Текст книги "Секс-символ (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)
Донья Раймунда закивала круглой, как тыква, головой, пояснив: дети её отправились на уикенд в Анды, скинув ребёнка ей.
– Но Сандрито такой беспокойный. Я не знаю чего делать с ним, – пожаловалась она, раскачиваясь туда-сюда, как дирижабль. – Он орёт и орёт, а я уж отвыкла от младенцев. Всю ночь не спала. Вот и пришла к вам.
– Чтобы мы тоже не спали? – не удержалась Фернанда.
– Фэр, не будь злой! – одёрнула её Маргарита. – Это всего лишь ребёнок.
– А я всего лишь человек, который хотел поспать!
– Я знаю, Вирхиния любит деток, и она врач, – донья Раймунда сделала вид, что не слышала колкостей Фэр. – Я решила, что она успокоит Сандрито.
– Что-то не заметно, чтобы она умела с ним обращаться, – продолжала язвить Фернанда.
Барби, ревниво лая, носилась по гостиной, но тётя Фели не реагировала, нависнув над ребёнком.
– Тётя Фели, уйдите, вы только хуже делаете! – отпихивала её Маргарита. – Он вас боится!
– Боится? С чего вдруг? Я вроде не похожа на Фредди Крюгера, – возмутилась тётя.
– У вас лицо в йогурте!
– Ой, подумаешь! Он же мальчик, пускай с детства привыкает к женщинам, которые следят за собой. Когда вырастет, будет наблюдать жену в таком виде регулярно.
Несмотря на перлы тёти, Фернанду одолевал такой гнев, что ей хотелось вышвырнуть и донью Раймунду, и младенца, и всех, кто умилялся его визгу, в окно.
– Может, вы придумаете что-нибудь? – настаивала она. – Дайте ему соску что ли. Терпеть не могу ор! Особенно детский. Особенно с утра.
– Вот сама бы и успокоила, – шипела Вирхиния, тряся младенца, как мешок с кукурузой – он перешёл на ультразвук.
– Да ладно вам, это ж забавно, когда дети плачут, – встряла Маргарита. – Это значит, что они живы. Наорётся и сам успокоится.
– А можно записать крик на диктофон и использовать как будильник. Самый чудесный звук на свете – это плач ребёночка, – добила Вирхиния.
– Вы все больны, – махнув рукой, Фэр направилась в кухню.
– И куда ты пошла? – крикнула Вирхиния ей в спину. – Ты не видишь, у нас ребёнок? Почему ты его игнорируешь? Какая ты чёрствая, кузина! Смотрите все, она даже не взглянула на Сандрито! А ведь это ребёночек!
– И что, жизнь теперь должна остановиться? – Фернанда вернулась обратно, засунув в рот грушу.
– А тебе не стыдно лопать груши, когда ребёнок плачет? – не унималась Вирхиния.
– Не-а, не стыдно. Я хочу есть. Могу и Сандрито сожрать, чтобы он заткнулся, – зубоскалила Фэр.
Вирхиния глянула на неё с ужасом.
– У меня нет слов! С кем я живу? Ты хуже любого маньяка, кузина! А Сандрито такой хорошенький, не понимаю, как можно ходить мимо и думать о еде. Я как только его увидела, захотела себе такого же. Теперь я буду рыдать, ведь я не беременна, а ты лопаешь груши! Бесстыжая!
– Мне кажется, кому-то нужен врач, – поглумилась Фернанда.
– Конечно, мне нужен, нужен врач! Мне нужен акушер! – каркнула Вирхиния, перевизгивая младенца. – Я не могу принимать роды сама у себя.
– Для начала тебе не помешал бы психиатр, – Фэр доела грушу, и у неё возникло желание бросить черенок Вирхинии в лоб.
– Сама иди к психиатру! Я в нём не нуждаюсь! Это ты больная, сразу видать! Ты мне завидуешь. Но я тебя вылечу! – не успокаивалась Вирхиния. – Ты глянь, какой Сандрито хорошенький! Возьми его на руки, и вся твоя дурь сразу пройдёт. Завтра же поскачешь рожать, – она сунула младенца Фэр в лицо.
– Нет, уж, избавь меня от этой радости! – отшатнулась Фернанда. Вирхинию искажённое лицо кузины огорошило.
– Ты что боишься детей?
