Текст книги "Солнечный чародей (СИ)"

Автор книги: Flower Aire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Да, я знаю. В чем именно проявляется симбиоз?

– Я не могу сказать конкретно. Я будто смотрю в мутное зеркало.

Волдеморт смотрит требовательно, но ему нечего сказать сейчас. Отвратительный симбиоз. Непонятный.

– Министерство падет завтра. На следующий день ты вернешь Поттера. Если бы ему нужна была школа, он держался бы за нее упорнее.

– Ему нужно общение, милорд.

– Люциус сгодится для этого.

– Вы… не собираетесь сделать что-то с… Риддлом?

Винные глаза смотрят на него так, что Снейп хочет вернуться в Хогвартс сейчас же. Прощупывать почву в болотах опасно, но что еще он может сделать?

– Единственный, кто услышит ответ – это Поттер. Возвращайся в школу, озаботься тем, чтобы мальчишка не умер в ближайшие дни.

_

– Ох, ну спасибо, – буркнул Гарри, вытирая лицо о так удобно сбившуюся на краю простынь. – И за кошмары с твоим участием вместо снов с моим Томом. Только попробуйте поменяться местами.

Когда он привстает, смотря на пламя камина, руки у него дрожат. Хотелось бы, чтобы они дрожали от холода – воздух в подземельях и правда был ледяным – но Гарри не был в этом уверен. Ему снились кошмары с Волдемортом. Разве он не был реален? Разве теперь они не должны прекратиться?

Полумрак слизеринской гостиной обманул его на несколько секунд. Она вновь показалась ему знакомой. А потом – пустой. Гарри наугад протянул руку к спинке дивана, нашарив теплую мантию через пару секунд. Он встал осторожно и неловко, потому что его голова все еще кружилась, а дыхание было сперто. Засыпать снова не хотелось, потому что видеть темное и крупное тело Нагини он больше не мог. Нагини всегда была в кошмарах, чаще всего она просто нежилась на коленях мужчины, облаченного в черную мантию, сегодня же она кого-то съела.

– Ей необходимо питаться всего пару раз в месяц. Временами – меньше, – услужливо подсказывает ему очень тихий голос, и Гарри чувствует прилив злости.

Тихий голос человека, запертого в нем. Человека, который чудовищным образом лгал ему, приручал его, а потом оставил одного. Одного среди совершенно отвратительных слизеринцев.

Уже через пару дней Поттер понял, что чудовищно ошибся, когда выбрал эту линию поведения. Ему хотелось оттянуть момент встречи с Роном и Гермионой, но из-за его ночевки в слизеринской спальне слишком быстро распространились слухи о том, что Гарри Поттер каким-то непонятным образом переметнулся на сторону врага. Аргументации было достаточно много, он был повторно объявлен наследником Слизерина, обвинен в трусости и буквально вычеркнут из рядов тех, кто имеет возможность даже подойти к старостам Гриффиндора. Но он это понял скорее по ледяной обиде в глазах Гермионы, когда он попытался занять место рядом с ней на Трансфигурации, на которую он ходил исключительно для теории, потому что палочку так и не получил. Ему стоило объяснить ей все прямо там же, но обида отпечаталась и в его глазах, и Поттер слишком резко для себя сел рядом с Невиллом. Невилл нервно поежился, но Поттер едва ли это заметил.

Он не мог решить, на кого нужно возложить вину за то, что они так и не поговорили. На него? Но он только боялся разрушить иллюзию, которая слишком сильно грела его сердце. В то время как Гермиона и Рон не собирались начинать разговор с ним по какой-то совершенно дурацкой причине: ночевке в слизеринской гостиной.

– Может, я забыл пароль, и из не спящих профессоров остался только профессор Снейп, который великодушно разрешил мне переночевать внизу? Разве Гермиона упустила бы возможность разобраться во всем самостоятельно? – мрачно подумал Гарри в который раз и натянул мантию. Ему нужно было поговорить с кем-то.

