Текст книги "Ветрогон (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Тут она с неожиданной злобой оттолкнула его.

– Ты идиот? Нет, я обязана! Зачем мне тогда жить?! Самая почётная участь колдуньи – отдать жизнь первенцу рода! – спесиво бросила совсем юная девчонка в лицо Зорину, повернулась и пошла к корпусу, не желая говорить с ним. Валера вздрогнул от ужаса. Он закрыл лицо руками, вспоминая Дарину и её фанатичное желание родить сына наперекор всему, даже угрозе неминуемой смерти. Нелля была такой же.

«Да, колдуны хорошо промывают мозги своим дочерям, – подумалось Зорину. – Безумие, просто безумие, которое необходимо остановить».

На память тут же пришла Санчес: танцующая вихри в высоком небе, опрокидывающая стромеров, скачущая по крышам, поедающая пиццу в бассейне и смеющаяся в лицо Вию. Такую супергёрл сложно заткнуть за пояс. Такую невозможно подчинить себе.

Мама. Первенка Вия Цухрави Вахтанга Арцивадзе – Натела: со своими достоинством, спокойствием, рассудительностью и бесконечной мудростью. Выросшая в отцовской любви и уважении, полная силы и самостоятельности, качающая на руках и дающая защиту всем, кто попадает к ней.

Ведунья Столетова с колдовской кровью в жилах. Невероятно упорная, невероятно сострадательная, крепкая телом и духом, верная, честная, безумно красивая.

«Неужели, такие сильные женщины не нужны колдунам...»

Неявная догадка посетила голову Валеры, он достал «айкос» и закурил, обдумывая её. Всё известное Зорину начало выстраиваться по порядку в единую логическую цепь, и конец той цепи сидел якорем в глотке у тех, кто определил когда-то главный принцип колдовской власти: в природе нет зла и добра.

Есть только сила.

...Носилки бесшумно и мягко влетели в светлую операционную, вросли опорами в пол. Зорин прекратил считать лампочки и скосил глаза влево. У его бока стоял Афанасий: строгий, собранный. По плотно сжатым губам, раздутым ноздрям и холодному блеску светлых глаз было видно, как волнуется за Валеру граф. Невесомая рука Берзарина дрожала на запястье любимого потомка. Валера подмигнул Афоне и ободрительно улыбнулся, тот ответил ему нервной улыбкой. Рядом, облачённая в хирургический халат, хлопотала Клавдия Никитична. Зашли такие же чинные и отглаженные Бухвостовы: Яромир, как вчера, вёл отца подмышки.

– Ну штось, иде тут мой болезный? – проворчал Игнатий. – Клавка, поддай наркоз!

Клавдия Никитична вытащила из кармана красную шерстяную нитку и зашептала:

– Пашу, пашу бессонницу со стрибога Валерьяна, с лица его ясного, с очей его светлых. Напахиваю на светлые очи его да на лицо белое сон крепкий, сон денной. Слова мои крепки, воля моя сильна, все сбудется, что сказала я. Скорее приди сон к стрибогу Валерьяну. Ключом золотым слова свои закрываю да ключ тот на дно моря синего бросаю. Аминь².

«Таки пожалел сон-травы, пердун ста...», – успел подумать Валера, прежде, чем Клавдия Никитична затянула ему на запястье нитку, и он провалился в небытие.

Комментарий к 73. Ничему не удивляйся ¹ – чертополох издревле применялся в защите от сглаза и даровании здоровья, в профилактике несчастий и болезней.

² – блин, это очень смешно, знаю, но таков заговор от бессонницы. Попробуйте, может и работает!)

====== 74. Одна кровь ======

Настя Столетова сидела в больничном коридоре и с тревогой косилась на бьющий из окон операционной свет. Да, она сама недавно уверяла Валеру, что удаление спаек из брюшной полости – малотравматичная и несложная операция. Но одно дело – успокаивать парня, обнимая его в тёплой кровати, а другое – когда он лежит в отключке на столе за закрытой дверью и ему перебирают кишки. Периодически из-за стены высовывался белый, как стерильное полотно, Афанасий и сухо докладывал:

– Не закончили ещё, Настасьюшка. Ждём.

Настя была благодарна духу за поддержку. Она хотя бы не чувствовала себя в одиночестве. Правда, за пазухой копошился пушистый барабашка, но как поняла Столетова, эти ребята большим умом не отличались. Потом в коридоре хлопнула дверь, и Настя увидела, что к ней присоединилась Санчес.

