Текст книги "С небес на землю, но только с тобой (СИ)"

Автор книги: Arne Lati

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

      – Нормально.

      – На вид не очень. Я тебя так?

      Не могу сдержать усмешку, на что удостаиваюсь испепеляющего взгляда.

      – Сил не хватит, мелочь. Сказал же, нормально все, – отмахиваюсь, собираю силы и гордость в кучу, встаю и подхожу вплотную к нему.

      – Что? – его легкая заминка выбивает из меня улыбку.

      – Ничего, – веду плечом и, наклонившись, хочу коснуться его губ, но вместо задуманного целую выставленную вперед ладонь. – Не понял? – искренне удивляюсь такому повороту.

      – Что именно? – эта язва даже не старается казаться дружелюбной или что-то типа того.

      Пытаюсь повторить маневр, но выходит та же хрень с целованием рук. Бесит.

      – Это что за хуйня? – нет предела моему непониманию и возмущению. У меня может целовательное настроение, а мне облом в чистом виде. Может обнять?

      Нет, не может. Получаю по рукам, довольно больно.

      – И что это значит?

      – А что это значит?

      – Мне тебя трогать что ли нельзя?

      – А зачем?

      – В смысле? – развожу руками, начиная чувствовать себя идиотом.

      – Ну зачем?

      – Хочу! – как ему еще объяснить, чтобы понял?

      – Если очень хочешь, сходи к соседу, – вот оно что. Не смог не подколоть, поганец.

      – Первый завоешь, – ставлю его перед фактом и, рывком дернув на себя, пока он глупо хлопал ресницами, целую в сомкнутые губы и, отстранившись, удаляюсь по неотложным делам.

Вик

      – Сукин сын! – ору в след удаляющейся наглой заднице.

      Вот что за человек такой, и тут красавчиком вышел! Блядь, почему так болит задница? Меня, что, рота солдат насиловала? Глухо застонав, выхожу из комнаты и тут же жалею об этом. Илья, привалившись к моему плечу, обхватывает за талию и почти радостно заявляет:

      – Ты так стонешь прикольно, а главное громко, все соседи слышали, и полдня мне высказывали. Здорово же? – это меня щас что, подъебали?

      – Как умею, – отталкиваю его в сторону и скорым шагом направляюсь в прихожую.

      – И как ты Глеба «не затрахал», он полудохлый пришел, а тут ты со своими отходниками.

      – В смысле не затрахал? – спотыкаюсь на ровном месте и упрямо смотрю в пол, желая видеть, что угодно, но не ухмыляющуюся рыжую морду, которая нагло издевается.

      – В прямом, – отвечает Глеб, выходя в коридор, – у наркотика, который ты принял, было интересное побочное действие, сильное возбуждение, которое ты выместил на мне. Ты рад, зайчик?

–       Какой, к ебеням, «зайчик»? – ору, не чувствуя ничего, кроме легкого дискомфорта от их приторно счастливых рож.

      – Как какой? Мягонький, пушистенький, ненасытный крольчище… – от сияющей улыбки Глеба можно атомную станцию напитать.

      – На хуй пошел! – предлагаю как вариант и, быстро зашнуровав кроссовки, едва не застонав от боли в пояснице, выпрямляюсь. – Куртка где?

      – Меня подожди, скоростной ты мой, провожу, – орет Глеб из дальней комнаты, пока Илья старательно пытается согнать с наглой морды улыбку.

      – Нахер ты мне сдался? Сам дойду,– пытаюсь его вразумить, но видимо не получилось, потому что выходит он одетый и с моей курткой в руках.

      – Попизди мне еще, – рычит, однако.

      Засовывает... не, заталкивает... короче, утрамбовывает меня в куртку и выталкивает в коридор. Только собираюсь свалить, как меня цепляют за ладонь и, переплетя наши пальцы, прячет обе руки к себе в карман.

      – Как-то розовыми соплями повеяло, ты не находишь? – пытаюсь вырвать конечность, но как-то не выходит.

      – Щас отшлепаю и поставлю в угол, вероятнее всего рачком, – ухмыляется и тянет меня вниз.

      – Мечтай.

