Текст книги "Встреча с пришельцем (сборник)"

Автор книги: Юрий Прокопенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Почему молчит телефон?

Я сижу у телефона и жду: вот-вот раздастся звонок и меня пригласят на встречу Нового года. Я уже бутылку шампанского приготовил и торт «Динамо». Кто первый пригласит, к тому и пойду. Надеюсь, первыми позвонят все-таки Тереховские. Не могут не позвонить. Две недели назад я у них обедал. Впечатление произвел колоссальное. Хозяева были просто потрясены. От моих комплиментов Сергей Петрович все время краснея. А Раиса Федоровна до слез расстроилась. Ведь, наверное, за всю свою жизнь эти гостеприимные люди не слышали столько приятного, сколько я им в тот вечер наговорил.

Начал, конечно, с сына – гордости семейства.

– Ну и умница ты, Андрейчик! – погладил его по головке. – И в кого ты такой удался? Папа вон и двух слов связать не может. А о маме и говорить нечего – даже элементарной буквы «к» не выговаривает. Слышишь – вместо «кухня» говорит «ухни».

Андрей расцвел.

– А красавец ты какой! – продолжал я. – Просто не верится, что у таких родителей мог родиться такой красивый ребенок. Посмотри на своего папу. Им же детей пугать можно. В фильме ужасов он мог бы без всякого грима сыграть роль монстра. О маме я уж не говорю. Если бы твой отец ее не осчастливил, сидеть бы ей вечно в девках…

Понятно, прийти в гости и не сказать пару комплиментов хозяйке – значит продемонстрировать свою бестактность. Прежде всего я похвалил ее прическу:

– Вы, наверное, имеете очень квалифицированного парикмахера? – начал я издалека. – Ведь сделать такую приличную завивку на таких реденьких волосиках, как у вас, это настоящее искусство.

Раиса Федоровна покрылась румянцем.

– Вы самая счастливая женщина в городе. Хороший портной в наше время – величайшая редкость. А в том, что вам удалось пошить свое платье у хорошего закройщика, я не сомневаюсь. Шить на такую фигуру, как ваша… Только виртуоз мог согласиться.

Раиса Федоровна так сконфузилась, что вышла из комнаты.

Чтобы хозяин дома не считал меня, извините, хамом, я решил и ему сказать пару приятных слов. Прежде всего отметил его авторитет в семье:

– Кто бы мог подумать, что ты, единственный, кого у нас в конторе никто всерьез не принимает, тут, в семье, смог-таки поставить себя.

Он пожал плечами.

– Откровенно говоря, – продолжал я, – зная твою бесхарактерность, представлял, что сын у тебя на голове сидит, а жена из тебя веревки вьет. А ты ничего, молодец!

Сергей Петрович громко засопел и надул щеки. От гордости.

– И квартира у тебя ничего, – отметил я. – По сравнению с другими она, конечно, примитив, но для тебя, для твоего уровня, и эта хороша. Даже слишком.

Сергей Петрович вытер вспотевший лоб.

– И мебель ничего. Для такой квартиры, как ваша, лучшей и не нужно…

– Прошу к столу, – наконец обрел он дар речи.

И тут, за столом, я уже выдал весь арсенал комплиментов.

Похвалил бережливость Раисы Федоровны:

– Это именно то, что называется и дешево, и сердито. Все это – картошка, лук, селедка – копейки стоят, а голодным не будешь.

Отметил скромность Сергея Петровича:

– Другой бы цыплят табака требовал. Или там зайчатину под соусом. А ты и варениками доволен.

За десертом я попытался обобщить свое впечатление от обеда:

– Уверяю вас, в моей жизни случалось, что принимали меня даже еще хуже, чем вы…

Но все-таки, почему молчит телефон? Я сижу и жду. Час. Два. Три… Не звонят. Не приглашают. Неужели Новый год придется встречать самому? Нет, не верится. Не представляю, чтобы в новогодний вечер можно было бы обойтись без такого компанейского человека, как я…

Хрустальная мечта

Главный инженер еще раз оглядел присутствующих и в третий раз спросил:

– Добровольцы есть?

Я поднял руку.

– Наконец-то, – облегченно вздохнул он и пригласил зайти к нему в кабинет.

– Вы понимаете, какое это ответственное поручение? – спросил главный инженер.

– Рад стараться! – по-военному четко ответил я.

– Имейте в виду, малейшая неосторожность – и корпус лаборатории сгорит дотла, – напутствовал он меня.