– Чуитс, крошка, – ведуньи обнялись и поцеловались. Санчес упорно называла Настю так, как это любила делать Дарина: и с подколом, и ласково. Обе девушки, и покойная Дашка, и Яхонтова уродились высокими и спортивными, и на том, к счастью, их сходство завершалось.

– Ещё делают, – сообщила Настя. – Афанасий выходил пять минут назад.

– А, – Санчес кивнула так, словно была знакома с бумером Валеры лично, и провела пальцами по Настиным серьгам, ничего про них не сказав. – Тогда чиллим дальше.

Она села рядом на стульчик.

– Скоморохи, наверное, скоро подъедут, – добавила Столетова, и неожиданно Санчес вместо радости сделала очень недовольное лицо, скрипнула зубами.

– Что такое? Вы поссорились с Лелем?

Санчес мотнула головой.

– Всё хорошо? Саш, – Настя, хмурясь, тронула её за плечо. Та в ответ озорно и открыто улыбнулась.

– Да все просто офигенно, сис, как никогда не было! Настолько офигенно, что... – она замялась и покраснела.

– Что Лелю в твоем «офигенно» места не нашлось? – догадалась Столетова.

– Виджуешь, – бросила Сашка с толикой грусти, но улыбаться не прекратила.

– Ты здорово изменилась, – заметила Настя. Санчес и правда выглядела более сильной, уверенной, здоровой.

– Благодаря маме Зорро я рипнул кошмары, начисто, прикинь. Без таблов.

– Круто! – радостно воскликнула Настя. – Натела классная.

– Да. Вы все классные, крошка. Благодаря вам я начал новую жизнь. Не виджую, что будет, но я делаю, что должно! – Санчес сжала кулаки в победном жесте и рассмеялась. Гордо, задорно, смехом сорвавшейся с цепи чертовки.

– Я так рада за тебя! – Настя обняла её. – Ты очень смелая, Сашка.

Яхонтова взяла Настины ладони в свои, пронзила острым Малютиным взглядом.

– Кинь мне панч. Сис, напанчи, кому быть моим избранником?

– Думаешь, я так просто могу? – испугалась Настя.

– Просто панчни, что первое виджуешь. Это же не Лель?

Настя прислушалась к ощущениям. На языке вертелась фраза, почти не связанная с любовью и отношениями. Но для Санчес она вполне могла сойти за пророчество.

– Ветер к ветру, Саш.

Яхонтова довольно закрыла глаза и засветилась счастьем.

– Я так и думал. Респектище, сестрёнка.

Настя потыкала её пальцем, вырывая из радужных грёз и попросила:

– Панч за панч!

– Вот как? – засмеялась вторая балясненская ведьма без посоха. – Ну твой Ромео точно Зорро, тут и виджевать нечего.

Настя пискнула от радости.

– А в целом? Про всё наше? Есть что?

– А в целом виджи не докладывают. Жирно будет, – тормознула её Сашка и немигающе уставилась в стену операционной. – Хотя! Секи. Вот дверь: за ней твоя кровь.

– Ага, правильно, – улыбнулась Настя. – Я на какую-то часть Берзарина.

– И та дверь, – Санчес указала на дверь отделения вдалеке коридора, – за ней тоже твоя кровь!

– И что это значит? – недоуменно хохотнула Столетова.

– А хз! – хмыкнула Яхонтова, и тут дальняя дверь распахнулась чуть ли не настежь: коренастый, невысокий, лысый мужик влетел в коридор стремительно, подобно бейсбольному мячу. Увидел девушек и ухнул:

– О, вот ты где, юла! Ну как там?

– Всё путём, – ответила Санчес. Она, вне сомнения, знала этого человека. Настя догадалась, что перед ней Стрый Невгорода и тренер ветрогонов «Тиран» Сева.

– А это что за фифа? – он приблизился и смерил Настю настороженным и пристальным взглядом светло-голубых смелых глаз, будто увидел на ней тайные письмена.

– Это Настя, невеста Валеры, – представила подругу Санчес. – Крошка, это Всеволод Глебович.

– Невеста, тили-тесто, – ещё более настороженно выдал мужик. В его резком голосе Насте отчего-то почудились испуг и ревность. – Таких невест у него небось...

– Извините, Всеволод Глебович, но, зная Валеру, я думала, что все мужчины в Невгороде вежливы и галантны. А вы, по-моему, ведёте себя очень грубо! – Настя встала, сунула Санчес барабашку и, подбоченившись, отчитала маститого тренера. – И не стоит судить о людях по себе!

