Текст книги "Встреча с пришельцем (сборник)"

Автор книги: Юрий Прокопенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Белая ворона

Когда наш заведующий рассказывал в отделе очередной анекдот, все дружно смеялись. Кроме меня. Во-первых, анекдот казался мне примитивным, во-вторых, он имел как минимум столетнюю бороду. Любил заведующий рассказывать и о проделках своего внука. Все гомерически хохотали. Опять-таки, кроме меня. Мне даже как-то грустно становилось от таких рассказов. Если этот маленький проказник, думал я, такое себе позволяет сегодня, то что же он будет вытворять через несколько лет?

И тем более мне было не до смеха, когда заведующий начинал иронизировать надо мной. Особенно поселились коллеги, когда он проводил шуточные параллели между мной и популярными представителями фауны.

«Нацарапал, как курица лапой!» – это когда он читал мои бумаги.

«Работает, как кот на глине!» – такой была общая оценка моего прилежания.

«Баба с воза – кобыле легче!» – о возможности моего перехода в другой отдел.

«Доходит, как до жирафа!» – это про мою реакцию на его остроты.

Что касается последнего, то здесь мнение заведующего единодушно разделяли все мои коллеги. Они искренне сочувствовали мне. И успокаивали.

– Отсутствие чувства юмора – это, конечно, трагедия, – часто повторял Семен Крутоверхий, – по не такая, как, например, у моего дядьки – он с детства клептоманией страдает.

Машинистка Оксана всегда меня горячо защищала:

– А зато у него чувство ответственности есть!

Откровенно говоря, я и сам страдал от того, что был к отделе белой вороной. И когда наш интеллектуал Вализа предложил мне познакомиться с психиатром, который, по его утверждению, специализируется на вот таких закомплексованных, как я, слова благодарности застряли у меня от волнения в горле.

Врач-психиатр, заполняя карточку, заставил меня подробно рассказать все, что я знал о болезни своих предков. Поинтересовался, не падал ли я с высоты более трех метров и не было ли на работе потрясений, связанных с моим продвижением по службе.

– Слишком быстрое продвижение, кстати, точно так же, как и слишком медленное, одинаково плохо влияют на чувство юмора, – объяснил он.

Потом начал меня смешить. Показал палец. Высунул язык. Повел меня в комнату, увешанную карикатурами, и, по очереди тыкая в них указкой, спрашивал: «Смешно?.. А это смешно?..» Неожиданно накинулся на меня и стал щекотать…

– Ну что ж, – наконец сказал он, – ваша реакция позволяет предположить, что случай не безнадежный.

Он посоветовал мне больше бывать на свежем воздухе, не переедать, категорически отказаться от спиртного и курения. А на прощание вручил мне синенькие таблетки, которые я должен был принимать три раза в день.

С неделю я старательно выполнял все его предписания. Результат был потрясающий. Когда заведующий начал рассказывать о важности темы, над которой трудится наш отдел, и о том, какой вклад внес лично он в разработку этой темы, я начал хохотать.

– Вы – вклад? – повторял я и снова корчился от хохота.

Заведующий обиженно замолк. И в ближайшие несколько часов не проронил ни слова. А когда под вечер, готовясь к профсоюзному собранию, он начал цитировать фразы из предстоящего доклада, мои приступы смеха повторились.

– Не понимаю, что вас так развеселило? – раздраженно спросил он и снова зачитал вслух отрывок, который ему казался особенно удачным: – «Мы трудимся не покладая рук, чтобы реализовать лозунг: «Сегодня работать лучше, чем вчера».

Я оглядел своих коллег, представил, как они, бедняги, трудятся не покладая рук, и снова затрясся от хохота.

Обиженный заведующий схватил доклад и выбежал из комнаты, а я конвульсивно вздрагивал до тех пор, пока секретарь директора, заглянув в наш отдел, не пригласил всех в актовый зал.

Я сидел на собрании, слушал выступление директора, прикусив язык и до боли в ладонях сжимая подлокотники кресла. Смех душил меня, слезы катились по щекам. Но когда директор назвал наш отдел одним из ведущих в учреждении, я не выдержал и стал так истерически хохотать, что вскоре и все присутствующие, глядя на меня, затряслись от смеха.

– Ну, вот что, – сказал директор, – я не буду продолжать, пока не выведут из зала, – он указал пальцем на меня, – этого хулигана.

Выводить меня не пришлось. Я вышел сам. И выкинул в урну синие таблетки. Пусть уж лучше, решил я, меня упрекают в отсутствии чувства юмора, чем попадать в подобный переплет.

