Текст книги "С небес на землю, но только с тобой (СИ)"
Автор книги: Arne Lati
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
– А что я творю? – изобразив искреннее удивление, произнес Юрий, но все же убрал руки и сделал шаг назад.
Глеб тут же, не в силах самостоятельно устоять на ногах, сполз на кафельный пол и вскинув голову вверх, уставился на возбужденного мужчину.
– Ты точно извращенец, – подвел итог Глеб и закрыл глаза, готовясь к очередному удару.
Но Юрий лишь хмыкнул, сам понимая правдивость сказанных слов, и присев на корточки, в упор уставился на Глеба, ища в таких знакомых чертах лица давно забытое прошлое.
– Мне кажется, что если ты подумаешь, то тебе удастся избежать многих проблем, – подвел итог мужчина, кивая чему-то своему и недобро усмехаясь.
– Например? – Глеб все-таки открыл глаза и сразу пожалел об этом, видя знакомый коварный блеск, излучаемый мужчиной.
– Допустим, я оставлю тебя в покое, если ты сам откажешься от Вика.
– Исключено.
– И почему? – не унимался мужчина.
– Не твое дело… – хлесткая пощечина заставила Глеба завалиться на пол, а уверенное движение – вернуться на место.
– Ответ неверный. Ну, тебе сложно, что ли? Давай я тебе денег дам. Сколько тебе надо? Миллион? Два?
– Как дорого ты ценишь своего сына, – ухмыльнулся парень и, заметив очередной замах для удара, собрав последние силы со всей дури врезал Юрию по роже. От неожиданности мужчина глупо плюхнулся на задницу и в упор уставился на парня. Вопреки всем законам логики, на его губах играла понимающая ухмылка.
– Дрянь, – подвел он итог, возвращаясь в прежнее положение.
– Сам знаю, – выдохнул Глеб и, тяжело дыша, прикрыл глаза. Силы слишком стремительно покидали его, даже гордость уже не помогала.
– Можно же поступить иначе, – безумно ухмыльнулся мужчина, скользя рукой по светлым волосам и отодвигая челку в сторону. Глеб лениво приоткрыл глаза, не находя в себе сил даже ответить на это прикосновение. – Вернешься ко мне, и все твои проблемы решатся автоматически. Деньгами не обижу, можешь не переживать…
– А на сына совсем насрать? – изумился Глеб, сам не понимая, откуда берутся силы, но их хватило на то, чтобы встать и с силой сжать кулаки. Обида за Вика слишком остро въелась в сердце, отодвигая самобичевание на задний план. Вернулась агрессия, злость, удушающая ярость.
– Он молодой. Переживет. Найдет себе еще парня или девку, не такое ничтожество как ты.
– А тебе такое ничтожество нахуя?
Юрий и сам хотел бы это знать, но ответа у него не было, с самой их первой встречи.
– Это тебя волновать не должно.
– Нахуя ты так? – этот вопрос давно волновал Глеба, почти всю сознательную жизнь.
– Я так хотел, тебя хотел, вот и брал, что положено.
– Я про Вика, – хотя этот ответ тоже не лишен смысла, хотя логики в нем и нет.
– Это тебя волновать не должно. Послушай, Глеб, я же сломаю тебя, реально сломаю. Найти твои слабые места для меня не составит проблем, просто думаю, за прошедшие десять лет у тебя в голове зародились хоть какие-то намеки на разум. Вик женится через полтора года, это вопрос решенный. Тебе я не дам с ним быть, это тоже должно было стать ясным. Ты же не только себе жизнь портишь, но и ему…
– Тебе покоя не дает, что я предпочел тебе твоего сына?
– Возможно, ты прав, я сам пока не понял, – Юрий не понимал, почему не может разозлиться. Он упрямо видел во взрослом Глебе того упрямого подростка, которым легко можно было управлять при помощи силы, и не хотел признавать, что все в корне поменялось. Глеб стал другим, гораздо более опасным, чужим, и это было на руку парню, видящему в глазах мужчины все тот же блеск, от которого волосы вставали дыбом, все существо сдавливало тисками и отчаянно хотелось забиться в угол. Вот только углов теперь нет, кругом простор, а это значительно упрощает задачу.
