Текст книги "Встреча с пришельцем (сборник)"

Автор книги: Юрий Прокопенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Там, за дверью…

Рабочий день в нашем отделе всегда начинался с того, что Конопля рассказывал со всеми подробностями об очередных проделках своего песика, которого он каждое утро выводил на прогулку. Но сегодня Хорьков ему и рта не дал раскрыть. Он был настолько потрясен тем, что случилось с ним в трамвае, что даже шляпу забыл снять. Так и сидел в шляпе за своим столом и возмущался, явно рассчитывая на наше сочувствие и моральную поддержку.

А случилась с ним довольно-таки банальная история. Он забыл закомпостировать талон, и контролер оштрафовал его на пятьдесят копеек.

– Объясняю, – негодовал он, – что я ни разу в жизни сознательно не ездил без билета. Просто задумался и забыл. А контролер и слушать не хочет. Штраф требует. Полтрамвая встало на мою защиту. Мол, чего к чело-веку прицепились? Разве не видите, что он на «зайца» не похож? А он и говорит: «Наоборот, очень как раз на «зайца» и смахивает!..»

– Неужели он уши твои имел в виду? – поинтересовался Битум.

– При чем тут мои уши? – вскипел Хорьков.

– А при том, что они действительно торчат, – сказал Бобылев и захохотал.

– Вы все, оказывается, такие же дурные, как этот контролер! – чуть не расплакался Хорьков и выбежал из комнаты.

Все молча переглянулись. А Конопля оказал:

– Человек шуток не понимает.

– Жаль мне тех, кто начисто лишен чувства юмора, – заметил Бобылев.

– Я бы таких переводил на инвалидность, – согласился Скворешня.

– А я бы им просто не поручал серьезных дел, – изрек Битум.

– Этот Хорьков какой-то чудак, – сказал я. – Обижаться на такие мелочи! Вот, например, Битум разве обиделся бы, если бы мы начали вдруг подтрунивать над его большим носом?

– А при чем тут мой нос? – возмутился Битум. – И, кстати, не такой уж он и большой, чтобы над ним смеяться.

– Не такой. Но верю, что в конкурсе на самый длинный нос ты бы занял не последнее место, – хихикнул Конопля.

– А для карикатуристов ты просто находка, – подхватил Скворешня.

– Бьюсь об заклад, что в школе тебя называли просто Нос, – сказал я.

– Я понимаю Хорькова, – дрожащим голосом произнес Битум. – Вы какие-то… Какие-то дикари! Мне противно с вами даже сидеть в одной комнате!..

Он так хлопнул дверью, что в моем кармане зазвенела мелочь.

– Ну вот, еще один закомплексованный, – произнес после паузы Скворешня.

– Еще одного, оказывается, природа обделила чувством юмора, – отметил Бобылев.

– А я бы добавил в анкету по учету кадров специальную графу: «Обладаете ли вы чувством юмора?» – сказал Конопля. – И тех, у кого оно отсутствует, не брал бы на научную работу.

– Правильно, – поддержал его я. – Вот ты, например, реагировал бы на подобные реплики своих коллег? Уверен, что никогда. Вон мы сколько раз намекали на твою… ну, как бы это сказать деликатнее… на твою интеллектуальную ограниченность. А ты хоть бы что.

– Это я-то – интеллектуально ограниченный? – побледнел Конопля. – Гляньте на этих Софоклов! Интеллектуалы! Сократы! Ломоносовы! Да если весь ваш интеллект, вместе взятый, положить на весы, они и не шелохнутся! Гении! А кстати, про интеллектуальность больше всех говорят как раз те, которые интеллектом не перегружены…

Вне себя от ярости, он вылетел из комнаты, а мы многозначительно переглянулись.

– Вот и еще один, – сказал Бобылев.

– Главное, что это уже неизлечимо, – грустно заметил Скворешня. – Я нам не завидую. Работать с людьми, которых природа таким образом обделила, это с нашей стороны подвиг! Нам, если хотите, дополнительная плата полагается. Во всяком случае, молоко за вредность!

