Текст книги "Сказка о том, как Герда бежит за Каем (СИ)"

Автор книги: cup_of_madness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)

На деле всё, конечно же, обстояло не так. Отчасти потому что студенты не попадались, а отчасти потому что учителя тоже когда-то были молодыми. Кроме Филча. Он родился семидесятилетним.

– И какое-то безумное количество физического труда, – кивнул Виктор. – Да, наш директор считает, что любое лишение магии волшебника – это чертовски… – он запнулся, понимая, что тема довольно скользкая, хотя Грейнджер была слишком погружена в свои мысли, чтобы озаботиться этим. – Гермиона? Ты в порядке? Ты была у врача? У этой мадам Понафри?

– Помфри, – на автомате исправила его девушка. – Да, я… она дала мне зелье от тошноты, со мной всё в норме. Просто я… хотела поговорить, – выдохнула Гермиона, проводя эту линию, где она уже не могла отступить.

– Да, я понял, – ответил Крам, поворачивая на холм, с которого вид на озеро был ещё краше. – Так… в чём дело? – немного подтолкнул он её, видимо, устав ждать, когда девушка что-то скажет.

– Я не… На самом деле, я не знаю, как начать, – Гермиона прислонила руки в рукавицах без пальцев к щекам, пытаясь найти ответы в теплоте своей кожи. Но на холодном воздухе она не оказалась тёплой.

– Эй, Гермиона, – Виктор повернул её лицо к себе, внимательно наблюдая, и на миг девушке показалось, что она увидела в его глазах грусть. Возможно, ей уже просто чудилось, Гермиона перестала доверять себе очень давно. – Ты же знаешь, что можешь мне всё сказать.

– Конечно знаю, Виктор.

Они опустились на одну из трёх деревянных скамеек с железными кованными спинками, которые всегда раздражали Грейнджер. Потому что когда на ней не было нескольких слоёв одежды, и наступал сезон для расслабленного сидения на лавочках и созерцания озера, эти спинки всегда впивались в кожу и становились сущим адом. Как всё-таки хорошо, что сейчас гриффиндорке было очень далеко до состояния расслабления.

– Дело в том, что я даже не знаю, как сформулировать всё так, чтобы ты понял. Чтобы ты понял правильно, – начала Гермиона, не смотря на Крама, хотя чувствовала на своём лице его взгляд. – Я запуталась, Виктор, очень сильно. И самое ужасное во всём то, что я не знаю, как тебе это объяснить, потому что даже себе объяснить не в состоянии.

Она грустно усмехнулась, понимая, насколько сбивчивой и расплывчатой была её речь. Встреться они с Крамом сейчас, едва ли он узнал бы в такой манере разговора «лучшую ученицу Хогвартса».

– Просто начни, – спокойно сказал он.

– Когда мы начали встречаться, всё было хорошо. Нет, всё было отлично! И я… Мне правда с тобой очень хорошо, – Гермиона повернулась к нему, чтобы Виктор видел, что она говорила правду. – Но порой мне кажется, что всё должно быть… не так. Возможно, я схожу с ума, вполне возможно, но… У меня есть чувство, что мы что-то упускаем. Что это должно быть иначе, чем у нас. Ты понимаешь?

– Ты не чувствуешь себя счастливой со мной? – Виктор повернул к ней голову, пытаясь изучить.

– Нет! – повысила голос Гермиона, и это больше походило на визг. – Точнее, не так. Мне очень приятно с тобой проводить время, болтать. Ты потрясающий. Но я не ощущаю, что это работает, – она вновь отвернулась, смотря на гладь озера, которая в такую безветренную погоду походила на зеркало. – И я… – вдруг всё пережитое нахлынуло на неё Ниагарой, потому что выдерживать больше не было никаких сил. – Господи, мне так жаль. Я ненавижу себя за то, что не могу оценить всё, что имею по достоинству, потому что… – она заплакала, прижимая тыльные части ладони к щекам, когда Виктор опустил руку ей на плечо.

– Гермиона, прошу тебя, не плачь, – он неловко поглаживал её, но девушка почти не чувствовала прикосновения из-за нескольких слоёв одежды.

