Текст книги "Вован-дурак (СИ)"

Автор книги: Bobruin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

– Гарри, мальчик мой, неужели ты положил свое имя в Кубок огня? – тоном следователя спросил меня Дамблдор.

– Нет, господин директор, я к кубку даже не подходил.

– Ты просил кого-нибудь положить твое имя?

– Каким образом, собственно? Меня целый день и в замке-то не было, как мадам Спраут отрядила дров нарубить, так и пришел к семи часам только.

– Тогда как ты объяснишь тот факт, что тебя выбрали Чемпионом, причем даже не от нашей школы?

– Понятия не имею. Я сегодня весь день пробыл на лесозаготовках, и не появлялся даже на церемонии выбора чемпионов. О том, что меня выбрали, я узнал со слов Сьюзен Боунс, но решительно не понимаю, что вообще здесь произошло и при чем тут я. Нужно ли мне вообще принимать участие в этой хренотени?

– Увы, Гарри, – развел руками Дамблдор. – Мы, конечно, пытаемся что-то сделать, но вердикт Кубка обратной силы не имеет. Твое имя названо в качестве представителя команды России, значит, так тому и быть.

– Ничего не понимаю, – пробормотал себе в бороду товарищ Никонов. – Странно как-то у вас церемонии обставлены. Зачем тогда было приглашать наших ребят, когда и сами бы справились? Кстати, Гарик, – он обратился ко мне, все еще по-русски. – Не удивляйся, мне мои уже сказали, что ты по-нашему умеешь. Ты вот только скажи, правда ли это, что ты к тому кубку не подходил?

– Так и есть, Степан…

– Степан Григорьевич.

– Так и есть, Степан Григорьич. Даже чай, и то у себя в комнате пить пришлось, а так весь день дрова заготавливал, печку нашу топить.

– Печку?

– Да, печку, с моего первого курса так топим, иначе в комнатах вечно собачий холод.

– Для англичанина ты слишком обрусевший какой-то, не в обиду… Чай из самовара пьешь, печку дровами топишь… Ладно, завтра с утра приходи, думу думать будем. Я скажу, чтобы тебя пропустили.

– Спасибо, Степан Григорьич.

– И все-таки, какого же …лысого кубок выбрал не кого-то из моих ребят, а именно тебя? Что-то здесь нечисто… Ладно, сообщу в Москву, пусть там головы ломают.

Тем временем дискуссия кипела. Дамблдор недоумевал, почему моя фамилия вылетела из кубка не за Хогвартс, а за русскую команду, Флёр называла меня «маленьким малшиком», которому, дескать, сильно нужна эта тыща тугриков, мадам Максим что-то пыталась выговорить товарищу Никонову, который только отмахивался от нее, как от назойливой мухи. В конце концов слово вновь взял Дамблдор.

– Увы, ничего с этим не поделать. Имя Гарри Поттера вышло из Кубка, а значит, он примет участие в турнире, причем примет за команду России. Больше мы пока ничего не сможем сделать.

– Значит, тогда все в порядке? – радостно произнес Бэгман, которому, похоже, было глубоко наплевать и на турнир, и на его участников, лишь бы это приносило ему прибыль. – Тогда надо проинструктировать чемпионов, Барти, сочти за честь.

Мистер Крауч снова выглядел как после двухнедельного запоя.

– Первое задание – на отвагу, – монотонным голосом произнес он нам. – Поэтому мы вам заранее не сообщим, в чём оно будет заключаться. Храбрость перед лицом неизвестной опасности – чрезвычайно важное для мага качество… чрезвычайно важное… Это первое испытание состоится двадцать четвёртого ноября, и вы будете проходить его перед лицом всех учащихся школы и коллегии судей. Чемпионам не разрешается просить помощи у преподавателей. Чемпионам запрещается принимать от преподавателей какую бы то ни было помощь в целях выполнения поставленного перед ними задания. Единственным орудием, которое будет позволено иметь при себе Чемпионам, являются волшебные палочки. Информацию о втором задании Чемпионы получат по окончанию первого. В связи с тем, что участие в турнире требует огромного вложения сил и времени, Чемпионы освобождаются от годовых экзаменов…

Крауч завершил речь и повернулся к Дамблдору.

