Текст книги "Богачи"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)
25
– Ну как тебе нравится быть миссис Крашнер?
Тиффани подняла на него сияющие глаза и обняла за шею. Шел второй день их медового месяца в отеле «Марк Хопкинс».
– Это удивительное, ни с чем не сравнимое чувство, – ответила она и поцеловала его в ямочку на подбородке. – Как жаль, что я не встретила тебя десять лет назад!
– И не заставила соблазнить несовершеннолетнюю? – сказал он и рассмеялся, запрокинув голову.
Тиффани прижалась щекой к его груди и слышала, как раскаты смеха сотрясают ребра.
– Я так счастлива, любимый, – прошептала она.
Аксел, ласково посмотрев ей в глаза, серьезно ответил:
– Я тоже очень счастлив, Тифф. – И добавил уже смеясь: – Мы с тобой проделали долгий путь до Сан-Франциско не для того, чтобы любоваться из окна отеля Золотыми воротами и тратить время на разговоры. Пойдем в спальню, сердце мое. Не забывай, что теперь мы можем заниматься любовью на законных основаниях!
В тот день они не вышли к ужину и едва не пропустили завтрак на следующее утро.
В течение последующей недели Тиффани не раз получала подтверждения тому, что за пару минувших лет успела позабыть, каким бывает настоящее счастье. Впервые за долгое время она ощутила себя свободной и раскрепощенной, почувствовала вкус жизни каждой клеточкой своего тела, избавилась от сознания собственной ущербности и приобрела способность просто и ясно смотреть на вещи.
Аксел принадлежал ей целиком и полностью, и Тиффани с трудом верила такой удаче. Время от времени она бросала взгляд на обручальное кольцо, воспринимая его как символ своей безопасности и защищенности. Теперь, если судьба решит нанести ей неожиданный удар, рядом есть надежное плечо, на которое можно опереться, чтобы пережить любую невзгоду.
Часы горького одиночества, бесконечное ожидание Ханта, предчувствие разрыва с ним и, наконец, безысходная необходимость смириться с его возвращением к жене – все это воспринималось теперь как давний, полузабытый сон. На задний план отступала неприглядная история с Морган, исчезли изнуряющие ночные кошмары.
Правда, когда она вспоминала о сыне, слезы невольно наворачивались у нее на глаза. Однако теперь бороться с ними было куда легче, особенно после того как Тиффани рассказала Акселу о том, что у нее есть ребенок, которого пришлось отдать на воспитание. Муж отреагировал на это сообщение очень тактично – Тиффани не стала говорить ни об отце ребенка, ни о дальнейшей судьбе малыша, а он даже не пытался выведать правду. Когда она раскрыла ему свою тайну и попросила не говорить ничего родителям, Аксел лишь молча кивнул, а потом крепко обнял ее и прижал к груди.
Тиффани не чувствовала особой вины за то, что не поведала ему свою печальную историю целиком, оправдывая себя тем, что почти ничего не знает о прошлом Аксела – мужчина в тридцать четыре года не может не иметь прошлого. Они оба, не сговариваясь, решили забыть о том периоде, который предшествовал их встрече, и начать новую жизнь, не перенося сюда линии и узлы прежних отношений. Тиффани считала, что такое молчаливое соглашение избавит обоих от дополнительных ненужных трудностей.
Аксел предложил ей стать его полноправным компаньоном и вместе заняться организацией ночных клубов в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Тиффани были доверены дизайн помещений и наем штата служащих, Аксел взял на себя финансовую сторону предприятия. Она загорелась этой идеей и захотела вложить в дело часть собственных денег, тем более что отец уже согласился инвестировать проект Аксела. Тиффани настояла на том, чтобы он сделал это на жестких условиях, и Джо не возражал. Ему нравились деловая хватка Аксела и стремление молодоженов к полной независимости. Когда-то давно он сам так начинал и теперь искренне желал своим детям успеха.
На четвертый день своего пребывания в Лос-Анджелесе молодые супруги отправились подыскивать помещение для своего нового клуба. И вскоре в районе Юнион-стрит они наткнулись на старый кинотеатр, который без особого труда можно было переделать в клуб с несколькими барами и танцевальным залом более чем на тысячу человек.