– Прости, это так нелепо, – девушка шмыгнула носом, пытаясь успокоиться. – Просто впервые в жизни я не хочу быть собой. И я не хочу тебя втягивать в это. Потому что если кто и заслуживает счастья, так это ты, Виктор. Я не могу стать кому-то кем-то, пока не разберусь с собой.

Он молчал, и она была благодарна ему за возможность выплакаться. Её губа всё ещё дрожала, когда Гермиона стёрла остатки слёз мягкой перчаткой. Она так много плакала в этом году. Её сердце уже успело превратиться в одно сплошное кровавое месиво.

– Я прошу, не нужно так рыдать, – Виктор наколдовал ей платок и протянул. Гермиона кивнула, думая, почему сама не догадалась сделать это.

– Нынешний год стал таким безумием. Я просто не выдерживаю. Этот Турнир, постоянные стрессы и… – она замолчала, сжимая платок в ладони.

– И есть кто-то ещё, правда? – голос болгарина был грустным, но спокойным и каким-то… слишком уверенным для вопроса.

Гермиона повернула голову, чтобы посмотреть на него. Видимо, в её глазах уже было что-то, что ответило ему.

– Я предполагал это, – просто сказал Крам.

– Не так, как ты думаешь. Точнее, даже нет никого, Виктор, нет. Просто… – Гермиона выдохнула. – Я не могу выбросить его из головы. И это нечестно. Я не могу держать тебя.

Теперь уже он смотрел на озеро неотрывно, и Гермионе почему-то именно в данный момент стало интересно, знал ли Крам, что это конец, когда получил её записку с просьбой о встрече. Или понял ещё вчера, когда она выскочила из корабля бледная, как смерть.

– Думаю, что я знал, – Виктор прочистил горло, говоря так, будто читал её мысли. – Знал, что на самом деле ничего не складывается, но, признаюсь, мне очень сильно хотелось ошибаться.

Гермиона облизала губы, чувствуя на них соль и зная, что ей потом это аукнется. Крам выглядел опустошённым. Не было криков, ссоры, взрыва, хотя получилось бы лучше, если бы он вышел из себя, накричал на неё. Это оказалось не только эгоистичное желание получить причину дистанцироваться от него, но и то, что Гермиона просто привыкла к такому раскладу событий. Перепалка, словесный удар, ещё один, боль, сближение, перепалка. Как мелодия в детской шкатулке.

– Виктор, я… Ты должен знать, что дело не в твоих действиях или чём-то ещё. Это только я. Всё просто произошло в ужасно неправильное время и… – Гермиона вновь запнулась, закусывая губу. – И я не знаю, что ещё сказать.

Он хмыкнул, переводя на неё взгляд.

– Что тут ещё скажешь? – невесело пожал плечами Виктор, а затем вновь посмотрел вдаль. – Он тоже? Влюблён в тебя?

Ей потребовалось время, чтобы понять, о чём говорил Крам.

– Что?.. Он… Нет, он не чувствует ничего, – Гермиона именно это и имела в виду. Потому что было чувство, будто он действительно не чувствовал абсолютно ничего.

– Тогда это ещё более бессмысленно, – покачал головой болгарин, и Грейнджер не знала, нужно ли ей помолчать или же пуститься в объяснения, которые хоть и оставались пустыми, но хотя бы заполняли тишину.

– Я думаю, мне нужно время. Я хочу, чтоб это всё закончилось. Тогда я смогу вздохнуть спокойно, и, возможно, в будущем мы могли бы встретиться вновь, – Гермиона правда верила в свои слова.

Ей представлялось, что пройдёт время, и она сможет выбросить Малфоя из головы. Сама или же заставят обстоятельства. В самых смелых мечтах Гермионе мерещилось, как в следующем году она придёт на Хогвартс-экспресс, и всё, связанное с ним, вызовет у неё смех. Словно воспоминания о детсадовской влюблённости, словно уже ничего не имеет веса, а его взгляд не делает все эти вещи с ней, которые оставались под кожей. Хотя, конечно же, это была ложь. Ведь в действительно самых смелых мечтах она представляла совсем не это.

Но реальность была такова, поэтому ей хотелось верить, что однажды Гермиона встретит Виктора и сможет открыть ему своё сердце. Когда у неё будет меньше забот и больше времени на то, чтобы узнать его.

