Текст книги "Вован-дурак (СИ)"

Автор книги: Bobruin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

– Что ж, желание потрудиться мы всегда приветствуем. Крымский троллейбус – контора в тех местах уважаемая, земля под застройку у нее есть. А ты, Дора, куда планируешь потом?

– Туда же, куда и Гарри, только занятие другое найду. Учителем, например, или куда-нибудь еще.

– Тоже хорошо, – не выдал своего разочарования старый чекист. – Если что, поможем устроиться.

– Спасибо, тащ комиссар. За все спасибо.

– Не за что, Гарик. Не за что. Ну ладно, – пожал мне руку товарищ комиссар. – Идите, молодежь, собирайтесь. Насовсем не прощаюсь, даст Бог, еще увидимся!

Добравшись до гостиницы, мы наскоро собрались, а потом поехали на метро на Курский вокзал.

Поезд уже нас ждал, так что мы зашли в купе, рассовали вещи по полкам и стали коротать время в ожидании отправления.

Фирменный поезд «Крым» сообщения Москва-Симферополь по комфорту не отличался от международного. Окраску он, однако, имел не традиционную для пассажирских вагонов зеленую, а темно-вишневую с отливом, а надпись «КРЫМ» ярко горела надраенной бронзой на вагонных бортах.

Но вот настало время отправления. Громко свистнул электровоз, и вокзальный пейзаж за окном чуть дернулся и поплыл. Снова едем, и снова в неизвестность. Как здесь живется в Крыму?

[101] В описываемой истории никогда не существовало гордых и самостийных прибалтийских государств, всех трех сразу, в связи с чем города и станции никто не переименовывал. Поэтому на здешних картах вместо Вильнюса, Даугавпилса и Резекне присутствуют Вильно, Двинск и Режица соответственно.

[102] В этой версии истории польское государство после войны не воссоздавалось, будучи разделено между СССР, ГДР и Чехословакией. Поэтому Привислинский край в виде Варшавской и Лодзинской областей находится в составе СССР, и граница от Бромберга почти до Ченстоховы проходит по меже 1913 года, дальше район городов Ченстохова, Кельцы и Краков был в 1945 году передан Чехословакии.

[103] Имеется в виду автомобиль ГАЗ-14 «Чайка». В реальности производство их было прекращено в середине 80-х в рамках устроенной Горбачевым т.н. «борьбы с привилегиями», здесь же ввиду отсутствия Горбачева и его дурных инициатив, нет никаких причин прекращать уже развернутое производство.

[104] Имеется в виду Московско-Окружная железная дорога, построенная в 1908 году и служившая до революции городской чертой Москвы. В настоящее время утратила свой статус, превратившись в подъездной путь без пассажирского движения, однако существует проект перестройки линии в кольцо внутригородской электрички.

[105] В описываемом мире портрет И.В.Сталина изображен на денежной купюре номиналом 100 рублей, самой большой из существующих. Последняя на данный момент денежная реформа проводилась в 1988 году под руководством П.М.Машерова

====== Глава двадцать восьмая. Страна дешевого портвейна ======

Нет, не так уж плохо все у нас,

Есть еще в душе надежда,

Я еще увижу глубину небесных глаз,

Я еще спою, как прежде:

«Родная, не плачь,

Родная, не плачь,

Моя родная, не плачь,

Ты слышишь, родная, не плачь…»

ЧайФ «Родная, не плачь»

Утром следующего дня нас разбудил солнечный луч, заглянувший в окно нашего купе.

Пейзаж кардинально поменялся, вместо подмосковных домов и заводов, а затем среднерусских полей и лесов теперь была видна бескрайняя степь с полосками тополей, зеленые поля до горизонта и цветущие там и сям дикие маки.

Промелькнула станция, на вывеске успел прочитать «ПАРТИЗАНЫ». Значит, уже скоро Крым, за ночь проскочили от Орла до Мелитополя. Вот что значит, никаких границ нет, таможен нет, укры вместо Киева скачут на майдане в Лондоне, здесь же даже «мова» не в ходу, ибо нет никакой Украины как отдельного региона. Области, края – и не более того, даже тому, что после войны осталось от бывшей «вильной Галичины», и то в автономии отказали. И вообще, как я уяснил из школьного курса истории, здесь имперские настроения всячески поощряются, а любых местечковых самостийников нещадно давят, даже отдельная статья в Уголовном кодексе на этот случай имеется. За участие – двадцать лет по ленинским местам, за активное участие или организацию – высшая мера соцзащиты, примерно так же, как в свое время тут Иуда Меченый получил. Со своей стороны могу только одобрить, навидался я за двадцать лет своей прошлой жизни той самой пресловутой буржуинской дэмократии, так навидался, что больше как-то не хочется.

