Текст книги "Змея Давида (СИ)"

Автор книги: g.allena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 52 страниц)

========== Пролог ======

Апрель 1998 года

– Люмос!

Слабый голубоватый свет от палочки слегка раскидал по углам плотную тьму нежилого дома. Женщина в черной куртке и джинсах, неслышно ступая по пыльному полу, проследовала из узкой прихожей в комнату. Дойдя до дивана, обессилено повалилась на него и потушила палочку.

В полной темноте начала расстегивать куртку, стащила ее с себя и небрежно бросила рядом. В комнате было не топлено, она почувствовала озноб во вспотевшем теле и тут же набросила куртку обратно на плечи.

Закрыла глаза. По телу разливалась свинцовая усталость, смешанная с болью от ушибов и недовольством собой. Как она могла позволить себе настолько расслабиться, чтобы разгуливать без маскирующих чар по лесу, кишащему егерями! Слава Мерлину, это были всего лишь егеря, не шибко умные, не шибко умелые громилы, годные лишь на то, чтобы хватать несчастных подростков-маглорожденных, отлученных от школы, а не Упивающиеся во главе с этой лохматой тварью, Беллой. Нет, она определенно родилась в рубашке!

Схватка оказалась на удивление короткой, они явно не ожидали нарваться на серьезное сопротивление. Наверняка, не узнали ее в лицо, хотя Министерство не поскупилось на бумагу, чтобы распечатать ее фотографию с пояснением «особо опасна, грязнокровка». Бараны! Как будто грязнокровки могут учиться на Слизерине…

Вырубить этих ребят было легко, достаточно, оказалось, запустить в одного из них «сектумсемпрой», чтобы привести двух других в состояние легкого ступора и наложить на них заклятие окаменения. Убивать не стала, хотя «сектумсемпра» все равно означала смерть от потери крови и болевого шока без должного вмешательства. Если они знают контрзаклятие, то спасут своего незадачливого дружка. Ну, а если не знают, что ж – одной мразью на земле станет меньше. И совесть ее мучить не будет.

Шея ныла, словно на ней весь день каталось не меньше десятка малолетних шалопаев. Она подняла обе руки и начала массировать затекшие мышцы, вминаясь в них тонкими пальцами, слегка царапая ногтями и перекатывая по коже тонкую серебряную цепочку с двумя подвесками на ней – маленькой серебристой змейкой с изумрудным глазком и шестиконечной звездой Давида.

Закончив растирать шею, женщина склонилась к полу и стала нащупывать что-то около дивана. Найдя нужный предмет, она поднесла его к глазам. Это был пакет молока, утащенный накануне ночью из закрытого мини-маркета. Вообще-то до такого она опускалась редко, но в тот раз у нее не было с собой ни пенса, ни кната, чтобы заплатить, а есть очень уж хотелось.

В холодном пустующем доме молоко прекрасно сохранилось до сегодняшнего вечера. Она извлекла из внутреннего кармана куртки пакет с помявшимися круассанами и, вытащив один, жадно впилась в него зубами. Как любила говаривать тетя Сара, война войной, а обед по расписанию.

Тетя Сара… Лицо женщины против ее воли расплылось в улыбке. Господи, как же она умела материться! Красноречию коренной жительницы Одессы могли бы позавидовать даже ее земляки – биндюжники, это были даже не ругательства, а высокохудожественная словесная вязь на трех языках – русском, украинском и идише, способная привести в восторг любого лингвиста, не страдающего излишней впечатлительностью. И надо же было ей так нелепо умереть – в свое время избежать смерти в концлагере, чтобы на девяностом году жизни погибнуть от руки трех отморозков с волшебными палочками!

В наследство от тети ей и достался этот пустующий с девяносто шестого года домик в Шеффилде, а также навык сквернословить на трех языках сразу. Что, учитывая сложившиеся обстоятельства, не так уж и плохо. В доме этом искать ее никто не будет, а умение матюгаться позволяет неплохо отвести душу, когда на ней особенно паршиво.