В прошлый раз это была профессор МакГонагалл. После был не особо удачный диалог с Дамблдором, в котором Гарри объяснили, что каким-то образом через его шрам поддерживается связь с Волдемортом, что и является причиной кошмаров, но едва ли это действительно было полезной информацией. Говорить со Снейпом же было совершенно бесполезно. Если только вспомнить старые времена?

Гарри вышел из гостиной так поспешно, как мог. Его тут же заставил дрожать ледяной воздух подземелий, но прошлая практика в невербальных заклинаниях быстро оправдала потраченное на нее время. Ему нужно было найти кабинет профессора как можно быстрее. До его комнаты оттуда должно было быть недалеко.

Он брел по темным коридорам какое-то время, не обращая внимание на шуршание и чей-то низкий свист. Скоро впереди стало светлее, и Гарри наивно предположил, что это каким-то образом было связано с тем, что он близок к своей цели. Оказалось, это было связано с полнейшим неумением старост Гриффиндора бродить по школе после отбоя.

– А если бы Филч? – спросил он достаточно громко, чтобы девушка испуганно вскрикнула и выронила палочку.

Он поднял ее быстрее и протянул Гермионе, пока девушка прижимала руку к груди в тщетной попытке успокоить бешено стучащее сердце.

– Все в порядке? Что ты делаешь в подземельях после отбоя?

– Что ты делаешь в подземельях? – возмущенно и обвиняюще спросила Гермиона в ответ, но Поттер почти сразу понял, что это связано с тем, что его дурацкая привычка подходить незаметно порядком нервирует людей.

– Сплю? – пожал плечами Поттер. – Мне кажется, в башне меня не особо любят сейчас, и я жду момента, когда эта волна недоверия из-за посиделок с зелеными спадет. Вы же не собираетесь злиться вечно? Не то, чтобы я вообще понимал причину злости, но сам факт долговечности еще более…

Он почти что кожей почувствовал желание Гермионы заткнуть его, и не смог не рассмеяться. Это всегда действовало правильно. Для того, чтобы люди его любили, ему требовалось только открыть рот.

– Твоя очередь признаваться в коварных планах?

– Я хочу сообщить Снейпу о злостном нарушении школьных правил.

– Снейпу?

– Снейпу! – вскинула голову девушка, и Гарри неловко провел рукой по шее.

Такой ему Гермиона совсем не нравилась. Обычно она вела себя подобным образом, только если Драко позволял себе оскорблять Рона или всех остальных Гриффиндорцев.

– А что было нарушено?

– Лаванда Браун сейчас пошла в комнату Рональда! – ответила Гермиона так, будто это было самым большим преступлением за всю историю Хогвартса.

А потом Гарри что-то настойчиво напомнило о том, что здесь он никогда с Роном не встречался. А значит здесь в Рона должен был влюбиться другой член некогда Золотого трио.

– Кажется, самое время мне вернуться в родное гнездышко, чтобы не допустить снятия всех заработанных гриффиндором баллов, – вслух подумал он. – Но спорим, они просто обсуждают квиддич?

Комментарий к Глава 38

я не очень довольна этой главой, как недовольна тем, что егэ приходится сдавать, и что в каноне слизеринцы с гриффиндорцами действительно терпеть друг друга не могут

наверное, она довольно сумбурная, но из 13 разных вариантов развития событий это показалось мне наиболее корректным, потому что в других был а) дамбигад б)уизлигад в)слизеринцегад (или как это называется); будем объективны, мне не хочется прописывать подростковую тягу к насилию и все прочее. потому что я сама была довольно мирным подростком, так чтооо

в общем, напишете свое мнение, возможно, оно даст мне стимул или продолжать сюжетку с этого конца или переписать главу в каком-нибудь другом ключе (13 вариантов развития событий не предел, как говорится)

жду комментариев~

(а еще желаю удачи всем, кто сдает обществознание 14 июня, сдайте его классно, потому что меня с него жутко триггерит)

========== Глава 39 ==========

Гарри был совершенно не рад тому, что оказался прав. Не рад главным образом потому, что его правота означала, что Рон совершенно не изменился. Их отношения в период интенсивных квиддичных тренировок становились совершенно дерганными, потому что Гарри не выносил разговоры о спорте в моменты, когда ему нужен был только секс. А если Рон еще и заговаривал о знаменитых ловцах Пушек Педдл…

