Текст книги "С небес на землю, но только с тобой (СИ)"
Автор книги: Arne Lati
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
– Сань? – зову его. Ну погорячился я, не хотел, точнее хотел, но не так сильно.
– Съебись, – просят меня и включают телевизор, видимо, не намериваясь слушать дальше.
– Сань? – заглядываю в комнату и лицезрею его взлохмаченную макушку и гордо расправленные оголенные плечи.
– Что? – все-таки оборачивается ко мне и, взглянув в мою совершенно не раскаявшуюся рожу, отворачивается обратно.
– Дуться долго будешь?
– Нет, щас как отпустит разом, и пойду в пляс, – язвит и вырубает телек, отбросив пульт в сторону.
– Не хотел срываться, – и не извинился, и просто сообщил, в общем, сам не понял зачем это ляпнул.
– Глеб, я же понимаю все. Просто, блядь, переживаю за твою задницу.
– Только за задницу? – скептически изгибаю бровь, даже не желая представлять, каким долбоебом выгляжу со стороны.
– Они же поломают тебя, в лучшем случае инвалидом сделают, в худшем… – замолкает, а я улыбаюсь, просто не могу убрать эту глупую улыбку с лица.
В несколько шагов оказываюсь рядом с ним и потрепав по и так изрядно растрепанным волосам, делаю беспорядок еще больше. Он вжимает голову в плечи, уклоняется от контакта и упрямо смотрит в темный экран телевизора. Это и мой любимый канал.
– Нормально все будет, – говорю скорее себе, чем ему, и развернувшись, мирно удаляюсь.
Ну как мирно, в догонку меня матерят на чем свет стоит, но это у нас в норме вещей.
Накидываю куртку на плечи, не застегиваясь, сверяюсь с часами, у меня еще полторы минуты, и распахиваю двери. И нахер я это сделал? Вот я хоть когда-нибудь научусь смотреть в глазок?
Передо мной, оперевшись на противоположную стену, стоит Вик, смеряя меня нечитаемым взглядом.
– И как дела? Все закончил? А то я еще подожду.
Пока я тупо хлопал глазами, он, хмыкнув, отталкивается от двери и, развернувшись на пятках, начинает спускаться вниз, не удостоив меня даже взгляда.
Ну нет, так не пойдет. Внутри разрастается предвкушающее волнение, легкий адреналин толчками впрыскивается в кровь, доставляя приятное головокружение от предстоящего мозговыноса.
Успеваю перехватить его на втором пролете между лестницами и, с силой толкнув в стену, упираюсь руками с двух сторон над его головой. А сам наклоняюсь вперед, так близко, что могу ощущать его неровное дыхание на своих губах.
– И куда собрался?
– Не твое … – не даю ему договорить, просто сорвавшись, с силой, припадаю к его губам, как путник в пустыне припадает к живительному источнику, и яростно целую, ощущая легкое сопротивление. Он кусает меня за губу, но даже это не помогает. Спустя всего мгновение, его руки, упирающиеся мне в грудь, крепче прижимают меня за шею, давление пропадает и он отвечает, да с такой отдачей и страстью, что если бы не упирался руками в стену, то непременно бы съехал на пол.
Отстраняюсь только тогда, когда в легких не остается воздуха. Резко вдохнув, повторяю вопрос:
– Куда собрался?
Глаза в глаза, его шальные и мои дикие. Он скользит языком по губам, оставляя манящий блеск на них, и не торопится с ответом, думая, то ли послать меня, то ли изнасиловать прямо тут.
– Я жду внятных и правдивых объяснений, – поборов себя, складывает руки на груди уже привычным жестом и сверлит меня недовольным взглядом.
– Прям здесь? – решаю уточнить, видя как женщина с третьего этажа не решается обойти нас и переминается с ноги на ногу, стыдливо опуская глаза.
– Твою же! – вырывается у него и он, покраснев (да-да, я успел заметить, как его скулы окрасил румянец) и оттолкнув меня в сторону, несется вверх по лестнице, сверкая обалденным задом, обтянутым черными брюками.