– Вот это да! – воскликнул Аксел и вытащил из нагрудного кармана блокнот. – Если за аренду запросят немного, мы его берем. – Он принялся лихорадочно покрывать страницы блокнота цифрами – затраты на переоборудование, налог, ожидаемая прибыль от тысячи посетителей ежедневно. Итог превосходил все ожидания. – Слушай, Тифф, это грандиозно! Тифф… ты где? – Аксел огляделся и заметил, что Тиффани исчезла, пока он занимался подсчетами.
– Тифф!
– Я здесь, дорогой.
Он обнаружил Тиффани за изъеденным молью бархатным занавесом на сцене. Ее глаза восторженно сверкали.
– Послушай, Аксел, мне пришла в голову замечательная идея! – воскликнула она.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи, – с любопытством попросил он, зная, что самые невероятные фантазии Тиффани зачастую содержат рациональное зерно, которое можно использовать в деле.
– А что, если установить здесь огромный экран, во всю сцену, и проектор? Можно будет сопровождать дискотеку световыми эффектами. Представь себе, что люди танцуют под электронную музыку, а на экране – плывущая галактика, снятая с борта космического корабля! Зал стоит затемнить, и тогда создастся ощущение, что летишь под музыку в открытом космосе, а навстречу тебе несутся звезды, планеты и кометы с огненными хвостами. И еще можно сделать вертящийся пол… или как в аэропортах – движущуюся дорожку…
– И одеть официантов как космических пиратов! – со смехом подхватил Аксел. – Диск-жокеем будет маленький зеленый марсианин с рожками-антеннами на голове, да? А кофе подавать на летающих блюдечках! Тиффани, ты прелесть! – он даже зажмурился от смеха.
– Между прочим, зря смеешься. При нынешней конкуренции необходимо придумать что-то из ряда вон выходящее, чтобы выстоять.
– Мы выстоим, любимая, – ответил он и обнял ее за плечи. – Но ты подумай о тех несчастных, которые придут к нам потанцевать и неожиданно впадут в состояние невесомости! А барменов придется привязывать к стойкам веревками. Представляю, как они будут разливать коктейли по бокалам вверх тормашками… – И Аксел снова расхохотался, опускаясь в пыльное кресло первого ряда.
Следующие несколько дней ушли на переговоры с прежними владельцами кинотеатра – «Меридиан филм дистрибьюторс». Они не чаяли избавиться от помещения, мертвым грузом висящего на балансе, поэтому контракт был подписан без труда. Более того, Аксел заплатил по нему на восемьдесят тысяч долларов меньше, чем рассчитывал.
Тиффани немедленно принялась за проект дизайна. Медовый месяц, который они с Акселом провели в напряженной работе, доставил ей куда больше удовольствия, чем предполагавшееся сладкое безделье. Тиффани поймала себя на том, что уже не помнит то время, когда была одна.
Хант не верил своим глазам. Мелкий газетный шрифт расползался, потом на миг становился четким и снова сливался в огромное темное пятно. Волна жгучей ревности залила его сердце, как трюм корабля, терпящего крушение. Гнев, боль и отчаяние разрывали его душу на части. Тиффани – его Тиффани! – выходит замуж! Хант перечитал объявление в «Лос-Анджелес таймс» снова, теперь более вдумчиво, стараясь осознать всю непоправимость происходящего. Горький комок подступил к его горлу.
Да, так и есть. Сомнений быть не может. Тиффани выходит замуж за человека, о котором он слышит впервые в жизни. Если бы на его месте оказался старина Грег, с которым Тиффани в последнее время поддерживала тесные отношения, он сумел бы это понять… возможно. Тогда было бы ясно, что Тиффани просто хочет положить конец своему одиночеству, обрести надежного друга. Особенно в ситуации нервного срыва – если верить упорным слухам.
