Текст книги "Секс-символ (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
====== Глава 1. Район, которого нет ======
Буэнос-Айрес с его зданиями во французско-итальянском стиле – латиноамериканский кусочек Европы. Нравы здесь свободнее, чем в странах-соседях, а люди ранимо-ленивые, как породистые коты. Местная архитектура причудливо сочетает изысканные особняки и зеркальные небоскрёбы. Буэнос-Айрес богат на достопримечательности, но главная из них – квартал-невидимка Вижья-31. Не обозначенный на картах, он нелегален и криминален. Вижья, как бородавка на красивом лице, и все от неё шарахаются: портеньос – коренные жители, эмигранты, туристы и даже полиция. Такова Вижья-31 – район, которого нет. Но он есть. И там живут люди. Живут в нищете и ненависти, ненужные ни своей стране, ни друг другу.
Год 2001.
В одном из домов Вижьи, грязном, с потрескавшимся фасадом, где каждая стена имела свой цвет, юноша лет восемнадцати качал на руках младенца. Тот, закутанный в линялые пелёнки, орал сигнализацией. Рядом, на полу, барахталось ещё трое детей. Русоволосая девочка пяти лет, одетая в рваное платье и дырявые башмаки, сосала палец. Малый семи-восьми лет, кудрявый, с измазанным сажей носом, стучал ложкой в алюминиевую кастрюлю. Другой мальчик, совсем маленький, валялся на спине, играя банкой из-под пива.
Старший, пихнув в рот младенца бутылочку с молоком, вышел на порог и крикнул:
– Маркос! Маркос! Ты где шастаешь? Ах, ты, немытая свинья! Ну-ка поди сюда! – окликнул он мальчишку лет четырнадцати, что неподалёку пинал ногами мусор. Худой и нескладный, он был одет в залатанные штаны и безразмерную куртку. Капюшон её, как шлем, закрывал ему голову.
– Вот бездельник! – каркнул старший мальчик. – Толку от тебя нету! Иди-ка, сделай доброе дело, посиди с мальцами, а мне надо уроки сделать, а то в школе преподша мне задаст трёпку. Я ж, в отличие от тебя, человеком хочу стать и даже поступить в университет. Хотя ты, если бы и захотел туда сунуться, тебя бы пинками выгнали. Кому нужны прокажённые? – и он расхохотался. Младенец, выпустив изо рта бутылочку, завыл диким голосом.
Маркос прошёл мимо, невежливо толкнув обидчика локтем.
– Тебе надо ты и сиди с этими вонючками, – выдавил он. – Даже если ты отвалишь мне кучу бабок, я к этим сопливым не подойду!
– Но это наши братья!
– А мне плевать! – отрезал Маркос. – Не я их разводил. Маманя развела, вот пускай и сидит с ними. А я вам не нянька, – сев на стол, Маркос запихнул в рот полусгнившее яблоко и поперхнулся, откусив сразу половину. – Кстати, о мамане. Я её видал. Ошивалась на рынке возле торговца рыбой, клянчила у него бабки на своё пойло. Жду не дождусь, когда она упьётся и сдохнет! И вы с ней вместе.
– Прекрати так разговаривать! – оборвал старший брат. – Лучше иди и поищи мать, раз с детьми сидеть не хочешь. Да попроси у ней денег, а то в холодильнике мышь повесилась, а детей надо чем-то кормить.
– Только этих вонючек надо кормить? Меня ж ведь не обязательно, – проглотив огрызок яблока вместе с черенком, Маркос вышел во двор. Пробежал по узенькой улочке, миновав три-четыре дома, и остановился – далеко идти не пришлось.
Женщина с пропитым лицом и седой паклей на голове, сидя на тротуаре, обнимала столб. Всюду валялись окурки и бутылки. Из окон дома напротив высунулся красноносый мужчина. Увидел Маркоса и гаркнул:
– Ну вот и славно! Наконец-то Бьянку уведут отседова! А-ха-ха-хашеньки! Эй, ты, Проказа, забирай-ка свою мамашу! Я уж видеть не могу ейную рожу! Всё ходит, ходит: налей да налей по дружбе, да по соседству. А она мне ещё с прошлого столетия бабок задолжала. Но я всё жалею её, убогую, то бутылочку, то рюмочку ей поднесу. Вдруг подохнет от недопития.
