Текст книги "С небес на землю, но только с тобой (СИ)"

Автор книги: Arne Lati

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

      Но улыбку удержать не вышло, стоило только поймать мечтательный взгляд парня в зеркале заднего вида, легкую улыбку, тронувшую искусанные губы и понять, что что-то не так, в корне не верно.

      Лежа поперек кровати, Глеб намертво вцепился руками в простыни, сжав до онемения пальцы, крепко стиснув зубы, не позволял себе издать даже звука, крика, стона боли. Один удар плеткой сменялся другим, еще более сильным и безжалостным. В воздухе запахло кровью. Аромат настолько резкий и ощутимый, что стало дурно, к горлу подступила тошнота. За плотно сжатыми веками вспышками маячили яркие всполохи, пот ручьями стекал по вискам, впитываясь в белоснежные простыни, и лишь звук плетки, рассекающей воздух, все еще звенел в ушах.

      Тишина, как маленькая награда. Спину обжигает болью, расползающейся по всему телу, и так хочется пить, словно ты кричал без остановки несколько часов подряд. Касание влажного языка к плечу, скользящее движение вниз, доставляет ощутимый дискомфорт и не дает вздохнуть от подобного рода дерзости.

      Юрий, нависнув над парнем, слизывал капельки крови с плеча, получая неземное удовольствие, видеть, как тело под ним дрожит, но не от страха или боли, от гнева. И знал бы Глеб, как это заводит мужчину еще сильнее, кричал, стонал, умолял, но лишь бы не видеть этого откровенного похотливого взгляда.

      Тяжелое дыхание, смесь боли и нежности, такой резкий контраст, напрочь выбивающий воздух из легких. Двое на белоснежных простынях, украшенных алыми разводами, переплетясь в причудливом клубке, двигались в такт друг другу, испытывая поистине нечеловеческие, нереальные, слишком яркие чувства, такие разные, совершенно противоположные, но одинаково искренние.

      Атмосфера заметно накалилась, было тяжело дышать, не помогал даже кондиционер, воздух словно пропитался отчаянием и похотью, было плохо, душно и тошнотворно прекрасно.

      Мужчина с глухим стоном кончил в парня, и задержавшись так на несколько секунд, выскользнул из него, перевернул полупьяное тело на спину, отчего Глеб вскрикнул и резко сел, несмотря на слабость, и уставился на мужчину, спокойно разместившегося между его ног. На белых простынях загорелое натренированное тело смотрелось до неприличия прекрасно, выделяясь во всем пространстве, бросаясь в глаза, и отвести взгляд не было сил. Глеб хотел прикрыться, но Юрий, откинув его руки в стороны, склонившись ниже и влажным росчерком языка проведя по внутренней стороне бедра, взял полувозбужденный член в рот, вовремя придержав парня за бедра, когда тот дернулся в сторону.

      Торопливые движения, быстрые ласки, взгляд глаза в глаза, который было запрещено разрывать. Против воли тело начало реагировать, Глеб ощущал, как разум предает его, это было отвратительно и прекрасно одновременно.

      Юрий наблюдал, впитывал каждую эмоцию, проскальзывающую в озлобленном прищуре серых глаз, получал почти ненормальное удовольствие, видеть, как несмотря на отвращение, парень возбуждается, желание, плещущееся в его теле туманит взгляд, как подрагивают пальцы, какой он сейчас ранимый и трогательный.

      -Ах-х-х… – протяжный предательский стон сорвался с губ, когда Глеб, не выдержав напряжения, дернулся в сильных руках и, задрожав, обильно кончил прямо в рот мужчины, даже не старающемуся отстраниться. – Ненавижу тебя! – глухо простонал парень, срывающимся на хрипы, сорванным голосом.

      – Я знаю, – совершенно искренне и обворожительно улыбнулся Юрий, подаваясь вперед и заваливая парня на постель. Это было только начало вечера, плавно перерастающего в бурную ночь.

