Текст книги "Секс-символ (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)
Фэр хотела позвонить Сэси, но решила – за спиной у Агустины нетактично расспрашивать подруг о её жизни.
Через две недели Агустина вернулась домой. На неё надели корсет, фиксирующий рёбра в нужном положении, а на плечо и пальцы наложили гипс; тело и лицо до сих пор «украшали» синяки, однако, пребывание в клинике уже не являлось необходимым.
Лину с друзьями попёрли из школы, вынудив извиняться. Но Агустина не пошла на это смотреть – людей стеснялась из-за растерзанного вида.
Фэр же заклание Лины и её дружков не пропустила. Вместе с тётей Фели и Маргаритой они отправились в Школу изящных искусств. Родители мерзавцев пугали директрису судом за унижение их чад. Но та была непреклонна. С трибуны футбольного поля сеньора Беатрис рассказала, какие гадкие личности завелись в школе. Каждого назвала по имени, официально объявив: они исключены с позором, о чём она уведомит остальные учебные заведения – перекроет им дороги. Она вынудила каждого из драчунов в микрофон извиниться перед семьёй Агустины. Лина, рыжая и конопатая девица, ревела в три ручья. Она являлась местной «звездой», воображала себя пупом земли, гнобя неугодных. Теперь вся школа смеялась над ней. Корона упала с королевы, а это было главным её страхом – лишиться репутации.
– Директриса – зверь-баба, – шепнула тётя Фернанде на ухо. – Здорово она расправилась с этими чертями!
За время, что Фэр навещала Агустину в клинике, она поладила с Нанси. Закадычных подруг у Фернанды никогда не было – она не верила в женскую дружбу. Но Нанси спасла Агустину, внушив Фэр чувство благодарности. И была откровенна. Присела на уши и нажаловалась: Тос донимает её. Однажды выследил на улице и чуть не убил.
– Хорошо, что вокруг люди были, – рассказала Нанси. – Он схватил меня, тряс, орал, а один мужчина заступился. Но Тос грозит мне смертью, если я не вернусь к нему и детям.
– Это уже серьёзно. Напиши заявление в полицию. Я вызову его на допрос и пугну тюрьмой, – порекомендовала Фэр.
– Я попробую, – согласилась Нанси. – А вообще… – она замялась, а потом шепнула, – тот мужчина, что меня защитил, позвал на свидание. Наверное, мне и правда нужен любовник, чтобы Тос отвалил, но я боюсь встретить нового дурака. А Тос – трус, он горазд лишь женщин мучить.
– Знаем таких, видали, – скривилась Фэр.
– А вот с мистером Джерри вам повезло, – не забыла упомянуть Нанси, улыбаясь кончиками губ. – Он такого не сделает.
«Он сделает что-нибудь похуже», – мелькнула у Фернанды мысль. Хоть Джерри и убеждал её в бесплодии, Фэр ему не верила. Он лжёт, чтобы усыпить её бдительность. А после – атакует исподтишка и обрюхатит. И сколько случаев, когда люди с диагнозом «бесплодие» становились родителями?
История с Агустиной Фернанду напугала. Вот живёшь себе, никого не трогаешь, и вдруг – бац, и ты на пятом месяце беременности. А контрацепция часто подводит. Единственный способ избежать этого ада – не спать с мужчинами. Фэр давно хотела остановиться на таком варианте, но появился Джерри, принеся новые риски.
На почве страха Фернанда рванула к доктору Умберто Барриосу – своему гинекологу, моложавому вдовцу сорока лет. Он успокоил её: она не беременна. Выписал противозачаточные, заменил спираль, а также намекнул, что есть радикальный, но действенный способ контрацепции – стерилизация, перевязка маточных труб. Фэр обещала подумать.
От вида толстой и звероподобной Вирхинии, что расклеивала всюду результаты УЗИ, Фернанду трясло. А если она залетит и тоже чокнется, ведь гормоны бьют по голове адски? Нет уж, бежать надо от такой «радости»!
Вирхиния носилась с животом, как с хрустальным. Она запрещала на себя даже смотреть, уверенная, – ей все завидуют, поэтому хотят сглазить, искалечить или чем-нибудь заразить. Фэр же обдумывала планы мести. Посоветовалась с Джерри и тот предложил идею – официально лишить Вирхинию практики, доказать, что ошиблась в диагнозе она специально. Но Фэр не хотела подвергать Агустину допросам, и с Алвесом они решили ограничиться увольнением Вирхинии из клиники «Планирования семьи и материнства». Оставалось найти доказательства её профнепригодности, чем Фернанда и занялась. Вооружившись диктофоном, она ходила за кузиной по пятам. А Вирхиния и не отнекивалась – сразу вывалила, что намеренно утаила беременность Агустины.