Маркос не ответил. Схватив нерадивую мамашу под локти, поставил её на ноги. Она шаталась и что-то мычала. Пришлось тащить её на себе. Когда они добрались до дома, Маркос с остервенением впихнул Бьянку в дверь. Она споткнулась о порог и растянулась на полу.
– Вот она, любуйтесь! – перепрыгнув через мамашу, он снова убежал на улицу.
До вечера Маркос бродил по местному рынку, воруя у зазевавшихся продавцов фрукты и овощи, пока один из них не схватил его за руку.
– А-а-а! Пустите!
– А ну-ка, ты, ворюга, отдавай чего украл!
– Ничего я не крал, отвалите!
Торговец, бородатый и толстый, резко сдёрнул с мальчика куртку. Всё, что было под неё напихано, – сливы, персики, киви – упало на дорогу.
– Ах, ты, мелкий гадёныш, да я полицию сейчас вызову!
Маркос хмыкнул. Всем было известно, что полиция в Вижью приедет, только в одном случае – если произойдёт массовое убийство всех жителей сразу.
– Чёрт возьми, да он заразный какой-то! – воскликнул торгаш. Отпустив мальчика, вытер ладони о фартук.
Когда с Маркоса сдёрнули куртку, он остался в майке, и, оказалось, руки его, шея и лицо покрыты чешуйками серого цвета.
– А ну иди отсюда, лишаистый! – завопил торговец, замахиваясь на мальчика пустой корзиной. – Ходят тут всякие, заразу разносят!
Схватив с земли куртку, Маркос пустился наутёк. Болезнь кожи была у него с рождения, и все его боялись, называя Лишаём и Проказой, включая старшего брата Адо. Это была генетическая мутация, одна из тех, что имеют красивые названия. Бьянке говорили это словечко в роддоме, но она не запомнила и даже не попыталась облегчить страдания сына, отведя его к врачу. Зато родила ещё четверых детей от разных любовников.
Стемнело, и Маркос вернулся домой. Спиртным внутри несло, как в злачном кабаке. Мать, которую он оставил на пороге, теперь лежала на диване, издавая свистяще-храпящие звуки.
В другой комнате шумели дети: Мартина – гиперактивная, отстающая в развитии – визжала, будто её резали; семилетний Матео играл в мяч; стук от него бил по барабанным перепонкам, как молоток по железному тазу. Двухлетний Хосе канючил на одной ноте: «Я хосю кулиную ножку-у!». И эти звуки перекрывали вопли шестимесячного Альваро. Проклиная всё на свете, Маркос забился в свою конуру – чуланчик, где умещалась только кровать. Но так и не заснул, до утра затыкая уши пальцами.
На следующий день явился вчерашний торговец и с ним – женщина в серой форме, сотрудник органов опеки.
– Кристина Перальта, – представилась она.
Черкая в блокноте, женщина стала о чём-то расспрашивать Адо и едва протрезвевшую Бьянку. Младших детей закрыли в другой комнате. Слышно отсюда было плохо, поэтому Маркос, прислонив к двери стакан, приложил к нему ухо. Мать что-то невнятно пролепетала, когда Кристина Перальта спросила её, почему дети, дом и она сама в таком плачевном состоянии. Торговец же рассказал, что вчера Маркос воровал на рынке. И тут встрял Адо.
– Знаете, сеньоры, мой брат представляет угрозу для всех. Ни мама, ни я с ним не справляемся. Он ведёт себя ужасно, хамит, ворует, врёт. А у нас в доме – маленькие дети. Он дурно на них влияет. И ещё эта болезнь… Его надо изолировать от нас.
Произошедшее далее Маркос уже не контролировал. Он вывалился из двери и швырнул в Адо стеклянный стакан. Тот чудом не размозжил парню череп, стрелой пролетев мимо его головы.
– Ты чего вытворяешь, урод?! Совсем сдурел?! – гаркнул Адо. Мать, торговец и Кристина Перальта попятились.
Вид у Маркоса был воистину страшен: с косматыми волосами, лицом, покрытым коростой, с дьявольски сверкающими глазами, он напоминал монстра из фильма ужасов. Не владея собой, кинулся на брата. Стал бить его ногами и руками, выкрикивая одну и ту же фразу: «Чтоб ты сдох, сдох, сдох!!!».
