Текст книги "Сказка о том, как Герда бежит за Каем (СИ)"

Автор книги: cup_of_madness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 49 страниц)

Вместе с новым выпуском «Пророка» на стол перед Гермионой опустилась небольшая коробка, обёрнутая в блестящую бумагу. Она повертела её в руках, ища какие-то опознавательные знаки и пытаясь вспомнить, не заказывала ли что-то в последнее время. Может, это какая-то праздничная рассылка из тех магазинов, в которых девушка совершала покупки ранее? Некоторые так делали…

– О, что это? – Джинни оживилась, смотря на замешательство подруги. – Виктор, это дополнительный сюрприз для твоей принцессы?

В другой ситуации Гермиона давно бы вырвала язык Уизлетте за глупое прозвище, которое она использовала, исключительно чтобы посмеяться над раздражительностью Грейнджер по отношению ко всему славному, но сейчас её внимание было целиком сосредоточено на коробке.

– Эээ… нет, – замешкался Крам, будто обдумывая, действительно ли он должен был подготовить какой-то сюрприз. – Это не от меня.

– Странно, – пробормотала Гермиона, потянувшись за столовым ножом, чтобы разрезать упаковку.

***

Малфой жевал приторный кекс, сидя за столом в Большом зале, и чувствовал, что этот день не могут спасти никакие сладости. Девочки обменивались новостями о подарках, которые, в большинстве своём, были покрыты шоколадом и глазурью. Они дарили друг другу картонные сердечки, от дизайна которых у любого человека, имевшего хотя бы зачатки вкуса, шли мурашки жути по затылку. Откуда вообще пошла эта глупая традиция у девушек – дарить друг другу валентинки?

У Блейза настроение явно было очень схоже с его, потому что за весь завтрак он не ответил ни на одну пошлую шутку Нотта, так что бедняге пришлось оттачивать своё мастерство на Блетчли.

– Драко, ты видел небольшой подарочек, который я тебе оставила? – Пэнси прильнула к нему, отвлекая.

– Что? А, да. Я потом посмотрю, – он вспомнил какую-то коробку на его тумбочке и ожидал, что это от Паркинсон. Она всегда дарила ему что-то на этот праздник, хотя он сам не помнил, чтобы выбирал ей лично презент хоть раз.

Каждый год на её день рождения Малфои отправляли подарок, это была традиция, но подобным обычно занималась Нарцисса. На Рождество почти все презенты готовились домовыми, за редким исключением, когда Драко точно знал, что какой-то его друг хотел что-то конкретное.

Ответ парня немного расстроил Пэнси, но не удивил: она привыкла к такому. Драко за неделю ни разу к ней не прикоснулся после того случая, что должно было ей о чём-то сказать, но слизеринка сделала из этого свои выводы. До него доходили слухи о том, что рассказывала Пэнс подругам. Что он исправляется, что он, наконец-то, решил всё изменить и дать им «второе дыхание». Самое смешное: Драко даже не бесили эти разговоры. Он с ней не ругался, не оскорблял, не вёл себя грубо. Ему стало это просто неинтересно.

С Пэнси ничего не работало. Совет Забини оказался пустым, и никакое нормальное отношение к Паркинсон не могло дать Драко ощущение спокойствия и правильности, так что он просто… оставил её в покое. Слизеринца больше не выводили из себя разговоры девушки или какие-то глупости, которые она предпринимала в попытке завоевать его внимание. Раньше Пэнси была кем-то особенным, несмотря ни на что. Кем-то, кто точно знал, что нужно делать. Теперь она стала обычной, растворилась в остальной массе девушек. Будто кто-то взял и смазал её облик среди всех красок на холсте. Это была просто очередная слизеринка, близкий друг его семьи. Ни больше, ни меньше.

– Давай прогуляемся сегодня? – Пэнси склонила голову, наматывая на палец прядь волос. – У меня для тебя есть ещё один подарок, ты найдешь его, если снимешь с…

– Не хочу, – спокойно ответил Драко, делая глоток чая.

– Перестань, малыш, сегодня такой… – её речь прервал ужасный крик, который был слышен даже в самом дальнем конце зала.

