Текст книги "Гималайские маки (СИ)"
Автор книги: Ayris S.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
Он выпил еще чая, чтобы окончательно прийти в себя и потянуть время в надежде, что Мака успеет заснуть. Не хотелось разговоров.
Когда Соул все-таки забрался внутрь и понял, что его эксповелительница соединила спальники между собой, снова пришлось чертыхаться себе под нос. Нет, так безусловно теплее, в логике тут не откажешь, но, бля… Он же не давал обет воздержания, чтобы так запросто лежать рядом с Макой… без всяких посторонних мыслей и желаний. И в этом она не изменилась: ох уж эта ее то ли высшая степень доверия, то ли святая наивность.
Молодой человек осторожно залез в двуспальный кокон, устроился поудобней – у своего края, чтобы не касаться девушки, – и застегнул молнию спальника. Закрыл глаза в надежде провалиться в сон от усталости, но слова старухи настырно лезли в голову, прогоняя дрему.
Выбор. О каком выборе идет речь? Почему он вообще должен выбирать?
Линг Янг или Мака Албарн…
Соул размышлял. Да он быстрее сам сдохнет, чем допустит смерть одной из своих повелительниц. Одна должна умереть? Отлично. Пусть тогда это будет ведьма. Нужно найти Линг и убить старуху, а потом сожрать ее душу… Соул Итер не собирается играть по правилам полоумной бабки. Соул Итер благодаря ей наконец станет Косой Смерти.
Все будет хорошо… Мака права.
Молодой человек улыбнулся сам себе и прислушался к ровному дыханию девушки сбоку.
«Есть огонь, который дает свет, есть огонь, который дает тепло, а есть огонь, который сжигает дотла».
«Ты так далеко, что можешь видеть только ее свет, но не ощущаешь ни тепла, ни жара».
И правда, только холод… Как же он устал от холода…
– Согрей меня, – внезапно вырвалась у Соула мысль наружу.
Комментарий к Глава 27. Все будет хорошо
* Озеро Нам-Цо – бессточное солёное озеро на юго-западе Китая в Тибетском автономном районе. Является третьим по величине соленым озером КНР и самым высокогорным из соленых озер всего мира. Нам-Цо – одно из шести священных озер Тибета, место паломничества буддистов.
**Хребет Тангла – обобщающее название горных массивов и разнонаправленных коротких хребтов в центральной части Тибетского нагорья в Китае. Обычны сильные ветры. На высочайших вершинах расположены ледники.
========== Глава 28. Гималайские маки ==========
Озеро Нам-Цо, четверг, 0:31 a.m.
– Согрей меня, – раздался полушепот в темноте.
Мака как лежала спиной к Соулу, так и осталась лежать, даже не шелохнувшись:
– Ничего не перепутал? – обиженно зашептала она в ответ. Хотя к чему этот тихий голос, тут на добрую милю вокруг ни души. – И часто Линг согревает тебя холодными ночами?
Когда дело касалось внешнего мира, будь то идиот-Тао или разбушевавшийся дракон, наверное, у них неплохо получалось ладить, но стоило остаться наедине – все взаимопонимание рассыпалось карточным домиком. Вот и сейчас Маке казалось, что Соул начал задирать первым, но она и сама была хороша, раз не смогла сдерживать язык за зубами, да и, пожалуй, даже не пыталась этого делать. Сначала грубое «хватит пялиться», а потом просьба согреть никак не соотносились друг с другом ни интонацией, ни настроением. Но режим обиды уже включился, а Мака так вымоталась за день, что на вежливость или обдумывание ответов сил не осталось.
Она услышала, как Соул за спиной глубоко вздохнул, но ее вопрос так и остался без ответа. Прошло больше минуты, прежде чем он все же произнес:
– Ни разу не согревала. – А потом вдруг уверенным тоном констатировал: – Ты ревнуешь.
– Просто любопытство, – попыталась соврать Мака темноте перед собой.
Ревность к Линг у нее определенно была, только вот как к повелительнице или же как к девушке Мака не знала и разбираться в своих чувствах не хотела.
– Линг только недавно пятнадцать исполнилось. Ты, правда, думаешь, что я способен на такое по отношению к ней? – спросил между тем Соул.
