Текст книги "Ветрогон (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

Валера пожал плечами и сунул руку в карман. Да, «айкос» был опять похерен. И похерен не где-то, а у Вия. Валера моментально вспотел. Его вещь осталась у Вия! Он уже знал, как это плохо. Чужую вещь опытный колдун может заговорить на что угодно, даже на смерть! На память сразу пришёл рубиновый перстень и проклятье Аграфены на родильной крови.

Идиот! Утырок!

Валера застонал и в отчаянии глянул на графа.

– Ерёму просить нельзя, – сразу упредил тот. – Иначе Яхонтов лишится последних сомнений в том, что это был ты, мил друг. Да. Вот же попал ты впросак! А ведь через вещицу он тебя и выследить может. Наша станция. Пойдём, но ты сиди внизу, а я проведаю, как там снаружи, спокойно или нет.

Они вышли на «Сухарной площади». Валера удручённо уселся на лавочку в вестибюле станции, а Афанасий ненадолго исчез. Вернулся, вытер лоб платком – Зорин понял, что его пасут.

– Двое духов наверху. Не могу сказать наверняка, но мне показалось: Алатырёв и Бабогуров. Небо, Небо, до чего дошли ветрогоны Балясны! Рода друг против друга стоят!

– Что будем делать, Афанасий Фёдорович? – сдвинул брови Валера.

– Не знаю, соколик, не знаю... – протянул граф и сел рядом. Положение их казалось безвыходным.

Но тут двери подъехавшего из Гиблово поезда распахнулись, и на платформу вырулила Санчес. Зорин подскочил со скамьи и бросился к ней. Санчес, увидев его целым и невредимым, облегчённо выдохнула, однако обнять себя не позволила.

– Изи, Зорро, я только проветрился! Сейчас опять буду тобой пахнуть, папа запалит.

– Саш, там духи наверху, и у Вия мой «айкос», – пожаловался Валера. – А со станции через десять минут всех погонят, метро закрывается.

– Расслабься, я всё пофиксю, – подмигнула Санчес. – Забыл? У меня его фамилия.

– Он убил Стасю, – напомнил Зорин.

– Я – не Стася, Зорро, – заявила дочь Малюты. – Супердевушки не прячутся¹. Пойду, скажу папе «привет». Мутаборнешь во вторую серьгу?

Комментарий к 48. Погоня ¹ – слова из любимой песни Санчес «Supergirl» группы «Reamonn».

====== 49. Агилла ======

Валере страшно было представить, как Сашка Яхонтова станет объясняться с отцом. Но она беззаботно вдела серьгу-Зорина в ухо на место настоящей и двинулась к выходу со станции. Кивнула духам. Те подплыли к девушке и взяли с двух сторон под руки.

– Великодушно прости, – прогудел один из них. – Но мы обязаны показать тебя хозяину.

– Что с Агиллой, Гур-Баба? – без обиняков спросила Санчес.

– Скрылся.

– Славно.

Манера её речи резко изменилась с дурашливой скороморошьей на другую – властную и правильную. Валера понял, что Санчес настроена серьёзно. Малюта ждал в знакомом «Бентли». Духи затолкали Санчес в машину на заднее сиденье, и у Зорина в очередной раз за ночь появилась возможность разглядеть врага вблизи. Теперь Яхонтов был зол и уже даже не скрывал этого. Санчес, видя его набыченность, усмехнулась и сказала:

– Привет, пап.

– Твои проделки? – он потряс Валериным «айкосом» перед носом дочери.

– Соскучился по дому. Решил проведать, – объяснила Санчес.

– И что проведала?

– Всё. – Валера не видел лица подруги, но понял, что она насмешливо улыбается. Ему ответ Санчес показался верхом безалаберности, но Малюта, вместо того, чтобы придушить девушку, злобно надулся.

– Пап, ты ж знаешь, мне не нужно являться к тебе домой, чтобы ведать, – кажется, Санчес целенаправленно нарывалась на неприятности. Либо троллила Вия. – Поздравляю с очередным освобождением. На сей раз давно пора было, я считаю.

Малюта сумел улыбнуться дочери, но не ответил благодарностью на поздравление.

– Летаешь, значит? Я запретил тебе летать по моему городу, – зло проговорил он.

В ответ Санчес залилась низким смехом и отобрала у отца «айкос». Зажгла, затянулась паром, выпустила струйку Малюте в ноги.