Большинство студентов замолчало, поворачиваясь, чтобы найти источник воплей, но Драко совершенно точно знал, чей это крик.

– Салазар, кто там?.. – недовольно развернулся Теодор, смотря из-за своего плеча.

Драко кинул взгляд на стол Гриффиндора, пока там суетились студенты, и через секунду увидел, как Макгонагалл бросает свой праздничный завтрак и несется в ту сторону.

– Какого чёрта? – спросил Блейз, наблюдая за толпой возле красно-золотых.

Крам суетился, и, мгновение спустя, пока декан Гриффиндора пробегала мимо стола Когтеврана, рыжий и Поттер вывели Грейнджер из одного сплошного комка орущих людей. Всё, что Драко успел заметить, прежде чем они скрылись в проёме двери, – это окровавленные кисти девушки. Друзья держали её за локти, поэтому слизеринец хорошо смог разглядеть увечья.

– Фу, мерзость, – скривила губы Пэнси, смотря вслед Грейнджер. – Что с ней сделали? Эта сука-таки допрыгалась.

– В смысле? – Драко резко развернулся к ней, едва удержавшись, чтобы не потрясти её за плечи, но, кажется, она не заметила надрыва в вопросе.

– Я много слышала в женских туалетах, что о ней говорят девушки. Её буквально ненавидят за отношения с Крамом, немудрено, что кто-то, наконец, додумался расправиться с этой выскочкой, – Паркинсон пожала плечами. – Это вообще мог быть кто угодно, знала бы, подарила коробку конфет.

Малфой ощутил волну ярости, которая была направлена куда-то в воздух. Ему хотелось что-то ударить, и впервые за последнюю неделю он ощутил к Пэнси какое-то подобие чистой эмоции. Это оказалось отвращение, хотя слизеринка была совершенно не виновата. Студенты всё ещё толпились, когда Макгонагалл подбежала к столу, расспрашивая о произошедшем, а через секунду отлевитировала какую-то коробку, обляпанную чем-то тёмным и мерзким.

– Что?.. – пронеслось по залу.

– Это гной бубонтюбера, – сказала какая-то девочка из Пуффендуя, когда Спраут встала рядом с Макгонагалл, переговариваясь. – Ей кто-то прислал коробку с гноем.

– Мерлин, какой ужас, – вторая пуффендуйка закрыла рот рукой, качая головой. – Ей же всю кожу разъест.

Драко сжал челюсти, пытаясь подавить гнев.

– Не утро, а чудо, – произнёс он, с силой отодвигая от себя тарелку, которая имела бы все шансы проскользить по поверхности стола и разбиться, если бы не локоть Нотта, который всё ещё следил за драмой на другом конце Большого зала.

Драко вышел из-за стола, накинув на плечо сумку и радуясь, что первая пара у них ЗОТИ. Почему-то ничто не приносило ему такого облегчения, как стычки с Грюмом.

***

– Тихо, тихо, дорогая. Давайте, кладите её сюда, – Помфри быстро отодвинула занавес, поддерживая Гермиону за плечо. – Сейчас я приложу тебе обезболивающий раствор, будет немного щипать сначала, но после поможет, ладно?

Не дождавшись ответа, целительница понеслась в свою подсобку, пока Грейнджер чувствовала, как в теле нарастает жар.

– Гермиона, мы здесь, всё будет в порядке, – лепетал Рон совершенно белый от шока, а вид окровавленной простыни, на которую стекала кровь с ладоней подруги, не помогал.

Она слышала его слова через пелену боли, чувствуя, как руки горят, и продолжала держать их на весу.

– Солнышко… – Гермиона разобрала голос Виктора с другой стороны и почувствовала прикосновение к своему лбу, но болгарина прервал топот со стороны входа.

– Мистер Поттер, мистер…. А, вот она, вижу! – Макгонагалл подскочила к кровати. – Отойдите от неё, мистер Крам, вас тоже касается, ну же, два шага назад! – строго скомандовала декан. – Поппи, это гной…

– Да, мы уже ей сказали, – прервал Гарри Минерву, которая старалась докричаться до подсобки.

