Текст книги "Сказка о том, как Герда бежит за Каем (СИ)"
Автор книги: cup_of_madness
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)
– Малфой, то, что ты делал вчера – мерзко, и ты знаешь об этом. Я попросила тебя уйти, потому что мне нужно было объяснить всё Виктору в спокойном…
– Да мне похер, ясно тебе? – рявкнул Драко. – Иди к своему Краму и рассказывай ему это всё сколько угодно, а мне…
– Да твоя ревность просто смешна! – перебила его Гермиона, устав от того, что он вечно не в состоянии её выслушать.
– Ревность? – сморщился Малфой, фальшиво смеясь. – Грейнджер, я не ревную тех, с кем сплю. Слишком много людей пришлось бы ревновать, – последнюю фразу он произнёс с особым удовольствием, зная, что это выбьет её из колеи.
– Тогда я не вижу причин меня не выслушать, – Гермиона сложила руки на груди.
– А с чего я вообще должен тебя слушать? – Малфой сделал шаг вперёд, и по всем законам логики ей нужно было отступить, потому что ни его тон, ни выражение лица не предвещали ничего хорошего, но он стал ближе, так что это оказалось неважно. – Знаешь, Грейнджер, ты правильно поступила. Крам – тот, кто тебе нужен, так что я не понимаю, что ты делаешь здесь. Это вообще была самая большая глупость – то, что ты его бросила, – парень фыркнул. – Ведь ему ты, по крайней мере, нужна.
Вот он – типичный уязвлённый Малфой. Который будет кусаться очень сильно, чтобы никто не заметил его собственных шрамов. И у Гермионы уже, кажется, выработался на это иммунитет.
– Именно поэтому я и ушла! Потому что Виктор заслуживает человека, который, встречаясь с ним, будет думать о нём! – крикнула она. Гермиона ощутила, как все кости в её теле ломятся от напряжения. Этого было слишком. Она правда больше не могла это выдерживать. – И я… Я просто… – девушка выдохнула и села на парту, понимая, что её нервная система не в силах совладать с этим годом. – Я пытаюсь делать то, что правильно, но в итоге это всё равно приводит к чему-то плачевному. Я устала, Драко, у меня правда нет больше сил, – Гермиона всхлипнула, хотя всеми силами пыталась не разрыдаться. Она так часто плакала в последнее время, что, казалось, в какой-то момент слёз вообще не останется, но они всё находили и находили новые поводы, чтобы пролиться. – Всё, что ты делаешь – это отталкиваешь меня, а потом ненавидишь, затем даешь приблизиться, чтобы после вновь напомнить, что я тебе никто! Ты делаешь что-то хорошее, чтоб потом трижды меня растоптать, и я тебя ненавижу за это! – Гермиона кричала, смотря на его пустое выражение лица, когда он стоял вполоборота к двери и наблюдал за её истерикой.
Она ведь действительно сейчас ненавидела Малфоя. Всё, что Гермиона чувствовала раньше, едва ли можно назвать таким сильным словом. Они были недругами. Два лучших ученика вражеских факультетов, два социальных класса, апогей неравенства. Но сейчас, когда у него была возможность сделать ей больно, Гермиона правда начала его ненавидеть. И себя, за то, что вложила ему такую силу прямо в руки, не попросив ничего взамен.
– И знаешь, что самое ужасное? – спросила у него девушка, практически не видя лица Малфоя из-за пелены слёз, которая стекала по щекам, приземляясь в губы, чтобы она даже на вкус чувствовала всю паршивость ситуации. – Что ты больше ничего не можешь сделать. Даже если ты сейчас сжалишься и уйдёшь, мне всё равно будет больно, этот процесс необратим, даже если ты уйдёшь, это всё равно продолжит меня разрушать, потому что я хочу, чтоб ты остался. И если останешься… ты…. – Гермиона провела ладонями по лицу, пытаясь собраться, но каждый капилляр в ней был полон этого кошмара. Враньё Гарри с Роном. Турнир. Мысли о том, что Гарри кто-то желает смерти. Сны о Пожирателях и Малфое в их рядах. Всё это ежедневно стучало молотком по её броне, и вот она наконец треснула. – Это в твоей природе, наверное, так поступать, и, наверняка, ты не изменишься, и я не должна была…
– Грейнджер, успокойся, – сказал Малфой настороженно сдержанно, будто понятия не имея, что последует за этим.
