Текст книги "Вован-дурак (СИ)"

Автор книги: Bobruin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Торжественную речь Дамблдора прервал глухой удар, раздавшийся откуда-то снаружи и по звуку напомнивший не то столкновение «Жигуля» с «КамАЗом», не то разрыв петарды особо крупного размера. Минут через десять в Большой Зал ввалился матерно ругающийся мистер Филч, который волок за ухо чумазого Рона.

– Этот студент врезался на маггловской машине в Дракучую Иву. Причем не только врезался, а и поджег ее, спалил свой транспорт и весь свой багаж.

– Неужели? – удивился директор.

– Так и есть. Дерево сильно обгорело, и сломано три ветки.

– Какой ужас… – огорчился мнимый пацифист Дамблдор. – Надеюсь, это не увидели магглы?

– К сожалению, директор, то, как мистер Уизли взлетал над Лондоном, видели очень многие, – огорченно ответил Слагхорн. – Меня уже успели об этом оповестить.

– Что же Вы предлагаете, Гораций? Вы же декан Слизерина, Вам и решать.

– Увы, если бы мистер Уизли учился немного лучше, я бы ограничился объявлением ему выговора. Но, к сожалению, результаты мистера Уизли за первый курс весьма и весьма плачевны, он едва ли прошел минимум для поступления на второй курс. По моему предмету успехи мистера Уизли и вовсе отвратительны. Поэтому у меня нет другого выхода, кроме как просить об исключении мистера Уизли из рядов учащихся нашей школы. Вы меня разочаровали, мистер Уизли… Очень разочаровали, – горестно добавил зельевар.

– Профессор, я отработаю!

– Увы, сударь, я не вижу оснований для оставления Вас в школе. В мое время отчисляли и за меньшие нарушения, чем полет до школы на виду у магглов. Поэтому попрошу Вас сдать Вашу палочку.

– Профессор Дамблдор! Вы же обещали! – завопил Рон.

– Увы, Рональд, мой мальчик, ты очень меня подвел. Но, хотя профессор Слагхорн и настаивает на твоем исключении, я пойду тебе навстречу. Но предупреждаю, что любое следующее нарушение подобного плана, и мы будем вынуждены отправить тебя домой. Пока же это будет двести баллов со Слизерина и полгода отработок у мистера Филча тебе лично. Палочка будет выдаваться тебе только на время уроков, после окончания занятий ты будешь вынужден сдавать ее своему декану или старостам. В течение этих полугода твои поощрения, стоит им возникнуть, в зачет факультету не пойдут, а взыскания, наоборот, будут учитываться. Ты все понял?

– Понял, профессор Дамблдор… Спасибо! Спасибо! – казалось, Рон сейчас упадет на колени и расшибет себе лоб в поклонах.

– Кстати, после окончания торжественного ужина прошу зайти в мой кабинет. Мне с тобой нужно поговорить.

Так-так-так, похоже, началось. Если после этой беседы директор пожелает видеть меня, значит, беседа была на предмет неудачной попытки набивания мне в друзья некоего Рона Уизли, год назад закончившаяся вылетом упомянутого из окна вагона на перрон станции.

Прерванный ужин возобновился. А потом мы отправились в наше общежитие. Наши старые комнаты оказались закреплены за нами же. И печка посреди гостиной все так же стоит.

На следующий день, после завтрака, Рону опять прилетело вопящее письмо.

– РОНАЛЬД БИЛЛИУС УИЗЛИ!!! КАК ТЫ ПОСМЕЛ!!! УКРАЛ МАШИНУ!!! Я БЫ НЕ УДИВИЛАСЬ, ЕСЛИ БЫ ОНИ ТЕБЯ ИСКЛЮЧИЛИ!!! ПОДОЖДИ, Я ДО ТЕБЯ ЕЩЕ ДОБЕРУСЬ!!! НАДЕЮСЬ, ТЫ НЕ ПЕРЕСТАЛ ДУМАТЬ, ЧЕРЕЗ ЧТО МЫ ПРОШЛИ С ТВОИМ ОТЦОМ, КОГДА УВИДЕЛИ, ЧТО ОНА ИСЧЕЗЛА!!! ВЧЕРА МЫ ПОЛУЧИЛИ ПИСЬМО ОТ ДАМБЛДОРА, Я ДУМАЛА, ЧТО ТВОЙ ОТЕЦ УМРЕТ ОТ СТЫДА, МЫ НЕ ДЛЯ ЭТОГО ТЕБЯ РАСТИЛИ!!! ПО ПОВОДУ ТВОЕГО ОТЦА ТЕПЕРЬ ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ!!! ЭТО ПОЛНОСТЬЮ ТВОЯ ВИНА!!! ЕСЛИ ТЫ СОВЕРШИШЬ ЕЩЕ ХОТЬ ОДИН ПРОСТУПОК, МЫ СРАЗУ ЖЕ ЗАБЕРЕМ ТЕБЯ ДОМОЙ!!! – проорал конверт под дружный смех всей школы. Ну, дела… и вот эту вот крикливую мадам по канону прописали мне, то есть Гарику, в тещи? Зашибись. «Если бы Вы были моей женой, я бы… повесился».