– Нам было по шестнадцать… не сильно старше, – напомнила повелительница.
– И к чему это привело? – он усмехнулся. – У меня какой-то херов талант разочаровывать всех женщин, которые мне дороги. Маму, тебя, даже Линг уже умудрился…
– Ты меня никогда не разочаровывал, Соул.
– Когда я получал неуд по контрольной, или забивал на уроки, или сжигал к херам наш ужин, ты, кажись, так не считала.
Мака недовольно закусила губу:
– Я не об этих мелочах, сам же понимаешь.
Сейчас те полудетские обиды и ссоры казались смешными и не вызывали ничего, кроме улыбки. Грустной, потому что былое казалось беззаботным, а они счастливыми. Прошлое напоминало их квартиру: уютную, маленькую и теплую, где даже стены между спальнями не разъединяли, а просто ограждали личное пространство, в которое можно было ворваться без зазрений совести. Настоящее казалось этой самой палаткой. Здесь не было стен, зато был холод и ничего кроме холода. Снаружи, внутри и между ними.
Соул зашевелился, устраиваясь поудобней. К Маке он так и не прикоснулся.
– Давай уже спать, – сказал и потом добавил очень тихо: – Спокойной ночи.
Ей не хотелось желать спокойного сна в ответ, потому что это бы означало окончание разговора и тишину, а тишина плодила мысли. Мака и сама не поняла, к чему ляпнула:
– Если в следующий раз захочешь что-то показать, просто позови, а не швыряйся камнями.
Просто вдруг захотелось, чтобы Соул знал – она поняла его желание показать ей звезды, даже если он и не хотел сознаваться в подобном порыве.
Мака не ждала ничего кроме ехидства и усмешки в ответ. Чего еще можно ожидать от Соула Итера? Однако вместо этого услышала:
– Следующего раза никогда не будет, Мака. Ты вернешься в город Смерти, а я останусь здесь.
Она невольно сжала кулаки и крепко зажмурила глаза. Никогда. Страшное слово, приговором слетевшее с губ. Это не стало для нее неожиданностью, просто погасило внутри маленькую надежду на чудо: Соул вернется и все будет как прежде. Не будет. Наивная мечта наивной девочки. История повторяется. Правда Маке уже не двенадцать, она не вздрагивает каждый раз от дверного звонка и не бежит открывать в надежде, что мама вернулась. Ведь шесть лет прошло, а мамы все нет. И совершенно неважно, что женщина, давшая ей жизнь, возможно, почти не вспоминает дочь или занята устройством своей личной жизни. Мака любит ее как прежде. И ждет.
Соул не мама. Но Соула она тоже ждет домой. И любит как прежде. И будет ждать всегда. Потому что Соул – тоже часть ее семьи.
И если впереди ее ждет только «никогда», то не пошла ли к черту обида из-за брошенных уставшим человеком слов. Мака не дала себе шанса начать сомневаться в правильности решения, а просто перекатилась на другой бок и прижалась к Соулу.
Вышло как-то неуклюже, в таком положении вряд ли расслабишься: и коленки мешаются, и руки девать некуда. Ох ты ж. Спать рядом – тоже уметь надо, оказывается. Ей показалось, что Соул сначала растерялся от такого внезапного порыва, потому что тоже напряженно замер на несколько секунд, а потом обхватил Маку за талию и без единого слова в две секунды развернул спиной к себе.
– Так лучше, – удовлетворенно шепнул в затылок и просунул вторую руку ей под голову.
Наконец-то стало теплее. А еще впервые за многие месяцы повелительница заснула с улыбкой на лице.
***
Мака брела вперед. Неторопливо, чтобы не пропустить капли крови на лепестках.
Бальное платье вряд ли предназначалось для подобных прогулок. Черное кружево подола цеплялось за красивые – выше колена – цветы под ногами, отчего голубые лепестки срывались с цветоложа и невесомым шлейфом тянулись вслед. Босые ступни приминали бледно-зеленые стебли с листьями, и сизое колючее опушение на них царапало ноги в кровь. Впрочем, боль Мака не ощущала. Зато ощущала холод. Волны озноба катились по обнаженным плечам и рукам, забирались под ажур кружева на груди и сводили судорогой ноги под пышным подолом. Причина холода – ледяной туман, не давал возможности разглядеть ничего, кроме маков под ногами с редкими каплями крови на них. Маки. Странные голубые маки, белый туман, черное кружево, алые точки крови и больше ничего. Ни звука, ни колыхания воздуха, даже свое дыхание девушка не слышала в этом леденящем душу месте. Туман поглощал все.