Гермиона вообще не была уверена, что он хоть что-то понял из её речи. Часть её определенно желала, чтобы Малфой ничего не понял. Потому что, наверное, когда истерика утихнет, и Гермионе вновь придётся взять себя в руки, ей будет за это стыдно, но в данную секунду девушке было даже сложно представить, что она сможет успокоиться.
– У меня такое чувство, что каждое принятое мной решение будет очередным провалом, и я… Я больше не могу это выдерживать, мне плохо, – Грейнджер спрятала лицо в ладонях, понимая, что это последняя стадия стресса.
Гермиона не знала, чего боялась больше: того, что Малфой уйдёт или что начнёт что-то говорить. Девушка точно понимала, что если услышит хлопок двери, это разотрёт в порошок и так распавшуюся на осколки её душевную организацию.
Она услышала пару шагов, звук отодвигаемого слева стула. Малфой сел, и затем его руки обвились вокруг её талии, уверенным рывком сажая девушку к себе на колени.
– Тихо, Грейнджер, давай, дыши, – сказал он, когда она схватилась за его плечи от неожиданности, но чувствовала, что её губы всё ещё дрожат. – Хватит плакать, – Малфой провёл рукой по щеке Гермионы, и лучше бы он этого не делал. Это ведь главное правило: не начинать утешать подобным образом человека, если не хочешь, чтобы он разрыдался ещё больше. – Ты в последнее время слишком много плачешь.
Гермиона почувствовала руки парня на спине и зарылась носом в его шею, пытаясь ничего не анализировать. Она как-нибудь потом об этом подумает. У неё было право не справиться хотя бы раз за этот год и сломаться. А ведь Малфой – её анестезия, только руку протяни и схвати. Она успокаивала себя тем, что никто бы не удержался. Её трясло, и хотелось одновременно выжать из себя последние рыдания и хохотать. Она реально сошла с ума. Он довёл её до такого. Наверное, апогеем всего могла бы стать новость о том, что Малфой этого и добивался, что поспорил с кем-то в начале года на то, что Грейнджер станет одной из пациенток Мунго, где люди лежат с лицами, по цвету точно совпадающими с цветом простыней, а в их глазах болезненное и ужасающее ничто. Сегодня был бы день, когда он выиграл спор.
– Драко, я правда… Я попросила тебя уйти, не потому, что я хотела, чтоб…
– Всё, тихо, я знаю, – произнёс Малфой где-то у её уха, прерывая сбивчивую речь девушки.
Гермиона не была уверена, что он понимает, что она хотела сказать, и не говорит ей эти слова, просто чтобы остановить её истерику, но его тон не оставлял шанса поспорить. Сюрреалистичность происходящего всё ещё пульсировала в ней. Девушка чувствовала безумие на своих пальцах, в щеках, по которым бежала солёная вода, и ей нужно было от него избавиться. Оно пылало внутри неё, как бензин, она чувствовала жар, поэтому его нужно было выжечь.
Гермиона подняла голову и дождалась, пока Малфой наклонит свою в вопросительном жесте. Она перестала рыдать у него на плече, оставляя мокрые пятна на ткани его одежды. Девушка легко дотронулась до лица слизеринца и склонилась, поцеловав. Губы Драко были прохладными, точнее, даже холоднее, чем обычно, что говорило о том, что, по всей видимости, у неё подскочила температура. Возможно, она заболела из-за прошлого урока у Спраут, где был сквозняк. Может быть, Гермиона вообще больше никогда не сможет дружить с головой. Если это побочное действие от близости с Малфоем ощущалось как наркотики.