…Корпус лаборатории сгорел. До последней щепочки. Пожарники заявили, что в подобной ситуации даже новейшие противоположные средства бессильны.

– Я же предупреждал, – печально сказал главный инженер. – Надо было действовать осторожно.

– Молод! Исправлюсь! – вытянулся я по стойке «смирно».

Следующее задание было попроще. Мне поручили возглавить научно-исследовательскую экспедицию.

…Сама экспедиция длилась месяц, по результаты ее обсуждались полгода. Разные комиссии, оценивая их с разных сторон, составили ужасные акты с убийственными выводами. Мне были инкриминированы некомпетентность и беспомощность. Я был обвинен в безответственности и халатности. Естественно, работу экспедиции признали неудовлетворительной, а наш финансовый отчет фигурировал на многих конференциях и симпозиумах как пример злостного расточительства.

Теперь главный инженер избегал со мной встреч. А когда я заходил к нему в кабинет, он тут же нулей вылетал в коридор, ссылаясь на неотложные дела.

Наконец я застал его во время обеденного перерыва в столовой. Подсел к нему за столик.

– У меня блестящая идея, – сказал я.

При этих словах кусок котлеты застрял в горле главного инженера, и я долго бил его по спине, помогая прокашляться.

– Какая идея? – наконец выдавил он из себя.

Я коротко и доходчиво изложил то, что вынашивал вот уже полтора квартала, – идею реорганизации подачи воды в четвертую лабораторию.

– Только помните, – предостерегающе произнес главный инженер: – если вода прорвется в подвал – погибнут очень ценные вещи.

…Я напрягал все силы, но кран не поддавался. Я откручивал его гаечным ключом, бил молотком. Пришлось вызвать на консультацию знакомого слесаря. Оказалось, я просто крутил не в ту сторону. Открыв наконец кран, я спокойно запер дверь и пошел заниматься производственной гимнастикой…

Ценные вещи, о которых предупреждал главный инженер, действительно погибли. Их не успели спасти. Когда по тревоге было поднято на ноги все предприятие, уровень воды дошел уже до первого этажа.

Теперь, когда в присутствии главного инженера кто-то предлагает поручить мне какое-нибудь задание, он бледнеет и хватается за сердце.

– Только не ему! Кому угодно, только не ему! – восклицает главный инженер в ужасе.

Так вот и осуществилась хрустальная мечта моей жизни. Наконец-то я обрел на работе то, к чему всегда стремился, – покой.

Компьютер

Когда я сказал приемщику ремонтного ателье, что купил испорченный компьютер-советчик, он от удивления заморгал голубыми глазами:

– Этого не может быть!

На его восклицание вышли мастера-ремонтники.

– Слыхали? – обратился к ним приемщик. – У клиента забарахлил компьютер «ВС-1».

– Исключается, – убежденно сказал представительный ремонтник в очках. – Эта машина вечная!

– Надежнее схемы не бывает! – поддержал его усатый коллега.

– А может, вы его случайно уронили с девятого этажа? Или использовали вместо кувалды? – ехидно спросил приемщик.

– Даже пальцем не прикасался! – горячо заверил я. – Вчера купил и тут же решил посоветоваться с ним. А он мне такое выдал, что ни в какие ворота не лезет.

Такая уж, наверное, у меня судьба – не везет с техническими новинками. Ну, пусть холодильник попался бракованный – все время из-за какой-то внутренней вибрации танцует, раздражая соседей. Бывают казусы и похуже. Пусть не повезло со скороваркой – как-то во время приготовления ужина она устрашающе зашипела и вылетела, словно ракета, в раскрытое окно. Как уверяет моя тетка, скороварка вместе с ужином превратилась в искусственный спутник Земли. Бывают такие неимовернейшие истории. Но этот компьютер?..

Когда «ВС-1» – Вечный, Советчик – уже обрел популярность, А все еще принадлежал к жалкой кучке скептиков, не воспринимавшей этого изобретения века. Но вскоре и я капитулировал. Еще бы!

Как известно, даже очень самоуверенные люди иногда нуждаются в совете. Причем все без исключения жаждут совета объективного. А нашим советчикам порой именно этой объективности и недостает. Им мешает быть объективными любовь или ненависть, зависть или просто равнодушие. А компьютер-советчик свободен от любых эмоций. Поняв это, я и купил его. О таком советчике только мечтать можно!

Представительный мастер, завинтив крышку, поправил очки и коротко сказал:

– Компьютер в полном порядке. Вы ошиблись.