– Ты что, меня боишься, пап? – в голосе Санчес звучала издёвка. – Это из-за маминого проклятья?

– Ты не летать должна, ты залететь должна, – осадил её Малюта. – Зря что ли мне Харитон за тебя выплатил десять миллионов? В других смыслах ты меня не интересуешь. Не хочешь же ты заявить, что бесплодна, как твоя покойная мачеха?

– Ну, – продолжала нагло улыбаться Санчес. – Мы с Лёньчиком не торопимся. Сперва на ноги станем, мир поглядим, поживём для себя, и потом уж... Годам к сорока, может быть.

– Зажилась ты на свете, доченька.

Страшные слова, сказанные бытовым тоном. В ответ Сашка залилась смехом только громче, однако её смех был резким, отчаянным. Так смеются перед виселицей.

– Зажился я, или нет, решать не тебе. И не мне. А маминой земле.

– Эта земля моя по праву силы. И тебе на её благосклонность рассчитывать не стоит. Я решаю, сколько тебе отведено. Уясни это, наконец.

Санчес примолкла, обдумывая слова отца, и потом выдала с прежним благодушием:

– И что только мама в тебе нашла, пап.

Малюта издевательски хмыкнул, пригладил бородку.

– Того, кем тебе никогда не стать. Мужика. Радуйся, что я пока добр к тебе. А то могу убрать, как твоего сукана-брата. Давай, Саша, обеспечь себе ещё девять месяцев жизни. Как раз успеешь на мир насмотреться. Роди мне наследника и сдохни, ошибка Неба.

– Ты мне угрожаешь, – вздохнула Санчес. – Пап, ещё немного, и я вправду решу, что ты меня боишься.

– Пошла вон! – Малюта собственноручно вышвырнул дочь из машины.

Колдовской «Бентли» почти сразу исчез, растворившись в мороси дождя. Санчес побрела по улице, засунув руки в карманы, потом опомнилась, вытащила серьгу из уха, бросила оземь. Валера предстал перед нею и, не в силах ничего комментировать, просто обнял, прижал к себе. Санчес не плакала, лишь горько усмехалась.

– Забирай соску, – она сунула Зорину «айкос», – и больше не вифи¹, Зорро.

– Спасибо тебе, дорогая, – с чувством сказал Валера и взял девушку за плечи. – Санчес, честное слово. Я готов положить жизнь на то, чтобы что-то изменилось.

Она прищурила на него Малютины раскосые глаза и изрекла с несходящей с губ улыбкой:

– Хочешь панч? Я смотрю в будущее и вижу там тебя живым.

– Если б мне ещё знать, что делать, чтобы им остаться, – невесело хмыкнул Зорин.

– «Делай, что должно, и будь что будет», – ответила Санчес девизом рода Яхонтовых.

Они пошли по улице вместе, постепенно промокая под дождём. Помолчав, Санчес спросила:

– Зорро. Ты тоже ждал промежа?

– Нет, – вздохнул Валера. – Я полюбил Дарину. И не хотел детей. Думал, что у меня дурная наследственность. Хотя, – он выдохнул в серое, внимательное небо и потёр лицо, – так и оказалось.

Она издала грустный смешок, и зажмурилась от брызнувшего им в лица света фар. Валера было напрягся, предположив, что это веренулся Вий, но с облегчением узнал в подъехавшем и облившем их с Санчес внедорожнике «Кадиллак» Леля. Тот высунулся из окна, смерил Санчес тревожным взглядом выбеленных глаз.

– Как ты, айси?

– Всё колдово, – улыбнулась та и полезла в машину к бледному, трясущемуся Паше.

– Дроссель, по ходу таки сравнил тёплое с мягким? – заметила Санчес.

– Пошла ты! —огрызнулся Дрокин.

– Пашка, не кипяти, гейм овер, – она пригладила его вихры.

– Зорро, ###ть, респект вселенский, – Лель протянул Валере исписанную рисунками руку. – Это был криповый заход, но подэшили на всю. А твой перекид в виджи полный ауф!

– Он убил Стасю, – напомнил себе и друзьям Зорин.

– Плак, – отреагировал Чернобоков. – Ты её трахал?

– Эм, – затушевался Зорин. – Как тебе сказать...

– Да не обламывайся. Я тоже, – признался Лель, и Валера понял, кого Станислава Брониславовна держала в соседней башне Сити.