      – Не, мне пока точно ничего не надо, ты меня ночью затрахал…

      – Заткнись! – перебиваю его, накидываю на голову капюшон, шагая рядом с ним, физически чувствуя, что он улыбается. Весело ему, а мне сквозь землю провалиться хочется.

      До остановки добираемся молча, и пока ждем автобус, благо на остановке нет людей и нашу композицию никто не оценит, отчаянно ловлю себя на мысли, что уезжать катастрофически не хочется.

      – Что загрустил? – вопрос поставил меня в тупик.

      – Уезжать не хочу, – а смысл ходить вокруг да около, если у меня все на лице написано.

      – В розыск объявят, а меня посадят как похитителя несовершеннолетних, а если еще и осмотрят, то и за изнасилование, – подводит итог Глеб и затаскивает меня в автобус, забираясь вместе со мной, что не может не радовать.

      – Ты нахрена поперся?

      – Решил прокатиться.

      – Не хочешь, чтобы я уезжал?

      – Не хочу, но надо.

      – Я все еще злюсь на тебя, – не могу молчать, слова так и прут из меня беспорядочным словесным потоком.

      – Знаю, – пожимает плечами, и где, спрашивается, раскаяние?

      – Ты неисправимая задница, – прорычав, отворачиваюсь к окну и так и продолжаю сидеть, тихо тая, когда он начинает ненавязчиво гладить мою ладонь у себя в кармане. Вот же зараза.

      – Что теперь будет? – спрашиваю у него то, что давно не дает покоя.

      – Тебе как, помягче, или правду?

      – Правду, но помягче.

      – Папаша твой быть нам вместе не даст, это он объяснил доходчиво, максимум пару месяцев, пока его терпение окончательно не лопнет, и в лучшем случае – тебя женят, кстати, поздравляю с помолвкой, и увезут за границу, а в худшем – меня грохнут. Конец.

      Дышать стало трудно, не из-за мороза, от которого не спасает даже салон автобуса, а просто тяжело, так, что не вздохнуть.

      – Я не хочу так, – шепчу, но знаю, он услышал.

      – Поздно дергаться, – крепче сжимает ладонь и выпускает мои пальцы. – Тебе пора уходить.

      – Я не хочу уходить, – говорю громче, чем следовало бы, буквально закипая от злости.

      – Ну давай ездить кругами, – спокойно произносит и смотрит на меня как на идиота.

      – Ты о чем?

      – Остановка твоя следующая, а я по кругу и домой. Вопросы?

      – Это не моя остановка, – намекаю, что живу не в центре, а на окраине.

      – Тут тачку поймаешь. Все, встаем, – дергает меня за руку и силком проталкивает к дверям. – Кстати, ты какого хуя из больницы сбежал?

      – Ты переводишь тему, – напоминаю ему, радуясь, что мы залипли на светофоре. Он стоит позади меня так близко, что его тепло передается мне, несмотря на кучу слоев ткани.

      – Вик, не надо трахать мне мозг, он и так от тебя страдает. Просто вали домой, – стонет, и только сейчас замечаю, какой он бледный, как дрожат его пальцы, и выглядит он дерганным и слегка неадекватным. Это напрягает.

      – Ты в порядке? – стараюсь, чтобы голос был максимально отстраненным, боясь, что стоит ему только распознать беспокойство, и он замкнется в себе.

      – Нормально. Все, вали, – не успеваю ничего ответить, как эта скотина выталкивает меня из салона, дружелюбно показывает средний палец, и скрывается в неизвестном направлении, удаляясь от меня все дальше.

      А мне выть хочется, стонать, так, как воют раненые звери. Ну не хочу я с ним расставаться, никак. На душе стало тяжело и муторно, хотелось просто исчезнуть, забыться, а не идти домой, где, скорее всего, получу по шее. А что такого? Ну сбежал слегка из больницы, со всеми бывает. Сотрясение вроде легкое, травм нет. Просто плохо стало по дороге, ну я и заехал проконсультироваться, кто же знал, что они отцу звонить будут? Взгляды эти сочувствующие, беспокойство, бесит до зубного скрежета. Я же не при смерти, чтобы со мной носиться как с дитем малым. Аж передергивает от отвращения.

