Текст книги "Солнечный чародей (СИ)"

Автор книги: Flower Aire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Том несколько вжал голову в плечи. Отвечать как Поттер… было несколько волнительно.

– Это чертовски долгая история, профессор. Я должен рассказать вам что-то важное перед тем, как объясню, что случилось.

– Хорошо, – кивает Дамблдор. – Но после я настоятельно прошу тебя ответить на все вопросы.

Том принимает согласный вид и начинает рассказывать. Через секунду ему уже кажется, что мир внезапно становится совершенно иным.

Он рассказывает так подробно, как никогда не рассказал бы Поттер, вечно упускающий важные детали и старающийся разглядеть картину в целом. Он говорит так быстро, что путается в словах и проглатывает гласные иногда – и это чертовски странно и пугающе, потому что Том из тех людей, кто говорит мало и вдумчиво. Он говорит так, будто не говорил целую вечность, и теперь слова нужны ему больше, чем воздух. И еще… он говорит о том, что считает Гарри другом. Разумеется, он отзеркаливает, и выходит так, что Гарри считает другом его, но смысл от этого не меняется, и Том действительно рассказывает о своей привязанности. Впервые, если не брать в расчет то, что все вокруг знают, что Нагини его любимица. Более того, он говорит это Дамблдору, тому самому Альбусу Дамблдору, который ненавидел его все школьные годы – весьма взаимно – и которому совершенно точно не стоило бы рассказывать о раненом василиске, их ночных поцелуях и о том, что Волдеморт так сильно боялся войны в детстве, что Дамблдору стоит устыдиться за его настойчивое желание сплавить странного мальчишку подальше в его маггловский приют.

Дамблдор не перебивал, только слушал и загадочно сверкал половинками очков, которые в свете тусклой желтой магической лампы казались янтарными.

А потом Том выдохся. И закончил все одним предложением.

– И тогда я решил, что только Волдеморт может помочь.

Это тоже было правдой. Только Волдеморт мог не препятствовать ему. Он уже стар, честолюбив и не так умен, как раньше. Но он все еще великий маг. И Том бы хотел встретиться с ним лицом к лицу крепко стоящим на ногах. А не в теле хрупкого мальчишки Гарри Поттера.

– Вы хотели задать вопросы? – напомнил Том после того, как они провели пару минут в молчании.

Дамблдор не выглядел пораженным, не выглядел и умиротворенным. Он был похож на сомневающегося в жизни старого ворона. Который все боится открыть рот, чтобы ничего не случилось с сыром.

– Я… ценю, что ты рассказал мне, Гарри.

– Вы уже знали от МакГонагалл, верно? Я не говорил вам не потому, что не доверяю вам. Но потому, что вы не должны делать выбор.

– Выбор, мой мальчик?

Том посмотрел в сторону. Да, именно так.

– Вам есть за что сражаться с Волдемортом. И он ненавидит вас столь же сильно, как вы его. Но только вас, не меня. И, позволяя мне продолжать видеться с ним или не позволяя – вы делаете выбор, который не может делаться вами. Вы не можете позволить мне, потому что я доверяю вам, но не вверяю свою жизнь в ваши руки. Если раньше вы хотели защитить меня, то теперь вы не можете этого делать, и я сам решу, как поступать и чего опасаться. И если мой выбор будет неправильным, это не будет вашей виной. Точно так же как вашей виной не будет и то, что из меня не получилось сделать героя. Наверное, Гермиона гораздо лучше подошла бы на эту роль. Или любой другой волшебник.

Дамблдор молчит, не переставая улыбаться нетвердо и как-то грустно. Так проходит несколько минут, и теперь Том не торопит его.

– Тем не менее, Том, пока я жив, и Хогвартс, и Англия, и все те, чьи сердца горят верой в справедливость и равные возможности для каждого, будут под моей защитой.

Том пожимает плечами.

– А Гарри – под моей.