– Да кто её не трахал! – подал голос Паша и слабо улыбнулся.

– Из нас пятерых только я один, – важно заявила Сашка, а Зеф предпочёл промолчать и уставиться на дорогу.

Они вернулись домой, побросали одежду в стирку, залезли в джакузи. Валера достал мобильник, открыл страницу каталога экипировки для глиссеров и вновь засмотрелся на Jeto Cutty Sark ограниченной версии. Изумительный лётный костюм. В мире планировалось выпустить всего три экземпляра, и один – для абсолютного рекордсмена скорости ветра – Войцеха Буковски. Валере было жалко денег, но Вия невозможно было победить в чём мать родила. Удрать от него – может быть, но одолеть...

– Закажи, сокол, – дозволительно кивнул Афанасий. – Усадьбу не купили, зато у тебя броня будет. Закажи, род тебе велит.

И Валера оформил предзаказ.

Санчес, оказавшись дома, начала заметно нервничать. Лель пытался приставать к ней с нежностями, но колдунья игнорировала его ласки, и явно волновалась. Валера понял – она переживает за своего духа. Наконец, раздалось хлопанье кожистых крыльев, и Агилла вырвался из стены апартаментов. Он тяжело упал на паркет, хрипя и заливая всё вокруг черной кровью. Дух был изорван в бою, но нашёл в себе силы вернуться к хозяйке. Санчес просияла радостной улыбкой, не торопясь покинула джакузи, и принялась обтирать Агиллу полотенцем, приговаривая над каждой его раной заговоры.

– Два брата камень секут, две сестры в окошко глядят, две свекрови в воротах стоят. Ты, свекор, воротись, а ты, кровь, утолись; ты, сестра, отворотись, а ты, кровь, уймись; ты, брат, смирись, а ты, кровь, запрись. Брат бежит, сестра кричит, свекор ворчит...²

Агилла смотрел на неё преданно и нежно, терпеливо ожидая конца лечебных процедур. Ребята-колдуны наблюдали за их ласками. Валера видел, что десятирукий дух очень дорог Санчес, хотя она недавно, не моргнув глазом, отправила его в неравную и жестокую схватку. Последняя царапина на лиловой коже Агиллы затянулась, Санчес взяла его за рога на подбородке и крепко поцеловала.

– Спасибо тебе, мой хороший. Релаксни.

– Спасибо?! – взвился Валера. – Она говорит духу «спасибо», и он не сбегает?

– Не сбежит он, – ответил Дрокин.

– Почему?

Зорин недоуменно смотрел, как Санчес помогает Агилле забраться в джакузи, как заботливо отмывает его могучие крылья от крови и грязи. Как дух блаженно улыбается хозяйке.

– Агилла к ней сам прилетел год назад, – шепнул Пашка. – Он ничего не помнит и не говорит. Но у него огромная сила. Сила их рода. Это её бумер.

– Что?! – вдруг понял Валера.

– Кто бы как его не диссил, он мой любимый старший бро, – Санчес обвила духа руками, и тот преданно зарычал. – Папа отморозил его после рипа, чтобы прикрыть зад перед бумерами. А он придул ко мне. Это братская любовь, Зорро. Мой бро меня любит даже с перекида в добби³. А я люблю его. Даже башку выкрасил в его цвет. Ты меня однажды вспомнишь, да, бро? – она всхипнула, взяла Агиллу за уши и ласково потрепала. Тот обнажил клыки и лизнул хозяйку.

У Леля зазвонил телефон, и, увидев кто его хочет в ночи, Чернобоков покинул ребят, ушёл в сторонку, начал говорить приглушённо и неразборчиво.

– Вот и Харитон зачекинился, – процедила Санчес.

– Начинается, – проворчал Паша.

– Что начинается? – встревожился Валера.

– Всякий кринж. Впрочем, ничего нового! – развёл руками Дрокин.

Лель закончил разговор и упал обратно в бассейн. Он был мрачен и молчалив, а на расспросы отбрехался, что отец им недоволен. Валера видел, что Лель будто бы решает для себя нечто важное, но не хочет говорить об этом друзьям.

– Ну и дела, – между делом сообщил Валере Афоня, когда они отправились домой на Сухарку. – Ну и дела, кутенька, с родом Малютиным творятся.

– Что ты имеешь в виду? – с родом Малютиным творилось много интересного, и потому Зорин уже устал удивляться.