Как она здесь очутилась, да и где здесь – ее сейчас не заботило. Но одно Мака знала точно: кровь приведет ее к разгадке. Поэтому она шла вперед. Только вперед.
Шаг. Где-то далеко-далеко раздался удар барабана. Еле слышный для человеческого уха. Бом.
Еще шаг. Бом.
Мака остановилась, и барабан умолк.
Снова шаг. Бом.
Чуть ускорилась. Барабан тоже.
Два быстрых шага. Бом-бом.
Пауза. Тишина.
Шаг. Бом.
Страшно? Пока нет. Тревожно? Уже да.
Мака побежала, и дробь побежала по натянутой коже неведомого барабана в том же темпе. А может, это не барабанщик подстраивался под ее бег, а может, это она сама подстраивалась под ритм барабана. Быстрее и быстрее. Вперед по голубому полю маков, вдоль кровавого следа из капель на лепестках. Белая пелена рассеивалась впереди, чтобы тут же сомкнуться за спиной молочным киселем.
Чуть ссутуленный силуэт Мака узнала сразу, как только увидела в клубах фигуру впереди.
– Соул! – еле разлепив озябшие губы.
Он остановился и обернулся: темная толстовка, темные штаны, волосы цвета тумана, а глаза – кровавых капель на маках. И не только глаза. В испачканных ладонях Соул бережно держал тоже красное. Мака поняла, что это такое, только когда подошла к молодому человеку вплотную. Сердце. Теплое, живое, пульсирующее сердце величиной примерно с кулак. Человеческое. Из неровно оторванного куска аорты на маки капала кровь, с окровавленных ладоней тоже.
Повелительница смотрела на руки Соула, не в силах оторвать взгляд. Отчетливо видела узоры линий на ладонях – красные паутины; полукружия ногтей – кровь была и под ними; бурые подсохшие ручейки, убежавшие по рукам и впитавшиеся в рукава толстовки. Биение сердца не прекращалось.
К горлу подступила тошнота. Мака еле оторвала взгляд от рук и подняла его на лицо своего бывшего напарника:
– Что все это значит? – спросила почти шепотом и вздрогнула, на лице Соула тоже была кровь: еле заметные брызги на щеках и подбородке.
– Пошли со мной. Все сама увидишь, – беззлобно улыбнулся он в ответ и снова двинулся в туман.
Выбора не было. Мака пошла следом.
– Зачем тебе это сердце? – спросила она самый безобидный из возможных вопросов, потому что спрашивать чье оно и как Соул его достал Маке отчего-то было страшно.
– Отдам старухе-тибетке, а она скормит его Цати. Тогда демон больше не будет меня преследовать. Круто, да?
Маковое поле закончилось, а безжизненная каменистая почва под ногами пошла вверх под небольшим уклоном. Острые сколы камней начали впиваться в ступни Маки, будто поверхность под ногами была усыпана ножами. Каждый шаг давался с трудом, но девушка и не думала останавливаться.
– Что за старуха? – снова задала вопрос повелительница, хотя уже догадывалась, кого имеет в виду Соул. Ведьма из деревни. Наверняка он несет сердце ей.
Молодой человек ничего не ответил, вместо него заговорила старая бабка, вдруг оказавшаяся прямо перед ними. Тибетка сидела на каменном уступе подогнув колени, а скала за ней двумя перпендикулярными трещинами и игрой светотени образовывала узор свастики, который Маке был хорошо знаком по амулетам. Туман не трогал ни старую тибетку, ни скалу за ней, волнами огибая пространство.
Бабка смотрела на Маку в упор и неприятно скалилась беззубым ртом. Она казалась очень старой: глубокие морщины избороздили темное от тибетского солнца лицо, выцветшие глаза были глубоко посажены и почти терялись под густыми седыми бровями, бесцветные губы тонкой полосой окаймляли рот, а широкий нос казался слишком большим. В седых волосах тибетки, заплетенных в неприглядного вида гнездо, вплетенные камешки бирюзы выглядели неуместно ярко и сразу привлекали внимание.
