Текст книги "С небес на землю, но только с тобой (СИ)"
Автор книги: Arne Lati
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– Глупый мальчишка, и все такой же дерзкий, – не смог не восхититься Юрий, сильнее подаваясь вперед и запустив пальцы во взлохмаченные волосы, с силой сжал их в кулак на затылке, рывком притягивая голову парня к себе, вынуждая наклониться вперед и поморщиться от боли в руках, из-за неудобного положения. – Ничему-то тебя жизнь не учит. И как ты не сдох с твоим характером на улице?
– Лучше на улице, чем рядом с таким, как ты, – прошипел Глеб, попытался дернуть головой, желая уйти от прямого соприкосновения, но сделал только хуже.
Неизвестно почему, но Юра не мог злиться на парня, не сейчас, по крайней мере, и все его слова, упреки, плевки были скорее как развлечение. Слышать презрительные нотки в голосе того, кто слабее, эта интонация, тембр голоса, все было таким знакомым, вот разве что голос перестал ломаться и звенеть, в нем появились легкая хрипотца, но даже это было гармонично.
Подавшись вперед, действуя скорее на инстинктах, кончиком языка собрал капельки крови с подбородка, скользнул вверх, задевая уголок губ и пройдясь по нижней губе, едва коснулся мимолетным поцелуем, тут же отстранился, возвращаясь на место.
– Ты вкусный, – промурлыкал мужчина, замирая в этом мгновении и в этом моменте, не желая думать о том, что будет дальше.
Глеб, зависнув на пару секунд, шокировано хлопал глазами, чувствуя, что постепенно сходит с ума и того и гляди начнут мерещиться белочки и зайчики, летающие над головой. Что, черт возьми, вообще здесь происходит?!
Но Юрий, не дав себе расслабиться, встал, гордо распрямив плечи, и в упор посмотрел на парня.
– Ты будешь жить только потому, что я пока не решил, что с тобой делать. Также советую держать рот на замке, иначе придется очень быстро принимать решение. Ты понял меня? – Юрий ждал, он хотел видеть в глазах напротив понимание, но вместо ожидаемого, видел лишь безумие, такое же, как и много лет назад.
– А если я намеренно захочу отомстить тебе? – Глеб чуть наклонил голову вбок, стараясь прочитать в глазах мужчины страх, испуг, возможность пойти на компромисс, но была лишь привычная пустота.
– Я убью тебя, и нет проблем. И подумай, сможешь ли ты сломать жизнь Вику? – заметив заминку на бледном лице парня, мужчина развернулся и ровным шагом направился прочь, уже сейчас зная, что совершил ужасную, непоправимую ошибку. Но принять решение сейчас не было никакой возможности, все слишком сложно.
Хлопнула дверь, пару минут тишины, вошедший Ярослав, все та же неприступная маска, холод, пустота. Ни единого звука. Безмолвно развязывает веревки, освобождая руки, за шкварник помогает встать на ноги и подталкивает в сторону выхода.
– Теперь, прежде чем что-то сделать, думай, как это отразиться на Викторе. На себя насрать, думай о нем. Обидишь пацана, и я своими руками придушу тебя, – Яр был спокоен и эти мирные нотки давили в сто раз сильнее, чем любой крик.
– Какого хуя ты тут делаешь? – прохрипел Глеб, чувствуя, что голос от напряжения сел.
– Тебя это не должно волновать, просто хоть раз сделай, как я прошу.
Больше Яр ничего не сказал. Глеба вытолкали за дверь, вовремя успев подхватить за плечи, когда парень поскользнулся на ступеньке, и поставив на землю, толкнули в спину, вынуждая идти живее.
Боковым зрением Глеб заметил Юрия, курящего возле второй машины. Он не видел его взгляд, но точно чувствовал его, знал, что тот наблюдает, как хищник за своей жертвой, с которой решил поиграть, прежде чем разорвать на кусочки.
