Текст книги "Миссия (не)выполнима: влюбить в себя бабника (СИ)"

Автор книги: Dream Writer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

– Здесь холодно, между прочим. Если тебе так нравится сидеть в пустом подвале, то я пошёл.

– Стой! – отчаянно крикнул я надломившимся голосом, неожиданно даже для самого себя побоявшись, что он действительно уйдёт. Мне не хотелось оставаться одному ни секундой дольше, но и уйти просто так было сложно. Не в силах принять решение, я спросил: – А что же скажет папа?

– Тебе ли не всё равно? – раздражённо проговорил парень, после чего, вздохнув, добавил: – Но если тебе это так уж важно, то я могу вернуть тебя сюда к утру, чтобы, когда твой папенька протрезвеет и прибежит извиняться, ты был здесь и, развесив уши, смог слушать его.

– Да! – неожиданно громко крикнул я. – Да, я иду с тобой!

Опять послышался тихий смех, после чего незнакомец сказал:

– Тогда подойди к этой стене и жди представления.

В последний раз неуверенно взглянув на металлическую дверь, за которой где-то в квартире, включив на полную громкость телевизор, сидел мой отец, я всё же послушался того парня и сделал так, как он сказал. Позже, думая об этом, я не раз задавал себе вопрос, почему тогда доверился абсолютно незнакомому человеку. Может, я настолько сильно надеялся на то, что он действительно поможет мне, поэтому и не стал задаваться вопросом, почему он вообще решил это сделать? Кто его знает. Но факт остаётся фактом – незнакомец действительно помог.

Стоило мне подойти к стене, как я услышал странный шум, похожий на трение двух камней друг о друга. Посмотрев наверх, я заметил, как чьи-то тонкие длинные пальцы хватаются за кирпичи в стене моего дома, а после оттаскивают их в сторону, расширяя маленькое отверстие до настоящей дыры. От удивления у меня даже слов не нашлось, чтобы хоть как-то прокомментировать это действо, так что я просто стоял молча до самого конца. Вскоре в расширившемся проходе появилась чья-то фигура. Сложно было определить, какое телосложение у того человека, ведь на нём была огромная мешковатая куртка, но я сразу заметил, что он ещё не очень большой. Во всяком случае, так показалось на первый взгляд.

– Хватайся, – протягивая мне руку, сказал парень, опираясь на выступ стены. – Только готовься к тому, чтобы подпрыгнуть, иначе не дотянешься, – заметив, что я до сих пор стою неподвижно, он с раздражением прикрикнул: – Чего морозишься?! Хватайся, я сказал!

Вздрогнув от этих резких слов и тона, которыми они были произнесены, я сделал шаг назад, но позже, дабы не раздражать своего спасителя ещё больше, решил выполнить его просьбу. Подойдя вплотную к стене, я начал подпрыгивать, отчаянно пытаясь дотянуться до протянутой мне руки, но ничего не получалось. Тогда парень ещё раз прикрикнул на меня, отчего словно появилось второе дыхание. Присев на колени, я довольно-таки сильно оттолкнулся от пыльного пола, и прыгнул так, что у меня получилось дотянуться до его руки, но мне же никто не сказал, что за неё схватиться надо, а сам я благополучно забыл об этом, поэтому парню пришлось хватать меня самому.

От этого его действия я почувствовал острую боль в плече, поэтому вскрикнул, неловко повиснув в воздухе, словно бельё на вешалке. Продолжая стонать, я начал брыкаться, как вдруг услышал:

– Если не прекратишь, я просто отпущу тебя! Мне тоже больно, так давай ты лучше поможешь! Отталкивайся ногами от стены!

Всё ещё продолжая хныкать, так как к боли от ударов моего отца прибавилась ещё и новая, я, тем не менее, стал выкарабкиваться из этого подвала, помогая незнакомцу вытаскивать моё бренное тело на улицу. Когда моя голова уже показалась на поверхности, парень схватил меня за капюшон куртки, которую я так и не успел снять после своего прихода, и изо всех сил потянул на себя, впоследствии хватая меня то за талию, то за ноги. Спустя некоторое время мы оба валялись на снегу прямо перед моим домом, стараясь перевести сбившееся дыхание. К громким вдохам и выдохам примешивались мои стоны, но больше на меня не кричали. Вместо этого незнакомец сказал:

– Если тебе удалось выбраться, прекращай хныкать. В победе нет смысла, если ты плачешь от боли.