– Девке выдали проводника! Когда ещё такое бывало? – изумлялся Афанасий. – Да мало того, при живом отце-колдуне. Не смекаешь? – он хитро покосился на потомка.

– Ну его же отец убил и заколдовал, чтобы он к своим не умотал и не рассказал правды... – попытался объяснить Валера ситуацию с Владом Скопидомовым.

– Нынешние колдуны сами не знают родовых порядков! – заявил Берзарин. – Глупость со стороны Малюты думать, что можно хоть как-то утаить от рода козни! Род обмануть нельзя! И единственный повод по которому Шурке, девке, даден проводник – это то, что род Яхонтовых отрёкся от Малюты. Род уже решил его участь. А он в силу гордыни об этом не ведает.

– Но Влад ничего не помнит и не говорит! – возразил Валера.

– Это не имеет значения, Валерушка. Девка-ветрогонка попросила проводника, и ей его выдали! Это означает только одно: её, а не отца Яхонтовы считают главой! Невидаль, честно слово. Но ведь так и выходит!

– Хочешь сказать: «мы уже победили, просто это ещё не так заметно?⁴» – улыбнулся уставший Зорин.

– Хочу сказать, что Малюту обязательно надо одолеть, вот что хочу сказать. Он как медведь-шатун. Безумен, обречён и опасен.

– Ну это-то, мил граф, заметно каждому! – сказал Валера и раскурил «айкос».

Комментарий к 49. Агилла ¹ – «вифить» – игр.слэнг. «промахиваться»

² – заговор на утихание крови из книги И.П. Сахарова «Русское народное чернокнижие».

³ – Малюта обратил Влада духом после смерти, чтобы тот не соединился с родом Яхонтовых и не сдал преступление отца. У Агиллы утрачены память и речь, но он до сих пор верен сестре, так как она в нём нуждается.

⁴ – строчка из песни группы «Аквариум» – «Пока несут саке».

====== 50. Проклятья ======

Настя Столетова вошла в парк и сразу поняла: в её заповедном месте творится что-то очень недоброе, чудно́е. Она чувствовала под ногами землю, а под землей – сущность. Неукротимую, зловещую, неподкупную. Насте впервые за год не более, чем позволяли зайти на вверенную пращуркой территорию. И это пугало. Кроме того, дурное предчувствие, скребущее душу с мая, одолевало пуще прежнего. Настя впервые с Дашкиной смерти, заглушившей скорбью и переживанием всякое ви́дение, чувствовала: скоро начнётся настоящая буря. Скоро её жизнь изменится навсегда. Насте было не горько, а жутко, и непонятная тревога не желала угомониться, обернуться обыкновенным нервяком. Предчувствие имело под собой веское основание, но какое – Столетова не могла взять в толк. Она отправилась к мавкам и издали заслышала среди оживлённого девичьего щебета плач нового голоса. Настя ринулась к русалкам.

– Настя! Настасьюшка! У нас новая сестра! – восклицали мавки.

Да, среди них появилась новенькая. Столетова без труда опознала Стасю и пришла в ужас. Станислава Брониславовна – с длинными зеленоватыми волосами, бледными чертами, сорочкой до пят и звенящим голосом – короче, русалка русалкой, безутешно плакала, пока другие сестры кружили подле неё и пытались успокоить.

– Он убил меня-а-а. Он обманул меня-а-а, – причитала на все лады Стася. – Ох, что теперь делать-та-а-а! Я ж ему жизнь отдала-а-а! У меня ж пять абортов за десять лет!

– Что?! – попыталась влезть в её горе Настя, раздвигая посохом девчонок.

– А ты как думала! – истерично огрызнулась на неё Яхонтова и отползла по берегу ручья. Остальные мавки предупредительно зашипели на злюку, защищая ведунью. – От хорошей жизни я такая? Малюте сына подавай, а где я его возьму, если у него уже был! А дочек ему не надо-а-а... Додумалась от Влада зачать, да жить хотелось больше! Вовремя сообразила, скинула плод. Только Малюта все равно уби-и-ил... – она злобно нацелила зенки на Настю. – Уж не из-за тебя ли, стерва? Не к тебе ли он повадился? Мразь! Дрянь! – Стася вскочила и, шипя, бросилась с выставленными когтями на Столетову. – Дрянь, глаза вырву!

Другие русалки с таким же шипением скрутили Стасю и макнули пару раз головой в ручей. Настя стояла ни жива, ни мертва, силясь понять случившееся.