Глеб
Словно и не было этих десяти лет. Словно и не было этого времени, спокойствия, возможности дышать. Почему сейчас? Почему он? Как, черт подери, все неебически сложно. Ну какого хуя Юрий оказался отцом одного единственного человека, на которого мне не насрать в целом мире? Почему жизнь такая, сука, суровая? Хотя, вполне привычно и тут нечему удивляться.
За окном одна картинка сменяет другую, мелькают пейзажи, завывает метель, швыряясь снегом в стекло. Бездумно смотрю вдаль, не ощущая ни холода, ни тепла – ничего. Все словно встало, замерло в целом мире, душа скрутилась в тугой комок и медленно скулит, не понимая радоваться или плакать. Ничего не хочу.
– Приехали, – послышалось спереди. Собираюсь выйти, даже не смотря по сторонам.
Уже не важно в городе мы, на заброшенной стройке, где найдет меня смерть, или в аду, все равно.
Мне на колени падает телефон, мой вроде, бездумно засовываю его в карман и выбираюсь из авто. Морщусь от холода, сразу окутавшего меня, иду вперед: дверь, ступеньки, знакомый запах прокуренного помещения, несколько газет на полу. На моем этаже запах сигарет становится в разы сильнее, чувствую его слишком остро и, оторвав взгляд от пола, замираю на последней ступеньке.
На полу, облокотившись о мою дверь, сидит Вик, спокойно смотрит на меня, так и не выпуская сигарету из рук и я почему-то уверен, что не смотря на все его напускное спокойствие и расслабленную позу, его пальцы дрожат.
Криво усмехаюсь, не найдя в себе силы даже съязвить по поводу его расположения, подхожу ближе, присаживаюсь перед ним на корточки, стараясь рассмотреть в серо-зеленых глазах злость, беспокойство, бешенство, но там лишь мертвое спокойствие и это бесит, но одно его присутствие тут же успокаивает. Он для меня как катализатор мира.
– И какого хуя ты тут расселся? – получается улыбнуться, но как-то вымученно.
Он молчит, все так же смотрит в мои глаза, не обращая внимания на ссадины на лице и рану в уголке губ. Мгновение, в его глазах за долю секунды мелькают эмоции, слишком яркие и стремительно сменяющие друг друга, чтобы ухватиться хоть за одну. Перехватив сигарету в пальцы левой руки, подается ко мне вперед, обхватывает свободной рукой за шею и, сильно притянув к себе, прижимается губами к моим губам, так нежно, сладко и искренне, что растворяюсь в нем, в его поцелуе, простом касании губ. Именно этого порыва мне и не хватало. Прижимаю его к себе, опустившись перед ним на колени, и с силой сжимаю в своих руках, углубляя поцелуй, беспорядочно, почти дико, шарю руками по его телу, желая почувствовать, что это он, именно он. А Вик все так же мучительно нежно целует меня, теснее прижимая к себе и не позволяя отстраниться.
Что же ты делаешь с моей жизнью, парень? Ты же меня убиваешь своей любовью…
Часть 18
Сбрасываю вызов, выходя с работы, и выключив телефон, убираю его в карман. Прости, малыш, но сегодня не получится. Мне нужно отвлечься, забыться, просто потеряться, чтобы хоть немного прийти в себя. Вчера, пока он не ушел, все было в порядке, почти в порядке. Он не задавал глупых вопросов, не пытался выяснить, что произошло, просто был рядом, и этого было достаточно. Утром помогла отвлечься работа, но к вечеру безысходность затопила все тело и разум, и если не скинуть напряжение, то банально сорвусь, и не известно во что это выльется.
Ветер стих, но мороз все сильнее набирает обороты, не давая и шанса, чтобы согреться. Плотнее кутаюсь в куртку и ускоряю шаг, желая поскорее очутиться в тепле. Старый подъезд встречает меня знакомым бардаком, старой облезшей краской и стойким запахом перегара. Все привычно, все так, как и должно быть. Нет сияющих белизной перил, нет чисто вымытых ступенек белого мрамора, нет того удушающего запаха дорогих духов… Мотаю головой, желая отогнать забытые воспоминания, и перепрыгивая через ступеньку, поднимаюсь на нужный мне этаж.