Фэр промолчала. Во-первых, её раздражал крик. Во-вторых, объяснения ей давать не хотелось. В-третьих, младенец, весь в слезах и соплях, не показался ей симпатичным.
– Он похож на краснолицую макаку, – объявила Фернанда.
Глаза Вирхинии округлились. Остальные, во главе с доньей Раймундой, тоже застыли в немой сцене. С Вирхинией давно всё ясно. Увы, но в пустой голове мозг не вырастет. Но эта наглая женщина, донья Раймунда! Нахалка, в шесть утра явилась в чужой дом с орущим кульком, чтобы посторонние его успокаивали.
– Шли бы вы, донья Раймунда, домой, – сказала Фэр прямо. – У нас тут не детский сад.
Тётка пошла багровыми пятнами.
– Да ты… да как ты можешь такое говорить? Я же по-соседски! Я же вам хотела радость доставить.
– Вы доставили мне неземную радость, – скривилась Фернанда. – Благодарю покорно, а теперь уходите.
– Кажется, Сандрито надо сменить подгузник! – закудахтала Вирхиния.
– Только не на диване! – тормознула Фэр её попытку пристроить ребёнка на диван. – Я не буду покупать новую мебель! Идите в дом к донье Раймунде и там меняйте подгузники хоть на диване, хоть на кухонном комбайне. Если вы не уйдёте, я вас упеку в тюрьму за вторжение в частную собственность! – встала она в позу.
– Да ты монстр! – пропыхтела Вирхиния. – Сандрито обделался, а тебе жалко диван? Как можно так издеваться над ребёнком?
Фэр демонстративно отвернулась. Поджав губы, донья Раймунда и Вирхиния собрали пелёнки, бутылочки, соски, погремушки и ретировались.
Фернанда уже хотела сбежать без Агустины (накануне они договорилась, что Фэр отвезёт племянницу в школу), но, когда ор прекратился, Агус спустилась по лестнице. Хмурая, кое-как причёсанная, она явно не выспалась, но пересидела нашествие доньи Раймунды в комнате.
– Нашли чем заниматься с утра – чужими детьми. А на своих плевать, – обиженно проворчала Агустина, лавируя мимо родственников.
Маргарита метнула в дочь укоризненный взгляд, а Фэр, схватив племянницу под локоть, вытащила её на улицу.
– Тётя, но я даже не позавтракала! – возмутилась Агустина. – Я не хочу идти в школу голодной. Это не круто!
– А я не хочу слушать рассказы про младенцев! У меня не каменные нервы, – отбрила Фернанда. – Я тоже не завтракала. По дороге заедем в кафе.
– Прикинь, тётя, а у тебя рубашка наизнанку!
– Потом переодену, – лениво отмахнулась Фэр.
Агустина глянула на неё с изумлением, но прикусила язык. Обе девушки взгромоздились на мотоцикл и умчались в горизонт.
Спустя пятнадцать минут, сидя в кафе, Агустина слопала пиццу, запив её молочным коктейлем и закусив меренгой с ананасами. Но Фэр хватило только на бисквитный рулет – настроение её было испорчено. Это теперь на целый день, спасибо хамке донье Раймунде и глупой Вирхинии вместе с их младенцем. Зато Агустине вчерашний разговор пошёл на пользу – она повеселела, в лице Фэр обретя соратницу.
Через час Фернанда высадила племянницу у Высшей Школы изящных искусств. Еле отъехала от двери, продираясь сквозь толпы учеников, шумных, как утки в водоёме. Интересно, что скажет ей комиссар? Выгонит или разрешит вернуться? А, может, его нет в отделении? Эти мысли заставили Фэр поволноваться, когда она стучалась в дверь к комиссару. Тот был на месте, – сидя в своём, обитом деревом кабинете, он попивал кофе и курил сигару.
– Ох, какие люди! Заходи, заходи, – пригласил он Фернанду, убирая со стола ноги в начищенных сапогах.
Фэр села напротив.
– Привет, комиссар. Я пришла, потому что услышала про маньяка. Я думаю, мы должны…
– Мы? А ты забыла, девочка, что ты отстранена и не можешь вмешиваться? – комиссар усмехнулся, хитро сузив глаза.
Фэр это выражение его лица было знакомо, и у неё камень с души свалился. Комиссар уже не сердится. Он добрый, как плюшевый медведь, – покричит и тут же остывает.