– А-а-а! – Маркос взвыл, получив отпор. Адо был выше ростом и выглядел уже сформировавшимся парнем, тогда как Маркос – нескладным подростком. Схватив брата за руки, Адо вывернул их так, что суставы захрустели. Всадил ногти Маркосу в кожу и ободрал ему руку до мяса. Маркос упал на пол. «Чтоб ты сдох! Сдох! Сдох!», – кричал он на автомате, уже теряя сознание.
Маркос пролежал в постели два дня, корчась от боли в руке. Рана кровоточила, а потом стала затягиваться, превращаясь в уродливый рубец. Адо же явился в его каморку, чтобы поиздеваться:
– Ещё раз полезешь махать ручонками, я тебе рожу всю обдеру, – пригрозил он. – Станешь ещё омерзительней, чем сейчас. Тебя надо в зоопарке в клетку посадить с надписью: «Современное Лох-несское чудовище!».
Через пару суток Бьянка, на удивление трезвая, велела Маркосу складывать вещички – завтра его отвезут в приют для сложных подростков. И как она раньше не додумалась его туда сбагрить? Одним ртом меньше. Всё-таки Адо – малый смекалистый, не зря он старшенький и самый здоровый из её детей.
Кристина Перальта, придя на следующий день, с Маркосом обращалась ласково. Даже пообещала, что в приюте его осмотрит врач.
– А вы можете выполнить моё последнее желание перед отъездом? – спросил Маркос.
– Ну, конечно! Чего ты хочешь?
– Я хочу посидеть за рулём вашей машины! Можно?
Женщину такая просьба позабавила.
– Ну конечно! Только это не моя машина, она служебная.
Бьянка и Адо с остальными детьми вышли на порог, чтобы Маркоса проводить, а Кристина Перальта усадила его за руль автомобиля – чёрного, с белой надписью на боку: «Служба опеки».
– Красивая машина, – сказал Маркос жёстко. – Я люблю машины.
– Когда ты вырастешь, обязательно купишь свой автомобиль, – улыбнулась дама из опеки.
– Я не вырасту, – и он нажал на газ.
Маркос неплохо умел водить автомобиль – один из любовников матери научил его управлять своей раздолбанной колымагой. Лихо выкрутил он руль, направив авто во двор, где стояла Бьянка с детьми. Адо оттолкнул мать. Та упала, выронив младенца. Адо выскочил наперерез машине. И Маркос поехал целенаправленно на него.
– Ты чего делаешь?! Тормози! Тормози сейчас же!!!
Чей-то визг. Удар. Ещё удар. Хруст. Скрежет колёс. И всё поплыло перед глазами. А потом темнота. Возможно, навсегда.
Нет. Остался жив. Сотрясение мозга. Очнулся в больнице с решётками на окнах. Про родных не спросил ни разу. А через время полицейские высадили Маркоса у грязно-серого здания с табличкой: «Колония для несовершеннолетних №2».
====== Глава 2. Фантом-убийца ======
Год 2015.
Ветер колыхал французскую косу под шлемом мотоциклистки, что на безумной скорости неслась по Авенида Бельграно, пересекая квартал Монтсеррат. Тёмно-синяя форма со знаками отличия инспектора федеральной полиции Буэнос-Айреса; тонкая талия, затянутая ремнём. Своей шестидесятисантиметровой талией Фернанда Ривас, конечно, гордилась, но больше её впечатляли жетон полицейского, что лежал в кармане её брюк, и пистолет у бедра – лишь месяц назад она вступила в должность.
Окончив год назад университет Федеральной полиции, Фернанда не думала, что её карьера пойдёт в гору так быстро. За одиннадцать месяцев она успела поработать в трёх полицейских подразделениях, и теперь её назначили инспектором вместо Убальдо Линареса, вышедшего на пенсию.
Коллеги-мужчины Фернанду поздравляли. А некоторые и обвиняли в недвусмысленной связи с главным комиссаром Сантосом Гальяно, взявшем её на эту должность. Но были у Фэр и восхищённые поклонники. Например, сержант Бернабэ Кастро – полицейский двадцати восьми лет, который повадился за девушкой волочиться. Берни парень был хоть куда: то поможет сменить лопнувшее колесо на мотоцикле, то стукнет в глаз обидчика, то принесёт кофе или придержит дверь. Но Фернанде он казался непредставительным из-за длинных рыжих волос. А когда снимал форму полицейского, облачаясь в хипповатые джинсы и растянутые футболки, и вовсе смахивал на жителя знаменитых трущоб Ла Бока. Фернанда не видела в Берни ни сексуальности, ни харизмы. Он был прост, как вода из-под крана, а Фэр любила сложные и многогранные натуры.