После завтрака нас встречала мадам Спраут, ибо первым уроком у нас снова была травология, и опять с гриффиндорцами.

Мадам Спраут была довольно мрачной, что, в общем-то, не вязалось с ее жизнерадостной натурой, но, подойдя ближе, мы поняли, почему. Рядом с нею стоял Локхарт, все так же сиявший белозубой улыбкой, и что-то ей объяснял, а за ними виднелся силуэт покоцанной Дракучей Ивы, в которую вчера впилился Рон. Несколько веток дерева были натурально перевязаны чем-то наподобие бинта. Вот интересно, неужели этот Локхарт настолько, гм, сведущ в лечении больных растений? Или он, как это обычно свойственно эстрадным, сценическим и литературным знаменитостям, просто-напросто лезет затычкой в каждую бочку?

На наше счастье, Локхарт мою физиономию не распознал. А что, в газетах я не появлялся, поэтому отсутствие у меня двух главных особых примет, то есть круглых очков и шрама на лбу, осталось для почтеннейшей и не очень публики неизвестным. Так даже лучше, скрытность – лучшее оружие в моих условиях. Как говаривал дедушка Ильич: «Конспирация и еще раз конспирация!»

Локхарт что-то продолжал втирать нашему декану, но понял бессмысленность своих усилий, развязно подмигнул всем нам и удалился.

На первом уроке мы пересаживали мандрагоры. Это оказались такие корнеплоды, по виду наподобие женьшеня, которые при извлечении из земли жутко верещат. Мадам Спраут объяснила, что вопли созревшего растения способны убить человека. Зато корень, а точнее настойка на нем, весьма полезная вещь, ибо снимает любое проклятие или превращение. Интересно, из чего тут настойки делают, из водки или из спирта? Простейший аппарат по получению сырья можно сделать из обычного котла, накрыв его крышкой и подсоединив змеевик. Препод скорее всего разрешит, Слагхорн большой любитель по части всяческих экспериментов, причем он, в отличие от Снейпа, еще и вовсю приобщает к этому делу студиозусов. Так что, в принципе, ничего не мешает последовать рекомендациям гениального русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева касательно рецептуры производства водки. Надо попробовать… будем Дамблдора спаивать. Может, белочку словит, да и поедет опять в шестую палату. Там его давно уже заждались.

Следующим уроком была трансфигурация, и мадам МакГонагалл в качестве задания поручила нам превратить жука в пуговицу. У нас со Сьюзен получилось, еще преуспела Гермиона, а вот ее однокурсник Симус Финниган доколдовался до того, что жуки попросту лопались с оглушительным треском, точно как китайские петарды. Надо обратить на этого подрывника внимание Фреда и Джорджа, такой фрукт будет нам полезен. И вообще уже пора собирать партизанский отряд, а то, насколько я помню книжки, через пару лет начнется, а почтеннейшая публика сидела на попе ровно, пока резать не пришли.

После обеда мы отправились на урок к Флитвику, а гриффиндорцы – на Защиту от темных искусств, в логово к Локхарту.

Флитвик, после краткого опроса по прошлогоднему курсу, задал новую работу, по тренировке чар легкости, должных уменьшать вес поднимаемого предмета.

На следующий день Защита была и у нас. На пару со Сьюзен решили сходить, посмотреть, чему такому будет учить этот Локхарт, в которого, как показало вскрытие, беззаветно влюблены практически все девочки на курсе и даже некоторые «особо одаренные» мальчики. Слава Богу, последние в рядах нашего факультета не водились, сия зараза – больше по слизеринской части, зря, что ли, Шляпу понятиям учил?