Я недовольно посмотрел на него.

– Но мне действительно больно! – обидчиво прикрикнул я, буквально пожирая взглядом худосочного парня с отросшими волосами, которые достигали его плеч, и это ещё при том, что сейчас они россыпью лежали на снегу. Но на улице было уже слишком темно, чтобы я смог разглядеть какие-то детали в его внешности, поэтому оставалось довольствоваться лишь этим и тем, что мой спаситель был худой как щепка – даже мешковатая куртка не могла скрыть его худобы, когда парень распластался на земле.

– Эх, а я на благодарность рассчитывал, – наигранно-обидчивым тоном произнёс тот, вставая. После, посмотрев на меня с высоты своего роста, он сказал: – Но, кажется, проще заново эту стенку отстроить, чем убедить тебя поблагодарить меня. Ладно, не больно и хотелось. До скорого.

Махнув рукой на прощание, длинноволосый развернулся на сто восемьдесят градусов, направившись в противоположную сторону.

– Постой! – крикнул я, тоже подрываясь со своего места. – Ты уходишь?

– А мне есть резон оставаться? – неприветливо ответили мне. – Я обещал вытащить тебя, но таскаться с тобой по городу не намерен.

– И что же мне тогда делать? – растерянно заморгав, спросил у него.

– Не знаю. Если есть, куда пойти, советую податься туда. В крайнем случае, я знаю одно хорошенькое местечко на теплотрассе неподалёку отсюда. Могу сводить.

Я растерялся. Ещё неизвестно, что было бы лучше – оставаться в том подвале совершенно одному всю ночь или ночевать на улице с кучей бездомных, от которых хорошего ждать не приходилось. Продолжая смотреть на парня, я почувствовал, как глаза начало пощипывать, а по телу прошлась мелкая дрожь. Вскоре слёзы покатились по моим щекам, а я сам, всхлипывая, начал говорить:

– Если собирался оставить меня одного, мог бы вообще не помогать! Да лучше в подвале всю ночь сидеть, чем одному на улице ночью быть!

– Мне вернуть тебя обратно? – абсолютно безразличным тоном поинтересовались у меня, что стало последней каплей.

Не могу вспомнить и половины тех мыслей, что проносились в тот момент в моей голове, но общее содержание во всех было практически одинаковым: «Почему всё так происходит? Что такого я сделал, раз все отворачиваются от меня? Что со мной не так?» Рухнув на колени, я зарыдал, как девчонка, просто стараясь найти ответ хотя бы на один из тех вопросов, но, конечно же, не мог этого сделать.

– Ты действительно парень? – поинтересовались у меня. – Ревёшь так громко, что у меня уже уши болят тебя слушать.

– Так не слушай! – продолжая хныкать, крикнул я.

Начав вытирать слёзы и сопли рукавом своей куртки, я продолжал сидеть на холодной земле, как вдруг послышался хруст снега, который с каждой секундой становился всё громче и громче. Подняв глаза, я заметил остановившегося напротив меня незнакомца, который слегка наклонился и протянул мне руку. Непонимающе глядя на раскрытую ладонь, я продолжал сидеть, пока не услышал следующее:

– Вставай. И прекрати, пожалуйста, реветь, тошно становится. Хорошо, я не буду тебя бросать.

От удивления у меня даже дыхание перехватило. Схватившись за протянутую мне руку, как за последнюю соломинку, я поднялся с земли, после чего принялся внимательно вглядываться в лицо моего спасителя, который оказался гораздо выше меня, не отпуская его.

– Иди за мной, – выдернув свою руку из моих, сказал он. – Кирпичи оставь так, нам всё равно завтра их на место возвращать, а из такого убогого подвала никто ничего красть не станет. И, смотри мне, не отставай и не хнычь, иначе точно брошу.

