его и простить себя тоже не смогу. Зорины не знали Берзариных. И были счастливы, недолго, но счастливы».

Мысли путались, Валера едва держал вертикаль и не мог сосредоточиться. Вся его жизнь казалась издевательством. А что дальше? Кому он нужен со своими проблемами после того, как погибла Дарина? Он думал о том, что род ни за что от него не отвяжется. И дальше будет только хуже.

Остаться человеком невозможно, если род следит за тобой. Всё равно станешь колдуном, как грёбаный Григорий с портрета.

Валера остановился и задумался. Нет, выход есть. Отдать победу судьбе. И пусть она подавится. Он сумел выпрямиться, огляделся и решительно зашагал к шумевшей неподалеку железной дороге.

Комментарий к 24. Упорство ¹ – строчка из песни Инны Желанной «До самого неба».

====== 25. Натела ======

– Серёж, привет, ты не против, если в Валериной... Ой, то есть, во второй комнате какое-то время поживёт женщина с грудным ребенком? – с порога сообщила Настя Баянову. Она собиралась на вокзал и встретилась с любимым в дверях квартиры. Серёга сдвинул белесые брови, и Настя уже поняла, что он против.

– Какая ещё женщина? – проворчал он, чуя неладное.

– Это мама... Зорина, – нехотя призналась Настя. – Тут... Короче, ночью Дашка умерла родами, младенец – её сын. А мама сегодня приедет на поезде. Им бы пожить где-то.

– Бли-и-ин! – взорвался Серёга. – Дашка! Жалко-то как. Такая девка отличная была! Этот упырь черножопый её загнобил нафиг. Настён, блин, горе какое... Что ж делать, пусть живут, хоть и чуркомесы, поди, – он задумался. – А ведь малой кричать, наверное, будет. Ты извини, но я тогда в общагу поселюсь обратно. Мне сон нужен. Я во всём готов помочь, но уж крики по ночам не по моей части.

– А, – поняла Настя. – Да, я об этом как-то не подумала. Серёж, я спрошу ещё кого-нибудь. Не уезжай от меня.

Баянов крепко обнял её.

– Как поругалась с Валериком, прям умница стала! Ты не подумай, что я против, дело такое, но и ты меня пойми.

– Конечно, Серёж, не вопрос, – задумчиво пробормотала Настя, принимая его поцелуй. Вместо решения одной проблемы, она обрела две. Куда поселить Нателу? Не жить же ей в гостинице с грудным младенцем? И Настя приняла сложное в моральном плане, но технически верное решение.

– Да, бубочка! – бодро ответила мама, и Столетова вновь надавила себе на сердечную рану, в который раз рассказывая об ужасах ночи. Выслушала искренний плач и причитания Нины Александровны, постаралась, не скатившись в рёв сама, успокоить родительницу. Мама Насти любила Дарину и всегда была ей рада. А когда появился Зорин, отнеслась к нему тепло и с весьма заметным женским интересом. Поэтому Столетова надеялась, что мама не откажет в просьбе приютить родню Валеры. И не прогадала.

– Что за вопрос, бубочка! – всхлипнула Нина Александровна. – Конечно, пусть живут в твоей комнате, сколько хотят! Примем с радостью. Буба, у тебя ключи от квартиры с собой? Мы с папой на работе, устрой Нателу получше!

– Спасибо, мамулечка, – Настя расцеловала трубку. – Мы с ней договорились сегодня поехать в Реево. Узнать насчет Нико.

– Молодцы! Буба, я пораньше приду. Держись, милая.

Настя облегчённо откинулась на сиденье автобуса. Вопрос с жильём для Нателы и Нико был решён. Теперь предстояло самое сложное: сообщить родителям Дарины, что их дочери больше нет. Настя залезла к Дашке на страничку, чтобы выяснить контакты Светлых, и при виде аватарки подруги, сделанной год назад, снова заплакала. Дашка, счастливая и живая, сидела верхом на лошади. Валера стоял у бока коня, тянулся к рыжей эльфийке в поцелуе, в руке у него пестрели яркие листья. Всего год назад Настя самолично свела их вместе... Затянула петлю на шее любимой подруги. Столетова стиснула зубы и сказала себе: погорюешь потом. Будь, как Скарлетт. Сейчас – дела.

Алексей Светлый, папа Дашки, оказался в курсе случившегося с его дочерью. Видимо, ему уже сообщили из больницы.

– Мы возьмём на себя похороны Дарины, – холодно заявил он Насте. – Целиком. От вас нам ничего не нужно, и будет лучше, если вы откажетесь от присутствия. Также мы не хотели бы принимать участия в судьбе ребёнка. Это – забота семьи его отца. Я надеюсь, вы понимаете, почему, Настя. И не станете держать обиду на семью даждя, убитого горем.

Настя выслушала его и отрубила связь. Ей многое хотелось высказать подполковнику МВД Светлому, например то, что хорошо бы ему было прочистить Дашке мозги на тему деторождения, или дать жёсткий отлуп Валере, но теперь это не имело смысла. А обрести в лице Светлых врагов Столетовой не хотелось. Яхонтова за глаза хватало.

Она приехала на вокзал и дождалась «Сокола» из Невгорода. Ей очень хотелось поскорее познакомиться с Нателой Зориной.