– Отдай мне мальчишку, – не попросил, скорее, потребовал Глеб, присаживаясь на подоконник и разглядывая светлеющее небо.
– Нет. Тебе лучше уйти. Навсегда исчезнуть из его жизни. Если захочешь, я помогу переехать, куда угодно, только исчезни.
– Это вряд ли, – устало выдохнул Глеб, сам себе подписывая смертельный приговор. – Я пойду, – тихо произнес он, и осторожно сползая с подоконника, пошел прочь.
– Ты просто неисправимый идиот. Я же убью тебя, – простонал мужчина, чувствуя, что сейчас все изменится, будет война и будут потери, их невозможно избежать.
– Ты убил меня много лет назад, – укол в самое сердце.
Хлопок двери возвестил Юрию, что он остался один. Один со своими воспоминаниями и чувствами. Нет, он не хотел побежать за парнем, обнять, вернуть, но была тяга, ненормальная, нездоровая, неестественно сильная, знать, что судьба этого человека в твоих руках. Глеб был его первой игрушкой, на которой он оттачивал свое мастерство.
– Ты дома? – спросил, как только на том конце трубки послышалось сонное «да?»
– Нет, я на улице сплю, третья скамейка слева от северного входа в парк, – не смог не съязвить Кир, сбрасывая вызов и откидывая телефон в сторону.
– Зараза! – восхищенно произнес Юрий, чувствуя нарастающее напряжение.
Все скопившиеся эмоции требовали выхода, и мужчина знал, как этого можно добиться.
Часть 21
Юрий
Знакомая дорога, руль уверенно лежит в ладонях, буквально сливаясь со мной в одно целое. В голове хоровод мыслей, нет возможности разобраться в случившемся. Стоит только увидеть этот дерзкий взгляд, кривую ухмылку….
– Сука! Всю душу мне вывернул, поганец! – с силой бью руками по рулю, не в силах сдержать в себе всю боль и непонимание пережитого.
Ну как он умудряется так действовать на меня? С ним же невозможно находиться рядом и не хотеть его. Это же возбудитель чистого рода. Сука, как же я его хочу. Вот только пока не могу точно решиться, надо оно мне или нет. И дело не в Вике. Серьезно у них там все. Бред! Я просто не уверен, что смогу тогда отпустить его.
Воспоминания давно забытого прошлого не дают возможности успокоиться. Сколько я раз брал его силой? Не припомню. Не считал, но слишком много, чтобы возможно было изменить хоть что-то. Он же как афродизиак в чистом виде, глаза эти безумные, губы манящие, тонкие запястья, изящная шея…
Когда он исчез, я искал, хотел убить, разорвать своими руками за дерзость. Когда спустя пару недель его вещи и кровь нашли в обрыве, нам сообщили, что его разорвали звери. Это был шок, просто ступор. Я словно с катушек слетел, начал пить, сходить с ума, замыкаться в себе. Я верил, просто знал, что версия с убийством чистого рода бредятина. Но невозможность узнать, где он находится, убивала. Он же не смог бы выжить один, слишком избалованный, слишком ручной, мой… Я искал, весь мир перерыл, пока не сдался, принял, отпустил. И тут спустя десять лет, эта дрянь опять ворвалась в мою жизнь, забрала сына. Что будет, если они исчезнут оба?
Бью по тормозам, видя, как пролетел мимо нужного дома. Буквально выныриваю из воспоминаний, мотая головой и опустив стекло полностью, вдыхаю морозный воздух, стараясь вернуться в реальность. А так хочется вернуться в прошлое…
Закуриваю, чувствуя, как пальцы начинают мерзнуть. В теле нет больше того кипящего безумия, есть лишь желание, дикое, необузданное, удержать которое может лишь он. Но в отсутствии оригинала, подойдет и заменитель, как бы горько это ни звучало.
Выбрасываю окурок за окно и, подняв стекло, заезжаю в ворота уже открытые для дорогого гостя. Подъезжаю к самому входу и, заглушив мотор, стараюсь унять бешеное сердцебиение. Надо успокоиться, снять напряжение. Не надевая куртки, выхожу из авто и поднимаюсь по мраморным ступеням, заходя в распахнутые перед моим носом двери.