Отвернувшись, парень быстрыми шагами двинулся туда, куда намеревался пойти изначально, а я, зачем-то кивнув, поспешил за ним, продолжая вытирать рукавом всё ещё мокрые щёки. Всё тело болело от каждого шага, но я продолжал бежать, даже не оглядываясь на свой дом. Растерянность сменилась затеплившейся в груди надеждой, поэтому я продолжал бежать за этим человеком, имени которого даже не знал, и вскоре поспешил исправить эту ошибку.

– А как тебя зовут? – спросил его, когда мы остановились для того, чтобы он смог перевязать шнурок на своих поношенных кроссовках.

– Зачем тебе? – настороженно спросил тот, исподлобья взглянув на меня.

– Я хочу знать, кого благодарю, – с важным видом изрёк я, скрестив руки на груди.

Это позабавило моего спасителя, так как он ухмыльнулся и, встав на ноги, уже более добродушно произнёс:

– Коди. Ненавижу это имечко, но уж какое есть, – после этого он тут же пошёл дальше, а я опять принялся бежать за ним.

– Почему ненавидишь? – задал я самый, что ни есть, глупый вопрос, но мне хотелось говорить.

В то время я был довольно скованным ребёнком, оттого, хоть и вечно находился в компании, терялся на фоне остальных. Даже той зимой, когда все мои одноклассники играли в снежки после школы, я не мог оставаться с ними, так как либо получал синяки от того, что они, не замечая меня, то и дело попадали мне по лицу, либо и вовсе оставался незамеченным. И тогда мне казалось, что я никогда не смогу стать членом ни одной компании, не говоря уже о том, чтобы быть лидером. Поэтому общение с Коди доставляло мне удовольствие, хоть он и был довольно резок, а если учесть, что он был ещё и старше меня, то и самооценку поднимало.

– Оно какое-то слишком… милое, – сказал он через какое-то время. – Не знаю, почему моя покойная мамочка захотела так меня назвать, но сейчас я действительно ненавижу это имя. Нет, ты прикинь: мне шестнадцать, а меня с персонажем мультика сравнивают!

В этот самый момент мы проходили под фонарём, так что я смог посмотреть на лицо парня, заметив, что он совсем по-детски сморщился, произнося это. В этот самый момент удалось разглядеть некоторые черты его лица – широкие скулы, орлиный нос, тонкие губы, а также синяк на резко выступающем вперёд подбородке, который даже в полутьме не заметить было невозможно. Я ещё тогда подумал, что он выглядит замученным, кто же знал, что его ситуация была куда как хуже моей?

– Мы пришли, – сказал Коди, остановившись возле четырёхэтажного заброшенного дома, который раньше был общежитием, а с начала двадцать первого века просто стоял, занимая место. – Здесь я частенько ночую, когда от батьки сбегаю. Думаю, и тебе местечко найдётся. Идём.

Он спокойно зашёл внутрь. Так как дверь кто-то выбил, как позже мне рассказал мой новый знакомый, туда мог прокрасться любой, но кроме нас там никого не было. Мы поднялись на последний этаж, после чего прошли прямо по коридору в последнюю комнату, в которой оказалась кровать и много другой мебели. Если бы не пыль, из-за которой я даже чихать начал, стоило оказаться внутри, я бы ни за что не поверил, что это помещение заброшено, так как, в отличие от других комнат, оно казалось ухоженным, да и мебели там было куда больше.

– Света нет, так что луна – наша единственная лампочка, – сказал Коди, заходя внутрь, после чего завалился на две кровати, которые были составлены друг с дружкой, так что по размеру напоминали одну двуспальную. – Воды нет, отопления, как ты понял, тоже. Здесь ничего нет, кроме кроватей и крыши над головой. Всё ещё хочешь остаться?