Комментарий к Глава 43

* – «Нам нужен мир, и желательно весь»: Джем – Нам нужен мир

п.с. ребят, я тут собираюсь поступать в КФУ, который в Казани, может быть по счастливому стечению обстоятельств среди вас есть кто-то оттуда или те, кто тоже хочет поступать в КФУ? Было бы классно найти друзей на месте еще до поступления, ехех

========== Глава 44 ==========

Сириус снова переступает границу, но Джеймс ни за что не позволит себе одернуть его. Сириус для него гораздо больше, чем просто друг со школьных времен, и Гарри едва не несется к матери, рассказывая о том, что у папы и крестного слишком крепкая дружба. Разумеется, рассказывать он будет шутливо, да и Лили воспримет все не всерьез, но тем не менее. Сириус бесстыдно пользуется тем, что Джеймс обожает его. И тем, что Гарри обожает его. Он привык получать от семейства Поттеров все, что потребуется. И давать взамен то, что может потребоваться от него. Сириус. Старый добрый Сириус.

Сон начинается спокойно и тихо: Гарри вспоминает их общие вылазки в Хогсмит. Гарри тогда было пятнадцать, а Джеймс взял с собой лучшего друга, чтобы не было скучно выслушивать болтающего о квиддиче сына. Это были самые обычные выходные, и Гарри даже позволили попробовать сливочного пива в тот день.

Но все оборачивается кошмаром слишком быстро, чтобы Гарри понял, в какой момент это произошло. Перед ним – мрачное темное помещение, посреди которого – Арка Смерти. Совершенно бесполезная, если подумать, но величественная и пугающая. Гарри смотрит в нее, будто в зеркало Еиналеж, но не видит родителей. Он видит Сириуса, стоящего прямо напротив. Скрытого слоями серебристого тумана. Мертвого Сириуса.

Когда Гарри открывает глаза, он ловит себя на мысли, что не понимает, было ли это сном или воспоминанием. Том не показывал ему смерть Сириуса, и сам Гарри… он был почти уверен в том, что с Сириусом все в порядке. С Сириусом должно быть все в порядке. Его родители – Лили и Джеймс – погибли в ночь на Хэллоуин, но не Сириус. Не могли же погибнуть все? Все, кого он любит. Нет, не может быть, что Сириус и Белла…

Гарри жадно ловит ртом воздух, пытаясь закричать или хотя бы сбросить сковавшее его тело напряжение. У него не выходит ни первого, ни второго, и все, что остается – это смотреть в идеально белый потолок поместья Малфой и пытаться успокоиться. Получается неловко, медленно, вязко. Он почти чувствует, как тело дюйм за дюймом начинает оживать, но это вызывает куда меньше радости, чем должно. Он не уверен, что когда он окончательно придет в себя, что-то изменится. Он все еще заперт в самом себе. Он все еще вынужден примиряться с тем, что все, что ему дорого, оказалось лишь выдумкой.

И еще Том. Упрямый Том. Гарри надеялся, что он сможет взять себя в руки и договориться с Волдемортом о чем-то, но он…

Гарри замялся, понимая, что не может подобрать продолжение фразы. Что он?

Гарри попытался вспомнить, что Том делал, когда контролировал его тело, если это можно было так назвать. Он смутно помнил, что Том холодно говорил с Волдемортом о… чем-то. Дальнейшие размышления на эту тему принесли лишь головную боль. Возможно, Том не хотел, чтобы Гарри вспоминал об этом.

– Все в порядке? – спрашивает Гарри у него.

После он молчит несколько бесконечно длинных минут, наполненных звенящей тишиной. Том не отвечает. Возможно, потому, что все действительно вышло из-под контроля, и он не собирается признаваться. Или еще по любой другой причине – это же Том Риддл, он никогда не объясняет свое молчание. Тогда Гарри спрашивает снова, гораздо упорнее. Но Том молчит.

– Том? – нервно повторяет Поттер.

В его голове тихо. И… пусто.

Том вспоминает все ругательства, которые узнавал в период своей бурной – относительно – молодости, общаясь с совершенно разными слоями общества. Некоторое время он даже был дружен – настолько, насколько это вообще возможно быть другом Тома Марволо Риддла – с выходцем из Ирландии, который не мог произнести и предложения, не ставив между слов бранное слово, и это тоже на него повлияло.