– Непостижимо! – воскликнул я. – Люди обижаются на невинные шутки. Боятся, что в их образцово-показательном портрете заметят хоть одну отрицательную черточку. Разве оттого, что мы шутим над скаредностью Бобылева, мы его меньше любим? Ну, знаем, что у него в зимний день и снега не выпросишь. Так он это и сам знает и на наши шутки никогда не обижается…

Лицо Бобылева побагровело. Руки задрожали.

– Что-то и ты нас не очень часто потрясал купеческими жестами, – зло произнес он и демонстративно покинул комнату.

– Кажется, тут уже не до шуток, – невесело улыбнулся Скворешня. – Если судить по нашему отделу, то чувство юмора – это просто редчайший дар.

– И приятно, что этот дар достался нам с вами, – протянул я ему руку.

– И мне приятно, – пожимая мою руку, сказал Скворешня. – Конечно, в науке вы звезд с неба не хватаете, но ваше чувство юмора вполне компенсирует эту прогалину, делает нас союзниками и друзьями…

– Это я в науке звезд с неба не хватаю? – сжал я кулаки. – Так вот, знайте, – я с презрением посмотрел на Скворешню, – мои союзники и друзья – все там, за дверью!

Почему она улыбалась?

– Добрый день, – сказала официантка и улыбнулась так мило, что меню выпало у меня из рук. – Слушаю вас.

Я собирался заказать, как всегда, борщ, котлету и компот, но вдруг почувствовал, что не могу вымолвить ни слова.

– Ну хорошо, – улыбнулась снова официантка, – я принесу вам борщ, котлету и компот. Не возражаете?

От ее ласковых слов у меня в глазах потемнело. Эту официантку я знаю столько, сколько обедаю в этом кафе. И не было случая, чтобы она меня не обругала. И вдруг сегодня она – воплощение вежливости и предупредительности.

– У вас что, декада культурного обслуживания? – наконец обрел я дар речи.

– Нет, – еще приветливее улыбнулась официантка.

– Понимаю, вы готовитесь к месячнику культурного обслуживания?

– Не угадали.

– Тогда, может быть, вы ждете какую-нибудь высокую комиссию по проверке?

– Не ждем, – весело ответила она.

Когда официантка принесла борщ, я поинтересовался, не день ли ее рождения сегодня. Она в ответ засмеялась:

– Нет. День рождения мой не скоро.

Борщ не лез в горло. После третьей ложки я снова позвал ее и спросил:

– Вы что, машину выиграли или замуж вышли?

– Лучше ешьте, а то остынет, – улыбнулась она и пожелала приятного аппетита.

Я аж поперхнулся. Любопытство явно побеждало во мне чувство голода. Я понял, что окончательно теряю аппетит.

– Официантка! – крикнул я, отодвинув тарелку.

Она буквально подлетела к столику:

– Я вас слушаю.

– А может, у вас какие-нибудь неприятности? Выговор или даже выговор с предупреждением? Может, вас с работы собираются увольнять?

– Что вы! – удивилась она.

– А дома? Может, из дому выгнали, а тут пообещали общежитие? При условии, что будете хорошо работать.

– Не волнуйтесь, у меня все в порядке, – улыбнулась снова она. – Можно нести котлету?

Я копался в тарелке и ломал голову над загадкой. Будто подменили человека! Вчера только ругалась, грубила, а сегодня улыбается. С чего бы это?

– Вы почему все время улыбаетесь? – спросил я официантку, когда она принесла компот.

– А разве вам это неприятно?

И тут меня прорвало.

– А кому приятно, когда над ним смеются! – возмутился я. – Вы думаете, если вы официантка, так и посетителей обижать можете? Смеяться им в лицо? Возможно, я смешной! Возможно! Но ведь кафе – не цирк. Я к самому министру пойду и расскажу о вашем поведении!..