Но вот и залив Сиваш, он же Гнилое море, а за мостом, по которому прогрохотал поезд, все так же стоит бетонная стела с надписью «КРЫМ». И снова степь за окном, но за Джанкоем вдали в утренней дымке показались горы. Вот всегда любил так вот приезжать в Крым. Горы, море, солнце, что еще нужно? Вино и девушек? Так девушка – вот она, рядом со мной сидит, а вино… так мне уже шестнадцать по паспорту есть, значит, продадут.

На часах без пятнадцати десять, въезжаем в город Симферополь. Конечная остановка.

Симферопольский вокзал ничем не отличался от того, что я помнил, все то же самое монументальное белокаменное сооружение с галереей колонн и башней с часами. Единственное отличие – перед этой галереей, со стороны путей, стоит бронзовый памятник товарищу Сталину с поднятой в приветственном жесте правой рукой, Вождь как бы встречает всех нас, приехавших на отдых.

Поезд подошел к первой платформе и остановился. Собираем вещи, выходим из вагона. А тут жара, июнь месяц, в Симферополе двадцать восемь, в Алуште будет и того жарче. Море, говорят, уже нагрелось, можно купаться.

– Ты знаешь, куда нам идти? – спрашивает Дора.

– Знаю, пошли.

Проходим мимо памятника, оказываемся на площади. И все та же вокзальная суматоха, что была во все времена, толпы народа, идущие с очередного прибывшего поезда, рассасываются между стоянками маршрутных такси, автобусов и троллейбусов. Часть пассажиров побежала в пригородные кассы, за билетом на электрички до Севастополя и Евпатории.

А вот и троллейбусная станция. Переплетение проводов как бы не гуще того, что в прошлый раз было, во всяком случае, рогатые машины стоят гораздо большим скоплением, чем раньше. На маршрутных табличках замечаю: «на Алушту», «на Ялту», «на Гурзуф», «на Кореиз». Вот оно, значит, как здесь, сеть погуще разрослась. Собственно троллейбусы, кстати, тут в точности такие же, как я помнил по прошлому разу, старые добрые «Шкоды» девятой и четырнадцатой модели. На них, похоже, во все времена крымские перевозки держались, держатся сейчас и держаться будут.

Подходим, берем два билета на Партенит, кстати, подъезжает троллейбус одноименного маршрута и приветливо распахивает двери. Садимся сразу, пока толпа не набежала.

Из открытого окна вижу схему линий. Ага, вот они, отличия, собственно «главный ход» крымской трассы здесь длиннее, чем был, и тянется от Симферополя до Фороса, с ответвлениями до Малореченского, Партенита, Гурзуфа и Кореиза.

Но народ продолжает подходить, салон троллейбуса наполняется людьми. Хотя, вот и время отправления, водитель закрывает двери, и мы отправляемся в путь.

– Гарри, а скоро ли море? – спрашивает меня Дора, пока едем через центр Симферополя.

– Отсюда до Алушты еще часа два, а до Партенита еще где-то час. К обеду успеем, если я правильно понимаю, остановка там возле самого входа в санаторий.

– Откуда ты знаешь?

– Доверься мне, Дора, мне эти места знакомы.

– Ну-ну, – девушка прижимается ко мне потеснее. – Поверю на слово. А то ишь ты его, затащил в далекие края…

– Ты ж, кажется, сама хотела со мной ехать.

– И сейчас хочу. Но если там мне не понравится, я тебе это припомню!

– Понравится, не переживай. Это только сейчас все обыденно так смотрится, пока через город едем. Подожди, как в гору взбираться начнем, ты таких гор еще не видела.

По здешнему обычаю троллейбус к выезду из города заполнился до состояния «шпроты в масле». Как обычно слышались выкрики:

– Гражданочка! Вас тут не стояло! – причитала какая-то бабка с задней площадки. – Интеллигентов не хватает, место бы кто уступил…

– Интеллигентов до хрена, – обиженно отвечал ей сидевший рядом мужик. – Троллейбусов мало!