– По-моему, все? Вопросы есть?

– Стесняюсь спросить, – тяну руку я. – Мистер Крауч, а… допускается ли применение маггловских инструментов, не имеющих никакого отношения к волшебству?

– Знаете, мистер Поттер, я был бы очень удивлен, если бы это хоть как-то Вам помогло, – изобразил удивление Крауч. – Применяйте, сколько Вам будет угодно. Не вижу препятствий.

– Что ж, тогда на этом все. Чемпионы могут быть свободны, – объявил Дамблдор. – А мы тогда поговорим, обсудим детали.

Я двинул к себе, ничего не видя и не слыша.

Значит, все-таки это свершилось. П… Причем полный.

Значит, не миновала меня чаша сия. И через четыре недели мне нужно будет каким-то образом забороть дракона. А до этого выяснить отношение лично ко мне всей советской команды, как они-то отреагируют, что вместо них буду выступать я. Поддержка своего факультета… только если на своих подруг, наверное, и можно рассчитывать, ну еще Фред с Джорджем подсобят, эти хоть с чертом на сделку подпишутся, лишь бы Слизерину насолить. Хотя, змеенышей не любят все, авось и стерпят, что я играю центровым нападающим за сборную СССР.

Чуть не сбил с ног Дору. В последний момент увидел знакомое лицо, так остановился.

– Гарри, приветик! – как всегда жизнерадостно поздоровалась она. – Ну как? Что там стряслось? А то мне уже Сьюзен, Дафна и Астория на три голоса растолковали, что тебя мало того что чемпионом выбрали, так еще и за русскую команду.

– Сам не знаю, как и почему. Только приперся из леса, не успел сапоги скинуть, прибегает Сью и говорит, что меня, мол, сосчитали. Бегу туда, там мне МакКошка сразу предъяву вкатывает, не подложил ли ты, подсудимый Поттер, свинью под учебный процесс? Нет, говорю, откуда, я весь день в лесу дрова рубил. Нет, говорит, иди признавайся. Иду, там мне уже борода многогрешная говорит, не заявлял ли ты, Гарри, о своем участии, не просил ли кого? Да нет, говорю, на хрена мне это надо. Чуть отбился. В итоге французы сильно задрали нос, русский директор пообещал написать в Москву, чтобы там разобрались, что да как, а Дамблдор так, похоже, до конца и не поверил, что это не я сам придумал, а это вообще подстава чья-то. Только сказали на русский пароход прийти завтра среди дня, там будут наставления давать.

– Круто завернули! – подытожила Дора. – Значит, ты теперь не Хогвартс представляешь, а русских. А от нас кто?

– От Хогвартса – слизеринец Монтегю, который у них в этом году капитан по квиддичу. А от Шармбатона – вейла, ну, ты ее видела в Зале. Меня в ватнике увидала, так носик сморщила, что, мол, за чудо в валенках пришло. Что ж, вскрытие покажет… что смерть наступила от вскрытия…

– Злой ты какой-то, – хихикнула Дора. – Нельзя, что ли, помягче, все же девушка, хоть и вейла…

– Кто добрый был, Дора, тех сожрали давно, одни злые остались, – говорю. – Думаешь, мне это все сильно надо? Мне это участие как серпом по яй… ногам, да еще, видать, какая-то … хорошо поковырялась в кубке, раз мою фамилию даже не от Хогвартса, а от русских назвали.

В нашей общаге, вопреки моим ожиданиям, меня встретили по-хорошему.

– Ну, Гарри, хоть так, хоть так, но слизеринцам напакостить надо! – с ходу заявил Седрик. – Так что держись, мы с тобой!

– Спасибо на добром слове, – отвечаю. – Хотя, надеюсь, вам всем уже мадам Спраут рассказала, что я тут не при делах.

– О чем речь, как будто мы сами не видели, что ты вчера даже на завтрак не появлялся, а с утра пораньше взял топор и ушел в лес дрова рубить. А потом Сьюзен тебя весь вечер искала.

– Ну да, а я только к семи и пришел. Только возле печки устроился…

– И ты что, серьезно не собирался приходить на выбор чемпионов?