      Когда мужчина уснул, прижимая к себе свое сокровище, Глеб, не в силах терпеть эту отвратительную близость, выбрался из его объятий, с трудом надел на себя одежду, морщась от боли в спине, и едва сдерживаясь, чтобы не застонать, покинул номер отеля, жалея лишь о том, что мужчина так и не выполнил своего обещания.

      Это началось три месяца назад, когда отец сообщил сыну, что задолжал большую сумму денег одному знакомому, и у него нет возможности отдать всю часть денег, поэтому проценты Глеб будет отрабатывать своим телом. Он сказал это так просто, даже не зайдя в комнату, а лишь произнеся эту фразу, сломавшую юную жизнь, у порога и ушел. Глеб не верил до последнего, до того момента, пока Юрий не забрал его к себе, жестоко попользовавшись его телом.

      Что-то тогда внутри парня сломалось навсегда. Все чувства отошли на второй план, эмоции, лица прохожих – все стало безразличным и нервирующим. Он каждый день жил страхом, не понимая, почему все еще жив.

      С самого рождения обеспеченный всем, он брал от жизни все, очень часто перебарщивая, жестоко обращаясь с теми, кто слабее, даже не замечая, что одним своим презрительным взглядом, брошенным на одном из вынужденных банкетов, навсегда привязал к себе мужчину.

      – Где ты был? – на встречу вышла женщина, на вид около тридцати лет, на самом деле чуть больше, и попыталась обнять, но Глеб брезгливо отбил ее руки в сторону.

      Он знал, что мать ничего не знает о его вынужденном рабстве, он сам попросил отца не говорить ей, это была его единственная просьба. Просто он боялся, что она испачкается, запятнает себя, лишь притронувшись к нему.

      Отец, стоя на краю лестницы, лишь хмыкнул, брезгливо отводя глаза в сторону, и ушел прочь. Это было уже давно не больно и не обидно, это было похуй.

      Полтора года таких встреч, пугающих своей разнообразностью. То Юрий был взбешен, измываясь над юным телом не только жестоко трахая, но и избивая, раня тело и душу, то был опасно нежен, заставляя сходить с ума от желания, не позволяя кончить по нескольку часов. Глеб ни разу не попросил остановиться, прекратить, перестать, знал, что бесполезно и слишком низко. Несмотря на то что душу из него вытряхнули и растоптали, гордость росла с каждым днем, затопляя все внутри. Юрий заставил Глеба пойти на курсы боевых искусств, сам нанял и оплатил тренера, и сам же временами выбешивал парня, унижая его и терзая зло брошенными фразами, на что юношеская агрессия брала свое. Они дрались, по-настоящему, отчаянно и дерзко, вот только Глебу так и не удалось хотя бы раз выйти победителем, слишком силен был мужчина.

      Юрий то пропадал на несколько месяцев, то приезжал за ним каждый день. Это был ад на земле. Глеб знал только его имя и больше ничего, но даже этого было слишком много. Как парень не пытался отстраниться от происходящего, смириться, привыкнуть, принять, он не мог. Просто не мог и все. Ему хотелось исчезнуть, раствориться, а еще лучше сбежать. Поэтому, когда весь класс поехал на Алтай на летних каникулах, исчезновение подростка все посчитали несчастным случаем.

      Глеб уже давно сделал для себя липовые документы. В деньгах он был не обделен, поэтому для него это не составило труда, вот только из города незамеченным выбраться не представлялось возможности.

      Ему не исполнилось и шестнадцати, когда он, принимая взрослое взвешенное решение, скидывал с обрыва все ценные вещи, документы, кроме липовых, фирменные часы, даже кулон, подаренный матерью, выливал из заранее заготовленной склянки свою же кровь и, заметая следы, сорвался в лес. Сколько он скитался по миру, уходя все дальше вглубь России, стараясь навсегда покинуть бывший некогда родным город? Почти год блужданий, переездов, постоянных опасений, что тебя найдут. Страх быть одному, понятие, что мир не такой плоский, каким казался, он многогранный и каждая его грань острая, как лезвие и ранит не задумываясь, стоит только сделать один неосторожный шаг. Оказавшись в одном из мегаполисов, Глеб замер посреди старого обветшавшего двора, где на дорогах валялся мусор, вокруг царил страшный бардак и запустение, асфальт уже давно требовал ремонта… И только тогда он смог вздохнуть с облегчением, понять, что все кончилось, что теперь будет все иначе, и жить можно, дышать, просто существовать. Правда, это оказалось куда сложнее, чем думалось на первый взгляд.