К счастью, судьба позаботилась о том, чтобы вокруг Тома большей частью находились приличные люди, иначе бы его страсть к обучению не обернулась бы ничем хорошим.

Сейчас ругательства ему не особо помогли, а вот бомбарда максима, пущенная в зеркало – вполне. Тело слушалось его плохо. Магия текла где-то глубоко-глубоко под кожей, и Том чувствовал ее не лучше, чем люди чувствуют давление крови в венах. Но это было не худшим. Худшим было нечто другое.

Я должен был это учесть. Но я даже подумать не мог, что он опустится до подобных… подобных…

Том спрятал руки под одеяло, не в силах смотреть на тонкие юношеские ладони. Это было проблемой. Он был почти бессмертным. Крестраж изменялся крайне медленно. Достаточно медленно для того, чтобы к моменту, когда Гарри состарится и умрет, его тело повзрослеет в лучшем случае на полгода. В этом и была суть крестражей – они делали тебя практически бессмертным. Не тебя самого, но твое тело и разум. Впрочем, настоящему тебе от этого пользы никакой. И ты решаешь, что использовать глупейшие приемы – неплохая идея.

Том сжимает зубы так сильно, что они скрипят. Конечно же, он может пользоваться заклинаниями морока. Но он не может перестать быть подростком. Сколько ему? Есть хотя бы лет шестнадцать? Потому что на вид – не больше десяти.

Он, определенно, ненавидит Волдеморта. Вот Том никогда бы не сделал ничего подобного. Он с большей радостью прикончил бы свою копию.

Выровнять дыхание и унять злость удалось только через час. Том знал это, потому что тщательно отсчитывал секунды, чтобы успокоиться. Обычно это помогало. Однажды Беллатриса ждала сорок минут и три секунды, чтобы остаться среди живых после своего грандиозного провала. Тогда он был многообещающим Темным лордом. Сейчас он был ребенком. Снова.

Том медленно растянул губы в улыбке. Она получилась хищной. Совсем не такой, как та, что украшала губы милого юноши Тома Риддла. Того Тома Риддла, который должен был стать как минимум Министром магии. Как максимум – мужем маггловской наследницы английского престола.

Том попытался это исправить. Улыбка стала надменной.

– Что ж, Гарри придется удовлетворяться этим, – медленно произнес Том, осмыслил произнесенное и выругался снова.

Определенно, удовлетворяться – не то слово, которое он должен был произносить в этом теле.

Он потратил еще какое-то время на то, чтобы прийти в себя, а потом взял с тумбочки кольцо Мраксов. Оно было пустым. И совершенно безопасным. Воскрешающий камень еще был внутри, и у Тома действительно ушло достаточно времени на то, чтобы уговорить Дамблдора с ним расстаться – в этом вопросе он действительно смог воспользоваться врожденным красноречием, а не угрозами – но Гарри незачем об этом знать. Для Гарри это кольцо должно было быть только кольцом. Пусть и спрятанным в золотистый шарик.

– Гарри Мракс… хуже, чем Гарри Поттер, но куда лучше, чем Гарри Слизерин. Он был прав. Однажды это должно было случиться.

Гарри Том собирался навестить позже, когда тот придет в себя. Хотелось бы, чтобы он мог хотя бы удивиться по-настоящему, а не вопить от ужаса где-то глубоко внутри. Он потерял энергии достаточно, чтобы вынужденное оцепенение было оправданным. Лучше так, чем порванные мышцы.

Гарри-Гарри-Гарри. Все еще мысли только об этом мальчишке.

Том положил кольцо в глубокий карман рубашки и распахнул дверь. За ней предсказуемо оказался Слизнорт, который в теории должен был следить за тем, чтобы с его «подопечным» не случилось чего-то непредвиденного. По виду старого зельевара казалось, что он скорее хочет вскрыть Тому горло ножом для писем, чем желает ему всего наилучшего. Он не собирался требовать от Слизнорта чего-то другого. Он вообще не собирался с ним контактировать.

