Текст книги "Оно: Нерасказанные истории (СИ)"

Автор книги: Eirik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

И рисунки.

Младший мысленно посылал Ему изображения того, что происходило в его жизни, но рисунки отражали то, о чем он предпочел не рассказывать.

Юное Оно рисовало людей, рисовало себя, рисовало однорукого мальчика в желтом дождевике и красных сапожках, рисовало кораблики и красные шарики.

Некоторые рисунки Старший снимал, и долго рассматривал.

Например, на одном рисунке были изображены дети, в которых без труда можно было узнать клуб Неудачников.

Над одним мальчиком было написано «Старший», и стрелка от надписи указывала именно на конкретного ребёнка.

(Древний Пеннивайз даже улыбнулся – прекрасно, именно эта Еда умрёт мучительнее всего.)

Был странный рисунок, больше похожий на фотографию – тот же «Старший» ребёнок явно держал в руке оружие, часть которого на рисунке не была видна – сложно было не узнать одно из самых ярких впечатлений Младшего, когда в него стреляли.

Был рисунок с изображением самки, единственной самки среди юных убийц его Младшего, которую звали Беверли. Старший признал, что самка была красивой – у неё были очень яркие волосы, огненные и непокорные.

Самка была изображена обнажённой, лежащей на камне и обнимающей что-то невидимое – глаза её были закрыты, и все свободное пространство на рисунке занимали птицы.*

Был рисунок с изображением уже ненавистного древнему Оно «Старшего», мальчика по имени Билл Денбро, мальчика в жёлтом дождевике и Младшего, стоящего между братьями.

Пеннивайз растерзал рисунок на клочки.

Но дольше всего Старший рассматривал рисунок, который нашел приколотым к своему Кокону – на нем был изображен Он сам, спящий и свернувшийся в клубок. От спящей фигуры исходили сияющие лучи, над фигурой очень аккуратно было написано «Старший», и все это было нарисовано кровью Его Младшего.

Пеннивайз аккуратно собрал все уцелевшие рисунки, сложил их и спрятал.

Он сам не знал, зачем делает это вместо того, чтобы уничтожить их. Зачем нужна такая болезненная и неприятная память?

Неожиданно он почувствовал такую ненависть к Неудачникам, что зарычал вслух. Они посмели залезть в Логово, они посмели причинить боль Его Младшему.

Они могут вернуться.

Старший понял, наконец, природу своих кошмарных предчувствий. Понял, что угрожает яйцам, и кто попытается их уничтожить.

Неудачники. Конечно же, эти глупые дети решили, что могут победить Оно, победив всего лишь неопытного детеныша. И если дети будут пропадать, – а они будут пропадать, – Неудачники вернутся, чтобы добить Оно, которое почти убили в детстве.

Как благородно, по-человечески…и глупо.

Старший очень нехорошо рассмеялся.

Вот значит как.

Вернется и этот мальчишка, «Старший». Билл Денбро.

Пеннивайз почувствовал себя почти счастливым.

Что ж, дети, возвращайтесь.

Вы будете очень неприятно удивлены тем фактом, что Оно ждёт вас всех. И умрёте вы все такой смертью, которая не снилась вам даже в кошмарах.

Возможно, кое-кто умрет быстро – Старший подумал, что сожрать одного из взрослых Неудачников было бы разумно.

Например, вечно боящегося посмотреть правде в глаза Стенли Уриса.

Но не Билла Денбро, конечно же. Билла будет ждать Оно – и не привязавшийся (непонятно почему) к нему детёныш, а древний убийца, помнящий сражения в других Вселенных и вкус пропитанных страхом планет.

Младший вернулся с Охоты, тенью проскользнув в Логово.

В одной руке он держал труп мальчика, а в другой – его откушенную руку. Кровь еще сочилась из дыры на плече и с откушенной руки, и Пеннивайз сразу понял, что Младший хотел этим сказать.

Его первая Охота – был такой же ребенок в жёлтом дождевике, и Младший так же принес добычу в Логово, чтобы Он, Старший, восхитился им. Вот только тогда древнее Оно могло порадоваться только во Сне и помнило, как гасла радость Младшего и как по капле уходило из него счастье, которое с ним никто не разделил.

