Текст книги "Встреча с пришельцем (сборник)"

Автор книги: Юрий Прокопенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Она пошла в спальню и через несколько минут вернулась с кучей вещей – рубашки, пиджаки, брюки.

– Думаю, вы не обидитесь? Это вещи Славы. Мама моя утверждает, что есть такая традиция – дарить вещи покойного его близким друзьям. Поскольку вы его близкий друг, я и хочу подарить все его вещи вам. Только, пожалуйста, не отказывайтесь. Вы меня очень обидите.

– Спасибо, возьму, – радостно согласился я. – Для меня это такая честь…

– Только немного перешить их придется. – Люся смерила меня критическим взглядом. – Мой муж был выше вас и шире в плечах…

10

До своей ночлежки я добрался где-то в одиннадцать часов. Мои соседи по комнате еще и не собирались спать. Юноша с боксерским носом и шеей борца играл в «коробочку» с тщедушным мужичком лет сорока пяти, время от времени выкрикивая: «Синюха!» Это означало: спичечная коробка, подброшенная щелчком, падала на стол этикеткой вниз. Оторвавшись от «интеллектуальной» игры, лишь для того чтобы ответить на мое приветствие, они снова вернулись к этому занятию.

Я разложил свои вещи и пошел в сени умываться. Вернувшись, увидел на столе бутылку «Белого крепкого», кусок колбасы и три граненых стакана.

– А хлеб где? – строго спросил старший.

– Забыл, – виновато улыбнулся парень, и лицо его неожиданно приняло совсем детское выражение.

– С новосельем! – произнес мужичок, профессиональным движением разливая вино на три равные дозы.

– Благодарю, – сказал я, взяв стакан. – Очень тронут!

– Семен Яковлевич, – представился он. – Вернее, для Николая я Семен Яковлевич, а для вас – просто Семен.

Пришлось выпить. Сомон Яковлевич оказался очень общительным человеком. Охарактеризовав Николая как вечного абитуриента, который два года поступает в институт и намерен делать третью попытку, хотя сам и не верит в успех, он начал рассказывать о себе.

Из его ярких рассказов достаточно рельефно вырисовалась трудная биография человека, который в жизни боялся одного – перетрудиться. Поменяв с десяток профессий и огромное количество мест работы, он наконец нашел то, что искал. Что именно, Семен Яковлевич не уточнил. Но, во всяком случае, теперь он был вполне доволен собой и жизнью. А тут, в хате нашей хозяйки, чувствовал себя в полной безопасности. Ни один адресный стол не имеет о нем ни малейшей информации. А значит – никакая милиция не найдет.

– А вы от кого прячетесь? – в лоб спросил он.

– Собственно… – пожал я плечами.

– Тут все свои, – успокоил Семен Яковлевич. – Абитуриент тоже в прятки играл, пока не дошел до ручки. Тогда все мне и выложил. Так, мол, и так, от родителей прячусь: они домой зовут, а я не хочу ни копейки от них…

– Да перестаньте, Семен Яковлевич, – смутился Коля.

– А чего мне молчать? Помог я тебе или не помог?

– Помогли, – нехотя подтвердил Коля.

– Слышали? Помог! Советом помог. Он без прописки хотел на работу наняться. Причем непыльную искал, чтобы за столом сидеть в нарукавниках. А для такой, во-первых, образование требуется, а во-вторых, опять-таки – прописка. И вот, когда он в отчаянии пришел ко мне одалживать рубль, я вместо денег дал ему совет. И гляньте, какую он теперь физиономию наел.

– А какой совет, если не секрет? – поинтересовался я.

– Только условие: в чужую парафию не суйтесь, – предупредил Семен Яковлевич.

– Боже упаси! – поклялся я.

– Скажите мне, – начал он, прикуривая, – зачем люди ездят в лес?

– Известно зачем: подышать свежим воздухом, а летом – пособирать грибы, ягоды…

– Не смешите меня… Люди ездят в лес для того, чтобы пить. Не обязательно водку, – жестом остановил он меня. – Кроме водки и вина, люди в лесу могут пить пиво, сок, квас, компот, кисель, лимонад, минеральную воду… В общем, что-нибудь, но будут пить обязательно.