Свои люди

«Дорогой наш земляк, – читал я письмо из родного села, – собрались к тебе в гости. Приедем в воскресенье первым поездом. Хотим посмотреть, как ты там живешь. Очень просим, специально не готовься. Мы люди свои, и нам ничего не надо. Только с тобой повидаться…»

Не надо так не надо. Просили не готовиться, я и не готовился. Поставил на стол, что было дома. Даже немного наливки нашлось.

Сидели за столом и вспоминали:

– А помнишь?..

– А ты помнишь?..

На прощание еще и чайку попил и с бубликами.

– Провожать нас не нужно, – сухо сказал Василий.

Из-за двери я услышал его приглушенный бас:

– Знаете, почему я не хотел, чтобы он нас провожал? Мы ведь еще в буфет заскочим, чего-нибудь там перекусим. А то у этого скупердяя и поесть нечего было…

Мне стало стыдно. Я представил вдруг, как низко пал в глазах своих земляков, каким скаредным показался им. Попробуй догадайся, что им хочется. Хоть бы намекнули! Мигом исправил бы ошибку.

Я был в отчаянии от мысли, что земляки обиделись навсегда.

Но через пару недель пришло от них новое письмо:

«Дорогой наш земляк! В воскресенье опять к тебе наведаемся. И опять убедительно просим: ничего такого не выдумывай. Нам бы только посидеть, поговорить, вспомнить…»

Прочитав эти строки, я кинулся к председателю кассы взаимопомощи. Потом к знакомому – утонченному гурману:

– Что бы ты поставил на стол, если бы ждал очень дорогих гостей? – спросил у него.

После серьезных размышлений он составил меню, от которого пришел бы в восторг любой привередливый гость. Чего стоило воплотить порыв его творческого воображения в реальные напитки и закуски, известно лишь мне да моему соседу – шеф-повару ресторана «Сокол».

За час до приезда земляков шеф-повар лично пришел с полуфабрикатами шашлыков по-карски и другими деликатесами. Из моей кухни доносились такие раздирающие ноздри запахи, что даже самый убежденный сыроед едва ли устоял бы перед соблазном.

Гости пили и ели, охая и ахая от удовольствия. Одеваясь, они бросали грустные взгляды на стол. Очевидно, жалко было расставаться с такой богатой закуской. Но у них, увы, были билеты на поезд.

– У меня такой порядок, – сказал я на прощание, – все, чего гости не допили и не доели, они забирают с собой.

Сверток вышел увесистый.

– Будем нести по очереди, – сказал Василий.

А через минуту я услышал из-за двери его голос:

– Живут же люди! Такими деликатесами кормятся! И как это все ему одному в горло лезет! Хоть бы когда-то нам чего-нибудь подбросил. Скупердяй несчастный!..

Жертва обстоятельств

В то, что бухгалтер Валентин Петрович Комаровский может предсказывать будущее, верили буквально все сотрудники нашего учреждения. И ничего осудительного в этом нет. Если существуют феномены, которые видят сквозь стены, считают быстрее кибернетической машины и читают мысли на расстоянии, почему бы и в нашей конторе не появиться скромному хироманту? По мере того как предсказания Комаровского сбывались, его популярность росла. Среди моих коллег авторитет бухгалтера был непререкаемым, как у оракула.

И только я воспринимал его предсказания скептически. Честно говоря, меня даже раздражали его самоуверенность и самодовольство. Всякий раз я предрекал ему неудачу, надеясь, что когда-то же ему должно не повезти. Но, наверное, он был из тех счастливцев, которым фортунит всегда.

– Скажи, Валентин, чем закончится мое новое увлечение? – любопытствовал младший лаборант Сувейченко, имея в виду юную машинистку Катю, появившуюся у нас три недели назад.

– Громким семейным скандалом, – не задумываюсь, отвечал Комаровский.

И как в воду смотрел. Скандал был такой силы, что его взрывная волна докатилась аж до профсоюзного собрания, на котором Сувейченко влепили строгий выговор.

– А как вы думаете, Валентин Петрович, – обращается к нему секретарша Оля, – получим мы премиальные на этот раз или нет? Мы же отстаем по всем показателям…

– Получим, – успокаивает ее Комаровский.

И точно. Премиальные получили. Даже больше, чем за предыдущий квартал.

– Как сыграет сегодня «Динамо»? – спрашивают у Комаровского.