      Плотнее кутаюсь в ворот куртки, ниже натягиваю капюшон на голову, стараясь укрыться от холода. С неба падает снег, погружая город в зимнюю сказку, красиво. Когда идешь вот так по заснеженным улицам города, снегопад не дает возможности рассмотреть лица редких прохожих, становится проще, все проще.

      Ловлю такси без проблем и, назвав адрес, разваливаюсь на сидении, бездумно смотря в окно. Погружающийся в ночную тьму город прекрасен.

      Как я вчера оказался у Ильи? Сам толком не понял. А куда мне было идти? Друзей, как таковых, нет, да их вообще нет, Кир сразу бы позвонил отцу, а к Глебу идти хотелось и того меньше. Блуждая по ставшему почти родным обшарпанному району, чувствовал успокоение, вот только холод, окутывающий со всех сторон, мешал сосредоточиться. Груз пережитых эмоций не давал покоя, давил так сильно, словно желая выжать из тела саму душу, и не было возможности снять стресс, отвлечься, скинуть всю эту грязь с плеч.

      Дверь знакомой квартиры оказалась предусмотрительно открыта, несколько пар ботинок в коридоре напрягали неимоверно, поэтому не сильно заморачиваясь разуванием, прошел в комнату и, не снимая куртки, запрыгнул на подоконник, бездумно уставившись в окно.

      Все как в тумане. Кто-то пытался заговорить, кто-то был послан и отправлен по всем известному адресу. Илюха вроде орал, держали кого-то, уже не вспомню. Стакан воды, две таблетки, проглатываю бездумно и отключаюсь, все, темнота. Когда прихожу в себя лишь обрывки воспоминаний жаркой ночи, горящие страстью глаза Глеба, жаркие поцелуи и грубые толчки, это все, что удается вспомнить.

      Я злюсь на него, на себя, на всех. Он не имел права меня трогать, даже если я был под кайфом. Я вообще-то ему забастовку объявил, но что-то подсказывает мне, что она продлится не долго. Под его напором невозможно не сдаться.

      – Приехали, – ставит меня в известность водитель и, получив свою плату, отворачивается.

Покидать теплый салон авто не хочется, а идти домой и того меньше, но выбора все равно нет. Надо серьезно поговорить с отцом.

      Снег приятно проминается под ногами, хрустит и переливается серебристым сиянием от близстоящих фонарей. Только сейчас начинаю понимать, что в череде закрутивших меня событий совсем забыл о скором пришествии нового года. Да и вообще, засиделся я дома, надо развеяться. Надо попробовать пожить без Глеба хоть немного. Понять, возможно ли это, или он уже настолько въелся мне под кожу, что вырвать не представляется возможным?

      – Па! – ору с порога, по привычке бросая куртку и шапку в холле.

      – В кабинете! – доносится приглушенное сверху. Не разуваясь, стремительно взбегаю по лестнице и захожу к нему в кабинет без стука.

      По царившей тишине и мертвому спокойствию в кабинете, могу предположить, что настроение у него не очень. Напряженные плечи, четкое постукивание пальцев по клавиатуре, светлые пряди волос, всегда ухоженные, немного растрепанные, но так ему идет даже больше. Он не поднимает глаз, видимо ждет, пока я первый начну говорить.

      – Пап, а ты у меня оказывается красавчик! – нет, реально. Посмотреть со стороны – офигенный мужик, ему не дашь больше тридцати пяти, хотя ему и не намного больше.

      – Это что, новый подход? – изумленно изгибает бровь, улыбаясь одними уголками губ, и все-таки переводит на меня уставший взгляд.

      Прохожу вглубь кабинета и присаживаюсь на край его стола.

      – А почему ты не женат? – никогда не задавался этим вопросом.

      – А зачем? Мне и твоего мозговыноса хватает, – пожимает плечами, откидывается на спинку кресла и вопросительно на меня смотрит.

      – Ну не знаю, скучно же так.

      – Мне не скучно. Если я захочу секса, то будь уверен, найду с кем, где и при каких обстоятельствах. А почему тебя заинтересовала эта тема? – в его голосе почувствовалось заметное напряжение.