Когда он ответил на поцелуй, пройдясь языком по нижней губе девушки и чувствуя на ней соль, Гермиона вздохнула, понимая, что её захлестывает, но сил с этим бороться не было вообще. Она сместилась, чтобы сесть удобнее, и опустила руки ему на шею, жалея, что Малфой сейчас не в рубашке и нельзя просто расстегнуть пуговицы, чтобы добраться до его кожи. Гермиона скользнула пальцами ниже, поддев край футболки парня, и положила ладонь на живот Драко, чувствуя, как он смещается, заставляя её на себе ёрзать. Слизеринец оторвался от неё, чтобы укусить её кожу под скулой, и она нетерпеливо дёрнула его за подбородок, возвращая губы Малфоя к своим.
– Ещё, – знакомо произнесла Гермиона, прямо перед тем как он стал целовать гриффиндорку настойчивей.
Малфой спустил обе бретельки топа и белья девушки, прижимая её к себе ближе. Она нуждалась в этом ближе, чтобы сегодня уснуть. Чтобы вообще жить как-то дальше, потому что в какой-то момент жизнь правда перестала быть нормальной без этих ощущений прыжков на леске над пропастью в тысячи километров высоты, когда Малфой просто решал сегодня подпустить её ближе.
Вдруг Драко остановился, замерев, и она упорнее качнула бёдрами, чувствуя, что ему нравится, хотя не понимала, почему он прекратил. Малфой отклонился, взяв её лицо в руки, и пристально взглянул девушке в глаза. Гермиона ощущала, что по щекам всё ещё бегут слезы, хотя ей уже стало легче.
– По шкале от одного до десяти, насколько ты в себе, Грейнджер?
Гермиона смотрела на переплетения серебра в его глазах, и ей стало интересно, пройдёт ли это когда-то? Столкнувшись с ним через десять лет, сможет ли она равнодушно отвести взгляд от этих глаз или это в ней уже навсегда?
– Что? – рассеянно переспросила Гермиона, нахмурившись.
– Ясно, – Малфой хмыкнул, покачав головой. – Тебе нужно успокоиться.
Она всё ещё слабо понимала посыл его слов, но он откинулся на стуле, силой притягивая её к своей груди и начиная спокойно поглаживать. Гермиона несколько раз всхлипнула, ощущая, как это спокойствие передается ей даже сквозь слои одежды, и закрыла глаза, вдыхая знакомый запах. Она поймала его запястье и несмело потянула ближе к себе, проводя пальцами по фалангам. Малфой спокойно сидел, не мешая ей. И когда Гермиона зажмурилась и переплела его пальцы со своими, услышала, как он тихо выдохнул, наконец расслабляя ладонь и разрешая девушке прислонить тыльную сторону его руки к своей щеке. Создалось такое чувство, будто в этот момент Малфой тоже чему-то сдался.
***
Драко бросил перо на парту, вздохнул и посмотрел на наручные часы. Ещё двадцать минут. Салазар. Все переписывали выделенные абзацы из четвёртой главы «Быта и нравов британских магглов», но Драко уже бесила эта писанина, потому что Бинс устроил им самостоятельную на пять пергаментов. Нахер это всё. Маггловедение, стоящее теперь факультативом, бесило своей бесполезностью, как и эта профессор Бербидж, от слащавости которой сводило скулы. Малфой понимал замысел Дамблдора. Старик не дурак, и какими бы ни были его методы по добыче информации, но они работали. Он прекрасно понимал, что что-то назревает, поэтому в последний момент пытался насаждать крохи толерантности в головы ученикам при помощи вот этой вот леди. Она была настолько подчёркнуто понимающей, что ей даже удалось скрыть шок и не покривить лицом, когда Крэбб как-то ляпнул, что магглы должны быть на одном уровне с домашними животными – недоразвитыми и бесполезными. Да, можно сказать, что её способ завести дискуссию и направить мысли ученика в нужное русло были разумными, но Драко считал это обыкновенной беззубостью. Если представить, что мир сошёл с ума, и кто-то вроде Снейпа согласился бы вести этот факультатив, толку вышло бы больше.
Драко окинул класс взглядом. Почти все слизеринцы занимались своими делами, маскируя это под активную деятельность, в то же время головы когтевранцев едва не чертили кончиком носа тень от текста. Восемнадцать минут. Если бы пара была с гриффиндорцами, получилось бы веселее.