Тренировки начались на следующий же день после приезда в Хогвартс. Связано это было с тем, что нового ловца – Гарри чуть не подавился воздухом, когда выяснилось, что он был исключен из команды в мае, потому что нужно было кого-то выставить на финальный матч против Слизерина – нужно было натаскивать на быструю поимку снитча, а всей остальной команде хотелось отвлечься от усложнившейся школьной программы. И именно это давало Гарри все основания полагать, что Рон сейчас в красках расписывает Лаванде, как хороша их тактика, в пример приводя успешные матчи знаменитых команд с чем-то похожим. Ему стоило радоваться, что страдает Лаванда, а не он. Но почему-то радоваться не хотелось.

– Почему ты ночуешь среди… слизеринцев? – наконец спросила Гермиона, когда они поднимались по лестнице.

Гарри пожал плечами. Наверное, Гермиона ждала истории о том, как его силой заставляют существовать в подземельях, но этой истории не было, и Гарри не был уверен, что может рассказать ей обо всем сходу. МакГонагалл была довольно заинтересована в том, чтобы он рассказал, что с ним произошло в «плену», но знала ли Гермиона вообще об этом… плене? Возможно, ей тоже сказали, что он занимался ерундой все лето, смотря на пальмы и совершая покушения на крабов.

– Я прибыл в Хогвартс поздно, поэтому Снейп… – Гарри замолчал, потому что у этого оправдания было как минимум два слабых места: Невилл, видевший его с Паулюсом, и МакГонагалл, разговаривавшая с ним после. – На самом деле, это слишком сложно, чтобы я мог рассказать все за пару минут. Сначала я просто переночевал в их гостиной, потом гриффиндорцы ополчились на меня, и я не захотел лезть в пекло. Я чувствую себя не слишком уютно там, где на меня странно косятся.

– Мы просто не знаем, что думать! – возмутилась девушка. – После нападения Сам-знаешь-кого тебя не было четыре месяца, а потом ты появился в слизеринской гостиной. Симус решил, что ты перешел на его сторону, Джинни разбила Симусу нос, а потом Рон сказал, что видел тебя в компании Драко Малфоя! Скажешь, у нас не было причин? Почему ты не подошел и не рассказал, что произошло?

– Потому что вы были злы, я же уже сказал, – совершенно спокойно ответил Поттер. – Нет совершенно никакого смысла объяснять что-то людям, которые уже заранее готовятся все воспринимать в негативном ключе.

Этому его научила Лили. В тот день, когда Гарри попытался объяснить Джеймсу, что совершенно случайно порвал стопку важных документов, и получил за это домашний арест на две недели. Подобные уроки запоминаются надолго.

Гермиона замолчала, и Гарри был уверен в том, что она недовольно поджала губы.

– Я могу рассказать тебе завтра, если сегодня мы с Роном не окажемся в Больничном крыле.

– Что вам делать в Больничном крыле? – все еще недовольно уточнила девушка.

Гарри решил не говорить, что в случае, если Рон с Лавандой не обсуждают квиддич, ему придется активно сдерживать себя от рукоприкладства, и не факт, что у него выйдет.

Полная дама счастливо всплеснула руками, когда увидела перед собой Гарри, но Гермиона толкнула его в гостиную раньше, чем женщина успела задать первый вопрос о том, где же скрывался «коварный мальчишка Поттер, который заставил всех волноваться». В гостиной не изменилось совершенно ничего, вплоть до бархатных подушек и решетчатых окон. Но в ней было совершенно пусто, и это выбивалось из привычной для Гарри картины.

– Стой, а как же остальные? Рон же не живет один в комнате, – внезапно понял Гарри нечто важное, но девушка совершенно спокойно кивнула.

– Конечно же, не живет. Сегодня все собрались у пятикурсника Джастина, у него день рождения, и никто не смог выползти в «приподнятом настроении» из комнаты, кроме Рона, который пришел слишком поздно, чтобы идти отмечать вместе со всеми.

– МакГонагалл знает?