Не обращая внимания на соседку, постепенно сливающуюся со стеной и становящуюся почти незаметной, не спеша поднимаюсь наверх. Возле двери стоит Вик и сверлит меня убийственным взглядом. Отталкиваю его плечом в сторону, благо додумался это сделать не пострадавшей конечностью, и распахнув дверь, жестом предлагаю ему войти. На меня злобно хмыкнули, но все же вошли. Захожу за ним, так и не найдя сил оторвать взгляд от его задницы, и обхватываю его, вставшего посреди коридора, утыкаюсь носом в основание шеи и вдыхаю, ставший уже таким знакомым, запах.
– Я не понял, какого хуя здесь произошло? – хрипло произносит и я, замерев в нехорошем предчувствии, поднимаю взгляд, так и не отлипая от него. Чертыхнувшись, закрываю глаза нахер, чтобы не видеть того бардака, что был учинен накануне.
Не то чтобы совсем плачевно, так, небольшой пиздец. Тумбочка, по идее стоявшая в коридоре, валяется на полу, вокруг куча мелочи и вазочка, бывшая некогда пепельницей, превратилась в груду осколков, усыпавших грязный пол. Ладно, если про это я еще могу сказать, что запнулся и упал, то про кучу грязных следов, принадлежащих явно не одному человеку соврать будет сложно, да и кровь так некстати размазана о стену.
– Глеб? – требовательно зовет меня, но не дождавшись моего ответа, разворачивается в моих руках, почти силой отдирает мою пустую голову от своего плеча и заглядывает в глаза.
– Ты безэмоциональное чмо! – выдает восхищенно, когда не находит в моих глазах и намека на стыд, совесть или другие качества, которые я давно проебал.
– Ты меня оскорбить пытаешься или это комплимент? – совершенно открыто издеваюсь и, заметив, как недобро блеснули его глаза, чмокаю его в кончик носа, обворожительно улыбаюсь, ну это я так подумал, а по его вытянувшейся физиономии ясно, что улыбка больше похожа на оскал хищника, и крепче прижимаю к себе, потому что сейчас…
– Сукин сын, мудак, чудовище, пусти меня, видеть тебя не хочу, ни рожу твою уголовную, ни погром, ни морду побитую, да пусти ты… – он еще много чего орал, пока я пытался удержать его на месте, что откровенно говоря, было сложно. И откуда в нем столько дури взялось?
Но стоит только ему посильнее дернуться и ударить меня рукой в бок, как раз туда, где красуется не маленький такой синяк, разжимаю руки и, прикрыв глаза, упираюсь лопатками в стену за спиной и сползаю на пол, подтягиваю к себе колени.
– Глеб?– подскакивает ко мне, старается оторвать мою голову от коленей, что получается не сразу. – Где болит?
Пока я пытаюсь отдышаться и взять себя в руки, он задирает на мне свитер и на пару мгновений зависает. Его глаза становятся нереального размера, губы сами собой приоткрываются в немом крике, и пока не наступила истерика, хватаю его за плечи и притягиваю к себе.
– Кто? – почти шепчет и, прокашлявшись, говорит уже громче. – Кто?
– Ты их не знаешь, – пытаюсь успокоить, хотя больше хочется вышвырнуть его за дверь и пойти спать.
– Может, все-таки знаю? – его горькая усмешка и понимаю, что, скорее всего, в этой блондинистой голове все же есть мозги. Также становится понятно, что я чего-то не знаю.
– Значит так: либо ты сейчас помогаешь мне убрать весь этот срач, и потом мы спокойно поговорим, либо вали отсюда нахер, потому что слушать твои истерики я не намерен, и успокаивать тебя, кстати, тоже.
За плечи отстраняю его от себя, заставляя посмотреть себе в глаза.
– Ну? – чуть встряхиваю его, желая поскорее услышать ответ.
– Хули «ну»? Тряпки где? – огрызается эта дрянь, встав на ноги и не потрудившись протянуть мне руку; брезгливо поморщившись и осмотрев фронт работ, начинает раздеваться.