– Оно мне надо, после лесозаготовок-то? Как говорили умные люди, ничто так не радует глаз, как крепкий здоровый сон. Особенно после физической нагрузки.

– Так что не переживай, Гарри, если что, мы поможем!

На этой ноте и закончили. Я еще немного поболтал за жизнь со Сьюзен, Дафной и Асторией, мы попили чаю, после чего разошлись спать.

На следующий день, не успели мы позавтракать, как подошел один из вчерашних знакомых, кажется, звали его Жора Кузьмин из Пскова, и сказал:

– Гарик, здорово! Степан Григорьич просил передать, что слоны идут на север.

– Слоны идут на хер, – машинально отвечаю. – А кабинет Штирлица этажом выше.

– Так мы и думали, – говорит. – Тогда пошли, проведу.

– Пошли, – согласился я, сказав девчатам, чтобы ждали меня.

И мы двинули к пристани. Вблизи «Ленин» казался еще больше. Дымок теперь шел только из второй трубы, и был он намного жиже, наверное, основные котлы потушили, и топят только для отопления и камбуза.

Караульный у трапа ничего не сказал, пропустив на борт.

Поднимаемся по трапу на пароход. Жора доводит меня до четвертой палубы и говорит:

– Каюта четыреста тридцать восемь. Потом зайдешь к Степан Григорьичу, он тоже с тобой поговорить хотел.

– Зайдем, зайдем, тогда до встречи, – прощаюсь и иду искать каюту 438.

Нашел, стучусь. Оттуда, из-за двери говорят: «Войдите!»

Захожу. Каюта напоминает рабочий кабинет, стол стоит, на столе монитор от компа. За столом сидит офицер с майорскими погонами.

– Тащ майор, разрешите? – спрашиваю.

– А, это ты, Поттер, заходи, присаживайся. Будем знакомы, майор госбезопасности Кирюхин, особый отдел делегации СССР.

Сажусь на стул.

– Зачем вызывали, тащ майор?

Чекист смотрит мне в глаза.

– А то ты не знал. Давай, Вован, выкладывай, как ты дошел до жизни такой. Да-да, именно Вован, как тебя, судя по всему, звать по-настоящему, – добавил он, увидев мою сильно удивленную морду лица.

– К…как Вы догадались?

– Мы про тебя все знаем. Да оно по тебе и видно. Не англичанин ты ни фига, рязанскую морду твою не скрыть. Со скатерти-самобранки питаешься, печку в общаге поставил и дровами ее топишь, девушкам песни наши под гитару поешь, в ватнике и шапке-ушанке по улицам ходишь да в лес за дровами на печке ездишь. Матом ругаешься по-русски, да так, что наш боцман как услышал, так в блокнот записал особо забористые словечки да запомнить хочет. Да и ты сам только что обратился ко мне в точности так, как это делают у нас. Ну, а имя твое – это уже частность, я тебя, Гарик Вованыч, насквозь вижу. Так что давай, Штирлиц доморощенный, рассказывай.

– Тащ майор, все как есть? И с чего начинать?

– Ну, для начала с того, кто ты есть и откуда, и при каких обстоятельствах сюда внедрен. Хотя, внедрен ли… судя по твоей ошалелой роже, скорее не внедрен ты сюда был, а влип по неосторожности.

– Все так и есть, тащ майор. Только не узнает ли об этом… кому не нужно?

– Когда работает советский КГБ, остальные секретные службы помалкивают в тряпочку, – с этими словами майор положил на стол лист бумаги и взял ручку. – Короче, рассказывай уже, Гарик Вованыч Штирлиц, как ты тут оказался, сколько тут сидишь и что успел увидеть. О том, кто ты есть, те, кому не положено, не узнают. Мы своих не сдаем.

– Эх, ладно! – махнул рукой я. – Значит, так. Звать меня по прошлой жизни Вован, бишь Владимир Михайлович Левшин, родом я из города Гомеля, восемьдесят шестого, русский, беспартийный, хотя коммунистам сочувствую. Обстоятельства внедрения таковы: на даче с друзьями немного переборщил с алкоголем, просыпаюсь уже здесь, в нынешней тушке, в году девяносто первом, июля месяца, двадцать девятого числа.