– Отлично. Гермиона, сейчас вам помогут, – голос декана был полон сожаления. – У вас есть какие-то подозрения, кто это мог быть? – обратилась она к мальчикам, когда мадам Помфри начала закутывать кисти гриффиндорки в марлю, смоченную в оранжевом растворе.

– Мы понятия не имеем. Какая-то коробка пришла, даже непонятно, когда она её открыла, обратили внимание лишь после крика, а тогда уже все руки были в волдырях, – ответил Гарри, и Гермиона расслышала в его голосе вину. Этот мальчик вечно упрекает себя в бедах близких.

– Она думала, что это какой-то подарок к празднику, – хмуро добавил Виктор, наблюдая за тем, как работает Помфри.

Макгонагалл вздохнула, переводя взгляд на свою воспитанницу.

– Ладно, я думаю, что пока что в посещении директора нет надобности, возможно, когда мисс Грейнджер пойдёт на поправку…

– Но вы должны разобраться, кто это! – воскликнул Рон, поднимаясь со стула. – Кто-то специально прислал ей это дерьмо, которое…

– Мистер Уизли, следите за речью, – прошипела профессор, но поджала губы и сделала вид, что забыла о своей возможности снятия баллов. – Будьте уверены, я сделаю всё возможное, чтоб наказать человека, сделавшего подобное. Но для этого мне нужно поговорить с вашей подругой, а пока…

– Профессор, я могу… – подала голос Гермиона, приподнимая голову от подушки.

– Нет-нет, лежите, не вставайте! – Помфри прижала её к постели рукой.

– Мисс Грейнджер, это можно сделать позже, вам нужен покой, – встала Минерва на сторону своей коллеги, и в глубине души Гермиона ощутила облегчение.

– Она горит, – сказал Гарри, стоящий рядом с подругой.

– Такой сильный ожог спровоцировал температуру, скорее всего, у неё будет жар следующие несколько часов, – вздохнула целительница, будто она провинилась перед Гермионой, хотя перечисленное было типичными симптомами ожога от гноя этого растения. – Через двадцать минут я дам вам сонное зелье, мисс, только немного подействует отвар, чтоб ничего не конфликтовало.

– Ладно, – прохрипела девушка, чувствуя, как её волосы становятся мокрыми от пота.

Чёрт, действительно жарко. Обезболивающее дало ей возможность прочувствовать что-то ещё, когда ад, сосредоточенный в районе ладоней, немного отступил.

– Так, всё, время посещений на сегодня окончено, – произнесла Помфри, бесцеремонно отодвигая Виктора в сторону. – Девушке нужен покой и здоровый сон. Очень много здорового сна.

– Но мы… – начал Гарри.

– Вам нужно идти на занятия, молодые люди, и я бы хотела задать вам пару вопросов, если вы не против, – профессор Макгонагалл наклонила голову немного вниз, придерживая очки, и её тон ясно давал понять, что это не предложение. – И вас, мистер Крам, это тоже касается. Завтра проведаете мисс Грейнджер.

– Да, на выход, – всем было известно, что больше всего Помфри ненавидела толпу людей в лазарете.

– Выздоравливайте, Гермиона, – вздохнула профессор, легко притрагиваясь к колену ученицы.

Она кивнула, наслаждаясь холодком в ладонях. Перед глазами всё плыло, и Гермиона почувствовала, как с каждой минутой температура её тела поднималась вверх, и девушку пробил озноб. Веки налились свинцом, несмотря на то, что зелье она ещё не успела принять. Целительница меняла повязки на её руке, заклинанием зафиксировав кисти в воздухе, чтобы Гермиона не касалась кожей никакой материи.

– Отдыхай, я зайду к тебе позже, хорошо? – Виктор поцеловал девушку в лоб, ловя на себе уничижительный взгляд Помфри, и ушёл вместе с мальчиками.

Гермиона изо всех сил пыталась оставаться в сознании, но как только к её губам поднесли флакон со знакомо пахнущим отваром, она сделала пару глотков и отключилась, перед этим успев подумать, что, наверное, усыпляющее было совершенно без надобности.