Она вынула из кармашка куртки, наглухо застегнутого молнией, фотографию, сделанную с «полароида». Снова засветила кончик палочки и уставилась долгим неподвижным взглядом на изображенного на ней ребенка – спящего мальчика двух месяцев от роду. Женщина гладила глянцевую поверхность фотографии кончиком пальца и тихо улыбалась своим мыслям.

Покончив с ужином, она встала. Обошла дом, проверила все охранные чары, наложила еще парочку для надежности, затем снова проследовала в комнату, повалилась на диван, свернулась калачиком и, прижимая к груди палочку, провалилась в черную пустоту.

====== Глава 1 ======

Диана Беркович проснулась от того, что кто-то тихонько поливал ее водичкой из маленькой лейки и приговаривал:

– Вставай, балда, зелья проспишь!

Она вскочила, словно ее подбросило взрывом, но глаза так и не смогла открыть. И неудивительно – до трех часов ночи она просидела в обнимку с книгой по усовершенствованным способам защиты от Темных искусств, стибренной вечером в библиотеке с помощью мантии-невидимки. Поэтому сейчас только по голосу она узнала свою соседку по спальне слизеринских девчонок – Хильду Мелвилл.

Чертыхаясь, она наскоро плеснула холодной водой себе в лицо, сунула в рот щетку с порцией зубной пасты и, жуя ее словно жвачку, торопливо начала одеваться. Опоздать на зелья – то еще удовольствие, «Гроза и Ужас подземелий» будет до смерти рад опять оставить ее на отработку!

Что и говорить, профессор зельеварения Северус Снейп оставлял Диану Беркович после уроков с регулярностью, которой могли посочувствовать даже ненавидимые им студенты Гриффиндора. Причем не за неуспехи в зельеварении, а за длинный язык, излишнюю самоуверенность и неистребимое желание постоянно с ним спорить и доказывать. А этого грозный декан их факультета не позволял даже своим.

Идя по длинным готическим коридорам в кабинет зельеварения, Диана не могла избавиться от ощущения, что этот урок кончится так, как кончались, по меньшей мере, 50 процентов всех подобных уроков, а именно – отсидкой вечером в его кабинете и физической работой. Поэтому она, на всякий случай, желая поспорить с судьбой, выбрала стол подальше от профессорской кафедры и загородилась от него котлом, надеясь спокойно поработать.

Но если уж ей с утра казалось, что день не обещает быть приятным, значит, так и будет. Не успела она собраться с мыслями, рядом с ней возникла массивная фигура Сидни Перкинса – громилы, дебила и садиста, от которого плакали все третьекурсники. Привычным движением ткнув ее в спину кулаком, он с глумливой ухмылкой спросил:

– Ну что, грязнокровка, поработаем?

Перкинса Диана ненавидела до дрожи в руках, до удушливого желания убить. Ей, конечно, и раньше тыкали в глаза ее полукровным происхождением, но Перкинс на мелочи не разменивался, безоговорочно переведя ее в категорию «недочеловеков», коими являлись в его понимании все маглорожденные. Перкинс был ее главной «головной болью» на всем факультете, на котором у нее и без того был минимум друзей – ее яркие способности и успехи в учебе вызывали порой открытую зависть чистокровных волшебников. Полукровки на Слизерине – явление достаточно редкое и они довольно часто становятся своего рода «отщепенцами» и предметом насмешек. Таким уж «отщепенцем» Диана не была, но все же сильно отличалась от основной массы слизеринцев, которые по обыкновению вели себя довольно нагло и, разгуливая по школе, только и искали способа злобно подшутить над студентами других факультетов. Диана никогда не принимала участие в их жестоких забавах, ее чаще можно было видеть или в библиотеке, обложенной увесистыми томами, или в компании ее близкой подруги Хильды.