– Выиграет! – заверяет он.

– Но у «Динамо» три проигрыша подряд, – напоминают ему.

– Именно поэтому и выиграет.

И снова его предсказание сбывается.

Я, конечно, нахожу ему орешек потверже. Когда стало известно, что в нашем учреждении предвидится сокращение, спрашиваю его:

– И как ты думаешь, кто этот бедняга, который попадет под сокращение?

– Ты, – вдруг говорит он.

Чувство радости охватывает меня. Наконец-то! Долго же пришлось ждать удобного момента, чтобы положить его на обе лопатки.

– Ошибаешься, – говорю спокойно, хотя в голосе моем звучат одновременно торжество и ехидство.

Он пожимает плечами. Мол, такой уж каприз судьбы. А я не выдерживаю и просто смеюсь ему в лицо. Какие бы там капризы ни были у судьбы, а сокращать меня никто не посмеет. Ведь я единственный, кто тянет всю работу, единственный на всю контору специалист, который хоть что-то смыслит в нашем деле. И если в предыдущих своих предсказаниях Комаровский опирался на логику, то в данном случае его предсказание было просто алогичным.

На другой день секретарша Оля позвала меня к директору.

Он был худой и изможденный, будто месяц сидел на разгрузочной диете. Сидел за столом и сосредоточенно смотрел куда-то между сейфом и корзиной для мусора.

– Вы знаете, – каким-то не своим голосом начал он, – я уже которую ночь не сплю, ломая голову, кого же из наших сотрудников сократить. И вот решил…

– Надеюсь, выбор пал не на меня? – прервал я его.

– Представьте, что именно на вас, – глубоко вздохнул директор. – Не сокращать же секретаршу Олю и машинистку Катю. Кто-то же должен отвечать на телефонные звонки и печатать деловые бумаги.

– При чем тут машинистка и секретарша! – возмутился я. – Кроме технических работников, без которых, понятно, не обойтись, в конторе работает как минимум шесть бездельников!

– Ну кого конкретно вы имеете в виду? – грустно спросил директор.

– Да хотя бы Плещука или Чучукала…

– Буду с вами откровенен, – поднялся директор и нервно заходил по кабинету. – Плещук – пустое место, это понятно. Но, с другой стороны, кто меня возить на работу будет? С того времени, как контору лишили машины и сократили единицу шофера, Плещук со своим «Москвичом» – единственное спасение. Представьте, меня срочно вызывают в управление. Не такси же хватать. Или, может быть, прикажете троллейбусом ехать?

Он сел за стол и схватил ручку.

– А без Чучукала разве мы можем обойтись? Билеты на самолет в разгар курортного сезона, нижнее место в «СВ» на поезд Киев – Москва вы возьметесь мне доставать? Причем – сегодня на сегодня!

– Не возьмусь, – согласился я.

– Тогда поехали дальше, – сказал директор. – Семен Онуфриевич! Гнать таких невежд в три шеи!..

– Правильно, – обрадовался я.

– Надо было бы, – уточнил он – если бы не… лекарства, Самые дефицитные лекарства достать для него – раз плюнуть. А моему тестю каждый день необходимы именно дефицитные лекарства. Не достану – жизни мне не будет. Жена съест!..

– А Скомороха? – напомнил я.

– Тупоголовый и примитивный, – закивал головой директор. – Таких к порядочным учреждениям и на километр подпускать нельзя – развалят любую работу. Но сами же знаете, без него на рыбалку не поедешь. Без него я в этом деле как крючок без наживки. Он безошибочно определит – где, на что и когда. Все окрестные водоемы знает лучше, чем я содержимое ящиков своего стола.

– А Доменко и Суннца? – с вызовом спросил я.

– Как за специалистов – за обоих и копейки в базарный день не дал бы, – сказал директор. – Только сами понимаете, Доменко – это все книжные новинки, он их даже из-под земли достанет. А мы ведь с вами – культурные люди, без литературы не можем. Что же касается Суницы, то лучшего организатора вечеров, вылазок, лучшего рассказчика и анекдотчика не найти, Поз него мы безнадежно заскучаем, заплесневеем…

– Нилоты, книги, анекдоты – все это прекрасно, – согласился я. – Но кто-то же должен и работать. До сих пор я был единственным, на ком держалась…

– Знаю, знаю, – зарыдал директор, закрыв лицо ладонями. – Которую уже ночь не сплю – об этом думаю. Только не вижу выхода. Как говорится, обстоятельства выше нас…

– Ну как? – спросил меня Комаровский, встретив на лестнице.