      – Просто, – пожимаю плечами и опускаю на стол причудливую зажигалку, которую до этого бездумно крутил в руках.

      – Ничего не бывает просто так.

      – Не начинай свою философию. Я что сказать хотел. Может, на зимние каникулы на лыжах покататься съездим? – слова сами слетают с губ, даже не дав мне возможности их обдумать.

      – Что так? – удивляется он, сразу меняясь в лице.

      – Мы давно нигде вместе не были, да и каникулы же, – чувствую, что начинаю смущаться, и отец, заметив мое настроение, начинает улыбаться, слишком искренне и открыто.

      – Если и выберусь, то не больше чем на пару дней, дела, – наклоняет голову вбок, дожидаясь моей реакции, но вот блеск его глаз, кричащий о мыслительной деятельности, немного напрягает.

      – Ну хоть так, а я задержусь.

      – Кирилла с собой возьми, скучно не будет, – предлагает, как вариант.

      – Он вроде на острова собирался.

      – Считай уже пересобирался, я договорюсь.

      – Ну сам смотри. Ладно, я пойду, – уже встаю, чувствуя, что хочу закончить разговор именно на этой ноте.

      – Вик?

      – Па, давай поговорим позже, на каникулах, идет? Обо всем поговорим, – обещаю, глядя честными глазами в его глаза и он верит, согласно кивает и возвращается к работе.

      Не могу я начать этот разговор, просто не могу, не готов. Боюсь услышать то, что принять не сумею.

От автора

      – Ну чего тебе? – возмущается Кирилл, с трудом поборов себя и взяв трубку.

      На заднем фоне играет музыка, слышны голоса и веселый смех и вся эта какофония заметно напрягает, Юрия, разумеется, а не полупьяного парня.

      – А повежливее? – ухмыльнулся мужчина.

      – А на хуй?

      – Дрянь дерзкая, накажу, – прорычал Юрий, сильнее сжимая в руках телефон.

      – Что, Ваше благородие, вам понадобилось от меня в столь поздний час?

      – Поганец!

      – Он самый.

      – На зимние каникулы…

      – Поздно, я уже все распланировал…

      – Мне поебать. Ты едешь с Виком в горы.

      – С Виком? – Кир задумался. – Ну пусть так. Все?

      – Ты даже не попытаешься сопротивляться? – ухмыльнулся мужчина, бездумно вышагивая по своей спальне.

      – Главное, что там тебя не будет, а остальное переживу. Это все?

      – А кто сказал, что меня там не будет? – победно оскалился Юрий, слыша приглушенный скулеж в трубке.

      – Заеби тебя снеговик, ну ты-то нафига туда едешь?

      – Сын позвал.

      – Я рад, а ты надолго?

      – Пару дней.

      – Уже лучше. Все, я свободен?

      – Нет! – наигранно нежно пропел Юрий, чувствуя, как парень начинает закипать.

      – Ну чего тебе? Меня ждут.

      – Кто?

      – Друзья, подруги, абсент… Всех перечислять?

      – Через два часа, чтобы был у меня в пентхаусе.

      – Не-е-ет, ну не будь задницей, хорошо же сижу, – рык смешался со стоном, что у Кирилла бывало довольно редким явлением.

      – Ты меня услышал?

      – Мудак долбанный, – и гудки в трубке.

      Юрий, блаженно улыбнувшись, быстро собрался и покинул особняк, ночь обещает быть увлекательной.

  Часть 23

Глеб

      Черт! Как же паршиво. Сердце колотится как заведенное, никак не унять дрожь в руках, нервозность настолько яркая, что кажется, прохожие скоро начнут шарахаться от меня в сторону. Не то чтобы это слишком волновало, но приятного мало. Дышать тяжело, легкие сжало тисками, а все о чем могу думать, это доза, которая надежно спрятана под ванной. Черт. Что ж так ломает?

      Добравшись до дома, с трудом удается скинуть теплые вещи в коридоре. Еще чуть-чуть и начну выть от ломоты в теле, выворачивающей все суставы разом.

      Черт.

      ЧЕРТ!