– Ты смотри! Целых четыре банки? Быть такого не может! – выпучил глаза бородатый дедок с удочками в руках.

– Ага, это ж «Зенит», а не мазилы киевские, – отвечал ему собеседник, такой же дедок с удочками. – С них бы сталось еще три тому «Шахтеру» наколотить, было б вообще, как гэдээр нагличанам недавно насовал на чемпионате.

– О, да, такое не забудешь. Лучше было только как мы им, нагличанам то бишь, в шестьдесят шестом на финале отгрузили, пять сухих и пожалте бриться!

– Вот именно. Так то ж Яшин у нас тогда вратарем стоял, а как ушел он, так и кончилась игра. Дальше не прошли…

– А как вы добиваетесь того, чтобы котенок так рос? – интересовалась у соседки женщина средних лет, показывая на корзину с мирно спящим в ней котенком.

– Понимаете, в их возрасте котята вообще едят очень много, надо кормить их поразнообразнее. Мой вот, уже четыре месяца, а уже научился ловить мышей… – отвечала та, после чего они погрузились в дискуссию о том, как и чем нужно кормить представителей хвостатой и ушастой домашней фауны.

По пути нас обгоняют редкие машины, видимо, основной народ еще не успел подтянуться. Мимоходом подумал, что в августе тут особенно «хорошо» ездить, на трассе, наверное, сплошные заторы. Хотя, гляжу, правая полоса тут выделена и на ней нарисовано «А», то есть сугубо для общественного транспорта. На обочине трассы иногда попадаются желто-синие «Волги» или «Москвичи» с мигалками на крышах и надписью «МИЛИЦИЯ» на дверях, значит, следят-таки тут за порядком.

Во всех пригородных деревнях все заборы и стены оклеены объявлениями и рекламой. Чаще всего, конечно же, повторяются предложения «недорогого» и «удобного» отдыха на море, но есть и объявления местного характера – кто-то строится, кирпич, цемент или доски всем надо. Кто-то продает, кто-то покупает. Тут же и магазины стоят, с образцами садово-огородного декора.

Попадаются и придорожные кафе с по-южному вычурными названиями, меню типичное для этих краев – «шашлык, шаурма, хачапури, чебуреки» и прочие тому подобные прелести. Возле этих кафе, как правило, стоит пара-тройка машин.

Тем временем мы уже выехали из города, по обе стороны дороги потянулись дома пригородных деревень. Горы на заднем плане становились все выше и выше, и, наконец, за Перевальным поднялись совсем высоко. Никогда ранее не бывавшая в Крыму Дора буквально прилипла к стеклу, разглядывая во все глаза гору Чатыр-Даг, пока она не скрылась из виду, будучи закрыта более близкими горами. Ну, а спуск с Ангарского перевала – это вообще отдельная песня, когда сердце замирает, а от перепада высот закладывает уши.

Троллейбус нам попался достаточно почтенного возраста, старая добрая «девятка», но крымские перевалы она переносит самым нормальным образом, вполне бодро бежит по дороге, хотя пару раз штанги с проводов таки слетали.

Но вот спуск закончился, и мы выезжаем к Алуште. Город, как и прежде, привольно раскинулся у подножия гор, и все так же утопает в зелени садов. Здесь, как и повсюду, практически нет высоких домов, если какая башня и торчит, то это с большой вероятностью или гостиница, или корпус санатория, или капитальный «сталинский» дом, но их в Алуште вроде бы не было так много.

А вдали, внизу, искрится на солнце синяя гладь Черного моря. День яркий, солнечный, так вода аж сверкает, переливается всеми цветами радуги. Так и тянет запрыгнуть туда с разбегу.

Вьются над водой чайки, сверкают парусами яхты, разводят пенный бурун прыгающие по волнам катера. Где-то на горизонте маячит чуть различимый силуэт явно военного корабля, идущего куда-то в сторону Севастополя. Чуть подальше синеет силуэт горы Аю-Даг, куда нам, собственно, и надо. На небе – ни облачка. Время – одиннадцать утра, в санатории будем к обеду.