– Погоди, Вован. Если ты восемьдесят шестого, то как ты выпить-то мог? Да еще и перепить, как ты говоришь. Тебе ж годков-то еще маловато, судя по анкете, тебе еще и пятнадцати-то нет. Да и говоришь ты совсем не как юнный пионер.

– Так это я здесь только три года. А там, на момент попадания, был уже две тыщи пятнадцатый, бишь от нынешнего времени двадцать один год тому вперед.

– Ого! Ну, и как там, в будущем-то? Построили коммунизм?

– Какое там построили... Капитализм там был, самый махровый. И Союза никакого не было, ибо продали его Горбачев с Шимпанадзе в девяносто первом. Продали американцам за импортные трусы и возможность на Канары ездить...

– Так, так, так, стоять, – озадаченно прервал меня майор. – Какой, к ...матери, Горбачев в девяносто первом, если его повесили за четыре года до? А Шимпанадзе, так он где-то здесь, на острове, от правосудия скрывается.

– Так и будущее было не здешнего времени. Я уже здешние газеты три года читаю, отличия невооруженным глазом видны. А там, откуда я прибыл, все было совершенно по-другому. Горбачев в восемьдесят пятом дорвался до власти, и угробил всё, до чего смог дотянуться. Советский Союз с подачи янкесов да нагличан раздробили на пятнадцать кусков, тут же передравшихся друг с другом. Армяне с азербайджанацми, абхазы с грузинами, а последняя на момент попадания война на Украине была. Развязали ее потомки бандеровцев и фашистских недобитков, дорвавшиеся в четырнадцатом до власти…

– Откуда, мать их, в Киеве фашисты? Даже в войну немцы до Киева только дошли, но не взяли его.

– Это, может быть, у вас не взяли, тащ майор. А у нас они до Сталинграда дошли, до Волги до самой. А потом назад до Берлина наши их гнали, и в сорок пятом война закончилась, девятого мая. Только и полувека не прошло, как не стало Союза, понаделали кучу самостийностей. Прибалтийские, закавказские, среднеазиатские, ну, и среди них нэзалэжная Украина. Ну, а там, на Украине то бишь, к власти западэнцы пришли, рагули львовские, униатские запроданцы, ненавидевшие люто Россию и все русское. С Кравчука все началось, который в молодости активно в ОУН состоял. А потом, двадцать лет спустя, новое поколение таких же пришло. Власть взяли, с Москвой расплевались, развязали на своей земле гражданскую войну и залили полстраны кровью…

– Твою же мать! – бахнул кулаком по столу товарищ Кирюхин. – Скажи честно, не выдумываешь ли ты все это? Какие, мать..., львовские рагули? Откуда во Львове возьмутся западэнцы... все же знают, после войны нам пришлось заселять Карпаты заново. Те самые рагули таких дел натворили, что товарищ Сталин сам лично распорядился отвесить им полной мерой все, что полагается по Уголовному кодексу. Так что сейчас у нас на Колыме легче западэнца встретить, чем в Карпатах. Или вон, здесь, в Лондоне, видел, наверное, тамошний майдан? И по Дню Победы... у нас как раз девятого мая День Победы, только год сорок четвертый, на год раньше, чем ты сказал.

– Точно так все и было, у меня дед на Первом Украинском воевал, Сандомир, Берлин и Прага.

– А дальше что? Осада Рура, Рейнская операция, Штрассбург?

– А дальше все, война девятого мая закончилась, как наши в Прагу вошли.

– Б… Задал ты мне задачу, теперь или грудь в крестах, или голова в кустах. Короче, Вован, рассказывай все как есть, как ты помнишь, а я попробую понять, правду ты мне сказал или брешешь, как мерин сивый. Только с самого начала.

