Текст книги "Встреча с пришельцем (сборник)"

Автор книги: Юрий Прокопенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Ошибка

Я купил самоучитель по борьбе самбо и с увлечением стал листать страницы. Оказывается, совсем не обязательно обладать сверхъестественной силой, чтобы уложить на обе лопатки здоровяка. Достаточно выучить несколько приемов, и даже такой хилый человек, как я, легко одолеет с десяток хулиганов.

– Ну, глядите у меня! – бросил я смелый вызов всем хулиганам города. – Пусть только кто-нибудь попробует обидеть седую старушку!

Не теряя ни минуты, я сел за самоучитель и стал изучать защиту от удара палкой.

Раньше, когда мне показывали палку, я бежал со всех ног. А теперь… Теперь я непринужденно приближусь к негодяю, сделаю шаг левой ногой, подставлю левое предплечье, а правой рукой… Одним словом, ему несдобровать!

Я попросил своего соседа:

– Ударьте меня, пожалуйста, палкой.

Сосед мягко улыбнулся и весело похлопал по плечу.

– Я не шучу, – говорю ему, – серьезно прошу вас: ударьте меня палкой.

Сейчас, думаю, он замахнется правой рукой, а я сделаю шаг левой ногой и подставлю предплечье…

– Что с вами? – спрашивает удивленно сосед.

– Я умоляю вас, – прошу его, – ударьте меня палкой!

Он заперся в ванной и категорически отказался выйти.

Я выбежал на улицу и остановил какого-то прохожего.

– Ударьте меня вот этой штукой, – протягиваю ему палку.

Он дико вытаращил глаза и завопил:

– Милиция!

На работе мой коллега, как всегда, встретил меня словами:

– Привет, дружище!

– Никакой я тебе не друг, – отвечаю ему. – Я твой враг. Десять анонимных писем написал на тебя. И еще десять напишу. А с женой твоей уже договорился о свидании. Я подбил ее уйти от тебя…

От возмущения лицо коллеги сделалось белым. Он заскрежетал зубами и сжал кулаки.

– Вот, – радостно протягиваю ему палку, – ударь меля.

– Такого мерзкого человека, как ты, даже бить противно, – буркнул он и отошел.

– Я все про вас знаю, все! – сказал я гневно своему начальнику. – Вы близорукий и беспомощный руководитель. Вы интриган и зажимщик критики. Расточитель и моральный выродок…

Его рука стала нервно шарить по столу.

– Вот, лучше этим ударьте, – протянул ему палку.

Минуту он пристально вглядывался в меня. И вдруг глаза ого потеплели.

– Хорошо, – сказал он, – мы вам окажем денежную помощь и премируем путевкой в ночной профилакторий…

Уставший и опустошенный, возвращался я вечером домой. Возле киоска «Пиво – воды» увидел наконец-то какого-то хмурого субъекта. Он сидел на бочке и, словно трубку, сосал хвост тараньки. Я решил сделать последнюю попытку.

– Ударь меня палкой, – предлагаю ему.

– Ежели выпьем по кружке, ударю, – согласился он.

Мы выпили по три. Он взял палку и… положил ее на бочку.

– Не могу! – сказал растерянно. – На такого хорошего человека рука не поднимается. Выпили еще по кружке пива.

– Слушай, – сурово говорю ему, – если ты сейчас не ударишь, весь алкоголь вытрясу из тебя!

Он замахнулся. В глазах его были слезы…

В сознание я пришел в больнице.

– Что случилось? – сочувственно поинтересовался доктор.

– Что случилось?.. – начал припоминать я. – Ах да, случилась ошибка. Когда этот тип замахнулся, мне нужно было выставить левую ногу, а я выставил правую…

Спортивная злость

Василий Метлюк лениво передвигался по рингу, предоставляя возможность сопернику набирать очко за очком. Спасти его от поражения мог только коронный удар левой, который, как правило, заканчивался нокаутом.

Но для такого удара Василию сегодня явно не хватало спортивной злости. Эта добродушность Метлюка всегда выводила из себя тренера. Обладая блестящим ударом, Василий словно жалел соперника, боялся его обидеть.