На троллейбусную станцию в Алуште мы не поехали, здесь она, как и была в прошлый раз, у самой набережной, нам же ехать дальше по трассе на Ялту.

Теперь море слева от нас, время от времени его заслоняют горы или виноградники. Ощущение спуска с перевала теперь повторяется практически постоянно, спуск сменяется подъемом, поворот – мостом или выемкой в горе.

Партенитская развязка, съезжаем с трассы влево, и сразу же от поворота начинается достаточно крутой спуск, так что ощущение перевала повторилось снова. С одной стороны теперь гора, а с другой потянулись сплошные виноградники.

Вот и Партенит, и первые дома поселка, и вездесущие винные магазины, куда в Крыму без них. Ворота парка имени Айвазовского, куда надо будет обязательно сходить, возле них, кстати, остановка, парк и здесь оказался не парк, а санаторий, но с правом свободного прохода. Там же, у ворот, которые как раз открывают, стоит несколько «Волг» и одна «Чайка» в свадебной амуниции. Кто-то играет свадьбу…

Спускаемся еще ниже, проезжаем мимо базара по узкой улочке, что змеится вдоль текущего с гор ручья. Но вот троллейбус заезжает на кольцо и останавливается.

– Партенит! Конечная! Выходим, уважаемые пассажиры!

Что ж, приехали, хватаю рюкзак, подхватываю под ручку Дору, выходим на мощеную плиткой платформу.

Здесь, возле моря, жара не чувствуется совсем, хотя солнце по-южному яркое, как в Англии никогда не бывает.

Дора оглядывается по сторонам.

– Это здесь так все ходят? – спрашивает она, показывая на отдыхающих в шортах и майках, кто-то, впрочем, разгуливает и вовсе в купальнике или плавках.

– Если и не все, то многие, это же курорт, до моря рукой подать. А так обычная для таких мест одежда.

– Хорошо, что я в Москве купальник нашла.

– Здесь, кстати, базар тоже есть, помнишь, мимо проехали. Может, еще чего там найдешь.

– Помню, и сходим туда.

– Конечно, сходим, фрукты только там покупать надо.

– Какие фрукты?

– Здесь, в Крыму, в июне уже вовсю черешни да абрикосы, персики уже начинаются. Уже и помидоры да огурцы свои есть. Только винограда еще нет.

– А почему?

– Виноград еще рано, он еще зеленый. Вот в августе и сентябре им тут просто объедаются. Пока же только сок виноградный выдержанный остается покупать, магазинов по его продаже, кстати, тут тоже полно.

– Это какой сок?

– Есть тут такой, с надписью «Массандра» на этикетке. Вон, к примеру, им торгуют, – я показал в сторону магазина с названием «АЛУШТА» и аншлагом типа «НЕДОРОГИЕ КРЫМСКИЕ ВИНА».

– С…сок… – Дора согнулась пополам от хохота. – Ну, ты насмешил! Обязательно этот сок попробую!

– Поверь мне, его стоит попробовать. Здесь, в Крыму, даже если каждый день новый сорт покупать и дегустировать – застрянешь на полгода, гарантирую.

– Кажется, я уже знаю, чем заняться.

– Ну, не только этим, это больше для вечера занятие, гулять по набережной да потягивать этот самый сок. Ну, а днем будем валяться на пляже, но чаще – сидеть по уши в воде.

– Где, кстати, пляж? Что-то я его не вижу.

– А отсюда на два пляжа есть дорога. Местный, городской – по переулку, вон, куда вон те люди пошли. А есть пляж санатория, в котором мы будем отдыхать. Вон, кстати, ворота, уже открыто, пойдем.

Санаторий, две путевки в который лежали у меня в сумке, стоит здесь же, проходная прямо возле троллейбусной остановки, только дорогу перейти. Так и написано на вывеске: «САНАТОРИЙ «КРЫМ» Министерства обороны СССР». Вывеска чуть поменьше гласит, какой номер воинской части присвоен этому санаторию. Тут же и вывеска, гласящая, что-де «распивать и проносить спиртные напитки запрещено», но только что на наших глазах в ворота прошла пара, пронесшая сумку с подозрительно побулькивающим содержимым. Ничего не меняется, все, как и в прошлый раз.

Заходим в калитку. Дремлющий на стуле в караульной будке седоусый ветеран при виде нас просыпается и лениво проводит по нам взглядом.