– Хорошо, тащ майор. Значит, так. Попал я сюда, когда мы собрались с друзьями на даче... – и я, насколько мог полно, пересказал майору КГБ свою историю попадания в британский магический мир, а также постарался расписать, как и что творилось в покинутом мной мире. Про перестройку и гласность, что обещали и что вышло. Про Чернобыль, Сумгаит и Карабах, сдачу соцлагеря, резню в Прибалтике и Беловежский сговор. Про Абхазию и Чечню, расстрел Белого Дома и «дикий» капитализм на народной крови, двойное обрушение всего и вся, гибель сотен заводов и смерть от безысходности сотен тысяч людей, не нашедших себя в буржуазной Россиянии. Рассказал и про киевские «Майданы» четвертого и четырнадцатого, войну «трех восьмерок», сочинскую Олимпиаду и возвращение Крыма, а закончил достаточно мрачными перспективами насчет развития событий в покинутом мной мире.

Чекист исписал моими показаниями три листка бумаги. Затем, когда я все же закончил свою речь, он протянул листки протокола мне, чтобы я, прочитав написанное, в конце добавил «С моих слов записано верно» и расписался, а затем выдал вердикт:

– Короче, так, Гарик Вованыч. Одно из двух, или это все на самом деле так и было, или ты все это выдумал, но специально репетировал. Однако для вранья все тобой сказанное слишком связно и правдоподобно. Значит, и вправду не засланный казачок, а жертва обстоятельств. Многие из тех, кого ты упомянул, и в самом деле у нас были, и речи говорили похожие. Ну, а Путилов, Владимир Владимирович, который в твоей истории в двухтысячном стал Верховным, у нас недавно назначен зампредом КГБ с присвоением очередного звания «комиссар госбезопасности второго ранга» [80]. Значит, так. Твою тему я беру в разработку, показания передам по адресу, пусть там решают. Сам-то для себя чего желаешь?

– Репатриации в Советский Союз. Не по своей воле я в Англию попал, так по своей хочу убраться отсюда.

– Это уж как мое начальство решит, хотя буду ходатайствовать, чтобы разрешили, и бумаги передам вот эти. За неделю должны решить, и я тебя вызову. А пока тебе для ознакомления даю учебное пособие, – майор снял с полки книжку «История СССР». – Прочитать и проштудировать. Если хочешь получить советское гражданство, то будешь сдавать историю. Хотя, может быть, как советский в прошлом гражданин, желающий репатриации, и получишь какие-то льготы, но особо не рассчитывай, решать тут все равно не мне. Что смогу – то сделаю.

– Спасибо, тащ майор.

– Не за что! Иди, тебя еще там Степан Григорьич вроде как ждет. К нему в пятьсот шестнадцатую каюту. Ему, кстати, можешь сказать, кто ты и откуда, без подробностей, естественно, это я ему сам объясню, а вот остальным, до моего разрешения, категорически нет. Биографию еще будем придумывать. Все, в следующий раз вызову.

– Тащ майор, разрешите идти?

– Иди уже, Гарик Вованыч.

Выхожу и иду искать товарища Никонова.

– Ну, что? – спросил меня Степан Григорьевич, когда я вошел в его каюту.

– Все в порядке. Товарищ майор разрешил перед Вами раскрыться.

– И?

– В общем, я никакой не англичанин. Наш я, русский. А сюда как попал… душа после пьянки в другую тушку перескочила.

– Бывает, бывает… – усмехнулся товарищ Никонов. – По тебе оно и видно, что не англичанин ты. Это все?

– Не совсем. Но подробности Вам товарищ майор объяснит, у него это лучше получится.

– Что ж, пускай так и будет. Я тебя, собственно, почему вызывал. Объясни-ка ты мне по порядку, как ты, голубь сизый, влез в этот турнир? А заодно поведай, как и чему тебя тут учили. То, что ты сюда попал не по своей воле и как ты это сделал, мне понятно. А дальше-то что было?

– Дальше было вот что. Проснулся я после пьянки, дико голова болела, попытался встать – увидел, что руки-ноги не мои, мелкие какие-то. Мне ж все-таки накануне попадания под тридцатник уже было. Ну, думаю, все, словил белочку, мерещится, что в детство впал… – и я рассказал советскому магу свою историю с момента попадания. Степан Григорьевич только усы теребил.