Поначалу, конечно, большинство слизеринцев из семей магов не в одном десятке поколений отнеслись к ней как ко всякой безродной полукровке, попадавших к ним на факультет. То есть начали «проверять на прочность» излюбленными способами – насмешками, становившимися все злее, подножками, «сюрпризами» в виде взрывачек, подсунутых в сумку или подложенных на стул, игнорированием и издевательством над ее «ученостью». Диана первое время терпела, надеясь, что постепенно к ней потеряют интерес и отстанут, но потом поняла, что смиренность жертвы только раззадоривает эту «золотую молодежь». И она приняла правила игры – отвечала оскорблениями на оскорбления, диверсиями на злобные розыгрыши, ударами заклятий в спину на такие же удары. Издевательства кончились в один прекрасный день, когда однажды в их общей гостиной к ней подошел староста факультета, под общие аплодисменты надел ей на голову серебристо-зеленый колпачок со змеиной мордой и объявил, что она прошла посвящение и теперь она – настоящая слизеринка.

Большинство преподавателей относились к ней с симпатией, как к любой прилежной и способной ученице. Большинство, но не ее собственный декан. Диана для Снейпа была самой раздражающей из всех слизеринских учеников, раздражающей тем, что, во-первых, никогда не могла удержаться от того, чтобы не «сверкнуть интеллектом», когда ее мнения никто не спрашивал, во-вторых, в ответ на язвительные замечания не молчала, а сразу начинала спорить.

Диана давала себе слово держать язык за зубами, что бы там ни сморозил Снейп в ее адрес, не перебивать его во время объяснения материала вопросами, которые казались ей важными и не задирать руку с видом человека, знающего все на свете и даже больше. Когда ей это удавалось, поток язвительных замечаний в ее адрес от профессора обычно иссякал, но ее терпения хватало буквально на пару уроков. Потом она снова лезла на рожон со своим «авторитетным мнением» и послушно отсиживала вечера в компании молчаливого зельевара, отдраивая котлы без помощи магии. В конце концов, эти отсидки стали таким обычным делом, что Диана даже перестала воспринимать их как наказание. Правда, на снятие баллов за ее выпендрёж Снейп тоже не скупился, что было редкостью, обычно такой чести удостаивались студенты Гриффиндора, но не Слизерина.

Вот и сегодня Диана приготовилась к тому, что ее опять оставят после уроков, но причиной на этот раз будет не сам Снейп, а этот придурок Перкинс. Дав себе слово не поддаваться искушению надеть ему котел на голову, Диана со всем возможным усердием приступила к созданию Раздувающего зелья. Ее старания возымели весьма внушительные результаты – всего за половину отведенного времени ей удалось сварить его настолько прилично, что даже Снейп не нашел к чему придраться. Но зато он нашел, чем занять ее на оставшиеся пол-урока.

– Беркович, помогите Перкинсу доварить зелье. Боюсь, что самостоятельно он провозится до Второго пришествия. Вам все равно нечем заняться.

«Не было печали…» Диана сквозь зубы и с раздражением принялась подсказывать Перкинсу, что надо добавлять и в каком порядке. Но этот упырь вместо благодарности только скалился и пихал ее в бок кулаком размером с грейпфрут.

И Диана разозлилась. Ей стало все равно, пусть Снейп оставляет ее сегодня, напугал, тоже мне! И, воспользовавшись моментом, когда Перкинс отвернулся, она сунула руку в карман, вынула оттуда горсть молотого «чили» и сыпанула в котел Перкинса.

Эффект превзошел все ее ожидания! Мощная струя цвета желчи взвилась под самый потолок, обляпала его и разлетелась ароматными брызгами по классу, осев живописными пятнами на мантиях студентов и их лицах. К счастью, зелью так и не суждено было стать Раздувающим, поэтому дело ограничилось только ожогами. Несколько капель долетели и до Снейпа и украсили его черную мантию. Перкинсу же досталось больше всех – ему обварило руки и уделало всю мантию с головы до ног.

Начавшийся было в классе «детский визг на лужайке» моментально стих, как только Снейп с белым от ярости лицом повернулся к ученикам. Диана постаралась изобразить глубочайшее изумление, честно глядя в мрачные черные глаза «любимого» преподавателя. Но, как всегда, обмануть Снейпа ей не удалось, она лишь в очередной раз убедилась, что «Гроза и Ужас подземелий» умеет читать чужие мысли.