Ей было двадцать пять. Девушкой она считалась красивой и, несмотря на профессию, женственной, особенно когда надевала платья. Но на противоположный пол она смотрела равнодушно. Хотя комплименты Берни принимала, одаривая его улыбкой, когда не была чересчур занята.
А сегодня проблемы навалились горой, как пачка старых газет. С утра Фернанда разругалась с Маргаритой, своей сестрой. Причиной стала Агустина – семнадцатилетняя дочь Маргариты. Девчонка заявила, что хочет сделать пирсинг на губе. Фернанда её поддержала, а Маргарита рвала и метала, обвиняя сестру в том, что она подбивает ребёнка на глупости. Но, по мнению Фэр, Агустина на звание ребёнка уже не тянула – это была вполне сформировавшаяся девушка.
Агус училась в Высшей Школе изящных искусств на факультете арт-дизайна, и Фернанда этому факту поражалась – уговорить Маргариту платить за такое обучение было трудно. Спасибо тёте Фелисидад! Если б не её дар убеждения и любовь к искусству, пришлось бы Агустине учиться на доктора, как мечтала её мать.
Днём настроение Фэр допортили и на работе. Вступая в должность инспектора полиции, она представляла, как будет восседать в кожаном кресле, попивая кофе и расследуя опасные дела. И да, кресло в её кабинете было из чёрной кожи, с высокой спинкой и удобством VIP-класса, но этим всё и ограничилось. Кофе в буфете варили мерзкий, а опасные дела: грабежи, изнасилования и убийства, конечно, имелись, но пересчитать их можно было по пальцам. В основном Фернанда принимала жалобы от старушек, у которых утащили бельё с балкона, и дамочек, что забыли кошельки в супермаркетах.
А сегодня к обеду явилась Канделария Мендес – мадам, которую полицейские прозвали «Леди Крокодил» за то, что она потеряла домашнего крокодила. Лицезрев даму впервые, Фэр решила: под словом «крокодил» подразумевается нечто другое. Отнюдь. Крокодил оказался настоящим. Выгуливая его на поводке в парке Лесама, женщина привязала его к дереву и села отдохнуть на лавочку. И задремала. А когда очухалась, крокодила и след простыл.
Полдня рыдала она у Фернанды в кабинете, приговаривая, что жить не может без Тото – своего милого крокодильчика. И грозилась всё отделение полиции разгромить, если Тото немедленно не найдут.
Крокодила нашли через два дня в зоопарке. Оказалось, избавиться от него решили соседи безумной мадам – животное держало в страхе целую многоэтажку. Горемыки выследили женщину, когда та выгуливала крокодила, утащили его и сдали в зоопарк. Сотрудники зоопарка прониклись бедой несчастных людей и Тото хозяйке отдавать не спешили, поэтому она выносила мозг Фернанде.
– Немедленно верните мне Тото! – визжала дамочка, размахивая пятнистым ридикюлем. – Если мне не вернут Тото, я обращусь в суд! Я дойду до президента! Вы у меня попляшите!
– Сеньора Мендес, успокойтесь, – обречённо вздохнула Фернанда. – Крокодил ваш в зоопарке в целости и сохранности. Он отлично себя чувствует.
– Он не может отлично себя чувствовать вне дома, – пробухтела сеньора Мендес и хлюпнула носом. – Бедный Тото скучает по своей мамочке.
– Но, сеньора Мендес, чтобы сотрудники зоопарка отдали вам животное, вы должны предоставить документ, где говорится, что вы имеете право содержать крокодила в квартире, – пояснила Фернанда.
– И где ж мне взять такой документ?
– Всё очень просто. Сначала вам нужно собрать подписи с соседей. Они должны согласиться, чтобы в вашей квартире обитал крокодил. Потом надо пройти обследование у психиатра. Он вынесет заключение, что вы вменяемы и можете иметь дело с опасными животными. Затем надо пойти в мэрию и взять там разрешение на проживание крокодила в многоквартирном доме. А после надо пойти в службу по охране животных и получить у них такое же разрешение. А ещё крокодила надо обследовать у ветеринара, сделать ему прививки, как домашнему животному. Вот выполните всё это и заберёте крокодила домой, – закончила Фернанда, удовлетворённо наблюдая, как дёргается светло-карий глаз сеньоры Мендес.