– Не думала увидеть тебя, чужестранка. Ты ведь не плод его, – ведьма кивнула в сторону Соула, – фантазии. Ты каким-то образом очутилась в его сне. Впрочем, так будет даже лучше. – Старуха протянула дряхлые руки вперед и обратилась к молодому человеку: – Давай сердце. Сейчас я освобожу тебя от демона, как и обещала.
Соул отдал сердце ведьме и привычным жестом обтер руки от крови о штаны, словно это была краска или моторное масло. Так обыденно и безразлично, что к горлу Маки подступил комок отвращения. Про свою спутницу он даже не вспомнил, все его внимание было приковано к ведьме, а радостное предвкушение в глазах свидетельствовало, как он жаждет поскорее избавиться от своего демона-проклятия.
Тибетка подняла сердце над головой и нараспев начала читать заклинания. Шепеляво. Неразборчиво. Ее голос то поднимался до верхней ноты, то хрипотой падал вниз. Слов Мака не понимала, но и без этого знала, что ведьма призывает Цати. Хотя зачем? Демон ведь все это время был здесь – белый ледяной туман над маковым полем ждал, когда же ему достанется угощение.
Холод стал почти невыносимым, а сгустки тумана пришли в движение, заклубились, закрутились бесплотными вихрями-торнадо над старой ведьмой. Утробный рык огласил округу, и белые щупальца Цати потянулись к сердцу в руках тибетки.
Сил смотреть дальше у Маки не осталось. Ей казалось, что кожу прокололи миллионами ледяных игл. Черное кружево покрылось инеем, а пар от дыхания плотными облачками повисал в морозном воздухе. Холодно. Нестерпимо холодно. Девушка обхватила себя за плечи, пытаясь согреться и проклиная сонную фантазию Соула относительно выбора ее наряда. Она присела на корточки и попыталась сжаться в комок. Только бы хватило сил не заснуть, не дать глазам сомкнуться, не позволить себе нырнуть в небытие, которое манило и грозило… Вот только чем? Пробуждением или смертью? Бормотание старухи убаюкивало колыбельной, и все перестало казаться важным. В конце концов, ведь ведьма помогает Соулу избавиться от проклятия, а значит с ним все будет хорошо. Так к чему беспокойство, к чему тревоги? Может, просто закрыть глаза и немного поспать?
– Чье это сердце? – все же спросила Мака из последних сил.
Бормотание резко оборвалось, и в наступившей тишине ведьма ответила:
– Обернись и увидишь.
Девушка нашла в себе последние крохи сил, чтобы обернуться. Туман бесследно исчез, зато теперь под скалистым уступом до самого горизонта разлилось голубое поле маков, которое там, вдалеке, перетекало в такое же небо.
Безупречная лазурь.
Лазурь была повсюду, кроме двух островков-клякс в абсолютной чистоте. Черно-красное и буро-желтое: негармоничное, диссонирующее, ужасающее.
Мака смотрела и не хотела верить. Надеялась, что это обман зрения, потому что чужой сон для нее вдруг обернулся кошмаром. До жути реалистичным, до жути непохожим на ее собственные.
Ведь в ее страшных снах никогда не было мертвого папы.
А здесь был.
Спирит Албарн лежал в голубом омуте маков, широко раскинув руки. Открытый в последнем крике рот зиял темно-бурым провалом на лице, и еще большим провалом зияла дыра от вырванного из его груди сердца. Рядом с телом копошилась в цветах желто-коричневая гусеница. Отвратительная, огромная – футов шесть, не меньше, – и жирная.
– Папа! – в ужасе закричала Мака.
Надрывно. До хрипоты в голосе. Сковывающего холода она уже не чувствовала, ноги сами понесли повелительницу вниз по склону. К папе. В маки. Быстрее. Да не тут-то было. Как это часто бывает во снах, ноги теперь слушались с трудом. Каждый шаг давался с усилием, будто Мака пробиралась сквозь толщу воды.