Я в этот момент стоял на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, так как опять не знал, что делать. Это место пугало, мне хотелось домой, но я боялся, что, стоит там оказаться, как папа снова начнёт бить меня. Чем дольше был с этим парнем, тем больше мне начинало казаться, что я действительно боюсь Генри, и я не мог найти этому объяснения. Хотелось убежать отсюда, пойти к маме, но она болела… Хоть и мечтал попасть к ней и пожаловаться на судьбу, я, тем не менее, чувствовал, что не могу этого сделать, поэтому стоял на месте, стараясь убедить себя, что рядом с Коди безопасно. Поздновато, конечно, учитывая, что я уже пошёл с ним, но так получилось.

– Коди, – нерешительно начал я, намереваясь задать вопрос, который помог бы мне убедиться в том, что парень не опасен. – Скажи, а почему ты помог мне?

До этого я свято верил, что все люди должны помогать друг другу, поэтому несколькими месяцами ранее даже не подумал бы задать подобный вопрос, но с тех пор, как Сэм попала в больницу, мой мир начал переворачиваться с ног на голову. Я толком ничего не мог понять, было ощущение того, что я заблудился в лесу, а найти меня никто так и не может…

– Не знаю, – честно сказал Коди спустя какое-то время. – Я просто бродил по округе, а потом услышал, как ты ревёшь. Мне вообще сначала показалось, что ты девка, вот честно! А ты вот кто… Просто я знаю моего батьку, вот и подумал, что с тобой то же самое приключилось, и, подумав, кое-что понял. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, когда мой папан бил меня. Может, поэтому я и связался с тобой. На свою дурную голову…

Я сглотнул подкативший к горлу комок. Часто говорят, что дети, пусть не всё, но многого не понимают, но это не всегда правда. В определённых обстоятельствах человеку волей-неволей приходится становиться умнее, чем он был до этого, поэтому я с самого начала понял, о чём пытался сказать мне Коди, и сразу же прекратил расспросы. Мне не хотелось говорить о том, что случилось, потому что это было неприятно, вот я и подумал, что и этому человеку должно быть неприятно, если я начну клещами тянуть из него правду. Эта черта, кстати, осталась со мной на очень долгое время.

– Так ты заходишь? – спросил, наконец, парень, поудобнее устраиваясь на кровати, поэтому следующие его слова прозвучали скорее как издёвка, а не как серьёзное предложение: – Или мы сейчас же побежим обратно пихать тебя в подвал и закладывать стенку кирпичами?

– Кстати, – сказал я, переступая порог и заходя в комнату. – Как ты это сделал?

– Делов-то. У вас тот угол просто кирпичами заложен, даже цементом не укреплён. Я это ещё два года назад просёк. А ты не знал?

Коди повернулся лицом ко мне, очевидно, ожидая моего ответа, на что я лишь покачал головой из стороны в сторону. К тому же, если бы я тогда знал об этом, то не стал бы спрашивать у него, разве не так?

Не помню, что парень мне тогда сказал. Чётко в моей памяти зафиксировался лишь момент, когда он проверял, не сломал ли мне отец чего (и это после того, как заставил бежать за собой по улице), а также тот, когда мы открыли скрипевшее окно в комнате для того, чтобы посмотреть на огни ночного города. Коди сказал, что из наших одноэтажных домиков, которые стоят в самой глубине района, ничего подобного не разглядишь, а в этом старом четырёхэтажном общежитии, стоявшем близ дороги, всё было отлично видно.

Для меня это стало своего рода чудом. Таким вот маленьким чудом, ведь я редко бывал за пределами района, в котором мы жили. Местная школа, редкие походы по магазинам. Самым дальним моим путешествием становился путь в больницу к маме, но допоздна я никогда не задерживался. И да, живя в Лондоне, можно не видеть всей красоты этого города, ведь часто люди за будничной суетой не замечают того, что происходит вокруг, поэтому то, что показал мне Коди, стало для меня настоящим подарком.