      Достаю необходимую банку, руки до ужаса дрожат и открыть крышку удается не с первого раза. Банка предсказуемо падает из рук и с глухим стуком таблетки рассыпаются по полу. Твою же. Не сдерживаюсь на маты, красочно описывая всех и вся, и с трудом подняв две таблетки, кладу их под язык. Сейчас станет легче, сейчас отпустит, должно отпустить. Странно, обычно действует быстрее, но все же, спустя некоторое время, становится легче и я благополучно отключаюсь. Нет больше проблем, забот, переживаний, есть лишь нирвана, где все хорошо и спокойно, по-детски наивно и искренне. Хочу остаться здесь. Проблемы? О чем вы? Я в раю. Если он есть, то выглядит именно так. Нервы, сжатые до предела в тугую пружину, расслабляются и дают возможность сделать первый настоящий глубокий глоток кислорода. Твою мать, как же здорово…

      Прихожу в себя лежа на полу в ванной, из уголка губ стекает струйка слюны, взгляд мутный, башка раскалывается, будто с похмелья, но нет той дикой ломоты в теле, а это уже неплохо.

      Становится тошно от самого себя, мерзко, омерзительно, но так привычно, что похуй. Легкий душ, не чувствую ни обжигающих струй горячей воды, ни ледяного пола под ногами. Странная апатия, походу перегнул с дозой.

      В голове вертится предчувствие чего-то зловещего, полная луна светит в окно – мистически,зловеще ярко. Напрягает абсолютно все, не могу найти себе места, кусок в горло не лезет, по телеку одна сплошная туманная занавеса, вместо изображения. Да что это? Когда накручиваю себя до предела, все-таки хватает мозгов достать телефон из кармана оставленной в коридоре куртки, и, увидев в пропущенных сорок вызовов и одно сообщение: «Ты где, сука, шляешься?», выдыхаю. Резко отпускает, просто на раз.

      «Спал» – на часах около одиннадцати ночи, думаю, не спит еще.

      «Сука ты» – почти сразу приходит ответ и следом идет звонок.

      – Да? – голос хрипит, горло немного стягивает, будто реально спал.

      – Ты в край оборзел? – орет на меня этот монстр и, по звуку, топает ногами.

      – Я должен перед тобой отчитываться где и с кем? – искренне удивляюсь. Шестнадцатилетний пацан меня еще точно не строил.

      – Нет, блядь, перед соседом отчитываться ты должен, – реально рычит.

      – Ты чего на взводе? Недотрах?

      – Рот закрыл, а то у тебя недотрах случится.

      – Это вряд ли.

      – Ну да, тебе же стоит только спуститься парой этажей ниже…

      – Вик, рот закрыл, – предлагаю, пока эта милая беседа не переросла в разборки отношений, аж передернуло от подобной перспективы.

      – Да пошел ты, – и томно сопит в трубку, ну что за ребячество?

      – Ты там уснул что ли?

      – Нет.

      – А хули молчишь?

      – А что сказать?

      – Звонил зачем?

      – … – тишина.

      – Спать ложись. Ладно? Потом поговорим.

      – Я послезавтра улетаю отдыхать, недели на две, – голос тихий и ровный.

      А вот это больно, прямо по нервам. Хорошая перспектива.

      – Вали, – и откуда во мне столько безразличия? Самому тошно.

      – Тебе ровно?

      – Плакать у окна, высматривая твой светлый образ, не буду, – честно признаюсь, но кажется немного грубовато.

      – А что будешь?

      – Все как всегда: пить, курить, ругаться матом.

      – Тогда счастливого Нового года, – его спокойствие такое натянутое, что становится немного не по себе.

      – Ну счастливого, – сбрасываю вызов, просто физически ощущая необходимость прервать этот неправильный поток эмоций. Что за фигня вообще?

      В себя прихожу сидя на подоконнике, курящим в приоткрытую форточку. Мысли хаотично роятся в голове, что с ними делать, знать не знаю. Всегда живя одним днем, не задумывался о правильности своих действий и верности принятых решений. А сейчас? Сейчас все до безобразия нелогично и неверно. Куда идти? Зачем? С какой целью?