Она неотрывно смотрела на тело отца, чувствуя, как по щекам начинают катиться слезы. Не сдавалась и упрямо шла вниз: медленно, почти на пределе сил.
– Мака! Стой! – Соул схватил ее за руку, но она с ненавистью вырвала запястье из его ладони испачканной папиной кровью.
– Отвали! – рыкнула, не оборачиваясь.
– У меня не было выбора. Или он, или я… – спокойным голосом оправдывался Соул. – Ты ведь не хотела, чтобы я умер?
– Ты его убил!
– Твой папаша мне никогда не нравился.
Гусеница меж тем заползла на голову Спирита Албарна, закрыв своим телом лицо, двинулась дальше и наконец ткнулась головой в дыру на его груди. Мака в ужасе остановилась, не в силах сделать больше ни шага вперед. Не в силах отвести взгляд или закрыть глаза. Тварь толкнула голову еще дальше и медленно, дюйм за дюймом, полезла внутрь тела. Мака видела, как грудина вздымается и опускается под напором волнообразных движений гусеницы, которая пожирала внутренности, чтобы освободить себе место. Тошнотворное зрелище.
– Теперь у тела Спирита будет новый хозяин, – равнодушно сказал Соул сзади. – Забудь про него.
Мака обернулась. Соул спокойно смотрел на нее и улыбался как ни в чем не бывало. Выше по склону с улыбками так же глядели ведьма и откуда-то взявшаяся Линг. Девушка стояла рядом с ведьмой, и бирюзовые ленты в ее туго заплетенной черной косе удивительно хорошо сочетались с белым кружевным платьем чуть ниже колена. Здесь не было зеркал, но Мака и без них знала, что платья обеих повелительниц различаются лишь цветом.
– Соул, – позвала Линг, – давай быстрее. Ты должен сделать еще один выбор.
Соул стер улыбку с лица и серьезно взглянул на Маку:
– Разочаровал тебя, да?
– Да.
– Не круто. Думал, ты на моей стороне. – Он протянул руку и положил ей на плечо. – Тогда я останусь с Линг. А ты умрешь.
Соул с такой силой оттолкнул от себя повелительницу, что она ощутила, как земля ушла из-под ног, и девушка чуть ли не кубарем покатилась вниз по склону. Она остановилась, только когда упала в маки. Дыхание сбилось. Тело ныло. Синева слепила.
Несколько лепестков взметнулись над Макой, на мгновение слившись с небом, а потом вдруг превратились в бабочек. Невзрачные мотыльки метнулись к лицу девушки. Она вскочила на ноги, отмахнулась, да только сразу поняла, что все напрасно.
Голубое маковое поле вмиг стало коричнево-охристым. Миллионы цветов обернулись бабочками, вспорхнули со стеблей и ринулись к Маке удушающе коричневым облаком, от которого нет спасения. Насекомые полезли в нос и уши. А когда она рефлекторно открыла рот, чтобы сделать вдох, то сразу проникли в горло.
Маке казалось, что хитиновые лапки скребут трахею и карабкаются вниз по пищеводу.
Чудилось, как чешуйки с крыльев забивают носовые пазухи, осыпаются на язык.
Мерещилось ощущение пушистых брюшек внутри слуховых проходов.
Бабочки были снаружи.
Бабочки были внутри.
Бабочки были повсюду и сулили смерть.
Бабочки убивали.
Мака истошно закричала.
***
Испуганный вскрик вырвал повелительницу из сна в объятия раннего утра и Соула, которому она вцепилась пальцами в предплечье, кажется, до будущих синяков. Только что разбуженный, он приподнялся на локте и теперь сверху вниз смотрел на Маку заспанными глазами, в которых не было ни намека на только что снившийся ему кошмар. Его размеренное дыхание и расслабленное тело свидетельствовали об одном – Соул сновидение не запомнил. А может, оно не казалось ему таким уж страшным…
Кошмары всегда были личным делом каждого из них, поэтому лезть с расспросами или утешениями они друг к другу никогда не пытались. Так уж повелось. Да и снились плохие сны всегда там: за тонкой стеной соседней комнаты. Мака вдруг почувствовала себя неловко, поэтому попыталась выровнять дыхание и утихомирить сердце, рвущееся прямо в ладонь Соула из ее груди.