Стучать нет смысла, двери этой квартиры всегда открыты, вот только войти рискнет не каждый, поэтому вхожу без стука, и даже без приглашения.
В помещении довольно накурено, стойкий запах перегара щиплет глаза, но вполне чисто и убрано, что приятно радует глаз. Скидываю ботинки, так тут положено, и бросаю их возле уже имеющихся нескольких пар. Захожу на кухню, достаю из полупустого холодильника бутылку пива и, открыв ее, на ходу делаю пару глотков, бодрым шагом направляясь туда, где слышны смех и голоса. В этом месте все замирает, и все проблемы отходят на второй план.
Захожу как к себе домой, поймав удивленные взгляды, и плюхаюсь рядом с Илюхой, изрядно потеснив его на диване.
– Привет, – ухмыляется он, забирает из моих рук бутылку и делает пару глотков. В ответ киваю всем, и так же нагло отобрав у него сигарету, крепко затягиваюсь. После затяжки понимаю, что сигарета оказывается с сюрпризом и, шлепнув по потянувшейся к ней ладони, отказываюсь возвращать ее владельцу. Илья ржет совсем неприличным образом и сев покомпактнее, обхватывает меня за плечи, притягивая к себе.
– Какими судьбами? – спрашивает он, когда я слегка захмелев, поворачиваюсь к нему.
– Мимо проходил.
– Ты что-то редко мимо проходить стал. Случилось что? – несмотря на его полупьяное состояние, глаза остаются трезвыми, а голос требовательным, что немного раздражает.
– Заебал грузить, ты как курица наседка, честное слово, – отмахиваюсь от него, понимая, что меня начинает накрывать.
– Если ты ведешь себя как яйцо, что я могу поделать? – вокруг нас воцарилась тишина, секунды на три, потом стены небольшой квартиры сотряс дружный хохот. Давно я так не смеялся, чувствую, что с истеричным смехом, с непрошеными слезами, выходит напряжение, даже выплескивается, я бы сказал.
Поймав шокировано-недоумевающий взгляд Сашки, притихшего в проходе двери, начинаю ржать еще сильнее, заваливаюсь на диван и не могу успокоиться.
– Бухаете? – спрашивает он, скидывая мои ноги на пол и присаживаясь на подлокотник небольшого дивана, потому что мы с Илюхой, две наглые задницы, заняли все свободное пространство.
– Привет, мелкий, мы тут культурно отдыхаем, – послышался почти трезвый и до безобразия правильный голос Ильи и я, взорвавшись от новой волны истерики, чуть не падаю с дивана, вовремя подхваченный Ильей, вернувшим меня на место.
Так и сидим, общаемся не о чем, смеемся, сами не понимаем чему, все мысли отошли на второй план, привычно-знакомое наркотическое опьянение лениво растекается по телу, делая все правильным, таким, каким все и должно быть.
Постоянное желание куда-то идти, что-то делать, преследует меня повсюду. Хочется пить, чем и занимаюсь, и чувствую, как начинаю пьянеть. Стоит только послышаться смеху, заметить смешное или странное, происходящее вокруг, как нас накрывает вспышкой всеобщего истерического смеха. Бездумно играем в дартс, усидеть на месте нет сил. На вопрос Ильи, какого хера я кидаю дротики в штору, если мишень на противоположной стене – безразлично развожу руками, на что нас снова накрывает ржач. А как ему объяснить, если на шторе сидела толстая красная моль и злобно клацала зубами, а я хотел ее убить.
Сидим на диване, чувствую, что силы покидают тело, пьем одну на троих, иногда переглядываясь и ухмыляясь без причины. И все в этот момент правильное, родное, мое. Все такие близкие, и я такой близкий, и дурь в голове, и святая пустота. Тело согревается приятным теплом, подгоняя ленивое возбуждение, разрастающееся с каждой минутой. И уже нет разницы с кем, для чего и есть ли какие-то моральные устои, просто болезненно хочется трахаться, без мыслей, тупой трах, желание.