– Тогда, возможно, ты всё ещё хочешь приехать ко мне? Летом? Или на зимних каникулах? – спросил он с надеждой. – Как друг.

– Конечно! – воскликнула Гермиона. – Конечно, я хочу приехать! Я не хочу терять тебя. И ты мне правда очень нравишься, просто…

– Просто кто-то нравится больше? – Виктор попытался пошутить.

– Нет, – и она даже не врала: Малфой ей совсем не нравился. – Мне нужно разобраться в себе. Я чувствую, что это необходимо.

Виктор кивнул. Они молчали несколько минут, просто смотря на озеро и думая о своём. Это был один из самых тяжёлых разговоров, который у неё когда-либо был. И Гермиона не знала, сколько ещё тягот она выдержит в нынешнем году.

– Тогда я надеюсь… Я правда надеюсь, Гермиона, что мы ещё увидимся. Возможно, тогда всё сложится иначе, – Виктор сказал ей это, смотря прямо в глаза, и она почувствовала всю весомость его слов.

– Я тоже на это надеюсь, – она шмыгнула носом.

Они поднялись с лавочки одновременно, будто почувствовав, что пора. На сегодня им больше нечего было друг другу сказать.

– Ты…

– О, нет, спасибо, думаю, мне нужно пройтись одной, – ответила Гермиона, видя, как Виктор указывает рукой в направлении Хогвартса.

– Да, верно, – опустил голову парень, и этот жест дал ей ещё более чёткое понимание, что одна привычная вещь за последнее время взорвалась и исчезла из её жизни. – Тогда… Увидимся в Большом зале, да?

– Да. Или ещё где-то. Мы по-прежнему можем проводить время вместе, ты ведь знаешь. Мальчики от тебя в восторге, – улыбнулась она, когда они подошли к кораблю.

– Всё в порядке, Гермиона, – Виктор знакомо провел пальцами по её лицу, будто запоминая, прежде чем отпустить. – У меня есть терпение.

Девушка отступила, последний раз взглянув на болгарина, спрятала нос в вязке шарфа и пошла к школе. Ну, вот. Её будто выпотрошили. Это было гадкое чувство, похожее на рвоту после отравления. Когда тебе плохо, но ты знаешь, что произошедшее точно к лучшему. Она лишилась последнего оплота, за который могла держаться мысленно, последней ниточки, которая служила стеной между ней и собственными плотоядными мыслями. Гермиона знала, что потом будет худо, но это было правильным решением. Потому что Виктор заслуживал большего, чем являться очередной заплаткой на её ране.

Тяжесть на сердце девушки не унималась. Она зашла в замок и только когда побежала по боковой лестнице – кратчайшему пути в гостиную Гриффиндора – поняла, что не хочет сейчас сидеть в тёплой комнате, окружённой сокурсниками.

Из-за поворота вдруг вылетела Джинни, не отрывая глаз от предмета в своих руках. Она поскакала по ступенькам вниз, заметив Грейнджер только едва не столкнувшись с ней.

– О, Гермиона, откуда ты? Мы как раз собрались сделать парочку колдо. Саманта… – она опустила громоздкий волшебный фотоаппарат, смотря на лицо подруги, – подождёт. Что случилось?

Джинни медленно спустилась к ней, преодолев несколько ступенек между ними.

– Ничего, я просто… только что рассталась с Виктором, – ответила Гермиона на выдохе.

Лицо Уизли вытянулось от удивления. Её зрачки быстрее запрыгали по лицу подруги, пытаясь прочитать между строк.

– Ты что?.. Но почему? Он что-то сделал? – она перескочила ступеньку, дотронувшись до плеча Грейнджер.

– Нет-нет, он замечательный, он… – ещё рано было об этом говорить, не прошло даже десяти минут, поэтому, наверное, её глаза вновь наполнились слезами. Слезами сожаления.

– Тихо, Гермиона, спокойно. Расскажи мне, – просто поразительно, как взбалмошная Джинни резко становилась спокойной и собранной, когда ситуация того требовала.