– Конечно же нет. Она бы мгновенно отвела их всех к директору, а не просто сняла баллы.

– Но МакГонагалл все-таки лояльнее Снейпа, – заметил Поттер. – Почему же ты решила идти к нему?

– Потому что правила едины для всех, – резко ответила Гермиона, вспылив.

Ее щеки медленно покрылись алыми пятнами, и Гарри окончательно убедился в том, что если кто-то из Золотого трио и будет встречаться с Роном Уизли, этим кем-то будет Гермиона. Соперничать с ней было чревато, тем более при живом… относительно реальном Томе.

– Ладно-ладно, я услышал, понял и впитал, – примирительно произнес Поттер. – Но я надеюсь, что у тебя есть основания не давать встречаться Рону с другими девушками. Я имею в виду, что как только у него ничего не сложится с Лавандой, тебе придется взять себя в руки и сказать ему что-нибудь, потому что иначе все это превратится в бесконечный круговорот абсурда и эгоизма.

Он не стал дожидаться ответа Гермионы и направился к лестнице. Его комната должна была быть на прежнем месте, потому что менять расположение комнаты в его голове было бы совершенно по-дурацки. Проблема была лишь в том, что сначала Гарри перепутал комнату старосты Поттера с комнатой Поттера, который едва ли добился хоть чего-то в жизни.

«Ловец и победитель Волдеморта, и как мне было достаточно этих скудных титулов?» – недовольно проворчал Гарри, прислушиваясь к оживленному монологу за дверью спальни. Да, он оказался совершенно прав. Речь шла о новом ловце.

– И я, хоть и капитан команды, не могу вернуть Гарри! Только подумать, он точно ударился головой, раз все время проводит с этими ублюдками! А Мейсон совершенно бесполезен, он дальше своего носа ничего не видит. Ему чертовски везет, и то, что на отборочных снитч пролетел прямо у него над ухом, всего лишь дурацкое совпадение. Мы окажемся в проигрыше в первый же месяц! Почему мы не поставим его на место охотника? Да даже я был бы лучшим ловцом, чем Мейсон!

Гарри даже под страхом неминуемой смерти не вспомнил бы, кто такой Мейсон. И знать ему это совершенно не хотелось. В первую очередь потому, что признавать кого-то гораздо слабее себя Гарри не нравилось. Он предпочитал думать, что другие просто не так потрясающи, потому что не пользуются своими навыками на полную. В течение нескольких секунд он раздумывал над тем, как лучше войти. Он мог повторить появление в слизеринской гостиной, но также он прекрасно помнил о вспыльчивости Рона и не мог отрицать, что тот кинется на него, если первым словом, произнесенным Гарри в их спальне, будет острота. Поэтому Гарри постучал в дверь. Достаточно невинно.

В спальне на мгновение стало тихо, а потом послышался двойной топот ног. Гарри подождал минуту, позволяя Лаванде спрятаться и получить микроинфаркт, а Рону придумать оправдание. А потом постучался вновь.

– Кто там? Мы уже спим! – крикнул Рон с той стороны, и Гарри подавил ироничный смешок.

Им очень повезло, что пришел Поттер, а не МакГонагалл.

– Я вхожу, – предупредил Гарри вполголоса и в полной тишине шагнул в комнату, невербальным люмосом – ему приходилось практиковать подобные заклинания все чаще, потому что вернуться к Волдеморту он так и не решился – зажигая несколько ламп, которые, к счастью, были на прежнем месте.

– Уже был отбой..! – сделал Рон последнюю попытку скрыть отсутствие в комнате всех остальных гриффиндорцев, пока не разглядел вошедшего.

Потом он замер на кровати с забавно открытым ртом. Гарри приветственно махнул рукой.

– Да, уже был отбой, и если в комнате находится кто-то, кому не положено в ней быть, ему стоит вернуться в свою спальню как можно скорее. Как можно скорее – это сейчас.

Из-под одеяла на соседней с Роном кровати высунулась растрепанная светловолосая девушка, вся красная от волнения и высокой температуры под одеялом.