– Это верно, – кивнул я.

– А как вы считаете, куда они девают тару, то есть бутылки? Конечно же оставляют в лесу! Кому хочется тащиться с ними обратно. Так что, сказал я Коле, вешай на плечи рюкзак – и давай в лес. Можешь еще и пару сумок прихватить. Сто бутылок за день – это гарантия. Подсчитайте, сколько он выручит за два выходных. А теперь помножьте на четыре. Вот вам и ставка специалиста. А если не лениться и делать по две ходки в день? Представляете размах предприятия?.. Только молодежь инертная нынче пошла. Ленится лишний раз нагнуться.

– Думаете, это так просто – ходить и собирать! – огрызнулся Коля. – А потом, не один я такой умный.

Ну, друг мой, конкурентов бояться – в лес не ходить, – философски произнес Семен Яковлевич. – Вижу, не будет из тебя толку.

Коля ничего не ответил, подошел к кровати и лег, не раздеваясь.

– Так я все-таки не понял, от кого вы прячетесь? – повторил свой вопрос Семен Яковлевич.

– От себя, – сказал я.

– Хорошо, – затушил он окурок о металлическую пробку, – захотите, сами расскажете. Человеку необходимо хоть кому-нибудь, а исповедаться. А лучших слушателей, чем мы, вам все равно не найти. И надежных при этом. – Он зевнул и махнул рукой. – Ладно, спать пора…

11

Лифт в доме, где жид Юрий Юрьевич Тощенко, не работал, и я поднимался на девятый этаж пешком. Такой моцион мог вполне заменить утреннюю зарядку.

По приветливой улыбке миловидной женщины я понял, что меня ждали.

– Заходите, заходите, – сказала она.

Комната, в которой я оказался, напоминала книгохранилище. Даже подоконник был завален книгами. Кроме стеллажей и дивана комнату еще украшали стол и, наверное, то самое кресло, о котором говорил Тощенко. Кресло действительно было таким ветхим, что хоть бери и вешай на нем табличку: «Экспонат руками не трогать».

– Если вы его заберете и, допустим, где-то по дороге случайно потеряете, я вам только спасибо скажу, – улыбнулась хозяйка.

– Потерять кресло, в котором сидел, работал сам Юрий Юрьевич?! История мне такого не простит! – с пафосом произнес я.

– История – не знаю, а вот муж мой – это точно. Вы завтракали?

– Только что из столовой, благодарю.

– Тогда – стакан чаю.

– За чай спасибо, не откажусь.

– Чай – это моя страсть. За двадцать лет я из мужа воспитала настоящего чаелюба. А то раньше, когда мы с ним только познакомились, все кофе пил. Кто-то его уверил, что кофе активизирует творчество, способствует вдохновению. И чем вдохновения меньше, тем крепче кофе надо заваривать.

– И помогало?

– Где там! От кофе у него началась бессонница. И вот в одну из бессонных ночей он поклялся служить литературе хотя бы вот так – вообще не писать литературных произведений…

Жена Юрия Юрьевича помогла мне перевязать кресло, чтобы оно, не дай бог, не распалось по дороге.

Спустившись на улицу, я стал ждать такси. Моросил мелкий дождик. Машины со свистом проносились мимо: водители, еще издали завидев человека с громоздкой вещью, прибавляли скорость. Тогда я поставил кресло на самый краешек тротуара и сам сел в него. Тут же остановилась машина, и водитель поинтересовался:

– Далеко?

– Не очень, – сказал я.

Кое-как пристроив этот ветхий антиквариат на заднем сиденье, я уселся впереди.

– Кому-то подарочек везете? – спросил водитель.

– В мастерскую везу, на Гагарина.

– А я почему-то решил, что подарок. Мои дядя, например, убежден, что кресла и диваны созданы только для подарков.

– Наверное, ваш дядя – добряк? – сказал я, чтобы поддержать беседу.