– Нет, я не забыла. Я поэтому и пришла. Комиссар… комиссар, миленький, – театрально взмолилась Фернанда, – ведь вы добрый, я знаю…
– Я? Добрый? – брови его подскочили вверх. – Ты меня с кем-то перепутала, девочка! Я самый злющий-презлющий комиссар во всей Галактике! – и задрал нос.
– Нет, вы добрый, и вас любит всё отделение, – подлизалась Фэр.
– Меня любит всё отделение? – растаял комиссар. – Что ж, мне лестно это слышать. За что же меня любят?
– Потому что вы добрый и справедливый.
– А я думал, потому что строгий и жестокий, – ухмыльнулся комиссар.
– Нет, за это никого не любят. Вы хотите казаться строгим и жестоким, но вы добряк. Поэтому помогите мне, комиссар. Неужели из-за глупости вы готовы сломать мне карьеру и лишиться такого ответственного работника, как я? – Фернанда похлопала глазами, выдавливая слезинку.
– Ну-ну… только без слёз! – испугался комиссар. – В случае с Анселми ты не выглядела ответственной, – он изображал строгость, но Фэр видела: он уже сдался и отчаянно барахтается, ища способ, и Фернанду не обидеть, и не выглядеть тюфяком. – Я не хочу ломать тебе карьеру, девочка. Я знаю, ты об этом мечтала. И место инспектора с неба не падает. Некоторые ждут повышения десятилетиями, а тебе повезло. Но ты должна отвечать за свои поступки. Ты почувствовала власть и превысила полномочия. Инспектор полиции не вправе задерживать невиновного без доказательств, нарушать его права и доводить до больницы, потому что человек ей не нравится. Мало ли кто нам не нравится! В этой профессии главное – справедливость и соблюдение законов. Тогда тебя будут уважать и как инспектора, и как человека, понимаешь? Нельзя смешивать закон и личные отношения.
Фэр удручённо кивнула.
– Я понимаю, комиссар. Но я была уверена, что это он торгует наркотиками. Я не думала, что он невиновен. Я видела, как он принимал таблетки в клубе. Я ж не знала, что это не наркотики. Я три дня вытаскивала из него показания, а он язвил. Он сам довёл себя до больницы, а я ловила преступника.
– Но ты не изучила другие варианты, а дело было элементарным, – заспорил комиссар. – Вот ты говоришь: «Хочу ловить маньяка!», а сама с простецким делом не справилась. Ты ж за маньяка примешь любого, кто косо на тебя взглянет. Так не годится, девочка. Ведь существует закон.
– Даже компьютеры ошибаются, а я человек, комиссар, – насупилась Фернанда – сейчас она больше напоминала маленькую девочку, которую отругали за съеденную конфету, чем инспектора федеральной полиции. – Людям свойственно ошибаться.
– Не могу с этим поспорить. Все люди могут ошибаться, но они должны и признавать ошибки.
– И что мне всю жизнь за это расплачиваться? Я хочу вернуться к работе! – негодовала Фэр. За кого комиссар её принимает? Она уже взрослая и умеет анализировать свои поступки, а он её ругает.
– Фернанда Ривас, пойми, я бы с удовольствием тебя восстановил в должности, потому что тут кавардак и у всех дым из ушей, но… не всё зависит от меня. Я тебя наказал, чтобы смягчить гнев потерпевшей стороны. Адвокат Алвес и сеньора Монтанари хотели подать на тебя в суд, а мистер Анселми убедил их этого не делать. Но с условием: ты должна перед ним извиниться.
– Что?! – взъерепенилась Фернанда, тараща глаза. – Извиниться? А не раскатал ли он губы? Почему я должна унижаться?
– Я вижу, родители плохо тебя воспитали, – комиссар, наконец, загасил сигару, которой дымил Фэр в лицо, заставляя её морщить нос, – раз ты считаешь искренние извинения унижением. Анселми не требует извинений публичных. Наоборот, он сказал, будет достаточно, если ты придёшь к нему лично и попросишь прощения.
– Вы с ним разговаривали, комиссар?
– Да, вчера я навестил его. Он уже дома и чувствует себя хорошо. Он не стремится ломать тебе карьеру. Он хочет, чтобы ты признала свою вину. Мне кажется, это справедливо и благородно с его стороны. Он бы мог раздуть скандал в прессе, но поступает по-джентльменски.
Фэр закатила глаза. О, да! Джерри Анселми умеет выставить себя ангелочком и джентльменом, когда ему выгодно. Вспомнить только, как он сюсюкал с сеньорой Мендес.