– Чего? – фыркнул на неё «Тиран». – Мне про тебя Валера, между прочим, не рассказывал!

– А что, должен был? – вскипятилась Настя.

– Конечно, должен, я ж его тренер! Почти отец!

– Ох, простите Валеру, что он приличный человек и не делится интимными подробностями своей жизни! – выдала Настя. – Вы-то, наверное, не такой?

– Да как ты... – он мигом перекрасился лицом в бордовый. – Да ты кто?! Что такая шелупонь тут забыла? Посторонним лицам в колдовском отделении находиться запрещено! – Сева тоже начал яриться на Столетову.

– Это кто тут посторонний? Вам говорят, я – его невеста! Саш! – Настя глянула на Яхонтову, но та хихикала над ними, прижав барабашку к лицу. Ей только миски с попкорном не хватало!

Видя, что осталась одна против этого склочного дедка, Настя надула щёки.

– Паспорт покажи! И если там не написано «Зорина», то попрошу не выступать, а покинуть больничное крыло!

– Да вы в себе вообще?! Вы полиция, чтоб я вам документы показывала?

Санчес тут ткнула её в бок кулаком.

– Сис, покажи ему, виджую, сотка, прикол будет...

– Да, покажи-ка! – полыхал Сева.

– Ради бога, мне стыдиться нечего! – Настя полезла в сумку, выудила паспорт и раскрыла перед носом Тиронова. – Анастасия Петровна Приблудова! И хоть попробуйте меня выставить!...

В коридоре воцарилась тишина. Сева в полнейшей оторопи созерцал страницы Настиного паспорта, а та уже почуяла, что происходит нечто необычное. Ставшие огромными голубые глаза Стрыя обратились на Настю. Та хлопала на него точно такой же парой глазищ, круглые лица обоих выдавали замешательство.

– Похожи, пипяо просто, – заявила, глядя на них, Санчес. – Одна кровь.

– Ты чё, Петькина дочка, что ли?! – выпалил Тиронов.

– А вы чего? – пролепетала в ответ Настя. И тут Севу сшибло дверью операционной.

Незадолго до того Клавдия Никитична разрезала ножницами красную нить на Валерином запястье. Зорин засопел и застонал, пробуждаясь в операционной, и сходу услышал ор в коридоре.

– Тять...

Осунувшийся Афоня склонился над ним, мягко улыбаясь, погладил волосы.

– Доброго дня, Валерушка Николаевич, как теперь тебе дышится, светик мой ясный?

– Тять, они уже срутся, да? – проскрипел Зорин, различив снаружи вопли Насти и Севы.

– Увы. Но это было ожидаемо.

– Клавдия Никитична, сходите посмотреть, кто там шумит, – попросил Яромир Игнатьевич.

– Стрый, хто там ищо буянить могёт! – выдал Бухвостов-старший. – Севку и с подбитым крылом не унять було. Ярко́, а хорошо мы сладили, сына! Паря, а паря! – старик взял Зорина за руку. – Лётать буш, залётовай на посиделки, сокол!

– Обязательно, – шепнул Валера.

– Чего расшумелись-то? Сейчас огуляю всех посохом по задам! – донеслось из коридора ворчание анестезиолога. – Совсем ума нету. Колдуны, тоже мне! Ваш проснулся уже, понесём сейчас.

Валеру покатили по воздуху на тех же удивительных носилках. Он постарался собрать мозги в кучу, чтобы завершить задуманный план. Мимо проплыли озабоченные лица притихших Тиронова и Насти, Сашка Яхонтова показала Валере «козу» из пальцев, Зорин сложил ладонь в ответном жесте. Духи занесли его в палату и осторожно переложили на кровать, свита сопереживающих подтянулась следом.

– Валерочка, ты как? – Настя, согласно обещанию, погладила его по волосам.

– Ты, картошка, зачем на деда орешь? – прошептал Валера.

– Чего это я дед? Ты кого дедом назвал? – переполошился Сева.

– Вы – дед её. А ты – его внучка, nasty. И ещё, она моя невеста, Свев... Севол... В общем, та самая. Любовь всей жизни. А теперь обнимитесь и дайте мне поспать, – вымученно выдохнул Зорин. – И не ругайтесь. Остальное потом скажу.