– Еще какой! – воскликнул водитель. – Помню, прошлой зимой, запыхавшись, ввалился он к нам в квартиру и с грохотом поставил посреди комнаты четыре мягких стула. Мы с женой, конечно, почувствовали себя неловко – дядя человек скромного достатка. Откалывались изо всех сил, но он стоял на своем. «Что ж, – решили мы, – надо компенсировать ему затраты». И тут же под каким-то предлогом подарили ему хрустальную вазу. Дядя подарок принял, предупредив, что он перед нами в долгу не останется. И через неделю притащил письменный стол. «Что ж, – вздохнула жена, – придется ему на именины ковер подарить». И подарили. А он нам в ответ – сервант. Мы ему костюм купили, он нам шкаф приволок. Мы ему подарили охотничье ружье, он нам – тахту с пуфами. Мы ему презентовали часы с кукушкой, он нам – обеденный стол с диваном…

– Хорошо иметь щедрого родственника, – заметил я. – И на мебель тратиться не нужно…

– Вы слушайте дальше, – прервал меня водитель. – В то время как наша квартира напоминала мебельный магазин, его – опустела. Ни единого стула себе не оставил, все нам перетащил. «Ну, вот что, – стало мне жаль дядю, – мы хоть диван вам обратно привезем, – говорю ему. – Нельзя же так – спать на полу!» А он в ответ: «Ни за что не возьму! На кой черт мне ваш диван? Я уже научен горьким опытом, знаю, что такое старую мебель сбывать: в комиссионном не берут, на мусорник не выкинешь – дворник ругается. Один выход – дарить!..»

– Так вы подумали, что и я таким же образом решил от старья отделаться?

– А чего ж, – улыбнулся водитель. – Не один же мой дядя такой разумный…

…В мастерской по ремонту мебели кресло вызвало огромный интерес. Приемщик даже позвал заведующего.

– Прошлое столетие, – констатировал тот. И добавил, обращаясь ко мне: – Думаю, вам будет дешевле купить новое.

– Видите ли, мне оно дорого как память, – сказал я.

– Тогда другое дело. За память надо платить, – согласился заведующий.

Оказалось, в мастерской введена новая форма обслуживания – «Сегодня на сегодня». К моему великому удивлению, кресло пообещали отремонтировать за один день, а за отдельную плату даже доставить его по адресу. Я расплатился и, окрыленный успехом, поспешил в редакцию.

Юрий Юрьевич встретил меня чуть ли не с объятиями.

– К завтрашнему дню отремонтируете? А я думал, что вы у меня дома будете этим заниматься. Даже не представляете, какую вы мне услугу оказали! Если бы не вы, еще б десять лет собирался, но в ремонт так бы и не отвез. А потом я представляю, сколько бы это мне ждать пришлось. Есть у нас такая мастерская по ремонту мебели на Гагарина. Так там, говорят, очередь на полгода. Да и без знакомства как следует не сделают.

Он еще долго благодарил, а затем поинтересовался, сколько мне должен.

– Ничего, – сказал я.

– Ну, это вы бросьте, – помрачнел он. – Не ставьте меня в неловкое положение. За труд полагается благодарить.

– А представьте, если бы за правку какого-нибудь моего стиха я бы вам предложил деньги?

Аналогия была довольно неожиданной для Тощенко. Какое-то время он пристально смотрел на меня, словно видел впервые, потом строго сказал:

– Только не считайте, что я после этого начну снисходительно относиться к вашим стихам.

– Вы меня обижаете, – ответил я. – Снисходительность в таких вещах, по-моему, просто унизительна.

– Приятно слышать, – улыбнулся Тощенко. – Только с таким отношением к творчеству и можно к ном чего-нибудь достичь.

– Поймите меня правильно, – решил и воспользоваться моментом, – я совсем не рвусь в поэты. Даже убежден: поэтические способности мои довольно посредственны. Мне бы хотелось другого – попробовать себя в журналистике. Чувствую, что, скажем, заметку, даже корреспонденцию или там зарисовку я сумею написать. Пусть на первых норах и с вашей помощью…

– Заметку или корреспонденцию? – задумчиво повторил Тощенко. – В моем отделе такая специфика, что без определенного опыта у вас навряд ли что-нибудь получится. А вот если бы вам заглянуть в другой отдел… Знаете, я вас познакомлю с Трофимом Сидоровичем Духмяным, заведующим отделом городского хозяйства. Это как раз то, что вам надо. Пошли!