– Настя! Настя! – девочки вдруг заозирались и потащили Стасю прочь. – Малюта в небе! Настя! Прячься! Прячься, родимая!

– Вот ещё не хватало! – несмотря на неприязнь к Стасе, в Столетовой поднялась праведная злость за её и чужие страдания. Она ждала Яхонтова с посохом наизготове.

«Все, урод, достал, – метались гневные мысли в голове. – Подвинул всё-таки жену, окаянный».

Малюта, мрачнее той самой тучи, из которой слетел, выступил из волнующихся потоков ветра и недобро зыркнул на Настю. Он был невыспавшимся, помятым и почти таким же злым, как ведунья.

– Надеюсь, ты настоящая, – прорычал Яхонтов. – Видала мой подарочек? Нравится? Кого следующим удавить прикажешь?

– Что? – сверкнула васильковыми глазами Столетова.

– Удавить кого, спрашиваю! – повторил Вий угрожающе. – Оглохла, что ли, ведьма? Тебя не могу тронуть, уговор блюду. А других – сколько хочешь. Вот и выбирай. Или ты отдаешь посох и замуж за меня идёшь, или кто-то из твоих умрёт. Парень у тебя есть вроде, пожарник этот. Годится?

Он явно был не в себе, и Настя тут только осознала, как этот психопат ей надоел со своими бесконечными злодеяниями. Уж Серёгу она точно в обиду не даст! Проклятый Вий перешёл все границы дозволенного.

– Слушай сюда ты, жирный кусок колдуньего дерьма, – нараспев сказала Настя, наставляя на Малюту посох, – кто козни строит – сам себя схоронит!

Деревья в ответ на её слова разом зашумели, загоготали гневными человеческими голосами, корни поползли из дёрна к Яхонтову. Тот фыркнул и обернулся смерчем, но Столетову было не унять: в ней заговорили все ведьмы грибовской земли разом.

– Заклинаю, чтоб твою чёрную душу драли в клочья такие же черти, как ты сам. Чтобы тебе с твоей властью надвое разломиться, шестью вихрями взвиться, чтобы трехголовый пёс вогнал тебе в горло кость! Чтобы не было тебя ни на Земле, ни на Небе, ни в памяти, ни на слуху, ни на духу! – Настя наступала на гигантский вихрь Малюты, а тот отбегал все дальше и дальше. – Катись отсюда, и считай дни до кончины, болдырь без роду-племени!

Столетова понимала, что слова вылетают из её рта помимо воли. Она ощущала жар ярости во всём теле – это не Настя злилась, это возмущалась сама Балясна, уставшая от гнёта Вия. И Вий отступал. Но убежать ему не дали. Заворочалась земля под ногами, огромный червь о трёх головах, а в остальном – гельминт-гельминтом, вылетел из недр Грибова и набросился на Виеву воронку. Настя завизжала и осела наземь, не понимая, что на свете могло породить это сиамскоблизнечное существо. Ей сразу подумалось про собственное проклятье о трёхголовом псе. Чудовище завертелось в вихре Малюты, на камни у Неприкаянного ручья брызнула кровь, раздался исступлённый рык колдуна. Малюта отбросил червя на несколько метров. Тот сотряс землю падением, выпустил прицельно по Вию струи тягучей слизи, а затем ринулся на него, вращая зубьями в пастях. Воронка Яхонтова оказалась опутана тяжами слизи, червь, ревя, вцепился в противника, Малюта трепал невиданного монстра, наворачивая на себя и брызгая кровью. Столетова больше не могла всё это выносить. С истошным воплем она бросилась бежать, не досмотрев окончания схватки. Настя мчалась через заповедный край, сверкая кроссовками. Совсем как тогда, когда её о прошлом годе попыталась проклясть Аграфена. Только теперь Настя и сама была ведуньей, уже про себя решившей больше никогда не появляться в Гиблово. Никогда-никогда на свете! Пусть всё летит к чертям, с неё довольно! Настя пробежала аж до Петрово и забурилась в спальные кварталы соседнего района. Да, точно, как год назад...

Остановилась. Рухнула на лавочку, прижимая к себе посох и рыча в исступлении.

– Блин! Блин! Бли-и-ин!