Сева и Настя снова уставились друг на друга. Стрый смотрел опасливо, Столетова слегка сердито.

– Обнимайтесь, резче! – Санчес столкнула их между собой, и Валера с чувством выполненного долга смежил веки, улетев в страну прекрасных сновидений.

====== 75. Повеса ======

Настя угодила в объятья деда, и ей вдруг сделалось очень хорошо и спокойно на душе. В точности, как на руках у папы, когда она была совсем маленькой. Столетова боролась с желанием высказать Севе всё, что думала о его отсутствии в жизни сына, и притом вспоминала, как её несговорчивость совсем недавно чуть не убила не только отношения с Валерой, но и самого Валеру. Поэтому доверчиво стиснула спортивную кофту Стрыя Невгорода и крепче прижалась к его могучему торсу. Дед, как показалось Насте, чуть ли не дышал жаром дракона и был очень сильным телесно. В нём угадывался истый боец. Потом он взял Настю грубыми ладонями за лицо и всмотрелся в неё.

– Как ты на Сонечку-то похожа. Она умерла, да?

– Два года прошло.

– Я чувствовал, что её не стало, – вздохнул Тиронов. – За два-то года Сонька могла бы мне хоть разок и присниться.

– За сорок лет и ты мог бы объявиться, – волнуясь и краснея, перешла на «ты» Настя. Всё равно же дед, «выкать» ему что ли! – Бабушка унесла тайну о тебе в могилу. Так и не назвала имени, сколько я не спрашивала. Только всегда называла тебя достойным человеком и лучшим мужчиной в её жизни.

– Вот ведь. Сколько чужих детей вырастил. На крыло поставил, на коньки. А своего...

Сева замолк и виновато огладил Настю по плечам. Было видно, что он справляется с эмоциями.

– Да, раз уж ты – мой дед... Я – ведунья Грибово, – выдала Настя. – По бабушкиной линии. Мы с ней Столетовской породы. Только посох наш теперь у Вия вместе с Валериным родовым перстнем. Тебе стоит знать.

– Столетовы! Это ж те, которые с... – Сева кивнул на спящего Валеру.

– Они самые.

– Так, девчонки, – Стрый выпустил Настю и глянул на Санчес. – Пойдёмте вниз в кафе? Поедим, чаю попьём? Потолкуем по-людски, а то, что тут-то топтаться? И Валерке отдохнуть надо.

– Годная мысль! – оценила Сашка. – Я после тренировки так и не вточил ничего.

– Да ты что, юла, с ума сошла? А «углеводное окно» кто будет закрывать? – отругал её Сева. – Да и ты, Насть, наверное, сидишь с ним хрен знает сколько... Всё, быстренько, собрались, и за едой! Предок приглядит за Валеркой, да и Виспа на подхвате. О себе тоже заботиться надо! Красоту беречь. – Молчаливый Афанасий у изголовья Зорина заботливо кивнул Насте, мол, иди, поешь, я начеку.

Сева выгнал девушек из палаты, утащил в кафетерий и накупил им еды с напитками. Да, больничный кофе оказался куда хуже зоринского, но помог взбодриться, а вкусный яблочный пирог подарил глюкозу мозгу. Настя ожила и с удивлением смотрела, как Тиронов с Сашкой соревнуются в том, кто быстрее сожрёт двойную порцию макарон по-флотски.

– Стормеры проглоты, – объяснила подруге, жуя вовсю, Санчес.

– Ну так сколько мы энергии тратим-то! – отозвался Сева. – Если не есть, как следует, то и высохнуть недолго. – Он всё так же виновато улыбнулся Насте. – Ты сама тоже, что ли, летаешь, как эта? – кивнул на Санчес.

– Нет. Я боюсь высоты, и папа тоже, – сдержанно поделилась Настя. – И у нас с ним нет способностей к полётам.

– Вот уж не поверю! – Тиронов махнул вилкой и чуть не угодил Сашке в глаз. – Извини. Наш род всегда со Сводом на короткой ноге был!

– Дед, ты не понял, – Настя покрутила в пальцах чашку. – Бабушка была ведьма. А ты – колдун. Мой папа – Хорз. Я – ведьма.

Тут до Севы дошло. Он перестал жевать и вытянулся в лице. Проглотил, вытер рот салфеткой и буркнул:

– А ведь и верно. Ёшкин кот! – он шибанул себя ладонью по лбу. – Хорз?! Петька? Ты-то как это поняла?