Поэтому он протянул к Младшему руки и позвал:

– Иди ко мне.

Младший немедленно просиял, выронил добычу и с радостным воплем кинулся на шею Старшему, едва не опрокинув Его.

Пеннивайз, конечно же, послал ему много-много изображений, восхваляющих силу, ловкость и магию юного Оно, повосхищался его добычей, а потом сделал то, что заставило глаза его Младшего засиять прежними веселыми искорками.

Он послал останки мальчика в полет вокруг башни и улыбнулся в ответ на восхищённую и счастливую улыбку Младшего.

О, детей скоро будет много… и все они полетят.

Пеннивайз думал о рисунках. О том, что на них, по сути, было изображено только одно – тоска Младшего по Нему.

Время пришло, Старший чуял это – Неудачники скоро вернутся назад, в Дерри. Вернутся к своему общему и единственному ребенку, которого они все пытались убить – потому что своих детей у них никогда не будет.

(кто же размножает взбесившихся животных? Их изолируют от стада, от основной пищи, которая мирно спала сейчас в своих загонах – квартирах и домах.)

Пеннивайз ждал Неудачников с нетерпением.

Дети снова стали пропадать.

Майк Хэнлон смотрел на телефон. Ему казалось, что звонки, которые он собрался сделать, призовут в Дерри беду, а не спасение от древнего Зла…

И все же он протянул руку, поднял трубку телефона и набрал первый в его списке номер.

========== Финал? ==========

Пролог.

– Как можно Спеть мёртвую Еду?

Умирающий мальчик полетел на кучу мусора, хотя из него всё ещё сочился вкусный страх. Древнему Оно как-то резко расхотелось есть.

Юное Оно смотрело на Старшего невинными голубыми глазами, но древнее Оно подозревало, что за этим вроде бы естественным и правильным вопросом кроется не только нормальное и здоровое любопытство Охотника.

Создавать из Еды идеальную копию было очень удобно – пропавший “человек” возвращался домой, и Еда продолжала жить своей обычной жизнью, пока не приходило время пожинать плоды – возвращение Спетой Еды вызывало у домашних кошмары, галлюцинации, и очень сильный отток жизненной энергии. Охотнику оставалось только выбрать лакомый кусок.

Джордж Денбро.

Древнее Оно не могло забыть этого ребенка, едва не убившего Его Младшего. Если бы юное Оно знало тогда, как Поют мёртвую Еду, Он, Старший, проснулся бы в полном одиночестве – для детёнышей подобные упражнения всегда заканчивались гибелью. Исключений не было.

Но древнее Оно знало так же, что запретные плоды слаще дозволенных, и что лучше научить Младшего Петь правильно, чем потерять его из-за нелепой ошибки. Потому что он попробует Петь сам. В одиночестве. И вот тогда он точно погубит себя.

Недоеденный мальчишка идеально подходил для опыта.

Юное Оно смотрело и слушало очень внимательно.

Когда ребёнок с хныканьем слез с кучи мусора и попытался убежать, Старший сломал ему шею – как Еда мальчишка был уже отравой, а как опытный объект был уже не нужен.

Младший равнодушно посмотрел на еще содрогающиеся останки и улыбнулся Старшему.

Древнее Оно немного расслабилось. Кажется, Он все же ошибся и неправильно понял то, что видел в сиянии юного Оно. Младший реагировал на Еду правильно – с охотничьим интересом, с детским азартом, и без ненужных эмоций.

Мальчик отправился летать.

Младший принес с Охоты двух детей и попробовал Спеть жизнь в них.

Разумеется, Старший помогал юному Оно, и Ему нравилось то, что Младший прерывал Пение, если чувствовал, что сил уходит слишком много.

В конце – концов Младшему удалось оживить ребенка. Он сам загрыз маленькую и очень шуструю девочку, когда она, воскреснув, зашлась в отчаянном плаче от шока и боли, и…потерял к этому всякий интерес.

К этой теме он вернулся почти через неделю – спросив, как можно Спеть не свежеубитую, а давно умершую Еду.

Старший очень обрадовался этому вопросу, так как давно ждал его, и едва не забил Младшего до смерти, а потом очень доходчиво объяснил ему, что Он, Старший, сотворит с Дерри и всей этой дрянной планеткой, если Младший рискнет попробовать совершить такую глупость.