– Поттер! – воскликнул Рон, откидывая одеяло, но не рассчитывая скорость и едва удерживаясь на ногах.

Гарри многозначительно посмотрел на Лаванду, которая была куда проворнее Уизли и смогла преодолеть расстояние от кровати до двери за несколько секунд.

– Мы просто… – попыталась начать девушка, но Гарри понимающе улыбнулся.

– Занимались какой-то ерундой. Да, я знаю, – кивнул он. – Ничего не скажу МакГонагалл, но никаких больше переходов из спальни в спальню – собирайтесь в гостиной, ясно?

Лаванда поспешно кивнула и выскользнула прочь, после чего Гарри выдохнул и оперся о дверь спиной, закрывая. Теперь осталось только объяснение с Роном, ничего опасного.

– Перепутал верх и низ и забрался сюда вместо привычного гадюшника? – поинтересовался Рон, и Гарри поспешил взять свои слова обратно.

– Почему бы не остановиться на том варианте, где я хотел спасти твою шкуру от праведного гнева МакГонагалл?

– Неужели? А может это Малфой велел тебе пробраться в Гриффиндор, чтобы узнать какую-то гадость? Ты же теперь этим занимаешься, Поттер? Водишь дружбу с самовлюбленными богатенькими ублюдками?

Гарри с трудом удержался от короткого: «Это что, ревность?», потому как понятия не имел, как к этому отнесется Рон, скорее похожий на сгусток необоснованной агрессии, чем на его лучшего друга. С чего Уизли так зациклился на Малфое, Гарри понятия не имел. Возможно, здесь у них была вражда такого уровня, что Поттеру не то, что смотреть на слизеринца, даже дышать в его сторону было нельзя. Это не слишком обнадеживало. Если учитывать, что здесь Волдеморт его враг номер один, Рон как минимум инфаркт получит, когда узнает, что Гарри собрался провести с ним если не всю свою жизнь, то большую ее часть.

– А ты теперь занимаешься тем, что кричишь любую чушь, что придет тебе на ум, даже не обдумав ее? – отзывается Гарри раздраженно.

Уизли и не думает закрыть рот и воспользоваться мозгом по назначению. Его лицо покрывается красными пятнами, и Рон становится похожим на жертву аллергии на весь мир. Гарри вжимает голову в плечи. Определенно, сейчас ему нужна была вовсе не драка. И если в другой ситуации он бы примирительно поднял руки и предложил примирительный поцелуй – или хотя бы распить примирительную кружку сливочного пива – то сейчас он ничего сделать толком не мог. Даже защититься как следует, потому что у Рона была волшебная палочка, а у него – нет.

– Что с тобой не так, Поттер?! Мы дружили шесть лет, и сейчас ты вздумал переметнуться к змеям?!

– А с тобой, черт возьми?! Тебя хоть чему-то жизнь учит, мистер-я-не-верю-своему-другу-который-говорит-что-не-кидал-свое-имя-в-Кубок-Огня?!

Они оба резко замолчали. Рон выглядел обескураженным, в то время как Гарри лихорадочно рылся в своей непонятно откуда взявшейся памяти, которая настойчиво подсовывала ему моменты насмешек гриффиндорцев, превращения Драко в зверушку, смерти… Седрика?

«Мне раньше снились кошмары с Седриком. И крик… крик моей мамы. Они были мертвы на самом деле. Я все время думал, что я рядом, что я забочусь о них, что Седрик достойный соперник на квиддичном поле, что мама лучше всех готовит молоко с медом. А они были мертвы. Мертвы, Том».

– Гарри?

Поттер попытался моргнуть, чтобы сконцентрироваться на голосе Рона и заглушить непрошенные голоса в своей голове, но перед ним была освещенная магическими лампами – и дурацким оранжевым торшером – кухня в его доме в Годриковой лощине. Она была такой реальной, что хотелось закрыть глаза и просто вдыхать сладкий запах горячего молока, а после взять кружку и подняться наверх, невольно улыбаясь при виде «пингвинов», забираясь в теплую постель и смотря на медленно мерцающие огоньки над кроватью.

– Гарри!