Не знаю, как так получилось, но мы почему-то сразу нашли общий язык. Разговаривая с ним до поздней ночи, я узнал об этом парне много чего нового, причём не сам расспрашивал его. Моему спасителю было всего шестнадцать, он жил в нескольких домах от меня, хотя мы никогда и не виделись. Ему было четыре года, когда умерла его мама, тогда отец и принялся выпивать. Наши ситуации казались такими похожими, но в то же время были такими разными. У Коди была компашка, с которой он зависал, я же не мог играть с одноклассниками, ведь у меня не было никаких игрушек, чтобы привлечь их внимание, да и живым характером я не отличался. Говорят, что противоположности притягиваются, возможно, поэтому нас с самого начала притянуло друг к другу.

После той ночи парнишка ещё не раз выручал меня. Он, узнав о проблемах моей мамы, сказал, чтобы я ничего не говорил ей о том, что происходит у нас дома, ведь лишний раз волновать её было бы плохо. И я молчал. Генри всё равно практически никогда не попадал мне по лицу, будто специально прицеливался, а я прикрывался руками всякий раз, когда он норовил ударить меня по челюсти или ещё куда. Удары не всегда были сильными, возможно, поэтому я держался, но с каждым разом становилось всё труднее. Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому всякий раз, когда мой отец напивался и начинал распускать руки, я бежал к Коди, который был для меня настоящим супергероем и другом, готовым принять и выслушать в любое время дня и ночи.

Мы вместе ночевали, вместе зализывали раны друг друга после избиения нашими отцами, вместе одевали меня перед походом к маме, да так, чтобы ни единого синячка не было видно. Я и оглянуться не успел, как стал чуть ли не зависим от него. После школы я бежал проведывать маму, которой говорил, что отец много работает, даже не думая о том, что эта отговорка кажется очень неправдоподобной и она может начать что-то подозревать, а потом летел к Коди. Я проводил с ним почти всё своё время, иногда даже пытался попросить его помочь мне делать домашнее задание, вот только парень был действительно полным «нулём» в учёбе.

Я повторюсь, но я действительно не знаю, почему мы сошлись так быстро и легко, но ежедневные игры в сугробах и броски снежками стали для нас чем-то обычным, несмотря на то, что мой друг был на целых шесть лет старше меня. Наверное, мы просто попали в настоящую зависимость друг от друга, ведь что у меня он, что у него я был единственным человеком, способным полностью понять суть происходящего. И тогда казалось, что всё налаживается. Отец после этого выместил злость на мне всего два раза, но мама должна была вот-вот выписаться, так что я готовился всё рассказать ей. Мне не хотелось больше плакать, терпение было на исходе, а вера… Она просто умерла. Поговорив с Коди, узнав от него столь многое о его семье, я понял, что верить Генри уже бесполезно, поэтому всякий раз, когда он прибегал в подвал, находил меня, думая, что я сидел там всю ночь, и начинал передо мной извиняться, я уже не верил. Я просто слушал.

Но в тот момент мне не повезло. Сэм уже месяц лежала в больнице, всем казалось, что она идёт на поправку, но не тут-то было. Что-то пошло не так, поэтому время её пребывания в больнице всё увеличивалось и увеличивалось, поэтому я, хоть это и было очень трудно, продолжал убеждать её в том, что всё хорошо, с каждым разом всё меньше и меньше веря самому себе. Но она не была бы мамой, если бы не заподозрила что-то неладное. Поэтому, как я потом узнал, подослала свою подругу к нам, чтобы та оценила обстановку и по возможности рассказала, что на самом деле происходит дома.

Меня тогда вообще не было – в очередной раз бродил по окрестностям с Коди, лишь отец просыхал после очередной попойки. Именно он должен был встретиться с той подругой. Должен был, но не встретился, потому что она даже не пришла. Решив, что Сэм попросту накручивает себя, и найдя себе более важные занятия, та женщина солгала моей матери, сказав, будто все её подозрения беспочвенны, что она виделась с Генри, который передавал ей привет и жаловался из-за того, что никак не может попасть к своей обожаемой жене из-за работы. Кто знает, о чём в тот момент думала та подруга, но именно эта её ложь несколько успокоила Сэм и продлила мой личный ад.