Сказанного и сделанного оказалось достаточно для того, чтобы тема воскрешений больше юным Оно не поднималась.

Младший не испугался – он никак не мог понять, что такое творится со Старшим, поэтому старался меньше Его раздражать и больше думать.

Древнее Оно что-то очень сильно тревожило – но как Младший ни старался, прочитать мысли о том, что Его мучило, у него не получалось.

Старший злился от того, что приходилось ждать.

Ждать и терпеть – и это Он, Охотник, должен был сидеть и выжидать, когда несостоявшиеся убийцы его Младшего доставят свои задницы в Дерри?

Когда снова докажут человеческое благородство, и явятся всей толпой добивать одного детеныша?

Ждать, когда эти бездетные особи, распираемые чувством собственной мнимой значимости, полезут в туннели уничтожать Его яйца?

Конечно, Младшего больше никто не тронет, Он сам встретит их – но это унизительное ожидание выводило Старшего из себя. Даже Еда потеряла для Него свою прелесть. Оно кормилось, не испытывая никакого удовольствия.

И только когда древнее Оно начало активно копить силы, отнимая пищу даже у Младшего, юному Оно стало не по себе.

Старший никогда так не готовился к чему-то. Одержимо, яростно, словно хотел превзойти самого себя.

Старший же специально старался ослабить силу Младшего – чтобы не пытался вмешиваться ни во что смертельно опасное.

***

Стэнли Урис.

Звонок Майка напугал его, но Стэн Урис не помчался в ванную резать вены, он просто хотел успокоиться и подумать, как быть, и что делать дальше. Свет от люминисцентных ламп бликовал на лезвиях «Жиллет платинум плюс», раздражая глаза, но Стэн не обращал на них никакого внимания.

Все его мысли были о Дерри.

Ехать не хотелось. Стэн понимал, что вечно везти ему не может, и что из Дерри он, скорее всего, не вернётся.

Его жена Патриция, смеясь очередной шутке Ричарда Даусона, популярного телеведущего, и представить себе не могла, что её любимый супруг, расслабляясь в теплой воде, думает о завещании.

Через несколько минут Пэтти Урис нашла своего мужа мёртвым.

Его глаза уставились в никуда, но если бы Пэтти могла увидеть то, что увидел Стэн, перед тем как перерезал себе вены, она бы очень сильно удивилась.

Стэн увидел Клоуна.

Это был не тот Клоун, с безумной ухмылкой, косящими глазами и дерганной походкой существа, отчаянно старающегося приноровиться к силе земного притяжения; не главный кошмар его детства.

Этот Клоун был явно старше – казалось, он был старше самой Земли. Старше, и намного злее.

Стэн вдруг понял, что даже и не знал настоящего страха до этого момента – всё, что было «до», можно было охарактеризовать, как легкий испуг.

Клоун сидел на бортике ванны и выглядел совершенно чужеродным в мире хрома, яркого света и голубого кафеля. Он улыбался и ничего не говорил, но Стэн и так понял, что это его персональная Смерть – слишком ужасной была улыбка существа, и слишком ненавидяще сияли Его желтые глаза.

– Оно! – прошептал одними губами Стэнли Урис, уже понимая все, и все еще не веря своим глазам. – Ты… другой.

– Умный мальчик Стэнли сейчас поплывет, – радостно улыбнулся ему Клоун, оскалив чудовищные острые зубы, и Стэн увидел у себя под носом ладонь в белой клоунской перчатке, на которой лежали бритвенные лезвия. Он обреченно взял их, понимая, что время пришло.

Правильно сказал Майк по телефону. Времени больше не осталось.

Стэн Урис, не отводя взгляда от чудовищного Клоуна, перерезал себе руку сверху донизу.

– Привет тебе от моего Младшего, Стэнли.

Оно проследило, как Стэн сделал первый пересекающий основной порез у локтя, и оскалилось ещё шире.

Стэн сделал ещё один порез, на запястье, так что на руке образовались две заглавные кровавые буквы «Т»

– Плыви, Стэнли, – голос Клоуна стал отдаляться, – Возвращайся к нам, в Дерри.