– Просто он не тот. С ним ничего не получается, – сдавленно проговорила Гермиона, стараясь не заплакать вновь. – Нет фейерверков, понимаешь? – она подняла на неё голову, и рыжая вздохнула, молча её обнимая.

– Понимаю, – наконец ответила она, больше не задавая вопросов.

Джинни действительно понимала.

***

Они шли по тропинке от Хагрида, и Гермиона всё ещё чувствовала, как ныл зуб, павший безвольной жертвой кулинарных способностей лесничего. Она пыталась не хмуриться, слушая рассуждения мальчиков, но не получалось. Они обсуждали последнее письмо Сириуса, что и стало предметом споров.

– Я думаю, что Гарри следует пойти одному. Так он будет привлекать меньше внимания, – повторила она эту фразу третий раз за разговор.

Сириус назначил ему встречу в Хогсмиде, которая должна была состояться через неделю, и они всё ещё вели споры.

– Но именно одинокие волшебники вызывают больше всего подозрений, – парировал Рон, проигнорировав её реплику о том, чтобы он застегнулся. – Даже в Министерстве, папа говорил, что…

– Но одинокий волшебник сможет спрятаться под мантией-невидимкой, – надавила Гермиона, прервав его тираду. – А она нас всех больше не скрывает, ты знаешь. Так будет гораздо безопаснее.

Рон нахмурился, надув щёки. Против такого аргумента у него ничего не было.

– Думаю, Гермиона права, – наконец вздохнул Гарри, произнося эту фразу, наверное, в тысячный раз за всё время их дружбы. – В конце концов я постараюсь запомнить в подробностях обо всём, что он мне скажет, и передам вам. Нет причин так рисковать.

– То-то и оно, – кивнула Грейнджер, потянув на себя тяжёлые двери Хогвартса, понимая, что выиграла спор. – Не забудь купить Добби подарок, он здорово нас выручил.

Сразу после того, как Добби согласился помочь с жаброслями, Гарри сказал, что по окончании второго тура купит ему столько пар носков, сколько дней в году. Гермионе понравилась эта идея.

– Когда второе задание позади, у нас есть ещё одна вещь, о которой следует позаботиться, – заметил Гарри, когда они зашли в гостиную, стаскивая с себя куртки.

Гермиона рассказала им о том, что они с Крамом больше не вместе. Сначала парни завалили её вопросами, но потом, она подозревала, что с лёгкой руки Джинни перестали поднимать эту тему и вообще обходили его имя стороной, что ей не особо нравилось, но лучше уж так, чем наоборот. Возможно, есть предел у всякой выдержки, так что она насторожилась. К тому же, теперь ребята стали видеться с Виктором гораздо реже, что немного расстроило мальчиков, потому что они лишились постоянного источника разговоров о квиддиче. Каким-то чудом о расставании ещё не успела прознать вся школа, хотя дело было всего три дня назад.

– Твоё желание, – уточнил Поттер, садясь на кресло у камина и убирая тёмные волосы со лба. – Нам нужно придумать, как избавиться от него.

Гермиона напряглась, открыв рот, и замерла с курткой в руке, так и не повесив её на спинку кресла. Гарри смотрел на неё выжидающе, так что она моргнула и засуетилась, складывая одежду вдвое.

– Да, но… в этом больше нет необходимости, – наконец сказала Гермиона, делая вид, что всё нормально.

Поразительно, но она совершенно забыла об этом. О желании. Избавившись от него, Гермиона совсем не чувствовала облегчения, потому что на самом деле давно не ощущала желание грузом, лежащим на плечах. Перестала, когда Малфой дал ей своё обещание. Это было отдельной темой для раздумий о том, как так вышло, что слово слизеринца стало значить для неё так много, но факт оставался фактом.

– Как? В смысле? – опешил Рон, вытаращив на неё глаза.

– Ну, он уже воспользовался своим желанием, – ответила Гермиона. – Он спросил, что ты использовал на втором туре. И мне пришлось ему сказать.

– Чего?.. – поднял брови Гарри вверх от изумления. – То есть, у Малфоя был один единственный шанс у тебя что-то выведать, и он потратил его на это?