Кабинет носил следы недавнего разгрома. Как поведали нам до этого братаны-близнецы, напомаженный хлыщ Локхарт притащил на урок Гриффиндора и Слизерина клетку с корнуэльскими пикси, то есть напоминавшими больших бабочек гуманоидными существами синего цвета и с маленькими крылышками на спине. И не нашел ничего умнее, чем их выпустить. Эти самые существа, едва очутившись на свободе, устроили в классе самый натуральный погром, рвали бумагу, переворачивали парты, пугали детей, Невилла Лонгботтома подвесили за штаны на висевшую под потолком люстру, и бедолага грохнулся оттуда вместе с ней. Локхарт же как укротитель оказался совершенно бесполезен, позорно сбежав с места действия и спрятавшись в своей подсобке. По словам братанов, сильнее всех рыдала по поводу учиненного разгрома Гермиона Грейнджер, притащившая на урок полное собрание сочинений своего предмета обожания и прямо там, на месте, его и лишившаяся, поскольку все книги были разорваны в клочья.

Все ждали нечто похожее и у нас. Иных мыслей при виде кабинета, увешанного портретами самой доморощенной знаменитости во всех ракурсах и в сотне разнообразных вариантов облачений разной степени торжественности, и не возникало ни у кого. Горький опыт двух других факультетов стоял перед глазами, и восторженная любовь некоторых особо незамутненных личностей к гению писательского таланта была уже не такой сильной.

Локхарт появился в сиянии своей мантии, на этот раз лиловой с блестками, и аромате парфюма. Взяв со стола кого-то из восторженных обожателей книжку «Йоркширские йети», он начал:

– Я, Гилдерой Локхарт, кавалер ордена Мерлина третьей степени, почетный член Ассоциации Защиты от темных сил и пятикратный обладатель премии за самую очаровательную улыбку журнала «Еженедельник для ведьм». Но дело не в этом, я ведь не избавился от лондонской карги, улыбнувшись ей.

Слов нет, одни выражения. Спич, конечно, аховый, хуже только Квиррелл выражался, не только лишь который. Так тот просто говорил в стиле приснопамятного боксера, и был, в общем-то, достаточно безобиден, этот же манерный павлин занимается самолюбованием, короче, нарцисс восьмидесятого уровня с манией величия в запущенной стадии. По прошлой жизни помню, многие эстрадные знаменитости таким же недугом страдали, хотя, применительно к ним, скорее не страдали, а наслаждались. Месье Локхарт явно из этих.

– Вижу, вы все купили полное собрание моих сочинений, и это просто отлично! – продолжал тем временем Локхарт. – Думаю, мы начнем наш урок с небольшого теста. Не волнуйтесь, это всего лишь для того, чтобы проверить, насколько хорошо вы читали мои книги, насколько вы их усвоили.

Он раздал нам бланки для тестов, а когда вернулся за стол, сказал:

– У вас тридцать минут, начинайте прямо сейчас!

Гляжу в переданный мне листок.

«1. Какой у Гилдероя Локхарта любимый цвет?

2. Какая у Гилдероя Локхарта тайная амбиция?

3. Что, по Вашему мнению, на данный момент является самым большим достижением Гилдероя Локхарта? ..»

И так далее, до пункта с номером 54, гласившего: «Когда день рождения у Гилдероя Локхарта и какой подарок будет для него идеальным?»

– Гарри, он что, совсем из ума выжил? – шепчет мне Сьюзен. – Как можно за месяц перечитать и запомнить столько книг?

– Не знаю, Сью, тайна сия велика есть, – отвечаю ей. – Некоторые, вон, успевают, Гермиону вспомни. Готов поспорить, что она успела заучить наизусть все собрание сочинений и ответила на весь этот бред правильно.

– Что есть, то есть, – улыбается Сьюзен. – А нам-то что делать?

– А нам с тобой, Сью, остается поступать по методике научного тыка. То есть, писать вместо ответа всякую белиберду, все равно она не будет отличаться от общего содержания теста.