Сгребаю в охапку рядом сидящего Сашку, где-то на задворках разума, который уплывает от меня все дальше, понимаю, что без разницы – Сашка это или кто-то другой, просто тело. Затаскиваю его к себе на колени, заставляя сесть мне на бедра лицом ко мне. Пьяный взгляд покрасневших глаз смотрит сквозь него, не видя ничего перед собой, а только чувствуя тепло рядом и такое же сильное, как и у меня возбуждение.
Теснее прижимаю его к себе, задирая на нем темный свитер, и стоит ему только наклониться, целую, напористо, жестко, но без чувств. Какие чувства? Я робот, кукла, бездушная куча мяса, которая тупо хочет трахаться. Он отвечает так же, не размениваясь на нежности, бездумно получает удовольствие, как и я.
Илюха, а это именно он, другой бы не рискнул, толкает меня в плечо, видимо призывая отвлечься и обратить на него внимание, но пропустив мимо ушей, лишь крепче прижимаю к себе Сашку, и подхватив его под задницу, поднимаюсь вместе с ним. Он обхватывает меня ногами за бедра, понятливый мальчик, и, так и не разрывая поцелуя, иду в комнату, слегка толкнув плечом хрен пойми кого, затуманенными глазами не разобрать.
Вик
Четыре моих звонка остались без внимания, что настораживает. Ну а выключенный телефон все поставил на свои места. И куда эта дрянь опять вляпалась?
Завожу мотор, понимая, что возле дома его ждать нет смысла. Осторожно трогаюсь с места, куда ехать – особо не думаю, не так много вариантов, где я могу его найти. Точнее, где он может быть – целая куча версий, но я знаю только один адрес.
Пока еду, осторожно лавируя по дворам, не могу успокоиться. Вчерашний инцидент выбил меня из колеи. Неприятно скребет на сердце разрастающееся волнение. Эти часы ожидания на холодном полу под его дверью, незнание, дождусь ли, увижу или это пустое ожидание. Десятки выкуренных сигарет, несколько слез отчаяния, почти срыв, почти истерика, и вот, когда слышу его шаги, знаю, чувствую, что это именно он, легкий выдох. Эти раны, эта капелька крови, словно капля моей жизни, замерзшая на его губах. Пускай так, пускай подрался, где и с кем все равно не расскажет, лишь бы живой, лишь бы пришел, не исчезал из моей жизни.
Каждое утро просыпаюсь с мыслью, что люблю его все сильнее, не понимаю, как такое возможно, почему он, и почему это происходит со мной, но люблю. Отчаянно, дерзко, без мыслей и размышлений о правильности моих действий, просто люблю.
Паркуюсь у дома, еще из машины слыша громкую музыку, не стоит поднимать голову, чтобы узнать в каком окне горит свет и звучат эти ужасные звуки, из старых хрипящих колонок, режа своим звучанием не просто слух, а нервную систему.
Старый обшарпанный подъезд не изменился за время моего отсутствия, наоборот, стал еще более отвратительно выглядеть. Ступаю осторожно, смотря не просто под ноги, но и по сторонам. Сил поднять руку и взяться за перила – нет, тошнит от отвращения, даже несмотря на наличие перчаток. Вся эта мерзость, грязь, не просто внешняя, ею пропитан каждый миллиметр бетонных ступеней, воздух, даже волнение притупляется, уступая место отвращению.
Узнаю железную дверь сразу, даже не считая этажи. Она предсказуемо оказывается открыта. Войдя внутрь, тут же зажмуриваюсь, запах настолько спертый, что не просто дышать тяжело, даже видеть проблематично. Глаза режет, в носу свербит и все отчетливее хочется бежать, вот только стоящие прямо возле моих ног знакомые кроссовки, приковывают меня к месту. Значит бухает, ну да, это же куда важнее меня. Зачем сообщать, что ты, сука, хотя бы живой? Даже не задумываясь, чтобы скидывать ботинки. Морщусь от одного представления, что придется наступить на пол разутым. Как можно опуститься до подобного образа жизни? Какого хуя Глеб тут забыл? Но стоит только зайти в комнату, как вся злость отходит на второй план и становится не по себе, мерзко, отвратительно. Меня не интересуют ни пьяные тела, в беспорядке разползшиеся по квартире, не запах травы, ни несметное количество пустых бутылок в углу, меня шокирует действие, происходящее на диване. Глеб, мой Глеб, затащив к себе на руки своего соседа, самозабвенно его целует. Хотя поцелуем это назвать сложно, он буквально трахает его рот языком, получая истинное удовольствие, почти животное, жадно шарит руками у него под свитером, крепче прижимает к себе извивающееся тело…
Становится мерзко, а еще страшно. Перевожу взгляд на Илью, испуганно уставившегося на меня и пытающегося растормошить Глеба, которому похуй на все происходящее.