Настя рассказала про удивительные способности отца по спасению больных животных (и не только).

– А сын его, твой старший брат?

– У меня нет брата, – заявила Настя. – Я единственный ребёнок в семье.

– Не может быть, – взбрыкнул Сева. – Наверняка, Петька прячет первенца.

– Дед. Мама и папа познакомились в песочнице. Он был единственным, кто согласился есть её куличи с муравьями и одуванчиками. Всю школу за одной партой просидели. А поженились на втором курсе института, благодаря маминому залёту. Им было по восемнадцать лет, – выдала Настя. – Я – первенец. Других детей нет. Старших – тем более.

– Ёшкин кот! – недоумевал Сева. – Ну как так-то?

– Мама Валеры тоже первенец Вия Цухрави. – поделилась информацией Санчес.

От таких слов Настя поперхнулась кофе, а Сева вскочил с места.

– Вахтанга Давидовича покойного?! Натка Зорина – его дочка?! Да вы что, дурака из меня делаете?! У него один Давид, которого я знаю по дистанционному обучению!

– Блин, дед, сядь! – Настя схватила его за руку и потянула вниз. – И не кричи. Я сама сейчас обалдела.

– Натела колдунья, вы чо не в курсе? – пришла очередь Санчес выдавать чудеса. – С тремя промежуточными мелкими бро.

– Я думал, у него только Давид родной, остальные приёмные! – опять хлопнул себя по лбу Сева. – А как такое может быть?

– А бабушка как после папиного рождения жива осталась? – передразнила его Настя. – И я у папы родилась?

– Не знаю, – Сева ковырнул макароны. – Сам думал, так не бывает. Потому и Петьку не признал своим. Даже взглянуть отказался.

– Вот оно что, – колко прищурилась Настя. – А теперь, значит, признаёшь.

– Признаю, – сразу ответил Тиронов. – Тебя признал, ещё как увидел. Охренел, что в тебе моя кровь. Ты прости, Настя, но у нас, колдунов, всё сложно.

– Я прощаю, – сказала Столетова. – Я слишком долго жила в обиде на Валеру за смерть моей подруги. Она погибла родами Нико. Я злилась на Валерку, пока чуть не потеряла его. И я не могу сказать, что мне не нужен дед. Я всегда хотела найти тебя.

Сева растерянно сморгнул, побарабанил пальцами по столешнице и потом робко приласкал Настины светлые волосы.

– А я о таком подарке, как семья, даже мечтать не мог. Эх, Сонечка моя, Сонечка. Сломал я жизнь и ей, и себе.

Настя достала телефон, подсела к деду ближе и показала любимую папину фотографию. Петя держал на руках пятнистого сервала и смотрелся очень солидно, совсем не так, как в жизни.

– Бороду носит, – Всеволод Глебович еле держался, чтобы не заплакать.

– Сколько его помню, он с бородой, – добавила Настя.

– Обуховская порода, смотри ты, – определил Сева, когда Настя прокрутила на другую фотку, где они с папой делали селфи в Пошново с вершины горы, куда оба взошли, геройски преодолев страх высоты. – Глаза карие. У меня мать такая была, по фото судя, – любовно изучал лицо обретённого сына Стрый Невгорода. – А от меня в нём что-то да есть. Как думаешь?

– Всё, – честно сказала Настя. – Прям всё, дед.

Сева опять смутился и застучал по столу. Потом снова заорал:

– Да как так вышло-то, ёшкин кот!

– Натела слила инфо, – прищурилась Санчес, – что пары чойсят Земля и Небо.

– Чего? – не понял Стрый.

Сашка вздохнула, сообразив, что Сева не силён в слэнге, но тут подключилась Настя:

– Земля и Небо выбирают кому с кем быть?

– Точно. Для каждого колдуна есть пара, предназначенная ему свыше. И у них случается хэппи энд. Но искать пару приходится всю жизнь и второго шанса не дадут. Как я понял, предки Зорро нашли друг друга. И предки предков тоже. Виджую, так было и у вас с крошкиной ба, Всеволод Глебович.

– Ёшкин кот, – только и пробормотал Тиронов.

– И у нас с Валерой тоже, – добавила с убеждением Настя. – Я без него жить не могу.

– Везёт вам. А меня купили, прикиньте, – усмехнулась Яхонтова и втянула последнюю макаронину. – На расплод Велесовым. Пока Харитон не агрится, Лёньчик меня окучивает. Но свадьба не за горами. Лель – двуличный шутер, и я кнокаю, что он верен своим олдам. Оба папика ждут его лицехвата. Ему придётся меня рипнуть.