– Да уж, помотало тебя, – сказал он, когда я закончил рассказ. – Значит, ты все же наш. Я еще послушаю, что мне Николай Палыч скажет, ну, особист наш, майор Кирюхин, то есть, но, думаю, у него мнение схожее. Значит, так. Учись ты, чему и учился у себя, но на тренировки приходи к нам. Не я тебе помогу задания исправлять, так наши ребята. С ними я вчера говорил, они против тебя зла не держат. Будут натаскивать. Еще, ты, кажется, на гитаре играешь?

– Играю, и песни пою.

– Так приноси гитару свою, споешь нам. И друзей-приятелей своих с подругами приводи, будем крепить дружбу народов.

– Сделаем, Степан Григорьич.

– Вот и сделай. Тебе, вижу, книжку Кирюхин дал? Хорошо, иди, читай, потом еще побеседуем. До двадцать четвертого еще время есть, даст Бог, поднатаскаем. Кстати, что ты имел в виду под «маггловскими предметами»? Не оружие ли, часом?

– Именно его и подразумевал. В том числе пулемет системы «Максим», из которого я в том году дементоров истреблял.

– Иди ты? Серьезно?

– Более чем. Показать?

– Поверю на слово. Потом представишь список наличного вооружения.

– Я так подозреваю, что мне так легко разрешили использовать немагическое оружие только лишь потому, что здешние министры-капиталисты не догадываются о его возможностях. Как я уже тут посмотрел за три года, британские маги отстали в развитии от не-магов лет так на сто, а во многих отраслях и на все двести.

– У нас в Советском Союзе такого нет. Мы в ногу со временем идем.

– Хотелось бы Родину повидать, три года не был.

– Так и повидаешь еще. Мы своих не бросаем, коли захочешь после турнира у нас осесть – милости просим…

На первый раз товарищ Никонов никаких инструкций мне не давал. Но, когда я возвращался в замок, выяснилось, что время уже обеденное, и меня тут же взяли в оборот мои друзья и подруги, после чего подвергли допросу на предмет того, с кем и о чем я так долго беседовал на русском пароходе. Списал на дела учебные. Увы, но раскрыться перед всеми я пока не мог, о моем иновременном для этого мира происхождении пока, кроме майора-особиста, не знал никто, даже Дора.

Книжку ту я все-таки прочитал, и в следующий свой визит на пароход сдал зачет товарищу майору.

Как оказалось, история СССР пошла не туда, куда я знал, как минимум с семнадцатого года. Февральская революция здесь прошла, как и там, царя предало его же окружение, вынудив отречься от престола, после чего те, кто стал новой властью, в один момент развалили армию и флот. И такой беспредел тянулся до Октября, пока большевики не арестовали Временное правительство. Причем здесь Керенского таки поймали, не дав сбежать за границу.

Дальше – больше, немцы продолжали наступать, Совнарком бежал в Москву, но доехал туда не весь. Как выяснилось, где-то недалеко от Твери спецпоезд потерпел крушение, несколько вагонов оказались разбиты, и это стоило жизни Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Мартову и многим другим. Сам же Ленин выжил, но до конца своих дней передвигался на каталке и в делах государственных с тех пор практически не участвовал. Освободившийся вакуум заполнили люди из большей частью выжившей сталинской команды – сам Сталин, Киров, Молотов, Микоян.

Как результат, вместо воплей о грядущей мировой революции и построения «Земшарной Республики Советов» практически сразу стали говорить о строительстве социалистической, народной власти в отдельно взятой стране. Более того, пойманный Керенский, которого в питерской ЧК допрашивал лично Дзержинский, раскололся на месте и признался в роли англичан и французов в организации беспорядков в России. Это тоже сыграло на руку большевикам, ибо они смогли таким образом убедить примкнуть к ним ряд бывших царских генералов, в моей истории оставшихся белыми – Деникина, Слащова, Кутепова, Дроздовского и ряд других. Они, конечно, большевиков не любили, но прощать союзникам предательства не собирались.

В качестве доказательства серьезности намерений генералам был предъявлен вывезенный из Екатеринбурга бывший император Николай II. Собственно Николая после этого никто не трогал, последний царь спокойно жил со своей семьей в Ливадии до своей смерти в сороковом году. Младшая из царевен, Анастасия, как выяснилось, стала в этом мире супругой товарища Сталина, и пережила своего мужа на семнадцать лет, скончавшись в 1978 году. Она родила ему троих детей, дочь Светлану и сыновей Василия и Георгия. Самого товарища Сталина не стало в шестьдесят первом, и он еще успел увидеть полет в космос Юрия Гагарина.