Подойдя к ней, Снейп уставился на нее в упор и тихо, почти ласково, спросил:

– Ну?

Диана только неопределенно пожала плечами:

– Сэр, я не знаю, что Перкинс туда бросил, я только подсказывала ему… – Это она всё!– завопил ошпаренный Перкинс. – Марш в Больничное крыло! – рявкнул на пострадавшего Снейп, затем больно схватил Диану за руку повыше локтя, тряхнул ее и процедил: – Это ваша работа, мисс. У этого олуха ума бы не хватило устроить такой фейерверк. Так что вы бросили в его котел? – Ничего, сэр, – Диана была готова упираться до последнего.

Бесполезно. Снейп отпустил ее левую руку, взял правую и начал пристально изучать ее ладонь. Поднеся к носу, принюхался и спросил:

– Чили? – после чего, посверлив ее взглядом, вынес вердикт: – Сегодня в шесть вечера, здесь.

На четвертом курсе Диана научилась воспринимать неприязнь к ней Снейпа как должное, а тот, кажется, смирился с тем, что ее легче не замечать, чем пытаться перевоспитывать. Теперь если он и устраивал ей отработки, то как-то по инерции.

Как-то гостя дома на Рождество, Диана разжилась у приятелей пачкой «Лаки страйка», которую привезла в Хогвартс с намерением тихонько скурить ее в перерывах между занятиями и тренировками по квиддичу (она играла охотником в команде Слизерина). Несколько дней ей удавалось весьма успешно уединяться в коридоре третьего этажа, куда доступ был запрещён категорически всем учащимся, но ее игры во «взрослую жизнь» закончились по обыкновению неожиданно и бесславно.

Едва она, облокотившись на запыленную статую горгульи, успела с наслаждением затянуться и пустить пару неплохих колечек из дыма, как услышала шорох мантии за спиной. Странно, но она даже не задалась вопросом, кто же это может быть, в полной уверенности, что попалась по полной программе. Поэтому нисколько не удивилась, увидев Северуса Снейпа собственной персоной.

Под его взглядом она бросила сигарету на пол и затушила ее ботинком. Снейп продолжал стоять, с прежним непроницаемым лицом глядя на нее в упор. Затем он протянул в ее сторону руку ладонью вверх. Все поняв, Диана обреченно вложила ему в руку всю пачку. Поглядев на название, Снейп хмыкнул:

– Не слишком ли крепкие, Беркович? И зажигалку тоже.

Диана опустила голову. Первый раз в жизни она стеснялась посмотреть ему в глаза, не говоря уж о том, чтобы начать по привычке спорить. Насладившись ее смущением, Снейп изрек:

– Сегодня в восемь в моем кабинете. Гарантирую, скучно вам не будет.

Отработка выглядела как две больших коробки, наполненные какими-то ветхими бумажками. Все их следовало перебрать в алфавитном и хронологическом порядке, а совсем истершиеся переписать заново и заменить. Это были личные дела учившихся здесь ранее студентов, дисциплинарные карточки, а также выписки из дипломов.

Поставив обе коробки на стол перед Дианой, Снейп объяснил ей ее работу и добавил:

– Пойдете к себе, когда закончите всё.

«Чудный вечер в компании со старыми пыльными бумажками… Ладно, не бурчи. Все лучше, чем драить котлы или перебирать флоббер-червей без перчаток».

Диана погрузилась в работу. Ничего не отвлекало ее в этом мрачном тихом подземелье, которое она так ненавидела раньше и которое почему-то перестало вызывать в ней отрицательные эмоции. Снейп сидел за своим столом, перебирая пергаменты и время от времени что-то в них писал. «Давно надо было начать курить, чтобы он назначал мне такие отработки», – хихикнула мысленно.

Так прошло часа три. Диане хотелось есть и спать, но из гордости она не допустила и мысли, чтобы пожаловаться на это профессору. Вместо этого она подняла голову и начала его разглядывать. Странно, но прежнего раздражения по отношению к нему она не испытывала. И еще – почему-то ей стало его жалко. Явно же у человека нет других дел и радостей, как доводить до нервной икоты и ступора студентов своими язвительными комментариями и придирками, а потом оставлять их после занятий и снимать с них баллы. Разве это жизнь?