      С малых лет увлекался машинами и без проблем устроился на местное СТО, подрабатывал мастером, мыл машины, делал все, что скажут, получая за свой труд смешные копейки, которых едва хватало на жизнь. Дрался с местными, утверждая свои права на существование, не редко сам оказывался бит, пока в один прекрасный момент не столкнулся с рыжеволосым безумием, брезгливо переступившим через ржущего на обочине дороги, всего в грязи, парня.

      – Ты псих? – уточнил он, сам не понимая, почему затормозил. Но вид этого белобрысого перепачканного безумия, с разбитой губой, притягивал.

      – Нет, или да, кто знает? – сквозь смех выдало оно и завалилось на асфальт.

      – Вставай, придурок, – дернул парня на себя и за шкварник затащил в квартиру.

      Отогрел, накормил, оставил жить в старой бабушкиной квартире, сам проживая в отдельной, оставленной родителями. Присматривал по возможности, удивляясь, как неприятности находят это дерзкое, ершистое недоразумение повсюду. Он единственный понял, что дерзит и огрызается Глеб не потому, что реально хочет оскорбить, а потому, что именно так общается, выражая свои эмоции, как умеет.

      Не раз приходилось вытаскивать пацана с того света. Последний раз, когда тот вляпался в такие неприятности, Глеба вытаскивали всем районом и это было страшно. После вынужденного набитого ебала и объяснения, что он был не прав, Глеб успокоился, вот только выяснившаяся причина его спокойствия, повергла Илью в шок. Парень подсел на наркоту, зато стал в разы спокойнее, теряясь в наркотическом опьянении и не кидаясь на рожон. Это было жутко признать, но изменить что-то не получилось. Илья смирился, оставаясь по возможности рядом и поддерживая товарища.

      Глеб, найдя отдушину, заглушающую весь страх преследования, ужас просыпаться по ночам в кошмарах и смеяться в подушку, заходясь в истерике, потому что плакать он так и не научился. Он нашел выход и был этому рад, ни разу не пожалев о принятом решении.

      Ему больше не нужны были ни деньги, ни связи, ни дорогие шмотки, он был свободен и принадлежал сам себе. Ему не нужен был никто. Он жил и начал дышать. Постепенно кошмары прошлого отошли на второй план, и вот тогда началась жизнь, о которой он мечтал на протяжении полутора лет.

      Глеб дернул головой, отгоняя всплывшие воспоминания, которые, кажется, перестали кровоточить, раны хоть и заросли, но рубцы все еще ощущались, но жить было можно. Тем более появился просвет, который он не ждал, не хотел, но он появился, ворвался в его жизнь, никого не спрашивая, и так же стремительно исчезает, уже в который раз.

      Все происходящее выбило любое желание думать, накатила апатия и безысходность, хотелось смеяться над комичностью ситуации, а еще плакать. Правда, как это делать, Глеб уже успел забыть.

Может оно и к лучшему? Теперь Вик точно не подойдет к нему, посчитает грязным, мерзким, отвратительным уебком, не способным ценить то, что ему дано. Глеб и был таким, вот только упускать парня было тяжело, видеть, как его машина отъезжает, мучительно медленно, убивая своей неторопливостью. Хотелось бежать, догнать, прижать к себе и объяснить, но ноги словно приросли к бетону заснеженного балкона, а руки опустились. Наверное, все к лучшему. У этих отношений не было будущего. Так почему, черт подери, так давит в груди нарастающее беспокойство, выматывает, и все больше хочется наступить себе на горло, задушить гордость и позвонить? Убедиться, что он не наделает глупостей.