– Это твой шанс вернуться на работу без скандала, – продолжил комиссар. – Когда мистер Анселми лично скажет мне, что не имеет к тебе претензий, я восстановлю тебя в должности. А пока, увы…
Фернанда ушла в растрёпанных чувствах. Она должна извиняться перед Джерри Анселми! Комиссару кажется это ерундой, а для неё – это апокалипсис. Она предпочла бы суды и разборки, чем произнести короткое «извини». Но комиссар сказал, что иного выхода нет. Ладно, она что-нибудь придумает!
====== Глава 9. Фотосессия ======
Днём, собравшись с духом, Фернанда выпросила у комиссара номер телефона Джерри (под строжайшим запретом не давать его никому и даже не показывать), дёрнула для храбрости рюмку ликера и позвонила. Дважды наткнулась на автоответчик, вся изозлилась, и лишь к трём часам дня негерой её романа соизволил ответить:
– Хэллоу! – по голосу Фэр узнала Джерри, но вздрогнула – он так похож на сволочь Конрада! И тот вечно говорил «хэллоу», строя из себя американца.
– Э-э-э… привет, – робко сказала Фернанда. – Это Джерри?
Он секунду помолчал и вдруг ка-ак рявкнет, у Фэр ухо чуть не выпало:
– Это опять ты?! Идиотка, ещё раз ты позвонишь, и я найму головорезов! Они вычислят твой адрес и сделают из тебя бифштекс, поняла?!
Ошалев, Фэр долго смотрела на телефон, из которого раздавались короткие гудки. Вот так гусь! Это который джентльмен.
Около получаса Фернанда носилась по комнате, мечтая Джерри Анселми четвертовать, а телефон шмякнуть об стену. Но, остыв, решила позвонить ещё. Конечно, это унизительно, но выхода нет – маньяк не дремлет.
– Ну, Джерри Анселми, берегись! Я тебе каждое слово припомню. Сам ты бифштекс! – обозвала Фэр несчастный смартфон, опять набирая номер.
Джерри ответил мигом, но, едва сказав пресловутое «хэллоу», услышал вопль:
– Ты меня достал, Джерри Анселми! Ещё раз ты обзовёшь меня, и я плюну тебе в глаз! Хам!
– Эм-м-м… а кто это?
– Это Фернанда Ривас. Инспектор Ривас! Я, значит, наступаю себе на горло и звоню ему, а он меня посылает. И обзывает бифштексом! Замечательно!
– А, мисс суперкомпетентный инспектор, помню-помню! – обрадовался Джерри. – Это ты мне названиваешь? Ну, извини, я прошу прощения за свою грубость. Это предназначалось не тебе.
Он сказал это так легко, что у Фэр совесть шевельнулась. Вот, даже павлины умеют извиняться, а она нет. Для неё это невыносимо, унизительно, как в лужу упасть.
– И чего ты хочешь, мисс? – голос Джерри зазвучал иначе, чем минуту назад, – тот певучий, бесяще-спокойный тон, каким он говорил с Фэр и в полиции.
Фернанда хотела назвать Джерри двуличным индюком, но передумала. Не растягивать же телефонные переговоры ещё на неделю!
– Дело в том, что я… я говорила с комиссаром, вот. Он сказал, что… в общем, это о том деле… ну… Короче, это не телефонный разговор! Мы не могли бы встретиться? – сложила Фэр более-менее внятную фразу. – Лучше в ближайшее время.
– Ты мне свидание назначаешь? – сострил он.
– Не задирай нос, Джерри Анселми! То, что у тебя смазливая физиономия, не означает, что все женщины мира должны упасть к твоим ногам и биться в конвульсиях. Не обольщайся. Эта встреча будет сугубо деловая.
– Э-м-м… знаешь, у меня плотный график, надо посоветоваться с моим администратором, поискать окно в расписании, – издевательски перечислял он. – А ещё лучше запишись на приём к моему директору, Марлене Монтанари. Ты же имела честь с ней познакомится, мисс? Могу дать телефончик. Все деловые переговоры только через неё. Я сам этим не занимаюсь, я человек творческий, знаешь ли.
– Но это важно!
– Эм-м-м… ну-у, если бы это была личная встреча, я бы ещё поду-у-умал, а так…
– Я же сказала, Джерри Анселми, это важно! Очень важно!