– И как вы мне надоели! – расплакалась официантка. – Если еще раз сядете за мой столик, я подам заявление об уходе!..

– Наконец-то, – облегченно вздохнул я и, выпив компот, как всегда, попросил счет и книгу жалоб.

Рубес

Вот уже прошел месяц, как в наше учреждение прислали нового директора. И все это время меня не покидает тревожное предчувствие: судя по всему, не сработаемся мы с ним.

Уходить не хотелось. Привык я и к коллективу, и к своей комнате, и к своему рабочему столу. Сколько лет здесь проработал, скольких директоров пережил! А этого, видать, не удастся.

Каждое утро, идя на работу, я думал: это случится сегодня. Но, вероятно, до меня все очередь не доходила. С одной стороны, я боялся вызова «наверх», с другой же – молил судьбу, чтобы вызвали поскорее. Неопределенность – самое мерзкое состояние. Лучше уж какая ни ость, а ясность!

Директор вызвал меня сразу же после обеденного перерыва. Он еще допивал чай, когда я молодцевато вытянулся перед ним.

– Садитесь, – кивнул директор на стул и несколько минут внимательно изучал меня. Потом аккуратно завернул в салфетку остаток печенья, ответил на телефонный звонок и сказал, посмотрев мне в глаза: – Помогите, уважаемый Федор Сергеевич, решить один ребус. Вот уже несколько дней я мучаюсь над ним.

– Ребус? – просиял я. – С преогромным удовольствием! Поверьте, что касается ребусов, то их никто здесь быстрее меня не решает.

– Вот и прекрасно! – улыбнулся директор. – Будем надеяться, что с вашей помощью я и решу наконец этот ребус: чем вы занимаетесь в нашем учреждении?

– Речь именно обо мне? – переспросил я упавшим голосом. Надежда, вспыхнувшая вдруг, погасла.

– О вас, о ком же еще! У всех спрашиваю – все руками разводят. Вот я и решил, что кто-кто, а вы уж наверняка знаете о своих обязанностях.

– Если и забудешь, то тебе о них обязательно напомнят, – сделал я попытку уйти от прямого ответа.

– Короче, мне все понятно, – сказал директор.

– Мне тоже, – вздохнул я. – Вы, говорят, собираетесь на треть сокращать штат?

– Ну, на треть – это преувеличение, а вот на единиц пять – семь собираюсь.

– И наверное, первой в списке – моя фамилия?

– Приятно иметь дело с разумным человеком, – засмеялся директор. – Честно говоря, я даже удивляюсь, что вы сумели столько продержаться в учреждении, к которому по своим данным не имеете ни малейшего отношения.

– Откровенность за откровенность, – сказал я. – Видите ли, мой дядя, некогда занимаясь моим образованием, преподал мне науку, которая, по его заверениям, должна была вывести меня в люди. И, представьте себе, до сих пор с огромной благодарностью я вспоминаю дядины университеты.

– И что же это за наука? – поинтересовался директор.

– Он научил меня секретам рыбной ловли и тонкостям охоты, благодаря ему я виртуозно играю на бильярде и в шахматы, могу быть хорошим партнером в пинг-понг и в карты, умею водить машину и моторную лодку, разбираюсь в грибах и винах, умею рассказывать анекдоты, не повторяясь. А уху и шашлыки по-карски никто не приготовит лучше меня…

– Но согласитесь, все это ничего не стоит, когда нет главного, – сочувственно усмехнулся директор.