Драко всё ещё пытался себя убедить, что в дни, когда у них сдвоённые уроки с бордово-золотыми, у него поднимается настроение исключительно из-за возможности сочной склоки. Однако любой гриффиндорский галстук всегда возвращал его к Грейнджер.
Драко автоматически вспомнил, какое сегодня число. Это заставило его поморщиться. Почему-то Грейнджер, даже возникая исключительно в его голове, заставляла слизеринца вспомнить о Турнире. Точнее, её обеспокоенное лицо, которое окрашивалось в нервозность каждый раз, когда об этом заходила речь. Мысли о третьем туре были идеальным механизмом для того, чтобы челюсти слизеринца щёлкнули от злости. Крам. Малфой не считал болгарина своим соперником, но тот так бесил парня, что обойти его было просто делом чести, так что да, наверное, Драко всё же стоит сесть за подготовку.
Слизеринца всё ещё лихорадило от злости, когда он вспоминал событие прошлой субботы. Её голос, говорящий ему оставить их с Крамом, не утихал в его голове, впрыскивая в него всё новые и новые порции злости. Третий тур являлся великолепным шансом выбить из болгарина дерьмо. Даже тон Забини, который вечно курсировал на задворках сознания Малфоя в таких ситуациях, повторяющий об отчислении, проблемах и подобном, был не властен над Драко. Слишком сладкой оказалась возможность, к тому же, он был уверен, что Крам заплатит за то, что посмел тыкать в него грёбаной палочкой так, будто смог бы устоять в схватке против слизеринца. Это было просто смешно. Но потом Грейнджер встала между ними, и его ярость словно окатили ведром бензина – чистого топлива, потому что ненависть загорелась в Драко с новой силой, и он будто действительно сгорел изнутри.
Желание вернуться туда и переломать Краму все кости ощущалось так сильно, что казалось, он смог бы соскрести его со стенок своих внутренних органов, но Драко постоянно повторял себе, что это правильное решение. Выкуривая в тот вечер все сигареты, которые остались, Малфой смеялся, сидя на полу астрономической башни и вращая меж двух пальцев портсигар, который Грейнджер буквально пару часов назад прятала у себя за спиной, флиртуя. Это была словно сцена из пьесы, где в кульминационный момент появляется то, с чем герои пытались бороться на протяжении всего повествования. Разве нет? Грейнджер уже пыталась уйти. Тогда, в кабинете Трансфигурации, когда Малфой точно так же не помнил себя от злости. Одевшись, она сказала, что будет встречаться с Крамом. И опять. Это правильное решение, она должна была остаться с ним, ей не из кого выбирать. Потому что я никогда не давал ей права выбора. Драко никогда не давал повода думать, что они могут быть… вместе. Салазар, это даже звучало бредово. Потому что он не мог никому принадлежать, быть с кем-то. А такой девочке, как Грейнджер, нужны отношения со всеми вытекающими. Хотя она уже достаточно его удивила, потому что Малфой не думал, что гриффиндорка станет спать с ним просто так. Что Грейнджер из того типа девушек.
На секунду Драко представил, что было бы, если бы она продолжила встречаться с Крамом, но бегала к нему трахаться время от времени. Вдруг его это… не устроило. Он не мог сказать о себе, что не любил делиться. Честно говоря, Драко мало об этом задумывался. Он был бы точно не против, если бы Пэнси кого-то завела себе на стороне или даже начала с кем-то встречаться, но в последнее время Паркинсон была так далека для него, что даже не годилась в пример. Но вот Грейнджер… Драко бесила одна мысль о том, что она может отдавать кому-то своё время, заботиться о ком-то, улыбаться кому-то так, чтобы он мог потрогать эту ямочку на правой щеке. Блять! Малфой с силой захлопнул портсигар, звякнув серебряной защёлкой.