– Схожу за водой… – пробормотал он.
Сон никак не хотел отпускать девушку из своего кошмарного плена, а она лишаться единственной опоры с реальностью – крепким предплечьем бывшего напарника.
– Не уходи, – зашептала Мака и наконец смогла окончательно сфокусировать взгляд на молодом человеке. – Сон. Соул, тебе ведь сейчас тоже снился кошмар?
– Плохо помню, – честно ответил он тоже шепотом, замерев над девушкой и по-прежнему приобнимая ее одной рукой. Сердце под его ладонью отстукивало ритм уже не так бойко, и дыхание постепенно приходило в норму. – Во сне была старуха-ведьма около скалы со свастикой, а рядом с ней Линг… Хм… Мне кажется, я знаю это место из сна.
– Маковое поле внизу, – подсказала Мака, и Соул задумался.
– Да. Вроде бабочки и цветы были… И ты… В платье, – почти равнодушно. – Не помню.
А еще там была кровь… Перемазанные в крови руки, которыми Соул толкнул ее в маковое поле; забрызганное кровью лицо с улыбкой… и такие же кроваво-красные глаза, которые сейчас внимательно смотрели на Маку, словно вновь возвращая ее в сон.
Непривычно длинные волосы в нечесаном хаосе путались и закрывали белыми прядями часть лица бывшего напарника. Маке хотелось видеть больше. Маке хотелось… точнее, требовалось… возможно, было жизненно необходимо убедиться сейчас в том, что на его щеках нет алых брызг, что все это осталось в кошмаре, а ростки страшного сна не пробрались в реальность.
Затаив дыхание, она потянулась рукой к лицу Соула. Коснулась теплой скулы, пропуская его волосы между пальцами, заскользила ими к виску и дальше, чтобы пряди не упали обратно.
Крови, конечно, не оказалось, и Мака чуть улыбнулась своей глупости.
А потом вдруг поняла, что сглупила вдвойне. Потому что Соул ее не понял, но времени на объяснения уже не осталось. Рука стремительно метнулась вниз и уперлась парню в грудь, а сама повелительница еле успела отвернуть голову. Вместо губ Соулу досталась щека.
– Не надо, – почти беззвучно выдохнула она в сторону и услышала разочарованный вздох в ответ, обжегший щеку горячим дыханием.
Наверняка Соул был не из тех, кому часто отказывали; наверняка он сейчас не понимал, почему Мака вдруг отвернулась, ведь сама несколько дней назад первой тянулась к его губам, да и только что… как это выглядело со стороны?.. Заигрывала с ним? Давала повод думать, что хочет совсем не разговоров?
На Маку Соул больше ни разу не посмотрел, пока поспешно выбирался из спальника, а потом порывисто надевал рубаху поверх футболки. Зато Мака наблюдала за его резкими движениями и почти физически ощущала горящую в нем злость. Не на нее. Соул злился на себя.
– Один – один по неудачным поцелуям, – буркнул он перед тем, как выбраться наружу под утреннее солнце.
========== Глава 29. Марионетка ==========
Окрестности деревни Ака-Кьи, четверг, 3:02 p.m.
От козы осталось немного: шерсть, кожа и голова. Несчастному животному вспороли брюхо, после чего сожрали все внутренности. Да что там – даже часть позвонков и ребер оказались частично обгрызенными или вообще отсутствовали.
Линг хотела подойти поближе, но угодила ногой во что-то липкое на траве и остановилась:
– Кто это сделал? Ирбис? – не обращаясь ни к кому конкретно, спросила она.
Повелительница подняла ногу и тягучая нить, похожая на вязкую слюну, потянулась за ботинком. Вот же гадство. Из трех собравшихся около туши пастухов ответил самый молодой – Норбу. Тот самый, мотоцикл которого Соул чинил несколько дней назад.
– Не зверь, – отрицательно мотнул головой юноша. – Животные не забирают глаза и не отрезают язык.
Линг перевела взгляд на пустые глазницы козы и нахмурилась:
– Человек, – констатировала она.