Дальше совсем весело. Глеб, отмахнувшись, берет Сашку на руки и несет в другую комнату, так и не разрывая поцелуя. Толкает меня плечом, просто не заметив препятствия, от чего отшатываюсь в сторону и так же смотрю перед собой стеклянными глазами, не понимая, не веря в происходящее, но странно – на лице легкая улыбка, добрая, даже ласковая…
Ну, кажется, я видел все, пора уходить, а то воздуха слишком мало, не вздохнуть. Сердце давит, сжимает, разрывает на части и нет сил выплеснуть всю боль и разочарование, что копятся в моей душе с каждым моментом непонимания все сильнее. Хочу уйти. Но стоит только сдвинуться с места, меня возвращают обратно, тянут за собой. Когда прихожу в себя, чувствую, что в лицо бьет морозный ветер, становится холодно, в душе холодно. Внизу видна земля и, как я понимаю, мы на балконе. Тут же беру себя в руки, не позволяя показывать слабость никому.
Рядом стоит Илья и спокойно курит. Его взгляд расфокусирован, но выражение лица спокойное и почти умиротворенно. С балкона его что ли скинуть? Так, для профилактики, чтобы притоны не устраивал.
– Что ты знаешь о свойствах травы? – от неожиданности вопроса оборачиваюсь на голос и с вопросом смотрю на него. Какого хера ему от меня надо?
– Отойди с дороги, – прошу ласково, видя, как он подпирает собой дверь, и уже сейчас выискивая слабые места противника, зная, что драки не избежать.
– Прекрати меня испепелять взглядом, – произносит немного раздраженно. – Я повторю: что ты знаешь о свойствах травы?
– Зеленая, растет, под действием фотосинтеза выделяет кислород. Могу идти? – скептически изгибаю бровь и отчаянно борюсь с затопляющим меня раздражением и абсурдностью ситуации.
– Кретин! Наркоты, я имею в виду. Короче, перечисляю: покрасневшие, «пьяные» глаза, сильная жажда, неуемный голод, возбуждение. Примечательное свойство – способность «заражаться» настроением окружающих: в компаниях происходят всеобщие вспышки истерического веселья, смеха, суеты или паники – в принципе, это не столь важно. Короче, то, что ты сейчас видел – это все последствия выкуренного наркотика. Глеб не осознает, что делает, кого трахает, и вообще, кто он в этом мире, можешь поверить мне, это так.
– И зачем мне это знать? – складываю руки на груди, видя, как парень передо мной ежится от холода, но мне почему-то совсем его не жаль.
– А затем, что Глеб не просто так тебе изменяет, а тупо под кайфом, так понятнее?
Внутри произошли шевеления мозгов, но обида и боль остались те же, хотя признаться честно, дышать стало легче, во много раз легче.
– А теперь, прежде чем выкинуть феноменальную хуйню, подумай, стоит ли тебе ее делать или для начала все же поговорить? Кстати, если поторопишься, то можешь отодрать Сашку от Глеба, – пожимает плечами и заходит в квартиру, дергая меня за собой.
Растаскивать их? А зачем? Глеб же этого хочет, я видел насколько хочет, зачем же ему праздник портить? Обхожу изумленного Илью и сажусь на диван, на то место, где этот чертов сукин сын сосался с этим козлом, кто из них кто, решайте сами. Испытываю почти мазохистское удовольствие зная, чем он там занимается. Илья садится рядом, в изумлении смотрит на меня и, не выдержав, спрашивает:
– Так и будешь сидеть?