Гражданская война здесь закончилась на год раньше, в девятнадцатом, а вспомнивших на следующий год о своем былом величии поляков встретил весьма горячий прием от объединившихся Деникина и Буденного. Они гнали польскую армию так резво, что дошли до Варшавы и заняли правобережные предместья. На том поляки запросили мира, не желая терять всего остального, однако генерал и командарм были несговорчивыми, так что Варшаву и Мазовецкую область бравые шляхтичи, скрипя зубами, все же отдали нам. Столица Польши с двадцатого года была в Кракове, Варшава стала центром Мазовецкой советской республики, Белосток и Люблин – рядовыми областными центрами. Галичина со столицей во Львове также была превращена в отдельную союзную республику.

Досталось и румынам, уже подумывавшим было об аннексии Бессарабии, но воплощение этих замыслов в жизнь самым беспардонным образом сорвалось. Генерал Дроздовский, ставший за этот бой кавалером Ордена Красного Знамени, не только румын встретил, но и погнал их прочь, причем так, что захватил в итоге Яссы, Галац и Сучаву, да так и не вернул, после заключения перемирия оставив их за Советской Россией. Где эти города в настоящее время и пребывают.

Аналогичным образом в двадцатом разделались с финнами, и генерал Маннергейм, преклонив колено, протянул свою шпагу красному комфронта Слащову. Финляндию пока присоединять не стали, ограничившись статусом протектората и вассала, но для гарантии жестоко обкорнали, забрав Выборг, Печенгу и еще множество других населенных пунктов, и провели межу именно там, где было больше всего рек и озер. Впрочем, как бы финны ни бухтели поначалу о своей самостийности, а все же в сороковом вошли в состав СССР, где и пребывают по сей день.

Досталось в итоге и норвежцам, вздумавшим в двадцать втором отправить на наш Север свой флот для защиты собственных браконьеров от наших пограничников. Неприятной неожиданностью для Норвегии стали наши броненосцы «Пролетарий» и «Революция», отобранные в двадцатом у не успевших спохватиться английских интервентов, базировавшиеся на Мурманск и поджидавшие непрошеных гостей, что называется, с распростертыми объятиями. Закончилось все для норвегов весьма печально, им здорово надавали по мордам, а потом нещадно оттяпали на память всю провинцию Финмарк, пограничную с нами, а также архипелаг Шпицберген, коему вернули древнее поморское название Грумант. Норвежский промысловый флот в ходе этого набега сильно поубавился в численности, а пленные браконьеры, те, кому не посчастливилось выжить после столь радушной встречи, еще долго потом махали лопатами на стройке Беломорканала под пристальным надзором тогдашнего ГПУ.

Экономический кризис двадцать восьмого ударил по Европе и Америке намного сильнее, чем это было у нас, в том числе за счет несуществования в этой истории Коминтерна и, как следствие, отсутствия поддержки «мировой революции» за счет Советской России. Почетное право раздувать мировой пожар товарищ Сталин предоставил самому рабочему классу капиталистических стран. Как результат, когда экономика США, Великобритании, Франции и Германии стала рушиться, Советский Союз под шумок и через подставных лиц скупил целые заводы, вывезя их вместе с рабочими, которым предложили трудоустройство в СССР. Ну, а американские пролетарии, которым было сделано столь щедрое предложение, валили в Союз так, что пароходы, на которых увозили заводское оборудование, трещали по швам. После такой беспрецедентной операции промышленная мощь Союза резко возросла, к примеру, станки с бывших заводов «Дженерал Моторс» потом исправно работали на Уралмаше, а бывший паровозостроительный завод Балдвина доехал до города Улан-Удэ, где и заработал спустя какое-то время. Не было здесь, как оказалось, и закупки шведских паровозов за русское золото, вместо этого, как грянул кризис, наши благополучно скупили на корню весь завод и вывезли его на нашу территорию. А паровозы построили у нас.