В голове прокручивались жуткие картинки, от каждой из которых впору было сойти с ума. Мертвячка Стася. Вий с его угрозами. Настина декламация. И, наконец, всратый подземный житель! Еще в институте Столетова ненавидела паразитологию именно из-за пугающих и мерзких гельминтов, которых волей-неволей приходилось изучать. Но то были черви пусть и метровой длины, но не десяток же метров с лишком! Настю бил мандраж, она хрипела от страха и обнимала себя за плечи. Что это, блин, за животное такое?! И откуда взялось в Грибово? Тут же воскресшее ви́дение безошибочно подсказало: Зорин. Тупой Зорин наслал на неё чудовище! Выгнал ведьму с собственной земли! Настя, едва соображая, что делает, но исполненная желания раз и навсегда разобраться со всеми грёбаными колдунами вместе взятыми, набрала Валерин номер. Тот ответил мгновенно, будто ждал звонка.

– Привет на сто лет! – его радостный оклик превратился в Настином мозгу в издевательство.

– Сука, – замогильным тоном прорычала Настя. – Это твой глист у меня в парке хозяйничает, говори мне?

– Да это не глист, nasty, это Хорёк, мой дух.

– Ты совсем охренел, Зорин?! – продолжала беситься Настя. – Ты, твою налево, смерти моей хочешь?!

– Ха-ха, так вы познакомились? – веселился Валера. – Не бойся его, дурочка, лучше приезжай ко мне в кафе или на Сухарную площадь, я тебе всё объясню!

– Нефиг мне ничего объяснять... Как я устала! Как вы всё затрахали! А ты... Ненавижу тебя! Ненавижу! Всю душу ты мне выжрал! Чтоб тебе пусто было, пёс поганый! – выпалила в сердцах Настя, сжав кулаки. В трубке разом повисло молчание, прерываемое лишь шумным дыханием Валеры.

– Ты... Это ща серьёзно? – обескураженно пробормотал он. – Насть, ты прокляла меня? Меня? За что?

– Я велела тебе не лезть!!! – продолжала бушевать Столетова. – Сам виноват! Не буду извиняться! Не буду брать слова назад! Страдай, как я страдаю!

– Ясно. Я вообще-то защитить тебя хотел, – печально поведал Зорин. – Но раз ты этого так хочешь... Что ж, пусть мне будет пусто, окей. Извини за Хорэйна, и... удачи тебе там в любом случае.

Он повесил трубку. Глянул на обомлевшего Афанасия. Сглотнул, ощущая, как по телу гадким током разливается яд Настиной ненависти.

Допрыгался, утырок. Выбесил ведьму.

– Ладно... – пожал острыми плечами. – Можт и ничего. Она сгоряча, Афонь. Она не хотела плохого. Не хотела проклясть, да и силы у неё с гулькин хрен. Не бери в голову, дождёмся Хорька, узнаем подробности, что там в Грибово стряслось.

Но в тот вечер Хорэйн так и не вернулся на Сухарку.

====== 51. Ошибка ======

– Серёж, я, наверное, больше не буду ездить в парк, – призналась Настя Баянову на следующее утро. – Хватит уже, наигралась в ведьму.

Тот вытаращился на неё из ванной с зубной щёткой во рту.

– Да ладно, – буркнул, исчез за дверью, прополоскал рот, вылез, присел к Насте. – Чё, вправду что ли, Настён? Не шутишь?

– Не шучу, – твердо ответила Столетова.

– Вот те на, – Серёга, светясь надеждой, взял её за руку. – Радость-то какая! Наська за ум взялась! Насть, а Насть. Слушай, я всё ждал, когда ты образумишься. И дождался вот, – он вздохнул, собираясь с духом, и выпалил: – выходи за меня замуж?

Что-то больно кольнуло в сердце. Настя услышала такие желанные, заветные слова от надежного, славного парня, к которому испытывала влечение и уважение, и казалось бы, ей нужно взлететь на седьмое небо от счастья. Но Столетова внутренне скукошилась, как потревоженный аквариумный анемон. Еще полгода назад она действительно была бы счастлива услышать предложение от Серёги. А теперь – просто приняла его потому, что так было бы лучше всем.

– Выйду, – сухая констатация факта. – И... Может быть, уедем жить в Пошново? На юг, к морю.

– Насть, да что там делать? Зимой, вне курортного сезона только лапу сосать, – рассудил Баянов. – Нет, тут, в Балясне заживём. Как жили. Только ты – с моей фамилией! Красота?

– Да, – вздохнула Настя, убеждая себя, что поступает правильно. Хотя бы «женой Вия» не станет, и на том спасибо.