– Вы же ужас-ужас на аборт бы её потащили. Вот я и спасла бедненького ребёночка от жуткой смертушки! Я хотела, чтобы Агус была счастливенькая, как я! А вы меня упрекаете! – горланила Вирхиния. – Да если бы все врачи были такие же, никто бы не болел и не умирал! Все бы рожали лялечек каждые девять месяцев и радовались. Ведь родочки лечат и омолаживают организмик. Я всегда своим пациенточкам рекомендую целительные родочки! У нас с Агустиной родились бы лялечки одновременно! Они бы вопили дуэтиком! Вы только представьте какая радость! Но Агустина дура, потеряла лялечку!
Эти беседы Фэр заводила каждый вечер и за пару недель собрала внушительный компромат. Ни один адекватный работодатель, услыхав такой бред, Вирхинию бы в штате не оставил. И точно. Вирхиния живо вылетела из клиники с волчьим билетом – невозможностью в будущем заниматься медициной. Главный врач, мужчина требовательный и суровый, был непреклонен. Ни давление на жалость, ни нытьё о ребёнке не помогли. Он вытурил Вирхинию, даже не испугавшись последствий за увольнение беременной.
Вирхиния рвала и метала, но тщетно – адвокат Алвес пригрозил упечь её в тюрьму за врачебную ошибку, и она заткнулась. Фэр была так счастлива, что явилась к Джерри с бутылкой шампанского – отметить успех. Он долго смеялся.
– Какая ты, оказывается, мстительная, Фернанда Ривас! Я начинаю тебя бояться.
– Да, я очень мстительная! – не скрыла Фэр, опаляя его жарким взглядом. – Я ничего не забываю. А если действия некоторых превышают все пределы, я мщу. Эта гадина не может быть врачом, она профнепригодна. И давай за это выпьем!
А Джерри всё ближе подпускал Фернанду к себе. Прошлое его было ещё скрыто, но в настоящем он расслабился. Фэр не вылезала из его квартиры. Оставаясь на ночь, надевала его рубашки, хозяйничала в кухне, убиралась или наоборот свинячила, раскидывая вещи. И даже закупала корм для Дамаса. Джерри был не против, признавая, – ему нравится, что она наводит свой беспорядок в доме. А Фэр нравилось засыпать в его объятиях. Джерри дарил ей сексуальное бельё, покупал парфюм и разрешал пользоваться своим (Фернанда любила мужские ароматы). В ванной целая полка была отдана под парфюмерию, и Фэр зависала там часами, нюхая фирменные скляночки и баночки. Особенно она балдела от «Серебряной кожи» – марки парфюма, лицом которого Джерри являлся. Но пару ящиков он запирал на ключ.
Сегодня, пока Джерри общался с фанатами в фэйсбуке, Фэр пыталась смострячить ужин. Нанси шепнула ей, где искать ножи (они хранились в секретном шкафчике) – Джерри не пользовался колюще-режущими предметами: ножницами, ножами, бритвами – боялся порезаться. И у Дамаса на лапках были насадки на когти. Фернанда только фыркала. Ну как жить, если в быту он – сплошной каприз? А учитывая, что Джерри вечно диетился, Фэр психовала. Нанси готовила редко – в основном убиралась, закупала еду и нянчилась с Дамасом, а после – уходила домой, в квартиру, что сняла недавно.
Вечером, когда Джерри отмахнулся от фруктов, жаркого и сладкого, Фернанда плюнув, заказала доставку голландских сыров (Джерри сыр любил и никогда не отказывался от него), роллы и пиццу с грибами.
Но совместный ужин провалился. Курьер ещё был в пути, когда позвонила тётя Фели. Дрожащим голосом скуля, чтобы Фэр возвращалась домой, она сорвала все романтические планы на вечер и ночь. Джерри был крайне недоволен. Он предложил курьера встретить, отужинать и поехать вдвоём, но Фернанда закатила истерику. Флегматичность Джерри её взбесила – тётя паниковала так, словно угодила в лапы маньяка. А когда Джерри сказал, что эта мадам (тётя Фели) наверняка орёт из-за чепухи, Фэр вылетела из его квартиры, хлопнув дверью.