Так и сделали. Сьюзен во всех ответах написала всякую чепуху, причем, вот ведь мое влияние сказывается, среди ответов практически все были такие, что выставляли гражданина Локхарта на посмешище. Я же поступил проще, просто и без затей поставив во всех местах для ответов стереотипное «Lecken Sie mir Arsch» [46]. Здесь ему не тут, пускай знает, что не все тут испытывают перед ним пиетет, точнее, это делают не только лишь все, есть и такие, кто в грош его не ставит.

Полчаса спустя Локхарт собрал листки и проверил их прямо перед нами.

– Ай-яй-яй, – сказал он, вальяжно прохаживаясь перед рядами парт. – Никто не вспомнил, что мой любимый цвет – лиловый. Лиловый, подчеркиваю, а не голубой, мистер Энтвистл. И нет, я не желаю получить работу в «квартале красных фонарей» Амстердама, мистер Гольдштейн. А, кстати, что это у Вас такое написано – «киш мир тухес» [47], и это в половине вопросов? И у Вас, мистер Поттер… кстати, мистер Поттер, мисс Боунс, мистер Гольдштейн и мисс Аббот не ответили правильно ни на один вопрос! Гарри, я этого от тебя не ожидал! Ты, наверное, не читал мои книги? Тогда тебе совершенно необходимо их прочесть! Кстати, а где они? Я на ваших партах их не вижу, у всех вас.

– Стесняюсь спросить, а для чего они нам? – спросила Сьюзен.

– Но как же? Я же заявил их в качестве учебного пособия! Если Вы не прочитаете моих книг, то так и не научитесь бороться с ужасными темными существами!

– С какими, например? – ехидно спросил Тони, явно намекая на перхоть и прыщи, коих подобные напомаженные знаменитости, судя по вездесущей рекламе шампуней и косметики для морды лица, обычно боятся больше всего.

– Ну… – смутился Локхарт. – Вот, например, с такими… Позвольте вам их показать.

Он удалился к себе в подсобку, долго где-то копался, потом принес и показал нам банку с некрупными жуками, полосатые надкрылья которых показались мне подозрительно знакомыми. Ну да, точно, сколько раз я их у себя на даче с картошки собирал, что их самих, что их красно-черных личинок.

– Позвольте вам представить, это… это калифорнийский пергаментный жук! Он поедает пергамент и приводит книги в состояние полной негодности! А в процессе поедания впитывает в себя магическую силу, содержащуюся в древних томах, но я научу Вас, как с ним бороться!

– Знаешь, Сью, лично мне идея ходить на уроки этого пустозвона не кажется такой уж блестящей, – шепнул я Сьюзен.

– Ты тоже так думаешь?

– Уверен. Потому что-то, что он нам показывает, это на самом деле самый обыкновенный и насквозь, представь себе, немагический сельскохозяйственный вредитель под названием «колорадский жук», который уничтожает картофельные поля и в поедании пергамента никогда замечен не был. Так что все вопли гражданина профессора – это бред сивой кобылы.

– Ничего себе, – прыснула Сьюзен. – Почему же тогда…?

– Потому что Локхарт, как мы с тобой прекрасно видим, по факту такая же фальшивая дешевка, как и все его опусы. Он пользуется тем, что маги обычно не сведущи в жизни немагического мира, вот и изобретает всякую чушь. Как говорится, не так страшен дурак, как дурак с инициативой.

– Поттер! Боунс! Вам неинтересен мой рассказ о пергаментных жуках? – обратил на нас внимание Локхарт. – Тогда однажды они съедят ваши библиотеки, и вы очень пожалеете, что невнимательно слушали мои лекции!

– Отнюдь, профессор Локхарт, – встаю и отвечаю. – Дело в том, что я немного больше разбираюсь в немагическом, или, как здесь говорят, маггловском мире, так в народе то насекомое, о котором Вы столь любезно изволили нам рассказать, называется «колорадский картофельный жук». В поедании пергамента сие насекомое замечено не было, но вместо этого личинки этих жуков уничтожают посадки картофеля, того самого, который мы употребляем в пищу.

По классу послышались смешки. Понимающе улыбнулись Тони и Сьюзен, остальные, кто происходил не из волшебных семей, тоже давились со смеху. А вот Локхарт пораженно заткнулся и уставился на меня, широко раскрыв глаза.