      Ночь давно вошла в свои права, укрыв спящий город темным одеялом. Настенные часы показывают начало первого, пальцы уже немеют от напряжения, вертеть телефон в руках нет сил, его просто хочется отбросить в сторону, разбить, растоптать, а сим-карту съесть, так, на всякий случай.

      – Чертов, пацан! – вспылил Глеб, откидываясь на спину и бездумно разглядывая потолок. Как же это тяжело – ломать себя, нереально больно.

      «Ты дома?» – все, что приходит в голову. Отправляет и чувствует, как сердце начинает колотиться, как заведенное, бьется с такой силой, что в тишине пустой комнаты можно услышать его удары. Это болезненное ожидание сводит с ума.

      Глеб был готов услышать все, что угодно: маты, проклятья, да хоть тишину вместо ответа, но только не сухое: «Да». Одно слово, а дышать стало легче. Вот только верилось с трудом, словно шестое чувство – он не дома, его там точно нет.

      «Врешь»

      «Вру»

      «Ты где, придурок?» – если он напился, да еще и за рулем, может случиться непоправимое.

      «А что?» – как удар под дых. И как ему объяснить, какого хуя Глеб пишет, если сам в косяках и, по идее, должен быть тише воды, ниже травы и вообще не высовываться.

      «Вик, где ты?» – раздражение нарастает и хочется сорваться с места, только куда бежать, где искать и нахуя оно все надо?

      «Ты не ответил»

      «Блядь, давай нормально поговорим, не через телефон. Где тебя забрать?» – слова сами пришли в голову, а пальцы, подчиняясь мозгу, вывели их на экран.

      «Давай, я в больнице»

      Сердце пропустило удар, вздох застрял в горле, и телефон все-таки встретился со стеной, разлетевшись на несколько частей. Хорошо, что Глеб успел запомнить адрес. Какого хуя он в больнице?

      – Блядь, Глеб, ты феноменальный долбоеб. Довел ребенка. Не хватало ему суициднуть, пиздец просто. Ну что за долбоеб??? – Глеб еще много чего орал, пока бессознательно мотался по комнате, не в силах выйти из дома, боясь встретиться с суровой реальностью.

  Часть 20

От автора

      Пока Глеб дожидался такси и торопливо добирался до нужного адреса, ему все не удавалось сосредоточиться на чем-то одном. Целый рой вопросов как пчелы облепили его сознание. Что с Виком? Как попасть в больницу в третьем часу ночи? Судя по адресу и месторасположению – это платная клиника, тогда тем более пройти к пацану будет нереально. Что делать, если там будет Юрий? От одного понятия простой истины, что отец захочет быть с сыном, затошнило.

      Глеб уже хотел было повернуть назад, накрутив себя дальше некуда, но голос таксиста перечеркнул все его планы.

      – Приехали! – как приговор.

      Расплатившись и выбравшись из машины, Глеб на себе прочувствовал все радости морозной ночи. Ветер стих, но холод, крепнущий с каждой минутой, казалось, пробирался до костей.

      И что теперь? Оглядевшись по сторонам, Глеб, как человек разумный, прекрасно понимал, что с парадного входа даже соваться не стоит. Обойдя здание по периметру, хотел было уже плюнуть на все, но заметив у запасного выхода одинокую фигуру, кутающуюся во что-то отдаленно напоминающее тулуп, делая невозможным рассмотреть ни пол, ни возраст человека, но по тонкой струйке дыма, тянущейся к небу, и хриплым матам, восхваляющим погоду, можно было предположить, что это все же парень. Решив испытать удачу, Глеб направился к нему.

      Уже подойдя почти вплотную и заметив, что его появление не осталось без внимания, в несколько шагов оказался возле незнакомца.

      – И какого хуя ты тут забыл? – недовольные нотки в голосе были такие знакомые, что Глеб, не сдержавшись, сорвал с головы незнакомца капюшон, да так и замер.

      – У меня встречный вопрос, – огрызнулся он, отпустив капюшон, забрал из подрагивающих ледяных пальцев сигарету и затянувшись, отбросил ее в сторону.