Та выпорхнула из вагона с большим чемоданом на колёсиках. Странно, но именно «выпорхнула с большим чемоданом»! Увидев где-нибудь в тексте подобный оборот, Настя бы посмеялась над его абсурдностью. Но Натела Вахтанговна изучала изящество и грацию Зорина вкупе с поистине дзергинской дюжестью. Настя заулыбалась, видя Нателу, и почему-то тут же уверилась, что теперь действительно всё будет хорошо. От неё сразу повеяло надёжностью. Мама Валеры подплыла к Насте и протянула для приветствия исчерченную синеватыми жилками руку. Тонкую, точь-в-точь, как у Зорина, только, в отличие от вечно тёплых рук Валеры, прохладную. Натела оказалась выше, чем Настя думала, но в сравнении с сыном всё равно была миниатюрной. С большим носом, бледнокожая, волоокая, с крашенным под медный цвет каре и пушистыми южными ресницами, она производила необычное впечатление. Нателу нельзя было назвать красавицей, но она, несомненно, приковывала мужские взгляды и могла бы выйти замуж повторно. Однако тёмный костюм выдавал в ней верную вдову. Валера рассказывал, что мама очень любила его отца и даже не помышляла о новых отношениях.

– Здравствуй, – негромко пропела Натела с заметным дзергинским акцентом. – Мой лоботряс не нашёлся?

– Здравствуйте, Натела Вахтанговна, пока нет, – отчиталась Настя и, глядя на чемодан, решила: – нам лучше сперва доехать домой и выгрузиться, а потом – в Реево.

– Разумное решение.

Натела оказалась молчалива и сдержанна, но Настя притом не сочла бы её «холодной и чёрствой». Просто есть такие люди, которые умеют переживать горести сами в себе, без особой надобности не подключая к страданию окружающих. По едва заметному дрожанию бровей, по печали в тёмных глазах Настя читала скорбь Нателы, хотя внешнее спокойствие той и Столетовой придавало сил. Они доехали до Цветково, устроили Нателу в бывшей Настиной комнате и отправились в реевский роддом в надежде увидеть Нико.

Настя сидела в такси и глядела в окно, думая о том, что в роддоме, помимо живого Нико, пока ещё находится тело Дашки, с которой ей не дадут проститься родственники. От этих мыслей становилось грустнее, но они возвращались навязчиво. Похороны колдуньи... До дня совершения обряда над Настей и передачи ей «блока 12», Светлая не рассказывала практически ничего о своей семье. О том, что её отец женат во второй раз, и у него остался от первого, неудачного брака, сын. Рождённый точно так же – через гибель матери. А теперь жизнь отомстила даждю Светлому, забрав для продолжения другого колдовского рода его старшую дочь. Кажется, Дашкиной сестрёнке Веронике всего шестнадцать... Настя сжала кулаки.

«Зачем они идут на это? Знают и идут. Грёбаная мясорубка. Неужели, такие вещи нормальны и одобряются высшими силами? – верить в это не хотелось. Хотелось вмешаться, исправить, как пел Лель – «пофиксить». Настя вспомнила, что Чернобоков, тоже колдун, только скоморох, часто хвалился в треках тем, что он – приёмный. Как писали в журналах и интернете, Харитон Велесов усыновил Леонида, когда тому было всего две недели. Теперь Столетова знала и понимала, почему директор Балясненского цирка поступил так: он собирался передать силу пасынку, чтобы оставить в живых жену. Кажется, у Велесовых своих детей не было. Настя тут же прониклась уважением к скомороху. Ведь если есть возможность передать силу приёмному сыну, зачем рожать собственного? Душегуба с первых минут жизни.

– Как ты думаешь, нам позволят увидеть Нико? – тихо спросила Натела.

– Не знаю, – отозвалась Настя. – Не уверена, он ведь в реанимации.

– Валера тоже родился семимесячным. К тому же, ногами вперёд. Как и его отец, – поделилась Натела. – Я думала, только мои братья могут вылезти пятками наружу, но родня мужа тоже любит этим заниматься, – она покачала головой. – Как выяснилось. Эх, Настя. Не каждая девочка способна вынести такие роды.

– У вас много братьев? – та решила поддержать беседу.

– Трое. Первого мне подарили на четырнадцатилетие. С тех пор я перестала бояться младенцев, – улыбнулась Натела и Настя вслед за ней. А потом обе опять замолчали.

В роддоме им сказали, что Нико чувствует себя хорошо и переведен из реанимации в детское отделение. Врач-неонатолог, осматривавший мальчика по прибытии в клинику, выразил огромное сомнение в сроке беременности Дарины: её сын не только ничем не отличался от нормального доношенного младенца, но и получил десять баллов из десяти. Нико хорошо ел и вел себя, как обычный новорождённый. Разве что кричал очень низким и громким голосом, легко будившим остальных младенцев. С учётом чудовищных родов, врачи изумлялись нормальному состоянию ребёнка. Но Настя понимала, что к чему.

Повидаться с внуком Нателе не дали. Во-первых, сказали, что необходима генетическая экспертиза для подтверждения отцовства Валеры. Поскольку Зорин так и не расписался с Дариной, теперь сына он мог получить только через суд. Во-вторых, если родственница желала ухаживать за сиротой, пока он находится в роддоме, ей нужно было пройти ряд анализов на инфекции. И тогда можно вписаться волонтёром по уходу за младенцами. Натела согласилась сразу. Она сказала, что готова помогать ухаживать и за другими малышами, лишь бы быть рядом с внуком, пока он ждёт выписки. С тем они и уехали из Реево. По пути обратно, Натела рассуждала, что сможет сделать необходимые анализы за пару дней, и тогда, наконец, увидится с Нико. А пока ей стоило отдохнуть.