Он почувствовал теплые руки на плечах и неосознанно подался вперед, оказываясь в объятиях человека, чьи неясные очертания он никак не мог разглядеть. Это мог быть Рон. Или Гермиона. Или Том.

– Гарри.

Яркий солнечный свет заставил его зажмуриться на секунду, но он открыл глаза так же быстро, как и закрыл. Это было купе Хогвартс-экспресса. За окном неслись сочные зеленые листья, что значило – уже лето, они возвращаются из Хогвартса в мирную жизнь с боггартом на чердаке. На сидении, потрепанном временем, но достаточно чистом, сидит Том, устроив на тощих коленях книгу, которая явно тяжелее его в несколько раз. На нем дурацкая школьная мантия, и Гарри обещает себе купить ему новую, пока садится напротив.

– Гарри, – повторяет мальчик, требовательно смотря на него.

– Том?

========== Глава 40 ==========

– Сядь рядом, – кивает Том, неуловимо сдвигаясь в сторону.

Обычно они сидели друг напротив друга. Когда для Тома учеба в Хогвартсе завершилась впервые, им пришлось ехать в одном купе с Блейзом и Роном, и Гарри просто не мог посадить слизеринца рядом с его лучшим другом или рядом с ребенком, которого обещал защищать от неблагоприятного окружения. Поэтому всю дорогу Рон недовольно возился на кресле, потому что Том не подпускал его к окну. Гарри не был уверен, что знает, почему они сели напротив друг друга и перед новым учебным годом, но факт был фактом – они сели.

И теперь Гарри не был уверен, что знает, как именно он должен разместиться. Хотелось как минимум устроить голову на плече мальчишки, но тот явно намекал на разговор.

– Ты предпочтешь меня книге? – хитро уточнил он, захлопнув фолиант и устроив его на верхней полке.

Он почти видел, с какой болью Том воспринял это. Если бы он не научился сдерживать свои низменные порывы в использовании круцио каждый раз, когда ему что-то не нравилось, Гарри точно пришлось бы требовать у Снейпа болеутоляющие.

– Жестоко, – обреченно заключил слизеринец, но приглашающе похлопал руками по коленям. – Тебе повезло, что это место знает меня так хорошо, что автоматически запоминает последнюю прочитанную фразу, чтобы начать с нее. Но ведь ты об этом не знал, поэтому это было очень жестоко с твоей стороны.

– Я…

– Детство в голове играет, знаю. Ложись, ты же это хочешь сделать.

Гарри едва сдерживается от того, чтобы не скрипнуть зубами. Этот невыносимый ребенок. И это его знание всего, что Гарри хочет и чего не хочет. Мир в мгновение перестает казаться ему настоящим, и единственное, о чем гриффиндорец думает, это то, что очень несправедливо, что он сам не может так. Ему слишком сильно хочется хоть раз побывать в голове Риддла. Хоть раз поговорить с живым человеком, а не с понимающей картонкой.

А потом Том улыбается, и Гарри чувствует, что ему жизненно необходимо протянуть руку к сердцу, чтобы успокоить его слишком быстрое биение.

– Я буквально ненавижу тебя, – несчастно заявляет Гарри, пытаясь уместиться на сидении.

– Если скажешь обратное, я тебя даже поцелую, – предлагает Том, ловко вплетая пальцы в его волосы, и он сдается, видя утешение только в том, что это все в его голове, а перед ним его Том.

– Люблю, – несчастно кивает он.

Том усмехается. Этот мальчишка умудрился перевернуть его жизнь с ног на голову дважды – если не куда большее количество раз – и теперь упивается получившимся результатом. И все, что может делать Гарри – а Гарри необходимо что-то делать хотя бы здесь, в месте, где он чувствует себя частью мира, а не нелепым гриффиндорцем со шрамом – это плыть по течению, позволять Риддлу скалиться и… делать то, что у него получается лучше всего. Успокаивать его.

– Незачем сопротивляться мне из вредности, Гарри Поттер.

– Ребенок говорит мне про вредность, – пытается вставить хоть что-то гриффиндорец, но Том склоняется к нему и медленно прикасается своими губами к его.