– Не скажите, – возразил я. – Пока что все это мне с лихвой заменяло то, что вы называете главным. Я был всегда на первых ролях, во мне всегда нуждались. Пока не пришли вы, который не интересуется ни рыбалкой, ни охотой. Которого не волнуют ни бильярд, ни шахматы. Которого из-за болезни желудка абсолютно не вдохновляют ни шашлыки, ни уха, ни грибы, ни вина… Да что там говорить, я уже давно написал заявление об уходе. Вам остается лишь наложить резолюцию…

– Вот и давайте его сюда, – сказал директор, надевая очки. – Я не сомневаюсь, что вы легко найдете себе не менее теплое местечко…

– Хватит с меня теплых местечек, – достал я из кармана заявление и протянул ему. – Пойду работать по специальности! Когда-то я учился на курсах садовников, и, помню, у меня неплохо получалось…

– Садовников? – переспросил директор и, бросив ручку, вскочил с кресла. – Да вы именно тот человек, которого я ищу пятый год! Дача у меня, понимаете. Жена у себя на работе взяла дачный участок, и он уже весь зарос сорняками. Перед соседями стыдно! А что делать, если я не умею этим садоводством-огородничеством заниматься! Уже совсем было собирался от участка отказаться. И надо же, сама судьба послала вас!..

Директор взял мое заявление и порвал его на мелкие кусочки.

Пользуясь моментом

Мы встретились с ним в книжном магазине. Я увлеченно рассматривал какую-то серенькую книжицу с интригующим названием «Семенюк уходит в поло», как вдруг меня оглушило:

– Привет, земляк!

С с трудом узнал Николая Трофимовича. Солидно раздобревший, он излучал такую уверенность в своем завтрашнем дне, что и невольно пожал ого ладонь двумя руками:

– Очень приятно вас видеть!

– А мне – не очень! – пробасил он. – Мои земляки не должны терять время – рыться в этой макулатуре. Пошли ко мне – получишь настоящие вещи! Пользуйся моментом, пока я работаю заместителем директора Книготорга…

Я воспользовался моментом и угрохал всю зарплату на дефицитные книжные новинки.

Жена была далеко не в восторге от моей, как она сказала, «выходки». Она уверяла, что из-за постоянной нехватки времени мы никогда даже не заглянем в эти литературные шедевры. Но мой аргумент был неоспорим:

– Уйдет Николай Трофимович с этой должности, и волей-неволей придется экономить на книгах.

Он ушел с этой должности через месяц. Возглавил центральный мебельный салон. И тут же предложил мне популярную новинку сезона – письменный стол с баром.

– Имей в виду, на него за семь-восемь месяцев записываются. Так что пользуйся моментом…

Я воспользовался.

Мы долго выкраивали место в нашей и без того заставленной квартире, но все-таки выкроили. Телевизор примостили на подоконнике, а письменный стол с баром стал центральным пятном интерьера.

Вскоре Николая Трофимовича перебросили на должность заведующего радиоотделом в универмаге.

– Пользуйся моментом, – заревело, словно через многоваттный усилитель из трубки. – Могу сделать комплект светомузыки.

Я воспользовался моментом.

Все было бы ничего, но у жены после светомузыкальных эффектов началась жуткая головная боль. Таблетки, которые и приобрел, не помогали. Позвонил Николаю Трофимовичу.

– Считай, что тебе повезло! – воскликнул он. – Только вчера меня перевели заместителем заведующего аптекой. Пользуйся моментом!

Надо ли говорить, что вместе с таблетками от головной боли я притащил целый ворох разных лекарств. Среди них были и такие, как мазь от ожогов, порошки от змеиных укусов, пилюли для диабетиков, полный комплект медикаментов для борьбы с болезнями сердца, печени, почек…

Предвосхищая саркастические реплики жены насчет того, что я здоров как бык, что змеи в нашем районе не водятся, а ожогов у меня не предвидится хотя бы потому, что на кухню прихожу только есть, я сразу же поставил все точки над «i».

– Николай Трофимович сказал по секрету, что на днях его снова перебрасывают. Так что пришлось воспользоваться…

А вскоре его действительно перекинули на какую-то материально ответственную должность в больнице.

– Очень советую воспользоваться моментом, – сказал он по телефону. – Нигде так искусно не вырезают желчный пузырь, как у нас. Поэтому и очередь на полгода.