– Юрий, какой сюрприз! – радостно верещит Андрей, мой партнер по бизнесу, слишком эмоционально трясет мою руку и предлагает выпить кофе. Радушно отказываюсь, и пока мы перекидываемся ничего не значащими фразами, вижу наверху лестницы сонную озлобленную мордашку Кирилла. Руки скрещены на груди, вся его поза выдает нервозность, блондинистые волосы, всегда идеально уложенные, сейчас пребывают в творческом беспорядке, делая его образ более комичным. Пижамные брюки сидят непозволительно низко, а распахнутая на груди рубашка дает возможность рассмотреть рельефную грудь и низ живота с соблазнительно выпирающими косточками.
Заметив мой изучающий взгляд, он лишь высокомерно хмыкнул и, развернувшись, пошел в свою комнату. Вот же дрянь, еще и дразнит.
– Ты по делу? – не унимается Андрей, выпустив, наконец, мою руку.
– Ага, Кирилл дома? Разговор есть.
– Да, у себя, – безразлично пожимает плечами горе-папаша. – Я вас оставлю, работа.
– Без проблем, – бросаю, уже направляясь в сторону лестницы.
По дороге перехватываю стакан с виски, так радушно протянутый мне на подносе прислугой, и когда достигаю комнаты, опустошаю его наполовину.
Дверь предсказуемо оказывается незаперта. Войдя внутрь, запираю ее с внутренней стороны и оглядываю даже не думающее шевелиться тело.
Кирилл лежит поперек кровати, обхватив подушку двумя руками и зарывшись туда лицом. Рубашка задралась на спине, оголяя поясницу. Знает же зараза, что у меня от этого крышу рвет. Допиваю остатки виски и со стуком ставлю бокал на прикроватный столик.
Кирилл поворачивается ко мне и совершенно спокойно наблюдает за тем, как я раздеваюсь, оставаясь в одних брюках. В паху уже заметно потяжелело, тепло рваными скачками расползается по телу. Хочу…
Сажусь рядом с ним, скольжу ладонью вдоль бесконечно длинных стройных ног, сжимаю бедро, чуть сильнее, чем требовалось. Ловлю его сдержанное шипение; свободной рукой зарывшись в светлые пряди, с силой тяну на себя, вынуждая оторваться от кровати и подтянуться ко мне. Вытянув шею, насколько это позволяет физиология, Кирилл подается ко мне и, не дождавшись приказа, сам целует. Нет робости или ужимок, он делает все так, как я хочу. Всего несколько касаний и крышу рвет окончательно. Его покорность наигранная, почти дикий взгляд, не желающий смиряться, убивают во мне все человеческое.
Затаскиваю его на себя, укладывая полностью, скольжу ладонями по спине, задираю рубашку максимально высоко, он не дергается, даже когда безжалостно раню кожу короткими ногтями, лишь сильнее углубляет поцелуй и вжимается в меня всем телом.
Хороший мальчик.
Спускаюсь прикосновениями ниже, хорошенько шлепнув его по заднице, когда он кусает меня за губу. Дергается, тихо выдыхает и кончиком языка зализывает ранку, как бы извиняясь за свою несдержанность.
Глажу его бедра, пальцами левой руки очерчиваю линию на границе оголенной кожи и брюк и пробираюсь нетерпеливыми пальцами под ткань, где предсказуемо не обнаруживается белья. Сжимаю ягодицы, знаю, останутся следы, свободной рукой отдираю его голову от себя, начиная плыть, когда он языком вытворяет у меня на груди что-то невообразимое. Тяжело дышит, трется об мое бедро стоящим членом, тихонько постанывает и кажется сейчас таким ранимым, открытым, беззащитным.
Стаскиваю с него штаны, оставив их на бедрах, и не сдерживаясь, мну ягодицы, сжимаю подтянутые половинки в своих ладонях, раздвигаю их и шлепаю, окрасив мрак комнаты звонким шлепком и несдержанным криком.
Пальцы против моей воли скользят ниже, вглубь его тела, там, где горячо, тесно и подозрительно влажно.