***

Гермиона чувствовала, как реальность стекает по её макушке. Двигаясь по горлу, вниз к груди, а дальше к кончикам ногтей на ногах. Она не ощущалась как отрезвляющая свежестью жвачка, скорее, как кисель, который вылили прямо на темечко. Девушка поморщилась, пытаясь потереть глаза, но когда рука дрогнула, Гермиона поняла, что едва ли может двигать ей из-за бинтов, которые были плотно обтянуты вокруг её ладоней, включая пальцы, и доходили почти до локтя. Несмотря на то, что каждый палец оказался замотанным отдельно, лёгкости движениям это ничуть не придавало. Руки больше не горели огнём, как она могла вспомнить, что уже радовало, но общему состоянию всё равно было далеко до удовлетворительного.

Маленькая свеча, стоящая на тумбочке, была накрыта красным колпаком, и давала едва заметное освещение, которое не било по глазам, чему Гермиона невероятно обрадовалась. В голове всё ещё стоял какой-то шум, так что она бросила попытки приподняться, к тому же, судя по тишине и непроглядной тьме за окном, наступила глубокая ночь. Ширма ограждала её от чужих глаз, хотя девушка помнила, что когда мальчики привели её в лазарет, гриффиндорка оказалась здесь единственной пациенткой.

Гермиона положила голову обратно на подушку и повернулась в сторону свечи, чтобы посмотреть, где лежит её палочка. Не то чтобы она могла ей воспользоваться, просто факт отсутствия родного древка вызывал в ней ненужную нервозность. Её глаза расширились, и Гермиона почувствовала, как пульсируют виски от напряжения, когда девушка заметила, что в кресле по левую сторону от неё, прямо под ширмой, разделяющей кровати, сидел Малфой. Его голова полулежала на подлокотнике, и хоть ровное дыхание говорило о том, что он спит, выражение лица парня всё равно оставалось обеспокоенным.

Гермиона сглотнула, подавив в себе желание помотать головой. Что ей дала Помфри? Не было ни единого шанса, что Малфой реальный, а не плод больного воображения. Девушка уже не сомневалась, что её мозг давно начал играть против неё. Оказалось сложно игнорировать тот факт, что, увидев Драко, она почувствовала огромное облегчение. Данный факт почти шокировал Гермиону. Если её мозг это выдумал, то не было ничего странного в том, что здесь сидел именно он, потому что именно его она хотела здесь увидеть, проснувшись.

– Малфой, – голос Гермионы звучал гораздо хриплее и слабее, чем бежали мысли, и девушка не знала, радоваться тому, что разум более в себе, чем тело или наоборот. Хотя, судя по расплывающимся краям картинки, она себя переоценила. – Драко!

Он нахмурился и проведя руками по лицу, открыл глаза, уставившись на неё. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы выпрямиться и откинуть волосы со лба, ориентируясь в пространстве.

– Ты проснулась, – произнёс Малфой сонным голосом, и, судя по его виду, он явно не рассчитывал на то, чтобы уснуть в больничном крыле.

– Что ты здесь делаешь? – Гермиона говорила почти шёпотом, на большее её связки были не способны после лихорадки, которую она пережила на фоне ожогов. – Как ты вообще прошёл? Помфри всех выгнала, – нахмурилась девушка, вспоминая, как целительница выталкивала всех из фойе.

– Я её заколдовал, – беспечно пожал плечами Малфой, закидывая ногу на колено и распрямляя рубашку.

Даже в полумраке и в сонном состоянии он выглядел привлекательно. О своей собственной внешности Гермиона предпочитала не думать, представляя, на что она была похожа после того, как провалялась в лихорадочной дрёме более двенадцати часов.

– Ты её… Стоп, что? Малфой! – мозг начал медленнее обрабатывать информацию, так что понадобилось больше времени, чтобы понять, что именно сказал слизеринец.

– Ничего смертельного или того, что она хотя бы вспомнит, уймись, Грейнджер, – закатил глаза Малфой.

Она уже открыла рот, но потом просто выдохнула и легла обратно на подушку, повернувшись на бок, чтобы лучше его видеть. Вряд ли Малфоя можно было исправить одним выговором или привить ему моральные качества.

Гермиона опустила взгляд на свои руки, и он, проследив за тем, куда она смотрит, сдвинул брови на переносице.

– Кто это сделал?