Он становился отбитым эгоистом рядом с ней. Что там говорили об этом запретном чувстве на букву «л»? Что тебе становится всё равно каким образом, но ты хочешь, чтобы этот человек был счастлив? Драко немного отпустило. Очевидно, что он ни капельки не влюблён. Потому что Драко не хотел, чтобы Грейнджер была счастлива, если не с ним.
На корабле Дурмстранга зажглись огни. Воображение слизеринца начало рисовать картинки, где Крам зажимает Грейнджер в одной из кают. Драко с силой ударился затылком о камень сзади. Потом ещё и ещё. Нет. Это ведь Грейнджер. Гермиона бы так не поступила. Но она ведь переспала с тобой тогда, что ты о ней знаешь? Драко хотелось задушить этот голосок внутри себя, целью которого, кажется, было довести его до кровопролития. Желательно в одной из кают этого чёртова корабля.
Двенадцать минут. Почему время так медленно плетётся?
На следующий день Драко так сильно устал от шума в гостиной, что свалил в свой кабинет, желая проветрить голову. Последнее время Малфой находился будто в вакууме из собственных мыслей, и любые шутки, разговоры и попытки втянуть его в беседу просто не работали, так что в воскресенье ему не было места среди веселья слизеринцев. Он не видел ни её, ни Крама весь день, так что это отлично подкармливало его демонов.
Парень рывком открыл окно и поджёг сигарету. Кажется, его начало уже тошнить от дыма во рту за последний год. Чёрт, он ведь не курил так много. Ещё в начале года эта привычка была просто способом отвлечься. Пара сигарет в неделю, не больше, когда ему требовалось устаканить что-то в голове. Но теперь Драко превратился в наркомана, который не мог прожить без пачки. Грязнокровка сделала это с ним. Всё хреновое, что происходило с Драко за этот год – её вина. Даже поведение отца не было бы таким чертовски раздражающим, если бы она не повторяла, не уставая, этим своим розовым ртом, что такое не должно происходить, что он не такой, и всё в этом духе. Мать твою, это провал.
А потом Грейнджер появилась в дверях, и ему хотелось оттолкнуть её, потому что злость, которая, казалось, испарилась вчера в воздухе астрономической башни, превратившись в ванильно-вишнёвый дым, вернулась троекратно. Драко не хотел её видеть. И он всё ещё был зол. Но она заплакала, и Малфой просто… оказался не в состоянии спокойно на это смотреть. У Грейнджер сдавали нервы, это было очевидно. Учебный год выжал из неё все соки. Он выжал из неё все соки. Грейнджер даже говорила ему что-то об этом, прерываясь на всхлипы, но в её потоке слов было мало вразумительной речи.
И это ещё одно бессознательное, автоматическое, инстинктивное. Будто тот маячок, который говорил ему о заботе, действовал только когда рядом оказывалась глупая рыдающая Грейнджер, сидящая на парте. Как только Гермиона уткнулась ему в футболку, лепеча что-то о том, что она не хотела, в это было легко поверить. Во всё было легко поверить, пока Грейнджер находилась рядом. Когда касалась его вот так. Было смешно даже думать, что она может быть привязана к кому-то ещё. Но как только контакт обрывался, голосок в его голове всё чаще и чаще повторял то, что не являлось новостью ни для кого: Малфой не стоил её, и Грейнджер уж точно была достойна большего, чем сидеть в пустом классе с распоротой душой и не видеть выхода. Самое ужасное заключалось в том, что он ничем не мог ей помочь. Потому что по-другому не получится. Возможно, если бы они были просто парнем и девушкой, Драко бы сказал ей, что всё это прекратится, она сможет на него положиться и больше не бояться, что он её оттолкнет. Но это блажь, потому что ему нужно её отталкивать, если Малфой надеялся сохранить хотя бы остатки рассудка. Так что всё, что он мог – это гладить спину Грейнджер, концентрируясь на этом моменте и не давая своему мозгу думать о том, что будет завтра.