Он смотрит на меня виновато, слегка растеряно и чертовски возбуждающе.
– Плохой, мальчик, – шепчу ему в губы и, перевернув его на спину, сдергиваю штаны полностью, вытаскиваю из брюк ремень, видя, как он садится на колени и ждет, что будет дальше. Он хочет этого, вижу по его горящему предвкушением и страхом взгляду, он ждет.
Рывком опрокидываю его к себе на колени, заставляя опустить ноги на пол, и не сдержавшись, со всей силы, бью кожаным ремнем по розовой ягодице. Свист ремня, вскрик, тяжелое дыхание. Один удар сменяет другой, крики все несдержаннее, попка окрашена манящим красным цветом. Целую ягодицу, заглаживая вину, отбрасываю ремень в сторону, понимая, что уже хватит и, приподняв подрагивающее тело, собственнически целую, напористо, требовательно. Нежность? Да о чем вы? Нет этого, и не будет никогда.
Он отвечает, крепче цепляется за мои плечи и уже собирается заползти ко мне на колени, но вовремя его останавливаю и, надавив на шею, вынуждаю уткнуться лицом мне в пах. Он понимает сразу, что мне нужно, зубами расстегивает ширинку, приспускает брюки, и сдавив плоть губами через белье, стаскивает боксеры ниже. Сразу берет в рот, знает, что терпеть не могу эти прелюдии. И все это с таким невинным видом, что яйца начинает ломить от нетерпения.
Но стоит ему только попытаться помочь себе руками, захватом заламываю обе руки за спиной и поднимаю их вверх, не позволяя дергаться. Заставляю наклониться ниже, видя как он напряжен, как от каждого наклона головой боль отдается в заломленные руки и просто плыву, чувствуя, что начинает отпускать. Глажу его бедра, скольжу по полувозбужденному члену, сдавливая его и тут же оглаживая, он стонет, так и не выпуская из жаркого плена рта мой член, от чего по нему проходится волна вибрации, отдаваясь во всем теле. Вздрагиваю, понимая, что еще чуть-чуть – и не выдержу. Отстраняю его от себя, потянув вверх за руки и услышав глухое шипение и стон боли, отпускаю руки и затаскиваю стройное тело к себе на колени. Он ерзает, пытается опереться мне в плечи руками, но онемевшие конечности отказываются слушаться и я, шлепнув его по бедру, вынуждаю приподняться, сам направляю головку члена к влажному от смазки входу и, надавив на бедра, насаживаю его на себя целиком. Он распахивает глаза, запрокидывает голову и хрипло выдыхает, едва сдерживая стон боли. Не даю времени привыкнуть, подхватив его под бедра, начинаю насаживать на себя. Он мечется на мне, старается встать, когда толчки становятся слишком сильными.
Опрокидываю его на постель, шире развожу ноги в стороны и не жалея ни его, ни сил, вдалбливаюсь в узкое тело, тая от тесноты, обхватывающей упругими мышцами мою плоть, его дрожь и, наперекор всем законам логики, перевозбуждение. С его члена капает капелька смазки, выдавая хозяина с головой. Не могу скрыть улыбки, когда его начинает выгибать, стоит только изменить угол вхождения. Он стонет, совершенно по-блядски, кричит, сжимает меня бедрами, сильнее подаваясь ко мне на встречу. Вижу, как сильно, почти нестерпимо, он хочет прикоснуться к члену, кончить, как его ломает от переполняющих тело ощущений, но не позволяет себе такую ошибку, знает, что тогда ему будет очень больно. Несколько раз пережимаю ему член, не позволяя отключиться от реальности.
Шлепки, стоны, несдержанные и такие искренние маты, мой хриплый рык, все смешалось воедино. Влажные звуки соприкосновения, жар его тела, мой бред, где не ясно даже мне, что слетает с губ. Крепче прижимаю его к себе, заставляя обхватить за плечи, и поистине в адском ритме вколачиваю его в кровать, слыша ее жалобные скрипы. Когда эмоции перекрывают разум, когда тело пронзают миллионы игл возбуждения, желания, похоти, сердце в груди долбится, как ненормальное, губы пересохли от частого дыхания, а вместо внятных звуков слетают лишь хрипы, кончаю, до упора насадив его на себя, услышав жалобный вскрик и ему хватает всего нескольких моих движений по члену, чтобы забиться подо мной от накатившего оргазма.