...Хорэйн не явился ни следующим днём, ни назавтра, ни послезавтра. Валера был мрачен и всё время думал о том, что случилось с духом. Страшно сказать: беспокоился о черве! Он посылал Ерёму в Гиблово, чтобы хоть что-то понять. Синий слуга явился с пустыми руками и с рассказом о том, что видел близ ручья гигантскую воронку изрытой земли и брызги крови на деревьях, причём, кровь принадлежала человеку, колдуну. Валера мог назвать только одно имя, чей обладатель теоретически справился бы с Хорэйном, и от этого становилось только тревожнее. Зорин перекидывал безоаровое кольцо с пальца на палец, и слышал, как далеко от Сухарной башни колотит твердь огромным телом его запертый друг. Но где? Никто из окружения Берзарина не имел понятия.

В конце концов Лель предложил помощь в поисках червя. Ведь терять такого имбового добби не хотелось никому. Валера охотно принял его идею отправиться искать тамагочи, и парни решили начать с Гиблово, где Хорэйн обитал в последнее время. Зорину показалось странным, что Лель вызвался ехать с ним только в компании Зефа, без Дрокина и Санчес. Но потом Валера догадался, что Чернобоков, учитывая косяки прошлой вылазки, решил взять на миссию самую сильную часть их команды.

Ночью выходного дня Зорин в сопровождении скомороха и духов доехал до парка, чтобы осмотреть место сражения Вия и Хорька. Кровь успел смыть ноябрьский дождь, но оставшаяся воронка и впрямь выглядела внушительно: как рытвина от авиабомбы. От неё шли борозды вспаханной зубами Хорька земли. Кое-где виднелись полосы срезанной коры на деревьях. Было видно, что червь сопротивлялся изо всех сил, но его изловили и похитили. Валера стоял в угрюмом раздумье и слушал журчание Неприкаянного ручья, когда Лель вдруг хлопнул его по плечу и развернул к себе. Валера не ожидал от скомороха такого внезапного панибратства, но то, что случилось дальше стало ещё большей неожиданностью. Чернобоков ткнул Зорина пальцем в живот, в его выбеленных глазах Валера прочитал суровую решимость. Раздался резкий хлопок выстрела, внутренности разорвало нестерпимой болью. Валера застонал, уцепился рукой за рукав толстовки Леля и, подкосившись, рухнул ничком к его ногам в листву и грязь. Сквозь пелену боли он услышал отчаянный вопль Афанасия:

– Ермолай!!! Защищай барина!!!

И последующий оклик Зефа:

– Джермаль, стой!

Сквозь гул в голове и нарастающую слабость Валера попытался хоть что-то понять. Из бокового положения он видел двух духов – берзаринского и велесовского – и тут уж сумел сличить их внешнюю схожесть.

– Цеффири? Брат мой, – ошарашенно прорычал Ерёма. – Ты ли это?

– Джермаль, это я, – сказал Зеф. – Идём со мной.

Валера осознал, что его не спасут. Тем временем, несмотря на яростные протесты Афони и попытки проехаться по расписанному лицу коварного скомороха призрачными кулаками, Лель присел к поверженному Зорину и сказал ему:

– Ничего личного, братишка. Так велено. Тебе лучше ливнуть из цифры, а ринг я заберу, – Чернобоков сочувственно потрепал его по волосам. Потом взял бессильную Валерину ладонь и снял с его пальца рубиновый перстень. Больше Зорин ничего не слышал, так как потерял сознание.

Следующим мгновением он увидел себя в парке. Леля и Зефа с Ерёмой след простыл. Стояла холодная осенняя ночь, накрапывал дождик, деревья блестели от влаги. Валера не успел как следует оглядеться, как кто-то сильными руками схватил его за плечи и закричал в лицо:

– Сокол мой! Сынок... Да что ж ты делаешь! Дыши! Дыши, Валера, дыши!

Зорин понял, что его крепко сжимает Афанасий. Даже почувствовал кожу ладоней графа, запах табака из его рта и прикосновение лба ко лбу. Он оказался чуть ниже Зорина, но гораздо мощнее телесно.

– Афонь, я...

– Не говори, счастье моё, делай вдох. Ну-ну, Валерушка, больно, знаю, но ты вдыхай поглубже.

Зорин через адскую боль в животе постарался надуть лёгкие воздухом.

– Вот молодчина.