Игнорируя дорожные знаки, она примчалась в Сан-Тельмо. Но маньяков и трупов не нашла – только кудахчущую тётю, рыдающую Вирхинию и пьяного Амадо, распластавшегося по гостиной.
Оказалось, денег, что тётя одолжила у комиссара Гальяно, хватило на оплату только двух счетов. Больше она занимать не рискнула, продавать акции мужа, что приносили ей доход, не стала, и уломала Вирхинию попросить в долг у Амадо. Но тётя Фели забыла – дочь её с мозгами не дружит. Вирхиния начала Амадо шантажировать: если он оплатит все счета, она выйдет за него замуж. А нет, так наведается в комиссариат и заявит, что он её изнасиловал. Амадо, обозвав её проституткой, выгнал вон. Она, уходя из его квартиры, спёрла три пачки наличных. Не учла одного – Амадо этими деньгами собирался выплачивать кредит и пропажу засёк. И к ночи, напившись для храбрости, он явился требовать деньги назад.
Тётя Фели о проделках дочери не знала, поэтому решила, что у Амадо белая горячка. Он был агрессивен, орал и грозил полицией. Тётя напугалась и позвонила Фэр. Но наглость Вирхинии превысила адекватный лимит.
– Ты должен содержать меня и мою лялечку, ведь её папусик отказался от неё. Это теперь твоя обязанность! – выдавала перл за перлом Вирхиния. – Ребёночек любимой женщины – всё равно, что свой. Ведь папочка – не тот, кто зачал, а кто содержит и воспитывает! Сам виноват, нечего было признаваться мне в любви. Так что денежки, которые я взяла, мои!
Тётя схватилась за голову – ей было стыдно. Она убеждала Амадо – у Вирхинии кукушку снесло из-за беременности.
– Ты сам виноват, что не захотел сделать мне креветочку! Я сразу поняла, что ты импотент! – добавила «здравомыслия» Вирхиния.
И пьяный Амадо, потеряв контроль, начал её душить.
– Она чуть не посинела, – пожаловалась тётя Фернанде. – Я и решила, что всё, каюк пришёл. Она же дочь мне, хоть и странная. Но я не хочу, чтобы её убивали. Вот я и разбила вазу о тыковку Амадо. А Барби закрыла в ванной, бедняжку, чтобы она не оскверняла свои глазёнки этим диким зрелищем, – тётя Фели жалобно вздохнула. – Арестуй меня, Фернандита, вот, – и протянула руки для гипотетических наручников.
– Можно сослаться на самооборону, – сказала Фэр, обходя «труп» и разглядывая кровоподтёк на его голове. – Он жив. Оклемается, максимум, что будет, – сотрясение мозга. Давайте вызовем скорую. Скажем, ворвался в дом, пьяный, в темноте подумали, что грабитель, и стукнули вазой. Но протокол составить надо. Любой врач о телесных повреждениях обязан полицию уведомить.
Тётя Фели с облегчением перевела дух, кинулась в ванную, схватила Барби и, целуя её в морду, жизнерадостно оккупировала диван. Зато Вирхиния была недовольна.
– Мамусик, и что ты за человек? Не могла даже убить идиота, который нам мешал! – пробухтела она. – Ну посидела бы в тюрьме, не такая уж ты важная птица, зато твоя дочечка и внучечки жили бы спокойненько. А то неизвестненько, чего этот типчик ещё выкинет.
Тётя гадливо покосилась на дочь.
– Свинья ты неблагодарная, вот ты кто! Я же твою жизнь защищала, чуть не угробила человека. А он, хоть и пьяный, но прав. Ты ж у него деньги стырила. Ты – бессовестная воровка! И ещё предъявляешь претензии. Боже, кого я воспитала?! – тётя Фели закрыла Барби уши. – Не слушай, Барбара Сантойя, ты чересчур невинна для такого. Это уму непостижимо! Даже на моём лунном розовом участке нет столь наглых инопланетян! Хоть в обморок падай, честное слово!
– Когда Амадо очухается, если напишет заявление, я с удовольствием упеку Вирхиниту в тюрьму за воровство, – отчеканила Фэр.