Зная свой организм, осознаю, что вскоре захочу еще, но позволить себе такую роскошь сейчас нет ни времени, ни возможности. Поэтому встаю, осторожно выскользнув из все еще подрагивающего тела и направляюсь в ванную. Принимаю душ, одеваюсь и, приведя себя в порядок, выхожу в комнату.
Кирилл сидит на постели, накинув на бедра одеяло, и спокойно курит. Он снова стал собой, словно в нем уживаются сразу несколько личностей.
И все бы ничего, но одна его выходка не дает мне покоя, да и взгляд кажется непривычно тяжелым.
Сажусь рядом, забираю из подрагивающих пальцев сигарету, затягиваюсь, морщась от привкуса мяты на языке и затушив окурок в пепельнице, убираю на тумбочку.
– Еще раз так сделаешь – убью, – шепчу ему в губы и, едва коснувшись своими, отстраняюсь.
Он смотрит так же спокойно, разве что раздражения поприбавилось.
– Ты бы порвал меня, – ставит меня перед фактом.
– Зашили бы. Еще раз растянешь себя, я за себя не ручаюсь, – встаю, чувствуя, что напряжение опять начинает возвращаться, а полуголое, сексуально блестящее от пота загорелое тело не способствует успокоению, направляюсь к двери.
Уже почти выйдя, слышу за своей спиной:
– А кто такой Глеб? – это как удар под дых, воздух прочь из легких, а в голове святая пустота и только сердце, недавно вернувшееся к привычному ритму, замирает и отказывается биться.
– Зачем тебе? – голос предательски дрогнул и едва сдерживаюсь, чтобы не впечатать кулак в косяк двери.
– Не каждый день, когда тебя трахают, называют чужим именем…
Ступор. Шок!
– О чем ты? – оборачиваюсь к нему, желая увидеть издевку, шутку, даже сарказм, но не железное спокойствие и полную отстраненность. Пот моментально прошибает спину.
– Ты меня так сегодня назвал, я насчитал раз восемь, может больше, – пожимает плечами и укладывается спать, поворачиваясь ко мне спиной.
– Забудь это имя, если на жизнь не насрать, – зло бросаю, сам не понимая на кого злюсь, на него или на себя, и поспешно выхожу из комнаты, сбегаю, черт подери, хорошенько хлопнув напоследок дверью.
– Ты где, твою мать, был? – орет Яр, стоит только взять разрывающийся в машине мобильный.
– Отдыхал, – сообщаю спокойно, выруливая с территории поместья.
– Молодец! – почти восхищенно орет он, не скрывая сарказма, – а теперь ищи Вика, потому что он съебался из больницы.
Да твою же ж мать!
– У Глеба? – спрашиваю, выезжая на главную и вливаясь в поток машин.
– Нет, он сам не в курсе, где пацан. Кстати, Глеб в больничке лежит, твоих рук дело?
– Это имеет значение?
– Нет.
– Что у него?
– Ушибы, гематомы, ссадины… – все как обычно.
– Вика найти.
– Где? – Орет Ярослав, не сдерживая эмоции, он на взводе. – Где, блядь, его искать?
– Съезди к Глебу домой, он должен быть там…
– Нет его там, и у Кира нет, и нигде его, блядь, нет. Пропал, исчез…
– Прекрати истерить! – рявкаю на него, не в силах терпеть такое давление. Его истерика медленно передается мне. Один, без тачки, зимой, с сотрясением…
– За домом Кирилла следить, и за его передвижениями, Глеба не выпускать из поля зрения…
– Гавно план! Если ты попытаешься его осадить, получится только хуже.
– Твои предложения? – выруливаю на больничную парковку, видя как знакомый силуэт, прихрамывая, направляется в сторону остановки.
– Оставь Глеба, если кто и найдет парня, то только он. Вик же упрямый, делов наделает.