Стэнли Урис поднял правую руку, обмакнул указательный палец в кровь и большими буквами вывел на голубом кафеле слово «ОНО».

Чудовищ было два.

Стэн признал реальность происходящего, и это знание лишило его всякого желания бороться за свою жизнь. Оно всегда было два, и Неудачники были обречены. Что значила их победа тогда, в детстве? Ничего. Все они погибнут.

Стэнли Урис запрокинул голову, чтобы не видеть розовую воду в ванной…и чтобы слезы, выступившие в уголках его глаз, закатились обратно.

Все кончено.

Стэн поплыл в вязкую и душную черноту, сияя такой безнадежностью и ужасом, что Старший еле заставил себя оторваться от такой вкусной пищи.

***

Беверли Марш.

Беверли лежала на кровати в своем гостиничном номере – и изумлялась нереальности происходящего. Она снова была в Дерри, и слезы душили её, потому что Беверли устала лгать самой себе.

От кого она сбежала много лет назад, от отца, или от себя?

Она так привыкла лгать всем и самой себе, что отвечала ложью почти на все вопросы своих друзей на встрече клуба Неудачников в ресторане «Восточный нефрит».

Беверли внезапно подумала, зачем ей нужно было выгораживать Тома Рогана перед всеми Неудачниками? Почему она не призналась, что вышла замуж за чудовище, за энергетического вампира, напомнившего ей при первой же встрече её собственного отца?

Потому что он заботился о ней. Заботился так, что едва не убил её.

Беверли лежала и думала о своем детстве.

Бен, Билл. Они любили ее, Беверли знала это. Она желала счастья Одре, супруге Билла, но услужливая память, так некстати прорвавшая плотину забвения, подсказала ей – Билл все бы отдал, чтобы она была его женой. Как и милый толстячок Бен. О, они никогда не подняли бы на нее руку, она… летала бы с ними.

Птицы.

Гигантские деревья по обеим сторонам аллеи, капли дождя, срывающиеся с листьев, шум ветра где-то высоко-высоко в кронах. Ветер гудит в проводах и – птицы! – сотни, тысячи птиц пролетают мимо нее, через нее; птицы сидят на проводах, на деревьях, на крышах и в ее душе – сотни птиц.

Счастье. Такое сильное ощущение безграничного счастья, что она не идет – она летит.

Беверли горько вздохнула в тишине гостиничного номера.

Где теперь та девочка, умеющая летать? Вот она, Бев – лживая, красивая шлюха, рабыня ничтожного человека, который её не любил.

Она не сбежала от отца и так и не уехала из Дерри по-настоящему. Маленькая девочка быстро разучилась летать, быстро научилась лгать самой себе и видеть любовь в равнодушии и садизме.

Знаменитый на весь мир модельер, успешная деловая леди, ослепительно красивая Беверли – чем она жила всё это время?

Бев стало страшно. Молодость уходила… а она вдруг поняла, что даже и не жила ещё, а существовала.

Словно длинный, тяжелый и неприятный сон закончился – и вот она, взрослая, лежит в гостиничном номере в родном городе Дерри, и приехала она не затем, чтобы дать жизнь, а затем, чтобы убивать.

Беверли стала думать о Клоуне. О Ричарде Грее, о Пеннивайзе. О существе, которое поместило её в Мертвые Огни когда-то.

Бев впервые в жизни подумала вдруг, что Клоун никогда не делал ей больно специально, более того, она ему, кажется, даже… нравилась?

Беверли вспомнила его руки, когда он приподнял её, чтобы поместить в Мертвые Огни – и сейчас, прокручивая это воспоминание в уме раз за разом, Беверли признала, что его руки были почти ласковыми.

Молодая женщина села на кровати и нахмурилась.

После посещения своего бывшего дома № 127 по Мейн – стрит, и встречи с Пеннивайзом Беверли была в шоке, в ужасе, и не сопоставила сразу факты, так бросающиеся в глаза.

Костюм, внешность, манера говорить. Но… костюм!