– Я не знаю, – еле слышно ответила Гермиона. Хорошо, что у него была возможность слышать её за счёт того, что они находились в лазарете одни. – Там лежала только записка, где говорилось что-то типа: «Виктор достоин большего», – она попыталась фыркнуть, но в итоге получился только кашель.

– Ну, конечно, все дело в грёбаном Краме, – произнёс Малфой, и спокойствие в его голосе испарилось.

– Он не виноват в этом! Не Виктор же подлил долбаный гной, чтоб… – попыталась возмутиться Гермиона, хотя при такой слабости это явно была плохая идея, потому что туман в голове только усилился. Девушка поверить не могла, что её могло клонить в сон после того, как она проспала весь день.

– Отлично, почему я его здесь не вижу? – прервал Гермиону Малфой своим ледяным голосом. – Честное слово, Грейнджер, твои дружки с каждым годом познают всё новые и новые глубины интеллектуальных впадин, и каждый раз мне кажется, что это уже край. Походу они перфекционисты, когда дело доходит до кретинизма.

– Перестань, Помфри запретила здесь находиться кому-то.

– Ага, да, как жаль, что в лазарет совершенно невозможно пробраться, – раскинул он руки, плескаясь сарказмом во все стороны.

Гермиона поджала губы, потому что ей было нечего ответить. Возможно, дело заключалось в том, что Виктор оказался слишком нормальным человеком, чтобы ему в голову пришла идея ворваться в больничное крыло после закрытия, заколдовав врача. Такое поведение только делало ему честь. Но Гермиона опустила глаза, смотря на одеяло, потому что её чувства вновь шли по другую сторону улицы с разумными мыслями.

– Где эта записка?

Она нахмурилась, поднимая голову и на миг не понимая, о чём он.

– А, та записка… Не знаю, наверное, выронила её. Когда гной вылился мне на руки, записка была последней вещью, о которой я думала, – спокойно ответила Гермиона, пытаясь вспомнить.

Малфой вздохнул, качая головой.

– Неужели тебя не учили не открывать голыми руками неизвестные посылки? – спросил он, цокнув языком, и, кажется, ещё больше раздражаясь.

– Перестань ругаться, у меня нет на это сил, – закрыла глаза Гермиона, и, когда открыла заново, увидела, что Малфой сжал челюсти: ему явно стоило всех усилий мира перестать читать ей нотации.

В какой-то степени она… была этому рада. Так создавалось чувство, будто ему правда не плевать. Хотя, возможно, она просто бредит во сне. Гермиона до сих пор не отмела эту возможность.

Они замолчали, и она панически пыталась выдумать новую тему для разговора, которая не выведет его из себя, потому что ещё пара секунд такого вот молчания, и Малфой уйдет. Он всегда уходил. В этот момент её живот заурчал, и она на автомате потянулась к нему рукой. Малфой вздохнул, смотря на неё.

– Ты голодна, – утвердительно произнёс он и, к удивлению, не выдал какую-то глупую шутку.

– Я не… – Гермиона понятия не имела, что сказать, потому что было совершенно ясно, что Помфри спала, но даже если бы она оказалась здесь, то Грейнджер не видела никакой возможности принять пищу, пока бинты обтягивали руки.

Малфой потянулся ко второму столику, стоящему рядом, и девушка только сейчас заметила довольно большую прямоугольную чёрную коробку, которая была перевязана серебристой лентой. Её оказалось сложно разглядеть в темноте, но гриффиндорка поняла, что видела где-то такую.

Малфой молча открыл коробку и подвинул свой стул ближе к кровати. Теперь Гермиона смогла бы дотронуться до его лица. Если бы могла. Во всех смыслах.

Гермиона так сосредоточилась на мыслях о прикосновениях к его коже, что опешила, когда Малфой протянул ей небольшой запечённый круассан, посыпанный коричневым сахаром. Она уставилась на слизеринца в недоумении.

– Что ты?..

– Просто кусай, Грейнджер. Господи, теперь я понимаю, почему ты не в Когтевране, – раздражённо произнёс он.