– Вы отдыхающие?

– Да, вот наши путевки, – отвечаю я.

– Сейчас поверните направо, пройдите по аллее, затем поднимитесь наверх, увидите управление, вам туда.

– Спасибо! – говорим вахтеру, после чего проходим в парк.

С тех пор, что я помнил, практически ничего не поменялось. Всё те же старые развесистые кедры, те же кипарисы, высоченными свечками выстрелившие в южное небо, те же пальмы, тот же оплетающий стены дикий виноград. Всё те же чайки, орущие дурными голосами с каждой крыши. И всё те же отсиживающиеся в тени и под кустами разномастные коты и кошки, которых здесь, в Партените, огромное количество. Пока идем по тенистой кедровой аллее, так мимо нас вальяжно так шествует дымчато-серый кот, важно задравший хвост, на нас – ноль внимания.

Два высотных корпуса санатория тоже такие же, как и были, и еще два наверху, ближе к горе, на которую нам с Дорой обязательно надо будет слазить… А вот и главный корпус.

– А, товарищ Чернов, добрый день, с приездом, – кивает нам медсестра в регистратуре. – Насчет Вас уже бронь поступила, двухместный номер. Третий корпус, двенадцатый этаж, устроит?

Третий корпус – это ж тот, где я отдыхал тогда!

– С видом на море?

– Конечно.

– Конечно, устроит. Дора, тебе как?

– Отлично! – улыбнулась моя подруга.

– Пожалуйста, заполняйте анкеты.

Заполняем, причем ходить оплачивать, как выяснилось, не нужно – это только для тех, кто сам отдыхать собрался, есть тут и такие, санаторий не закрытый. Нашу же путевку пробил КГБ, и против такого железного аргумента у местных врачей возражений не нашлось.

– Что ж, товарищи Чернов и Тонкс, – сказала нам медсестра, когда забрала у нас анкеты. – Ваш номер сто двадцать семь, ключи возьмете на вахте в вашем корпусе. Сейчас пройдите в столовую, как раз обед. Меню на выбор, ваша столовая прямо напротив корпуса. Завтрак с семи тридцати, обед с часу до двух, ужин в шесть тридцать.

– Простите, а в столовой как? Там уже знают, что мы будем?

– Конечно, ваша бронь поступила позавчера. Вот номер вашего столика, я написала, там спросите меню.

– Понятно, спасибо.

– Спасибо, что обратились к нам. Приятного отдыха!

Распрощавшись с медсестрой, направились в столовую и пообедали. Меню не сильно отличалось от того, что я помнил, разве что выбор блюд был побогаче. Отдых здесь с питанием, так это и хорошо, не надо думать, где бы купить что поесть. Знаю я южные края, привозная еда, особенно мясная, тут долго не живет. Только если свежезажаренного шашлыка поесть, или колбасы копченой, иначе за последствия не ручаемся. Впрочем, кафе, ресторанчиков и прочих забегаловок здесь должно хватать.

Пообедав, поднимаемся в свой корпус, кидаем вещи, переодеваемся. Дора, похоже, специально задалась целью меня подразнить, поскольку мало того что купальник, найденный ею в Москве, оказался весьма откровенным, так она еще и свои способности подключила, увеличив себе некоторые нежные части тела. Ух-х-х-х, в воду, и поскорее, а не то крышей съеду… Заметив мой смущенный вид, девушка только хихикнула, и мне показалось, что она сказала сама себе: «Никуда ты от меня не денешься». Поверх купальника Дора натянула шорты и футболку, впрочем, футболка та оказалась на размер меньше, чем надо, и то самое место очень даже хорошо обтянула. На мой вопросительный взгляд девушка только отшутилась.

Выходим из корпуса, спускаемся вниз по широкой аллее, добираемся до пляжа. Судя по доске объявлений, температура воздуха – плюс двадцать семь, воды – плюс двадцать два, волнение на море один балл. В кино вечером обещают показывать неизвестный мне фильм «Товарищи подводники», судя по названию, что-то про войну. А вот на следующей неделе ожидают с концертом какую-то неизвестную мне здешнюю знаменитость. Чуть ниже замечаю знакомую надпись «DDT» и портрет Шевчука, почти такой же, как у Доры на футболке. Через три дня в Алуште будут выступать. Концерт бесплатный, вечером, на набережной. Раз бесплатно, так беспокоиться о билетах не нужно, а проезд или на троллейбусе, или на рейсовом теплоходе.