Она привыкла видеть Пеннивайза в серебристом костюме, теперь напоминающем ей, как креативному дизайнеру одежды, фентезийный костюм скорее испанского инфанта, чем циркового клоуна. Эти чулки, изящные сапожки, бубенчики и кружева… и его руки. Беверли сейчас поклялась бы, что руки Оно были почти нежными, когда он прикасался к ней. И эти косые глаза, пухлые детские губы, текущие слюни…

А кого она видела в своем старом доме, кем была “мисс Керш” ?

Пеннивайз был одет в мешковатый яркий клоунский костюм.

Никакого косоглазия, никаких слюней и неестественных движений. Губы – словно только что прорезаны кинжалом, кровавые и тонкие, острые зубы и древняя, очень древняя ледяная ненависть.

Ах да, подумала Беверли.

Пеннивайз в серебристом костюме никогда не матерился и не говорил таких гадостей, как Пеннивайз в ярком костюме клоуна. Никогда.

Раздвоение личности у Оно?

Беверли неожиданно рассердилась на себя. Давай, глупая женщина, отпусти на волю настоящую Бев и послушай, что скажет тебе эта девочка.

Девочка появилась не сразу. Беверли пришлось возвращаться по-настоящему – очень издалека, из дали своей взрослой и никчемной жизни.

Твои волосы – зимний огонь,*

Том Роган исчез. Испарился, будто его и не было.

Тлеющие красные угольки в январе.

Беверли стремительно возвращалась, задыхаясь от ощущения счастья.

Мое сердце сгорает.

…Бен!

Юная Беверли рассмеялась свободным, счастливым смехом, потянулась, потерла синяк на локте и сказала в темноту гостиничного номера;

– Если Оно так сильно различаются, значит, их два.

Два?!

Беверли прижала руку к сердцу, которое сильно забилось. Два. Но, если Оно два, кто убил брата Билла Денбро, кто убивал детей в Дерри, и кого… пытались убить они, Неудачники?

Следующая мысль заставила её застонать.

КОГО все они вернулись добить? И как они справятся сразу с двумя монстрами?

Беверли села прямо, обхватила себя руками и её затрясло от ужаса. Во что они все ввязались?!

***

Бен Хэнском.

Бен Хэнском думал о Беверли.

Бен был уверен, что она счастлива замужем, и приготовился радоваться за неё и её супруга.

Он почти не отводил взгляда от её лица , когда Неудачники собрались в ресторане, и Бев с каждым словом разбивала и разбивала его любящее сердце на куски.

Великий Том Роган. Лучший в мире муж, организатор, любовник и прочее, и прочее.

Глаза Бев сияли, когда она говорила о нём.

Так почему у Бена осталось ощущение, что Беверли, его прекрасная Беверли лжёт?

Все, что она говорила в адрес своего мужа (несомненно, величайшего Человека в Мире), было слишком уж восторженным. Слишком глянцевым и фальшивым.

Бен был уверен, что действительность хуже – причем намного хуже, и что Беверли в беде.

Клоун в библиотеке смог серьезно напугать его – Бен и правда чувствовал себя старым и слабым для того, что предстояло сделать.

Но самым главным было чувство какой-то неправильности, нереальности происходящего.

Зачем они все приехали? Убить древнюю Тварь, убить ДЕРРИ?

(Оно. Всего лишь Оно. Никакая инопланетная тварь не может быть ЦЕЛЫМ городом.)

Убить себя? Или убить свои страхи, которые все они увезли из Дерри и привезли обратно?

Бен посмотрел на свое отражение в витрине. Красивый молодой человек, самый известный молодой архитектор в мире?

О нет, подумал Бен – я Стог, я Титьки, я толстый мальчик, украдкой посылающий Беверли открытку с хокку.

Я до сих пор не могу сказать ей о своей любви открыто.

Так почему он приехал в Дерри? Оно было причиной, но Бен Хэнском понимал, что было настоящей причиной его приезда.

Беверли.

Столько лет он не жил, заполняя настоящую жизнь работой, деньгами и случайными связями. Столько лет он существовал без Беверли.

Том Роган?

Бен улыбнулся своему отражению. Господи, какая чушь. Нет никакого Тома.

В глазах Беверли, ярких и сияющих, был страх. А губы, восхваляющие Тома Рогана, на самом деле звали на помощь.

Бен почувствовал такой прилив любви, что страх, вызванный было Пеннивайзом, понемногу начал уходить из его сознания.