Второй раунд Василий Метлюк безнадежно проигрывал.

– Нет, это не боксер, а сестра милосердия! – возмущался тренер. – Хоть бы кто-нибудь ему одолжил немного злости!

– Сейчас у него будет столько злости, что хоть отбавляй, – успокоил я тренера.

Дождавшись гонга, я приблизился к Василию и прошептал над ухом:

– Может, именно сейчас этого бы и не следовало передавать, но твоя жена Люся только что сказала о тебе такое…

– Что именно? – поинтересовался Василий» тяжело дыша.

– Мне даже неудобно говорить.

– Говори, не стесняйся.

– Она назвала тебя…

– Ну, смелее, – подбодрил он.

– Назвала тебя размазней.

– Чего это вдруг? – удивился Василий.

– Вот и я ее спросил, чего это вдруг один из лучших боксеров нашего завода – размазня?

– А она что?

– А она ехидно улыбнулась и сказала, что ты ничего не умеешь. Даже не способен гвоздь в стенку забить.

– И что это на нее нашло?.. – пожал плечами Василий.

– Говорит, терпение лопнуло. Другие вон лодки моторные покупают и по выходным жен своих катают. А ты, говорит, даже ковра на пол никак не купишь!

– Зачем нам ковер? Мы ведь в прошлом году купили.

– Вот я и говорю. Зачем вам два напольных ковра в однокомнатной квартире? А она: «Чем больше, тем лучше!»

– На нее это просто не похоже, – растерялся Василий.

– А еще Люся назвала тебя ограниченным и невоспитанным…

– Ну, это уж слишком! – обиделся Василий. – Если она так говорит…

Закончить фразу он не успел. Прозвучал гонг, и начался третий раунд.

– Молодец, молодец! – радостно выкрикивал тренер, наблюдая, как Василий проводит одну за другой серии ударов.

Я сидел почти под канатами и, когда Василий оказался рядом, сказал ему:

– Она жалеет, что связала свою судьбу с твоей!..

После этого соперник Василия получил такой прямой в голову, что судья на ринге зафиксировал нокдаун.

Бой заканчивался.

– Концовку, концовку давай! – кричал тренер, напоминая боксеру о том, что очень важно эффектно окончить поединок.

– А еще она говорит, – зашептал я, – что ты ей всю жизнь испортил. Что у нее был такой выбор…

Соперник Метлюка лежал в нокауте.

Я подошел к Василию, поздравил его с победой и извинился:

– Прости, друг, за этот розыгрыш. Ничего подобного твоя Люся не говорила. Просто я по себе знаю: когда утром приблизительно такое услышу от жены, ох и достается же тогда моим подчиненным!..

Эрудит

Это был молчаливый человек. Иногда за день он не произносил ни слова. Казалось, нет такой силы, которая могла бы всегда невозмутимого Зеленчука вывести из равновесия, нет такой проблемы, которая могла бы взволновать счетовода нашей канцелярии. Но это только казалось. Если вдруг кто-то мимоходом, случайно или, наоборот, с умыслом касался футбольной темы, глаза Зеленчука тут же загорались. Свершалось чудо. Человек, абсолютно ко всему равнодушный, вдруг превращался в яростного спорщика.

Зеленчук держал пари, что именно во втором тайме нападающий «Зари» забьет решающий гол, что защитник «Карпат» сумеет в очередном матче нейтрализовать полузащитника «Динамо»… Он прогнозировал разницу забитых и пропущенных мячей и даже предвидел количество угловых.

Часами он просиживал над диаграммами успехов и неудач любимой команды, составлял картотеку футболистов страны, писал жалобы и предложения в федерацию футбола.

Мы удивлялись, недоумевали, как можно до такой степени быть рабом собственного увлечения. Мы пытались себе представить, какой вид имеет его холостяцкая квартира. Наверное, думали, стены обклеены фотографиями популярных футболистов. На книжных полках – футбольная литература. Вместо люстры – мяч с автографами известных спортсменов. А вместо отрывного календаря – календарь первенства по футболу.