Но кто этот чертов Крашнер? Может, она от него забеременела? Нет, Тиффани не из тех женщин, которые бегут под венец, как только обнаружат, что беременны. А вдруг она влюбилась? Хант закрыл лицо руками, спасаясь от картин ее измены, которые беспощадно рисовало его воспаленное воображение. Он ощущал себя человеком, которого предали. Тиффани не сочла нужным даже намекнуть ему о своем намерении. А между тем она принадлежала ему, была его любовью, жизнью, счастьем.
Впрочем, все в прошлом. Она действительно была его любовью, но он сам отказался от нее. Теперь она хозяйка своей судьбы и может делать все, что ей заблагорассудится. Мысли Ханта невольно обратились к тому времени, когда они были так счастливы вместе. Как она могла забыть об этом и променять его на другого? Хант стукнул кулаком по столу и грязно выругался сквозь стиснутые зубы. В его сердце всегда жила уверенность, что они с Тиффани в конце концов будут вместе. Не исчезла она и теперь, после того как он прочел в газете сообщение о ее свадьбе.
Взгляд Ханта упал на сценарий фильма, над которым он работал. Ему нельзя было уезжать из Нью-Йорка. Теперь причина его переезда в Лос-Анджелес стала ему самому очевидна – он надеялся, что Тиффани последует за ним, и они смогут вместе работать. Контракт с Голливудом – блестящий шанс выдвинуться для любого честолюбивого талантливого художника. Тиффани же возомнила себя настолько сильной и талантливой, что может пренебречь славой и успехом. Хант взял со стола сценарий и попробовал сосредоточиться на работе, но тщетно. Перед глазами стояла Тиффани, смеющаяся в объятиях чужого мужчины.
Через час Хант припарковал свою машину возле третьеразрядного бара в Пасадене, где его не узнала бы ни одна живая душа. Стоял тихий вечер, природа словно замерла в преддверии ночи. Хант подошел к стойке и заказал двойной виски. Осушив бокал залпом, он почувствовал легкую дрожь в ногах и огонь, разлившийся по желудку. Невыразимая тоска раздирала его душу, и, будучи не в силах с ней бороться, Хант решил напиться. Он не видел другого способа если не избавиться от нее, то хоть сколько-нибудь заглушить. Опрокинув в себя второй бокал, Хант тут же заказал третий. Бармен пристально посмотрел на него, но беспрекословно выполнил заказ.
Позже – Хант не помнил, сколько времени он просидел в баре, – в его сознании стремительно пронеслась какая-то важная мысль, которую ему не удалось ухватить. Он напрягся, и мысль вернулась, более того, оформилась в слова.
– Знаешь, что? – заплетающимся языком вымолвил Хант, хватая за руку бармена. – Я понял, почему моя жена так много пьет!
Бармен молча смотрел на него, но руку не отнимал.
– Она много пьет… – Хант качнулся и икнул, – …потому что чертовски несчастна! Налей еще!
Он придвинул пустой бокал к бармену, радуясь, что нашел в нем понимание. Когда перед Хантом появилась очередная порция виски, он уже забыл про Джони, охваченный жалостью к самому себе. Подняв бокал трясущейся рукой, он долго смотрел через него на свет, и горькие слезы дрожали в его глазах. Хант хотел, но не мог найти в себе силы выпить за счастье Тиффани.
– Ну, как вам живется вместе? – спросил Джо у Тиффани и Аксела, когда они пришли к Калвинам на обед.
– Прекрасно, папа, – без тени сомнения ответила Тиффани.
– Согласен с тобой, – сказал Аксел. – Теперь я точно знаю, что через брак должен пройти каждый человек, будь то мужчина или женщина. Впрочем, если не ошибаюсь, вы с Рут скоро будете отмечать тридцатилетие своей совместной жизни? Так что же я буду убеждать обращенных!
В столовой повисло неловкое молчание, а Рут быстро опустила глаза в тарелку.
– Тридцатилетие еще не скоро. Через два года, – ответил Джо. – Должен заметить, что вы оба хорошо выглядите. Ты даже немного поправилась, Тиффани. Тебе это идет. Лично мне никогда не нравились худосочные женщины. Как обстоят ваши дела в Сан-Франциско? – аккуратно вырулил он на безопасную и приятную для него самого тему.