– Ну, пусть по-твоему, – сбрасываю вызов, следя, как неуверенной походкой Глеб перебирается через заснеженную калитку и покидает территорию больницы.
Посмотрим, сможет ли он найти Вика. Если что случится с сыном, первым порву его. В любом случае, в жизни сына его не будет.
Часть 22
Глеб
– Как ты? – оборачиваюсь на знакомый голос и не могу скрыть грустной улыбки.
– Бывало и хуже, – пожимаю плечами, натягивая свитер и морщась от тянущей боли в ребрах. Юрий, сука, знает куда бить. От воспоминаний о мужчине становится тошно, запах медикаментов кружит голову и отчаянно хочется на свежий воздух. Стены давят.
– Я в курсе, как у тебя бывает. Может в ментовку заяву накатаешь…
Обрываю его пламенную речь диким хохотом. Да! Это именно то, что надо.
– Ты псих? – спрашиваю на полном серьезе, отсмеявшись.
– Не все менты уроды. Он же убьет тебя, – возмущается Сашка, привалившись плечом к дверному косяку.
– Убьет, – согласно киваю, за что получаю в лицо нераспакованным бинтом. – Да брось ты, нормально все будет. Какие менты? Где я и где он? Один его звонок и на меня столько всего повесят, докажут и посадят, пока я до них только добираться буду. Это жизнь, детка. Мы в слишком разных мирах, чтобы я мог противопоставить ему хоть что-то.
Надеваю куртку, накидываю на голову капюшон, собираюсь уйти под громкое сопение Сашки.
– Куда собрался? – резко торможу и оказываюсь затолканным обратно в кабинет. – Вон пошел, – это уже Сашке.
– Сань, оставь нас, – прошу друга, не желая еще и его впутывать во всю эту паутину.
Саня выходит, хорошенько хлопнув напоследок дверью.
– Какого хуя тебе надо? – сажусь обратно на кушетку, не чувствуя силы в ногах.
– Сильно досталось? Болит где?
– Яр, не изображай из себя курицу-наседку. Вырос мальчик, не надо меня опекать, – отмахиваюсь от блондина и борюсь с болезненным желанием закурить.
– Я спросил, как ты себя чувствуешь, а не как мне стоит себя вести, – огрызается в ответ, сразу теряя весь свой шик и блеск.
– Нормально. Рад?
– Счастлив, – ухмыляется и, преодолев разделяющее нас расстояние в несколько шагов, притягивает меня к себе за плечи крепко обнимая, по родному так, искренне, аж затошнило от обилия розовых соплей.
Хлопаю его по спине и отстраняюсь, на долю секунды заметив в голубых глазах волнение.
– Нам встретиться надо, поговорить, – ставит меня перед фактом, отходя на пару шагов и собираясь с мыслями.
– Случилось что? – молчание начинает напрягать, давить на нервы, которые последнее время и так ни к черту.
– Вик сбежал из больницы.
Резко подскакиваю на ноги и тут же об этом жалею, согнувшись пополам от болезненного прострела в живот.
– Сука… – шиплю, стараясь выровнять дыхание.
– Не сомневаюсь, что тебе паршиво, но ты не мог бы найти Вика? Этот пацан на взводе, в голове у него тараканы размером с динозавров, да еще и башкой шибанулся. Дома его нет, у тебя нет… – на мой вопросительный взгляд, он лишь виновато улыбнулся, – я проверял, у друга нет. Его блядь нигде нет.
– Тачка где?
– На парковке.
– Заебись! И где его искать?
– Это тебе виднее. Юрия я придержу, но времени у тебя мало. Сейчас главное пацана найти, а там разбирайтесь сами.
Уже собираюсь уйти, подгоняемый неведомыми силами, как замираю и обреченно улыбнувшись, не оборачиваясь, спрашиваю:
– Давно знаешь, что я здесь?
– Лет пять.
– А этот?
– Не знал ни черта. И надо было тебе так спалиться? Глебка, ну хули тебе мирно не жилось? – этот стон, волной теплого света прошелся по сердцу. Черт, приятно.
– Так получилось. Яр, я с Виком не…
– Я понял. Вали уже.