      Возможно, лучше будет все вернуть, как было. Пускай один, пускай в тени собственного прошлого, отрезанный от всех, но так уютнее. Не хочу привязываться ни к кому, не хочу переживать все снова, эти чувства, пускай и противоположные, но такие же искренние. Будет больно, я знаю. У меня не бывает по-другому.

      Что будет, если Вик не вернется? Было бы здорово, растащить нас друг от друга сможет только расстояние. Может проще спустить все на тормозах? Парень наиграется, подрастет и сам поймет, что это всего лишь мираж его выдуманной перевернутой реальности? Пожалуй, так будет лучше всего. Я переболею, перетерплю, справлюсь. Нет у нас будущего, его просто нет, и дело вовсе не в поле, возрасте, тут другое. Мы другие. Я вырвался из этого обманчивого искусственного лживого мира, а он стремится туда, видя там свое будущее. Я не смогу ему дать ничего, совсем, просто не смогу. Не захочу меняться, бороться. Я сломался, давно сломался, и пусть все будет так, как есть. Я просто устал…

От автора

      Предновогодняя суета поглотила буквально всех. Подготовка к празднику, покупка подарков, планирование выходных, и только Глеб все так же спокойно и немного раздраженно наблюдает за людьми, радостно тащащими елки и упаковки разноцветных игрушек. Переболел давно уже детством, да и с Новым годом не самые приятные ассоциации связаны, так что, закончив смену, скорее стремится попасть домой, забиться в дальний угол, вырубить ящик, плотно задернуть шторы и просто заснуть, чтобы проснуться, когда вся эта канитель закончится. Но планам его не суждено было сбыться.

      Стоило только переступить порог дома, как его выцепил Илья, не дав возможности зайти в родную квартиру, и утащил гулять вместе со всем районом. Ничего, кроме как напиваться под радостные возгласы веселящихся друзей, не оставалось, чем Глеб усиленно и занимался остаток вечера. Под бой курантов пришло одинокое смс с пожеланием счастливого Нового год от Вика, ответив сухое «Спасибо», вырубил телефон и просто напился до поросячьего визга. Проснулся предсказуемо под елкой, рядом с тремя такими же первыми уснувшими, которые по старой традиции предусмотрительно складывались под елку, дабы не мешались под ногами.

      Когда утром, с трудом передвигая ногами, сумел добраться до дома, его ждал очередной подарок, в виде двух метрового деда мороза и снеговика, взявших его под руки и быстренько упаковавших в машину.

      Юрий оставшиеся пару дней до праздника провел в хлопотах и заботах. Вик порхал по дому, старательно утрамбовывая кучу ненужного хлама в дорожную сумку, при этом совершенно бессовестно эксплуатируя Ярослава, заставив мужчину помогать ему паковать вещи. Вскоре Яру это надоело и мужчина, вышвырнув из трех чемоданов все хламье, закинул в небольшую дорожную сумку пару свитеров, штаны, сменное белье и кое что из косметических средств. На немой крик почти бессознательного Вика, объяснил доходчиво и матерно, что брать с собой этот хлам нет смысла, а все необходимое можно купить прямо на месте. Остаток дня ушел на попытку примирения с парнем, что далось с трудом.

      Юрий уже минут двадцать сидел над бумагами и вчитывался в одни и те же строки, не зная как реагировать. Хотелось и плакать, и смеяться, и выть, и кидаться на стены. Слишком неожиданной была истина, слишком болезненной. Что-то, отдаленно напоминающее вину, скреблось под сердцем, мешая отключиться от страшного известия хоть на секунду.

      Как выяснили специально нанятые люди, Глеб уже семь лет сидит на наркоте, регулярно употребляя и даже не пытаясь бросить. Парень сломался уже давно. Вот откуда эта безысходность в его глазах, вот откуда эта злость и не желание сдаваться. Да потому что терять больше нечего, он сам так решил – постепенно лишить себя жизни.

      Сразу бросило в жар, стоило только подумать, что Вик сядет на иглу. Но видя, как это блондинистое недоразумение носится по дому, стараясь прихлопнуть лыжами Яра, этот пункт пока снимался с повестки дня.

      Но что делать с Глебом? Вопрос следовало решать жестко, прямо и быстро.