Вот так. Сейчас меня познакомят с Трофимом Сидоровичем Духмяным. Да я же его знаю, как никто другой в редакции! Он сотрудник моего отдела. Пришел четыре года тому назад совсем беспомощным, не имея ни малейшего представления даже про азы журналистики. По пять – десять раз переделывал каждую свою заметку. Когда работает, почему-то все время ежится. Словно ему всегда холодно. И вот теперь он возглавляет отдел. Мой отдел.

– Вот автора вам привел, причем, мне кажется, перспективного, – отрекомендовал меня Тощенко.

Духмяный съежился так, что его голова совсем ушла в плечи.

– Очень приятно, садитесь.

Он меня долго рассматривал, будто прикидывал, с какой стороны сфотографировать. Наконец сказал:

– Кого-то вы мне напоминаете, а вот кого – не пойму.

Потом поинтересовался моей биографией, специальностью. Спросил, приходилось ли печататься. Мое «нет» его явно разочаровало.

– Что ж, давайте попробуем, – сказал он таким тоном, словно заранее знал, что ничего из этого не получится.

Прочитав небольшую лекцию о том, как проверять жалобы трудящихся, он вручил мне два письма.

В одном автор жаловался, что ему испортили новый костюм в ателье по ремонту одежды. Во втором речь шла о грубости и нечестности продавца.

– И ателье, и гастроном в одном помещении расположены – в Доме быта. Так что, надеюсь, вам больше двух дней на проверку не понадобится. Как напишете, приносите.

Он пожал мне руку и пожелал творческих успехов.

Наверное, я произвел на Духмяного неплохое впечатление. Не надоедал лишними вопросами, не просил сразу выдать мне редакционное удостоверение, как это делает подавляющее большинство начинающих. Можно представить, думал я, его выражение лица, когда он прочитает то, что я напишу. Это будет для него сюрпризом: неизвестный автор и вдруг – профессиональный материал!..

12

В ателье мое появление произвело впечатление. Заведующий сразу засуетился, вызвал нескольких мастеров-закройщиков, прочитал им вслух письмо и строго спросил, что они думают по поводу написанного.

– Татьянина работа, – развел руками молодой мастер, не вынимая булавки изо рта.

– Ее, – подтвердили остальные.

– Беда с ней, – вздохнул заведующий, – не знаю, что и делать. И способная, и работящая, но иногда может такое отмочить… А ну, зовите ее сюда!

Девушка лет двадцати в джинсах и мужской рубашке с галстуком-бабочкой глянула на меня большими синими, как у куклы фабрики «Победа», глазами и стыдливо опустила их.

– Испортить новый костюм! Костюм труженика! – воскликнул заведующий так патетично, словно читал монолог из пьесы. – Да за подобные дела не только премий нужно лишать, а гнать таких надо долой из сферы обслуживания!

Девушка отвернулась к стене и стала ковырять изящным пальчиком штукатурку.

– Ты только первые шаги делаешь в самостоятельной жизни, а о тебе вон уже фельетон собираются писать! Да после этого вся твоя трудовая биография будет навсегда запятнана!

Я чувствовал себя негодяем, злодеем, палачом. Хотелось успокоить девушку, даже извиниться перед ней.

– Стоимость костюма мы, конечно, высчитаем из твоей зарплаты, – продолжал заведующий. – Поголодаешь пару месяцев – будешь знать, как портить людям вещи, не говоря уж о настроении!

Плечики девушки начали вздрагивать от сдерживаемого рыдания…

Вот так всегда, думал я, спускаясь по лестнице: когда ты уверен, что материал у тебя в кармане, обязательно что-то должно помешать. В данном случае мне мешала жалость. Жалость к симпатичной девушке. Действительно, кто из нас застрахован от ошибок? Разве имею я право доставлять столько неприятностей девушке за ее единственный и случайный промах? В конце концов, критическую заметку можно и про один гастроном написать, решил я, подходя к кабинету директора гастронома.

– Слышал, знаю про этот уникальный случай, – скорбно кивнул директор. – Я объявил выговор этой работнице. А раз уж редакция заинтересовалась, то, ясное дело, одним выговором тут не обойтись.