Слизнорт непонимающе моргнул и уставился на закрытую дверь. Том прошел мимо, оставаясь незамеченным. Его магия все еще была жидкой и ускользающей. Но его умение играть с разумом других стало идеальным. Он чувствовал, что с легкостью может получить место Министра магии, заставив миллионы волшебников отдать свой голос за него.

Впрочем, Том также чувствовал, что он совершенно здоров.

Голова начала кружиться, как только он зашел за угол.

Том переложил папку с документами с одного края стола на другой. И снова. Люциус нервно следил за движениями темного мага, стараясь уловить момент, когда нужно будет бросаться на пол, чтобы избежать шального проклятия, еще до того, как он наступит. Пока что ничто не предвещало беды. Но обычно это и называлось «затишьем перед бурей».

– Ты был у мальчика, Люциус? – спрашивает мужчина медленно, будто смакуя слова.

– Да, милорд, – поспешно кивает Малфой. – Удалось избежать отмирания кожных покровов, главная опасность мино… – он резко замолкает, когда понимает, что говорит не о том мальчике.

Его больше не интересует Гарри Поттер. Совершенно нет. Прошло время, когда Гарри был светом надежды для всего магического сообщества – по крайней мере, английского – и когда его активности действительно стоило опасаться. Прошло время, когда за него нужно было бороться. И прошло то время, когда с ним нужно было считаться. Гарри Поттер… простой мальчик, потерявший родителей. Обычный маг, каких миллионы. Обычный подросток, которых чуть меньше, но которых тоже чудовищно много. Ему больше не нужен был Гарри Поттер.

– За ним наблюдает Гораций Слизнорт, милорд, – исправляется Люциус и слышит тихий смешок.

Гораций Слизнорт был презираем ими обоими. И он очень хорошо это знал.

– Считаешь, Гораций переживет эту ночь? – между делом интересуется маг, вновь касаясь документов.

Люциус что-то отвечает, но и сам не замечает, что именно. Он смотрит на резкие движения мужчины. Нервные. Испуганные. Обычно он никогда не касается чего-то так часто, но в минуты разочарования, гнева или недовольства пытается перевернуть все с ног на голову. Обычно – буквально.

– Что вы будете делать дальше, милорд? – осторожно спрашивает Люциус.

Волдеморт замирает на мгновение, но после вновь тянется к бумагам.

– Дальше?

– Что бы ни случилось со Слизнортом, он придет за вами. Том Риддл.

– Ты достаточно компетентен в этом вопросе, не так ли? – спрашивает лорд тихо, но так, что Люциус хочет провалиться под землю.

Ему не стоило даже называть мальчишку по имени. Ему не стоило выдавать заинтересованность. Ему не стоило намекать на то, что они могут друг другу противостоять. Люциус видел хмурого замкнутого мальчишку и как никто другой понимал, что он вовсе не так слаб, как хочет казаться. Волдеморт должен был понимать это как никто, но сейчас он только пышет гневом на любые упоминания о нем. Это неразумно. Теперь Том Риддл был совершенно свободен – пусть никто и не мог сказать, как именно себя может и должен вести крестраж – и нельзя было предполагать, что он послушает Гарри и будет улыбчивой маленькой куколкой.

– Когда Гарри попросит о подобном, он поймет, как неразумно открывать рот, не подумав сотню раз перед этим, – раздается голос из-за двери, и та медленно открывается.

Появляется сначала рука, после – совершенно бледное лицо, и только потом он заходит в комнату, взглядом отыскивая поверхность, пригодную для сидения. Бумаги летят на пол от одного его взгляда – Люциус уверен, что слышал тихое заклинание – и мальчишка в длинной белой рубашке садится на стол. Спиной к Темному лорду.

Люциус видит, как цепенеет темный маг. В его голове проносится странная мысль – «Он так сильно боится этого мальчика» – но тут же угасает, потому что Люциус помнит, что было сказано до того, как мальчишка зашел в кабинет. Люциус не хочет, чтобы его читали, как открытую книгу.

– Я могу делать это, но не оповещать, – говорит Том Риддл.

Люциус чувствует острую потребность убраться из кабинета и никогда в него не возвращаться. Лорд Волдеморт встает. Том… продолжает оставаться на месте.