– Никакой магии в себе этот жук не носит, да и не носил никогда, – продолжал я. – Зато вот полям фермеров он очень вредит, и маггловские фермеры применяют ядохимикаты, чтобы его свести, или же, если посадки картофеля незначительны, собирают жуков и их личинок руками. Процесс сей весьма трудоемок, но иного способа бороться с колорадским жуком наука еще не выдумала, а естественных врагов в виде птиц у него нет.

– Но откуда ты все это знаешь? – удивился Локхарт. – Неужели знаменитый Гарри Поттер так хорошо разбирается в маггловском мире?

– К Вашему сведению, профессор Локхарт, я узнал о мире волшебников только в прошлом году, будучи одиннадцати лет от роду. А до этого жил в мире тех, кого здесь называют магглами. И жуков вот этих вот с картошки лично собирал, руками!

Смешки переросли в здоровый смех. Локхарт же покраснел аки вареный рак и, пятясь задом, скрылся у себя в подсобке. Такого позора он ожидать не мог.

– Это не преподаватель, а какое-то сиятельное ничтожество, – сказал я, когда мы выходили из класса, чтобы отправиться на обед. – Изобретает невесть что, то, чего в природе нет и в помине, и выдает плоды собственного идиотизма за великие свершения и научные открытия. А сам-то по факту и не умеет ничего. Что у гриффиндорцев вон вчера с пикси в клетке было, что у нас с колорадскими жуками.

Мои одноклассники понимающе кивнули.

Вечером Сьюзен написала письмо Амелии, и в деталях рассказала про Локхарта и его урок. Пока она это письмо сочиняла, мы еще раз поржали над неуклюжей попыткой Локхарта нас надуть. Ну да, ну да, кто ж знал, что в классе окажется человек, который сам лично насобирал не одно ведро этих жуков. Зато мадам Спраут, до ушей которой, как оказалось, обсуждение этого урока тоже дошло, была счастлива, ибо, как она нам потом объяснила, студенты и маги, разбирающиеся в садово-огородном деле, по нынешним временам были большой редкостью. Да и вообще, как мне потом за чаем поведала Сьюзен, большинство так называемых «чистокровных» родов вроде печально известного Малфоя давным-давно переложило обязанности по уходу за домом, садом и хозяйством на плечи тех самых домовиков, которых мы весной успокаивали дихлофосом на школьной кухне. На Руси же, как в моей книжке написано, домовик западный не водится, ибо традиционно враждует с домовиком русским, который для наших краев естественный обитатель. А русский домовик как раз таких аристократов, как Малфой, и не любит, ибо хозяин должен и сам за домом и огородом следить, а не то домовик ему устроит что-нибудь вредное. Попытки завезти западного домовика в Россию были, особенно когда при Петре I в Санкт-Петербург и Российскую державу понаехало множество иностранных проходимцев, магических в том числе, но завезенные домовики долго не прожили, ибо оказались несовместимы с чародейской природой Руси-матушки. Судя по статье из книжки, попытки завезти таких домовиков предпринимались неоднократно, и последний раз на тот момент их завезли иностранные интервенты в Архангельск и Владивосток, но и там сии существа прожили недолго. Последний отмеченный домовик издох в двадцать втором году, и с тех пор как минимум шестнадцать лет случаев их появления отмечено не было.

В скором времени начались тренировки по квиддичу. Мадам Спраут однажды вызвала и меня. В ее кабинете меня уже дожидался молодой человек прилизанной наружности, судя по дорогой ткани балахона – мажор.

– Вот, Гарри, наш капитан сборной по квиддичу Седрик Диггори хочет проверить, на что ты способен.

– Стесняюсь спросить, профессор Спраут, а для чего это мне?

– Как же, Гарри, – удивился Седрик. – Твой отец, он же был хорошим игроком! Так, во всяком случае, говорят в школе. Он, правда, играл за команду Гриффиндора.

– Увы, не имею никакого интереса.

– Почему? Квиддич – это же очень классно!

– Благодарю, Седрик, но мне как-то больше по душе мирные занятия, где можно не опасаться в один прекрасный момент не собрать костей от удара об землю.

– Но ведь твой отец…

– В России есть поговорка: «Сын за отца не отвечает». Пускай отец мой, может быть, и был игроком, и летал на метле, но мне такое ремесло совершенно не по душе. Можно зарабатывать себе на хлеб и другими, менее опасными для жизни и здоровья способами. А у спортсмена век недолог, постарел, потерял форму, и все про него забыли. Слышали, может, про американского боксера Мохаммеда Али, – Седрик кивнул, значит, слышал. – Пока он выходил на ринг и всех бил, публика ему рукоплескала, но как только он превратился в инвалида и покинул спорт, все про него забыли.