Как-то во время его болезни – Зеленчук смотрел очередной матч под ливнем и простудился – мы пришли к нему в гости и убедились, что были не далеки от истины. Действительно, на стенах красовались портреты футболистов. На видном месте висел календарь первенства. Был и мяч с автографами. Но…

Как часто мы судим о человеке поверхностно, не вникая в его душевные качества, забывая, что существует еще такая черта, как скромность. Так вот, Зеленчук казался нам теперь воплощением скромности. Оказывается, футбол – это лишь одно из его увлечений.

Нет, не одной только футбольной литературой был забит его книжный шкаф. Зеленчук интересовался проблемами современной химии и философии. Его внимание привлекали вопросы дошкольного воспитания, хотя сам он и не имел детей. Международная жизнь, дачная архитектура, животноводство республики, механизация и автоматизация сельского хозяйства, организация торговли все это глубоко волновало Зеленчука, как свидетельствовали журналы и брошюры, стоявшие на полках.

И что нас совсем потрясло – Зеленчук, тот самый Зеленчук, который, казалось, не мог связать и двух слов, владел многими иностранными языками. На столе и серванте лежали кины газет и журналов – немецких, монгольских, кубинских, вьетнамских…

На нашем ближайшем профсоюзном собрании мы долго говорили о чуткости, о том, что надо внимательно относиться к коллегам, ближе знать своих товарищей по работе, интересоваться их личной жизнью.

– Вот, например, – обратился к присутствующим председатель, – мы считали одного нашего сотрудника ограниченным чудаком, в то время как он, оказывается, эрудит и полиглот.

Зеленчука единогласно избрали заведующим нашим лекторием. Все дружно проголосовали за то, чтобы ходатайствовать перед администрацией о его повышении.

– Сколько можно держать такого человека на должности счетовода? – поставила вопрос ребром кассирша. – Пора уже назначить его старшим счетоводом!

Директор торжественно пообещал, что завтра же премирует его из своего директорского фонда.

Зеленчук, выйдя к трибуне, поблагодарил нас за доверие, а директора – за премию.

– Вы не представляете, – сказал он, – что значит для меня премия! Знаете ли вы, сколько денег уходит на все эти наши и иностранные издания, которые мне всегда подсовывают в киосках «Союзпечати» как нагрузку к газете «Футбол»!..

По примеру классиков

И вам спасибо

Не один год обивал я пороги телестудии. Не один год умолял, чтобы взяли мою детскую пьесу. Не раз предупреждал, что если ее не примут к постановке, то подниму на ноги всю общественность города.

Наконец вняли моим мольбам – выпустили спектакль в эфир.

Как я и предполагал, в редакцию детских передач посыпались отзывы. Особенно меня растрогало письмо ветерана труда Николая Ивановича Коренного.

«Очень прошу вас, – писал ветеран. – покажите еще раз спектакль для детей «Как Ивасик рыбу ловил».

– Видите, – бросил я письмо редактору на стол, – общественность требует показать спектакль еще раз.

Сначала редактор был непоколебим. Но ветеран труда прислал на телестудию новое трогательное письмо:

«Пишу не только от своего имени. Все родители нашего пятиэтажного дома присоединяются к моей просьбе повторить показ спектакля «Как Ивасик рыбу ловил».

Естественно, вскоре пьеса второй раз вышла в эфир.

А через несколько дней ветеран, сердечно поблагодарив телестудию за внимание, попросил опять запланировать ее в программу передач.

– Ну, это уж слишком! – возмутился редактор. – Стоит пойти людям на уступку, как тут же готовы сесть тебе на голову!

Но письмо с просьбой еще раз повторить спектакль «Как Ивасик рыбу ловил» ветеран труда написал самому директору телестудии. И вскоре пьеса вышла в эфир под рубрикой «По заявкам наших телезрителей».

Николай Иванович по-прежнему не успокаивался. Он атаковал письмами дирекцию телестудии, обком профсоюзов работников культуры, редакции газет и журналов.

«Родители настаивают, чтобы минимум дважды в неделю передавали пьесу об Ивасике», – требовал ветеран.

Это была настоящая победа. Моя пьеса стала темой для обсуждения на летучках и творческих совещаниях. Редактор передач для детей завел специальную папку с надписью: «Как Ивасик рыбу ловил».