– Ты жив и разумен, – говорит Темный лорд.

– Не в меньше степени, чем ты, – отвечает мальчик, не смотря на него.

У Тома все еще кружится голова, и чувствует он себя отвратительно, но стол – единственная горизонтальная поверхность в этом месте. Он уверен, что здесь были кресла – он видел глазами Гарри, когда тот находился в кабинете – но теперь их не было, и это было неприятно. На столе было неудобно. Он чувствовал, что вот-вот упадет.

– Что ты наме…

– Люциус, займись более важными делами, – прерывает его Том, и Малфой благодарно склоняется и выходит за дверь за ничтожные несколько секунд. – Если ты намерен высокопарно прощупывать почву, это будет неудобно для нас обоих. Ты боишься меня, и теперь действительно есть причины на это…

– Боюсь? – спрашивает лорд Волдеморт, и Том понимает, что мир резко становится другим.

Еще секунду назад он смотрел на стену, теперь же перед глазами был потолок и совершенно бесстрастное лицо лорда Волдеморта. Его лицо. Маг сжимает чужие плечи легко, но чрезвычайно крепко, и Том понимает, что не может двинуться.

– Это тебе стоит бояться меня, – говорит Волдеморт, и сейчас он действительно тот, кем зовется. – Кто ты теперь, Том Риддл? Сынок маггла и нищенки? Любовник полукровки? Кто ты теперь?

Они смотрят друг другу в глаза, и у Волдеморта они глубокого винного цвета.

– Знаешь, что случится, если сейчас я убью Гарри Поттера? Ты не проживешь и суток, ничтожный осколок меня. Что случится, если он вернется в Хогвартс, а ты останешься здесь, в моих руках? Ты станешь сквибом. Жалким и беспомощным. Ты помнишь это чувство, Том Риддл? Быть беспомощным. Знаешь, как это?

Он молчит. Он хочет сказать. Он чувствует, что может сказать. Но он молчит.

– Ты поймешь, что все, к чему ты стремишься сейчас – бесполезное. Ты поймешь, что Гарри Поттер – один из сотен волшебников, ничем не отличающихся друг от друга. Ты поймешь, что все, чего ты – мы – хотел достичь – при достижении обращается в пыль. И ты поймешь уже сейчас, что тебя не ждет ничего здесь. Я не отдам тебе все, что я создал и разрушил, и я не позволю тебе жить вместо меня.

Холодный и размеренный голос успокаивает, и Том закрывает глаза. Спина ноет, потому что столешница жесткая, но он действительно чувствует себя лучше. Главным образом потому, что головокружение отступает.

Ему глубоко плевать, что говорит его копия. Они оба могут многое сказать друг другу, но в итоге мнение сохранят свое. Они никогда никого не слушали. И он, и лорд Волдеморт. И он, и Том Риддл.

– Мы сможем сотрудничать, если перестанем воспринимать друг друга как замену, – прерывает, возможно, вдохновенную речь Том. – Вопрос лишь в том, кто сделает это первым.

Теперь они молчат оба. И оба могут сказать.

Комментарий к Глава 44

ура-ура, почти конец

я так долго этого ждал

13 лет

в азкабане

========== Глава 44,5 ==========

Гарри не помнит многих вещей, и это потому, что Том не намерен оставлять ему даже микроскопическую часть себя. Гарри не помнит, как Том говорит со старым волшебником в его кабинете, не помнит напуганного Малфоя и благодарного Невилла, получившего свою лягушку в целости и сохранности, несмотря на то, что та упала с лестницы и ударилась головой как минимум семь раз. Гарри не помнит, как Том медленно шел по темным коридорам и всматривался в них, пытаясь найти призраки его детства. Страшного детства. Неприятного.

Оно никогда не было таким, каким воображал его Гарри. Он никогда не был популярен – если только у учителей и девушек – он был признан. И это произошло не на первых курсах, а много-много позже. Каждый коридор напоминал ему об этом. Если бы он спустился ниже и добрался до восточного выхода из школы, он обязательно бы разглядел среди камней темные пятна его собственной крови, даже если бы их давным-давно вымыла дождевая вода.