      – Звал? – спросил влетевший в кабинет раскрасневшийся, улыбчивый дальше некуда, Яр. Захлопнув за собой дверь, закрыл ее на замок и победно улыбнувшись, сполз по двери.

      – Сука! – послышалось обиженное с той стороны, пинок в дверь и торопливые шаги, вроде удаляющиеся, а не для разбега.

      – Что за цирк? – уточнил Юрий, попытавшись улыбнуться, но настроение пропало безвозвратно.

      – Да Вик херней страдает, – отмахнулся Яр, поднимаясь на ноги и приводя себя в божеский вид.

      – А ты, значит, ведешь себя как взрослый и мудрый человек? Тебе уже под тридцатку, а дури не меньше чем у Виктора, – покачал головой Юрий и напрягся, видя как Яр, подойдя к его столу, по привычке схватил документы и жадно начал скакать по строкам. По тому, как напряглось его лицо, дрогнули плечи, и потемнел взгляд, новости и для него были не из приятных.

      – Что за бред? – проорал он, не сдержав эмоции, и со звоном шлепнул папку на стол, разворачиваясь и давая нервный круг по кабинету.

      – Правда жизни, такая, какая она есть.

      – Черт! – почти застонал Яр, плюхаясь на диван и закрыв лицо руками, склонил голову. Это был финал. Пиздец! Апогей идиотизма.

      -Вик знает? – хрип сквозит в каждом слове, голос до неприличия сел и отчаянно хотелось промочить горло, желательно, чем покрепче.

      – Пока нет.

      – Что значит – пока? – замерев на месте, спросил Яр, прекращая наворачивать очередной круг по кабинету.

      – То и значит. Сначала я сам во всем разберусь, потом скажу сыну. С наркоманом он точно спать не будет. Вик слишком любит себя, чтобы простить подобное.

      – Это же будет смерть для него.

      – НЕТ! Это будет для него начало новой жизни, но пока держи рот на замке, ты меня понял? – требовательно, с нажимом спросил Юрий, не сводя взгляда со своего зама.

      – Понял, – огрызнулся Яр, уже сейчас понимая, что ему обрезали все пути для маневра.

      – Яр? Если я узнаю, что ты суешь нос в это дело, не посмотрю, что ты мой друг, убью своими руками. Слишком многое стоит на кону, – пригрозил Юрий, отвечая за каждое слово.

      – Сказал же, не дернусь. Юр, а ты не заигрался судьбою мальчишки?

      – Какого именно? – удивился Юрий.

      – Глеба. Ты и так сломал пацана, на иглу подсадил, лишил семьи, жизни, любимого…

      – ЗАТКНИСЬ! Убирайся!!! – проорал мужчина и, подорвавшись из-за стола, вышвырнул шокированного Ярослава из кабинета, захлопнув за ним дверь.

      Каждое слово, как удар топором прямо в сердце. Слишком больно и правдиво. Слишком ярко для восприятия, это невыносимо. Никто, никто не знает, что пережил сам мужчина, почему поступал именно так, да он и сам не знал. Признание, что сломал того, кто был дорог в целом мире, сейчас тяжело, всегда будет тяжело.

      Хождение из угла в угол не принесли результатов. Хрустальная ваза летит в сторону, со звоном врезаясь в стену и рассыпаясь на персидский ковер миллионом острых осколков. Стол оказывается перевернут, бумаги хлопьями огромных снежинок кружат по комнате, а в голове все тот же вакуум, что не дает дышать, забыть, отпустить...

      «Пора принимать серьезные меры, хватит, наигрался» – думал Юрий, когда набирал номер начальника своей охраны и давал ему указания доставить мальчишку по указанному адресу.

      Пускай так, но лишь бы все уже решилось скорее, тем более Вик так удачно сам решил уехать из города. Нужно во всем разобраться, расставить все точки, или возможно очередное многоточие?

Вик

      Кажется этот новый год запомнится мне на всю жизнь. Щемящая тоска в сердце не дает возможности ни забыться, ни расслабиться. Когда летишь с крутого склона горы, сосредотачиваясь исключительно на технике скольжения и маневрах, все мысли автоматически отходят на второй план, только тогда могу нормально вздохнуть. Кипящий в венах адреналин затмевает разум, и просто лечу вниз, забывая обо всем. Но стоит только остановиться, замереть хоть на мгновение, как возвращается удушающая тоска, запуская когти в растерзанное сердце.