Оставшись в одних брюках, закатывает их до колен, топает в ванную. А я хочу курить, просто нереально, почти до дрожи, но хочу однозначно. Поборов себя, встаю, плетусь в комнату, достав из заначки пачку сигарет, с удовольствием прикуриваю, ощущая давно ставшую уже привычной слабость. Скидываю свитер прямо на подоконник, натягиваю футболку, валяющуюся на диване, немного мятая, зато удобно, и плетусь в коридор.
– Свалил нахер отсюда, – рявкают на меня.
От неожиданности сваливаю, куда послали, и сев на диван, пытаюсь сообразить, что только что было. Последнее, что помню, это Вика, стоящего раком и размазывающего по полу грязь. Ужасная картина.
– Помочь? – решаю уточнить.
– Нахуй! – был мне ответ. Ну нет, так нет, я и не расстроился совсем.
В коридоре слышны маты, приглушенное сопение и, временами, пение. Точно не скажу, но кажется что-то из Арии. Спустя полчаса в комнату вползает ЭТО! Волосы взлохмачены в бешеном беспорядке, скула перепачкана не пойми чем, руки по локоть в грязи, даже на животе разводы, на щеках легкий румянец, а в руках тряпка. Красавец!
– Тебе понравилось, и ты хочешь помыть пол и тут? – делаю предположение, видя этот закипающий комок нервов.
– Не дождешься! – рявкают на меня, и гордо тряхнув шевелюрой, удаляются в ванную.
Сижу так пару минут, видя перед глазами его чумазый образ, и плюнув на все, иду за ним, по дороге поражаясь, как чисто вымыт пол. От следов борьбы не осталось и следа и, кажется, дышать стало легче.
Не знаю, зачем иду, но мне просто необходимо его увидеть, прикоснуться, услышать его хриплые стоны. Нет, трахать его я не буду, не хочу шокировать синяками на ногах, но болезненное желание почувствовать его в своих руках, ощутить власть над ним, что он со мной, мой, просто нестерпимое.
Сейчас нет возможности думать о происходящем дерьме, в которое мы ныряем с головой, подталкивая друг друга все глубже, я просто хочу к нему.
Открываю дверь без стука – а чего стучать, ванна-то моя – захожу, когда Вик уже принял душ и стоит напротив зеркала, с обмотанным вокруг бедер полотенцем.
По рельефной спине стекают капельки не высохшей влаги, тусклый свет лампы делает его загар еще более бронзовым и манящим. Он переминается с ноги на ногу на холодном кафеле, испытывая явный дискомфорт, но даже это кажется мне эротичным.
– Тебя стучаться не учили? – обиженно сопит, но стоит только подойти к нему вплотную, прижаться к спине и обхватить поперек груди, как он замолкает.
Трусь носом о висок, чувствуя его запах, перебивающий даже запах моего геля для душа, скольжу руками ниже, лаская шелковистую кожу, иногда царапаю ее ногтями, оставляя тонкие покрасневшие полоски. Живот под моими пальцами дернулся, еще сильнее разжигая внутри меня огонь.
– Ты что задумал? – произносит почти твердо, но чувствую, как из-за учащенного дыхания, дается ему это с трудом.
– А что я задумал? – мурлычу, не узнавая сам себя. Рядом с этим мальчишкой все идет не так как надо, и я становлюсь не собой.
Спускаюсь руками вниз, оглаживаю бедра и, неожиданно поменяв направление, скольжу пальцами под полотенце, задирая его кверху, сжимаю полностью возбужденный член одной рукой. Вик глухо выдыхает, пытается руками отпихнуть мои ладони в сторону, не оставляя надежды вернуть полотенце на место. Член бесстыдно торчит кверху, а мои пальцы, изучающие его грубой лаской, делают образ ну совсем неприличным.
– Перестань, – почти стон, когда сдавив основание сильнее чем положено, делаю вверх и вниз несколько грубых поступательных движений. – Блядь, Глеб, хватит, ну…
Не слушаю его, крепче прижимаю к себе свободной рукой, глажу безволосую грудь, все так же лаская его между ног, и просто плыву. Понимаю, что схожу с ума, получаю удовольствие только от того, что касаюсь его, слышу эти рваные выдохи, вперемешку с матами. Да что это со мной?