– Важно для кого? – не унимался он.
Фэр готова была покусать телефон. Что за невыносимый тип? Ну нельзя же ёрничать через каждое слово!
– Это важно для меня, – проскрипела Фернанда. – Мы встретимся или нет? И лучше сегодня. Это вопрос жизни и смерти!
– Ну ладно, – смягчился Джерри. – Давай так, сейчас у меня фотосессия. Ты можешь подъехать на студию где-нибудь через час?
– Да-да, могу! Ещё как могу! Говори адрес! – Фэр выхватила из ящика блокнот и ручку. Слава всем богам! Она думала, он станет долго ерепениться то отменяя встречу, то назначая.
«Палермо Голливуд, 1284, арт-студия «Андеграунд» – изучила адрес Фэр.
Целый час она прихорашивалась (даже глаза накрасила). В Палермо Голливуд – съёмочные комплексы и телестудии, рестораны, кафе, отели. Там легко напороться на какого-нибудь режиссёра. Или сценариста. А вдруг она их очарует и попадёт в телевизор? Нет, она не жаждет славы, но… у неё талия шестьдесят сантиметров и лицом она ничего.
И Фернанда нацепила белые шортики и обтягивающую травяно-зелёную майку на одной лямке. На мото так не сядешь, да и Палермо с его подрайонами Фэр знала плохо. Поэтому оставила «Дьявола» дома, сев в такси.
В этой части Палермо зеркальные небоскрёбы перемежались с вычурными зданиями ресторанов и отелей и неказистыми съёмочными комплексами и павильонами, заставленными автобусами и автомобилями.
Такси миновало здание студии «Телефе» с пальмами и вывеской на проходной – тремя кругами: синим, зелёным и красным. Вдали виднелись толпа и операторский кран – там что-то снимали.
Заборы и стены домов в Палермо Голливуд украшали муралес – граффити всяческих видов, от мультяшных карикатур до портретов Че Гевары. Арт-студию «Андеграунд» Фэр нашла быстро – на седьмом этаже одного из зеркальных небоскрёбов. Её никто не остановил, а в холле стоял стол, видимо, для консьержа или охранника (его на месте не было).
Когда, пройдя пару коридоров седьмого этажа, где стены облагородили фотографиями звёзд в исторических костюмах и костюмах-косплеях киношных и книжных персонажей, Фернанда зашла в съёмочный павильон, в лицо ей ударила струя горячего воздуха. За окном стоял январь и солнце палило так, что кожа поджаривалась, как бекон на сковородке. А в этой студии явно спятили – сидят с обогревателем.
Джерри она заметила сразу – он стоял на круглом подиуме и… был обнажён. На первый взгляд. Но Фэр поняла: он не голый – в плавках телесного цвета (специальное бельё, которое использовали для «обнажённых» съёмок). Поэтому и жарил обогреватель – чтобы Джерри не замёрз.
Энеас Арайя, одетый в розовый латексный жилет и джинсы, ползал вокруг Джерри, приклеивая на него серебряные стразы. Самые мелкие были на волосах и левой части лица. Ниспадая вниз, на шею, как капли дождя, они становились крупнее, а ближе к животу и бёдрам превращались в увесистые, похожие на льдинки, камни.
– Очуметь, как симпотненько получается! – жеманно вещал стилист. – Ты просто мяу, я от тебя тащусь! А сейчас, детка, не шевелись, у меня ответственный моментик – самая большущая стразина!
В Фэр опять шевельнулась гомофобка – она подумала нелестно про ориентацию стилиста, одновременно изумляясь поведению Джерри. Пока этот тип его общупывал, расхваливая его фигуру, называя «деткой», «лапочкой» и «красавчиком», Джерри стоял как мумия. С уха его свисала гарнитура – он слушал музыку. И ему было ни жарко, ни холодно, даже когда Энеас, перейдя к наклеиванию страз на бёдра, во всеуслышание завопил:
– Детка, не знаю говорил ли кто-нибудь тебе, но у тебя задница – экстра-класс!
Джерри и бровью не дёрнул. Выдержка железобетонная! Фэр невольно позавидовала: ей бы уметь так держать лицо, а то она вечно срывается, показывая характер в самый неподходящий момент.
Кроме Энеаса тут находилась и Марлене Монтанари. Бегая вокруг мужчин, она давала стилисту советы, чем его бесила.