Выхожу из больницы с трудом пробираясь через сугробы, взявшиеся за какие-то пару часов и выросшие почти по пояс. Едва иду, увязая кроссовками в снегу, каждый шаг как подвиг. Но вся боль отходит на второй план, стоит только вспомнить, что где-то по городу бродит ебанутое контуженное недоразумение. Ну что за наказание, а не ребенок? И так отчаянно хочется его обнять, закрыть от морозного ветра, холода, от всех, и главное – от его чудовищного прародителя. Ну почему так? Всегда так, стоит только жизни наладится, выровняться, как появляется Юрий и все ломает.
Где ты, бестолочь моя?
Обошел все окрестности, почему-то я уверен, что он в моем районе, чувствую это. Но где? У наших поспрашивал, все молчат, знать не знают, видеть не видели. Да что за хуйня? Сколько я так брожу по промерзшим улицам, за окном уже вовсю рассвело, часов девять, наверное. Силы стремительнее покидают меня, хочется забиться в угол, хочется укрыться от холода, но сдаться сейчас невозможно, нереально и неприемлемо.
Знакомый подъезд, нужный этаж и предсказуемо не запертая дверь. Музыка звучит совсем приглушенно, едва слышно, чувствую привычный запах травы, легкие нотки алкоголя и скинув кроссовки, прохожу в комнату. Какого же было мое удивление, когда вместо привычной толпы увидел сидящего перед ноутбуком Илюху и прижавшегося к его плечу полусонного Вика. И возможно их дуэт, так тесно восседавший на диване, можно было бы назвать гармоничным, если бы не взявшееся из ниоткуда желание убивать. Сначала Илью, потом Вика, и в конце себя, чтобы не мучиться с закапыванием тел и побегом.
Первым мое появление заметил Илья и, дружелюбно улыбнувшись, приветливо помахал мне рукой. Взгляд у него был замученный, такой, будто ничего не происходит и они давние знакомые, просто смотрят кино, как и положено.
Попытался вернуть ему ответную улыбку, но потому как дернулся его глаз, видимо, дружелюбно не получилось.
Он с выдохом привстает, чуть отстраняет от себя Вика, причем делает это так, будто рядом с ним сидит фарфоровая кукла; обхватив его за подбородок, поворачивает бледное лицо ко мне.
– Твою ж мать! – получается слишком громко и красочно, но Вик по-прежнему смотрит сквозь меня пьяным мутным взглядом, в котором нет и намека на адекватность.
Да он же обдолбанный, причем знатно так, на полную.
– Спокойно, Отелло, он сам, я тут не причем. Забирай его, и валите нахер, я не нянька, – огрызается Илюха и, встав, придерживает Вика за плечи, поудобнее усаживая на диване.
– Наркоту он где взял? – интересуюсь, не скрывая своего «положительного» отношения к другу, за шкварник вздергиваю не сопротивляющуюся тушку и, обхватив за талию, поднимаю на руки. Раны дают о себе знать, да и Вик потяжелее хрупкой барышни, но своя ноша, как говорится, не тянет.
– А, ну это да, это я. Ну ему надо было. Ты бы видел, как его ломало. Я даже сначала подумал, что он крышей поехал, и главное молчит, ни слова не говорит…
– Какого хера он тут? – перебиваю словесный поток, чувствуя в его голосе виноватые нотки. Это бесит.
– У него и спрашивай, сам пришел. Разогнал всех главное, матом ругался…
– Илья, прекрати паясничать, – рявкаю на нагло издевающегося Илюху и бреду на выход, но уже у порога торможу.
Держа сейчас в руках такое родное безмозглое создание, не хочется расставаться с ним. Когда он придет в себя, опять будет зол, припомнит мне все мои прегрешения и, больше чем уверен, не захочет со мной разговаривать. Но сейчас, такой теплый, мягкий, почти бессознательный... не могу с ним расстаться.
– Мы у тебя останемся, – поставил перед фактом и, круто развернувшись, направился в дальнюю комнату.
– Чувствуйте себя, как дома, надеюсь скоро свалите, вам тут не притон… – доносится мне в след, но захлопнув дверь уже не слышу его злорадства.