Он снял телефонную трубку:

– Позовите Хропунскую… Это Хропунская?.. Ну вот, дорогая, и закончилась твоя торговая карьера – допрыгалась… Все это никакого значения не имеет! Маме своей можешь рассказывать про настроения и самочувствие. А тут главное – чтоб покупатель был доволен. И плакать не надо, слезы не помогут. Мне из-за тебя неприятности не нужны. Или давай извиняйся перед товарищем корреспондентом, или вылетишь отсюда, аж дым пойдет!

Директор повесил трубку. Вздохнул:

– Бедная девочка. Дома у нее неприятности, поэтому и обвесила покупателя. Но мы, понятно, никаких тут скидок не делаем. Обвесила – значит, будь здорова! Правда, на ее иждивении старенькая тетя. Что с ней будет! Но раз уж дошло до статьи в газете – будем гнать без разговоров.

Открылась дверь, и вошла девушка в джинсах, с глазами большими и синими…

Это была Таня, которую я только что видел этажом выше, в ателье по ремонту одежды.

– Вот она, грубиянка! Мы не потерпим тебя в коллективе, даже если твоя бедная тетка…

– Хватит, Андрей Федорович, товарищ все знает. – остановила девушка директора.

Когда я уходил, Таня догнала меня:

– Если будете писать, не забудьте отметить, что образ «бедной девочки» – мое изобретение. Благодаря моей прекрасной игре в ателье ни один клиент не потребовал книгу жалоб. Все прощали любой брак. А директор гастронома попросил, чтобы я по совместительству и ему помогала таким вот образом…

– Обязательно отмечу, – пообещал я.

13

Чем больше стараешься, тем хуже выходит – эту парадоксальную формулу творчества я вывел для себя еще на первых порах газетной работы. И всякий раз убеждался в ее правильности, когда пытался написать как-то по-особенному, лучше, чем всегда.

Я заканчивал третий вариант фельетона, но чувствовал, что это не то. Выходило длинно и нудно. Может быть, оттого, что писал левой рукой – правая все еще не слушалась, – может, от необычной обстановки: хата бабы Христи никак не вдохновляла на творчество. Короче говоря, не получалось.

Только я собрался засесть за четвертый вариант как пришел Коля.

– Добрый день, сосед! – весело приветствовал он меня.

– Привет, привет, – ответил я.

– Баночку вмажем? – подмигнул Коля, торжественно выставляя на стол «Портвейн красный».

– Что-то настроения нет.

– У вас нет настроения пить? – удивился он.

– А у тебя, наверное, для этого дела настроение есть всегда? – сказал я, пряча бумаги. В конце концов, напишу завтра – никто же меня в шею не гонит!

– Разве требуется настроение, чтобы выпить стаканчик вина? – пожал плечами Коля.

– Назовем это не настроением, а желанием. Тебе сейчас очень хочется выпить?

– Сейчас? Ну, не то чтобы очень…

– Вот видишь, не хочется. И мне не хочется. Чего же мы будем пить?

– А я разве вас заставляю?

– Главное, дружище, себя не заставлять в таких вещах. Тебе не хочется, а ты пьешь. Зачем?

– Ну, не говорите. В этом что то есть. Какой-то подъем появляется. На разговоры тянет.

– По-моему, ты и так не из молчунов.

Может, вы лектор и проводите беседы на антиалкогольные темы? – спросил Коля и захохотал.

– Самому стало смешно. Разве я похож на лектора?

– Нет, совсем нет. Вы пташка высокого полета, и это сразу понял.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что надо, – подмигнул Коля. – Во всяком случае, тут нас объединяет одно – все мы боимся милиции. Вон Семей Яковлевич на что храбрый, а услышал незнакомый женский голос в сенях, аж зубами застучал. А потом, когда оказалось, что женщина ошиблась адресом, воды попросил. Ему показалось, как он объяснил, что та женщина из милиции. Сейчас их там много работает – женщин.

– А вот я милиции не боюсь.

– Это вы кому-нибудь другому скажите, – усмехнулся Коля. – Если бы не боялись, то нашли бы себе за такие же деньги что-то получше, чем эта халупа… В кино пойти, что ли?

– Пошли вместе, – предложил я.

– Идемте, – обрадовался Коля.