Гарри не помнит, как Том покидает Хогвартс, как задерживает взгляд на хижине Хагрида и долго смотрит на Запретный лес. Он не посещает василиска. Он знает, что его старый друг мертв.

Гарри не помнит, как волшебник подхватывает Буклю, подставляя руку, и не обращает внимания на сдавившие предплечье когти. У совы письмо для Гарри, и Том смотрит на него внимательно, запоминая почерк миссис Уизли, но не вскрывая конверт. Ему незачем знать, кто и что пишет Гарри. Гарри все равно принадлежит ему.

Гарри не помнит, как Том добирается до поместья Малфой – но тот и сам не помнит, как добирается. Он размышляет о чем-то далеком и неприятном, и ноги сами несут его на границу защищающего Хогвартс барьера.

Гарри никак не может помнить и то, что Том долго говорит с Нарциссой о чем-то отвлеченном – с бледной и испуганной Нарциссой – пока Люциус не возвращается домой, и не помнит, как Том говорит ему убедить Волдеморта прийти.

И Гарри совершенно точно не помнит, как Том говорит несколько слов, и как они перестают быть… одним человеком.

Зато Том помнит все это очень четко. И он обещает себе, что никогда больше хрупкий и отчаянно влюбленный мальчишка Гарри Поттер не будет подвергнут опасности по его вине. Потому что обычно сосуд, в котором находился крестраж, разрушался, как только его опустошали.

Комментарий к Глава 44,5

да, это должно было быть отдельно

я не уверена, что знаю, почему, но мне так показалось

========== Глава 45, и еще немного. ==========

Гарри видел, как Том улыбнулся. Холодно, криво и зло. И это было предпоследнее, что Гарри видел. Предпоследнее, потому что сейчас он смотрел в абсолютно белый потолок поместья Малфой, чувствуя, что завитки и барельефы медленно становятся с ним одним целым, создавая самый отвратительный симбиоз, и нет той силы, что может этому помешать. В следующую секунду он не видит их, но видит перед собой Тома, спокойного и грустного мальчика Тома, сидящего перед ним в одной ночной рубашке, и почему-то это вызывает у Гарри приступ животного гнева. Ему хватает мгновения, чтобы податься вперед и вцепиться пальцами в плечи мальчика, разрывая ворот рубашки, и у него ушло бы всего несколько секунд, чтобы избавиться от нее совершенно, но у него не выходит. Заклинание хлещет внезапно и грубо, и он задыхается, тщетно хватает ртом воздух и понимает, что видит перед собой пламя в камине, бьющееся о прутья, неистово ревущее, и пламя шепчет ему. Он слышит тихий, но величественный голос, и голос этот говорит не столько с ним самим, с его жалким и слабым телом, а с ним, с бурей внутри, с сумасшедшими ветрами, которые бьют в очки, когда он летит на квиддичном поле. Толпа ревет, толпа ненавидит его, толпа любит его, толпа хочет получить его полностью и без остатка, толпа хочет видеть его слезы и слышать его стоны, и толпа в мгновение сокращается до одного единственного человека. Этот человек не стар, но и не молод. У него дурацкие круглые очки и невозможные зеленые глаза. Он чем-то похож на него самого, но Гарри знает, маленький мальчик, стоящий перед зеркалом Еиналеж и с упоением пожирающий глазами своих мертвых и никогда не существовавших родственников, знает, что перед ним что-то более сильное, что-то древнее, как сама магия, что-то опасное. Он стоит перед этим человеком, а за спиной у него – плачущий ангел, и Гарри знает, что увидит знакомые фамилии, если повернется и прочитает их на могильных плитах. Он увидит аккуратный готический шрифт и на одном дыхании прочтет имена своих родителей. И свое собственное имя.

Он дышит рвано, и вокруг – темнота. Она не похожа на ночную темноту, она не похожа на темные мантии и темные души. Вокруг темнота, и она душит его, она давит, и она не рассеивается, даже когда он слышит тихий и настойчивый голос.

– Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил-В-Чулане-Под-Лестницей.