– Придется, наверное, взять в штат человека, который бы занимался перепиской с поклонниками этого вашего «Ивасика», – с раздражением сказал он мне.

– Ничего, – успокоил я его. – Вот принес вам пьесу «Как Петя мороженое ел». Может быть, внимание на нее переключится?..

Кажется, это убедило редактора. Мою новую пьесу сразу же утвердили к постановке.

Своей радостью я решил поделиться с ветераном труда Николаем Ивановичем Корецким.

Встретил он меня с объятиями. Угостил чаем.

– А знаете, кому я обязан своим успехом? – торжественно сказал я. – Вам, Николай Иванович! Вас должен благодарить за популярность своей пьесы. Вы вдохновили меня на новое произведение. Так что примите мою благодарность…

– И вам спасибо, – скромно произнес ветеран. – Вы не представляете, как положительно действует на моею внука ваша телепьеса. Вы же знаете, как трудно ребенка оторвать от телевизора. Придет после школы, сядет перед экраном – и ни с места. И только когда начинают передавать вашу пьесу, выключает телевизор. Побольше бы таких пьес! Может, дети стали бы учиться лучше…

Универсальный рецепт

Когда писатель Максим Ветрогоненко закончил читать отрывок из своей новой трилогии «Привет тебе, Гриша», в зале было тихо, как на траурном митинге. Писатель долго вытирал большим клетчатым платком вспотевшее лицо, прокашливался, не спеша пил воду, затем что-то записывал в свой блокнот, а в зале лишь поскрипывали стулья.

– Товарищи, – постучал ручкой по графину директор клуба, – еще раз напоминаю, мы собрались на обсуждение трилогии. Я надеюсь, все прочитали? Хотелось бы услышать, что вас наиболее удивило, может быть, даже поразило в ней. Какие вопросы в связи с этим к автору?..

– Есть вопросы, – наконец подняла руку старушка, сидевшая в первом ряду.

– Слушаю вас, – приветливо улыбнулся Максим Ветрогоненко.

– Вот скажи мне, сынок, – хитро прищурилась она, – а почему героиня твоего романа Мотря, когда у нее поясница болела, не мазала ее подсолнечным маслом? Я, как заболит, всегда теплым маслом мажу…

– Ты что, сдурела? – перебила ее соседка слева. – Поясницу мазать подсолнечным маслом! Да от этого она еще больше болеть будет! Перцовый пластырь прикладывать надо. Попечет, попечет и пройдет…

– Ваш пластырь помогает, как гипертонику касторка, – возразила ей соседка справа. – Мой племянник, например, радикулит холодом лечит. Зимой снегом обтирается, а летом в холодной ванне часами сидит…

– Вашему племяннику к психиатру надо обратиться, – заметил старичок в очках.

– Вот моя тетка медик, так она прописывает от этого дела только сухое тепло, – сказала женщина в зеленой шапочке.

– Всякое тепло хорошо – и сухое, и мокрое. Главное, чтобы не холод, – добавил тучный бородач.

– И совсем не всякое, – возмутился мужчина в кителе. – Сухое, и только сухое! А еще…

– Если хотите знать, так мокрое тепло эффективнее. – прервал его лысый бородач.

– А я слышал, что лучший способ избавиться от этой мерзости – это регулярно растираться спиртом, – сказал спортивного вида парень.

– Спиртом – это уж роскошь, – возразил ему худой небритый верзила.

– Ну и отсталый народ! – воскликнула рыжеволосая женщина. – Вы что, про змеиный яд забыли? Во всех аптеках продается. Стоит только раз смазать, и как рукой снимет.

– Если уж ядом, то только пчелиным…

– И пиявки помогают!..

– Лучше всего – сметаной…

– Правильно! Или кислым молоком!..

– А про бураковый сок забыли?..

– Как сын врача могу засвидетельствовать, что лучше всего – новокаиновая блокада…

– Ничего вы не понимаете! Стоит один раз вываляться в крапиве…

– Нет! Лучший способ – это иглоукалывание…

– Товарищи, – постучал снова ручкой по графину директор клуба, – мне кажется, уже все высказались. Давайте дадим слово нашему гостю.