Снейп, привлеченный внезапной тишиной за ее столом, поднял голову. Их взгляды встретились. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, затем профессор спросил:

– Что-то не так, мисс Беркович?

Диана отрицательно покачала головой и снова уткнулась в пыльные, пропахшие мышами бумажки.

Когда она, наконец, закончила, на часах было уже около часа ночи. Все тело ныло, особенно шея, в носу чесалось от бумажной пыли, а в глаза словно насыпали песка. Еще раз оглядев результаты своего труда, Диана вежливо кашлянула и сказала:

– Сэр, я закончила.

Она ожидала, что Снейп захочет проверить ее работу, но тот только кивнул и ответил:

– Спасибо, можете идти к себе, – и добавил: – Вы отлично поработали.

Это было настолько неожиданно, что он не прибавил столь обычную для себя колкость, что Диана уставилась на него, ожидая продолжения или же приглашения продолжить завтра ковыряться в старых архивах. Но Снейп молча уткнулся в свои пергаменты.

– Что-то еще, Беркович?– он заметил, что она по-прежнему стоит возле стола и не уходит. Диана отрицательно покачала головой. – Если вы рассчитывали, что я верну вам ваши сигареты, то напрасно, – Снейп криво усмехнулся. – Спокойной ночи.

====== Глава 2 ======

Семестр не задался с самого начала. И то, что Снейп застукал ее с сигаретой в запретном коридоре, были еще цветочки. На первой же тренировке она огребла бладжером по затылку и неделю провалялась в Больничном крыле. Потом она поругалась с Хильдой из-за того, что подрались их совы (Хильда сочла, что Диана натравливает свою сову на ее, тем более, что всем в школе был известен талант Дианы повелевать животными без всякой дрессировки). А кульминацией всего стала безобразная драка в Большом зале между Дианой и Перкинсом.

Все началось с того, что Перкинс подсунул навозную бомбу в ее сумку, и та взорвалась, изгадив и сумку, и все ее содержимое. Но это была ерунда, с помощью несложного заклинания Диана избавилась от последствий взрыва. Следующим было заклятие «глиссео», от которого Диана поскользнулась на ровном месте и грохнулась под общий хохот дружков Перкинса, ударившись копчиком о каменный пол. Силясь не стонать от боли, она с трудом поднялась и ответила «экспелиармусом», от чего Перкинса отшвырнуло метров на пять и ударило о стену. И они начали стрелять друг в друга одним заклятием за другим, так, что упражнения в Дуэльном клубе показались лишь легкой разминкой. Летевшие мимо заклятия сметали тарелки и кружки со стола, разбивая из вдребезги, опрокидывали скамейки. Свидетели, вначале с интересом наблюдавшие за их перепалкой, сочли за лучшее отойти на безопасное расстояние, чтобы их не задело. А Диана, красная от бешенства, начала использовать заклятие, с силой швыряющее предметы в противника. Пару раз она попала в Перкинса, но что ему была какая-нибудь кружка или ложка! Зато он повторил заклятие за ней и запустил в нее графином с остатками тыквенного сока. Графин попал ей по лицу. Диана упала на пол, глаз ее начинал затекать и наливаться багровым синяком. Только тут студенты додумались броситься за старостами, которые оттащили Перкинса и отнесли Диану, которая была почти без сознания, в спальню к девочкам.

Им несказанно повезло, что в зале в тот момент не было ни одного преподавателя. Удивительно было и то, что оба старосты догадались не доложить декану Слизерина Снейпу о том, что двое его студентов чуть не покалечили друг друга.