Голос везде, и голос пугает его и успокаивает. Он не знает, к кому голос обращается и обращается ли вообще, но он думает, что этот мальчик, Гарри Поттер, должно быть, очень несчастный мальчик. И он пытается дышать, даже когда Дадли снова бьет тяжелым мыском кроссовка в ребра, и когда они трещат резко и громко, когда они трещат и впиваются осколками в легкие, и когда он больше не может дышать, и когда он…

Когда он допивает сладкий, приторно сладкий и лживый, горячий шоколад, и когда видит перед собой лицо Дамблдора, старое и мудрое, доброе и безразличное, и когда поднимает палочку, готовясь произнести заклинание. Вокруг него кладбище, и могущественный маг, старый и мудрый, смеющийся и говорящий с ним, а не с ветрами. Заклинания взрезают сырой воздух, и он понимает, что он – Гарри Поттер, и сейчас он находится в месте, где умер Седрик и умер он сам.

– Гарри Поттер, испуганный мальчик, который хочет успокоиться.

Но успокоение не приходит, как и упокоение, как и что-либо, и он бежит, бежит по нескончаемо длинному атриуму, и он видит, как Беллатриса Блэк, милая, добрая Белла, скрывается в зеленых всполохах, и он не помнит, почему бежал и как здесь очутился, и что еще страшнее, он снова не помнит, кто он.

– Гарри Поттер… мальчик. Тебе стоит бояться меня, но не стоит избегать. Ты не сможешь убежать от самого себя, маленький Гарри, ты никогда этого не умел. Подойди, Гарри, позволь мне все исправить. Мы совершенно одинаковые, малыш Гарри, но мой учитель был гораздо лучше всех твоих.

Мир осыпается осколками, и перед Гарри, маленьким мальчиком Гарри, стоит Гарри. У него совершенно дурацкие очки и совершенно невозможные зеленые глаза. Гарри улыбается холодно, криво и зло, но лишь Гарри делает шаг, улыбка пропадает, и Гарри хочет прикоснуться к Гарри, позволить ему рассказать, что нужно делать, что нужно сделать, чтобы жить дальше.

– Гарри Поттер.

И Гарри Поттер перестает существовать.

Гриффиндорец поднимает голову от подушки, и растрепанные волосы спадают на лоб. Гарри зевает и забирает их назад, медленно приоткрывая глаза и недовольно щурясь от бьющего сквозь шторы солнечного света. Он и забыл, что окна этой спальни выходят на восток, и спать в них строго противопоказано. Разумеется, от этого они не перестают зваться спальнями, но к ним справедливо прибавляется слово «гостевые».

– Добби, ты не… черт, Добби же больше не…

– Молодой Гарри Поттер! – едва Гарри услышал тонкий голос домового эльфа, лопоухое существо показалось у него перед глазами, несчастно комкая в руках чистую наволочку и длинный – гораздо длиннее, чем его нога – носок. – Добби никогда не думал, что когда-то снова окажется в доме недостойного волшебника, от которого добрый Гарри Поттер освободил Добби! Добби не…

– Ты же помнишь, где кухня? – многозначительно перебил его Гарри, смотря в доверчиво распахнутые глаза. – Можешь приготовить мне горячий шоколад, пожалуйста? Очень шоколадный и очень горячий.

– Добби сейчас же сделает то, о чем просит его Гарри Поттер, сэр! – мгновенно оживает домовой эльф и исчезает так же мгновенно.

Гарри падает обратно на подушку, сдувая прядь волос со лба. Он чувствует себя чертовски усталым, но совершенно довольным. Даже успевает поймать шальную мысль о том, что примерно так он себя и будет чувствовать, когда они наконец-то окажутся с этим упрямым слизеринцем в одной постели.

Он смутно помнит, что Том обещал поговорить с Волдемортом, и очень надеется, что тот так и сделал. Лучше будет, если он даже договорился с ним о своих тайных темномагических делах и наконец-то оставил тело Гарри – самому Гарри, а себе… Гарри задумался. Он не особо понимал, как именно Том рассчитывает получить тело. Это как-то связано с генной инженерией?

– Связано? – шепчет Гарри, рассчитывая на ответ, но в его голове приятная пустота, и он решает не думать об этом.