– Это было не воровство! – испуганно заверещала Вирхиния, сообразив, что пахнет жареным. – Вы не видите, я же беременюшечка?! Мне нельзя нервничать! Это был подарочек моему ребёночку! Этот ирод сам дал мне денежки! Но он пьянь подзаборная и ничегошечки не помнит. А мне теперь нужна компенсация за моральный ущербик. Он меня чуть не задушил! Поэтому должен ещё кучу баблосиков или я пойду в полицию, – кряхтя, пыхтя и отдуваясь, Вирхиния уковыляла по лестнице.
Амадо отвезли в больницу, констатировав ушиб головы. Через день Фернанда пришла к нему для расследования. Он уже очухался и готовился к выписке. Заявлять на Вирхинию и тётю Амадо не стал.
– Зря я начал её душить, – скуксился он. – Я ж люблю её, хоть она лживая и глупая воровка. Но, – он оглянулся и понизил голос. Фэр наклонилась ближе, – я иногда веду себя агрессивно. А потом ничего не помню. У меня это с детства. Я уже ходил к психиатру. Он выписал нейролептики, они помогают. Только никому не говори, – Амадо цепко схватил Фернанду за руку, сжав её так, что она ойкнула. – Я же банкир, у меня статус! Меня засмеют, если узнают о провалах в памяти и психиатре. А это всё генетика. Ты удивишься, Фернанда, но я из неблагополучной семьи. Мой отец спился, а мать живёт в трущобе. Похоронив отца, она пустилась во все тяжкие. Меняла любовников и от каждого рожала детей. Мои братья и сёстры тоже плохо кончили. Младший брат пьёт, другой оказался вонючим педиком, – Амадо сморщился, будто съел протухшее яйцо. – Он захотел стать женщиной и ушёл из дома. А сестру убили. Ты, наверное, знаешь эту историю. Говорят, то был некий маньяк. Но по мне, её порешили дружки-наркоманы, с которыми она путалась.
– А Маркос Феррер – ещё один твой брат? – взыграло в Фэр любопытство.
Амадо вперился в неё круглыми карими глазами, выдирая нитки из больничного одеяла.
– Ты знаешь о моей семье?
– Ну… – запнулась Фернанда, – я веду расследование серии убийств, а Мартина Гарсиа – одна из жертв. Я изучала дела и выяснила, что она твоя сестра. Но это не единственная жертва маньяка, с которой ты был знаком. Лали Олмас, модельер. Ты ходил на показ мод в день её убийства.
– Не помню такого, – развёл Амадо руками. – Я был там лишь раз, когда мы встретились с тобой.
– Но твоё имя фигурирует в списке гостей.
– Это не значит, что я туда ходил. Не терплю эти мероприятия, этих мерзких артистиков и прочих знаменитостей! Они все педики! Но невеста моего коллеги – модель, и он всем сотрудникам банка раздаёт халявные именные приглашения, поэтому моё имя и вписано туда.
У Фэр не было оснований Амадо не верить, но при расстройстве памяти он мог и забыть, что ходил к Лали Олмас.
– Так как на счёт твоего брата Маркоса? – вернулась Фернанда к животрепещущей теме.
– Это долгая история. И не очень красивая.
– Но я полицейская. Я хотела прислать тебе повестку, вызвать на допрос по теме Мартины Гарсиа, Лали Олмас и Маркоса Феррера. Считай это официальной дачей показаний.
– Ладно, если это важно, я расскажу, – уступил Амадо, нервно хрустя пальцами. – Мне было восемнадцать лет, когда это случилось. Маркосу – четырнадцать. Он чудовище с рождения. Крушил всё, лгал, воровал, клеветал на меня. Он ненавидел братьев и отказывался с ними сидеть, хотя это было его обязанностью. Ведь так положено, что старшие нянчат младших. А однажды его поймали на воровстве фруктов. К нам пришла женщина из опеки, и мы с мамой решили сдать этого ушлёпка в приют. У него ещё была мерзкая болезнь, вся кожа в наростах, как у ящерицы. На врача денег у нас не было, а мы боялись, что он заразит всех. Маркос, как узнал, что мы хотим его сплавить, так взбесился. Кидался с кулаками и швырялся посудой. А когда его забирали, он решился на убийство. Попросился за руль машины, на которой тётка из опеки приехала. Она разрешила, и он поехал на нас. Братья все разбежались, а мать стояла с младенцем. Я толкнул её, она упала и выронила ребёнка. Я хотел выдернуть Альваро из-под колёс, но налетел на камень и тоже упал, и Маркос на нас наехал. Младенца он раздавил в лепёшку, а мне повредил ногу. С тех пор я хромаю.