– Слушай, Марленита, может ты уймёшься уже, а? – не вытерпел Энеас. – Ты же мешаешь мне работать! Как будто сомневаешься в моей компетентности. Куда это годится? Я ведь могу и обидеться. Не люблю, когда мне лезут под локти! Мне нельзя нервничать! Я же криво приклею все стразики!
– А мне не нравятся эти стразы, – пробухтела Марлене. – Это какой-то трэш! Не пойму, чем вам не угодила Ингрид. Она бы сделала шикарный бодипейнтинг, а вы её выгнали.
– Я не хочу, чтобы меня трогали посторонние, – встрял Джерри. – Эни будет достаточно.
– Вместо работы эта Ингрид пялилась на него, открыв рот, – Энеас болтал, не прерывая своей деятельности – он мазал специальным клеем каждую стразину и приклеивал её Джерри на плавки. – И вообще, тут обычный бодиарт не проканает. Когда он залезет в воду, вся трёхчасовая работа смоется к поганеньким чёртикам.
– А у него не будет аллергии на клей? – забеспокоилась Марлене.
– Ты меня обижаешь, малютка. По-твоему Энеас Арайя так никчёмен, что может использовать плохие материалы? Всё это гипоаллергенненько! Да и ради красоты можно пойти на всё. Ну вот, готово! – встав с колен, Эни отряхнул руки и джинсы и отошёл назад, любуясь на свою работу. – Без ложной скромности, хочу заметить, получилось гениальненько! Три часика работы, не разгибая спинки, ножек и ручек, но это зашибиссимо!
Марлене осматривала Джерри заискивающе, а он глядел сквозь людей, как через стекло. Так он смотрел и на Энеаса, который успел общупать его во всех приличных и неприличных местах, и на Марлене, и на фотографа – девушку с длинными белоснежными волосами, целый водопад. Так же безразлично Джерри повёл себя и когда явилась модель – высоченная брюнетка в лифчике и стрингах из страз. Он чмокнул её в щёку, лицом напоминая мумию, восставшую из саркофага.
Ну и секс-символ! Фернанда была обескуражена. Впечатление, что ему всё до лампочки. Неужели он равнодушен к женскому полу? Хотя, судя по виду, он равнодушен и к полу мужскому. Явно любит только себя.
А вот Энеас заставил Фэр в недоумении наморщить лоб – без зазрения совести он поправил модели лифчик, трогая руками её грудь с таким же воодушевлением, с каким до того трогал Джерри за задницу. Кошмар! Эти знаменитости все больные на головы!
Пока устанавливали декорации и настраивали свет, Эни, модель и фотограф успели поругаться, помириться, посэлфиться для соцсетей и теперь бегали в поисках туфель, нужных для съёмки. А Джерри, стоя на месте, невозмутимо попивал воду из бутылки. Марлене что-то шептала ему в ухо, он отвечал кивками.
Фернанду, в конце концов, достало ничегонеделание, и она решила обратить на себя внимание. Помахала руками. Джерри не прореагировал, и, когда Марлене отошла, чтобы переговорить с фотографом, Фэр его окликнула:
– Джерри!
Он обернулся. Приветственно кивнул, не меняя выражения лица. Подозвал ассистента – молодого юношу.
– Сеньорита, мистер Джерри говорит, что вам придётся подождать конца съёмки, – объяснил тот, возникнув около Фернанды. – Он пока не может уделить вам время. Садитесь, – он ткнул пальцем на ряд кресел, расставленных в углу. – Хотите чай, кофе, сок?
– Воды, можно мне воды? Желательно со льдом. Очень жарко, – Фэр обречённо плюхнулась в кресло. Что ж, она подождёт. Её и бульдозером отсюда не сдвинут, пока она не поговорит с Джерри! Глотая воду, принесённую ассистентом, Фернанда всматривалась в происходящее.
Фотосъемка оказалась рекламой парфюма. Как только появилась камера, Джерри вмиг преобразился из флегматичной мумии в обаятельнейшего красавца. Сверкал глазами и готов был партнершу-модель съесть, как эскимо. Та гладила его по груди, изгибаясь как кошка. Он обнимал её за талию, прикасался губами к шее. Стразы фантастически сверкали на них, и оба напоминали марсиан, случайно угодивших на землю. Парочку усадили в прозрачный стеклянный шар, формой повторяющий флакон духов, и стали обливать водой.