– Вы что издеваетесь?! – возопила та. – Тото живёт со мной уже два года! Это ручной крокодил! Он ростом-то всего полтора метра и носит намордник! Я буду жаловаться!
– Сеньора, всё должно быть по закону, – Фернанда состроила невинное лицо. – Нельзя содержать в квартире опасных животных без разрешения. Это преступление, сеньора Мендес. Если вы хотите вернуть крокодила, начните со сбора подписей с соседей.
– Не думайте, что от меня отделаетесь! – рыкнула дамочка, багровея от злости. – Я получу эти бумажки, заберу Тото, и тогда берегитесь. Мой Тото – ручной крокодильчик, но когда я сниму с него намордник, он сожрёт всех, кто его украл, всех, кто держал его вдали от меня, а закусит вами! Потому что вы – бессердечная! – и она выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
От посещения сеньоры Мендес у Фэр голова разболелась. Чтобы отвлечься, она включила радио и долго слушала легкомысленные песенки, потягивая буфетную бурду под названием «кофе». Музыку Фернанда любила – та успокаивала, разгружая мозги и баюкая нервы. Приятный мужской голос пел о любви, унося мысли Фэр в розовые страны: «Я буду любить одну тебя, я сделаю тебя счастливой. Капля за каплей я хочу испивать твоё тело. Ты – моя слабость и жизнь моя».
Красивая песня. Но любовь для неё в прошлом. Забыта, как страшный сон, и похоронена. А голос чудесный, мягкий, обволакивающий. Интересно бы увидеть его обладателя. Закрыв глаза, Фернанда плавала в волнах романтики, пока не зазвонил телефон.
Ну вот, будни продолжаются. В трущобах Вижья-31, которых даже полицейские боялись как огня, совершено убийство. Мартина Гарсиа – девушка с заурядной внешностью, потрёпанная жизнью наркоманка. О последнем факте говорили использованные шприцы и упаковки от таблеток, раскиданные по крохотной квартирке-студии с ободранными обоями и сгнившей в пустом холодильнике морковью.
Кто убил эту женщину и зачем? К примеру, наркоторговец за долги – версия логичная, но рисунок преступления совпадал с дюжиной убийств, совершённых в разных районах Байреса за последние три месяца. Схема одна: ванна с ароматной пеной, засыпанная белыми или красными розами; голая жертва, истёкшая кровью от многочисленных проколов на теле, осуществлённых предметом, схожим с иглой или спицей, обмазанной ядом. Этим орудием убийца прокалывал жертвам вены и артерии, и несчастные умирали от кровопотери – яд распространялся по телу, превращая кровь в воду и не давая ей свёртываться.
Маньяк, прозванный копами «Фантом-убийца», был изобретателен и страшно хитёр – он не оставлял ни единой улики. Его не видел никто: ни консьержки, ни соседки, ни камеры наблюдения. Он точно прятался в плащ-невидимку. А жертвами его были люди, никак не связанные между собой – садовник, секретарша, таксист, пианистка, преподаватель астрономии, бизнес-леди… разных полов, возрастов и социального статуса. Как убийца их выбирал, оставалось загадкой. Фернанда днями и ночами ломала мозг, ища ответы, но головоломка не складывалась.
Рабочий день закончился к одиннадцати вечера, и Фэр поспешила домой, оседлав мотоцикл с надписью «Дьявол» на капоте. Скорость – это было единственное, что приводило её в чувства, заставляя сердце биться, а неприятности улетучиваться из головы.
Выехав на улицу Дефенса, Фернанда усекла знакомый силуэт, который нёсся по переходу. На красный свет! Уличные часы, сияя стрелками, показывали четверть двенадцатого. Чего это Агустина тут забыла? Неуловимый убийца орудует прямо под носом, а Маргарите плевать. Как можно отпускать подростка гулять ночью?
– Агус, а почему ты шляешься по улице в такое время? – Фернанда припарковала мотоцикл у обочины. Сняла шлем, хитро взглянув на племянницу. Ярко-голубые глаза её сверкнули, озарив смуглое, скуластое лицо.