– Я ошибся? Исключено! Представьте, вчера, как только принес его из магазина, спрашиваю: «Я бездарный человек?» А он мне в ответ: «Вы, как всегда, правы». Но это же чистой воды вранье! Соседи, знакомые, родные могут засвидетельствовать, что я не лыком шит. Пять рацпредложений и в самодеятельности, можно сказать, первая скрипка, хотя и играю на барабане. Разве это ни о чем не говорит?

– И все-таки компьютер не ошибся, – уверенно сказал мастер. – Вы сами ошиблись с вопросом. Надо было спросить; «Ведь я не бездарный человек?» И тогда бы услышали тот же ответ: «Вы, как всегда, правы». Это единственная фраза, которую он всегда произносит. И которая всех и всегда устраивает…

Клевета

Разбор моего персонального дела был назначен на пятницу. Суровый взгляд председателя месткома не сулил ничего хорошего. Я понимал – выговором без занесения едва ли отделаюсь.

Мое воспаленное воображение рисовало ужасную картину. Хор членов профсоюза безжалостно вопрошает: «По-че-му?» Действительно, почему я регулярно опаздываю на работу? Я искал причину, которая хотя бы издали была похожа на уважительную. Но напрасно. Надо было что-то предпринимать…

На собрание валил народ, как на стадион. Приходили даже с семьями. Прибыли делегации соседних учреждений и предприятий.

Председатель месткома» поправив галстук на белоснежной рубашке – сегодня он был особенно торжественный, – поднял над головой ворох бумаг.

– А все началось с опозданий! – воскликнул он. – Все вы знаете, что случайностей не существует. Все в жизни взаимосвязано. Об этом еще раз свидетельствует дело Иваськина. Оказывается, он не только опаздывает на работу…

Шеи присутствующих вытянулись на несколько сантиметров.

– Иваськин – пьяница! – продолжал председатель месткома. – Вот в этом письме сказано, что он регулярно ночует в вытрезвителе. Бьет стекла у соседей и ломает деревья перед окнами даже райотдела милиции.

Шеи присутствующих вытянулись еще на несколько сантиметров.

– А вот еще одно письмо, – помахал председатель месткома бумажкой. – В нем сказано, что Иваськин – злостный алиментщик, что со своей последней женой он не живет уже третий год… А в этом письме, – от волнения голос председателя месткома охрип, – сообщается, что Иваськин, имея государственную квартиру, спекулирует частными домами!

– Пусть дурака не валяет, все выкладывает!.. Особенно про дома!.. Сначала про женщин!.. Надо всех его жен сюда пригласить!.. – раздались грозные крики в зале.

– Иди, Иваськин, сюда, на сцену, – пригласил меня председатель месткома. – Расскажи людям, как ты докатился до такой жизни.

Я вышел к трибуне.

– Дорогие сослуживцы и гости! – начал я взволнованно. – Вот у меня в руке документы, который опровергают всю эту клевету. Вот справка с подписью и печатью из вытрезвителя о том, что я там никогда не был…

– Точно, – подтвердил председатель месткома. – С подписью и печатью.

– А эту справку выдала мне жена за своей подписью и печатью управдома о том, что, кроме нее, никакой другой жены у меня нет и не было.

– Точно, – кивнул председатель месткома. – С подписью и печатью.

– Читайте! – предъявил я очередную справку. – Никакими домами я ее спекулировал.

С подписью и печатью, – пробормотал председатель месткома.

– А вот справка из милиции, что я никогда не судился, под следствием не находился, в темных делах замечен не был…

С подписью и печатью, – повторил председатель месткома.

– Так что, дорогие сослуживцы и гости, все это грязная клевета, ничтожная попытка замарать мое честное имя. И таким образом – ваше! – закончил я афористичной фразой.

– Анонимщика – к ответу!.. Клеветника – под суд!.. Иваськина – на Доску почета!.. Объявить ему благодарность с занесением!.. Иваськину – двадцать рублей премии! – раздались голоса в зале…

Через полчаса председатель месткома зачитал проект решения собрания.

Мне объявили благодарность. Попросили завтра же принести фото, чтобы поместить, его на Доску почета. Но двадцати рублей не дали. «Учитывая факты опозданий на работу, – сказано было в решении, – уменьшить денежную премию с 20 до 15 рублей».

А еще собрание постановило исследовать почерк, которым были написаны анонимки, и проверить, не пролез ли случайно в наш дружный коллектив клеветник.

Что касается последнего пункта решения собрания – я абсолютно спокоен. Все анонимки на себя я писал левой рукой.

Визит незнакомца

Я проснулся оттого, что кто-то настойчиво дергал меня за рукав.