И да, что-то было не так с этим Оно. Бен смущенно подумал, что чертов Клоун выглядел слишком древним и неправильным. И… он стал ниже ростом?

Возможно, он и раньше был невысоким, подумал Бен. Мы же были детьми, поэтому Клоун и казался выше.

Но кому, как не великому архитектору (и лучшему математику) Бену Хэнскому было знать, что он просто не может ошибиться в расчетах.

То Оно, из их детства, было высоким, очень высоким, стройным (кому, как не Стогу было отмечать и запоминать чужое красивое телосложение?), а Клоун в библиотеке являл собой полную противоположность тому Оно, что помнил Бен.

И злоба. Такой ярости, такой ненависти и желания убивать Бен ещё не встречал.

Конечно, он пойдет с друзьями куда угодно, и, возможно, погибнет. Но Бен знал – если случится так, что все выживут, он не уедет из Дерри без Беверли.

Бен Хэнском решил больше не лгать самому себе. Никогда.

***

Ричи Тозиер.

Самый популярный диск-жокей в Штатах, Человек с тысячей голосов Ричи Тозиер, сидел в парке на скамье и думал.

После памятной встречи с Оно у Ричи, несмотря на триумф, осталось ощущение, что где-то он дурак, и Ричи честно пытался понять, где именно.

Пеннивайз был настроен серьезно, очень серьезно. Ричи поразила сила Его ненависти – Оно буквально источало злобу и ярость, направленные на Неудачников. Тозиер понимал злобу существа, которое они пытались убить. Вот только это ли Оно убило брата Билла Денбро, Джорджи?

Тозиер попытался вспомнить, как выглядел Пеннивайз в то время, когда все они, Неудачники, были детьми, но вспомнил почему-то только звуки.

Голос Оно был высоким, жутким, но при этом каким-то ненастоящим. Так мог бы говорить нарисованный персонаж из детского мультфильма, какой-нибудь одержимый демонами ребёнок или зверёк.

Голос Пеннивайза ( голос памятника Полю Баньяну), с которым Ричи пообщался не так давно, был совершенно иным. Это был голос смертельно опасного хищника, голос, с трудом произносящий человеческие слова. Голос немыслимо древнего существа.

И была еще одна деталь, которая сводила Ричи с ума.

Бубенчики. Маленькие паскудные бубенчики, звон которых Тозиер запомнил навсегда ( и пару раз вставлял этот звуковой эффект в свои шоу).

Ричи был готов поклясться на чем угодно, что у Оно, с которым он пообщался недавно, не было никаких бубенчиков.

Пеннивайз поменял имидж?

Ричи отправился в гостиницу, сердясь на себя.

Где твой острый ум, Тозиер? Думай, это же детская загадка!

Разные голоса. Разные звуки. Разный тембр голоса. Разная манера говорить и смеяться, раз…

Ричи Тозиер резко остановился, будто с размаху налетел на невидимую стену.

А что, если Оно… не одно?

Ричи стало по-настоящему страшно.

***

Эдди Каспбрак.

Ну, и что понесло его к «Пещере Морлоков», к этой дурацкой канализационной трубе?

Соскучился по Оно?

Эдди сунул было ингалятор в рот, но тут же почувствовал непреодолимое отвращение к нему, и едва сдержался, чтобы не бросить прибор в мусорную корзину.

Нет у него никакой астмы. Нет, и всё. Сколько можно жалеть себя?

Эд чувствовал просто убийственную ясность ума.

Он совершенно здоров. Более того, он никогда и не болел ничем серьёзным по-настоящему.

Самым страшным было то, что Эдди понимал – это не его мать виновата в том, что он вырос слабым человеком, трясущимся за свое драгоценное здоровье. И не Мира (я женился на своей матери, услужливо подсказал ему Новый Эд; а Беверли вышла замуж за помесь своего отца и Генри Бауэрса.).

И даже не Оно.

Эдди открыл свою дорожную сумку, набитую лекарствами – вот его дети. Его сыновья и дочери, таблетки, порошки и капсулы.

Вот его внуки витамины, и конечно же, правнуки – антибиотики всех сортов и видов.

Его едва не стошнило прямо в сумку.