– Могу встать, если тебе места жалко, – огрызаюсь, разговаривать нет настроения, впрочем, как и находится тут.
– Я не об этом.
– Что я буду делать – не твое дело, для начала подожду.
– Чего? – вскрикивает.
– Когда ты заткнешься и дашь мне посидеть спокойно.
И он затыкается, секунд на пять.
– Пиво будешь?
– Я за рулем, – вежливо отказываюсь и отворачиваюсь в сторону двери.
Не раздеваюсь, лишь расстегиваю куртку, чувствуя, что этим въедливым запахом пропиталась вся одежда, волосы, даже кожа. Воротит от самого себя и с трудом удается усидеть на месте, хочется бежать отсюда, но я упрямо сижу. Спокойно игнорирую направленные на меня недовольные озлобленные взгляды и продолжаю ждать, чувствуя, как с каждой минутой что-то внутри умирает.
Он целует его, скорее всего уже трахает, и это больно, твою мать, очень. Попытку Ильи встать и пойти в коридор пресекаю одним лишь испепеляющим взглядом, сидит спокойно, молчит.
Спустя примерно час, может чуть больше, или меньше, точно не скажу, потерялся во времени, входит потрепанный Глеб, в своих темных джинсах, с оголенным торсом и накинутым на плечи свитером. Все еще мутные глаза, но в них отчетливо видно осмысление, ясность, почти трезвость. Он не улыбается, такой, какой и всегда. Но стоит ему скользнуть по мне взглядом, как что-то меняется, в нем меняется. Губы трогает легкая усмешка и это добивает меня. Мы несколько мгновений смотрим друг другу в глаза, без лишних эмоций, я давно уже закрылся, а вот он не может открыться из-за абсурдности ситуации. Что ж, раскаянием даже не пахнет.
Встаю, застегиваю куртку и, не глядя ни на него, ни на кого либо еще, выхожу из комнаты, даже не задев его плечом, просто мерзко прикасаться к нему сейчас, тошно. У выхода встречаю Сашку, поймав его перепуганный взгляд, улыбаюсь, радостно так, не чувствую ни агрессии, ни обиды…
Хотя, кого я обманываю, да и зачем? Подойдя к нему вплотную, со всей силы бью по ебалу, да так, что пальцы хрустнули. Опять костяшки выбил, гадство. Не обращая внимания на валяющегося на полу парня, перешагиваю через него, и покидаю квартиру.
Лестницы, каждый торопливый шаг совпадает с ударом сердца, на губах горькая улыбка. Тороплюсь не потому, что боюсь получить сдачи, скорее сейчас выплеснуть напряжение не помешало бы, просто хочу покинуть это место. Я задыхаюсь.
Погони за мной не последовало: ни Сашка, ни Глеб, последнее давит больше всего. Хотя не уверен, что сейчас выдержал бы хоть одно его прикосновение, слишком он воспринемается грязным.
Садясь в машину, не вижу, но чувствую, что за мной наблюдают. Не позволяю себе посмотреть наверх, не могу, и так больно, а будет еще больнее. Но отъезжая, все же замечаю краем глаза стоящего на балконе, все так же раздетого, Глеба. Он курит и смотрит вниз, а что еще остается-то? Только смотреть на дело рук своих.
Мучительно медленно отъезжаю с места и спокойно покидаю двор, физически чувствуя, что необходимо вжать педаль газа в пол и сорваться с места, умчаться прочь, ведь с каждым оставленным позади метром, мое сердце остается все дальше от меня, вырываясь из тела по кусочку.
Выезжаю на трассу, мчусь по ночному городу, не замечая ни редкие машины, ни стрелку спидометра, стремительно ползущую вверх, ни пелены слез перед глазами, ни подступающей истерики, поэтому, когда попав колесом в выбоину на дороге машину дергает вбок, не успеваю среагировать. Меня закрутило на дороге, крутанув несколько раз и дернув в сторону, вынесло на встречку. Нет страха или паники лишь холод и расчет. На встречу несется фура, истерично сигналит, мигает аварийкой, и скрипит шинами на заледеневшем асфальте, пытаясь экстренно затормозить. Резко по газам, включаю заднюю, и на скорости дергаюсь назад, вылетев в кювет. Фура проезжает мимо, еще пару метров, несколько секунд и столкновения было бы не избежать. А может, следовало остаться на месте?