Седрик разочарованно кивнул, извинился и удалился. А вот мадам Спраут явно обрадовалась, ибо терять помощника по саду и огороду не хотела.

На уроки Локхарта мы со Сьюзен больше не ходили. Амелия прислала ответ, из которого мы узнали, что она, получив наше письмо, громко и долго смеялась в голос над неуклюжей попыткой доморощенной знаменитости выдать обыкновенного сельскохозяйственного вредителя за неизвестный науке вид. Об этом же вскоре узнали и в подшефном ей Аврорате. Мы просветили об этом же и Дору, и в своем ответном письме та назвала нас со Сьюзен «достойными продолжателями дел Мародеров». Все же не каждый день знаменитого писателя выставляют на посмешище перед всей школой.

Громче всего протестовала, конечно же, Гермиона. По ее словам, «нечего здесь выпячивать свое знание маггловского мира, это здесь никому не нужно, да и вообще не комильфо оскорблять столь знаменитого писателя». Ну-ну, ревнительница традиций магического мира, ну-ну. Знала бы ты, какое болото с лягушками есть по факту этот самый магический мир, не была бы ты такой восторженной. Но что поделать, если к нашим лекциям мадмуазель Грейнджер неизменно оставалась глуха аки тетерев.

Кличка «Сиятельное Ничтожество» прилипла к Локхарту намертво. Сам писатель-преподаватель, получив публичное унижение на двух уроках подряд, больше не пытался познакомить детей с «самыми кошмарными страхами», ограничившись зачитыванием своих собственных книжек и принуждением ученичков конспектировать их же. Чтобы у нас было законное основание не ходить на уроки Сиятельного Ничтожества, а его самого в упор игнорировать, мадам Спраут выписала Сьюзен, Ханне и мне справки о необходимости помощи ей по саду. Примерно такую же справку у Флитвика выбил Тони, собиравший бумаги для перевода в магический лицей Государства Израиль, что в городе Вифлееме. Позже к нам присоединились Дафна и Трейси, а вот Астория пока думала. Короче, фан-клуб писателя начал стремительно таять.

[45] Александр Розенбаум «Ша, братва» (сл.и муз. А.Я.Розенбаум)

[46] Немецкое ругательное выражение

[47] Аналогичное по смыслу предыдущему ругательное выражение, только на идиш

====== Глава десятая. А ты не пей из унитаза... ======

Интеллигент мечтает стать бутылкой,

Чтоб пивом мог залиться до затылка,

А пробку закупорить навсегда,

И чтоб не открывалась никогда!

Крестьянин хочет стать большим вагоном,

Затаренным отборным самогоном,

Большой цистерной хочет стать алкаш,

И чтоб внутри цэ-два-аш-пять-о-аш,

Спирт!

Дюна «Если б было море пива…»

Разговор с директором, которого я, скажу честно, ждал и опасался, все же произошел. Числа четвертого он меня таки вызвал. Зову в свидетели мадам Спраут, мало ли что, чтоб не было лишних вопросов.

Заходим.

– Добрый день, Гарри, мальчик мой. Проходи, – приветствует Дамблдор. – А Вы, Помона, зачем явились?

– Гарри поставил меня в известность о вызове к Вам, я присутствую как его декан.

– Ах, да, да, простите, совсем забыл. Присаживайтесь. Чаю хотите? Или, может быть, лимонную дольку?

– Благодарю, сэр, я не голоден, – вежливо отказываюсь. Во-первых, я и впрямь только что большую кружку чая навернул с булочками, а во-вторых, откуда я знаю, что за дрянь ты, борода многогрешная, в чай подмешиваешь.

– Пусть будет так, – кивает головой Дамблдор. – Я, собственно, позвал тебя, Гарри, по какому вопросу. Как поживает твоя тетушка?

– Стесняюсь спросить, какая, собственно, тетушка?

– Старшая сестра твоей матери, в доме которой ты живешь.

– А что, у моей матери была старшая сестра? – так, потоньше, потоньше.

– Неужели ты не знаешь? Гарри, мальчик мой, это же твои родственники и твоя семья.