– Друзья, все вы по-своему правы, – встал Ветрогоненко. – Но если хотите, я дам вам уникальный рецепт от всех видов радикулита. Через неделю и следа не останется. Записывайте: сто граммов алоэ, двести граммов меда…

Участники читательской конференции провожали Максима Ветрогоненко до самой гостиницы.

– Спасибо, сынок!.. Сердечно благодарны!.. Вовек не забудем!.. Спаситель ты наш!.. – слышалось на прощание.

– Очень вас просим, приезжайте к нам еще раз, – пожал руку писателю старичок в очках. – И обязательно прихватите с собой еще какой-нибудь рецепт. Мы вам очень признательны будем…

Тонкости профессии

Кажется, не так уж и сложно быть распространителем билетов. Ходи себе, предлагай, бери деньги, давай сдачу. А на самом деле работа эта, как никакая другая, требует гибкости, сообразительности и, само собой, интеллекта.

Прихожу я, скажем, в местный комитет «Водхозпроекта» и говорю конфиденциально:

– Сам не знаю почему, но к вашей организации я отношусь лучше, чем к другим.

– Ну и что? – спрашивают меня бестактно.

– А то, что при всей любви к вам больше двадцати билетов на вернисаж Комаровского дать не смогу.

– Как! – возмущаются. – На триста человек – двадцать билетов?

– Дадите лучшим из лучших. В конце концов, в лотерею разыграете, как это делают во всех порядочных учреждениях.

– А директору, а заместителям? – начинают торговаться.

– Ладно уж, – подмигиваю, – для них найдем. Добавлю еще десяток.

Месткомовцы веселеют.

– Вы же сами знаете, – говорю, – на дефицитные спектакли и выставки билеты без нагрузки не продаются. К этим тридцати вынужден дать вам девяносто на ансамбль «Пятнистые косынки».

– Как! Ради одного вернисажа – и так мучиться!

– Ну хорошо, даю шестьдесят. Только из уважения к вашему коллективу, – предлагаю компромисс.

– Моя жена терпеть не может «Пятнистых косынок», – умоляюще смотрит председатель.

– Хорошо. Только для вас и вашей жены – квартет «Золотые сандалии». Вы же знаете, как я к вам отношусь…

И так каждый день, в каждом учреждении. Эти диалоги забирают столько калорий, что их никаким комплексным обедом не восполнишь.

Но самое сложное начинается вечером, когда звонят отовсюду, особенно родственники и знакомые.

– Пять билетиков на вернисаж Комаровского… Ну, хотя бы три!..

Трубка умоляет, клянчит, вымогает, угрожает. Трубка предлагает взамен бразильский кофе и обои под дерево. За билет на вернисаж я могу стать владельцем импортного пиджака под кожу и вне очереди пользоваться услугами модного массажиста.

– Да поймите же наконец! – кричу я в трубку. – Я скромный распространитель! И при всей любви к вам…

Они не верят, они не хотят верить!

– Кстати, – говорит жена, – вокруг выставки Комаровского ажиотаж! А он боялся, что вообще никто не придет.

– Никто бы и не пришел, – отвечаю. – Представь себе, что все билеты бросили бы в кассу. Ты, например, пошла бы смотреть картины какого-то там неизвестного Комаровского? Конечно, нет. А вот когда билеты продают с нагрузкой, как это делаю я… Поэтому и заверил Комаровского, что его полотна, которых я и в глаза не видел, будут иметь успех. И, как видишь, добился этого. Все устроил. Из уважения к его отцу, с которым мы в детстве в один драмкружок ходили…

Я скромный распространитель билетов. Но кое-что все-таки могу!

Азбука славы

Десять редакций отказались напечатать мой рассказ. Но одиннадцатая все-таки приняла.

«Начинается! – обрадовался я. – Поднимаюсь на первую ступеньку славы. Надо быть готовым к рукопожатиям, дифирамбам, цветам и всему прочему».

Я шел домой и с гордым видом нес под мышкой добрых полтиража журнала. Конечно, я мог бы закупить и весь тираж (журнал узковедомственный, тираж небольшой), но все-таки неудобно было перед читателями.