– Уже через три-четыре месяца мы сможем принять первых посетителей, – радостно сообщил Аксел. – Архитектор недавно представил чертежи, а Тиффани заканчивает проект интерьера…
Пока мужчины говорили о делах, Рут вкратце рассказала Тиффани о крещении Дэвида. До чего же милый малыш! Такой хорошенький! Прекрасный аппетит! Здоровый сон! Быстро набирает вес! Тиффани захотелось взвыть от боли, но она невероятным усилием превозмогла себя.
– После обеда я покажу тебе фотографии. Малыш как две капли воды похож на Морган, зеленоглазый блондин! Точно такими же были вы все в его возрасте. Так что Дэвид пошел в мою породу, – последнюю фразу Рут произнесла шепотом, чтобы не услышал Джо.
Тиффани не предполагала, что просмотр фотографий доставит ей столько мучений. Рут оказалась права: малыш был очаровательным созданием с трогательной беззубой улыбкой. Глаза Тиффани мгновенно наполнились слезами, поэтому снимки она видела расплывчатыми, окутанными влажной пеленой. Однако не заметить счастливую гордость на лице Морган, державшей на руках ребенка, Тиффани не могла. Она инстинктивно сжала ладони в кулаки, так что ногти больно впились в кожу, и еле сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Это мой ребенок! Я выносила его и дала ему жизнь! Верните мне его! Я не могу без него жить!»
Рут продолжала расписывать перед Тиффани достоинства внука, не осознавая, что посыпает мелкой солью кровоточащие раны в ее сердце. Наконец Тиффани не выдержала и заявила, что им пора ехать домой, так как по пути надо еще заскочить в «Акселанс», чтобы проверить, как новый администратор справляется со своими обязанностями.
– Хорошо, давай заглянем в клуб, – сказал Аксел, когда они распрощались с родителями и спускались на лифте вниз. – Хотя я и без того не сомневаюсь, что Спот не дает никому бездельничать.
На подъезде к клубу вдоль тротуара тянулся широкий бархатный шнур, который отделял от проезжей части толпу желающих попасть внутрь. Из-за стеклянных дверей доносились раскаты рок-музыки, под которую самозабвенно и в едином ритме двигались сотни танцующих. Тиффани и Аксела усадили за столик на галерее, чуть возвышающейся над залом, где всегда оставляли места для особо важных посетителей.
Тиффани пила шампанское из высокого фужера, словно по волшебству возникшего перед ней из воздуха, и наблюдала, как Аксел беседует о чем-то с новым администратором. Судя по их виду, они были довольны друг другом, но слов Тиффани разобрать не могла из-за оглушительной музыки. Скоро она оставила попытки уловить суть их разговора и стала рассматривать танцующих. В основном публика состояла из молодежи, которая без устали дергалась в такт музыке, потея и сталкиваясь друг с другом из-за недостатка места. Тиффани подобные развлечения всегда были явно не по душе.
– Все они к сорока годам оглохнут, если будут злоупотреблять такой музыкой, – прокричала она Акселу, когда тот отпустил администратора.
– Говори громче, я не слышу, – крикнул в ответ он.
– Так, пустяки!
Музыка не смолкала ни на минуту. Слепящие огни вспыхивали и гасли, раздражая глазные нервы. В помещении было душно. Тиффани почувствовала, как по позвоночнику у нее стекает струйка липкого пота. Голова кружилась и нестерпимо болела. Когда Аксел поднялся из-за столика, собираясь зайти в контору, чтобы проверить счета, она потянула его за рукав и показала на часы, желая сказать этим, что уже поздно и пора домой. Аксел одобрительно кивнул. Они протиснулись через толпу танцующих к выходу и вскоре оказались на улице, которая по сравнению с танцевальным залом казалась пустынной и безжизненной.
– Прости, дорогой, но, наверное, я становлюсь старой. Мне противопоказано веселье юности.
– Бедная моя старушка двадцати пяти лет! – усмехнулся он. – Что уж говорить обо мне! Но имея оборот в миллион долларов, я не могу позволить себе расслабляться. Вот тебе ключи от машины.