Вскоре отец прекратил извиняться. После моего избиения он просто открывал дверь и с безучастным видом выпускал меня, поэтому я решил, что мне больше не стоит возвращаться домой. Коди продолжал убеждать меня, что маме ничего говорить не стоит, поэтому я ждал. Не появлялся дома, так как ночевал у своего друга, за что и был впоследствии наказан. Отец отловил меня, крича на всю улицу, что я совсем из ума выжил, раз не появляюсь дома в свои-то десять лет. Так, как я получил от него тогда, я не получал ещё ни от кого.

Я приплёлся к Коди со сломанным носом, перебитыми рёбрами, изувеченными руками. Не знаю, что тогда спасло меня от серьёзных повреждений, но ушибов внутренних органов не было, так как я просто летал из стороны в сторону. Меня хватали за волосы, таскали за них по полу, швыряли из угла в угол, но не били. Такое ощущение, будто мной игрались, словно я был футбольным мячиком. Я кричал так, что сорвал голос, поэтому пришёл к другу в действительно ужасном состоянии. Это было средь бела дня, так что я сильно испугал его. Именно в тот момент Коди понял, что сохранять в тайне поведение Генри больше не имеет смысла, поэтому сказал, что нам нужно сейчас же идти в больницу к Сэм.

Мы бы дошли туда, если бы по пути не наткнулись на этих двоих. Мой отец узнал, с кем я пропадал всё это время, поэтому, разозлившись на меня за всё, что можно и нельзя, пошёл к отцу Коди, и вместе они притащили свои пьяные туши к тому общежитию, в котором мы с парнем прятались всё это время. Оказывается, отец моего друга всегда знал, где тот околачивается, только ему было плевать, а тут вроде как повод появился. Когда эти двое загородили нам дорогу, я на деле понял выражение «Душа в пятки ушла».

По моему телу прошлась крупная дрожь, я буквально спрятался за Коди, который тоже испугался вида своего отца – по его лицу это было ясно видно, – но, тем не менее, стоял, отодвигая меня назад. Он защищал меня, хотя сам боялся, за что я ему был безмерно благодарен, вот только он так никогда об этом и не узнает.

Я думаю, нетрудно представить, что произошло дальше. Нас обступили те двое, не давая и шагу ступить, после чего Генри схватил за капюшон Коди, повалив его на землю, начав попутно бить его ногами. Так как я стоял сзади, мне удалось выскользнуть из-за спины собственного отца, обогнув двоих мужчин, тем самым оказываясь на полпути к свободе. Но стоило мне оказаться на спасительной тропинке, как я замер, оглянувшись назад на лежавшего на земле друга, которого мой отец уже, к счастью, прекратил осыпать ударами. Парень лежал, корчась от боли точно так же, как я совсем недавно, после чего поднял на меня свои глаза. Мне казалось, что сейчас он попросит меня побежать за помощью, но вместо этого Коди почему-то сказал:

– Стой здесь. Никуда не уходи, не смей.

– Но… – вырвалось у меня, однако я так и не успел договорить.

В этот момент мой отец изо всех сил ударил парнишку носком ботинка прямо по лицу, после чего повернулся ко мне и начал что-то говорить, но я уже не слышал, что мне пытается донести этот в один миг ставший чужим человек. Широко распахнутыми глазами я наблюдал за Коди, который словно мантру повторял одни и те же слова:

– Не смей уходить, ты не можешь. Ты должен помочь мне, а не убегать!

Генри, немного покачиваясь на скользкой поверхности подмёрзшей дороги, уже приблизился ко мне практически вплотную, поэтому я, морщась от боли, сделал рывок в сторону от него, как вдруг услышал громкий крик Коди:

– Нет, стой! Ты не можешь бросить меня вот так!

Вскоре его крик повторился, только это был уже настоящий протяжный вой. Я даже предполагать не мог, что мой друг способен был так кричать, поэтому тут же обернулся, заметив, что его отец начал изо всех сил топтать ногой руку парня, отчего тот начал буквально биться в конвульсиях, безуспешно стараясь вырваться. Испугавшись, я так быстро, как только мог, рванул вперёд, уже не оборачиваясь назад и не обращая внимания на мольбы Коди остаться рядом.