– Твое предсказание и тут сбылось, – признал я себя побежденным. – Только боюсь, что, подписывая приказ о моем сокращении, директор подпишет приговор себе. Вот увидишь, его самого через пару месяцев сократят за развал работы!

– Никогда! – уверенно сказал Комаровский. – Его ни за что не уволят!

– Ну, позволь уж тут тебе не поверить! – вскипел я. – Врут все твои черно-белые магии.

– За магии не ручаюсь. А за свое предсказание отвечаю головой, – усмехнулся Комаровский. – Дело в том, что управляющий наш Карп Сидорович – заядлый шахматист. А в шахматах лучшего партнера, чем наш директор, он не сможет найти никого во всем тресте…

Короткое замыкание

Случилось это именно тогда, когда я гладил себе брюки. В счетчике что-то треснуло, и квартиру окутала тьма.

Я вызвал электрика.

Он пришел ровно в десять утра.

– Пробка перегорела, – констатировал разочарованно. – И надо же, из-за такой ерунды человека беспокоить!

– Простите, – говорю, – но я совершенно не смыслю в электричестве. Даже боюсь прикоснуться к проводке.

– А вы и не прикасайтесь. Хотите, сделаю так, что все электрические провода в стене спрячутся? Так называемую внутреннюю проводку сделаю. Недорого возьму.

– У меня она и так внутренняя.

– Ну, так могу наоборот – сделать ее наружной. В этом тоже есть своя выгода. Если в каком-то месте испортится, не нужно будет все стены ломать. И недорого возьму.

Я поблагодарил за заботу, но отказался.

– А как у вас со стеклами? – неожиданно спросил электрик.

– Да как вам сказать… – неуверенно начал я.

– Так давайте замажу, – прервал он меня. – Ни одной щели не останется. И недорого возьму.

Я согласился. В конце концов, лучше сейчас сделать, чем потом стекольщика вызывать.

Электрик справился с работой великолепно. Внимательно пересчитал деньги, которые я ему дал, и поинтересовался:

– А как ваше газовое хозяйство? В порядке?

– Не очень. Колонка неисправна, – сознался я.

– Я так и думал. – Он открыл чемоданчик с набором инструментов.

И часа не прошло, как газовая колонка была отремонтирована. Заодно электрик отремонтировал духовку и прочистил газовые горелки.

– Теперь полгода мастера не будете вызывать, – заверил он, пряча деньги.

У этого электрика были золотые руки. Когда он принялся циклевать пол, я невольно залюбовался им.

А как он обивал двери! Как перетянул пружины на матрацах! Не электрик – волшебник!

В ого чемоданчике «случайно» оказались белила, и он покрасил подоконники. Потом запаял кастрюлю, починил мясорубку» наточил ножи и ножницы. И только после этого перешел к побелке кухни.

За ремонт крана он ваял всего-навсего семьдесят копеек, а за реставрацию ванны – только двадцать рублей.

– Вот видите, сколько полезных вещей я вам сделал за день и, как обещал, недорого взял, – похвалил он сам себя.

– Ну а как же со светом? – напомнил я ему. – Неужели вечером я буду сидеть в потемках?

– Об этой мелочи не беспокойтесь, – вежливо ответил он. – Позвоните в нашу контору и вызовите полотера. Он хорошо чинит электропробки. И, кстати, тоже недорого берет…

Размазня

Говорят, скромность украшает человека, но некоторым людям эта самая скромность очень усложняет жизнь. Такими людьми стараются заткнуть любую дырку, рассчитывая на их деликатность и безотказность.

Взять, например, нашего Валентина Петровича Негнутого. Такое складывается впечатление, что в его лексиконе вообще отсутствует слово «нет». Из-за своей мягкотелости и уступчивости он стал в нашем отделе просто мальчиком на побегушках. За вас подежурить? Пожалуйста! Кому-то что-то отнести? С радостью! За кого-то что-то дотянуть, дописать, доделать? С дорогой душой! Дошло даже до того, что коллеги его за колбасой и сигаретами в универсам гоняют.

А все потому, что скромный он очень. Отказать не может. Глянешь на него – и грустно становится. Кошки на душе скребут. С какой стати человек страдать должен? Угождать этим нахалам? Вот и решил я как-то вызвать его на откровенность.

Стоит он передо мной, сутулится. Губы кривятся в искусственной улыбке.

– Вы бы на себя в зеркало посмотрели, – говорю.