– Полагаю, ему было действительно интересно, потому что, судя по его реакции, когда я рассказала, он понятия не имел о жаброслях, – пожала плечами Грейнджер, пытаясь выглядеть как можно более непринужденно. – Да и Бэгмен тогда не объявил, что именно ты использовал. Возможно, Малфой думал, что это что-то запрещённое и…

– Точно! Слизняк явно рассчитывал уличить тебя в чём-то! – хлопнул по коленям Рон, победно усмехаясь тому сценарию, который он успел сам себе выдумать.

Гермиона вздохнула, но решила, что такая версия событий куда безопаснее, чем то, что случилось на самом деле, так что просто вновь пожала плечами и потянулась за сумкой. Чтобы как можно скорее уткнуться носом в записи.

– Тогда это ведь хорошие новости, правда? – повернулся к ней Гарри с улыбкой на лице. – Пусть знает, мне-то что теперь! Зато ты свободна от Малфоя!

– Верно, – вернула она ему улыбку и предложила им поиграть в карты, зная, что сейчас они вряд ли горят желанием садиться за уроки.

Мальчики поддержали её идею, потребовав, чтобы Гермиона сыграла с ними хотя бы первую партию. Девушка согласилась, подтягивая под себя ноги и думая о том, как бы она себя сейчас чувствовала, если бы последняя реплика Гарри действительно оказалась правдивой. Словно перенестись на год назад, когда не было Виктора, который теперь избегал её, явно не желая смущать, не было тайн от мальчиков. Неважно, насколько сильно Гермиона пыталась убедить себя, что её личная жизнь – не их ума дело, и девушка не обязана посвящать друзей во все подробности, это всё равно не переставало давить на неё. Особенно теперь, когда она рассталась с Виктором, который чувствовался как прослойка чего-то правдивого в её жизни, чего давно стало просто мизерное количество.

Как было бы, если бы не существовало Малфоя. Гермиона кропотливо рисовала картинки того, как бы она легко себя ощущала, и с каждой секундой понимала, что предложи ей стереть всё из памяти, отказаться от всего: от этих воспоминаний, где он усмехается прямо в поцелуй, зная, что опять заставил её потерять голову, где его глаза становятся тёмными от желания, от всех этих касаний, от знания того, как он выглядит совершенно безоружным… Девушка бы не смогла это отпустить. Никогда не смогла бы от этого отказаться. И осознание того, что всё то, что она переживала сейчас, вся та душевная инквизиция полностью окупалась одной его ухмылкой… Что ж, всё становилось только хуже. Всё хуже и хуже с каждым днём.

***

Раздался хлопок двери, и Малфой повернулся, задержав руки на поясе хлопковых спальных штанов.

– Это мужская душевая, Пэнси, – устало озвучил он очевидный факт.

Девушка стояла у дверей, не отводя глаз от его торса. Обычно это ему льстило, как и все подобные взгляды, но сейчас вызывало раздражение. Он реально был настроен на душ.

– Раньше тебя это не волновало, – с вызовом ответила она.

И правда. Не счесть количества раз, когда парни ломились в дверь, потому что они закрывались тут с Паркинсон. Теперь Драко просто закатил глаза, будто зная, что она именно это и скажет. Предсказуемо.

– Я хочу помыться, – отрезал он.

Этот диалог походил на общение умственно отсталых.

– Давай я составлю тебе компанию, – она игриво расстегнула две пуговицы на своей блузке, которая казалась маленькой – так сильно натягивалась на её груди.

– Не стоит.

– Почему? – голос Пэнси дрогнул, словно она предполагала такой ответ.

– Потому что моего геля для душа не хватит на двоих, – начал раздражаться слизеринец, плюясь сарказмом. – Потому что я не настроен, ясно?

– Я больше тебе не нравлюсь? – он чётко слышал слёзы в её голосе, и такое бесило ещё больше. Только, блять, не это. – Ты ко мне не притрагиваешься! Ты с кем-то ещё? Точнее… Почему это больше не я? Никогда не я?

Малфой выдохнул, закрывая глаза. Раздражение, пронёсшееся по его венам, превращалось в ненависть ко всему окружающему. Почему это не Пэнси? Ответ был прост.

– Потому что я не хочу? – Драко равнодушно пожал плечом, упершись о холодную стену.