Ещё мгновение она помедлила, но было совершенно понятно, что Малфой терял терпение. Потеря терпения значила злость, если говорить о Драко, так что Гермиона просто откусила, оставив половину выпечки в его руке.

– О Боже, – она простонала с полным ртом, пережёвывая. – Это что? Так вкусно!

Гермиона жадно уставилась на остаток круассана в его руке, и он вновь протянул сладость ей. Когда еда попала к ней на язык, она поняла, что даже если бы великан вызвался её покормить, это бы не помешало девушке съесть всё до крошки. Возможно, дело было в том, что Гермиона действительно зверски проголодалась, потому что успела закинуть в рот лишь йогурт утром прошлого дня. Однако в чёртово тесто добавили что-то нечеловечески вкусное.

Малфой протягивал ей разное печенье, покрытое шоколадом, глазурью, кусочками мармелада, и Гермиона смогла прерваться хоть на какие-то слова только после того, как её желудок заполнился.

– Это… – она опять посмотрела на чёрную коробку в руках парня, пока он сидел с таким лицом, будто его кто-то заставил это делать. – Это ведь из Мэнора? Тебе присылают сладости почтой.

– Ага, – равнодушно кивнул Малфой, протягивая ей форнетти с вишнёвым наполнителем.

Гермиона посмотрела ему в глаза, пытаясь увидеть привычные серебристые переливы в освещении больничного крыла.

– Ты принёс это мне? – осторожно спросила она.

– Не обольщайся, Грейнджер, мне они просто надоели. Я долго буду это держать?

Гермиона вытянула шею, забирая ртом у него с руки слоёное тесто и слизывая крошки с кончиков пальцев. Он прищурился, следя за этим движением.

– Ещё, – произнесла она, и Малфой наклонил голову, изучая её лицо.

Гермиона всеми силами старалась выглядеть как можно более невинно, но, видно, в её крови было такое количество медикаментов, что она вконец рехнулась, так что могла не отвечать за то, как смотрелась на самом деле. Малфой молча протянул ей печенье с шоколадной глазурью сверху, и она прикусила кончик его указательного пальца, слизывая подтаявшую шоколадную смесь.

– Прекрати, – сказал он, но его голос изменился, и слизеринец всё ещё не отрывал взгляда от её губ.

– Прекратить что? – подняла брови Гермиона. – Ты сам предложил меня покормить.

– Думаешь, мне нравится фантазировать о женщинах без кожи? – спросил Малфой с сарказмом, и даже с таким туманом в голове она ощутила слабую вспышку смущения.

Он так спокойно говорил об этом, что заставляло её почувствовать себя ещё более неудобно. Гермиона точно не продолжила бы этот разговор, не будь в ней такого количества зелий.

– А о чём нравится? – она откинулась на подушку, понимая, что наелась, даже чересчур, но была уверена, что это лучшее, что ей удалось попробовать за всю жизнь.

Малфой закрыл коробку, хотя там осталось немного, и поставил её на стол.

– Ты правда хочешь сейчас об этом поговорить? – он наклонился к ней ближе, и Гермиона повернула шею на подушке ещё сильнее, чувствуя тот запах, который всегда следовал за ним: вишня, свежая черника, ваниль.

Вряд ли её сознание могло воссоздать эту смесь, хотя она так сильно нуждалась в нём, что это не было бы удивительно. Малфой опустил взгляд на губы Гермионы и потянулся к ней рукой. Его ладонь коснулась её щеки, она была прохладной, хотя, скорее всего, у неё всё ещё был жар. Прикосновение оказалось таким приятным, что Гермиона потянулась следом, прижимаясь к руке парня плотнее. Если он настоящий, завтра она будет готова провалиться под землю. Но это ведь будет завтра. Малфой провёл пальцем по её губе, и Гермиона поняла, что привыкла к этому жесту. Он мазнул по уголку рта пальцем и убрал руку. Когда Гермиона открыла глаза, то увидела, как Малфой облизал свой палец.

– Ты испачкалась, – тихо объяснил он, всматриваясь в её лицо.