Несколько минут Эдди задумчиво смотрел на содержимое сумки, затем бережно закрыл её, вынес из гостиницы и швырнул в мусорный бак.

Зачем он бросил Миру и приехал назад, в Дерри? Убить Оно?

Эдди с каким-то приступом истерического веселья вдруг подумал, что они все ЗАМКНУЛИ КРУГ, уехав из Дерри, и вернувшись обратно.

Мы вернулись, чтобы убить свои страхи, устало подумал Эд. Не Оно. Свои страхи.

И… чтобы посмотреть, наконец, правде в глаза.

В какой-то момент Эдди подумал о друзьях – ребята, какие скелеты вы сейчас достаете из запертых шкафов своей души? – но тут же печально рассмеялся.

Вот оно что. “Великие герои” вернулись, чтобы сразиться со злом, которое жило в них же самих.

Встреча с Оно напугала его, но Эдди вдруг почувствовал, что никакие мертвецы и прокаженные не были страшнее того мертвеца, каким он сам был многие годы.

И была еще одна странная вещь, о которой Эдди задумался только что, вернувшись в свой гостиничный номер.

Запах.

Эд мог определить по запаху срок годности любого лекарства, и даже его составляющие – поэтому из детских воспоминаний об Оно Эд ярче всего запомнил именно запах.

Что-то сладкое. Воздушная кукуруза, молочная карамель, сладкая вата, мятные леденцы, запах жженого сахара. И было ещё что-то в запахе Оно – что-то неуловимо знакомое, что Эдди никак не мог определить.

Будь у него и Миры сын или дочь, Эд понял бы, что это за запах. Так пахнут все детеныши во всех мирах – запах свежести, запах чего-то НОВОГО. Запах, который невозможно повторить искусственно.

Вот этого, неопределенного запаха, не было у Оно, с которым разговаривал Каспбрак. Была сладость, был запах хищного зверя, но не было того запаха, по которому Эд узнал бы Оно даже с закрытыми глазами.

Дальше этого факта мысли Эдди пока не пошли – он просто отметил про себя эти факты с запахами, и снова погрузился в меланхоличное самоуничтожение.

***

Уильям Денбро.

Билл Денбро не видел Пеннивайза в этот день, но он увидел кое-что другое, и поверил в ЭТО, и ничто не могло его переубедить.

Привидение?

О, если бы.

Билл увидел чудовище, куда более страшное, чем Оно.

Сильвер стоял в гараже Майка Хэнлона. Ждал. Его, взрослого человека, утратившего веру в волшебство, или мальчишку, не боящегося гладить по голове самого страшного монстра Вселенной?

Билл чувствовал себя песчинкой, которую уносит океан. Он плыл по течению, и к нему прибивало предметы из его прошлого – Сильвера, например. Велосипед был абсолютно реален не смотря на то, что Билл каждую минуту ждал, что Майк позвонит ему и скажет, что в гараже вместо Сильвера валяется какая-то гнутая железка.

Или что похуже. Например, детский скелет.

– Выходи, что же ты?

Когда Билл сидел на корточках возле коллектора, в котором умер Джорджи (в котором Джорджи умер первый раз, поправил он себя) и звал Оно, на миг Денбро показалось, что он увидел там, в темноте, знакомые голубые глаза.

– Вы часто говорите в люки, мистер?

…Кого ты ожидал увидеть, Большой Билл? Джорджи? Или Оно?

Это был обыкновенный маленький мальчик. Билл, по-прежнему не веря в реальность происходящего, поинтересовался, слышал ли мальчик какие – либо звуки из таких вот люков.

В сказках всегда появляются дети или прекрасные девицы, готовые дать ответ главному герою на пару загадок, или направить его на путь истинный.

Кому, как не величайшему и успешному писателю это знать?

Конечно же, мальчик слышал звуки.

Вместо ужаса Билл почувствовал такую дикую, бешеную радость, что сам себе удивился.

Да что с ним творится?!

В кармане его рубашки лежал свернутый в маленький прямоугольник рисунок. Карандаш стерся на местах сгибов, но все еще можно было понять, что на рисунке изображено.

Высокий клоун, Джорджи, и угрюмый страшненький мальчик, на которого указывала стрелка. Над стрелкой было написано «Старший».