– Тронут, конечно, вашим вниманием, но вроде бы на здоровье не жалуюсь, – смущенно пробормотал я.

– Это всем только так кажется, – убежденно стал заверять он меня. – А не сегодня завтра прихватит. И – сразу на стол! И в первой попавшейся больнице какой-нибудь ординарный хирург наскоро отчекрыжит… Ты ведь жирным увлекаешься. А все, кто злоупотребляет жирным, рано или поздно оказываются перед такой дилеммой…

И я воспользовался моментом. Потому что знаю Николай Трофимович долго на одном месте не задерживается.

После операции я стал нервным, раздражительным. У меня пропал сон, аппетит. Сказал об этом как-то Николаю Трофимовичу. Но он меня тут же успокоил:

– Нет никаких проблем, дорогой! Я теперь руковожу ритуальной службой в похоронной конторе. Так что все могу устроить по высшему разряду…

Авария

Не успели мы усесться на рабочие моста, как на улице что-то заскрежетало. Мы бросились к окну. На асфальте лежал мотоцикл, а неподалеку от него – мотоциклист.

– В столб врезался, – констатировал Козодуб.

– Недаром мои дядя говорил, что все мотоциклисты – потенциальные смертники, – заметил Плевко.

– Но все, а только то, что превышают дозволенную скорость, – блеснул эрудицией Удочкин.

– Может, «скорую помощь» вызвать? – предложил Криницын.

– Наверняка уже кто-то вызнал, – сказал Бабуля.

– Бедный парень, копил, копил деньги на этот проклятый мотоцикл, – задумчиво произнес Козодуб.

– А может, ого премировали мотоциклом за хорошие показатели, высказал предположение Плевко.

– Премии лучше брать наличными, – изрек Бабуля.

Подкатила «скорая помощь». Из нее на ходу выпрыгнули санитары с носилками.

– Интересно, выживет или не выживет? – печальным голосом произнес Плевко.

Через несколько минут «скорая» уехала, и мы расселись по своим местам. Удочкин позвонил супруге:

– Знаешь, дорогая, мы тут такое видели… Мотоциклист разбился! Насмерть!.. Конечно, очень жаль… Вот я и говорю, что это другим наука, пусть не носятся с такой идиотской скоростью…

– А вдруг выживет? – оптимистически изрек Криницын. – Сейчас медицина чудеса делает. Мой дядя рассказывал, что его знакомый тоже вот так разбился. По полежал три-четыре месяца в гипсе и снова сел за руль.

– Разве вы забыли, что мы живем в век реанимации? Мертвых на ноги ставит! Запросто! – напомнил Козодуб.

После обеденного перерыва Криницын внес предложение собрать деньги на телеграмму сочувствия, которую наша группа непременно должна направить по месту работы или учебы мотоциклиста.

– А у меня после обеда только двадцать копеек осталось, – предупредил Бабуля.

– Мы вот тут болтаем, а его, может, уже давно в живых нет, – грустно заметил Плевко.

– Сейчас позвоню в больницу, – схватился за телефонную трубку Удочкин. – Алло, больница?.. К вам сегодня мотоциклиста привезли?.. Что, что? Уже нет?..

– Я же говорил, авария – это не шутка, – сказал Плевко.

– Еще бы! Такая сила удара! – добавил Козодуб.

– Выписался из больницы, – разочарованно произнес Удочкин, кладя трубку. – Говорят, отделался только испугом.

– Вот так всегда. Ты за них целый день волнуешься, а они лишь испугом отделываются. Тьфу! – в сердцах сплюнул Козодуб.

– А может, хоть руку сломал? – с надеждой спросил Козодуб.

– Не-е-ет, с переломом не выпустили бы, – ответил Плевко.

– Видали?! – покачал недовольно головой Бабуля. – Целый рабочий день испортили. И совершенно напрасно!..