Не сдержавшись, чуть отстраняюсь и даю ему по ягодице ощутимый шлепок, разнесшийся по ванной звоном, смешавшимся с его вскриком. Повторяю задуманное, не стремясь сделать больно, скорее просто дразню, вот только кого? Его, или все же себя?
– Глеб, сука…
Да, я именно такой. Этого мало и мне, и ему. Его трясет, дергает от каждого шлепка или быстрой ласки. Он то расслабляется, практически расплываясь в моих объятьях, то дергается, стараясь сбежать. Разворачиваю его к себе, с силой притянув за задницу к своему паху. Сдавливаю ягодицы, почти до боли, и потеревшись пахом о его член, тихо скулю. Порывисто целую манящие приоткрытые губы, тут же получаю отдачу, но только стоит ему обхватить меня за шею, скидываю его руки и сажусь перед ним на корточки. Пока он пытается осмыслить, что произошло, теснее притягиваю его бедра к себе, и лизнув бесстыдно торчащую розовую головку члена языком, заглатываю его сразу наполовину. Он вскрикивает, пытается отстраниться, за что получает еще один удар, по и так покрасневшей ягодице. Несколько резких поступательных движений, сразу набираю ускоренный ритм, слыша над головой приглушенные маты и тяжелое, сорванное, дыхание.
Ну же, малыш, давай… Его стон, как награда. Крепче сжимаю пальцы одной руки на его бедре, не позволяя отстраниться, ощущаю, как у него дрожат руки, как пальцами с силой уцепился за раковину, стараясь удержаться на ногах. Он сам подается бедрами мне на встречу, чем сводит с ума еще сильнее.
Расстегиваю ширинку на джинсах, выпускаю наружу уже изрядно ноющий от неудовлетворения член и мне хватает всего несколько резких движений и его совершенно пьяного взгляда из-под полуприкрытых век, губы эти искусанные… Кончаю, издав задушенный рык, отдавшийся вибрацией на его члене, он, толкнувшись мне на встречу еще раз, замирает, и тут же отталкивает меня в сторону, резко падает на колени и кончает так бурно, что едва удается удержать его, чтобы он не растянулся на кафельном полу. Какие мы чувствительные, однако.
Его всего трясет, ноги выдают нервную дрожь, плечи подрагивают то ли от холода, то ли от пережитого оргазма. Да меня и самого все никак не отпустит. Его вкус остался у меня на языке, поэтому повернув к себе полупьяного Вика за подбородок, припадаю к его губам, не перехватывая инициативу, а позволяю ему вылизать мой рот своим юрким язычком, чем он тут же пользуется.
– И что это было? – спрашивает, все-таки оторвавшись от меня и заглядывая мне в глаза.
– Претензии есть?
Он отрицательно качает головой.
– Тогда какая, нахер, разница?
Встаю на ноги и, расправив на себе одежду, удаляюсь в комнату.
– ПСИХ! – рявкает и с силой захлопывает дверь.
А никто и не говорил, что я нормальный.
Когда он, снова приняв душ (чистюля какая!), возвращается в комнату, я лежу на разобранном диване, бездумно изучаю потолок и курю уже вторую по счету сигарету.
Ясно понимаю, что сейчас нам придется поговорить и прийти к одному единственно верному решению, раз и навсегда. Вот только как определиться с ним-то, с этим решением?
Вик плюхается рядом, не пожалев даже избитого меня, благо я успел обезболивающее выпить, забирает из моих губ сигарету, блаженно затягивается и возвращает ее обратно. Укладывается удобнее на мне, потом отстранившись, задирает футболку вверх, почти до шеи и ложится уже на голое тело, приятно щекоча кожу своим дыханием.
– Не хочешь мне ничего рассказать? – решаю начать первый, обхватывая его пальцами за шею и перебирая короткие пряди на затылке.
– Отец против наших с тобой отношений, – чуть помолчав, выдает он, и я слышу, как ему физически тяжело говорить.
– Отношений? – не могу не съязвить, за что он болезненно щипает меня за сосок и, выслушав мое шипение до конца, возвращается к обрисовыванию старых шрамов на груди.