Сева шибанул кулаком по столу.

– И это при том, что можно было найти тебе нормального мужа! Тьфу ты!

– Спорю, Зорро это хотел рассказать, когда проснётся, – бросила Санчес. Потом напряглась, осмотрелась и упавшим голосом проговорила: – Я чую Леля. Он рядом.

Настя увидела, как бойкая и радостная Яхонтова разом поникла, скуксилась, начала нервно перебирать край скатерти. Сева метнул быстрый взгляд на Сашку, на Настю и выдал:

– А хочешь, я тебя украду?

Санчес вскинула голову, сверкнула на него карими глазами:

– А хочу.

Сева схватил её за руку и потянул из-за стола.

– Тогда надо смываться быстрее!

– А... А как? – растерялась Сашка. – А куда?

– Не боись, я тут все лазейки знаю! – расцвел Сева. – Я ж отсюда раненый сбегал гулять! После того, как твой родитель меня на ВКИ покромсал, Сань. Ни один дух-санитар отловить не смог ни разу действующего чемпиона мира по стормингу! Пусть и с одной рукой. Бежим на крышу.

– А мне что делать?! Стойте! – взвилась Настя.

– Ну ты ж всё равно с ним, – Сева ткнул пальцем вверх, видимо, имея в виду палату Валеры. – Скажешь Велесову, мол, так и так, Саша занимается со Стрыем!

– Чем блин, занимается! Дед?! – ржакнула Столетова. – Вы серьёзно?

– Чем-чем, – передразнил её Тиронов. – Арвинику открывать летим! Это, Насть, я про всё Петьке сам скажу! Ты молчи. Ну мы ещё потолкуем, как лучше сделать, внучка! – и с этими словами, не выпуская Сашкиной руки, потащил её прочь из кафетерия.

Напоследок Санчес с победным азартом послала Насте воздушный поцелуй. Столетова чутьём отследила дедово с Сашкой бегство: на лифте до туалета на пятом этаже, через окно на карниз, по пожарной лестнице на крышу корпуса и в сторону залива двумя резвыми потоками. Тиронов держал Санчес в объятьях, и оба были совершенно счастливы.

– Вот помнится мне, Настасьюшка Петровна, – донёсся из-за Настиной спины вкрадчивый и смешливый Афонин голос. – Также зимою дело было в Невгороде. Просыпаюсь однажды в номерах в «Аглеттере». Утрецо морозное, солнечное. Выхожу к Гришке на балкон проветриться. Он мне: «Тять, гляди!» и пальцем кажет. Смотрю, что такое: голый мужик по соседней крыше бежит. Хорошо бежит, ловко так, через печные трубы перескакивает со знанием дела. Присматриваюсь: а это Тиронов. Демьян Максимович. А за ним Семён Дрокин с кочергою. Машет, по Дёмушке попасть не может. И кричит на всю улицу: «Повеса! Ещё раз увижу с моей женой...» и так далее. А Дёмушка знай хохочет и по заду красному от морозца себя хлопает. Догони, дескать, раз такой грозный. Потом ветром оборотился, и поминай, как звали. И-эх! За полтораста лет ничего в Тироновых не поменялось, Настасьюшка. Ровным счётом ничего. По слухам помимо Борьки у Демьян Максимовича пятнадцать дочек было от разных женщин. И все – кровь с молоком, на пример тебя, красавицы. «Чистодел»-то, как противозачаточное, тогда ещё не открыли. Да, Велесов в сравнении со Стрыем – что мышонок с беркутом.

Настя слушала Афанасия и давилась смехом. Она теперь прекрасно понимала, почему бабушка предпочла умалчивать о том, от кого взялся папа. Буквально через полминуты в кафе явился Лель, и Настя постаралась сделать невинное лицо, чтобы прикрыть Сашку. Несмотря на любвеобильный и взрывной нрав деда, Столетова была всецело на их стороне.

Комментарий к 75. Повеса У Севы в жизни явно светлая полоса наступила😏

====== 76. Испытание ======

Валера помнил, как очнулся в операционной, как его привезли в палату, как вокруг маячили Афоня, Настя, Всеволод Глебович и Санчес. Потом он что-то сказал им и уснул. Странно, но под колдовским наркозом сон был мёртвым, без грёз. А уже в палате пришли сновидения: красочные и чёткие, словно бы реальные.