Наверное, не было ещё момента, в который Гермионе хотелось, чтобы Малфой оказался ближе. Хотя, конечно же, это ложь. Такой момент наступал всегда, когда он двигался к ней. Даже сейчас, когда с каждой секундой её мозг становился всё более заторможенным, Малфой только своим присутствием заставлял кровь гриффиндорки бежать по жилам быстрее. Гермиона хотела грустно улыбнуться самой себе. Все эти поговорки о запретном сладком плоде вдруг оказались самыми реальными вещами, которые она познала в жизни. Драко был самым запретным из всего, что девушка знала. Как ещё одно непростительное. Как какой-то подвид чёрной магии. Да, это была хорошая метафора, потому что Гермиона читала, что, начав использовать тёмную магию, сложно потом устоять. Она вызывает привыкание. Малфой вызывал у неё привыкание точно так же. Так что она сейчас смотрела в его лицо, которое находилось в паре сантиметров от её собственного, и ощущала, как доза распространяется по каждой клеточке тела после долгих дней без.

Но… нет. Он не был чёрной магией. Он точно являлся чем-то светлым. В нём было так много светлого, что Гермиону ослепляло. Почему никто кроме неё этого не замечал? Даже сам Драко.

Он резко встал, стряхивая со штанов крошки, и впервые она увидела их не идеально выглаженными – сон в больничном кресле не прошёл без следов.

– Тебе нужно поспать, Грейнджер, – сказал Малфой, отодвигая столик с печеньем, чтобы освободить себе проход к выходу.

Внезапно, на неё накатила тревога. Гермиона знала, что ему нужно уйти. Он должен был поспать, ведь завтра… точнее, сегодня учебный день, и, скорее всего, Малфою даже при самых лучших обстоятельствах осталось спать несколько часов. Но Гермиона была слишком эгоистичной, чтобы его отпустить. Он ей нужен. Эта странная особенность нашего организма: когда мы болеем, острей всего чувствуем одиночество. Тогда мы точно знаем, кого хотим видеть рядом.

– Н-нет, я спала весь день, – противилась Гермиона, понимая, что от еды и лекарств её голова всё равно тяжелела.

– У тебя ослабленный организм, – равнодушно сказал Малфой общеизвестную фразу из учебника по медицине.

Он накинул на плечи пиджак и развернулся, чтобы уйти.

– Драко, поцелуй меня, – произнесла Гермиона, и слизеринец замер, не поворачиваясь. – Ты сказал, что не тронешь меня, пока я сама не попрошу. Так вот, я прошу.

Наконец он развернулся с подозрительным выражением на лице.

– Сколько зелий в тебя влили?

– Ничего, что действовало бы на мозг, – соврала Гермиона, и оставалось только молиться, чтобы в её глазах не отображался туман, который с каждым словом завладевал ею всё больше. Малфой склонил голову, изучая девушку. – Пожалуйста, – еле слышно попросила она.

В любом случае, если с ней играло её воображение, то это единственный способ ощутить всё реально. Драко закусил щеку изнутри, подходя ближе. Её глаза засветились восторгом, пока его оставались нечитаемыми. В нормальном состоянии Гермиона не всегда могла расшифровать, что плескалось во взгляде слизеринца, а в нынешнем и подавно.

Малфой был таким красивым. Как вообще она могла не замечать этого раньше? Как так вышло, что ей понадобилось четыре года? Было странно думать об этом, как будто её приговор подписали ещё в первый день, когда они столкнулись взглядом на перроне Хогвартс-экспресса.

Малфой медленно склонился, и Гермиона закрыла глаза, чувствуя, что её губы стали привычно покалывать от предвкушения. Слизеринец поцеловал девушку в щёку, близко к уголку губы, задерживаясь на месте поцелуя дольше нужного.

– Тебе правда нужно поспать, – шёпотом произнёс он, обдавая её ароматом черники.

Эмоции будто выжгли в Гермионе все силы, и она не смогла открыть глаз, когда он аккуратно подтянул одеяло к подбородку девушки.

– Ты вернёшься ко мне? – пробормотала гриффиндорка.

– Всегда возвращаюсь, разве нет? – она услышала его ответ где-то на границе сна и реальности, и ей почудилось, что Малфой говорил так, будто у него не было выбора.

Гермиона провалилась в сон, чувствуя, как рука слизеринца убрала локон с её щеки, и где-то на краю сознания девушке показалось, что когда-то он уже так делал раньше.