      Сашка был не то чтобы удивлен, скорее не ожидал увидеть соседа так скоро. Когда к ним в отделение поступил до тошноты знакомый парень, Сашка честно хотел позвонить Глебу, но его все время что-то останавливало. Вот только не думал он, что Вик сам сообщит ему о травме, да еще упомянет, что папаша тоже явился в отделение.

      – Даже не думай! – перебил его Сашка, начиная пятиться к двери, но уверенный маньячный блеск серых глаз, приковал его к месту.

      – Не будь задницей, тебе всего-то… Так, стоп! Значит ты в курсе причины моего визита? – не скрывая раздражения, прошипел Глеб, медленно начиная выходить из себя.

      Сашка, было, дернулся к выходу, но Глеб, догнав его в несколько шагов, перехватил поперек живота и, развернув, впечатал спиной в дверь.

      – Сдурел? – шепотом проорал Сашка, сверкая гневным взглядом.

      – Ты какого хуя мне не позвонил? – Глеб был в бешенстве, и даже понимание, что ему следовало бы быть повежливее, не давало возможности успокоиться. Глаза пылали желанием убивать, плечи были напряжены настолько, что от давления сводило легкой болью мышцы, а пальцы рук, с силой сжимающие плечи парня, начало покалывать.

      – А должен? Я тебе ни черта не должен. Отпусти, – вся абсурдность ситуации и витавшее в воздухе напряжение передались и Сашке, и все, чего он хотел, это уйти отсюда.

      – Послушай, – Глеб замер, словно прислушиваясь к самому себе и, устало выдохнув, разжал пальцы больше не причиняя боли, но не убирая рук с плеч, и подавшись вперед, уперся лбом в плечо парню. – Просто отведи меня к нему в отделение и все.

      – Нет. Не могу. И дело вовсе не в том, что меня уволят к ебеням отсюда, – Саша выдохнул, силясь взять себя в руки и подобрать правильные слова, такие, чтобы дошла вся серьезность ситуации, а Глеб замер в его руках, боясь услышать что-то непоправимое о Вике. – К нему отец приехал, с охраной, все дела. Он просто не подпустит тебя к пацану, или убьет. Я не хочу, чтобы твоя смерть лежала на моей совести. Я вообще хоронить тебя не хочу, – последнее сказано чуть громче, чем следовало, но это были чистые эмоции, и их невозможно было удержать в себе.

      – Не боись, мелкий, нормально все будет, – прошептал Глеб, отстраняясь, даже попытался улыбнуться, вышло откровенно паршиво.

      – Глеб, ну послушай меня хоть раз…

      – Этаж какой?

      – Что? – не понял вопроса Сашка и напрягся, предчувствуя неладное.

      – Этаж его отделения какой и с какой стороны окна? – решимость и уверенность в холодных глазах пугала.

      – Псих? Долбоеб? Ты же не собираешься…

      – Мне поебать, как я туда попаду, сам не знаю, нахер оно мне все надо, но в отделение я пройду с твоей помощью или без нее. Ты понял?

      – Придурок, эгоистичная дрянь… – Сашка еще много чего шипел, пока, схватив Глеба за обледеневшие пальцы, тащил по служебной лестнице в сторону нужного отделения.

      Глеб не пытался вырваться или сопротивляться, а лишь запоминал дорогу, так, на всякий случай.

      Оказавшись в помещении, замерзшее тело тут же обдало теплым воздухом, приятный стойкий запах медикаментов не резал глаза, а скорее наоборот успокаивал. Чистые стены кремового оттенка не напрягали, ухоженные помещения коридоров, все кричало о состоятельности этого лечебного заведения. Не то, что наши больницы, в которые стоит только зайти и становится не ясно, будут ли тебя лечить, или ты подхватишь еще пару болезней, пока просидишь в нескончаемой очереди.

      Травматология оказалась на втором этаже, что уже неплохо. Сашка заметно нервничал и никак не мог совладать с собой. Словно предчувствие. С каждым шагом приближающем их к нужному месту, давление нарастало, а нервы вытягивались в струну, болезненно давя на психику.