– Ой, тётя Фэр! Хорошо, что я тебя встретила! – Агустина быстро залезла на мото. Это была девушка с чуть азиатским типом внешности, одетая в узкие джинсы и белую футболку. – А я ходила к Сэси. Мы клеили макеты, и я не заметила, как время пролетело. А потом мама позвонила и велела домой идти. Ну я и пошла. А тут по ТВ сказали, что этот маньяк опять кого-то грохнул. Я так боюсь! Вдруг он и меня того? А я ещё не дописала портрет Фреда и не надела новые джинсовые шорты, которые ты мне подарила. А ещё мне надо сдать чертежи сеньоре Эрике, а то она скормит мою печень Карлу – своему домашнему скорпиону. Тётя Фэр, а когда маньяка уже поймают? – всё это девчонка протараторила без остановки.
– Поймали бы, если б знали кого ловить, – вздохнула та. – Как же хочется ему или ей шею свернуть! – Фернанда потрясла руками в кожаных перчатках, будто сжимая маньяку горло.
– Это может быть женщина? – искренне удивилась Агустина.
– Никто не знает, женщина это или мужчина. Он или она, или оно не оставляет следов. Эксперты не могут определить его пол. Ну ладно, хорош болтать. Едем домой, а то твоя мать нас обеих расщепит на молекулы, – Фэр протянула Агустине запасной шлем, та его надела. – Держись за меня! – скомандовала она и нажала на газ.
Улица Дефенса, где жили девушки, являлась центром одного из престижных районов Буэнос-Айреса, Сан-Тельмо. Старинные дома, мощёные брусчаткой тротуары и проезжие части, антикварные магазины и магазины дизайнерской обуви и одежды, блошиный рынок и сердце района – Площадь Доррего с её ресторанами и тангеро – танцорами танго. И никаких небоскрёбов – Сан-Тельмо, как дама из девятнадцатого столетия, угодившая в современность.
Фернанда остановила мотоцикл у двухэтажного кирпичного дома. Окна он имел высокие, арочной формы, со ставнями из разноцветной мозаики. На втором этаже – балкон с низкой балюстрадой, заставленный вазами с «петушиными гребнями» – декоративными кустарниками с цветами причудливых форм. На плоских крышах домов-соседей располагались зоны отдыха: у кого шезлонги, у кого кресла и столики, у кого мини-сад, а у кого бассейн. Крышу же дома, где жили Фэр и Агустина, загромождали беговая дорожка и гриль для барбекю.
Кое-как втиснув мотоцикл между припаркованными машинами, Фэр поставила его на сигнализацию, и они с Агустиной зашли в дом.
– Ай! – пискнула девчонка, когда ей на голову приземлилась ярко-голубая мочалка.
Брямс! Фернанда с профессиональной реакцией отпрыгнула – следом прилетел увесистый кусок мыла и смачно шмякнулся на ламинат в гостиной.
Площадка второго этажа была миниатюрной, а вплотную к балюстраде прилегала распахнутая настежь деревянная дверь – вход в ванную. Оттуда раздавались вопли:
– Как ты со мной разговариваешь, Маргарита?! Я в доме самая старшая, а, значит, у меня больше прав! – кричал визгливый женский голосок.
– Тётя Фели, я же просила не трогать мои вещи! – вторил ей другой голос, пониже. – В этом доме ничего нельзя оставить на видном месте! Оглянуться не успеешь, как твоим шампунем помоют вонючую собаку! Вы хоть знаете, сколько он стоит?!
– Не знаю и знать не хочу! Чего это ты делаешь? Оставь мою собаку в покое! Не надо кидать в неё гель для душа! Барби! Барбара Сантойя! Ну-ка стой! Вернись! Я же сейчас упаду в обморок!
Из двери выскочила виновница скандала – крохотная собачка породы пудель. Надрывно тявкая, она побежала по лестнице, семеня лапками. Собака была внезапно розового цвета, и с неё текла мыльная пена, оставляя лужи на ступеньках. Следом из ванной полетели: халат, полотенце, тюбики и баночки с гелями и кремами, с зубной пастой, с шампунями и лаками. В конце вылетел зелёный пластмассовый тазик, наполненный водой, и, перемахнув через балюстраду, свалился Агустине и Фернанде под ноги.
– По-моему тут опасно оставаться, – хмыкнула Фэр, изучив розовую лужу на полу.