– Ты не хочешь меня? – она задала этот вопрос с такой интонацией, будто действительно не могла в это поверить.

Он и сам не мог. Недостаток секса сказывался на нём, но его совершенно не тянуло к Паркинсон. По правде говоря, его не тянуло ни к кому так, как бы ему того хотелось, но с Пэнси было вообще невыносимо.

Вчера подвернулась какая-то девчонка. Гриффиндорка. На год старше. С кудрявыми волосами, знакомой серой юбкой и достаточно длинными ногами, чтобы повернуть её к себе спиной. Но у неё был чертовски высокий писклявый голос, так что Драко хотелось заткнуть гриффиндорку навсегда, когда она начала издавать звуки, разрушая всю иллюзию.

Это помогло. Немного. Настолько, насколько вообще могло помочь, потому что ему было чертовски мало. Мало этого расслабленного ощущения мышц после оргазма, мало всплеска эндорфинов в мозгу. Драко будто плотно сидел на какой-то дряни, которая заставляла его капилляры взрываться, кожу саднить от желания, а потом вдруг прекратил её приём.

В пятнадцать, когда он почти не мог держать себя в руках при появлении девчонки в комнате, Блейз смеялся, рассказывая идиотские истории о том, что чем больше секса в жизни, тем больше мозг к этому привыкает и требует увеличивать дозировку. Этот монолог заканчивался заключением, что годам к восемнадцати Драко настолько слетит с катушек с таким темпом, что перейдёт на садовых гномов для подстёгивания сознания. Забини никогда не отличался здравым рассудком, но сейчас его теория, придуманная под палёным алкоголем на очередной слизеринской вечеринке, оказалась слишком реальной. Драко будто не хватало чего-то, что подстёгивало бы его. Удовольствие было пресным, отсырелым, никаким.

– Салазар, Паркинсон, я могу помыться? – не выдержал он.

– Да что с тобой происходит?! – крикнула она так, что её голос отскочил от пустых стен, ударяясь эхом об его барабанные перепонки. – То ты подходишь и целуешь меня, то просто делаешь вид, будто меня не существует! Будто нас нет.

– Да потому что нет никаких «нас», Пэнси! – повысил Драко голос. – Я вроде бы не давал тебе чёртов обет верности, нет? И сказал, чтоб ты не ждала от меня подобного!

– Но ты вообще не обращаешь на меня внимания! Это разные вещи! – слёзы полились у неё из глаз, сопровождая красное от обиды лицо.

– Не доёбывай, – предупредил он. – У меня такое чувство, будто я обязан тебя трахать. Будто я не исполнил супружеский долг! Хочешь секса? Найди себе какой-то другой член, окей?

Последнее, что ему было нужно – это оправдываться перед Пэнси. Драко слишком долго оправдывался перед собой. Он объяснял это усталостью, нервами по поводу Турнира, ещё миллионом вещей. Реальная причина тупо ходила по Большому залу, сидела на противоположной стороне во время приёмов пищи и закалывала волосы, которые под солнцем становились золотистыми.

Ему не нужно было это анализировать. Видно, Блейз оказался прав: чтобы получать то самое крышесносное удовольствие от секса, Драко нужно знать, что он трахает грязнокровку. Сколько их в школе, которым исполнилось как минимум шестнадцать и которые выглядели так, чтобы его это устраивало? Нужно навести справки.

– Это так Турнир на тебя влияет? Драко, я могу тебя расслабить, если ты…

Пэнси всегда знала, когда он на грани, и тут же делала шаг назад, опасаясь его гнева. Опасаясь, что он может, как всегда, оттолкнуть её, но на этот раз так далеко, что ей станет не под силу найти дорогу обратно.

– Мне реально нужно повторить миллион раз, чтоб до тебя дошло? – рявкнул слизеринец как раз в тот момент, когда в ванную зашёл Забини, закинув полотенце себе на плечо, и замер, переводя взгляд с Пэнси на Драко, явно не ожидая кого-то здесь увидеть.

– Малфой в последнее время стал таким забывчивым, когда доходит до запирающих заклинаний. Мне следует волноваться о том, что слава повредила тебе рассудок? – хохотнул он, видя, что Паркинсон полностью одета, и прошёл дальше.