Снова Грибово. Как в детстве, при первой операции, только на сей раз то ли зимой, то ли в межсезонье. Валера увидел знакомые места: шумный лес, родную деревушку Столетовых в полях, вьющийся меж двух берегов Ведуньин ручей. За спиной Валеры белым остовом высилась усадьба Берзариных. Собачий вой и плач ребёнка вдалеке бередили душу. Приталенный плащ с меховой оторочкой и чёрные кудри Зорина трепал беспощадный ветер. Было тревожно и муторно. Валера поднял глаза к небу – среди серых и плотных, под стать невгородским, туч метались чёрные во́роны, роняя перья. Ноги Валеры в высоких охотничьих сапогах утопали в рыхлой, припорошенной снегом пашне. Из под рубинового перстня на пальце сочилась кровь. Валера озирался, ища ребёнка, однако он был уверен, что это плачет не Нико. Голосок звучал по-другому. Собаки лаяли где-то рядом, Зорин боялся, как бы они не причинили вред младенцу. Он решил во что бы то ни стало отыскать ребёнка и побежал на зов, скользя по пашне сапогами. Поднялась метель, сровняв землю и небо, залепила глаза, забила уши и рот. Зорин почти сам потерялся, но продолжал двигаться вперед, наперекор ветру и бурану, едва различая за рёвом непогоды зов. Наконец он увидел ряд старых могильных камней из под которых и доносился лай. Зорин понял, что тут покоятся его предки, графья Берзарины. У крайнего камня сидела закутанная в длинный плат женская фигура с младенцем на руках. Валера всем сердцем ощутил, как им холодно и одиноко. Он приблизился и вдруг по щиколотки провалился в вязкую землю.

– Эй!

Фигура обернулась на голос. Под платком грозно сверкнули синие, как васильки, глаза ведуньи грибовской. Она была очень похожа на Настю, но глядела со жгучей враждебностью. Зорин понял, что это Аграфена и её дочь, Анна.

Он попробовал высвободиться из топи и ушёл в неё по колени. Сама земля заповедного края не позволяла ему приблизиться к Аграфене Столетовой.

– Выпусти меня и позволь помочь тебе, – попросил Валера. – Я не желаю вам зла.

– Говорила я тебе, пёсья кровь, чтоб ты держался подальше от моего рода, – качая ребёнка, зло проговорила ведунья. – Ты ослушался. Ослушалась и Настасья. Зря не извела ваше пёсье племя немочь лютая подчистую! Один посох наш оставался, последний оплот ведовской силы – и тот сгинул по твоей милости! Опять род столетовский, чистый спустя восемь колен, смешался кровью с пёсьим! Теперь конец земле грибовской, конец всему городу. Конец роду столетовскому.

– Это неправда, – набравшись смелости, возразил Валера. – Неправда, Аграфена. Я смогу всё исправить.

Топкая земля тут же втянула его по пояс. Валере стало холодно: будто его самого загоняли в стылую могилу рядом с Григорием.

– Что исправлять ты собрался, коли Вию власть над всей землёй балясненской досталась? Над всеми её двенадцатью краями!

– Это дало мне время на подготовку к битве, – сказал Валера, и его грудь стянула земля с двух сторон. – Аграфена, я не намерен сдаваться, взгляни сама!

Мертвая ведьма приблизилась, выросла над Валерой, всё так же качая сверток.

– Коли решишься убить Вия, сам сгинешь в этой битве!

– Если это понадобится для победы над ним, я готов. Я столько раз умирал, что уже не боюсь смерти.

– Но ты запамятовал, басалай, что сила рода твоего у Малюты! Ты не сумеешь передать её сыну! Твои псы не простят тебе этого и растащат душу зубами в клочья!

– Я не пропаду. Вместо меня придёт другой Берзарин, с моим лицом и сердцем, с частичкой моей души. Сын, внук или правнук Нико. И будет смотреть моими глазами, любить то, что было дорого мне. Верить в то, чему я был верен. Летать, как я. Он возвратит силу роду. А если не сможет – придёт ещё один и ещё. Потому что Берзарины едины, упорны и сильны духом.

Земля задрожала и втянула Валеру по кадык. Холод стылой почвы пробирал до костей, но страха не было. Валера знал: он честен и прав, ему внимают. Аграфена присела перед ним.