Дорогой он охотно рассказывал о себе. Вырос и окончил школу в небольшом городке. Отца не помнит. Ушел от них, когда ему и года не было. Мать вторично вышла замуж лет пять назад, и с тех пор житья не стало. Отчим взялся его воспитывать, даже куском хлеба попрекал. Мол, я в твои годы уже сам на себя зарабатывал. Вот и ушел из дому, как только школу окончил. Они его везде разыскивают, только его домой и пирогами не заманишь. Вначале было трудно, а когда случайно познакомился с Семеном Яковлевичем, жизнь пошла как по маслу. Семен Яковлевич все умеет, может выйти сухим из воды там, где другой утонет. Знает несколько десятков способов добыть деньги с минимальной затратой калорий. Притом все они не противоречат криминальному кодексу…

– Ну, хоть об одном из таких способов ты можешь мне рассказать? – попросил я.

– Профессиональная тайна, – не без гордости ответил Коля. – Даже мне Семен Яковлевич пока еще доверил только два. Обещал со временем и остальным обучить.

– Но представляю, как можно, не работая, добывать деньги, причем, как ты говоришь, добывать честно.

– Еще как можно. Семен Яковлевич утверждает, что есть много людей, которые очень легко расстаются с деньгами, бросая их к нашим ногам. Остается только наклониться…

От этих слов мне стало не по себе. Я глянул на Колю. Его лицо озаряла озорная детская улыбка, будто речь шла о невинных шалостях.

– И это все тебе нравится, тебя удовлетворяет?

– А вы можете предложить что-нибудь получше? – остановился Коля. – Только учтите, на какие-то темные делишки я не пойду.

– Ничего я тебе пока предложить не могу. Просто, мне кажется, начинать жизнь так, как начал ты…

– А вы, как мой отчим, всё морали читаете… Давайте деньги – побегу за билетами. А то через десять минут начало сеанса…

14

Электробритва Семена Яковлевича гудела, как трактор. Я попытался спрятать голову под подушку, но понял, что уже не засну.

Легли мы с Колей поздно, около часа ночи. Семена Яковлевича тогда еще не было.

– Кто рано встает, тому бог дает, – изрек Семен Яковлевич.

– У меня такое впечатление, что вы совсем не ложились, – ворчливо произнес я.

– Немного поспал, и хватит. Я недавно читал брошюру одного психиатра. Так он утверждает, что от недосыпания еще никто не умер.

– Наверное, я буду первым, – открыл глаза Коля. – Где это вы, Семен Яковлевич, по ночам пропадаете?

– Есть одна работенка. Временная.

– Вы же клялись, что ни на какие работы вовек не пойдете.

– Никогда не принимай клятвы всерьез, мой мальчик. Бывают обстоятельства, когда приходится поступаться даже своими принципами, – сказал Семен Яковлевич, выключая электробритву.

– И что же это за обстоятельства? – поднял голову Коля.

– Секрет. А впрочем, расскажу. Тут люди свои, так что, будем надеяться, все останется между нами.

Он бросил бритву в ящик стола и извлек оттуда крем «Радость». Тщательно намазал им лицо, долго растирал и, глянув в зеркало, для чего-то подергал себя за длинный нос и довольно хмыкнул.

– Так вот, – начал он, – встретил я пару недель назад одну симпатичную женщинку. Встретил случайно и разговорился. Оказалось, она в городском парке работает, заместителем директора по культработе. Начала на судьбу свою жаловаться. Как трудно работать, сколько разных осложнений и неприятностей. Директор от нее требует невозможного. С одной стороны, запретил продавать пиво, с другой – хочет сделать парк популярным местом отдыха. Я ей поддакиваю: конечно же, какая там популярность без точек общественного питания. Эту мою новую знакомую и вовсе на откровенность потянуло. Оказывается, директор делает все, чтобы от нее избавиться. Подсунул ей такую свинью: дал согласие организовать выставку в парковом павильоне каких-то двух художников, специализирующихся на мозаичных картинах из яичной скорлупы. А ей поручил рекламу обеспечить. Чтоб, значит, посещаемость была. «А как я ее обеспечу, – сквозь слезы пожаловалась она, – когда об этой странной выставке никто и слушать не хочет. Попробовала дать объявление в газете, так меня просто осмеяли…»

Семен Яковлевич долго, вдохновенно завязывал галстук в синий горошек. Затем достал из чемодана блестящие запонки с изображением женских головок.