Диана сквозь слезы разглядывала себя в мутном зеркале в пустующем туалете для девочек. Синяк и отек под глазом стараниями мадам Помфри почти совсем сошли, но все еще были заметны. Но не синяк был причиной ее слёз. Диана больше не могла терпеть от Перкинса словечек типа «грязнокровка» и «шушера» . «Грязнокровка» была тем более обидной, что Диана была не маглорожденной, а полукровкой – ее мать была волшебницей, просто о ней в волшебном мире никто не знал, так как она нигде не училась, а родилась вообще в СССР. Надо было что-то делать с этим, но что? Отец Перкинса – крупная шишка в Министерстве магии, и из Хогвартса его за такую ерунду не выпрут. Самым простым было пойти и пожаловаться на него Дамблдору, всем известно его более чем лояльное отношение к маглорожденным студентам. Но этот способ казался Диане не только примитивным и низким, но и недостойным настоящего волшебника. Решать эту проблему надо было при помощи магии и только ее – так решила Диана. Осталось только разработать план мести и приступить к его осуществлению. Главное было устроить все так, чтобы никто не понял, что месть – это ее рук дело.

Но времени на обдумывание планов мести у нее так и не появилось. Кто-то распахнул дверь в туалет пинком ноги, и на пороге возник Перкинс в сопровождении третьекурсника-слизеринца Джонни Мида. На лице его отчетливо читалось желание расправиться с ней без свидетелей. Как он пронюхал, что искать ее надо в туалете Плаксы Миртл, неясно, но Диана поняла, что дела ее плохи, по-настоящему плохи. Она одна, в туалет никто не придет и криков ее не услышит, а выражение рожи Перкинса не сулит ничего хорошего.

– Джон, встань у двери, – Перкинс медленно начал подходить к Диане, вертя в руках палочку. – А я поучу как следует нашу грязнокровочку, которая позорит наш факультет!

То, что произошло потом, Диана помнила, словно в тумане. В полной уверенности, что сейчас должно произойти что-то страшное, она выдернула из рукава свою палочку и на автомате крикнула:

– Экспелиармус!

Палочка Перкинса вырвалась у него из рук и покатилась по полу. И тут Диана вновь направила свою палочку на ошалевшего Перкинса и заорала:

– Круцио!

Крик Перкинса, повалившегося на грязный пол туалета, заполнил пространство, отражаясь от стен. Краем глаза она видела вытянувшееся от ужаса лицо Мида. Не отрываясь, Диана смотрела на корчившегося от нестерпимой боли Перкинса и не убирала от него палочку. С одной стороны его истошные крики неприятно резали слух и нервы, вызывая желание прекратить пытку, с другой – она поймала себя на том, что испытывает садистское удовольствие от того, что причиняет боль тому, кто изводил ее все четыре года ее учебы в Хогвартсе.

Диана, наконец, убрала палочку, и крики Перкинса перешли в сдавленные стоны. Ее сознание не покидала странная раздвоенность, в ней словно поселились две совершенно разные личности. Светлая ужасалась ее действиям, темная же подталкивала продолжить экзекуцию, подначивала, «разводила на слабо», твердила, что Перкинс сам собирался сделать с ней то же самое. Ей казалось, что голова ее сейчас закипит.

– Сволочь, заткнись!!! – крик, сорвавшийся с ее губ, предназначался не Перкинсу, а своему темному «я», которое, чуя победу, усилило натиск. Перкинс жалобно заскулил, думая, что она собирается повторить заклятие, но через мгновение дверь резко распахнулась, и на пороге возник декан Слизерина. Не говоря ни слова, одним движением палочки он обезоружил застывшую Диану, затем подошел к лежащему Перкинсу, внимательно посмотрел на него, перевел взгляд на Диану и тихим от сдержанной ярости голосом спросил: – Ну что, мисс, балуемся непростительными заклятиями? Вижу, вам не терпится быть исключенной из школы! Вы хоть понимаете, что творите? Или для вас новостью будет то, что использование любого из этих заклятий означает минимум десяток лет в Азкабане?!

Повисла долгая пауза. Диана, вызывающе задрав подбородок, уставилась куда-то в пространство, решив, что если ей действительно придется распроститься со школой, то какая теперь разница – узнает Снейп о том, почему она использовала непростительное заклятие или же так и останется в неведении.