***

Ну, конечно. Конечно! Гермиона готова была прыгать от счастья. Проснувшись в полдень, девушка обнаружила на своих руках более свободные повязки, которые позволяли пальцам двигаться. Видимо, мадам Помфри проснулась и сменила их, пока Гермиона спала. Воспользовавшись этой вольностью, гриффиндорка сразу после завтрака взяла одну из книг, которую ещё вчера принесли ей мальчики и оставили на столике на колёсах.

Гермиона схватила ту самую книгу, которая была больше похожа на брошюру и начала читать её от скуки, ожидая, пока у всех закончатся уроки. Теперь сердце девушки стучало так быстро, что казалось вот-вот само возьмёт и сбросит целую гору у неё с плеч прямо под ноги, чтобы она превратилась в пыль.

Услышав, как открываются двери, Гермиона перевела взгляд вправо, ранее отлевитировав ширму в сторону: ей психологически было некомфортно не видеть, кто заходит в лазарет. Сейчас пришёл Виктор, который принёс букет жёлтых цветов.

– Ты уже не спишь, – произнёс он вместо приветствия, наспех целуя девушку в губы, видимо, опасаясь, что опять прибежит Помфри и фурией вышвырнет его из больничного крыла.

– Да сколько можно, – улыбнулась Гермиона, быстро закрывая книгу и бросая её на ближайшую тумбочку.

– Я рад, что тебе уже лучше, – кивнул Виктор на руки гриффиндорки, намекая на то, что она может совершать простые действия. – А, да, это тебе, – он протянул букет, но сразу же смекнул и засунул его в вазу.

– Агуаменти, – подсказала Гермиона.

– Что?

– Набери в вазу воду, она ведь пуста, – подняла брови девушка.

– А, да, точно… – болгарин взмахнул палочкой, и ваза потяжелела от жидкости. – Прости, я совсем рассеянный из-за этого всего.

– Всё в порядке, – отмахнулась Гермиона, когда он сел на кресло возле неё, подвинув плечом чёрную коробку на столе.

Малфой был здесь. Гермиона помнила это. Девушка полагала, что забудет, но это стало первым, о чём она подумала, проснувшись. Сначала ей показалось, что это был сон, один из тех реалистичных сновидений, после которых ты остаёшься под впечатлением на весь день. Но нет, Малфой правда приходил. Казалось, если очень постараться, можно услышать его запах, который сохранила в себе наволочка, впитав несколько секунд его касания.

– У тебя хорошее настроение, – заметил Виктор. – Ты вся светишься.

– Да, я… – Гермиона закусила губу. – Я просто рада, что, наконец, могу двигать конечностями, – рассмеялась она, подняла руку вверх и задёргала пальцами, как будто перебирала струны на невидимой гитаре.

Это было слишком хорошее чувство, которое разливалось у неё внутри, чтобы его испортила какая-то боль от ожогов. К тому же, состояние стало в сотню раз легче, чем накануне.

– У тебя вчера был такой жар… Я не знаю, кому могло в голову прийти сделать подобное, – Виктор свёл брови на переносице, и его челюсть сжалась.

– Зато теперь я уж точно буду осторожней с безымянными презентами, – ответила Гермиона, стараясь развеять плохое настроение болгарина, к тому же она только сейчас вспомнила, что таким образом пропустила весь праздник. Ей стало легче от этой мысли.

– Да, я рад, что тебе больше не больно, – повторил Крам, а затем его взгляд скользнул немного ниже её лица, и он сразу его отвёл, задумчиво отвернувшись к окну.

Грейнджер нахмурилась, посмотрела вниз и не увидела ничего, кроме больничной рубашки, в которую девушку переодела целительница уже после того, как она отключилась. Обычная хлопковая ткань, ничего особенного: с открытыми руками, круглым вырезом у горла и… Чёрт. Круглый вырез у горла. Догадка пришла к ней так скоро, что она резко дотронулась до грудной клетки, будто стараясь нащупать на коже те самые следы. Крам видел.

– Виктор, я… – Гермиона прочистила горло. – Это… было раньше. До того, как мы с тобой…