– И зачем ты ему об этом рассказал?
– Он не спрашивал, ищейку свою послал, тот и проследил.
– Ясно.
– Что тебе ясно? – вскакивает, как ужаленный, и с нескрываемым шоком смотрит в мои глаза.
– Твой отец прав и нам не следует общаться. Хотя трах я бы не назвал общением, – последнее я добавляю уже скорее для себя.
Нет, я не хочу делать ему больно, не хочу видеть его опустевшие глаза и поникшие плечи. Просто мне кажется, что это единственно верный выход, для нас обоих. Ему надо жить дальше, найдет себе еще какую-нибудь пассию, мужика, не суть важно. Это же мой мир, не его. Ему тут нет места. А я? А что я? Переживу, переболею, перетерплю, в конце концов. Я с самого начала знал, что будущего у нас нет. Да и как может быть будущее у человека, который живет одним днем и не заглядывает вперед?
– Я сам вправе решать с кем мне быть и как жить! – вижу, как он начинает звереть. Этот тонкий переходный возраст, когда тебе кажется, что ты видишь мир как на ладони, что можешь все, но на самом деле погряз в своих иллюзиях, в упор не замечая горькую реальность.
– Ты несовершеннолетний, за тебя решает отец, обстоятельства и деньги все того же отца, – не понимаю почему, но сорваться на него не получается. Я спокоен до неприличия, и это раздражает даже меня.
– Причем тут деньги? – не унимается он, и я, присев, в упор смотрю в его шальные серо-зеленые глаза.
– Да при всем. Ты сейчас этого не понимаешь, со временем поймешь. Если захочешь, конечно. Но наши миры настолько разные, что у нас нет шансов. Мне с моего дна это отчетливо видно.
– Дай мне время. Я решу проблему, – просит он, и эта его просьба болезненным спазмом проходится по сердцу. Видеть его таким уступчивым, подавленным, настолько нереально трудно и непривычно, что становится тошно.
– Давай без фанатизма? Найдешь еще человека, с которым тебе будет хорошо. Не идеализируй меня. С твоей мордашкой смазливой это не составит труда, – и хуйня, что сердце разрывается от боли.
– Я не хочу другого человека, – его голос сел и теперь передо мной реальный подросток, такой, каким он и является. Без всей этой гламурной мишуры, язвительных колкостей и напускного цинизма, сейчас он настоящий.
– Я не смогу дать тебе нормальное будущее. Я даже для себя его не могу гарантировать, потому что оно мне нахуй не нужно. Я живу одним днем и что-то менять не намерен, – было время, я боролся, и обжегся так, что больше не рыпнусь. – Это моя жизнь, мой мир и такому как ты, тут нет места. Тебя затопчут, раздавят, сломают, и я ничем не смогу помочь. Это моя жизнь, не твоя, – все-таки срываюсь на крик и вскакиваю с дивана, прикуривая, уже не пойми какую по счету, сигарету.
– Проорался? – спокойно интересуется он.
– Типа того.
– Легче стало?
– Нет.
– Тогда в следующий раз лучше не начинай. Я все равно не слушаю, что ты говоришь. Жизнь всегда можно повернуть так, как хочешь, и для этого вовсе не обязательны связи или деньги. Просто ты не привык к тому, что есть тот, кто готов ради тебя на многое. Смирись и прими это. Я готов бороться один за нас двоих, только я должен чувствовать, что и тебе это нужно. Иначе не справлюсь. Будь со мной, большего не нужно.
Его слова ранят в самое сердце, а я уже и забыл, что такое чувствовать и переживать. Находясь постоянно в плену наркотического или алкогольного опьянения, разучился чувствовать хоть что-то. А тут на тебе, подарок свыше, нет, скорее, из преисподней. Свалился на мою голову и перевернул жизнь с ног на голову. Это упрямое, вездесущее, неугомонное, язвительное существо, которое и человеком-то назвать сложно, но какое влияние оказывает на меня, как ломает все мои устои одним своим пронзительным взглядом. Ну нет, милый, я не дам тебе из-за такого дерьма, как я, сломать свою жизнь. Лучше я от тоски сдохну, чем ты пропадешь вместе со мной.