В итоге к тридцать третьему году Советский Союз получил задешево множество промышленных предприятий, заводов и фабрик, и кризис его не затронул от слова «совсем», а западные капиталисты остались с кучей денег, на которые нечего было купить. С целью вернуть производство и увеличить прибыль западной буржуазией был срочно найден и приведен к власти Гитлер, поставивший целью своей внешней политики построение «тысячелетнего Рейха» за счет всех сопредельных земель. И это ему почти удалось, в тридцать восьмом Рейх слопал Австрию, в тридцать девятом – Польшу, в сороковом – Францию, а в сорок первом попёр и на нас. Но меньшая промышленная мощь Германии и возросшая наша (по сравнению с тем вариантом истории, что помнил я) сделали свое дело, немцев остановили по линии Рига-Полоцк-Смоленск-Гомель-Киев-Кировоград-Одесса, и уже зимой сорок первого – сорок второго погнали назад. Берлин взяли осенью сорок третьего, а весну победного сорок четвертого встречали за Рейном, на границе Эльзаса с Францией, где навстречу нашим вышли американцы и англичане.

К моему удивлению, среди стран немецкого блока, с нами не воевавших, в этой истории, помимо Болгарии, оказалась Венгрия. Венгерский диктатор Хорти трезво оценивал свои возможности и войну Советскому Союзу не объявил, несмотря на все просьбы Гитлера. А может быть, еще и потому, что Советский Союз пообещал мадьярам Трансильванию, отобрать у румын и вернуть венграм. Вроде как перед самой войной Хорти со Сталиным лично встречались. Впрочем, помогло это адмиралу мало, в сорок втором Хорти был смещен и на его место немцами поставлен Салаши, лидер местных фашистов. Однако Юго-Западный фронт под командованием маршала Кутепова было уже не остановить, Будапешт был окружен и впоследствии капитулировал, Хорти вернулся на свое место и благополучно правил Венгрией еще семь лет, пока в пятидесятом не сдал власть лидеру победившей на выборах Партии труда Яношу Кадару.

Англичане и американцы, в моей истории после гибели Советского Союза приписавшие себе единоличную честь победы над фашизмом, в этой версии событий поимели намного меньший кусок континентальной Европы. Норвегия (без заполярной части), Дания, Голландия, Валлония с Фландрией, бишь два куска распавшейся Бельгии, Испания с Португалией, Южная Италия – вот и все. Поначалу и французы были в НАТО, но де Голль в шестьдесят шестом сильно поругался с американцами и из НАТО вышел, предпочтя сохранять нейтралитет между двумя блоками и взаимовыгодно со всеми торговать. Де Голля в этой реальности можно было понять, ибо соцлагерь в лице единой и вполне себе монолитной ГДР непосредственно граничил с Францией. От германского Эльзаса до Парижа не так-то уж и далеко, и это гордых французов вполне отрезвляло.

Итоги Великой Отечественной были таковы: СССР получил под свой контроль ВСЮ Германию (а не только северо-восток, как у нас), южную часть Дании и остров Борнхольм, Финляндию, цепочку стран «народной демократии» от Польши до Югославии, Грецию, куда наши успели раньше англичан, а также Северную Италию, тоже под шумок занятую нашими вплоть до самого Монако. На Ближнем Востоке под нашим контролем после Победы оказались Турция, Иран, Сирия, Ливан и Палестина, из которой в сорок восьмом с подачи товарища Сталина сделали Израиль. Восток Дальний оказался представлен Манчжурией, Синцзяном и Монголией, вошедшими в состав СССР, а также единой Кореей и Северным Китаем, подконтрольными, но не входящими.

Суверенитет Польши после войны попросту не стали восстанавливать, окончательно поделив земли между СССР, ГДР и Чехословакией. Мазовецкая ССР была разжалована до обычной области, а Галичина и вовсе до пятьдесят второго года пребывала на карантинном положении, ибо НКВД чистил местные горы от бандеровцев и прочих протоукров. Чистка оказалась настолько результативной, что после снятия карантина те края за крайней малочисленностью коренного населения проще было заселить заново, что и сделали.