– Какие еще родственники? Кого Вы, вообще, имеете в виду?

– Неужели имена Вернона и Петунии Дурслей тебе ничего не говорят?

– Увы, господин директор, абсолютно ничего. Я даже не знаю, кто они такие.

– Как же ты не знаешь своих опекунов? А они, между прочим, беспокоились о тебе, искали тебя все лето.

– Простите, господин директор, но по закону право опеки надо мной имеют совершенно другие люди. И именно у них я пребывал все время своих летних каникул.

– Но ведь твой друг Рональд Уизли ждал тебя у себя дома…

– Простите, Вы меня, очевидно, с кем-то перепутали. Я не поддерживаю никаких отношений с Рональдом Уизли и, что характерно, поддерживать их не собираюсь.

– А вот его сестра, юная Джиневра, этим фактом была очень опечалена.

– Повторяю Вам еще раз, профессор Дамблдор, Вы, должно быть, меня с кем-то перепутали. Я не поддерживаю с ними никаких отношений и совершенно в общении с этими людьми не заинтересован. И позвольте решать мне самому, с кем общаться, а с кем – нет. Надеюсь, это все?

– Что ж, Гарри, я тебя отпускаю, но будь, пожалуйста, более внимателен к людям. Возможно, ты слишком критичен и видишь их только с одной стороны, но в них же есть и другая! Кстати, Гарри, мальчик мой, ты не хочешь что-то мне рассказать?

Так, мать…, опять ты, пердун бородатый, мне по мозгам шаришь? А ну пшел вон нах, егулды сыктым ёкхэрэ елдыбабай [48]!

Старикан заткнулся на полуслове, и на его лице застыло такое выражение, будто бы обещанный и долгожданный «свет в конце тоннеля» оказался по факту идущим на полной скорости электровозом. Во всяком случае, Дамблдор вообще перестал реагировать на внешние раздражители, как бы уйдя в астрал. Не видя смысла дальше продолжать бесплодную беседу, встаю и направляюсь к выходу.

– Вот …! – в сердцах сказал я, когда мадам Спраут вела меня в наше общежитие. – Что этот долбаный пацифист имел в виду?

– Если честно, Гарри, я сама не понимаю.

– Не нравится ему, видите ли, что я с этим рыжим грубияном не общаюсь. Мне что, самому за себя решить нельзя, с кем дружить, а с кем нет?

– Конечно же, можно, ты здесь в своем праве. Позволь мне сказать пару слов, на правах твоего наставника?

– Да, профессор Спраут?

– Если честно, меня твой круг общения вполне устраивает. Сьюзен от тебя не отходит, вы всегда помогаете друг другу. Нимфадора, пока не выпустилась, тоже с тобой дружила. С Гольдштейном с Равенкло ты очень хорошо общаешься. Не могу не одобрить.

– Спасибо на добром слове, мадам Спраут.

– Кстати, а кого имел в виду директор, когда называл твоими опекунами?

– А, это я не хотел, чтобы он знал слишком много. Были такие неприятные в общении люди, настолько неприятные, что мне в конце концов пришлось спасаться от них бегством. Сейчас же моими опекунами являются Тед и Андромеда Тонкс, родители Доры.

– Ах, так ты у них теперь живешь?

– Да, мадам Спраут.

– Я помню Андромеду, когда она была студенткой. И Теда помню, он у меня учился. Они же в школе и познакомились, и поженились, и меня в гости на свадьбу приглашали. Прости, давно не заходила к ним, знаешь ведь, школьные дела, да и свой сад, ухаживать за ним надо. Зайду обязательно!

– Спасибо, мадам Спраут, я им передам.

– Надеюсь, ты и дальше будешь помогать мне по огороду?

– О чем речь! Конечно, мадам Спраут! Требуется помощь?

– Да, Гарри, надо бы выкопать старую малину. Домовикам я не доверяю.

– Давайте лопату, сейчас же и пойду, выкопаю.

– Спасибо тебе! Я еще Сьюзен пришлю, она тебе поможет.

На том этот нелегкий день и завершился.