– Не просто человек. Ведьма, – кивнул второй пастух постарше. Это он час назад наткнулся на останки животного, когда решил перегнать стадо чуть выше по склону. – Для колдовства взяла. Только зачем выпотрошила – непонятно…
– Ведьма так близко к деревне – не к добру, – подал голос третий пастух, старик с редкой седой бородкой и плотно надвинутой на глаза шляпой. – Жди беды. Нужно предупредить всех жителей, чтобы были осторожней.
– Это не может быть кто-то из самой деревни? – спросила Линг у старого пастуха, но украдкой взглянула на Норбу, чтобы увидеть его реакцию. Либо парень не знал, чем занимается его дед (а в том, что он к этому причастен, повелительница не сомневалась), либо хорошо умел держать лицо, потому что молодой пастух выглядел все таким же озадаченным и грустным, как и минуту назад.
– В деревне уже лет пятьдесят не было ведьм, – ответил тем временем старик. – Ты же видишь наши двадцать с горсткой домов… Все, что осталось от некогда огромного поселения. Мы знаем каждого здесь. Нет у нас ни колдунов, ни ведьм.
Видимо, плохо знают, подумала Линг, но озвучивать свои мысли вслух не стала. Позже, когда они останутся с Норбу наедине, она все у него расспросит про деда. В конце концов, она ведь оказалась здесь именно поэтому – поговорить со старым шаманом и старухой ведьмой. Большой риск, но попытаться все же стоило.
Повелительница прекрасно понимала, что действует против правил Академии. И за меньший проступок можно вылететь, а уж за нарушение сразу нескольких пунктов устава выговором дело точно не ограничится. Во-первых, она ничего не сказала своему оружию о месте своего пребывания, во-вторых, находилась за пределами Лхасы без Соула, в-третьих, собиралась торговаться с ведьмой и попытаться уговорить ее оставить их с Соулом в покое в обмен на обещание, что останется жива. Ну, а если та, кто называет себя Гома-кьи, не согласится – значит придется им с Соулом ее убить. Хороший шанс наконец сделать из партнера Косу Смерти… Да еще и в присутствии его бывшей повелительницы, которая так и не смогла этого добиться. Слабачка.
Одна мысль о Маке Албарн вызывала в Линг стойкое чувство неприязни. К тому же, доля вины во всем произошедшем на ней тоже была. Ведь если бы бывшая повелительница Соула не объявилась на Тибете, если бы он так не смотрел на нее, ведьма не сыграла бы на слабости и не предложила Линг никакой «помощи». А если бы Мака не помешала вчера на летней веранде, то, возможно, Линг смогла бы решить все там, прямо в Лхасе, и не пришлось бы в обход правил Академии тащиться сюда. Соул, наверное, уже с ума сходит от волнения и злости.
Соул. Линг сгорала от чувства вины каждый раз, как вспоминала свое поведение с ним в последние дни. Впутала его в историю с ведьмой, залезла в постель, устроила после этого скандал, потом закатила еще один в кафе, высыпала на него кучу претензий, а после всего вообще исчезла… В общем, вела себя как самая настоящая истеричка. Или обиженный ребенок. Как после такого смотреть в глаза партнеру и как просить прощения? Остается одно: самой разобраться с ведьмой и этим хоть немного реабилитироваться в глазах Соула. Ведь одной проблемой станет меньше.
Останки козы трогать не стали. Не хоронить же ее в самом деле, пусть лучше поживятся стервятники и лисы. Все четверо молчаливо направились обратно к деревне. Старшие ушли вперед – повседневные дела никто не отменял, – Норбу в деревню не спешил, поэтому остановился поглазеть, как несколько подростков тренируются сбивать деревянную фигурку муфлона. Линг выросла среди тибетцев, поэтому смысл действа ей был понятен. Самый ловкий из них в канун тибетского Нового года будет совершать такой ритуал на глазах всех жителей деревушки. Сможет смахнуть глиняную статуэтку палкой, когда скачет верхом на лошади, на весь год обеспечит деревню благоденствием. Так что это вовсе не забава. Вот паренек на вороной кобыле только что промазал, ему, видимо, пока рано считать себя самым ловким.
– Академия поможет нам с ведьмой? – спросил Норбу, наблюдая, как следующий подросток с палкой взбирается на свою лошадь.