– Мы не собирались трахаться, – огрызнулся Драко.

– О, тогда, кажется, мне стоит переживать вдвойне, – иронизировал Блейз, снимая рубашку. – Пэнс, ты ещё что-то хотела? Например, посмотреть на реально достойного самца? Если так, оставайся, я с удовольствием…

Но она всхлипнула и, развернувшись, побежала к выходу, задевая туфлями лужу у раковин и создавая неприятный звук, прежде чем захлопнуть дверь.

– Что это с ней? – поднял бровь мулат, продолжая раздеваться.

– Бесится, что мы не спим, – Малфой был настолько взбешён, что ответил правду, заходя в душевую кабину.

– Ты разве не был вчера с какой-то девчонкой? Гриффиндоркой, – Забини сделал акцент на её факультете, и Драко открыл глаза, позволяя воде попадать на лицо.

Голос друга звучал отдалённо, но он знал его достаточно хорошо, чтобы различить насмешку. Драко понимал, почему. Гриффиндор никогда не был верхушкой его послужного списка.

– Она оказалась слишком настойчивой, – равнодушно ответил он, сплёвывая воду.

Но это не было особой правдой. Он просто увидел её в коридоре сзади. Знал, что это не то, что нужно, но… всё же. Пара улыбок, пара фраз, пара щепоток природного очарования, и она сдалась, как и остальные. Это даже оказалось неинтересно. Забини явно увидел их, когда они шли назад из южного крыла поздно вечером.

– Пэнси говорила, что ты раздумываешь над отношениями с ней. Я имею в виду реальными отношениями, – донёсся до него голос Забини из другой душевой кабины.

– Пэнси бредит, – отмахнулся Драко и выдавил себе на руку гель для душа.

Тёплая вода текла по его телу, но не согревала внутри совершенно. И даже не то чтобы он чувствовал холод. Драко привык к холоду за все эти годы в подземельях, привык к холоду в окружении, в голосе, в маске на лице. Сейчас он чувствовал пустоту, которая пугала не своей яростью и злобой, а безразличием. Словно немое, бесконечное, бездушное ничто внутри него, и Драко не знал, как заполнить эту дыру, которая с каждым днём становилась всё больше.

***

Третий вздох по счёту вырвался из её рта, когда она потёрла уставшие глаза. Гермиона заколола карандашом кудри, чтобы перестали лезть в лицо, свернув их в растрепанный низкий пучок, но пара прядок всё ещё были непоколебимы в своём непослушании, так что она оставила их в покое.

Сегодня выдался просто кошмарный день, каким и полагалось быть понедельнику. Грюм, кажется, решил впихнуть в один урок всю теоретическую часть за полгода, так что через девяносто минут непрерывного письма Гермиона не чувствовала кисти. Девушка сомневалась, что вообще сможет разобрать те каракули, в которые превратился её почерк уже через полчаса писанины. Затем Макгонагалл дала отработку трансфигурации животных, которая выносилась на экзамен в конце года. Профессор страшно злилась, что после пары ЗОТИ ни один студент не был в состоянии как следует управлять своей кистью для безупречного исполнения. На Травологии Спраут вновь решила заставить студентов письменно классифицировать лечебные виды растений – отличная идея. Так что сейчас задание по Арифмантике, которое она взяла дополнительным, было не то что некстати, а давило на неё своей огромной глыбой, лежа прямо перед глазами в тусклом свете библиотеки.

Гермиона посмотрела в окно прямо за собой, наблюдая за тем, как на замок опускаются сумерки, и девушку ещё больше начало клонить в сон. Она решила, что её хватит максимум на полстраницы, а всё остальное допишет потом. Сегодня был явно не её день.

– …возможно. Хотя я бы сказала, что он был просто как хренов инфернал, который… – речь слизеринок оборвалась, когда они вышли из-за стеллажа по правую руку Гермионы, и она еле слышно вздохнула. О, Боже. – Салазар, почему я постоянно должна её видеть? – начала психовать Пэнси, смотря на Грейнджер так, будто та ворвалась на кухню в её собственном доме.