Фэр аналогичное подозревала, и в голове её мгновенно сложилась картинка: у Амадо брат – сумасшедший псих.
– А дальше что было?
– Он попал в колонию на пять лет, за непредумышленное убийство, но освободился раньше срока. У него появился адвокат, понятия не имею откуда. Бедным дают бесплатного государственного адвоката. У Маркоса он был и защищал его плохо. Но когда он отсидел три года, появился другой адвокат. Добился пересмотра дела и доказал, что Маркос задавил Альваро и покалечил меня случайно, так как не умел водить автомобиль. А сел за руль, чтобы покончить с собой. И ещё они валили всё на женщину из опеки, которая ему сесть в авто разрешила. Но это ложь и выверты адвоката. Мой брат прекрасно умел водить. Он не собирался умирать, хотел убить нас. Намеренно. Я это видел сам. Но тот адвокат убедил судью в обратном, дело пересмотрели и Маркоса выпустили. Домой он не вернулся, хотя мы боялись, что он явится и будет мстить, а он исчез, – закончил Амадо.
– И ты не пытался узнать о его судьбе?
– Нет. А смысл?
– Ну он твой брат…
– А ещё он убийца, который сломал мне жизнь. Он сделал из меня инвалида! – скрипнул зубами Амадо с такой ненавистью, что Фэр чуть диктофон не выронила (она записывала на него показания). – Надеюсь, он уже сдох где-нибудь.
– Но ты не инвалид, – заспорила Фернанда. – Всего-то мелкая хромота, она почти незаметна.
– Это ты так думаешь.
Больше Фэр ничего не выяснила – при упоминании о ноге, искренность Амадо как корова слизала.
Пришлось уйти. Но Фернанда уверилась – маловероятно, что Фантом-убийца – Амадо. При составлении фоторобота Тос о хромоте не упоминал. А вот Маркос Феррер за маньяка сойдёт – он явно асоциальная личность.
Фэр застряла в комиссариате до вечера, раскладывая информацию по стопочкам и затребовав у коллег перекопать все картотеки, чтобы найти сведения о Маркосе Феррере, его брате Матео и Сандре Вэйс.
Домой она приехала в девять. В гостиной сидела лишь понуро-побитая Агустина, что выползла, наконец, из комнаты.
– Агус, привет, – помахала ей рукой Фернанда.
– Привет, тётя.
Девушка вела себя замкнуто, хоть и стала адекватнее. Очевидно, беременность влияла на её голову.
– Может, поговорим? – сев рядом, Фэр забрала у племянницы журнал, который та листала (это был «Космополитен»).
– О чём?
– Например, о том, почему ты грустишь.
– Мама говорит, что я никому теперь не нужна, – скорбно промямлила Агустина.
– Надеюсь, ты всерьёз этот бред не воспринимаешь? – сжала кулаки Фэр. Маргарита – глупая. Девчонка ещё не оправилась, а мать втюхивает ей ересь. – Ты молодая, красивая девушка, у тебя две руки, две ноги и даже есть голова, хотя ты мало ей пользуешься, – пошутила Фернанда. – Синяки и переломы заживут, волосы отрастут, и к стоматологу мы сходим. Я знаю отличного врача, он сделает тебе голливудскую улыбку! И однажды ты встретишь человека, который тебя полюбит не за биологические функции, а потому что ты – это ты. Вот Фреди, например, хороший мальчик. Он готов жениться на тебе хоть сейчас.
– Ты тоже хочешь, чтобы я вышла за Фреда Муньоса, тётя? Мама уже достала меня с этим, – вздохнула Агустина, теребя нос. Да, она изменилась, точно повзрослев лет на десять, и Фернанду это огорчало. – Но я его не люблю. И вообще он болван!
– Я не говорила, что хочу этого, – отмахнулась Фэр. – Это решать тебе. А замуж ещё рано. Учиться надо, скоро вернёшься в школу…
– Я не вернусь в ту школу!
– Понимаю, но твоих обидчиков наказали. Директриса их выставила на посмешище. Их больше там нет.
– Я знаю. Сеньора Беатрис умеет наказывать. Но я туда не вернусь! – твёрдо сказала Агустина.
– Агус, давай начистоту. Раньше мы понимали друг друга, – ласково увещевала Фэр. – Доверься мне. Что случилось у тебя в школе? Может, этот тип, который… который… – Фернанда запнулась, подбирая слова, – который тебе сделал эту гадость, ну… Он из школы?