– А зачем бороться? – выдавливаю из себя улыбку и безразлично смотрю в его глаза. – Вернешься к прежней жизни, друзья, подруги, и жизнь наладится. И мне перестанешь докучать… – ненавижу себя за каждое сказанное слово, за пустую интонацию, за блеск не родившихся слез в его глазах.
– И тебя все устраивает? – голос сел, он почти спокоен, вот только это ложь все.
– Более чем... – пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну, затушив окурок в пепельнице, сам удивляясь, как дрожат пальцы от перенапряжения.
Хлопок входной двери сообщил мне сразу две вещи: он ушел и я – идиот.
Часть 13
Вик
– Я иду по городу словно чумачечий, потому что нет любви, понял я недавно… – бля, почему петь-то хочется?
Иду, изрядно пошатываясь, в пальцах зажата полупустая бутылка коньяка, в зубах сигарета и вид у меня, наверное, не самый лицеприятный, потому что прохожие оборачиваются и с опаской смотрят мне в след.
А что такого? Ну иду по ограждению моста, ну автобан внизу, машины мелькают, пару секунд свободного падения и все, чего бояться-то? Да не этого страшиться надо. В душе у меня обрыв, в который горой не свершившихся надежд рухнули все чувства, эмоции и вообще мироощущение в целом. Да и иди оно все нахуй! Я же, как там… смазливый, все мужики и телки мои. И иди оно все…
Присаживаюсь на корточки и осторожно сажусь на парапет, лицом к тротуару и людям, спешащим по своим никчемным делам. Это так просто – наклониться назад, закрыть глаза и лететь… А еще вчера я летал наяву, с ним летал. А теперь все, долетался, блядь.
Глубокая затяжка обжигает легкие, тут же запиваю ее коньяком, совершенно мерзким на вкус, и бездумно смотрю в серое небо. Тучи такие тяжелые, что кажется – вот-вот грохнутся на голову. Ветра нет, впервые за всю осень нет ветра, и даже это угнетает.
В наушниках играет что-то из рока, дергаю ногой в такт ударным, так и продолжая разглядывать пасмурное небо. Дождя хочется, ливня, вот чтобы потоком воды с неба, чтобы смыть все, что на душе кипит. Или уже не кипит? Просто апатия, просто пусто и ничего кроме щемящей тоски и непонимания.
Воспоминания сами собой возвращаются во вчерашний день, туда, где состоялся этот бессмысленный разговор, поставивший все на свои места. Нет чувств, нет даже желания стараться сохранить хоть что-то, так зачем же дергаться?
Помню, как на негнущихся ногах вышел из подъезда, сел в машину и выехал из двора. Помню, как приехал в парк, сколько я там пробыл? Час? Три? Не вспомню. Бездумно курил, глотая непрошеные слезы, побороть которые не было ни сил, ни возможности. Я ревел. Черт, а я думал, что забыл, как это делается. Как оказалось, нужен был всего лишь повод. Сколько я всего передумал, сколько взвесил, и пришел к выводу, что я долбоеб. Самый последний кретин, доверившийся такому эгоистичному уроду, как Глеб.
Я пытался его возненавидеть, хотел поехать и набить ему морду, может даже придушить своими руками, но не смог. Просто не смог…
Приехал домой и лег спать, а когда проснулся, почувствовал, что что-то во мне надломилось и не уверен, что смогу восстановить хоть что-то из оставшегося.
Спрыгиваю на асфальт, ну прыжком это назвать трудно, скорее сползаю. Отбрасываю пустую бутылку в ближайшую урну, и не спеша бреду к дороге, где, очень надеюсь, смогу поймать такси, а то пешим точно не доберусь. Кто же так сильно трясет асфальт-то? Идти же невозможно.
Несмотря на то, что в душе у меня кроме пустоты нет совершенно ничего, на лице расползлась глупая пьяная улыбка, глаза шальные, и весь мой внешний вид просто кричит, что мне насрать на весь белый свет. Да так и есть.