      Постоянные вопросы друзей: «Что кислый?», «Случилось что?», «Ты в порядке?» – бесят неимоверно и нестерпимо раздражают. Хочется бить ебла, орать им в лицо, что все у меня заебись, только сердце разрывается от боли. Что ж, Вик, ты же хотел узнать, как это – жить без Глеба? Ну как? Нравится? До кошмаров по ночам, до нервных истерик, черт, до слез в подушку, просто заебись живется. Домой хочу, и пускай рожа его вечно недовольная, колкие слова, отстраненный безразличный взгляд, лишь бы знать, что он в зоне досягаемости, лишь бы верить, что мой.

      Вот только домой никак. Объяснить никому не смогу причину, да и отец взбесится, я же сам хотел поехать. Ему-то хорошо, пару дней покатался и домой свалил, замученный какой-то. Кир вон тоже, пару дней из номера не выползал, приболел, что ли. Но так даже лучше, не было дебильных вопросов, которые накручивали еще сильнее. А теперь есть! Он ходит за мной по пятам и изъедает мне мозг капитально. Заебал.

      Глеб на звонки и смс не отвечал, а сейчас вообще отключил телефон. Сука упрямая. Душу мне всю вывернул. Я же чувствую, понимаю, что он отдалиться хочет. Решил вычеркнуть меня из своей жизни? Молодец, флаг в руки, медаль за попытку на шею, я же все равно его не оставлю. Я же признался ему в любви, перед ним распахнул душу, да что же с ним такое происходит?

      Когда проходят эти две утомительные недели, превратившиеся в пытку уже через пару дней, с радостью собираю вещи, торчу два часа в аэропорту и терплю утомительный перелет. Попытку отца меня встретить пресекаю на корню, не до него мне сейчас. Прямо из аэропорта, закинув Кира домой, еду к Глебу, лечу вверх по ступеням, как влюбленный идиот, желая поскорее увидеть его, просто узнать, что с ним все в порядке. Сердце бешено колотится в груди, и стоит только переступить порог, уходит в пятки. Тревога накатывает, стоит только обнаружить входную дверь распахнутой. Беспокойство затопляет каждую клеточку тела, каждый шаг как маленький подвиг, ноги стали словно ватные и отчаянно не хотят двигаться в сторону приоткрытой двери в ванную, за которой слышны приглушенные стоны и тяжелое дыхание.

      Осторожно, дрожащей рукою приоткрываю дверь и замираю на пороге, оцепенев. Перед моими глазами предстала поистине ужасающая картина. Глеб, мой Глеб, лежит на полу, его ломает, в руках зажат бутылек с таблетками, я не видел его раньше, но готов поклясться, что там не аспирин. Его кожа бледная, почти прозрачная, посиневшие губы потрескались и запеклись от частого дыхания, глаза распахнуты, расширенные зрачки практически поглотили радужку. Его грудь часто и тяжело вздымается, где-то на периферии слуха будто бы даже слышу его заполошное сердцебиение. Взгляд полностью расфокусирован – он не в себе, и наркотическое опьянение настолько сильное, настолько сильное и явное, что неприязнь окутывает все тело, что брезгливость перекрывает ощущения, неприязнь и разочарование заполоняют душу. Все, что чувствую – это отвращение и тошноту.

      За спиной слышатся торопливые шаги, Сашка отталкивает меня в сторону, подлетает к Глебу, падает перед ним на колени и старается привести в себя, кажется, бьет по щекам, но я уже не вижу этого. Спокойно разворачиваюсь и ухожу, покидаю это место, этот дом и человека, прямо сейчас умершего в моем сердце…

  Часть 24

От автора

      Два дня, совершенно пустых и бессмысленных…

      Два дня в страхе перед неизвестностью…

      Нет, Глеб не боялся того, что его ждет в ближайшей будущем, рано или поздно смерть приходит ко всем, он не боялся умереть. Глеба напрягал лишь способ ее осуществления.