– Хорошо, посмотрю, – обещает он. И лезет за носовым платком, чтобы вытереть пот со лба.

– А ну, – говорю, – сбегайте мне за сигаретами! Причем так, чтоб одна нога тут, а другая там?

Очевидно, в прошлом из Негнутого мог бы выйти неплохой спринтер. Не успел я в газете заголовки просмотреть, как он уже вернулся.

– А спички? – спрашиваю.

– Извините, – испуганно отвечает он и мчится за спичками.

Когда Негнутый вернулся с тремя коробками спичек, я предложил ему сесть.

Он опустился на краешек стула так осторожно, словно боялся, что стул под ним вот-вот развалится.

– Скажите, – спрашиваю после минутной паузы, – чего вы боитесь? Со своими служебными обязанностями вы справляетесь хорошо. Никаких претензий к вам нет. В чем же дело?

– Я всем доволен, – говорит Негнутый. – Меня все устраивает…

– Зато меня не устраивает, – повышаю я голос. – Не устраивает ваша ужасная привычка всем прислуживать. Ведь вы способный, старательный работник, уважения заслуживаете. А ведете себя так, словно вас держат на работе лишь за то, что умеете быстро в гастроном бегать. Ну что вас заставляет безропотно выполнять чьи-то нахальные просьбы?

– Иначе не могу…

– Что значит – не могу? Надо смочь!

– Ну… если… надо… – говорит он, заикаясь.

– Вот я буду сейчас посылать вас за кефиром, а вы ответьте мне с достоинством: «Я вам не лакей! Сами сходите, если вам нужно!»

Негнутый побледнел:

– Боюсь, ничего не выйдет.

– Выйдет! Ну-ка, давайте попробуем.

Он кивнул и съежился так, будто его собирались бить.

– А ну! – крикнул я. – Смотайте в молочный и принесите мне кефиру! Одна нога тут, а другая там!

Он немного помолчал и наконец дрожащим голосом выдавил из себя:

– Я не лакей… Сами сходите, если…

– Не так, не так, товарищ Негнутый! Больше эмоций! Б ваших словах должно звучать возмущение. Ногой топните, кулаки сожмите!.. Неужели вы действительно такая размазня, как про вас говорит?

Негнутый зажмурил глаза» будто стоял на краю бездны. И вдруг как закричит:

– Я вам не лакей! Не привык холуйствовать! Думаете, если вы начальник, так вам все позволено? Над подчиненными издеваться вздумали?!

– Великолепно! – говорю. – Только про подчиненных – это уж слишком.

– Слишком? – ехидно переспрашивает Негнутый. – Да вы таких, как я, и в грош не ставите! Вам подхалимы нужны, чтобы угождали! А сами комедию разыгрываете, корчите из себя справедливого!

– Ладно, ладно, Валентин Петрович, – примирительно стучу карандашом по столу. – Мне уже в контору ехать нужно на пятиминутку.

– Никуда вы не поедете, пока не выслушаете меня! – угрожающе кричит он, сжав кулаки и топнув ногой.

– Перестаньте хулиганить а то людей позову, – решил я его напугать.

– Зовите! Я и при них не постесняюсь сказать, что вы бюрократ и зажимщик критики.

– Немедленно убирайтесь из моего кабинета!

– И не подумаю. И вы не выйдете отсюда, пока не выслушаете меня… Я вам все скажу! И о том, что мне премию незаслуженно срезаете, и о том, что злоупотребляете моей добротой больше всех в учреждении…

Угрожающий блеск в его глазах заставил меня в панике броситься к двери. Он несся за мной по коридору и выкрикивал угрозы:

– Во все инстанции писать буду! По судам затаскаю! Вы у меня еще поплачете!..

Спрятавшись в бухгалтерии, я запер дверь на ключ и, трясясь от страха, слушал его убийственные высказывания в мой адрес…

На следующее утро, еще издали увидев в коридоре Негнутого, я почувствовал мелкую дрожь в коленях и инстинктивное желание бежать. С трудом переборов страх, я приблизился к нему и робким, заискивающим голоском произнес:

– Доброго здоровья, Валентин Петрович…

Фурор

Мне позвонили из клуба «Строитель» и предупредили, что в ближайшую пятницу я выступаю с лекцией на производственную тему.

– Ничего особенного от вас не требуется, – сказали мне. – Просто расскажете о вашем предприятии, его истории, выпускаемой продукции. Ответите на вопросы, если они будут.