У входа на пляж, возле лотка с мороженым, стенд с объявлениями об экскурсиях по всему Южному берегу Крыма от Кара-Дага до Севастополя. Чуть дальше – причал, к которому пришвартован лениво покачивающийся прогулочный теплоход.

И снова знакомая до боли картина, пляж галечный, шириной шагов так в двадцать, под навесом лежаки деревянные стоят. Находим свой, кладем вещи.

Пляж забит отдыхающими. Народу много, кто в воде сидит, кто загорает на открытом солнце, кто в карты под навесом играет. Трое дедков боевого вида режутся в «козла», только стук стоит от костяшек домино по лежаку. Тут же неподалеку торгуют пиво и закуску к пиву. Ловко лавируя между лежаками, ходят пляжные торговки, наперебой предлагая: «Пахлава медовая, чурчхэла!», «Пирожки со сгущенкой, с капустой, с вареньем!», «Горячая сахарная кукуруза!», «Шашлык из мидий, рапана!», и так далее.

– Пошли, окунёмся, – подбадриваю Дору.

– Думаешь?

– Не думаю, знаю. Зачем мы с тобой сюда приехали? Пойдем, поплаваем…

Эх-х-х-х, как же давно я не купался в море! С непривычки поначалу долго барахтаюсь на мелководье, но потом осваиваюсь. В воду заходит и Дора, но пока окунуться не решается. Приходится помочь, плюхнув водой.

– Ну ты, Гарри, и… – пытается нахмуриться моя подруга, но ее светящийся вид выдает ее с головой. – Ах, ты еще водой брызгаться? Ну, я тебя…

Так мы почти до заката пробарахтались. Выходили, обсыхали, сидя на лежаках, и снова окунались в море. А потом чуть не опоздали на ужин, зато после ужина, приняв душ и переодевшись, направились гулять по набережной. По пути купили бутылочку разливного портвейна и пару стаканчиков, но пить пока не пили.

Сумерки на юге короткие, только, казалось, светило солнце, а сейчас оно уже за горы спряталось, и повсюду зажигают огни. Зато ночь здесь яркая, звездная, и луна отражается в воде.

– Как красиво… – завороженно шепчет прижавшаяся ко мне Дора. – Как все же красиво, я такого в жизни не видела…

– Я же говорил, что тебе понравится.

– Спасибо тебе… Сюда стоило приехать только ради одного вот такого неба, такого моря…

Шли обратно – зашли на танцпол, где проходил очередной танцевальный вечер. И как раз после нашего прихода заиграли медляк, так что мы с Дорой сразу закружились в танце.

Подними глаза в рождественское небо, Загадай все то, о чем мечтаешь ты, В жизни до тебя я так счастлив не был, Для тебя одной, их так любишь ты, Эти белые цветы… Я люблю тебя до слез, Каждый вздох, как в первый раз, Вместо лжи красивых фраз Это облако из роз… Лепестками белых роз Наше ложе застелю, Я люблю тебя до слез, Без ума люблю… [106]

Сквозь неплотно задернутую занавеску несмело пробивается солнечный лучик. Раннее утро, часов пять или шесть, наверное, но чайкам орать во весь голос это совершенно не мешает.

Дора мирно спит на моем плече, обхватив меня обеими руками и разметав по постели роскошную гриву иссиня-черных волос. Да-да, сегодня ночью случилось именно то, что случилось. Не помню, когда и как между нами проскочила та самая искра, что разжигает пожар страсти, но стоило нам вечером после прогулки вернуться в свой номер, как Дора наградила меня жарким поцелуем. Что было дальше – о том деликатно умолчим.

– Милый… Милый… Как же долго я этого ждала… – сквозь сон шепчет моя девушка. Боже, как же она прекрасна… а я-то, дурак набитый, как есть Вован-дурак, все ходил четыре года вокруг да около, искал не пойми чего, не зная, что счастье – вот оно, рядом, только руку протяни. Никому теперь ее не отдам, пока сам жив буду.

Бережно целую Дору, пытаясь не разбудить, но она и сама уже проснулась.