Додумать мне не дали, дверь с моей стороны резко распахивается, на меня смотрит обеспокоенно перепуганный мужик лет сорока, глаза шальные, майка развевается на ветру, а рот приоткрыт в изумлении.
– Живой? – испуганно орет мне в лицо.
Качаю головой, пытаясь понять, чего он так перепугался? Ему-то на фуре светили максимум ушибы, ну это если не перевернет.
Выдергивает меня из салона и тащит к своей машине. И зачем? Мне настолько все равно, что происходит, что становится смешно. Он заталкивает меня силком в свою машину, захлопывает дверь и запрыгивает с другой стороны.
– Ну и крутануло тебя, пацан, – искреннее волнение приятно удивляет, – и как мозгов хватило назад сдать, ты молодец, обоих спас. И как тебя угораздило? – он что-то старательно ищет на спальном месте, матерится временами и только сейчас понимаю, что вся его нервозность – это вполне нормальный стресс на то, что чуть не убил человека и сам не убился.
– Потерпи, сейчас подлечим, – произносит, открывая аптечку, и до меня доходит, почему он так нервничает.
С левой стороны теплая липкая струйка стекает по виску, немного кружится голова и хочется пить, просто нестерпимо. Он смачивает вату какой-то жидкостью, протирает мне висок, осторожно убрав шершавыми пальцами прядь волос в сторону и выкинув вату. Успеваю заметить, как она пропиталась кровью, вся. Еще несколько подходов, что-то отрезает, прикладывает, матерится, бездумно смотрю перед собой, на выцветшую фотографию с изображением симпатичной женщины лет тридцати пяти и озорного мальчишки лет на пять помладше меня и так тошно становится, горько. Интересно, а отец переживал бы, если бы меня не стало?
– Ну все, как новенький. Ты как, парень?
– Пить хочу, – шепчу, не зная, куда делся голос.
Он протягивает мне бутылку, делаю пару глотков, и тут же откинув ее, распахиваю дверцу, и на половину вывалившись из машины, выплескиваю содержимое своего желудка. Вроде полегчало. Захлопываю дверь, все еще чувствуя на языке горьковатый привкус желчи, и виновато смотрю на него. Простота этого мужчины передается и мне и совершенно не хочется быть высокомерным избалованным ублюдком, каким я являюсь.
– Да нормально все, – он понимающе улыбается, протягивает мне бутылку воды и чистый платок, за что я ему благодарен, за все, за ту частичку тепла, которая радует, но не согревает сердце.
– Спасибо, – выговорить удается со второй попытки, горло саднит.
– Да не за что. У тебя сотрясение походу, в больницу надо, я отвезу.
– Не надо. Тачку вытянуть помоги, – перебиваю его, не хочу к врачу, не хочу вопросов и осуждающих, или еще хуже жалеющих, взглядов.
– Тебе нельзя за руль, – просит он.
– Нормально все будет.
И он верит. Некоторое время уходит на то, чтобы вытащить мою машину из кювета, вроде на ходу.
– Спасибо еще раз, – пожимаю ему руку, искренне благодаря за все и уже собираюсь уходить…
– На вот, малой, номер возьми. Проблемы будут на дороге, да и вообще, набери. Не я, так наши на трассе помогут, я договорюсь. И кстати, меня Алексеем зовут, – и вручив мне клочок бумажки, хлопает меня по плечу, почти по-отечески, и торопливо идет к своей машине.
– Виктор, – отзываюсь поздно и не уверен, что он меня услышал.