– Слушал я ее, слушал, – продолжал он, – и вдруг меня осенило. А что, если я возьмусь за популяризацию выставки? Ну, она, естественно, вначале скептически отнеслась к моему предложению. А затем, когда поняла, что я не шучу, согласилась. «Только, говорит, имейте в виду, не верю я в успех»…

– И правильно делает, что не верит, – перебил Коля Семена Яковлевича.

– Правильно? Так вот, дорогой мой, всего три дня я посвятил этому дельцу, а уже за билетами на выставку очереди. Такой ажиотаж, что аж голова идет кругом.

Семен Яковлевич надел темно-коричневый пиджак и положил в нагрудный карманчик носовой платок так, чтоб выглядывала белая полоска.

– Директор парка ничего не может понять. Телефоны звонят беспрерывно. Все просят, требуют, умоляют хоть пару билетиков. Ну а чуток этих билетов я себе, конечно, оставил. Уже сегодня один такой билетик вместо десяти копеек шестьдесят стоит. Представляете?

– И как же вам такое удалось? – не выдержал я.

– Элементарно, – с гордостью ответил Семен Яковлевич. – Обошел несколько учреждений и предупредил председателей профкомов, чтобы они не рассчитывали больше чем на десять – пятнадцать билетов. Те, конечно, только глазами захлопали. Мол, какие билеты и что за выставка? Я им и рассказал в популярной форме про картины из яичной скорлупы, оригинальные и неповторимые. Председатели тут же стали канючить побольше билетов… Дальше, думаю, можно не рассказывать? – победно глянул на меня Семен Яковлевич.

– Гениально! – захлопал в ладоши Коля.

– Что бы я ни делал – все гениально, – почти серьезно сказал Семен Яковлевич. – А теперь простите, спешу, через час очень ответственное свидание, а еще надо успеть позавтракать. У меня железное правило: на голодный желудок никаких важных решений! Так что до вечера!

Коля был настолько потрясен рассказом Семена Яковлевича, что несколько минут из него вырывались, словно пузырьки из газированной воды, восторженные восклицания:

– С таким не пропадешь! Правда же?

– Давай об этом поговорим потом, – предложил я.

Спорить с Колей сейчас было бы бессмысленно.

Он боготворил своего кумира, был счастлив от мысли, что живет с ним под одной крышей.

15

В редакцию я попал только после обеда.

– А я, грешным делом, подумал, что вы не придете, – встретил меня Трофим Духмяный, потирая руки так, будто только что прибежал с мороза. – Все храбрые до первого задания. Давайте почитаю.

– А может, я перепечатаю, у меня такой почерк…

– Не возражаю. Идемте, познакомлю вас с машинисткой.

В машбюро была самая что ни на есть горячая пора. Три машинки аж захлебывались. И лишь Рая, полненькая брюнетка, как всегда, позевывала. Ее услугами боялись пользоваться. Печатая под диктовку, она одновременно участвовала в беседах своих подруг или просто прислушивалась к их рассказам, И тогда сотрудник редакции в своем напечатанном тексте вдруг находил потрясающие перлы; «Работая с огоньком, труженики кондфабрики выдали сверх плана зеленую кофточку с рюшиками…», «Особенно отличилась бригада, где работает такой симпатичный мужчина…» «При чем тут кофточка и симпатичный мужчина?» – возмущался автор информации. «Простите, – невозмутимо отвечала машинистка, – это я немного перепутала…»

Мне относительно повезло. Только в абзаце, где шла речь об огромном значении бытовых служб, она вставила в мой текст «Баранина по два восемьдесят» и восклицание: «Какой ужас!» А в последней фразе, в которую я постарался вложить весь свой гражданский пафос, впечатала одним словом – «всеотдатьмало»…

Трофим Духмяный пробежал глазами мой материал, снова потер руки и радостно заметил:

– Не ожидал! Относительно складно и почти грамотно. Откровенно говоря, я не думал, что у вас что-то выйдет. А теперь вижу – со временем, может, и выпишетесь.