Когда она поцеловала его, начав двигать бёдрами, Драко почти перестал думать о чём-либо другом. Ему так этого не хватало. На примитивном физическом уровне, на том уровне, который заставлял его оставлять лёгкие поцелуи где-то возле её шеи, когда всё заканчивалось. Мозг Драко почти отключился, представляя, как он повалит её на парту. Почти. Потому что губы Грейнджер всё ещё были солёными, и она отрывалась на долю секунды, чтобы всхлипнуть из-за последствий недавней истерики.
Малфой внутренне простонал, отодвигая её от себя. Так быть не должно. Салазар, заавадьте его на месте, но одного секса, которого он практически не помнил из-за ярости, было достаточно. Не должно быть так. Хотя бы это он мог ей дать – не трахнуть её в состоянии истерики. Браво, Малфой, и где там отец, говоривший, что ты так и не стал джентльменом?
Глаза Грейнджер закрылись, легко пощекотав ресницами его щёку, и он почувствовал, как она сжала его руку между своих пальцев. В эту секунду было легко представить, что у них есть на это право, поэтому… Драко просто откинул голову, прижав девушку к своей груди, и дал себе маленькую возможность отдаться иллюзии, пусть даже всего на секунду.
– Мистер Малфой, я вижу, вы не очень увлечены конспектом, – заметила профессор, сохраняя на лице полуулыбку. – Вам ещё предстоит перечитывать информацию по этому конспекту, готовясь к экзамену.
– Я запомню, – ответил Драко, поднимая глаза.
Маггловедение, слава Салазару, не выносилось на общие экзамены в конце года, но Бербидж всё равно решила устроить им устный опрос, который должен был повлиять на итоговую оценку.
– У вас по-прежнему не появилась тяга к изучению, я полагаю? – она сложила руки, немного сместив на запястьях несколько браслетов из натурального камня, которые, по мнению Драко, совершенно не сочетались между собой. – Или, возможно, дело в теме? Вам это не интересно?
– Я считаю её бессмысленной, – пожал плечом он, откидываясь на спинку стула. Бербидж приветствовала выражение мнения на своём уроке, хоть Драко и был уверен, что на парах со слизеринцами она уже двести раз пожалела об этом установленном правиле. – Какой смысл в изучении успехов в волшебстве конкретно магглорождённых волшебников? – риторически спросил Драко, взглянув на доску с темой сегодняшнего урока. – Если мы утверждаем, что они ничем не отличаются от нас, а то и лучше, как вы говорите, потому что у них была возможность почерпнуть хорошее из двух миров, – закатил глаза Драко, – то к чему это разделение? Разве это не подчёркивает неравенство ещё больше, когда в графе «открытия» маглорождённым магам уделяется особое внимание? Как будто недоразвитый ребёнок наконец смог что-то наравне с другими.
Несколько человек удовлетворённо хохотнули, ожидая реакции учителя. Драко не так часто вёл дискуссии с Бербидж. Она была ему неинтересна, как и сам предмет. Профессор деликатно-спокойно реагировала на любые выпады. Драко словно видел, как методичка скачет внутри её пуффендуйской головы. Но он никогда не скрывал своего мнения, если его спрашивали напрямую.
– Мне кажется, что вы всё ещё несколько предвзято относитесь к магглорождённым волшебникам, хотя, смею предположить…
– О, профессор, я бы поспорил, – она повернулась в сторону Забини, приподняв брови. – Должен сказать, что Малфой очень глубоко исследовал некоторые моменты, касаемо магглорождённых в последнее время.
– Правда? – уголки губ женщины поднялись вверх.
Драко покачал головой. Слизеринец поклялся себе расчленить ебаного Блейза и отдать его хладный труп соплохвостам.
– Да, он буквально вдоль и поперёк изучил эту тему, – серьёзно кивнул мулат и сжал губы в попытке скрыть смех, когда Малфой, прищурившись, поймал его взгляд.
– Что ж, тогда, возможно, вы будете не против приготовить доклад об их быте на следующий факультатив? – просияла Бербидж, поворачиваясь к Драко. – И таким образом подадите пример очень многим. Сейчас-сейчас, я только найду основные тезисы… – окрылённая женщина, думая, что ей удалось добиться каких-то сдвигов на курсе Слизерина, побежала к учительскому столу и начала шуршать пергаментами.