– Что, приехали? – не понял я спросонья.

– Да нет, это просто узловая станция, – успокоил меня незнакомец.

– А вам чего надо? – поинтересовался я, стараясь разглядеть его лицо.

Свет в купе был тусклым, поэтому, кроме усов, ничего примечательного в его внешности я не заметил.

– Хочу вам предложить прекрасные туфли сорок второго размера, – прошептал он.

– Могли бы это сделать и утром, – буркнул я.

– Утром будет поздно. Мне нужны деньги сейчас. Или никогда. Так что пользуйтесь моментом.

– Очевидно, где-то украли? – предположил я.

– Какая вам разница?

– За покупку краденого по голове не гладят.

– А разве на туфлях написано, краденые они или не краденые?

– И сколько хотите за них? – поинтересовался я.

– Дорого не возьму – пятерочка, и ладно.

– Можно глянуть?

– А чего ж. Они не то чтобы только из магазина, но вполне пристойные.

– Тоже мне пристойные нашел! А это разве не набойка, а это – не царапина? Наверное, не раз в ремонт сдавались.

– Если и сдавались, то уверен – только в образцово-показательную мастерскую.

– А носы какие узкие! Мода вчерашнего дня!

– Поэтому я недорого и прошу.

– Ничего себе недорого! Даю трешку.

– Четыре пятьдесят, и ни копейки меньше!

– И цвет отвратительный. Какой-то неопределенный. – поднес я туфли ближе к свету.

– За такие деньги он еще и цвет хочет особенный! Или берите, или пойду предложу другому, – сказал незнакомец, заворачивая туфли в газету.

– Идите предложите. Где гарантия, что в соседнем купе не едет следователь милиции? – взял я его на испуг.

Он развернул газету и сказал, что согласен продать за три рубля.

«Ну повезло!» – улыбнулся я, засовывая туфли под подушку.

…Проснулся я оттого, что кто-то настойчиво дергал меня за рукав.

– Приехали? – не понял я спросонья.

– Приехали, – подтвердила проводница.

Я стал быстро одеваться.

– А где же мои туфли? Куда они запропастились?

– А вот они, выглядывают из-под подушки, – сказала проводница.

Да, это были мои туфли сорок второго размера. Неопределенного цвета. С набойками и царапинами.

Звонок друга

– Алло! Слушаю… Неужели ото ты? Не может быть! Сколько лет, сколько зим!.. Проездом, говоришь? И только полчаса в твоем распоряжении? Ну, это просто свинство… Свинство, говорю, не остановиться хотя бы на несколько дней у своего старого приятеля… В санаторий едешь? Ото, конечно, уважительная причина. Хотя ничего бы не случилось с твоим здоровьем, если бы на день-другой пробыл меньше в этом самом санатории. Посидели бы, поговорили, вспомнили молодость. Я бы тебя свежей наливкой угостил…

Не пьешь? Ну что ж, пивком бы побаловались… Тоже нельзя? А что же тебе можно? А впрочем, неужели так важно, что есть или пить? Главное, увидеться, поговорить, вспомнить молодость. Я, например, уж если бы проезжал через город, в котором ты живешь, обязательно зашел бы к тебе. Ведь какие только расстояния не преодолевают друзья, чтобы встретиться хоть на день, на час!..

Я все понимаю. Да, путевка – дело серьезное. Жаль, конечно, что не можешь остановиться хоть на несколько часов. Ради других мог бы. Эх, жизнь, что она с нами делает! Как мы меняемся! Не дружба дли нас главное теперь, а какая-то печень!..

Что? Сделать остановку?.. На несколько часов?.. Билет поменять?.. Так это прекрасно! Замечательно! Но слушай, стоит ли ради нескольких часов толкаться у кассы, к дежурному по вокзалу обращаться? В конце концов, что такое несколько часов! Если бы ты хотя бы на пару дней мог остановиться. Знаешь, чайку бы попили. С наливкой. Ах, забыл! Значит, без наливки. А несколько часов – да их и на одну десятую воспоминаний не хватит…

Что? Согласен? Согласен остановиться на пару дней? А как же путевка? С этим шутить нельзя: опоздаешь в санаторий – не пустят. У моего приятели был такой случай. На день опоздал – не приняли. Неужели ты способен рискнуть путевкой, которую так сложно достать?..