– Доброе утро…

– Доброе утро, родная.

– Милый… Теперь ты насовсем мой… Только попробуй сказать, что тебе не нравится!

– А я что… Мне сравнивать не с чем. Но то, что было… ты была божественна. Любимая…

Дора прервала мой поток сознания еще одним поцелуем. Так что на завтрак мы тоже чуть не опоздали.

С тех пор так и повелось. Днем мы плескались в море, вечером гуляли по берегу, а ночи были наполнены любовью и нежностью.

Дора сдержала свою угрозу насчет употребления «сока виноградного выдержанного», и мы на самом деле каждый день пили какой-то новый его сорт. Сходили на базар, купили вкуснейшей черешни и сладких абрикосов, Дора же пополнила свою коллекцию весьма откровенных купальников, которыми она теперь меня и дразнила.

Мы поднялись на гору Аю-Даг, дождавшись пасмурного дня, и добрались до так называемой «Пионерской скалы», у которой, по легенде, еще Гайдар, тот самый, который правильный [107], рассказывал детям сочиненную им сказку про Мальчиша-Кибальчиша. Дальше не пошли, чтобы подняться на вершину и спуститься назад, нужен целый день, а к обеду тучи все-таки разогнало, и идти дальше стало жарко.

Съездили мы и на концерт, я сам хотел услышать, что же Шевчук в этом мире поет, да и Доре не терпелось послушать те песни, которые я столько раз ей пел, в живом исполнении их автора. Надо сказать, концерт нас не разочаровал. Напротив, тот самый классический свой репертуар группа спела полностью, мы услышали и «Дождь», и «Что такое осень», и «Актрису Весну», после которой дядя Миша [108] задвинул длинную партию на своем саксофоне. Были и «Хиппаны», и «Любовь», и «Ветер», и «Родина», а завершился концерт песней «Это всё». К моему удивлению, они спели и кое-что из того, что я привез из несбывшегося будущего, а именно песни «Новое сердце», «Ночь-Людмила» и «Потолок». Короче, три часа музыки под открытым небом как следует подзарядили нас с Дорой, да и не только нас, хорошим настроением. Возвращались в санаторий на катере, здесь, как оказалось, вдоль всего берега ходят рейсовые «Метеоры» на подводных крыльях. Троллейбусом возвращаться не рискнули, хоть троллейбусы здесь и круглосуточные, но проходная санатория уже однозначно успела закрыться – вернулись-то мы незадолго до полуночи, отбой давненько уже был…

Спустя пару недель такого отдыха на мое имя вдруг принесли телеграмму.

– Товарищ Чернов! Товарищ Чернов! – позвала меня вахтерша, когда мы с Дорой выходили из корпуса на пляж.

– Что такое?

– Вам телеграмма.

– Откуда?

– Из Ленинграда!

Беру бланк, читаю.

«ИВ ЧЕРНОВУ САНАТОРИЙ КРЫМ ПАРТЕНИТ ТЧК ПРИВЕТ ВСКЛ ВЫЕЗЖАЮ ВИТЕБСКОГО 1645 ЗПТ ПОЕЗД 47 ВАГОН 4 ЗПТ БУДУ СИМФЕРОПОЛЕ ПОСЛЕЗАВТРА 1103 ТЧК ВСТРЕЧАЙ ТЧК СВЕТА»

Подписано вчерашним днем, значит, завтра она приезжает. Надо в Симферополь ехать, встречать.

– Что такое? – удивленно спрашивает Дора. – Кто тебя уже ищет?

– Одна наша хорошая знакомая хочет составить нам компанию. Завтра в одиннадцать ее поезд приходит, просила, чтобы встретили.

– Это кто такая? С кем это ты переписываешься?

– Всех девушек, кого знаю и с кем общаюсь я, знаешь и ты.

– Вообще-то да… – озадаченно задумалась Дора. – Вот только интересно, кто бы это мог быть.

– Вот завтра и узнаешь.

На следующий день в без пяти одиннадцать мы уже стояли на перроне симферопольского вокзала. Прибытие уже объявили.

«Скорый поезд номер сорок семь сообщением Ленинград-Симферополь прибывает на первый путь. Скорый поезд номер сорок семь сообщением Ленинград-Симферополь прибывает на первый путь. Нумерация вагонов с хвоста поезда».