      – Палата №206, не охраняется, но охрана бродит поблизости. Там может оказаться папаша, – Сашка быстро давал указания, стягивая с почти бессознательного Глеба верхнюю одежду и засовывая его в белый халат, так удачно висящий на крючке возле лестницы. – Не шуметь, меня ты знать не знаешь. Вещи свои заберешь на первом этаже у вахтерши, я договорюсь. Не передумал?

      Вопрос поставил в тупик. Глеб не боялся, но чувствовал приближающийся тотальный пиздец, ведь сделать шаг вперед, причем так открыто при Юрии, значит признать серьезность своих намерений, а Глеб даже себе не мог признаться, что чувствует к парню. Да и в виду последних событий становится не ясно, как к нему отнесется Вик. Нет, если он решил посмеяться, унизить, или красиво кинуть Глеба, он это переживет. Через себя перешагивал уже ни раз, и сделает это без проблем. Вот только почему тогда хочется, чтобы все было иначе? В любом случае стоит только переступить порог лестницы, которая пока надежно скрывает их от всех, как вся жизнь, устоявшаяся за много лет, полетит к чертовой матери. Хотя, куда еще хуже?

      С этими мыслями Глеб сжал плечо друга, даже через одежду почувствовав его дрожь и, виновато улыбнувшись, прошел в отделение, прикрыв за собой дверь.

      Как предполагалось, кругом царит чистота и уют, почти как в музее, на стенах вместо плакатов картины, в углах пышные клумбы зелени, приветливые медсестры с интересом разглядывающие странного юношу. К палате Глеб добрался быстро, краем глаза заметив развернувшихся к нему двух амбалов, но как доказано, никто еще не придумал лучшего способа попасть в нужное место, чем изобразить танк, бронированный, непробиваемый и на редкость упрямый.

      Толкнув дверь, Глеб тут же оказался в палате, где запах лекарств чувствовался в разы сильнее. На одной единственной кровати стоящей возле окна, сидел парень, ссутулившись и притянув колени к груди, обхватил их руками и уткнулся лбом в руки.

      Вик сидел и честно старался отключиться от реальности и ни о чем не думать. Он ждал, ждал его, и это осознание отдавалось болью в сердце. Было неприятно и мерзко от совершенного Глебом поступка, но еще более невыносимо было отказаться от него. Это почти ломка, когда приходится ломать самого себя, разрываться и все равно сквозь боль терпеть, пускай так, но лишь бы рядом. Вик не простил Глеба, но отдать был готов многое, чтобы увидеть этот безразличный взгляд, почувствовать знакомое тепло и просто знать, что он рядом, ведь сейчас он был нужен как никогда. Но так же Вик был уверен – он не придет. Слишком много всего против их встречи, слишком. Поэтому, когда он услышал неторопливые, даже робкие шаги, не придал этому значения, пока ледяные пальцы не легли ему на плечо, чуть сдавливая кожу через тонкую ткань футболки.

      Вскинув голову от подобной наглости, Вик хотел уже было высказать все, что думает тому, кто осмелился на подобную дерзость и замер, застыл, впившись взглядом (не побоюсь этого слова) в перепуганные серые глаза, кажущиеся сейчас неестественно светлыми.

      Глеб не дышал, так и завис, разглядывая приклеенную на виске повязку, эту бледность на красивом лице, которая ему совершенно не идет, делая его неживым, неестественным, словно кукольным. В нем всегда кипела жизнь, даже во сне он излучал жизнерадостность, и сейчас видеть его таким потерянным было больно и обидно, даже стыдно.

      Глеб опустился к нему на кровать, не зная, что сказать, как просить прощение и что нужно говорить в подобных ситуациях, просто притянул не сопротивляющееся, ставшее сейчас таким хрупким и ранимым, тело к себе. Вик, замерев на секунду, прислушиваясь к себе, ждал сам не зная чего, и когда объятья стали более крепкими, даже болезненными, все встало на свои места. Выдохнув, протянул руки вперед и в ответ обхватил Глеба за спину, сильнее вжимаясь лицом ему в грудь и вдыхая родной запах, которого так не хватало.