Да, правильно, дружба – это главное. Но ведь и здоровье не последнее дело. А потом – что такое два дня? Они для нас промелькнут, как минута. Вот если бы ты вообще не поехал бы на свой курорт и решил провести у меня отпуск! Представляешь? Чайку бы попили, с наливкой. То есть без наливки. Посидели бы, поговорили, молодость вспомнили…

Что? Рвешь путевку и едешь ко мне? Ты с ума сошел! А санаторий? А печень? У меня дома диетических блюд не готовят!.. Постой, что ты делаешь?.. Порвал и путевку, и билет?.. И едешь ко мне? Фу, аж в пот бросило!.. Ну приезжай, конечно. Что уж теперь делать. Путевку не склеишь. А может быть, не совсем порвал? Может, склеить удастся? Алло! Алло!..

Если все так считают

Об этом эксперименте много писали. О нем рассказывали по телевидению.

На глазах у большой аудитории молодому человеку предложили определить, какой кубик он держит в руке – черный или белый? Улыбнувшись, он уверенно ответил:

– Конечно, белый.

– Что вы, – возразил экспериментатор, – кубик черный.

– Белый! – стоял на своем молодой человек.

– Нет, черный, – твердо заявил экспериментатор. – Присмотритесь внимательнее.

Но как ни присматривался молодой человек, он не мог согласиться с экспериментатором. Он видел перед собой белый кубик и настаивал на этом.

Тогда экспериментатор призвал на помощь аудиторию. Высказываясь по очереди, присутствующие убеждали испытуемого, что он глубоко ошибается, называя кубик белым, что на самом деле кубик не белый, а черный.

Молодой человек упирался изо всех сил и наконец капитулировал.

– Так какой кубик вы видите перед собой? – торжественно спросил его экспериментатор.

– Черный.

– Теперь вы уверены в этом?

– Уверен, – прошептал молодой человек.

Эксперимент вызвал много споров. Некоторые люди ставили под сомнение возможность подобной метаморфозы.

– Дойти до того, чтоб называть белое черным! – возмущались они. – Быть такого не может!

А вот если бы они спокойно поразмыслили, если бы проанализировали свое поведение ну хотя бы на протяжении одной последней недели, то наверняка пришли бы к выводу, что сами часто выступают в роли испытуемого.

Бот взять меня. Обедаю я в кафе «Под липой». Меню жалкое. Блюда приготовлены так, будто повара торжественно поклялись навсегда привить посетителям отвращение к пище. А обслуживание?.. Ну как будто все человечество поделено на два лагеря заклятых врагов – клиентов и официантов.

И, представьте, я не возмущаюсь вслух, не пишу в книгу жалоб, не звоню в Управление общественного питания. Рассчитываясь с официантом, я говорю ему спасибо и даже оставляю чаевые. Ведь все так делают. Значит, считают это нормальным? А с какой стати мне быть белой вороной?

Или еще пример: купил я недавно туфли производства местной фабрики. С трудом надел их, но и шагу не смог ступить – ноги словно в тисках.

– Да эту фабрику закрыть нужно! – возмутился я. – Нет, так это оставлять нельзя! Буду писать во все инстанции!

– Погоди писать, – остановила меня жена. – Люди ж покупают. И, значит, носят. Если бы не покупали и не носили, обувная фабрика прекратила бы свое существование. Может, это у тебя ноги не стандартные? Не такие, как у людей?

И хотя я никогда не замечал за собой подобных отклонений, мой запал растаял, а возмущение уступило место растерянности.

«А может, действительно? – подумал я. – Может, это только мне туфли кажутся безобразными, а для всех они – вполне пристойные?»

Как-то пришлось мне принять участие в литературном диспуте. Обсуждались новые стихи молодого поэта. Воздух сотрясали такие эмоциональные восклицания, как: «Удивительная архитектоника…», «Смелые ассонансы…», «Оригинальные метафоры…».

Я хотел было возразить, что, на мой взгляд, это вообще не поэзия, а банальная тарабарщина. Но не успел и рта раскрыть, как меня просто затюкали.

«Очевидно, я ничего не смыслю в поэзии», – решил я и отказался от выступления.

Есть у меня коллега, который каждым своим шагом демонстрирует полное игнорирование принципов честности и порядочности. Такому в пристойном обществе просто не подали бы руки. Но я, бывает, даже первым протягиваю ему руку. Ведь так делают все. Так почему же я должен быть исключением?

Когда я принес вот этот опус редактору, он дважды перечитал его и кисло усмехнулся:

– Что-то я не в восторге от вашего произведения.

– Но всем очень нравится, – стал горячо заверять я его. – Все паши товарищи считают, что написано очень актуально.

– Ну, если все так считают… – пожал плечами редактор.