Мою растерянность Духмяный расценил по-своему:

– Ну, радоваться еще рано. Боюсь, эту вашу корреспонденцию придется переделывать не один раз, чтобы довести до кондиции. Но, как говорится, пусть вас вдохновляет перспектива.

Подробно останавливаясь на каждой фразе, он начал объяснять мне, как именно надо переделать материал. И вдруг, глядя на шкаф, в котором хранился архив отдела, патетически воскликнул:

– Журналистом может быть каждый, кто имеет талант и голову на плечах. Эти слова, – поднял он палец, – принадлежат моему покойному предшественнику и учителю Вячеславу Гарпуну.

– Что вы говорите? – искренне удивился я, так как не припоминал, чтобы когда-нибудь провозглашал подобные банальности.

– Мудрый был человек и журналист первоклассный, – покачал Трофим головой. – Кстати, очень вам советую, полистайте подшивку нашей газеты. Почитайте его материалы. Вот у кого надо учиться! Каждая его строчка – это песня!..

16

Еще вчера я договорился с Люсей, что приду сегодня в четыре часа помочь Лесе с английским. Дочери еще не было. Я прогуливался у подъезда, нервно поглядывая на часы. Холодные порывы ветра пронизывали до костей. Да, на этот раз синоптики, предсказавшие раннюю зиму, видимо, не ошиблись.

– Доброго здоровья, – приветствовал меня Степан Ефимович Куневский, сосед с шестого этажа. – Хоть бы в парадное зашли. Чего на холоде ждать? Идемте.

– Куда? – не понял я.

– Как – куда? Ко мне, конечно.

Я послушно пошел за ним. Неужели узнал? Он открыл дверь, пропуская меня в квартиру.

– Раздевайтесь и будьте как дома. А я что-нибудь приготовлю…

– Подождите, – остановил я его. – Неужели вы меня узнали?

– А как же. Вы мой родственник.

– Нет, не родственник, – сказал я.

– Значит, земляк. Из Новой Озерной. Или Верхней Смучи. Отгадал?

– Не отгадали.

– Тогда кто вас ко мне направил?

– Никто. Я совсем не к вам направлялся. Я ждал другого, вернее другую.

– Не может быть! – радостно воскликнул он. – Неужели сегодня я отдохну? Нет, не верю я в такое счастье! Вы знаете, с тех пор как получил эту квартиру, не было дня, чтобы у меня кто-нибудь не ночевал. Вдруг оказалось, что у меня какое-то астрономическое количество земляков и родственников в селах. Не успевает один уехать, как на пороге уже другой. Только сегодня утром проводил очередного земляка и был уверен, что на смену ему приедет следующий…

Леся встретила меня так, словно мы с ней всего лишь час назад расстались.

– Не представляете, какие у нас дурные ребята, – затарахтела она. – Каждый считает своим долгом объясниться в любви. Это у нас, говорит наша пионервожатая, стало модой. Вчера Петька написал мне в записке, что я ему нравлюсь. Сегодня Максим предложил на большой перемене дружить. А после уроков Тимка спросил, не против ли я, чтобы он провожал меня домой. Смех да и только!

– Что ж, это интересно, – ошарашенно произнес я.

– Вы только маме не говорите. А то будет ругаться, что я вместо уроков занимаюсь глупостями. А я разве виновата, что они цепляются!

– Ладно, не скажу, – пообещал я. – Хотя поверь, все это действительно глупости.

– И совсем не глупости, – возразила дочь. – Вы Макаренко читали? А Сухомлинского? А передачи «В кругу семьи» смотрите? Везде говорят, что надо уважать чувства ребенка. Иначе между родителями и детьми может возникнуть стена отчуждения.

– Стена чего? – поразился я.

– Отчуждения, – твердо повторила Леся.

– Слушай, когда ты успела стать такой разумной? Ты же совсем подавно играла с куклой Машей!

– Нам мама рассказывала? Скажу по секрету, я и теперь играю. Маму это беспокоит. Ты что, говорит, до совершеннолетия с куклами так и не расстанешься? А я ей – цитату из журнала «Семья и школа». Там написано, что не следует замыкаться в себе. Вот и и могу так в себе замкнуться, что потом и не разомкнешь.