– Это же библиотека, Пэнс, святое место для грязнокровки, – поддакнула ей Милисента, перехватив учебники второй рукой.

– Она сидит за моим любимым столом. Чёрт, теперь даже если бы я согнала её оттуда, не смогла бы там сесть, – скривила своё лицо Пэнси, и Грейнджер фыркнула.

– Как будто ты что-то можешь, Паркинсон, – покачала головой она, не отрывая взгляда от своих записей.

Гермиона была уставшей и ей не хотелось влезать в склоки, но сил закрыть Пэнси рот всегда хватало.

– Мне кажется, святое место для Грейнджер теперь – это отельные номера.

Гермиона услышала, как перо треснуло меж её пальцев, когда она резко посмотрела на слизеринку. Нет. Она… не могла. Лицо Паркинсон выражало насмешку и яд. И это странным образом успокоило Гермиону. Она не знала, не могла. Потому что если бы знала, то Грейнджер уже лежала бы с содранной заживо кожей.

– Отличное место для того, чтоб развлечь Поттера, Крама или ещё кого там? Как дешёвка.

– Много ли ты знаешь о достоинстве, таскаясь за тем, кому не нужна, – хмыкнула Гермиона.

Она всегда так делала. Давила на её больное место. Раньше это оказывались просто действенные слова, которые были способны поставить Паркинсон на место. Сейчас же… Гермиона чувствовала настоящую ненависть. Она терпеть не могла Паркинсон, и говорила такое специально. Её поступки иногда пугали Гермиону, но в моменты злости всё выливалось именно в подобные слова.

– У некоторых в жизни есть любовь, Грейнджер, знаешь? – встала на защиту подруги Милисента, пока Пэнси сверлила гриффиндорку двумя щёлками, полными тёмного ада. – Надеюсь, ты хотя бы девственности лишилась по любви, а не прыгая из койки в койку, – засмеялась она, явно желая поддеть.

Это было так глупо, потому что казалось, что они действительно верили в то, о чём говорили, хотя именно слизеринки скармливали все отвратительные вещи Скитер, которая лепила из них комки грязи, размазывая по бумаге «Пророка». Выглядело мерзко.

– Знаешь, да, Булстроуд, это произошло по любви, – уверенно произнесла Гермиона, вздёрнув подбородок. – Ты бы тоже это познала, наверное, если бы не раздвигала ноги перед каждым встречным.

Она схватила свои книги и резким движением засунула их в сумку. Услышав приглушённый звук рвущегося пергамента, Гермиона надеялась, что это не доклад. Её ответ был вызывающим и явно не тем, на что рассчитывала Булстроуд, так что он подействовал в достаточной мере, чтобы выбить почву из-под ног у Милисенты и дать Гермионе шанс убраться оттуда. Создавалось впечатление, будто даже стены вокруг оказались в гное.

Честно сказать, она не слишком много знала о личной жизни Булстроуд, а если и знала, то слышала об этом против своей воли. О Милисенте говорили гриффиндорки, но Гермиона, как никто, поняла, что все сплетни, разносимые по школе, далеко не всегда оказывались правдой. Но слизеринки тоже трепались о ней, так что даже если Булстроуд вдруг на самом деле святая душа в таком плане, Гермиону это не волновало. Сука сама напросилась.

– Оказывается, у Золотой девочки есть зубки, я впечатлён.

Гермиона вздрогнула и усилием воли удержалась от желания прислонить руку к груди, чтобы успокоить сердце, понёсшееся галопом от испуга. Малфой стоял в проёме стеллажа, слишком далеко от места стычки гриффиндорки с его однокурсницами, хотя, учитывая тишину библиотеки и их повышенные тона, вполне мог всё слышать. Он захлопнул книгу и засунул её обратно на полку, явно не заинтересовавшись. В его глазах скакали чёртики, пробуждая личных пикси в груди Гермионы. Это была исключительно её странность: каждый раз она хотела увидеть Малфоя и каждый раз оказывалась не готова к встрече. Неважно, насколько заранее Гермиона знала о том, что у них пара со Слизерином или что они увидятся в Большом зале. Его вид всегда умудрялся выбивать её из колеи, даже когда девушка пыталась себя подготовить, не говоря уже о таких вот моментах.