– Да, конечно, – кивнула Линг.
– Завтра кто-нибудь поедет в город и тогда сможет сообщить о ней.
А еще расскажет директору, что Линг здесь одна. Тогда Лян Шумин пошлет кого-то из повелителей с оружием убить ведьму, а ее прикажет доставить обратно в Лхасу. И все старания пойдут яку под хвост. Ну уж нет.
– Это лишнее. Мне нужно добраться до куда-нибудь, где ловит сотовая связь, чтоб позвонить Соулу. Мы сможем разобраться сами. И чем быстрее я позвоню, тем будет лучше.
Норбу задумался, а потом развернулся к Линг:
– На лошади ездить умеешь?
Повелительница кивнула. Как не уметь, если все детство она прожила в подобном тибетском поселке. Не в такой глуши, к счастью. У них в Таши Доре был водопровод и электричество, что хоть немного упрощало жизнь. Конечно, ей не нужно было вставать спозаранку и тащиться полчаса за водой с бадьей за плечами, а потом столько же обратно; не нужно было думать, что повзрослев, ей придется осенью с другими женщинами ходить за несколько миль от поселка, чтобы заготовить в лесу дрова, а потом на себе таскать их в деревню… Но наличие небольших благ цивилизации все равно не спасало от домашних дел: поддержание огня в дымном очаге, приготовление пищи, уход за скотиной – все это Линг умела делать наравне со взрослыми женщинами. Конечно, в Академии эти навыки казались бесполезными, но на миссиях в горах, когда приходилось ночевать в деревушках, подобных этой, такие умения вполне пригождались. Соул поначалу смотрел на нее с восхищением, когда она так ловко управлялась с обыденными для нее делами. Потом, правда, привык, да и сам многому научился. Скучала ли Линг по такому деревенскому быту? Да. Хотела бы жить такой жизнью? Ни за что!
– За перевалом, если взобраться повыше, в ясную погоду связь бывает. Можем попытаться добраться. Час рысью. – Норбу неуверенно поморщился. – Ты как? Сможешь?
– Запросто, – улыбнулась молодому человеку Линг, и он улыбнулся в ответ, а потом отчего-то вдруг смутился и неуклюже почесал затылок.
– А ты классная, – наконец выдал он. – Не то что наши скучные девчонки.
Теперь пришла очередь смущаться уже Линг. Лошадь с подростком пронеслась мимо них под довольный хохот наездника, только что сбившего фигурку. Чтобы как-то прервать неловкую паузу, повелительница решила все-таки спросить:
– Норбу, скажи, я могу сначала поговорить с твоим дедом?
Пастух снова почесал затылок:
– Это вряд ли. Вообще-то оба моих деда умерли еще до моего рождения.
Линг ошарашенно уставилась на молодого человека. Может, шутит? Но Норбу был серьезен и не думал улыбаться.
Вот так поворот.
С кем же тогда они встретились у храма под дождем? Неужели шаман не имеет никакого отношения к жителям деревни, а их с Соулом вот так запросто облапошили? Достаточно было сказать, что старик родственник кого-то из местных, чтобы ни у Линг, ни у ее оружия даже мысли не возникло усомниться в добрых намерениях незнакомца. Они ведь так привыкли, что ученикам Академии в подобных селениях всегда рады и готовы помочь, они ведь так привыкли, что демоны, духи и недокишины всегда оказываются страшными и непохожими на человека, что так просто оказались обманутыми. Вот же наивные дураки…
Первым заржал старый пегий мерин, и Линг бездумно подняла голову, чтобы узнать, что могло взволновать лошадь. Но занервничал не только он. Остальные кобылы теперь переминалась с ноги на ногу, тревожно прядали ушами и озирались по сторонам, непокорно отворачиваясь от подростков, которые пытались их успокоить. Норбу рядом тоже внимательно следил за поведением животных, а потом оглянулся и удивленно вскрикнул. Линг обернулась. Небольшое козье стадо пришло в движение. Козы мотали головами и били копытами по траве, а несколько животных так вообще отделились от основной кучи и начали улепетывать вверх по склону. С десяток яков чуть поодаль тоже неспокойно метались полукругами и все больше рассредотачивались вдоль пастбища.