С трудом ловлю такси, что оказывается проблематично. Молодой мужчина, около тридцати, смотрит на меня брезгливо и с недоверием. У-ти, какие мы чувствительные. Его удивленный взгляд застал меня врасплох. Я что это вслух сказал?
Прежде чем плюхнуться на заднее сидение, отдаю ему бабки, больше чем следовало, и забравшись в теплый салон авто, называю адрес, устало прикрыв глаза.
Перед глазами образ Глеба: недовольного, ворчливого, с зажатой в уголке губ сигаретой, со сложенными на груди руками, в футболке его мятой на два размера больше, чем положено, но взгляд... так он смотрел только на меня…
Черт!
Распахиваю глаза, не в силах видеть его как живого. Кажется, вот он, только протяни руку и схвати.
Но его нет.
У меня нет, и черт подери, это невыносимо больно.
И выть хочется.
Орать.
Умолять вернуться, вернуть мне веру в него, в нас…
Бездумно смотрю в окно, прислонившись к холодному стеклу лбом, перед глазами мелькают огни ночного города, люди, спешащие по своим делам, сливаются в одно сплошное месиво, становится холодно, изнутри холодно.
– Приехали, – спокойно говорит водила, поворачиваясь ко мне и выжидательно уставившись на меня.
Оглядываюсь по сторонам, узнавая свой дом, и уже собираюсь выйти, когда на приборной панели вижу фотографию мальчишки лет пяти, со смешными кудряшками и живыми зелеными глазами.
– Сын? – спрашиваю, кивая на фото.
– Сын, – соглашается он.
Шарю по карману, достаю еще пару купюр и, оставив их на сидении, выбираюсь из салона.
– Ты платил уже, – слышу в ответ.
– Сыну подарок купи, – отзываюсь, не оглядываясь, и изрядно покачиваясь, плетусь к воротам.
За спиной слышу звук отъезжающей тачки, под ногами хлюпают лужи, и ноги совершенно отказываются идти домой, вот просто категорически. Шаг вперед, два назад, и тут бутылка коньяка совершенно не при чем, нет, нет…
Подойдя к воротам, удивляюсь, что открывать мне никто не собирается. Пинаю со всей дури по железу и, услышав характерный щелчок, жду когда ворота разъедутся полностью, и только тогда захожу на территорию поместья. Я не боюсь, что не попаду в немного приоткрытую щель, просто – царь пришел, открывайте нахер все ворота.
Уже поднимаясь по ступенькам, замечаю, что дверь передо мной открывается. Сервис, однако.
– Вик… – отец пытается поймать меня за плечи и ему это даже удается, но у меня словно щелчок в голове, словно выключатель сработал. С силой отбиваю его руки, оттолкнув отца в сторону и не рассчитав силы, падаю на пол.
Отец смотрит на меня шокировано и немного зло, но мне откровенно похуй. Все, что он мог испортить в моей жизни, он уже сделал.
Осторожно встаю на ноги, даже не морщусь от простреливающей боли в пояснице. Не глядя в его сторону, плетусь в свою комнату, вслух пересчитывая ступеньки, чтобы не сболтнуть лишнего. Стоит только ему открыть рот и спросить хоть что-то, я сорвусь.
Он что-то спрашивает, а я считаю все громче, не слыша ни единого слова за спиной. Он повышает голос, я тоже, и так до самой моей комнаты. Захлопываю дверь, закрываю на замок, и только тогда могу вздохнуть с облегчением.
Стены давят. Все плывет перед глазами, а в голове одна единственная мысль: «Хочу к нему…».
Падаю поперек кровати и бездумно смотрю в стену, не понимая, почему не могу заснуть.
Пишу смс: «Я скучаю» и, перечитав несколько раз, удаляю, отбросив телефон в сторону.
Ночью мне снится кошмар, переполненный эмоциями и образами. Не помню точно, что именно снилось, слишком много лиц смешалось в одной картинке, но когда подпрыгнул на постели, дыхание было сбитое, голос хрипел, будто я орал полночи, всего колотило, футболка пропиталась потом и ощущение было, будто я не спал, а бежал стометровку.