Одра видела этот рисунок и решила, что его нарисовал младший брат её мужа. Билл тогда согласился с ней, потому что не помнил, откуда у него рисунок, и зачем он хранит его.

Да. Младший брат, который звал его как-то необычно…как то…

И шарики.

Билл тысячи раз описывал эти шарики в своих романах и фантастических повестях. Тысячи раз описывал монстров – какую бы форму не принимало чудовище, Билл Денбро знал – книга обречена на успех, потому что он раз за разом вытаскивал из своей души куда более жутких чудовищ, чем Оно.

Он писал о том, о чем люди обычно предпочитают молчать.

Например, о том, что его поклонники засыпали его кучей писем с просьбами ПОМУЧИТЬ главного героя посильнее, просили его о пытках, крови и унижениях. Они просили это от чистого сердца, ведь любить измученного, исстрадавшегося героя было… приятнее.

Билл написал такой роман – он стал бестеллером года, а его автор – самым популярным, модным и непревзойденным писателем, забравшим все мыслимые и немыслимые награды, положенные в литературной среде.

Билл написал о мальчике, стреляющем в голову чудовища, убившего его брата. Критики расхвалили идею знаменитого автора – чудовище и мальчик были почти друзьями, и, стреляя, главный герой любил монстра. Но справедливость восторжествовала, чудовище было побеждено, а человечество спасено.

Билл ненавидел собственное творение, но этот роман вознёс его на вершину славы, сделав самым высокооплачиваемым писателем современности.

Так ли ужасно было Оно, существо, питающееся человеческими страхами? Ужаснее монстров, живущих в людях?

Билл как-то решил провести эксперимент и написал роман о Фермере.

Жил да был некий Фермер, выращивающий себе на пропитание овечек и баранов. Разумеется, животные думать не думали, что особи из их стада, периодически пропадающие, оказывались на столе у доброго Фермера, так заботливо оберегающего своё стадо от внешнего мира и его опасностей.

Но как-то раз Фермер унёс ягненка, и бараны решили мстить – чтобы неповадно было этой двуногой твари думать, что ей всё позволено.

Фермер попытался противостоять животным, но те, пылая праведным гневом, загнали несчастного человека в угол, и забили его насмерть – разумеется, став после этого жить долго и счастливо.

И да, ягнята и взрослые особи больше не пропадали. Они множились и множились, в один прекрасный день сожрали всю траву и все запасы на ферме, и начали пожирать себе подобных – но этого Билл, конечно же, не написал.

Критики просто визжали от «искрометного юмора» романа, находили в нем отсылки к конкретным политическим деятелям и звездам шоубизнеса. Читатели накинулись на новый роман так, что пришлось срочно допечатывать партию.

Биллу предложили экранизировать роман и сделали еще одно предложение, которое заставило Денбро напиться.

Ему предложили изменить финал – пусть Фермер сможет отбиться от паршивых баранов, победит, и прирежет их всех.

Билл напился, чем изрядно напугал свою жену Одру (пьяный и истерично хихикающий муж, держащий в руках смятый неподписанный договор, выглядел умалишённым).

Финал он изменил, договор подписал, и фильм (признанный позже лучшим фильмом ужасов десятилетия) вышел на экраны, снова заставив критиков строчить хвалебные рецензии.

Итак, героический Билл Денбро, великий писатель и Гений Современности,

(Лысая Жопа, поправил себя Билл. Всего лишь Лысая Жопа, дамы и господа.)

Большой Билл,

(Главный Баран)

… Старший?

Вернулся в Дерри, дабы покончить с Фермером раз и навсегда.

Потому что ягнята снова стали пропадать.

Билл Денбро сжал виски пальцами. Голова раскалывалась от боли.

В шкафу прятался не Джорджи.

Здесь, в Дерри, в шкафу пряталось чудовище по имени Билл Денбро – мальчик, способный выстрелить в голову своему брату.

Пусть и инопланетному.

Как же больно смотреть в собственную душу без лжи.

***

Конец, он же Начало.

ЧТО ЭТО БЫЛО?

Билл Денбро, вынырнув из кошмара, уставился на спящую рядом жену. Одра спала, доверчиво и трогательно разбросав руки и улыбаясь во сне.