Драко посмотрел на Забини. Они с Тео приглушённо хохотали, пока остальные явно приняли шутку Блейза, как попытку подставить Малфоя с дополнительным заданием, которая ему удалась.
– Тебе пиздец, – проговорил он губами.
Блейз сделал вид, что его внезапно начала душить собственная рука, и в притворном ужасе упал на парту лбом, имитируя смерть. Нет, ну что за кусок полудурка?
***
Гермиона выдохнула, раздражённо сжав губы. Интересно, существует ли заклинание, которое делает человека совсем немного, буквально чуточку глухим? Ей хотелось спокойно почитать и перестать улавливать хихиканье и неустанное обсуждение гриффиндорок, которые, судя по всему, составляли свой рейтинг парней.
Солнце светило в правую часть лица, и Гермиона прищурилась, чувствуя объятия тёплого ветра. Май сразу начался с летней погоды, поэтому в один из последних свободных пятничных вечеров, который не был посвящён очередному экзамену или третьему туру, студенты выбрались на свободную часть квиддичного поля, неогороженную для подготовки Турнира.
Парни летали на мётлах, скинув верх одежды. Таким образом они давали девушкам на трибунах больше поводов докинуть им баллы в безумные рейтинги. Гермиона закатила глаза, слыша реплику Падмы о том, что «бицепс Миклауса полностью компенсирует недостаток его чувства юмора». В любой другой день мадам Трюк вряд ли разрешила бы летать без спортивной формы, но все решили, что нормальная игра с такой загруженностью всё равно была бы невозможна, поэтому просто разделились на группы по факультетам и играли в странное подобие квиддича. Судя по смеху и общему приподнятому настроению, студенты делали это просто ради забавы.
Гермиона была так рада солнечной погоде, что пошла вместе с гриффиндорками на трибуны в надежде почитать на свежем воздухе. Иногда она смотрела вверх и наблюдала за Гарри и Роном. Через три дня у неё экзамен по Нумерологии, а из-за подготовки друга к третьему туру Гермиона совсем забросила свой график. Теперь ей нужно было повторить четыре главы, так что она не могла просто сидеть и терять время на обсуждение того, кому причитаются баллы за «удивительно голубые глаза», а кому стоит снизить отметку за «излишнюю волосатость на теле».
– …перестань, он обидится! – засмеялась Лаванда, потягивая из стаканчика лимонад. – Он должен быть как минимум пятым!
– Думаю, что Маклаггену абсолютно всё равно на этот список, Падма, так что не ограничивай себя, – заметила Грейнджер, качая головой и понимая, что если она продолжит готовиться к Нумерологии в такой обстановке, то точно завалит.
– Перестань, Гермиона, нельзя всегда учиться. Это вредно для женского здоровья, – сказала Лаванда, переводя взгляд на поле. – Что по поводу Блейза?
– Он зайка! – тут же пропищала её подруга на невероятно высоких частотах. – Но влюблён, так что…
– Откуда вы знаете? – нахмурилась Гермиона, оборачиваясь через плечо и смотря на однокурсниц.
– Все знают, – пожала плечами Падма, будто говорила очевидное. – Он так бесится, когда Дафна с кем-то просто говорит слишком долго, хотя они не вместе. Сумасшедшая парочка.
Гермиона отвернулась, думая о том, что, видимо, маниакальная потребность чем-то обладать, не принадлежа взамен, – это общая черта всех змеёнышей.
– Ну, тогда Малфой, – заговорщически протянула Лаванда, и Грейнджер услышала, как прыснула Патил, набрав в нос лимонад, одолженный у подруги.
– Лав, я сдам тебя Годрику, – засмеялась она, откашливаясь.
– Пусть так, но эта спинка стоит всех баллов, – они захохотали.