Можете себе представить, как тщательно я готовился к этому выступлению. Перевернул горы материалов, перевел уйму бумаги, пока не отшлифовал каждую фразу, каждое слово. Встретиться с потребителем, лишний раз сделать рекламу нашей продукции – что может быть ответственнее и вместе с тем почетнее для производственника!

Еще раз перечитав написанное, я остался доволен собою. Звучит! Если к тому же сумею перебороть волнение, найти нужную интонацию – все пойдет как по маслу. Недаром некоторые ораторы утверждают: главное – это не что сказать, а как преподнести. А когда еще и сами цифры красноречивы, а факты убедительны – успех гарантирован.

В пятницу, перед окончанием рабочего дня, я поправил галстук, прическу и вышел из кабинета. Дорогой повторял про себя текст и убедился, что знаю его наизусть.

В клуб прибыл за несколько минут до начала. Меня радостно встретили и тут же провели на сцену.

Народу в зале уйма! Никогда не думал, что так велик интерес к нашему предприятию.

Раздались аплодисменты, я поклонился:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравствуйте, – ответил за всех бородатый толстяк, сидевший в первом ряду как раз передо мною.

– Я представляю фабрику, продукцию которой все вы хорошо знаете, – начинаю весело. – Бьюсь об заклад, что каждый из присутствующих имел дело с нашими изделиями. И уверен, благодаря именно нашей продукции не раз выходил сухим из воды.

Послышался смех, кто-то зааплодировал.

– Как вы уже догадались, – торжественно продолжаю, – я представляю фабрику, которая выпускает зонтики.

По залу покатился смех.

– Думаю, друзья, – улыбнулся я, – что, когда вы забываете зонтик дома и вымокаете под дождем до последней нитки, вам не так весело, как сейчас. Не правда ли?

Зал взорвался смехом.

Поскольку превращать солидный разговор в шутку в мои намерения не входило, я решил перейти на серьезный тон.

– Товарищи, – говорю, – наша фабрика только в этом году освоила уже три новых вида продукции. Это – зонтик мужской, зонт женский, зонтик детский.

И снова смех в зале.

Смех перешел в хохот, когда я решил продемонстрировать эти изделия.

– По-моему, ничего смешного в них нет, – говорю обиженно. – Гляньте, какие современные формы, о каким вкусом подобрана ткань! Как легко они раскрываются!

Хохот не утихал.

Повышаю голос до максимальной громкости:

– Не исключено, товарищи, что все эти три зонтика мы будем выдвигать на Знак качества.

От хохота у отдельных слушателей начались конвульсии.

– Довожу до вашего сведения, – стараюсь не обращать внимания на реакцию зала, – наша фабрика не пасет задних в районе. Только за первый квартал мы перевыполнили задание на ноль целых семь десятых процента…

Даже толстяк, что сидел прямо передо мной и до сих пор вел себя относительно спокойно, схватился за живот, и его борода затряслась в такт гомерическому хохоту.

Вся моя дальнейшая речь сопровождалась исступленным смехом присутствующих. Иногда они бурно хлопали в ладоши, топали ногами и снова хохотали, утирая слезы.

Я решил мужественно держаться до конца и, стараясь не обращать внимания на такую поразительную реакцию зала, просто дочитывал текст, теперь уже без тех бодрых интонаций, что таким странным образом подействовали на слушателей.

Когда я дошел до заключительной части своего выступления, где речь шла о перспективах роста нашего фабричного ассортимента и уменьшения рекламаций на нашу продукцию, бородатый толстяк аж сполз с кресла и стал извиваться на полу в судорогах смеха. Все присутствующие тоже корчились от хохота.

Не успел я сойти со сцепы, как тотчас же ко мне подбежал высокий молодой человек и отрекомендовался:

– Из телевидения, редактор передачи «Весело было нам». Хочу пригласить вас на одну их ближайших передач. Вот вам мои координаты, – протянул он мне визитную карточку. – С нетерпением буду ждать вашего звонка. Уверен, для нас вы просто находка!

Завклубом долго тряс мою руку:

– Я много слышал о вас, товарищ Стратосферный, о вашем исключительном юмористическом даре. Но о таком фуроре на нашем сегодняшнем вечере юмора и мечтать не смел…

– Какой вечер юмора? – удивился я. – И при чем тут Стратосферный? Сиволапенко я, директор фабрики. Мне позвонили из вашего клуба «Строитель»…

– Наш клуб называется «Пищевик», – сказал заведующий, – а «Строитель» уже третий месяц, как отсюда переехал…