Агустина, кивнула, нервно кусая губы.
– Из-за него Лина и её компания на тебя набросились, так?
Она опять кивнула.
– Он тебя обидел, когда узнал о беременности? – в лоб спросила Фэр.
Агустина яростно помотала головой.
– Я не знала, что беременна! И никто не знал. Ведь тётя Вирхиния сказала, что у меня ничего нет, – изображая безразличие, Агустина отковыривала кутикулу от ногтя.
– Агус, но чтобы залететь, ты должна была переспать с кем-то, – не унималась Фернанда. – Ведь это не Фред?
– Нет, не Фред. Я же говорю, он болван! Я с ним поругалась. Он, когда узнал, с кем я… ну, в общем, про другого, то хотел всем рассказать. А я не разрешила! Это не его дело!
– Фред всё-таки меня обманул, а я его спрашивала кто «герой романа». А с виду такой искренний… Никогда не угадаешь, что у человека на уме. Агус, скажи мне правду! Я не буду тебя ругать, обещаю. Но ты ещё юная, и я, как и мать, за тебя отвечаю, – Фэр погладила девчонку по плечу. Та, вздрогнув, опустила глаза, изучая свои колени. И, наконец, выдавила:
– Ну… в общем, я не хотела… он… он… меня заставил.
– Заставил? – нахмурилась Фернанда. Она давно чуяла, что история Агустины – вовсе не банальная сказка о Ромео и Джульетте.
– Ну да… Короче, ну… я уже говорила, тётя. Лина цеплялась ко мне, потому что ревновала к учителю, к сеньору Ивану…
– И? Причём тут твоя беременность?
– Эээ… Ну, я этого не хотела, он меня заставил… Он сказал, что я вылечу из школы из-за неуспеваемости, если я с ним, ну… это самое… Ты понимаешь, тётя, – щёки Агустины залила краска. – Во-о-от, и ещё сказал, что нажалуется директрисе, будто я к нему лезу. Ну я и согласилась.
Фэр в осадок выпала.
– То есть ты переспала с учителем? – спросила она жёстко.
Так она и знала, что это дело плохо пахнет! А ведь она забыла про эту сволочь, хотя Агус давно намекала, что он лезет к ученицам! Ну и инспектор полиции! Как влюбилась в Джерри, весь нюх растеряла.
– Ну да… – виновато поёрзала на диване Агустина. – Я его боялась, тётя. Он меня заставил. Это было несколько раз. А когда мне подурнело на занятии, медсестра сказала, что я беременна. Я сеньору Ивану пожаловалась, а он засмеялся и пригрозил, что убьёт меня, если я залетела. А потом тётя Вирхиния сказала, что у меня всё хорошо. Я и успокоилась. Но сеньор Иван меня преследовал и заставлял делать гадости. Вот нас Лина и застукала.
Фернанда была бешенстве и еле сдержалась, чтобы трёхэтажно не выругаться. Отведя Агустину в её спальню, она куковала всю ночь, дожидаясь утра. Она пойдёт в школу и устроит там разнос. Достанется всем: директрисе, куратору и этой мрази – Ивану. Она им покажет! Мокрого места от них не останется!
====== Глава 35. Когда открываются тайны ======
С утра Фернанда в Школу изящных искусств не попала – навалилась куча дел. Она выдвинула свою гипотезу: маньяк – Маркос Феррер. Комиссар, зная её горячность, посоветовал не бежать впереди колесницы, но согласился, что поискать этого человека надо.
Информации по Маркосу Ферреру обнаружилось мало. В 2004 году он вышел из колонии, благодаря защите адвоката по имени Каспер Брёкке, потомка норвежских эмигрантов. В те годы Брёкке практиковал в Аргентине, как частный адвокат по уголовному праву, а ныне занимался фермерским хозяйством. Фэр велела подчинённым найти Каспера Брёкке и вызвать на допрос. Также она выяснила: младший брат Амадо – Матео сделал операцию по смене пола в «Центре эстетической медицины» в Буэнос-Айресе. Центр этот существовал и сейчас, имея хорошую репутацию и богатую клиентуру. А Фернанда наткнулась на любопытный факт: имя хирурга, что оперировал Матео, – доктор Хуан Гильермо Лосада.
По Сандре Вэйс информации было меньше. До 2013 года этого человека не существовало. Мужское имя её нигде не фигурировало – знаменитости такую информацию обычно скрывали, а врачи не могли распространяться.