Недобрый дедушка Дамблдор после того, как получил по мозгам, от меня отстал. Видимо, у него моим «псевдочукотским» заклятием отбило память, потому что он напрочь забыл все то, что успел мне сказать и о чем спросить. Может, это и к лучшему, ибо кто к нам с чем зачем – тот от того и… того, как говаривал товарищ Гоблин…

С течением времени стало понятно, что, начиная с этого года, у меня появилось как минимум двое преследователей. Первым следует считать малолетнего папарацци по имени Колин Криви, который подстерегал меня в коридорах школы, или на выходе из классов, или даже на прилегающей территории.

– Для чего это тебе надо? – спросил я его, однажды отловив в саду, где этот доморощенный фотограф прятался за кустом ежевики.

– Понимаешь, Гарри, я… я был так изумлен, когда мне пришло письмо из Хогвартса… и… я много читал о тебе…

– Ну, вот он я, увидел, и чё, легче стало?

– И… я очень хотел заснять тебя… Мои родители…

– Значит так, слушай сюда, папарацци малолетний. Ко мне и к моим друзьям больше не приближаться, иначе я твой фотоаппарат тебе же об башку раскокаю. А потом скажу, что так и было. Понял?

Колин, задушенно пискнув, интенсивно закивал головой, понял, мол.

– А теперь проваливай, и чтоб духу твоего здесь не было!

Фотографа как ветром сдуло. Вот не люблю, когда мою морду лица кто-то фотографирует, не люблю! Тем более, когда это делают без моего разрешения. По прошлой жизни еще запомнил, что от репортеров и фотографов следует держаться подальше, а места фото– и видеосъемок обходить десятой дорогой. Ибо не фиг. Мне такая слава и даром не нужна.

Но если Колин от меня все же отстал, то вторая преследовательница оставалась весьма настойчивой. Речь идет, конечно же, о той самой мелкой и рыжей, что мою персону еще в поезде искала, да найти не могла. Нашла уже в школе, и не раз и не два я натыкался на нее, торопясь на занятия. На мой вопрос «Чё надо?» младшая Уизли только краснела как рак и моментально испарялась. Так-так-так, мечтаете разжалобить, значит. Вот, мол, привыкнет Гарик к явлению мелкой и рыжей, влюбится, пойдет искать, коли чего случится, спасет, да и женится потом. На фиг, на фиг! Говорю же, похожа эта самая «Уизли № 7» на мою бывшую до степени совпадения портрэтов. И я прекрасно помню, чем наш с нею роман в прошлый раз закончился. Не так-то уж и давно сие произошло.

Так что в этой истории, в отличие от канона, мадмуазель Уизли не будет светить абсолютно ничего. А свои сказочки про прекрасного прЫнца, на белом коне который, пускай она себе оставит. Я, вон, тоже во времена оны много о чем мечтал, и девушки мне нравились такие, что не чета этим обеим. Да вот времена тогда уже были гнилые, прЫнцессы сильно гордые пошли, им богатея подавай, на черном бумере или на белом мерине, с трехэтажной виллой и личной яхтой. В Англии, кстати, это раньше всех и началось, болото капиталистическое. Как там у Маркса было? «Отношения между людьми, между мужчиной и женщиной стали предметом торга» [49]. Ох, правы были отцы-основатели, на сто процентов правы. Так что, мадмуазель, мне с Вами не по пути.

Так продолжалось до тридцать первого октября, местного праздника под названием Хэллоуин. В прошлом году торжественный ужин нам сорвало явление тролля в подземельях.

В этот же раз торжественный ужин прошел без помех и перебоев, и мы к отбою вернулись в свои комнаты, к жарко натопленной печке.

А вот на следующий день по школе полетели зловещие слухи. Как оказалось, шестикурсники с Гриффиндора, засидевшиеся где-то за распитием спиртсодержащих жидкостей, обнаружили в коридоре окаменевшую кошку завхоза Филча, а рядом с нею – надпись «ТАЙНАЯ КОМНАТА ОТКРЫТА. ВРАГИ НАСЛЕДНИКА, БЕРЕГИТЕСЬ». В библиотеке моментально исчезли все книжки по истории Хогвартса, всем сразу стало нужно узнать, что же это за тайная комната и где ее искать.

Если я точно помню канон, вход в комнату находится в заброшенном сортире на втором этаже, именуемом «туалет Плаксы Миртл». Одна из раковин там опускается вниз, открывая проход для выползания оттуда большой змеюки. Змеюка эта, то бишь василиск, как раз и обладает способностью окаменять взглядом.