И точно, из-за поворота уже показался электровоз этого поезда, стучит по стрелкам, заходя на первый путь. За ним ровной зеленой лентой потянулись вагоны. Подходим к четвертому с хвоста.

А вот и Света, выходит как раз из вагона, в белом летнем платье, практически не скрывающем фигуру.

– Привет, Гарик! – кидается она к нам. – Привет, Дора!

– С…Септима? – казалось, от удивления глаза Доры стали размером с чайные блюдца. – Ч…что ты т…тут делаешь? – от волнения она даже забыла перейти на английский, так по-русски и спросила.

– Приехала на отдых, – ничуть не смутившись, отвечает Света. – Это я там, в школе, была «профессор Вектор», а здесь меня зовут Света, и прошу по-прежнему на «ты».

– Но к…как?

– Это долгая история, и не здесь ее рассказывать. Пошли, а то без компота останемся, – смеется Света. Подхватываю ее сумку, идем к остановке маршруток, на троллейбусе решили в этот раз не ехать.

Новенькая «ГАЗель» домчала нас до Партенита за два часа, как раз успели к обеду. Мы направились в столовую, Света же пошла оформлять свою путевку, а потом к нам за стол подсела. Как оказалось, товарищ комиссар выбил ей номер рядом с нашим.

Так что, начиная с этого дня, мы сидели на пляже, плескались в море и гуляли по парку уже втроем. Как Дора со Светой договорились – если честно, я так никогда потом и не узнал, да и не особо тянуло. Но как только стало известно, «кто есть ху», обе девушки подружились еще крепче, чем было в школе. Втроем мы даже на танцы сходили, на здешний танцпол в летнем кафе на набережной, на котором по вечерам прокручивали разнообразную музыку. Так-то раньше мы вдвоем с Дорой танцевали, теперь же приходилось по очереди то с одной, то с другой.

После танцев же девушки удалились в номер Светы, побеседовать «о своем о девичьем». Время было уже позднее, я лег на кровать, но когда в ночном сумраке в комнату просочились две тени, я понял, что именно сейчас произойдет. И так оно и произошло. Вот, значит, о чем девчата беседовали, ишь их, конспираторши-затейницы… а куда ж мне без них?

– Вы с ума сошли, – шепчу я им.

– Я знаю, – шепчет Дора. – Я схожу по тебе с ума уже четыре года… с тех самых пор, как на тебя упала! – хихикнула девушка.

– И я тоже, – поддержала Света. – Тогда, в первый раз, ты на меня так посмотрел, как не смотрел еще никто.

– Так мне ж и было-то тогда…

– Знаем, сколько было. Но это ничего не значит. Совсем ничего, – обе девушки посильнее ко мне прижались. – Что у меня, что у Светы были проблемы с парнями, – продолжает Дора. – А ты нас устраиваешь обеих и сразу. Что в этом плохого?

Ответа я найти не смог. Две девушки сразу? Что-то неслыханное. Нет, я понимаю, что в моей прошлой жизни такое, в принципе, уже не считалось чем-то противозаконным, но все-таки…

– Так что не переживай, милый, – как будто уловив ход мыслей, улыбнулась мне Дора.

– Все у нас будет хорошо, – поддержала Света.

Что ж, коли такое счастье, да само ко мне в руки идет, кто я такой, чтобы противиться?

Весь оставшийся крымский отпуск мы так втроем и отдыхали. Купались в море, лопали фрукты, пили вино, танцевали на дискотеке.

Так продолжалось до начала июля, пока не пришла пора сдавать номера и уезжать из Крыма. Надо сказать, ожидали мы этого дня с превеликой неохотой, ведь это означало полную неизвестность. Ладно Света, у нее дом в Питере, а у нас? Участок под землю – дадут, не дадут, еще на нем дом надо будет ставить. Сириус, впрочем, говорил про свой дом в Ростове – когда приедет и как оповестит, что пришла пора ехать на новоселье?

Больше всех, кстати, именно Света возвращаться и не хотела. Как сама она мне призналась в одну из ночей, в Хогвартсе она первые два года откровенно помирала от скуки и хандры, и только мое там появление немного оживило обстановку – русский дух почувствовала. Ну, а теперь, после двух недель курортного безумства, мы успели сродниться по-настоящему.