Освободилась Фернанда к обеду. Сгрузив поиск украденных колясок и собачек на стажёров, она явилась в школу Агустины.
Директрисы на работе не было – она уехала в Министерство образования. Не оказалось и сеньоры Эрики, куратора, (та села на Карла – своего домашнего скорпиона, и лечилась от его укусов), поэтому Фэр отправилась к учителю по истории искусств.
«Иван Пальо, профессор истории искусств», – прочла она табличку. И у неё почему-то засосало под ложечкой. Постучав в дверь, Фернанда впорхнула в кабинет:
– Извините, я могу поговорить с профессором Иваном?
Молодой человек лет тридцати, сидя за учительским столом, корпел над папками [1]. На звуки голоса Фэр он поднял голову и, сдвинув очки на нос, вперился в гостью желтовато-карими глазами. Мелкие морщинки у висков, зализанные в хвост волосы и вид презентабельный. Но Фернанда его узнала. Конрадо Палло, её бывший!
– Иван – это я, – сказал мужчина, убрав очки в футляр. – Чем могу помочь?
– Значит, это ты, падаль? – вздыбилась Фэр. – Не прикидывайся, что меня не узнал! Какая ты скотина, я семь лет назад убедилась, но это перешло все границы! Ты надругался над моей племянницей! Сделал ей пузо и сидишь тут, интеллигента корчишь! Но я тебе устрою! – всё это Фернанда выпалила на ультразвуке, даже не запнулась.
Наглая, самодовольная ухмылка исказила лицо Ивана.
– Я всегда говорил Кону, что его бывшая – истеричка. И советовал ему тебя послать. Но он решил обуздать эту лошадку, – медленно, вальяжно Иван наступал на Фэр, как удав на кролика.
– Что-что? – она попятилась. Лопатками стукнулась о дверной проём. – Хочешь сказать, что ты не Конрад?
– Ну вот, а говоришь узнала, – спесиво хмыкнул он. – Я Ивано, его брат. Можем познакомиться снова, – и жёстко хохотнул.
Фернанда смутилась. Перепутала. Не Конрад. Но они – зеркальные отражения. Конрадо и Ивано были близнецами. Ещё студентом Иван дважды попадался на курении травки. Он хотел выделяться, носил дреды, пирсинг и всюду разводил татуировки. И сейчас этот тип преподаёт в школе! Корчит интеллигента, а сам учениц насилует!
– Мы можем договориться, – сказал Иван, наклоняясь близко-близко к её уху. На Фэр пахнуло табачным дымом, смешанным с очень сладким, приторно-медовым парфюмом.
– С тобой? Договориться? – сжала она зубы. – Ты изнасиловал мою племянницу и хочешь договориться?!
– Я. Никого. Не насиловал, – процедил Иван отрывисто. – Ученицы сами под меня ложатся, ведь я чертовски неотразим, – жёлто-карие глаза блестели, как фальшивое золото, – ярко и холодно. Иван прижал Фернанду к стене. – Твоя племянница такая же шлюха, как ты. Все вы шлюхи. А что она сделала с ребёнком? Тоже, как и ты, родила и спрятала?
– Уйди, падаль, или я тебе кое-что оторву! – пригрозила Фэр, хоть её и трясло от ненависти. – Я уже не та глупая овца, которую ты знал. Я изменилась. Я умею защищаться от дегенератов! Баста! Хватит чушь пороть! Я никого не рожала!
– Это не так. Ты была беременна от моего брата и сбежала как крыса, – отчеканил Иван, нависая над Фернандой. Роста он был двухметрового. – Мы искали тебя и ребёнка. Думаешь, почему я уехал из Нью-Йорка и работаю в этой школе? Я слежу за тобой. За каждым шагом. И я знаю, что та мелкая сучка, которая под меня легла, – твоя племянница. Через неё я хотел выяснить, куда ты, шлюха, девала ребёнка? – и он схватил Фэр за горло.
– Нет у меня ребёнка, идиот! Я от него избавилась! – прохрипела Фернанда, царапая Ивана ногтями.
– Ложь! Ты его родила и прячешь! – Иван так разорался, что Фэр испугалась. А пистолет она не взяла – шла в образовательное учреждение. – Я ищу племянника, и ты отдашь его мне, шлюха! В нём течёт кровь нашей семьи!