– Нет, уж лучше я возьму такси. А на машине поезжай сам.
Аксел подошел к краю тротуара и стал ловить машину. Тиффани вдруг с отчетливостью увидела, какой у нее красивый муж. Его атлетическая фигура с чуть расставленными для упора ногами дышала звериной грацией и неотразимой сексуальностью.
– Я буду очень скучать без тебя. Приезжай скорее, – сказала Тиффани, садясь в машину и целуя его на прощание.
Приехав домой, она приняла ванну, выпила стакан сока и легла в постель с новым романом Гарольда Робинсона. Около полуночи зазвонил телефон. Поздние звонки никогда не предвещают ничего хорошего. Может быть, это Морган? Тиффани быстро прикинула, который час в Лондоне – получилось шесть утра – и решила, что для Морган это слишком рано. Нехотя она взяла трубку и с опаской поднесла ее к уху.
– Да?
– Это я, дорогая, – раздался голос Аксела.
Тиффани успокоилась и удобно облокотилась на подушки.
– Привет, милый. Как дела?
– Извини, Тифф. Но тут небольшая проблема. Я все еще в клубе. Похоже, что один бармен запустил руку в кассу, так что придется с этим разобраться. Не жди меня. Это может затянуться.
– Хорошо. А я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросила Тиффани.
– Нет. Ложись спать, я вернусь, как только закончу.
– Тогда до встречи, милый. Пока.
– Пока.
Тиффани укрылась одеялом и остро почувствовала, как ей не хватает ставшего привычным тепла сильного тела Аксела. Она закрыла глаза и уже стала потихоньку засыпать, когда в голове у нее промелькнула мысль, заставившая вскочить и уставиться в темноту широко открытыми глазами. Если Аксел говорил из клуба, то почему не было слышно ни музыки, ни гомона толпы, никаких звуков, кроме его странно приглушенного голоса?
Первую Хант нашел в гостиной. Вторую – на кухонном столе. Третью – в спальне. Три пустые водочные бутылки. Ему хватило пары минут, чтобы подметить расставленные по всему дому грязные бокалы, свидетельствующие о том, что Джони принялась за старое.
Хант вышел к бассейну, где Гус и Мэт весело плескались и перебрасывались огромным надувным мячом. Джони полулежала в шезлонге, вымазанная кефиром, и держала в руке бокал с водкой. В качестве закуски там сиротливо плавала лимонная долька. Вокруг бассейна живописно раскинулись тропические деревья, среди которых красовался фонтан в виде мраморной статуи богини Гебы, извергающей из опрокинутого кубка водный поток.
– Привет, дорогой, – сказала Джони, не оборачиваясь.
– Привет, – ответил Хант и присел на мраморную скамеечку возле шезлонга. – Что ты пьешь? – небрежно поинтересовался он.
– Минеральную воду. Сегодня очень жарко.
Джони поднесла бокал к губам и сделала большой жадный глоток. Как только она поставила бокал на столик, Хант взял его и брезгливо понюхал.
– Эй!.. – воскликнула жена раздраженно.
– Так я и думал, это водка, – печально ответил Хант, тяжело вздохнув.
– Она с минеральной водой, – капризно заявила Джони и принялась размазывать кефир по животу.
– Я надеялся, что ты бросила пить! – теряя контроль над собой, рявкнул Хант. – Ведь ты клялась покончить с этой губительной привычкой!
– Глоток водки не повредит в такой жаркий день! – взвизгнула она. – И потом, ты тоже пьешь! Вчера вечером я видела, как ты прикладывался к бутылке виски!
– Я не алкоголик.
Их глаза встретились, и Хант понял, что его жена на грани истерики.
– Мерзкий недоносок! Конечно, ты не алкоголик! Ты просто бабник и грязный ублюдок! Если хочешь знать, я тоже не алкоголичка. Я могу бросить пить, когда захочу. Но если мне хочется выпить, ты мне не указ. Ну-ка, отдай бокал!
Медленно и спокойно, не произнося ни слова, Хант вылил содержимое бокала в бассейн. Джони попыталась схватить его за руку, но он увернулся.