Опускаю Вика на кровать и только собираюсь отстраниться, как он, резко распахнув глаза и сфокусировав на мне взгляд, обхватывает руками за шею и притягивает к себе. Какой он теплый, нежный, мой…
– Вик, слышишь меня? – пытаюсь привести его в чувства, стараясь достучаться до затянутого наркотическим опьянением мозга, но он спит, есть лишь инстинкты. Черт, я знаю это состояние, понимаю, что сейчас будет и что будет потом, когда он придет в себя. Но видеть его таким – страшно, дико и неправильно. Ладно я, уже смирился, привык, сам выбрал эту дрянь расползающуюся по моему организму, а он-то – нахуя?
Жмется ко мне теснее, беспорядочно целует, не слыша моего голоса, не разбирая слов, а ориентируясь лишь на ощущения. Трется об мое бедро уже твердым членом, дрожит от возбуждения и одним пьяным взглядом умоляет взять его. Я старался сдерживаться, не трогать, но не вышло, никак.
Такого со мной еще не было. Меня в прямом смысле слова изнасиловали, выжали, как лимон. Несмотря на то, что Вика трахал я, казалось, будто все было наоборот. Он как с цепи сорвался, вымещая на мне всю ту агрессию, злость, обиду, что копилась в нем за время нашего знакомства. То, что вытворяло это создание, одними ласками заставляя меня скулить… Я к ебеням сорвал голос, мышцы ноют от перенапряжения, еще и определенные участки тела, пострадавшие при недавних событиях, дают о себе знать, но это было настолько восхитительно, что бросает в жар от одного лишь воспоминания.
Вик мирно спит, повернувшись ко мне спиной, его дыхание ровное и глубокое, а я глаза закрыть не могу. Как я смогу отказаться от него? Как могу представить, что он будет так извиваться под кем-то другим, шептать его имя, целовать… От злости раздавливаю не докуренную сигарету в пальцах и отбросив ее в пепельницу поворачиваюсь и, притянув к себе ворчливое тело, утыкаюсь ему носом в затылок.
От него так привычно пахнет едва уловимым запахом одеколона, потом и сексом. С ума можно сойти, как этот запах въелся в мозг и действует на меня не хуже наркотика. Вся эта идиллия такая нереальная, будто нарисованная, ненастоящая, что выть хочется, стонать и биться об стены. Это невозможно, невыносимо и противоестественно так зависеть от человека, тем более от такого, как Вик. Да он же пацан, сопляк, бестолочь, в конце концов. Но вспомнив, что эта зараза творила ночью, точнее уже днем, мозг плавится на ура.
Просыпаюсь абсолютно один в постели и от досады взвыть готов, а еще очень хочется покурить, желательно чего покрепче, потому что нервы не выдерживают, рвутся.
– Морду сделай попроще, – предлагает Вик, заходя в комнату с накинутым на плечи полотенцем.
Стало легче, дышать легче.
– С легким паром! – все, что приходит в голову.
– И ты не кашляй, – рычит, явно не желая со мной разговаривать. Поспешно натягивает на себя одежду, искренне удивляясь ее местонахождению.
– Что вчера было? – уже одевшись, поворачивается ко мне и скрещивает руки на груди.
– Ты обдолбался, уснул и все, – пытаюсь улыбнуться, но выходит откровенно паршиво.
– Ты трахал? – в его голосе реальный вопрос и одного его хватает, чтобы все спокойствие, которого и так не было, слетело на раз.
– А есть еще варианты? – поднимаюсь с постели, не стыдясь наготы, быстро запрыгиваю в одежду, так удачно лежащую в одной кучке возле кровати.
– Понятия не имею, – безразлично пожимает плечами и собирается уйти.
– А ну стоять, – рявкаю так, что, кажется, стекла начинают вибрировать в рамах.
Морщась от боли, и успев заметить на себе его непонимающий взгляд, хочу, уже было, на него наехать, как мир перед глазами начинает плыть, и я позорно плюхаюсь обратно на кровать.
– Твою ж…
– Ты в порядке? – задает самый тупой вопрос на свете. Конечно в порядке, я просто так позеленел и решил резко посидеть.