Стимул

Эта весть быстро облетела все учреждение – в воскресенье поездка на природу. Программа большая и интересная: игры, танцы. Играет объединенный духовой оркестр подшефного совхоза. Поет квартет «Четыре Жоры» из областной филармонии. Работают буфет и медпункт.

– Ну и весело же будет! – мечтательно произнес старший научный сотрудник Музалев.

– Я с собой кое-кого из родственников прихвачу! – воскликнул младший научный сотрудник Животюк.

– А я кое-кого из соседей! – подмигнул ему лаборант Капля.

– Должен вас огорчить, – сказал старший группы Борискин, – соседей и родственников придется оставить дома. Более того, некоторым из нас тоже придется остаться. Выделяются всего три автобуса. Так что из нашего отдела смогут поехать не более трех-четырех человек.

Наступила тишина, которую нарушил заместитель старшего группы Прут:

– Давайте кинем жребий!

– Ну, это уж совсем по-детски! – возмутился Капля. – Мне в лотереях никогда не везло.

– Правильно, нужно солиднее решать такие дела, – поддержал его Музалев. – На гулянье должны ехать самые достойные.

– Двумя руками «за», – согласился Животюк. И, краснея, добавил: – Возможно, это нескромно, но, если учесть мои производственные успехи…

– А почему только производственные? Все надо учитывать: добросовестность, дисциплинированность, степень участия в общественной жизни, – сказал Прут.

– А это уж совсем нечестно! Надо было раньше предупреждать, – обиженно произнес Капля. – Знал бы я, например, раньше, что от этого столько зависит, вчера бы на работу не опоздал.

– Давайте договоримся так, – рассудительно сказал Борискин. – Поедет тот, у кого на этой неделе будут лучшие показатели…

На следующее утро Капля явился на работу аж на пять с половиной минут раньше и полил четыре из восьми кактусов. Прут стал делать генеральную чистку в своем рабочем столе. Животюк торжественно объявил, что сокращает свои неслужебные телефонные разговоры на шестьдесят четыре процента. А Музалев поклялся не рассказывать ни одного старого анекдота, что, по подсчетам Капли, в целом по отделу сэкономит ежедневно час и сорок шесть минут рабочего времени.

Старший группы Борискин часами просиживал над списком сотрудников отдела, ломая голову: кого же вычеркнуть?

– Может, кто-то добровольно откажется? – спрашивал он.

Но все делали вид, что не слышат его вопроса.

– Наверное, придется вычеркнуть Животюка и Каплю, – наконец сказал он. – Животюк самый молодой, у него все еще впереди. А Капля… Учитывая его прежние грехи…

– Я вам справку принесу от врача, что мне жизненно необходим свежий воздух! – вскочил Капля.

А обиженный Животюк отвернулся к стене и сидел так до тех пор, пока Борискин по восстановил его фамилию в списке.

– Очевидно, придется себя вычеркнуть, – сказал Борискин тоном человека, который отважился на первый в жизни парашютный прыжок.

– Скромность украшает руководителя, – поддержал его Музалев.

– Мы вам потом обо всем расскажем, – пообещал Прут.

Когда через двадцать минут Борискин вернулся в отдел, лицо его сияло от радости.

– Ура, коллеги! – крикнул он. – Никого вычеркивать не надо. Местком договорился еще о трех автобусах. Так что все могут ехать!

– Вот так всегда! – вздохнул Музалев. – Стараешься изо всех сил, а оказывается – зря.

– Не поеду я, наверное, – буркнул Животюк. – Лучше футбол по телевизору посмотрю.

– Нет, товарищи, – возразил Борискин, – ехать нужно. Местком за транспорт заплатил…

– У воды прохладно, – заметил Капля. – Я могу справку принести, что мне простужаться нельзя. А вот Животюк мог бы и поехать. Подумаешь – футбол!

Животюк обиженно отвернулся к стене и сидел так до тех пор, пока Прут не сказал Борискину:

– Вот вы и поезжайте как представитель нашего отдела. А нам потом обо всем расскажете…