– Съешь её, съешь! – вопила блондинка-фотограф, пока Джерри и модель, запрокидывая головы, изображали страсть. – Надо больше секса! Ну что вы, как две амёбы?!
«Порнуха какая-то», – подумала Фэр, но её невольно бросило в жар от этих эротических игрищ.
Тысяча дублей, переделок сценария на ходу, недовольства со стороны фотографа и Марлене, которая и тут вмешивалась, крича, чтобы Джерри не окунали в воду надолго, а то он потеряет голос. А Эни боялся, как бы стразы не отклеились, и бесконечно поправлял грим и причёски Джерри и его партнёрше.
Закончилось всё через два часа, когда Фернанда растеклась от жары по креслу.
– Стоп, снято! Всем спасибо! Вы гениальны! Поработали на славу! – выкрикнула фотограф. И все пошли делать сэлфи.
– Мистер Джерри велел проводить вас в комнату отдыха, – услышала Фэр голос ассистента.
Привели её в небольшое, но уютное помещение, где стояли диван, два кресла и одноногий туалетный столик, а на полу лежал пёстрый ковёр. И – о чудо! – работал кондиционер.
– Мистер Джерри сейчас разгримируется и придёт, – объяснил ассистент. – Может всё-таки кофе?
– Нет, спасибо, – отмахнулась Фернанда, выпроваживая юношу за дверь.
Надо собраться с мыслями. С чего же начать разговор? Но она так ничего и не придумала, хотя Джерри не появлялся ещё с полчаса.
Наконец его статная фигура выросла на пороге, и тут же пахнуло косметическим салоном – приторно-химической смесью из геля-лака-мусса, крема для тела и элитного парфюма. Фэр едва не чихнула. Надо же так надухариться! Все метросексуалы – жуткие нарциссы, и Фернанда удивилась бы, если бы её убедили в ином. Конечно, вторая крайность – брутал, не знающий, что такое дезодорант, тоже малопривлекательна. Но Джерри – настоящий выпендрёжник. Одет он был в рваные до лохмотьев джинсы и белую рубашку, расстёгнутую на груди. Мокрые волосы оставили на ткани капельки, словно он побывал под дождём. Выглядел Джерри замученным и не таким пиратски-смуглым, как раньше.
– Ну наконец-то. А я уж решила, что ты назначил мне встречу, а в каком году она произойдёт, забыл, – съязвила Фэр.
– Ну извини, мисс инспектор, я же тебя предупредил, у меня плотный график. Через два часа мне надо на студию звукозаписи, а до этого желательно заехать домой. Мой кот ещё не научился открывать холодильник. А жаль, – пошутил Джерри.
– У тебя есть кот? – наивно удивилась Фернанда.
– Ну да. А что такого?
– Не думала, что у таких бессердечных людей, как ты, могут быть домашние животные.
– К твоему сведению, я люблю животных. И не тебе, мисс инспектор, говорить о бессердечии. Давай ближе к делу. Зачем ты хотела меня видеть? – Джерри скрестил руки на груди и, запрокинув голову, встал к Фэр вплотную.
Девушка не была маленького роста, выше среднего, но когда твой взгляд упирается собеседнику в плечи, невольно чувствуешь себя по-дурацки. Чтобы увидеть лицо Джерри, Фернанде пришлось смотреть вверх, и у неё заломило шею, а от запаха косметики, которой он благоухал, защекотало в носу. Недовольно морщась, она отодвинулась в угол.
Джерри взглядом изучил её всю, поочерёдно останавливаясь на груди и талии, спустился на бёдра и загорелые ножки. И, судя по лицу, был удовлетворён зрелищем. Чем опять сбил Фэр с толку. На съёмках она наблюдала иную картину: флегматичная статуя, равнодушная ко всему. Ледышка. На тех же съёмках, правда, Джерри нацепил и другую маску, нагло щупая свою партнёршу-модель и изображая страсть. Но Фернанда была убеждена – это игра. А сейчас, откровенно дерзким взглядом он раздел её до гола. Изумрудные чёртики в глазах облапали её на расстоянии, она и ахнуть не успела. Что за мерзкий тип?
– Чего это ты уставился? В лоб хочешь? – не сдержалась она.
Он двусмысленно прищёлкнул языком – по коже Фэр побежали мурашки.
– А ты хамка!
– Ой, кто бы говорил! Не ты ли сегодня обозвал меня идиоткой и гамбургером?
– Бифштексом, – поправил он, сдерживая смешок.