Плетусь в душ, скидывая на ходу одежду, горячая вода не смывает усталость и пол с подогревом не спасает от холода, просто плохо.
Завтракать даже не пытаюсь, все равно не полезет. Крепкий кофе, стакан с таблеткой от похмелья, вроде порядок.
– Вик? – требовательно зовет отец.
– Что? – не оборачиваюсь, спокойно накидываю на плечи толстовку, по привычке прячась в капюшон.
– Почему не позавтракал?
Бля, он издевается?
– Аппетита нет, – удивляюсь, как голос остается спокойным и ровным, а в душе все кипеть начинает… Хотя, уже отпустило, стало похуй.
– Виктор? – слышатся шаги за спиной, но, увы, не успевают достигнуть меня.
– Ушел! – отзываюсь радушно и захлопываю за собой дверь.
Не надо со мной разговаривать, вообще общаться не надо, оставьте меня все в покое.
Стою на крыльце всего пару секунд, пытаясь понять, что изменилось, и осознание приходит слишком быстро. Пахнет морозом, температура завалилась ниже нуля, изо рта при дыхании вылетают облачка пара и чувствуется, что вот-вот пойдет снег.
Сбегаю по лестницам, морщась от простреливающей головной боли.
Школа?
Точно нет, не сегодня и не сейчас.
– Привет! – слышится радостное на том конце провода и я непроизвольно морщусь от переизбытка позитива, с трудом сдерживаясь, чтобы не отбросить телефон в сторону.
– Какие планы? – сухо интересуюсь у Кира, заводя мотор и трогаясь с места.
Мимо проехавший Лексус игнорирую в упор.
– Школа? – спрашивает он, и с моих губ слетает нервный смешок.
– Не она, – ставлю его в известность.
– Отвергаешь, предлагай, – слышу, как у него что-то падает, его приглушенный мат, прощание с кем-то и хлопнувшая дверь.
– Тачку не бери, – говорю, и сбрасываю вызов.
Когда подъезжаю к его дому, он уже стоит у ворот и кутается в теплый шарф. Светлая куртка с меховой отделкой, идет ему невероятно, темные джинсы делают ноги еще более стройными, стильные кожаные ботинки сияют, и все бы ничего, но красный, почти алый шарф, в упор не подходит не к чему, но даже он ему идет.
– Че так долго? – запрыгивает на переднее пассажирское и, зябко поежившись, переводит на меня немного обиженный взгляд.
– Пробки, – пожимаю плечами и трогаюсь с места.
– Где? – скептически изгибает бровь и выжидательно на меня смотрит.
Ну да, между нашими домами километров пять, и откуда там взяться пробкам?
– Что у нас с планами? – видя, как он неторопливо ерзает на сидении, начинаю задумываться, а не отвезти ли мне его в школу?
– Пьем! – как приговор.
– Судя по стойкому запаху перегара, ты либо уже, либо вчера.
– Не язви. Куда едем?
– Клуб? Дача? Сауна? Выбирай, – предлагает, забрав у меня из губ прикуренную сигарету и выкидывая ее в окно.
– Дача, потом клуб.
– Как тебе будет угодно. Народ сгонять? – интересуется и так зная ответ.
– На твое усмотрение.
Его смешок и пока мы едем за город, он звонит прислуге и выгоняет всех оттуда, следом звонит некоторым знакомым и приглашает в гости, зная, что они не откажут.
Когда подъезжаем к даче, той самой, где мы праздновали день рождения, у ворот уже стоят две машины.
– Тормозни, – просит Кир и, открыв с пульта дверь, пропускает гостей на территорию особняка, – Рассказывай.
– Ну сначала плавненько на педаль газа, потом…
– Придурок, с тобой что?
– А что со мной? – непонимающе хлопаю глазами, старательно изображая из себя конченного идиота, что получается кстати неплохо.
– В зеркало смотрелся? С мордой, что?
– Что?
– Ты тупой?
– Вроде нет, а что, похоже?
– Вообще, похоже. Ты себя видел? На труп похож. Бля, Вик, не улыбайся, становится только хуже, – театрально сокрушается он, когда я попытался сделать радостное выражение морды.