– Ну это уж слишком, кидаться в меня тазиком! – возмутилась тётя Фели из ванной. – Ты могла меня убить, Маргарита! А не убить, так покалечить. Теперь я с тобой неделю не буду разговаривать. Барби! Барби, где же ты?! Вот чертовка! Барбара Сантойя, ну-ка немедленно вернись! Мы ещё не закончили водные процедуры и не сделали маникюр! – тётя, наконец, выпрыгнула из двери.
Невысокая, не худая и не полная, она была одета в розовый плюшевый костюмчик, отороченный белым мехом. Шлёпая розовыми тапочками по лужам, прытко сбежала с лестницы и схватила собачку на руки.
– И тебе не стыдно, Барбара Сантойя?! – погрозила она животному пальцем. Подняв полотенце, начала собаку вытирать. – Ведёшь себя, как вульгарная дворняжка. Где ж это видано: не хотеть наводить красоту! Ты же женщина! Здравствуйте, девочки! – переключилась тётя на Фэр и Агустину. – Чего-то вы припозднились. Нельзя гулять в такое время. Тем более сейчас. Мой любимый ведущий новостей на «Телефе», Родольфо Барили, лапуся моя, – она умильно вздохнула, закатывая глаза, – сообщил сегодня, что этот маньяк опять активизировался. Прям хоть из дома не выходи! Но ведь в окно влезет да истыкает своей ядовитой иголкой. Так и придётся прикупить себе участок на Луне. Сейчас это модно, кстати. Однажды мы все переедем на Луну, ой, чувствует моё сердечко. Барбара Сантойя! – визгнула тётя Фели громко, когда Барби отхлестала её хвостом по носу. – Прекрати вырываться, ну что за несносная собака?!
– Тётя Фели, – Фернанда еле сдерживала хохот, – а что вы сделали с Барби? Почему она розовая? Утром она была рыжей.
Тётя глянула на племянницу с укоризной, будто та спросила величайшую глупость.
– Разве ты не знаешь, Фернандита, что рыжий цвет уже неделю как вышел из моды? Негоже это, современной собаке ходить в немодном цвете. А цвет розовой орхидеи – это последний писк. И я люблю всё розовенькое, – она помахала рукой с острыми, выкрашенными гламурно-розовым лаком, ноготками. – Да и как я покажусь соседям на глаза? Они мне скажут: «Ну что ты, Фелисидад Сантойя, совсем рехнулась? Как ты можешь выходить на улицу с отставшей от моды собакой?». И тогда я наверняка упаду в обморок от стыда.
– Но зачем ты кидалась мылом и тазиками, бабушка? Ты нас чуть не убила! – похрюкивала от смеха Агустина.
– И что ж тут слышно весёлого, раз вы обе прям надрываетесь? – набычилась тётя Фели. – Это не я кидалась тазиками, это всё Маргарита. Когда я покрасила Барби и стала отмывать её в этом тазике, – она потыкала ногой в зелёный тазик на полу, – эта сумасшедшая ворвалась в ванную и начала на меня орать. Видите ли, я помыла Барби её шампунем. Ей же невдомёк, что стильные собаки не должны мыться чем попало. Правда, моя дорогая? – тётя Фели чмокнула Барби в нос. – А потом Маргарита стала швырять в нас с Барби разные вещи. И Барби сбежала. Бросила меня на произвол судьбы, наедине с Маргаритой и летающими тазиками. Предательница! – Барби в ответ недовольно чихнула. – И нечего тут чихать! – буркнула тётя Фели. – Я говорю как есть! Барбара Сантойя, я тебя в разведку с собой не возьму!
Тут раздались шаги – высокая женщина, широкоплечая и узкобедрая, спускалась с лестницы. Рыжие волосы её были заколоты крабом, а в ушах болтались жёлтые серьги-кольца.
– Тётя Фели, пойдите прочь! – велела она. – Я должна поговорить с девочками. А вас я видеть не хочу. Я на вас в обиде!
– Ты ещё и воруешь мои идеи, – поцокала языком тётя. – Я ж первая придумала с тобой не разговаривать. Ну всё, ты меня вывела! Учти, Маргарита, я не буду смотреть на тебя целую неделю. А когда ты пройдёшь мимо, я нарочно положу на глаза два кружочка огурца! И всё из-за какого-то шампуня!