Возможно, Том просто устал. Или действительно смог сделать их жизни куда более обособленными, чем раньше. Это в любом случае было удачно. Гарри чувствовал себя хорошо.

– Гарри Поттер, с..!

Гарри подхватил чашку с подноса еще до того, как он опустился на тумбочку рядом с кроватью. Шоколад действительно был обжигающим, и Гарри представлял, что язык он чувствовать совершенно не будет еще какое-то время, но зато он был таким знакомым и вкусным.

– Добби, ты буквально лучший домовой эльф в мире, – поблагодарил лопоухого друга Гарри и почти подавился шоколадом, когда домовик резко раскраснелся до состояния свеклы и исчез с громким хлопком. – Ой…

Раздумывать о тонкой душевной организации домовых эльфов ему раньше как-то не приходилось. А сейчас – не хотелось. Но навязчиво хотелось подойти к окну, распахнуть шторы и посмотреть в окно.

– Старею, – заключил Гарри, когда на дне чашки ничего не осталось.

Он подумал было позвать Добби, но решил не портить несчастному психику, и поэтому собрался относить чашку на кухню самостоятельно. Первая часть плана – встать с кровати – оказалось удачно выполнена, а вторая – донести чашку до кухни – была провалена в момент, когда открылась дверь.

– Гарри, – сказал Том.

– Я все еще люблю тебя, – выдохнул Гарри.

Это случилось быстро, и Гарри почти не понял, что произошло, но Том оказался в его объятиях быстрее, чем он мог бы сказать слово «квиддич». Том был теплым, мягким и пах молоком и горячим шоколадом.

– Не сон, правда? – тихо шепчет он в ухо мальчишки, задевая его носом, и маг крепко обнимает, сцепив руки за спиной.

– Больше не сон, Гарри. Теперь я позабочусь о тебе.

Гарри хочет спросить, что произошло, были ли проблемы с Волдемортом, все ли хорошо с самим Томом и что сказал Дамблдор, но Гарри не спрашивает, потому что утыкаться носом в волосы Тома и молчать гораздо приятнее. Потому что так он чувствует себя дома.

и еще немного…

Гарри почти не дышит, чтобы не спугнуть, и ему кажется это странным, потому что спугнуть дракона дыханием практически невозможно. Том скептически следит за ним, то и дело красноречиво посматривая на руку, где у магглов могли бы располагаться часы. Часов никто из них не носил, но краткое маггловское прошлое давало о себе знать.

Вообще, Тому стоило бы находиться сейчас подальше от тренировочной площадки, потому что его комплекция мало приспособлена к неожиданному драконьему нападению, но авроры всегда спокойнее, когда видят Тома. Гарри понятия не имеет, почему в его компетентность верят больше, чем в компетенцию главы отдела. Между прочим, Гарри Поттер – потомственный аврор, а еще Гарри Поттер однажды убил Волдеморта, который может сколько угодно смотреть на руки и никак не ускорит этим начало занятия.

– Хорошо, он спокоен, продолжайте, – наконец произносит он, отходя в сторону, и дракон с большим сомнением переводит взгляд на кучку новичков, которые боятся его гораздо больше, чем им положено по их будущей профессии. – А ты, мистер Риддл…

– Я считаю, что мастерство познается в практике, – пожимает плечами Том и тратит всего лишь пару секунд, чтобы трансфигурировать охапку листьев в стул. – В очень частой практике.

Гарри ворчит, потому что у него трансфигурация не выходит так мимоходом. Он усаживается прямо на желтые листья, надеясь, что будущие авроры усвоили урок и больше не придется успокаивать и их, и дракона. Практику в полевых условиях становится проходить тем труднее, чем активнее министерские работники снижают возраст допуска к опасным тварям. Еще вчера Гарри и не думал о том, что можно подпустить двадцатилетних неумех к их относительно мирному дракону Седрику, но Люциус считал совершенно иначе, а Гермиона ему активно в этом потакала. Гарри оказался крайне неправ, когда подумал, что если министр будет его подругой со школьной скамьи, жизнь станет проще.