Придя домой, я сел у телефона и стал ждать звонков, поздравлений…

Ждал ровно до одиннадцати. Потом открыл телефонный справочник на букве «А».

– Здорово, друг! Ты случайно не подписываешься на журнал «Голос мелиоратора»?.. Нет? А там иной раз попадаются неплохие вещицы. Вот, например, в последнем номере…

Все знакомые от «А» до «Я» твердо пообещали прочитать мой рассказ.

Прошла неделя – ни рукопожатий, ни дифирамбов ни цветов.

Коли говорить откровенно, я по очень-то и обижался на другой. В конце концов, не в каждом киоске и купишь этот самый «Голос».

Отправляясь теперь в гости, я стал прихватывать с собой два-три номера журнала. Посидев часок-другой, торопливо уходил домой, «забывая» журнал у гостеприимных хозяев.

Первые попытки этого мероприятия оказались неудачными. Радушные хозяева, шлепая домашними тапочками, бросались вдогонку и, перехватил меня где-нибудь возле трамвайной остановки, торжественно вручали «забытый» журнал. Но вскоре я научился «забывать» так, что приятели обнаруживали журнал только на второй, а то и на третий день, и причем в самых неожиданных местах.

А поздравлений по-прежнему не было, Цветов – тоже.

«Что за странные люди? – недоумевал я. – Другие на их месте давно зачитали бы журнал до дыр. А этим лень один несчастный рассказ просмотреть».

Я сделал еще одну отчаянную попытку. Пригласил всех знакомых к себе на ужин.

– Друзья! – бодро обратился я к ним. – Пока жена накроет стол, предлагаю вашему вниманию излюбленный журнал нашей семьи – «Голос мелиоратора».

И каждому вручил по экземпляру.

Гости неохотно, без всякого интереса стали листать журнал, разглядывая обложку. По их лицам было видно, что журнал их совсем не интересует, что они с нетерпением ждут, когда же позовут к столу.

Но вот наконец-то рассказ заметили. Одна из газет напечатала рецензию. Убийственную. Критик Некуряк назвал меня окололитературным типом, а рассказ – никчемной серятиной. Редколлегию «Голоса мелиоратора» корил за близорукость, упрекал в отсутствии элементарного вкуса. Он так «избил» меня, что в тот же вечер близкие и знакомые нанесли мне сочувственные визиты.

В другой газете на рассказ накинулся пенсионер Урчак. Под рубрикой «Ай-яй-яй!» редакция поместила его «Открытое письмо автору», в котором пенсионер утверждал, что мой рассказ «не лезет ни в какие ворота».

«Что вы пропагандируете? – патетически вопрошал Урчак. – Любовь без взаимности? Да разве такая любовь нужна нашей молодежи?..»

Ко мне потоком пошли телеграммы. «Держи хвост трубой!», «Кренись, старик!», «Верим в тебя, друг!» На работе мне многозначительно жали руки и с сочувствием хлопали по плечу. В кассе взаимопомощи предложили финансовую поддержку, а председатель месткома намекнул на бесплатную путевку в дом отдыха.

Когда же еще одна газета напечатала реплику под заголовком «Такому не место на страницах журнала!», все жильцы нашего дома встретили меня на лестнице. Одна молодая женщина незаметно от мужа вручила даже букетик незабудок.

Я ловил на себе сотни любопытствующих взглядов, подписывал автографы детям, обедал в долг в диетической столовой, без билета проходил на стадион.

Сегодня я написал второй рассказ и отнес его в редакцию одного популярного журнала. И что вы думаете? Сам редактор вышел мне навстречу…

Вечером сосед сказал мне:

– По-моему, ты еще должен благодарить критика и пенсионера. Это они знаменитым тебя сделали! На твоем месте я купил бы каждому из них по бутылке шампанского.

А ведь верно. Он прав! Почему бы и не купить?

Я тут же пошел в гастроном. Купил шампанское. Принес домой и… выпил сам. Почему? Да потому, что критик Некуряк, пенсионер Урчак, автор реплики одно и то же лицо – это я.