Мне было страшно. Страх буквально впился миллионами железных зубов в каждую клеточку моего тела, начиная грызть как изнутри, так и снаружи. Я бежал, громко крича, я молил о помощи, но никого на улице не было. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я наконец-то встретил тех, кто реально способен был помочь. Мой голос сел, в тот момент от него остались жалкие воспоминания, поэтому я буквально прохрипел мольбы о помощи внезапно встреченным мною трём мужчинам, двое из которых кинулись туда, куда я сказал им идти, а один остался со мной. Глядя вслед двум удаляющимся крепким фигурам, я вдруг почувствовал, как перед глазами всё плывёт, после чего сознание покинуло меня.

Проснулся я уже в реальности. Передо мной опять оказались белоснежные стены больничной палаты, а слева от меня сидела мама, которая уже не спала, а что-то писала в своём блокноте. С трудом разлепляя глаза, я посмотрел на неё. В первую секунду женщина показалась мне миражом, так как я всё ещё не отошёл ото сна, поэтому я тут же протянул свою руку к ней, прикоснувшись к колену Сэм, дабы удостовериться, что это не галлюцинация.

Та вздрогнула, так как, по всей видимости, даже не заметила, как я проснулся. Моментально отложив в сторону блокнот, она пожелала мне доброго утра, а после принялась задавать множество вопросов, на которые я спросонья отвечал невпопад. Около пяти минут мама терроризировала меня подобным образом, после чего сказала, что прямо сейчас выйдет за медсестрой, чтобы та сказала, в порядке ли я, и покинула комнату.

Я, всё ещё пытаясь окончательно проснуться, смотрел ей вслед, то и дело моргая. Слишком резкий переход. В первые секунды мне казалось, будто я всё ещё нахожусь во сне, в том ужасном кошмарном сне, который стал моим личным маленьким домашним адом. Пытаясь не думать о событиях того дня, я, как бы ни старался, всё не мог окончательно стереть их из своей памяти, а вчерашняя встреча с Коди только напомнила о них ещё раз.

Коди. Я безгранично обязан ему и очень сильно виноват перед ним. Хоть я до сих пор не понимаю, чем именно помогло бы ему моё присутствие там, но мне много раз казалось, что я действительно должен был остаться с ним. Думаю, тогда наша судьба была бы одинаковой, а сейчас мы стали словно двумя ответвлениями одной и той же главной дороги. Старт у нас был практически одинаковым – похожая ситуация с избиениями, вот только слишком разными получились наши жизни.

Как я понял, те двое мужчин еле успели до того, как моего друга забили до смерти. После этого он попал в детский дом, где, так и не сумев оправиться от событий того дня, окончательно сошёл с ума, в чём винил и будет всегда винить лишь меня.

Что же касается меня… Моя мама, узнав обо всём этом, сама чуть рассудка не лишилась, как она сама потом говорила, только осознание того, что у неё, несмотря ни на что, всё ещё есть я, спасло её от этой участи. Слишком много раз она извинялась передо мной за то, что была слишком эгоистичной и недостаточно настойчивой, поэтому столь долгое время оставалась в неведении, а я проходил через те мучения раз за разом. Но я никогда не винил и ни за что не смогу обвинить её, ведь что бы она ни делала, всегда это было лишь для меня и никогда для неё. Даже когда Сэм решила выйти замуж за Эллиота, хозяина той больницы, я не смог отплатить ей добром, убежав тогда из дома.

С другой стороны, в тот день я встретил Роберта. Кажется, теперь становится понятнее, что именно этот человек значит для меня. Я перестал доверять людям – всем, кроме своей матери. Поэтому принять её нового мужа для меня было невозможно, мы с ним даже сейчас не в ладах. А окружающие, всё это высшее общество, когда узнали мою историю, в большинстве своём ополчились против меня, считая, что в таких условиях я ни за что не мог вырасти хорошим человеком. Как это можно было заметить, до сих пор лишь немногие научились принимать меня таким, какой я есть, а не судить по тому, из какой я семьи. Но меня это обижало лишь в первое время, потом я понял, что главное для меня – это чтобы они Сэм не трогали. Так и было, ведь её все сочли жертвой обстоятельств, в то время как я опять стал козлом отпущения. И как бы женщина ни старалась хоть что-то изменить в их отношении ко мне, перед общественным мнением она была бессильна. Но, повторюсь, меня это не заботило, ведь у меня всегда была мама.