Поняв, что объяснений ему придется ждать долго, Снейп железными пальцами схватил Диану за запястье и потащил к выходу. Другой рукой он поднял за шиворот Перкинса. На ходу бросив Джонни Миду «Вы тоже за мной», он поволок их обоих в свой кабинет.

Заперев дверь изнутри, Снейп сел за свой стол и уставился тяжелым взглядом на насмерть перепуганную троицу. Диана, заложив руки за спину, глядела куда-то в сторону, упорно стараясь не встречаться глазами с деканом. Перкинс смотрел в пол, и только Мид взглядом кролика, завороженного удавом, таращился на Снейпа.

Тишина стояла такая, что было слышно, что творится на улице (а кабинет Снейпа находился в подземелье). Наконец, не выдержав, тот спросил:

– Кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что произошло? Беркович, вы вообще понимаете, что вы натворили? Я всегда был невысокого мнения о вашем воспитании, но непростительные заклятия – это даже для вас чересчур. Что такого вам сделал Перкинс, что вам стало наплевать на все законы и правила?

Диана продолжала смотреть в сторону, на полки, уставленные разнообразными банками, колбами и прочими сосудами с разнообразной заспиртованной гадостью, и мучительно старалась не расплакаться.

– Перкинс, может, вы нам поведаете, как вам удалось довести мисс Зазнайку до такого состояния?

Перкинс залился краской и еще ниже опустил голову.

– Отлично. Значит, я сейчас иду к Дамблдору и ставлю вопрос о вашем отчислении.

И тут от двери раздался писклявый голосок:

– Он называл Диану грязнокровкой, сэр…

Повисла очередная гнетущая пауза, а затем Снейп спросил, обращаясь к Диане:

– Это правда?

Не получив ответа, он повторил вопрос:

– Перкинс, отвечайте это правда?

Перкинс продолжал молчать.

– Рассказывайте, Мид. – Он…– заикаясь, начал Мид, – называл ее грязнокровкой и… говорил, что ей не место на Слизерине и… ее надо проучить… – Сколько раз он так называл ее? – Всегда… Когда видел ее, называл…

Диана, наконец, решилась перевести взгляд на декана. Тот глядел куда-то вбок, по лицу его пробежало странное выражение, словно отголоски каких-то воспоминаний. Затем, не глядя на Мида, произнес:

– Мид, вы можете идти. Помалкивайте о том, что произошло, иначе будете иметь дело со мной. А с вами, – это Диане и Перкинсу, – будет особый разговор…

Весь оставшийся семестр превратился для Дианы и Перкинса в одну сплошную отработку. Мойка котлов, уборка в больничном крыле, возня с реактивами и компонентами для зелий без перчаток – фантазия у Снейпа была богатая, а работы в Хогвартсе – непочатый край. Диана не знала, что он наговорил Перкинсу (и наговорил ли вообще), но после случая в туалете тот боялся даже смотреть в ее сторону. Кроме многочасовых отработок для каждого из них существовало и другое наказание: для Перкинса – страх, что эта психованная может в другой раз просто убить, а для Дианы – муки совести и стыд. Больше всего она боялась, что о ее «подвиге» узнает мать. К тому же Снейп снял со Слизерина целых пятьдесят баллов, чего не делал раньше никогда. И, чтобы доконать ее окончательно, лишил ее квиддича, дисквалифицировав до конца учебного года:

– Чтобы вы как следует прочувствовали то, что натворили, сообщаю вам, что поле для квиддича вы теперь сможете видеть только со зрительской трибуны. И это еще при условии, что я не найду вам другого занятия на время матча. -Сэр, – чуть дрожавшим от сдержанных слёз голосом сказала Диана, – если Перкинс еще раз обзовет меня или нападет, я сделаю это снова. И можете выгонять меня, мне все равно… – Не нападет, не бойтесь, – хмыкнул Снейп. – Вы уверены?.. –но Снейп вместо ответа так посмотрел на нее, что она снова сочла за лучшее заткнуться и не вступать в дискуссию.