Грейнджер сжала книгу в руке, подняв взгляд. Малфой в одних спортивных штанах спрыгнул с метлы и бросил её возле нижних трибун, становясь рядом с Забини и Дереком. Он потянулся за водой, слушая, что вещал итальянец, заставляя загонщика слизеринской команды прислонить руку к животу от смеха. Драко фыркнул, покачав головой, и бросил пустую бутылку на сумку, повернувшись. Гермиона обвела глазами его шею, грудь, мышцы живота. Она знала, что квиддич, естественно, требует отдельных физических нагрузок, но даже если не брать это в расчет, у Драко и так были отличные пропорции: чётко вычерченные ключицы, красивая мышечная структура, которая при напряжении вырисовывалась в потрясающий вид. Малфой просто красивый молодой человек, и даже если бы не семья, статус, деньги или что ещё в нём видят люди, он всё равно остался бы притягательным для остальных.
Слизеринцы начали что-то обсуждать с Блейзом, активно жестикулируя. Драко покрутил в пальцах какую-то подвеску у себя на шее и затем зажал кулон между зубами на автомате, слушая друга и поправляя влажные волосы. Грейнджер нахмурилась, пытаясь понять, что это за подвеска. Гермиона помнила цепочку ещё с ночи в отеле, но тогда она перекрутилась, и основное украшение оказалось у него за спиной.
Гриффиндорка проследила за тем, как он потянулся, призвал к себе метлу и облокотился на неё. Его руки были отдельной её слабостью, так что она прочертила взглядом каждую выпуклость, пока не подняла взгляд и не встретилась с его глазами. Уголок губы Драко потянулся вверх вместе с зажатым украшением, когда он понял, что Грейнджер разглядывала его. Гермиона сжала зубы, закатив глаза, и встала со своего места.
– Здесь просто невозможно заниматься, – вынесла она свой вердикт, поворачиваясь спиной к стадиону и обращаясь к девушкам, сидящим позади неё. – Скажете Джинни, что я подожду её в гостиной?
Гарри и Рон вряд ли заметят отсутствие Гермионы, будучи настолько увлечёнными солнцем, квоффлами и игрой. А вот Джинни частенько спускалась на землю, не уставая от своих попыток убедить подругу полетать.
– Без проблем, – отвлечённо кивнула Лаванда, возвращая свой взгляд в воздух и комментируя очередного парня, который, видимо, как раз полз вверх по их глупому рейтинговому списку.
Девушка переступила несколько лавочек и спрыгнула на грунт, выходя со стадиона. Она была просто не в состоянии нормально сосредоточиться, пока знала, что её взгляд всё равно вернётся к месту, где собрались слизеринцы. И слушать обсасывания Парвати с Лавандой всех прелестей Малфоя или кого-нибудь ещё у Гермионы не осталось никакого желания.
По сравнению с улицей камень коридоров Хогвартса сохранял прохладу, даже при том, что свет бликовал от белых колонн вдоль окон первого этажа. Гермиона подумала о том, что в гостиной Гриффиндора сейчас, наверняка, безумно жарко, так что всё же стоило просто уйти ближе к озеру и сесть в тень на опушке, а не скрываться в холоде коридоров замка. Но развить эту мысль ей помешали шаги позади.
– Грейнджер, куда ты так быстро убежала? – услышала она голос Малфоя, в котором скрывался смех. – У тебя ведь был такой первоклассный вид с первых рядов.
Девушка машинально замедлилась, обернувшись, хотя с размахом собственного шага слизеринец быстро её догнал, даже не утруждаясь.
– Мне нужно готовиться к экзамену, а этот шум меня отвлекает, – ответила Гермиона, сделав вид, что не заметила подкола.
Малфой встал напротив девушки и забрал книгу у неё из руки, которая выскользнула из её пальцев слишком легко.
– Нумерология – это скучно, – сказал он, отбросив учебник на подоконник, который обогнул белую колонну и упал на выступ, но каким-то чудом не свалился на пол.
Гермиона непроизвольно опустила глаза вниз, когда Малфой засунул одну руку в карман чёрных спортивных штанов, прислонившись к колонне, и встал у неё на пути. Из второго кармана выглядывал серебристый уголок знакомой коробочки, по бокам обтянутый кожей. Резинка штанов наверняка оставила на коже Малфоя ребристый след, который получилось бы увидеть, если бы он от них избавился. Чёрт.