Потом появился и Роберт. Именно он стал первым из посторонних, кто проявил ко мне хоть капельку доброты, не обращая внимания на то, что я из неблагополучной семьи, даже жалея меня. Он же на одной из вечеринок познакомил меня с Фиби, которая стала моей «визитной карточкой» на пути к тому человеку, коим я являюсь сейчас. Это, пожалуй, вообще отдельная история.

Девушка всегда отличалась живым характером и умением быстро сходиться с людьми. Её попросили общаться со мной, так что выбора у Хоггарт не было, однако я оказался настолько скучным, по её мнению, человеком, что моя новоиспечённая подруга начала переделывать меня. Она заставляла меня забывать о моих комплексах, требовала быть более открытым, дружелюбным, словом, полностью изменяла мою личность, дабы подстроить под себя. Только она и не подозревала, во что это выльется, думаю, Фиби даже не предполагала, что потом я, поняв, насколько хороша может быть любовь окружающих, начну искать её везде и всюду. И, кажется, она даже не поняла, как много для меня сделала.

Став моей девушкой, Хоггарт окончательно меня изменила. Все те комплексы, те ужасные воспоминания, которые преследовали меня столь долгое время, с ней забывались. Кажется, за это я её больше всего и любил. Однако вскоре я заметил, что теперь могу не думать ни о чём, связанном с прошлым, и начал свободно общаться с другими, что вызывало ревность с её стороны, поэтому мы и расстались. Печально, не правда ли? Наверное, но я не особо жалел.

Давно перестав чувствовать к ней то, что хотя бы отдалённо, очень-очень приближённо, можно было назвать любовью, я был даже рад такому исходу событий. Лишь одно не изменилось – моя благодарность ей, пусть Фиби и сама не догадывается о том, что я думаю об этом. Так как этого не знают и остальные, у них возникают вопросы, по какой же причине я до сих пор с ней общаюсь.

Вспомнив о вопросах, я автоматически вспомнил Кэтрин. Интересно, как она там? Сколько вопросов у неё накопилось? Не пострадала ли она? И о чём ещё нам предстоит поговорить?..

Поток моих мыслей прервал внезапный приход медсестры и моей мамы. Единственное, о чём я успел подумать напоследок, так это о том, что у меня тоже есть вопросы к девушке. К тому же, меня просто интересует, как она, так что я хочу её увидеть, так как это определённо поможет мне успокоиться.

========== Глава двадцать третья ==========

POV Кэтрин

Оставляя Фила одного с тем странным человеком, который представился нам Коди, я уже заранее знала, что вернусь, стоит мне найти способ сделать это, не привлекая к себе внимания. Не знаю, насколько удачно у меня получилось скрыть свои намерения от Гардинера, но в тот момент я не особо беспокоилась об этом. Побежав так быстро, как только могла, к выходу из парка, я оказалась на тротуарной дорожке, которая вроде как окружала это заброшенное место со всех сторон.

Я побоялась возвращаться той же дорогой, так как это означало бы, что меня заметят почти сразу же, поэтому решила обогнуть парк, напрягая свою память, надеясь как можно скорее добраться до тех двоих, из-за которых сейчас так переживала. Да, Коди был именно тем, кто так напугал меня при нашей первой встрече, что состоялась в тот день, когда я гуляла с Алексом, поэтому поначалу я очень испугалась его, инстинктивно спрятавшись за спиной Гардинера, и теперь вдруг оказывается, что эти двое знакомы. Чего-чего, а вот этого я уж точно не ожидала, так что мои чувства пребывали в весьма смешанном состоянии, что почему-то не лишало, а придавало мне сил, стимулируя вернуться туда как можно скорее.