– Какого-то? – Маргарита напоминала кипящий чайник. – Вы знаете, сколько он стоит? Я уже давно мечтала его купить! Этим шампунем моет голову сама Сусана Хименес!
– А-а-а… Теперь ясно, почему на её голове такая мочалка, – взмахнув кудряшками, тётя Фели, счастливая тем, что взбесила Маргариту, ушла наверх и унесла закутанную в полотенце Барби.
А Маргарите и повод был не нужен – она психовала из-за любой мелочи. И теперь, мигом забыв про шампунь и тётю, переключилась на Фернанду и Агустину.
– Где это вы шлялись, можно спросить?
– Нельзя! Сначала ответь мне, сестрёнка, – пошла в атаку Фернанда, вспомнив принцип: лучшая защита – это нападение. – Еду я, значит, с работы и вижу, что Агустина одна-одинёшенька бродит по улице. Какого чёрта ты позволила ей шастать одной? Почему не подняла свой зад с дивана и не съездила в Монтсеррат, чтобы забрать дочь от подружки? У тебя же есть машина! Ты разве забыла, что в городе маньяк?
– Ой, ну хватит про маньяков, Фэр! Я уже сыта ими по горло! – Маргарита сразу утихла – не любила, когда ей высказывали обоснованные претензии. – Каждый день в этом доме начинается с разговоров о маньяке и заканчивается им же. Достало, ей богу!
Маргарита плюхнулась на полосатый диванчик, мягкий и жутко неудобный. Схватила со столика первый попавшийся журнал (это оказался «Космополитен») и начала яростно листать страницы. И несколько разорвала.
– Бабушка Фели явно не обрадуется, что ты порвала её любимый «Космо», – неосторожно заметила Агустина.
Маргарита подняла глаза. По её суровому взгляду девчонка определила – надо валить к себе.
– Ну ладно, я устала и хочу спать, – она рванула вверх по лестнице, белые кроссовки замелькали по ступенькам, быстро-быстро.
– Агус от рук совсем отбилась, дерзит направо и налево. Надо бы сводить её к психологу, – вздохнула Маргарита, рассматривая страницу с рекламой элитной помады.
– Зачем?
– Это сейчас модно. Так по телевизору сказали. Все продвинутые мамочки отправляют детей к психологам.
– И превращают их жизнь в ад. Дети должны свои проблемы обсуждать с родителями, а не с чужими людьми. А для этого они должны родителям доверять. А как Агус будет тебе доверять, если ты считаешь её тупой и никчёмной? И только долбишь, долбишь, – Фэр, наконец, высказала всё, что накопилось с утра. Выудив из-под лестницы мохнатую швабру, она стала вытирать лужи на полу.
– Ты будешь меня учить, как воспитывать дочь? – разозлилась Маргарита.
– Да поздно её воспитывать. Воспитывать надо было в детстве. Сейчас она уже взрослая.
Маргарита скептически хмыкнула, выразив несогласие. А Фэр решила оставить её в покое, ибо – бесполезно.
Маргарита была старше Фернанды на пятнадцать лет. Констанса, мать сестёр, – женщина античной внешности, родила Маргариту в восемнадцать лет. Это оказался плод её мимолётного романа с Бруно – репетитором английского. С виду интеллигент, он изменял своей тучной жене направо и налево, и в основном с ученицами. Потом Бруно переехал с семьей в Лиму, а Констанса поняла, что беременна. Она никогда ему не сообщала о рождении дочери, похоронив эту историю навсегда.
Так, Маргарита росла, не зная отца. Когда девочке исполнилось тринадцать, Констанса познакомилась с Рафаэлем Ривасом – перспективным архитектором. Они поженились, а через год родилась и Фернанда.
Семья Ривас была обеспеченной: большой дом, машина, счета в банке, у матери – красивые платья и дорогие украшения; у девочек – современные игрушки, а позже – частная школа и университет. Фернанда не знала недостатка ни в деньгах, ни в любви – баловали её изрядно. Маргарита же ревновала мать к новому мужу и к сестре, закатывая ежедневные истерики. А в двадцать три года выскочила замуж за отца Агустины. Его звали Альфонсо Акоста. Красавчик и бабник, он был карточным игроком и пройдохой. Фернанде тогда едва исполнилось восемь, к избраннику сестры она отнеслась настороженно, а Маргарита выходила замуж уже беременной – Альфонсо уверял, что страшно хочет ребёнка.