В машине тепло, но не настолько, чтобы я мог согреться. Врубаю печку на полную, на автомате забиваю номер водилы в телефон, и трогаюсь с места, поморщившись от простреливающей боли в руке, все-таки выбил. Хватит на сегодня приключений. В телефоне нет пропущенных или непрочитанных смс и это, сука, бесит. Но так даже лучше…
Часть 19
– Глеб, давай живее! – невысокий коренастый мужчина, сорока лет, был явно не в себе и срывал свое раздражение на каждом, первым под горячую руку попадал, конечно, сын.
С лестницы неторопливой походкой спускался невысокий худощавый подросток на вид лет четырнадцати. Светло-русые волосы были собраны в аккуратный маленький хвостик, глаза полуприкрыты, на лице полное отчуждение, даже легкое высокомерие ко всему происходящему. Неторопливость действий, пустой взгляд серых глаз, ленивость движений, все кричало, что поторапливаться он даже не планирует.
– Я не понятно говорю? – прорычал мужчина, схватив парня на последней ступеньке лестницы, и рывком вздернул вверх. В его глазах был огонь, вокруг звенящее напряжение, ноздри раздувало от гнева, а губы подрагивали в немом крике.
– Руки убрал, – слишком спокойно, почти мертвым безэмоциональным голосом, сказал Глеб, не пытаясь вырваться, а лишь глядя в глаза отцу.
Что-то такое страшное было в серых глазах подростка, что мужчина, плюнув на все, отпустил его, рывком подталкивая в сторону двери. Но Глеб как шел, так и шел, не обращая внимания на направленный ему в спину осуждающий взгляд с нотками грусти.
Обычный день в школе, все те же одноклассники, над которыми грех не поиздеваться, верная пятерка товарищей вокруг, доблестно защищающих своего предводителя. Вот только это они думают, что являются друзьями или хотя бы важными и значимыми для озлобленного подростка, для него они всего лишь мусор, вещи, хлам, помогающий добиваться поставленной цели.
Откуда в таком юном подростке столько агрессии? Упрямства? Злобы и ненависти к людям? Все просто. Ответ хранится в мужчине, спокойно курящем возле дорогого авто, припаркованного напротив въезда в школу.
Глеб знает, зачем он приехал, что ему нужно, и что последует после того, как он сядет в его машину. Парень перестанет быть собой, он больше не будет принадлежать себе, станет вещью, рабом, тряпкой, гнилой и грязной.
Не такой он хотел подарок на свой день рождения.
Не стараясь скрыться, остаться незамеченным или просто уйти куда угодно, сбежать, прямиком идет к машине, не здороваясь, забирается на заднее сидение автомобиля, кожей чувствуя, что за темными стеклами дорогих очков, сияет предвкушающий взгляд.
– Не поздороваешься? – спрашивает мужчина, садясь за руль и заведя мотор, не торопится трогаться с места. Он ждет, уже сейчас желая, чтобы делали так, как хочет он.
– Здравствуйте, – ровный голос без хрипа или смущения, без грамма любых эмоций. Все эмоции остались там, в воспоминаниях трехмесячной давности, когда подросток плакал, умолял, просил его не трогать, но вместо этого получал удар за ударом и глубокие толчки, выбивающие из него саму душу.
– Чего бы тебе хотелось на день рождения? – мужчина был спокоен и в настроении, поэтому пропустил мимо ушей неразговорчивость парня.
– Умереть, – сколько боли было в этих словах. Но самое страшное, что это была правда. Понять в таком юном возрасте, что не хочешь дорогой телефон, не хочешь влюбиться, а хочешь умереть. Раствориться, исчезнуть из этого грязного мира, лишь на вид кажущимся ярким и красочным, а на самом деле кругом ложь, обман, жестокость, которая топит тебя в своих же грехах, не позволяя вздохнуть.
Юрий вздрогнул. Даже привыкнув к холодности подростка, он не ожидал услышать такой ответ. Но даже это не остановило мужчину. Он был болен, болен им, и не смог бы отпустить, ни при каких обстоятельствах.
– Хорошо, сегодня ты умрешь, – спокойно пообещал и тронулся с места, включая радиоприемник. И он не соврал. Рядом с ним Глеб каждый раз умирал и возрождался вновь, еще больше запятнанный грязью и гнилью, оплетающей его душу.