– Да катись ты в ад! – вспомнив приёмы рукопашного боя, Фернанда извернулась и ударила Ивана коленом в пах. Вскрикнув, он шмякнулся на пол. Но Фэр была в ярости – ещё и пнула его по рёбрам. – Повторяю для недоразвитых: у тебя нет племянника! Я ненавижу детей и не собираюсь их заводить! Я говорила это тогда и говорю сейчас!
– Это ложь и отговорки. Все девки хотят детей. И ты мне отдашь ребёнка, сука! Или я разорву тебя на куски!
– Это я тебя разорву! – Фэр уже не владела собой. – Вы с братцем одинаковые, два шизофреника! Я посажу тебя в тюрьму или в дурдом! В этой школе директриса – отстой! Как она могла взять учителем наркомана? Ну ничего, я тебе покажу! Ты тут работать не будешь, на нары пойдёшь! – Фернанда кинулась на выход.
Миновав охранника, тайфуном вылетела из школы. Тень прошлого выросла перед ней стеной. Чокнутый братец Конрада! И почему он ещё не сдох? Воистину тараканы живучи.
Фэр так колотило от страха, злости и обиды, что она рванула по Авенида Корриентес пешком, забыв «Дьявола» на парковке. Чуть под машину не попала. Водитель синего Шевроле Круз, гневно жестикулируя, тыкал в светофор, где для пешеходов горел красный, но Фернанда ушла, плюнув ему в лобовое стекло.
Она села на автобусной остановке, пытаясь унять дрожь. И тут зазвонил телефон. Джерри! Как всегда вовремя.
– Хэллоу, мисс злючка! – сказал он весело.
От этих «хэллоу» и «мисс» у неё мурашки побежали. Конрад тоже говорил «хэллоу» и называл женщин «мисс» и «миссис» – ему нравилось косить под американца. Фэр давно привыкла к болтовне Джерри без ассоциаций с Конрадом, но сегодня его американские фразы царапнули её ястребиным когтем.
– Привет.
– Ты ушла вчера и не позвонила, – мягко упрекнул Джерри. – А я волновался. Что там у вас случилось?
– Тебе же было до лампочки, – буркнула Фернанда.
– Это не так, – сказал Джерри миролюбиво. – Я был уверен, что тётя твоя раздувает из мухи бегемота. Я хотел, чтобы ты осталась со мной. Упрекай меня в эгоизме сколько хочешь. Я и правда эгоист. Так что случилось? Кого убили?
– Никого, – ответила Фэр, прикидываясь безразличной. – Тётя огрела Амадо вазой. А он чуть не задушил Вирхинию, которая спёрла у него деньги.
– А-ха-ха-ха!
– А чего ты смеёшься? Чего смешного?
– Я оказался прав, май дарлинг! Эти трое стоят друг друга. И я не знаю, кто из них гаже, – с отвращением сказал Джерри.
– Ну ладно, допустим, ты был прав. И что дальше?!
– О, гхош, что я слышу?! Ты признала, что я прав?! Тебя покусала муха раскаяния? Надо же! Какие планы на вечер? – сменив тон, замурлыкал он. – Ты приедешь сегодня, май дарлинг? Или мне заехать за тобой? Может, мы сходим куда-нибудь, м?
– Не хочу…
– Фэр, что с тобой? У тебя голос испуганный. Это что-то личное, и ты не хочешь мне рассказывать, так? – выпытывал Джерри.
И это стало каплей, которой Фернанда боялась.
– Нет… да… вернее, – она всхлипнула.
– Так, понятно. Ты где сейчас? Дома? В комиссариате?
– Сижу на автобусной остановке на Авенида Корриентес 2102, – шмыгнула Фэр носом. – Рядом с Банком Нации.
– О’кей, я выхожу с танцкласса. Скоро приеду. И не вздумай сбежать! Сиди на месте!
Через двадцать минут Фэр уже ожидал уютный салон Феррари. А Джерри ничего не спросил. Вручив девушке платок, пристегнул её ремнём безопасности и увёз к себе домой.
Избежать беседы с Джерри не вышло. Накормив Фэр креветками, запечёнными с сыром, и напоив квастом [2], он пристал с вопросами. И она рассказала о преподавателе.
– Сегодня я была в школе, – в ладонях Фернанда мучила хрустальную кружку, похожую на пивную, но меньшего размера, и жутко дёргалась, понимая, что Джерри не отстанет. – И я видела этого дегенерата.