Снейп выполнил угрозу – первого матча семестра Диана не видела – она отсиживала «срок» в классе зельеварения. О результатах игры ей сообщил Тони Лакост – вратарь и капитан слизеринцев:

– Мы продули!!! Мы продули и кому – Хаффлпаффу!!! И ты знаешь с каким счетом?! Пятьдесят – двести восемдесят!!! Их ловец поймал снитч, и они выиграли!!!

Диана, которая и без того была в достаточно гнусном настроении, огрызнулась:

– А я-то тут причем!!! Я не виновата, что у нашего ловца глаза на заднице, я всего лишь охотник!!! – Да? А ты знаешь, кого мы были вынуждены взять вместо тебя? Джека Лори! Да он на метле еле держится и ворот в упор не видит от страха! – Возьмите другого! – Кого другого? Другие еще хуже! – Позаимствуйте игрока у Гриффиндора, они будут рады услужить!

Лакост истерически засмеялся, но потом, успокоившись, спросил:

– За что Снейп на тебя так взъелся? – Да ну, – пряча глаза, ответила Диана, – ты что – Снейпа не знаешь, слова ему против не скажи… Это за нашу с Перкинсом потасовку в Большом зале. – Да, Перкинс – редкий утырок, – согласился Лакост. – Как его вообще на Слизерин взяли, он же бездарен как табуретка. – С таким папочкой как у него можно родиться сквибом и учиться в Хогвартсе. – Слушай, а может попросить Дамблдора, чтобы он попросил Снейпа, чтобы тот разрешил тебе играть? – заискивающе спросил Лакост. – Не вздумай! – испугалась Диана. Не хватало еще Дамблдора впутывать в наши разборки!

«Не хватало, еще, чтобы директор узнал о том, что произошло в женском туалете! Я тогда точно вылечу из школы!»

Теперь она еще больше времени проводила в библиотеке, в часы, свободные от отработок и тренировок. У нее была мантия-невидимка, правда, уже довольно старая и поэтому плохо скрывающая, но если не двигаться в ней, когда кто-либо рядом, она еще позволяла создать иллюзию отсутствия. Ее так и подмывало с помощью этого «камуфляжа» тайком забраться в запретную секцию и разжиться там очередным фолиантом о темных искусствах, но теперь она вынуждена была стать тише воды, ниже травы, достаточно уж того, что она совершила. Суровость наказания при отсутствии явного состава преступления привела к тому, что на нее сочувственно начали поглядывать деканы других факультетов. Как-то декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл тихонько спросила ее, когда она выходила из класса после урока трансфигурации:

– Девочка, что же вы такого натворили, что профессор Снейп так вас наказал?

Диана смущенно улыбнулась и постаралась придать своему голосу и выражению лица максимально простодушное выражение:

– Как всегда, профессор, дерзила на уроках. Просто на этот раз перестаралась.

МакГонагалл покачала головой:

– С ним так нельзя, это все знают. Я знаю вас как очень способную ученицу с огромным потенциалом, но вам следует научиться держать под контролем свой характер, это сильно пригодится вам в будущем. Да, если вы будете продолжать учебу столь же успешно, как это было всегда, вы имеете все шансы поступить в Аврорат.

Диана захлопала глазами. Карьера аврора, этого «волшебного спецназа» – что может быть круче! Странно, почему ее раньше не посетила эта идея?

Мысль поступить в авроры засела в ее голове с прочностью ржавого гвоздя в сыром полене. Она и так была частым гостем в библиотеке и в классе по отработке заклинаний, но теперь практически не вылезала оттуда. Обложившись учебниками и дополнительной литературой по защите от темных искусств, трансфигурации, заклинаниям, зельям, она не поднимая головы, читала, записывала, зарисовывала, пропускала обеды и ужины, спала на истории магии и прорицаниях, витала в облаках на уроках по уходу за магическими тварями и вообще, казалось, потеряла интерес к происходящему в школе. На уроках Снейпа она теперь помалкивала, если он отпускал очередное язвительное замечание в ее адрес, только хмурилась, но не вспыхивала как маков цвет и не принималась спорить.