– Послушай, Джони… – начал он мягко, почти ласково.
– Я тебе никакая не Джони, мерзавец, – сквозь слезы кричала она. – Тебе хорошо… ты целыми днями пропадаешь на студии, а я должна сидеть дома и возиться с двумя сопливыми недоносками! Это несправедливо! Я должна что-то предпринять, пока не поздно. Я не могу быть все время привязанной к дому. У меня талант, настоящий талант, и потрясающая внешность. Не будь тебя, я давно покорила бы Голливуд! А ты мне только мешал, хотя мог и помочь, если бы захотел! Ты, сукин сын, только и знал, что делал мне детей, а потом бросал с ними, сутками пропадая на работе и у любовниц!
Над бассейном повисла гнетущая тишина. Мальчики, застыв от ужаса, не сводили с родителей глаз, их бледные растерянные лица медленно заливал румянец стыда за мать. Джони, широко раскрыв рот, в голос разрыдалась.
– Достаточно, – прошептал Хант скорее самому себе, чем ей.
Он постарался успокоить ее и увести, но Джони вырвалась и с криками «Оставь меня, подонок! Я не желаю тебя видеть!» убежала в дом. Хант молча смотрел ей вслед.
Вдруг над ухом у него раздался тихий голос Мэта:
– Что случилось с мамой?
– Она слишком много пьет, – веско заметил Гус. – Ее нужно отправить обратно в клинику.
Хант обернулся и посмотрел на сыновей. Они как-то незаметно выросли, особенно Гус, и очень повзрослели.
– Ваша мама нездорова, – серьезно сказал Хант сыновьям. – Она не может самостоятельно справиться со своей болезнью.
– Вот я и говорю, – настаивал Гус. – Ей будет лучше в клинике. Тем более что нас она совсем не любит.
Хант долго не мог заснуть той ночью. Он вышел к бассейну и сел на мраморную скамеечку. Необъятное черное небо над головой было усыпано яркими звездами. В воде отражались желтые фонари, окружавшие бассейн, ночная прохлада окутывала влажным шелком. Где-то высоко в ветвях деревьев пел соловей, а Геба, каменное тело которой ловило отблески водной глади, по-прежнему склонялась над своим бездонным кубком. Теперь, когда дети угомонились и Ханту удалось наконец уложить их спать, он смог расслабиться. Джони давно уже храпела на их супружеском ложе.
Хант закурил. Пламя зажигалки на мгновение выхватило из темноты частичку сада, и тут же вернуло его всемогущей ночи. Хант сделал большой глоток виски. Тянуть больше нельзя. Завтра же он начнет бракоразводный процесс. Если его детям не суждено иметь нормальную мать, пусть уж не будет никакой… Еще несколько сцен, подобных сегодняшней у бассейна, и их дети пополнят ряды закомплексованных неврастеников.
Хант закрыл глаза и оживил в памяти отвратительную пьяную истерику жены, свидетелями которой стали сыновья. Он понимал, что все выпады Джони не более чем алкогольный бред, но как объяснить это мальчикам? Позволить им наблюдать процесс саморазрушения матери – что может быть бесчеловечнее?
Хант вновь вернулся к той мысли, что внезапно осенила его несколько недель назад в заштатном баре, когда он сам напился как свинья, переживая известие о свадьбе Тиффани. Джони пьет, потому что на душе у нее пусто и одиноко, не заливать боль водкой она просто не в состоянии. А вдруг и вправду он всему виной? Хант запрокинул голову и устремил свой взгляд в небеса, словно испрашивая у них ответа на безмолвный вопрос. И внезапно на него нашло озарение. Ответ оказался прост. Бывает так, что люди органически несовместимы друг с другом. И как бы они ни старались подстроиться один под другого, некая предопределенность не дает им обрести гармонию. У них с Джони именно такой случай, и ничто не в состоянии это изменить.
Хант медленно поднялся и двинулся вдоль бассейна, размышляя над горьким комизмом сложившейся ситуации. Теперь, когда он готов порвать нити, связующие его с Джони, и стать свободным, Тиффани ускользнула от него, вступив в брак с другим мужчиной.