Он сразу же обнаружил себя лежащим лицом в грязи, а Афоня квохтал над ухом:

– Ненаглядный мой. Открой глазки. Открой, Валера, опомнись.

– А...фонь...

– Вот так, вот так, – Афанасий, уже опять призрачный, тревожно заглядывал Валере в открытый глаз. – Умница мой. Сокол, подымись, родимый. Сдюжь, найди силушку.

– Афонь, я тебя... Чувствовал, – с трудом выдавил Зорин.

– Ты к праотцам хотел отправиться. Дух из тебя чуть не вышиб паяц, ну да будет о том. Надобно тебе встать. Встанешь, сынок?

Зорин попытался хоть голову поднять. Безуспешно. Сил не было.

– Переверни меня, Афонь.

– Если б я мог, мальчик мой дорогой, – Афанасий бормотал на ухо, – Ерёму-то нашего увели. Тебе самому только и придётся. Прости меня, Валерушка, – вдруг заплакал он. – Прости дурака старого, наивного. Я ж думал, они – друзья! Ох. Невдомёк мне было, ничему жизнь баламошку не учит... Вставай, Валера, вставай. Живой ты, самое главное, что живой.

Зорин сделал очередную безуспешную попытку подняться или хотя бы перевернуться. Пальцы рук и ног гнулись и были чувствительны, но сила ушла полностью. Осталась только едва терпимая боль от выстрела Леля. Зорин понимал, что это всего лишь скомороший морок, что он не ранен взаправду, но физические ощущения были реальны до безобразия.

– Афонь. Никак.

– Охти Господи... – зарыдал старый граф, заметался по парку. – Небо, Небо, что же делать... Кого позвать? – вдруг он остановился, подбоченился, глянул на Валеру. – Ведьму. Настасью Петровну.

– Нет... – Зорин даже сумел выдать отказ в голос – вышел хриплый, замогильный стон. – Нет, Афонь! Нельзя её... Запрещаю.

– Сокол мой! Ведь единственная надежда тебя спасти... Я кликну. Ты прости меня! Но я кликну.

– Афоня, стой. Я, глава рода, приказываю тебе, остановись. Ей тут небезопасно... Они могут её караулить... Понимаешь?

– Понимаю, – граф подошёл, провёл невесомой рукой по волосам отпрыска. – Понимаю, зеница ока моего. Спасать тебя надо. Я за ведьмой. Обернусь скоренько, ты дыши только, Валерушка.

– Афоня! – попытка удержать его закончилась для Зорина новым обмороком.

Настя Столетова вновь не находила себе места. И легла-то, вроде, раньше Серёги, и даже успела уснуть, а потом вскочила в ночи и вся обратилась в волнение. С сентября с ней такого не было. Настя топталась на кухне в компании мяукающего Чижика и пыталась успокоиться. Может быть волнение накатило из-за тяжелого дня на работе, или от осознания неизбежности предстоящей свадьбы с Серёгой. Но скорее – оттого, что в её заповедных, отринутых местах творилось лихое.

– Какое мне дело, – Столетова хлебнула чай. – Я же всё решила. Хватит.

– Мяу, – возразил ей Чижик с соседней табуретки.

Посох стоял на балконе. Выкинуть его Настя так и не смогла, запрятала к лыжам.

– Ну что там могло случиться, Чиж?! – она потрясла перед котом чайной ложкой и полезла в холодильник за тортом.

Ночное жречество конечно, было последним, чем стоило сейчас заняться, но Столетова слетела с тормозов. Отрезала себе добрый кусок «Наполеона», притараненного папой, и едва успела пару раз проткнуть его ложкой, как в кухню заглянул граф Берзарин. Настя вылупилась на него и наперво подумала, что очень досадно оказаться застигнутой в ночи с тортом в обнимку. Но Афанасий Фёдорович на то внимания не обратил.

– Настасья Петровна... Прошу извинить за поздний визит и беспокойство, но...

– Фто? – Настя прожевала торт, – что случилось?

Берзарин нервно промокнул лоб платком.

– Валерий Николаевич. На него в парке напал скоморох, худо с ним, Настенька...

Столетова, будто сама могла обращаться в вихрь, ни слова не говоря, бросила ложку в раковину, помчалась на балкон за посохом и принялась тормошить спящего Серёгу.

– Баянов! Подъём!

– Что?! Что за хрень?! – тот подскочил с кровати.