– Взгляни, что ты принёс моему роду, – и, раскрыв пелёнки, показала младенца. Валера удивился: он думал, что Аграфена качает Анну, но перед ним был светловолосый и синеглазый мальчик. – Разве не знаешь, пёсья кровь, что браки между колдунами и ведуньями запрещены? Что делать с ним, коли он уже есть?

Тут Валера почти поддался испугу. Грибовская земля мгновенно затянула его по челюсть. Над поверхностью жирной пашни высилось только лицо Зорина. В сером небе над ним и Столетовой по прежнему кружили вороньё и снег. Аграфена, не мигая, взирала на него глазами цвета самого дальнего неба. Валера сглотнул и, слушая, как стучит собственное сердце, сказал:

– Любить. Растить сильным и мудрым. Быть достойным отцом ему и Нико.

– Эта земля сейчас решит твою участь, – грозно прозвенела ведьма, точь-в-точь как в прошлом году, когда вынимала из Зорина своё проклятье. – Отчего ты вздумал, будто вековые устои можно попрать?

– Потому, что они созданы теми, кто хотел лишить силы женщин. Потому, что Земля и Небо едины и неделимы, так же, как ведовство и колдовство. Потому что не рода, а лишь Небо и Земля решают, кому быть вместе. Потому, что от такого брака рождён я, и рождена Настя. Рождены мои родители и Настин отец – Хорз. Потому, что я создан для Столетовой. И не перестану любить её даже мертвый. Ибо так угодно Земле и Небу.

Валера сказал это и зажмурился. Ледяная почва втянула его целиком. Сердце Валеры продолжало биться, отдаваясь гулом в окружающей его плотности. В окружающей плоти. Сжимавшая тело земля вдруг начала теплеть и сгущаться, даря ощущение уюта и спокойствия. Валера открыл глаза и увидел, что пространство вокруг изменилось, исчертилось, проросло сетью пульсирующих кровеносных сосудов. Он будто находился в огромной материнской утробе.

– Земля – Мать всему сущему, – раздался голос вещей Аграфены. – Небо же – Великий сеятель. Они неделимы. Они равны. Ты открыл это, Валерьян, тебе и слово в уста. Помни и ступай с миром. Расскажи это всем, чтобы больше не пришлось жертвовать матерьми за рождение первенцев.

Валера вздохнул и вырос над землей. Перед ним, как и до того, стояла ведьма с ребёнком, но синие глаза её лучились любовью. Вокруг неожиданно расцвело лето. Шумели под ласковыми ветрами высокие травы. Вечное небо стало синим и безоблачным, из него брызгало по глазам бликами солнце. Вместо воронья сновали стрижи и порхали бабочки. То ли Аграфена, то ли Настя всматривалась в Валеру и строго, и ласково, как умели, пожалуй, одни ненаглядные Столетовы.

– Тебе надобно выкрасть посохи у Вия, – сказала ведунья, оглаживая мягкой, Настиной рукой лицо Зорина. – Тогда и битву сдюжишь, пёс трёхголовый. Сама земля города станет за тебя.

– Спасибо, моя хорошая, – сказал Валера. – Я последую твоему наказу.

– Знала я, что другую славу ты принесёшь роду Афанасия, – уголки губ Аграфены дрогнули в улыбке. – Помни ещё Валерьян о битве: не всё будет так, как ты задумал. Но ты действуй так, как решил.

– Малюта непредсказуем, верно? – улыбнулся ей Зорин.

– Он падёт, – ответила Аграфена. – Потому что живёт без понимания в сердце. Таким и ты был, да исправился, отрада моя. И значит: у города есть надежда. Возьми его и отнеси Насте, – она отдала Валере мальчика. – Вместе с благословением земли грибовской. Ступай, – она, как водится, толкнула Валеру в грудь и тот понял, что опять падает чёрти куда. Воды Ведуньиного ручья сомкнулись над головой Зорина, он прижал к себе ребёнка и выгреб наружу.

Вздохнул и открыл глаза. Яркое солнце обернулось светом больничных ламп. Над ним неизменным стражем стоял Афанасий. Валера подышал, приходя в себя, попробовал шевельнуться и смекнул, что у него ничего не болит. После перенесённой операции это было странно. Руки, ещё помнившие тяжесть младенца, скользнули под одеяло на живот. Зорин ощупал себя и выяснил, что на нём нет ни дырочки. Проморгался и сел на кровати. Заглянул под ворот рубашки. Весь живот оказался усыпан синяками, по виду напоминавшими отпечатки корявых пальцев.