Это не похоже на собственнический и грубый поцелуй Волдеморта. Это не похоже на холодные и спокойные поцелуи слизеринца-второкурсника. Это нечто неумелое, но уверенное настолько, что не нуждается в советах и инструкциях. Гарри пытается отстраниться на мгновение – потому что ему кажется, что если он не прокомментирует это, то внутри него что-то порвется – но не может, потому что в мальчишке совершенно не к месту обнаруживается недюжинная сила. Разумом Гарри понимает, что она существует лишь потому, что Том мастерски управляет окружающим пространством, но разум глухо стонет уже через мгновение, и покидает Поттера раньше, чем он успевает с ним попрощаться.

Они целуются совсем недолго – вечность – но к концу губы у Гарри горят. Не только губы, но и лоб, руки, все тело, и особенно – нижняя его часть, хотя это всего лишь поцелуй, причем поцелуй ребенка.

– Дыши, Гарри, – советует слизеринец, смотря на то, как он исступленно, но практически безрезультатно, хватает ртом воздух. – Не будь таким нетерпеливым.

Гарри несчастно скулит и утыкается лбом в живот Тома, отказываясь признавать, что он настолько нуждается в нем, что так реагирует на самые примитивные тактильные контакты.

– Жестоко, – говорит он спустя несколько минут, когда ему удается успокоиться хотя бы наполовину.

– Тебе станет легче, если я скажу, что не собирался делать ничего подобного до того, как ты об этом задумался?

– Нет, – отвечает Гарри, продолжая дышать в рубашку Тома. – Ты и сам знаешь.

– И все же, я хотел поговорить с тобой о другом. О твоей… излишней увлеченности.

Том не делает попыток отстранить его, но кладет руку Гарри на волосы, медленно и ласкающе поглаживая. Нежность не вяжется с Волдемортом, но так органично сплетается с Томом Риддлом, что Гарри хочет продлить это мгновение, растянув его на года, не меньше.

– Ты хочешь продолжить держать меня здесь? – спрашивает слизеринец тихо, но достаточно твердо.

– Ты же знаешь, что… – пытается сказать Гарри, но Том тяжело вздыхает и кладет ему на губы ладонь.

– Я прочел столько книг, что если их поджечь, то костер, как минимум, будет гореть вечно*. Так что да, я знаю все, что ты можешь мне сказать. И даже назову главу из глупой книжки Гермионы «для легкого чтения», из которой ты вычитал, что такое начало фразы – самое лучшее.

Гарри возмущенно мычит. Ему больше ничего не остается, потому что Том вновь слишком сильный. И потому, что он не знает, что сказать, кроме того, что он действительно хочет видеть возле себя живого Тома Риддла, пусть взрослого, пусть Темного лорда, кого угодно, лишь бы рядом.

– Чем больше ты уходишь в себя, тем больше вероятность, что ты просто врастешь в крестраж. Считаешь ли ты, что это именно то, что нам нужно? – он не дожидается ответа, но чувствует, как Гарри вздрагивает при слове «нам». – Знаешь сказку о Питере Пене, Гарри? Мальчик, который никогда не вырастет. Вечный ребенок в компании пиратов, фей и кучки других детей. Ты сейчас делаешь то же самое. Тонешь в мечтах. Тонешь в воспоминаниях обо мне, вместо того, чтобы сделать что-то, что создало бы возможность получить новые.

– Но я говорил с МакГонагалл, и… – с трудом выбирается из железного захвата Гарри, но его тут же затыкают вновь.

– Я считаю, что это было глупо. Глупо надеяться, что она не скажет старику. И нет, не говори, что «она все же не сказала». Пока ты можешь чувствовать себя слепым, я вижу все. В том числе и внимательный взгляд директора, который знаком мне еще со школьных времен. Не с тех, где он предоставлял горячие напитки и душевные разговоры всем желающим. С тех, в которых Дамблдор был самовлюбленным идиотом, каким и остался до сего дня. Точно так же, как и остался идиотом Волдеморт, в этом я иллюзий не питаю. Но каким перестал быть я несколько месяцев назад, и каким не позволю стать тебе. Слышишь? Тебе стоит перестать жить прошлым, Гарри Поттер. Тебе стоит творить настоящее. Если ты не сможешь, то мы оба станем чем-то сплавленным, но совершенно бесполезным и безумным. Ты – точно, потому что получить то, что творится в моей голове, и остаться в твердой памяти, слишком сложно не только для тебя, но и для любого другого. Ты понял?