      А Глеб все это время не дышал, боясь подумать, что может произойти, если Вик оттолкнет его. Ведь проблема была в том, что Глеб не смог бы уйти, и он это осознал настолько четко, что стало дурно.

      Чуть отстранившись, когда дышать стало легче, Глеб приподнял подбородок парня, вынуждая заглянуть себе в глаза, желая считать все, что чувствует Вик, но парень замкнулся, закрылся, отказываясь выставлять свои переживания напоказ. Он был не готов открыться перед Глебом, не нашел в себе сил доверять ему после случившегося. Это было обидно. Подавшись вперед, Глеб хотел было прижаться к искусанным сухим губам, но Вик ушел от поцелуя, позволив коснуться лишь уголка губ.

      – Злишься? – спросил Глеб, сам зная ответ и злясь от глупости заданного им же вопроса.

      – А сам как думаешь? – не смог не съязвить Вик слегка охрипшим голосом.

      – Думаю, злишься, – согласился Глеб, впрочем, в его поведении и во взгляде раскаянием даже не пахло.

      – Зачем тогда спрашиваешь? – не унимался Вик, начиная злиться все сильнее, но так и не выбираясь из уютного кокона надежных рук.

      – Что произошло?

      – Авария, – однозначно ответил парень и попытался отвернуться, но Глеб не позволил.

      – Ты что, водить разучился? – в голосе были слышны жесткие нотки. Они оба начинали злиться друг на друга и на себя самих, но абсурдность ситуации действительно поражала своими масштабами.

      – Несчастный случай, – огрызнулся парень и попытался дернуться, но его даже и не думали выпускать.

      – Не поделишься сведениями?

      – Нет.

      – Вик?!

      – Что? – глаза в глаза, обе пары излучают злость и бешенство, почти ярость, есть в них что-то еще, и Глебу первому удается распознать, что же именно.

      Дернувшись вперед, уверенно обхватывает Вика за шею и притягивает к себе жестким захватом, не позволяя отвернуться, и прижимается к приоткрытым в немом ахуе губам. Вик замирает, но вскоре старается вырваться, кусается, рычит, но под напором умелых манипуляций быстро сдается. Когда захват превратился в легкие поглаживания, вторая рука уверенно прижимала стройное тело к себе, поцелуй стал более требовательный, страстный, с привкусом горечи, никто не понял. Вик пришел в себя, когда хлопнула входная дверь. Отстранившись от Глеба, только сейчас заметил, что с силой прижимает парня к себе, крепко обхватив за шею, но все бы ничего, и даже эту минутную слабость он был готов себе простить, но обреченно ироничная улыбка парня убивала. Было в ней что-то такое потаенное, от чего становилось не по себе.

      Войдя в палату к сыну, Юрий пришел в тихий ужас. Мало того, что Вик был не один, так он еще и целовался с каким-то парнем, слишком искренне отвечая на каждое прикосновение, слишком ярко, это напрягало. Но не так, когда Юрий узнал в незнакомце Глеба, так самоотверженно целующего Вика, отдавая с каждым поцелуем частичку своей души. Эта искренность, которой он всегда старался добиться от него, сейчас была предназначена другому. Ревность тугим кольцом обвила сердце и начала его сдавливать, пульсируя и мешая нормально мыслить. А еще злость. От подобной дерзости ярость напрочь выбивала из мужчины все человеческое.

      – Не помешал? – голос не дрогнул, но слова дались с трудом. Юрий хотел убивать, жестко, решительно, уже сейчас понимая, что от парня избавиться будет куда сложнее, чем задумывалось.

      – Нет, – спокойно ответил Вик, отпуская Глеба и разворачиваясь к отцу.

      Глеб же спокойно продолжал обнимать Вика за талию, просто уткнулся носом ему в шею и вдыхал такой родной запах, сейчас разбавленный медикаментами. Он не хотел видеть Юрия, и так знал, что такая дерзость не сойдет ему с рук, поэтому наслаждался моментом, не обращая внимания на дрожь, поднимающуюся прямо из души.