– Всё едино.
– Но сейчас я хотел сделать тебе комплимент, а ты снова мне нахамила. И я передумал, – зубоскалил Джерри. Он забавлялся её медленно закипающей, как вода в чайнике, яростью, чуть приоткрыв рот и демонстрируя жемчужную полоску зубов.
– И что за комплимент?
– Для инспектора полиции ты выглядишь весьма м-м-м… сексапильно в этом наряде. Не видел бы я тебя за твоим дурацким столом, размахивающую своим дурацким значком, не поверил бы, что с такой фигурой можно похоронить себя в комиссариате. И что за олух надоумил тебя пойти туда? Я бы подверг его современной инквизиторской пытке раскалённым утюгом.
Фернанда покраснела. Она злилась на Джерри за его нахальство, но ей было и приятно. Вот Берни не умеет ухаживать. Он никогда не говорил ей красивостей, предпочитая действия: открыть дверь, подкачать лопнувшее колесо, подбросить до дома, угостить кофе. А Конрад, её бывший, любил почесать языком, читая стихи и прочую белиберду, которой задурманивал так, что Фэр теряла нить разговора. А Джерри сделал ей комплимент – сказал, что у неё красивая фигура, просто и прямо, без витиеватости. Но это было как-то… откровенно. Фернанда и не заметила, что трактовала его слова, как попытку флирта.
– Ну что, мы перейдём к делу? – поторопил Джерри, широким жестом предлагая ей сесть в кресло. Сам присел на подоконник. – Зачем ты назначила мне эту встречу, мисс?
Вздохнув, Фэр объяснила: её отстранили от должности инспектора из-за ситуации с наркотиками. На Джерри она не смотрела, изучая отделку ковра. А, подняв глаза, увидела: он смеётся.
– Почему ты ржёшь? Наслаждаешься местью? – горько спросила Фернанда. – Какой же ты гнусный тип!
– А ты считаешь, что отстранять тебя не за что? – скривил он рот.
– Конечно! Я выполняла свою работу – ловила наркодилера. Я была уверена, что это ты. Ты же сам не захотел сотрудничать со следствием.
– Хм… а помнишь, мисс, тогда я сказал, что тебе придётся взять свои слова обратно? Помнишь?
Она сглотнула. Помнит. Говорил, гад.
– Во-о-от, я никогда не бросаю слов на ветер. Ты нарушила мои права, без доказательств продержав меня в полиции трое суток. Из-за тебя я мог умереть.
– Но ты сам виноват! – вспылила Фэр. – Я не знала, что тебе станет плохо без каких-то таблеток. Я не умею читать мысли. Ты должен был поставить меня в известность, но ты этого не сделал из вредности.
Джерри прищурился, подоконник под ним заунывно скрипнул.
– С чего ты взяла, что дело в таблетках?
– Ну… ты же… тебе же стало плохо… а до этого ты принимал таблетки в клубе, я это видела. Я подумала, что это наркотики, и там, в полиции, я решила, что у тебя ломка. Я же не думала, что это лекарства.
– А почему теперь ты решила, что это были лекарства? Кто тебе это сказал? – голос Джерри, до этого тихий и мягкий, зазвучал резко. Фэр этот тон не понравился. – Это конфиденциальная информация, которую знает только мой лечащий врач. И он не вправе выкладывать истории болезней пациентов. Откуда ты узнала?
– Э-э-э… – Фернанда прикусила язык, осознав, что попала впросак. Она же тайком подслушала беседу Джерри с врачом!
– Я это спрашиваю не из праздного любопытства, – пояснил Джерри сурово. – Я хочу знать, кто слил информацию о моём диагнозе, чтобы убрать этого человека из своего окружения. Я не терплю предателей. Неровен час, как эта информация окажется на страницах всех газет. Ну? Кто тебе рассказал о моём диагнозе?
– Я не знаю твоего диагноза! – воскликнула Фэр. – Правда. Я знаю, что тебе стало плохо, потому что ты не принял лекарство. Вот и всё.
– Откуда ты это взяла? – он приблизился вплотную. Вид у Джерри был грозный, и Фернанда испугалась.
– Ну… я… это… – она поняла, что выхода нет – надо признаваться. – Ну, я случайно услышала твой разговор с врачом.
– Услышала? Где это?
– В больнице, когда приходила тебя навестить. Вы были в палате, а я стояла за дверью…