– Что ты имеешь в виду под «слишком сложно»? – уходит от ответа Гарри, и слизеринец вздыхает.

– Именно то, что скрывается под этими словами. Так хочешь поговорить обо мне?

– Хочу поговорить с тобой, – отзывается Поттер, утыкаясь ему в рубашку.

У него еще будет время подумать над словами Риддла, и он совершенно не хочет делать это сейчас, когда времени у них чудовищно мало. Ему стоило бы спросить, как именно Том предполагает стать реальным, если Гарри будет думать о нем меньше, но что-то подсказывает – а здесь внутреннему голосу стоило верить, потому что наполовину это был голос самого умного студента Хогвартса за всю его историю – что не стоит делать этого. Как не стоит и обращаться с этим к МакГонагалл снова. И к Дамблдору.

«А если вернусь к Волдеморту, то на меня взъестся Том. Почему мне вечно приходится находиться между молотом и наковальней? Когда я сам стану чем-нибудь из них?»

– Хорошо, – соглашается Том. – О чем же?

– О том, что ты сам провоцируешь меня на обмороки, а потом отчитываешь за это, – отвечает Поттер, слыша через секунду, как учащается сердцебиение Тома. – Две твои жестокости против одной моей – не самая лучшая расстановка сил.

– Каким же образом я тебя провоцирую?

– Таким, что я слышу свои мысли менее отчетливо, чем твои ехидные замечания.

– Я не пользуюсь этим… – Том сдается, когда Гарри смотрит на него снизу вверх с таким уверенным выражением лица, что оно будто вопит о том, что лучше и не пытаться оправдываться. – Они не всегда ехидные.

– Все замечания, сказанные ехидным тоном, автоматически становятся ехидными, – пожал плечами гриффиндорец.

– Тебе не стоит обращать на них внимание.

– Тогда зачем ты их говоришь?

– Потому что я хочу, чтобы ты обращал на них внимание, но как более разумное в данный момент существо, ты должен игнорировать их.

– Всегда думал, что из нас двоих ты единственный можешь зваться разумным, – сдавленно хмыкает Поттер, и Том тяжело вздыхает. – Это трудно?

– Что?

– Быть всего лишь воспоминанием.

Когда Гарри просыпается, первым, что он видит, оказывается белый потолок больничного крыла. В свое время ему часто удавалось оказываться здесь, поэтому он не удивляется совершенно. Только напряженно обдумывает обстоятельства, при которых он это сделал. Все, что приходило на ум – это возвращение в гриффиндорскую башню, а затем все мысли занимали теплые поцелуи Тома, и мыслить разумно Гарри уже не мог.

Гарри тихо встает, стараясь не выдать себя ни единым звуком. Он хорошо знаком с упорством мадам Помфри, с которым она возвращает предполагаемых смертельно больных учеников в кровать, и надеется лишь на то, что здесь мадам Помфри не такая внимательная. В конце концов, обычно она вынуждена была выступать в роли зрачка для всевидящего ока Тома, и тогда действительно не было никаких шансов выбраться из Больничного крыла не вылеченным. Сейчас Гарри удалось даже выйти в коридор без происшествий.

Происшествия начались тогда, когда он не смог решить, в какую гостиную ему отправиться, чтобы узнать, что произошло.

========== Глава 40,5 ==========

Желания возвращаться в чью-либо гостиную не было, поэтому Гарри выбрал другой вариант развития событий. Разумеется, он мог бы вернуться в Больничное крыло и для начала выяснить, какая сейчас часть дня и не стоит ли ему уже искать место для сна, но тогда он там бы и остался. Ему хотелось хотя бы пройтись. Он все еще не представлял, что будет делать, но теперь можно было по крайней мере не волноваться о Томе.