      – Посторонним запрещено находится не просто в этой палате, но даже в отделении, поэтому твоему другу придется уйти, – все те же ровные нотки, но начинает прослеживаться давление.

      Атмосфера накалилась до предела. Несмотря на то, что сказано было мало, чувствовалось заметное напряжение во всех троих, вот только ни один из них не подал виду, так и продолжая строить из себя безразличие.

      – Мне и вправду пора, – покорно согласился Глеб, но ему не поверил ни один из присутствующих.

      Прочертив носом линию вдоль шеи и едва коснувшись ее губами, от чего Вик заметно напрягся в его руках, Глеб отстранился и, подмигнув смущенному парню, встал с кровати, так и не глядя на мужчину, покинул палату.

      Сердце бешено колотилось в груди, когда он спускался по ступенькам, прекрасно зная, что сейчас случится что-то ужасное.

      – Что? – спросил Вик, не в силах скрыть улыбки. Эта искренность Глеба иной раз пугала, вот прям как сейчас.

      – Ты переходишь все границы, – напомнил отец и, развернувшись, вышел из палаты, не хлопая дверью, просто торопливо направляясь вслед за удаляющейся фигурой.

      Спустившись на несколько ступеней, Глеб услышал хлопок двери, торопливые тяжелые шаги и, предчувствуя нападение, успел уйти в сторону, но даже не пытаясь бежать. А зачем? Уже убегал, не помогло.

      Юрий налетел на него подобно урагану. Все, что мужчина чувствовал – это агрессию и болезненное возбуждение. Удар в лицо снес Глеба с ног, слишком яростное нападение не дало возможности сгруппироваться, а профессионально поставленный удар выбил воздух из груди.

      Поднявшись на четвереньки, и слегка покачиваясь, Глеб сплюнул на пол кровь, и хотел было встать, как чувствительный удар в живот заставил его рвано, с хрипом выдохнуть и завалиться на идеально чистый кафель. В голове все поплыло, а боль мешала мыслить. Да и не хотелось бороться, впервые Глебу все настолько остопиздело, что он не хотел даже подняться на ноги, просто бездумно смотрел в потолок, стараясь заново научиться дышать.

      Юрий, как и много лет назад, не испытывал к парню жалости. Он знал, что его не сломать, что он не сдастся, не прогнется, поэтому бил, снова и снова, не жалея ни сил, ни времени. И возможно Глеб так бы и закончил свое ничтожное существование, но Юрий, благодаря выработанной привычке, никогда не бил по жизненно важным местам, именно поэтому Глеб был все еще жив.

      Запахом крови пропиталось небольшое помещение, хриплые стоны были единственными звуками, царящими в звенящей пустоте, это была жуткая картина, выдержать которую смог бы не каждый.

Подойдя к полубессознательному парню, Юрий рывком поставил его на ноги и, толкнув к стене, зафиксировал своим телом. Да, сейчас перед ним был не тот худощавый подросток, а взрослый парень, но чувства, хоть и притупившиеся за много лет, остались прежними.

      – Ты чего добиваешься? – удивительно спокойно спросил Юрий, чуть подаваясь вперед и слизывая кончиком языка каплю крови, маняще поблескивающую на губах.

      – А чего я добиваюсь? – Глебу было не просто тяжело говорить, но даже дышать, именно поэтому он пропустил мимо себя это отвратительно знакомое касание и, откинув голову на стену, хрипло дышал.

      Юрий не понимая, что происходит, теснее прижался к нему и легкими поцелуями прошелся вдоль шеи.

      – Мне кажется, ты намерено провоцируешь меня на грубость, – мужчина отстранился, и не дожидаясь ответа, скользнул руками под распахнутый халат, и задрав свитер на спине, сжал пальцами разгоряченную влажную кожу поясницы.

      – Ты что творишь, уебок? – прошипел Глеб, дернувшись, чувствуя, что вместо возбуждения нарастает отвращение и детский страх, давно забытый, но все еще яркий, несмотря на прошедшие годы.