Текст книги "Богачи"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
14
Квартира Калвинов была погружена в тишину, которую нарушало лишь тиканье настенных часов в гостиной. Джо и Рут уехали на выходные на побережье. На столе в кабинете высилась кипа газет и журналов. Дом сиял чистотой, мебель блестела полировкой, свежее белье в спальнях благоухало лавандой.
Казалось, здесь давно уже никто не жил. Это впечатление нарушали лишь роскошные букеты цветов, доставленные посыльными вскоре после отъезда хозяев. Трепетная мимоза украшала подоконник в гостиной, россыпи роз и орхидей наполняли сказочным ароматом спальню Рут. Посыльные заявили, что отправитель цветов пожелал остаться неизвестным. Ева, новая горничная Рут, решила, что это невероятно романтично. Если у хозяйки завелся тайный обожатель, наверняка он очень богат.
Слуги разошлись на выходные по домам, разъехались в гости. Лишь несколько человек остались в хозяйской квартире. Они плотно поужинали, перекинулись в картишки, посмотрели телевизор и около полуночи разошлись по комнатам спать, предварительно проверив, надежно ли заперта входная дверь. Отсутствие хозяев всегда означало для них настоящий праздник.
В десять часов утра на следующий день супруги Калвины были вызваны из Саутгемптона в Нью-Йорк звонком из полиции.
Сдвинутый с места стул, чайный столик, стоящий под непривычным углом, покосившаяся картина на стене вселили подозрения в душу ответственного дворецкого и заставили его заглянуть под пейзаж кисти Алессандро Магнаско, скрывающий от посторонних глаз железную дверцу сейфа. Сейф был открыт и совершенно пуст. Драгоценности на сумму более шести миллионов долларов и крупная сумма наличных денег исчезли.
Полиция установила время совершения ограбления – между шестью часами вечера и полуночью. Оставалось загадкой, как грабители могли проникнуть в дом? Не долго думая полицейские решили, что это дело рук кого-то из слуг. Они исходили еще и из того, что никакие другие ценности похищены не были. Значит, грабитель знал, где находится сейф, и действовал целенаправленно. Прислуга подверглась допросу. Никто, за исключением Евы, не мог рассказать ничего интересного для следствия. Она вспомнила о двух мальчишках-посыльных, доставивших прошлым вечером букеты. Ева не смогла хорошенько разглядеть их лица, поскольку они почти все время были скрыты за пышными охапками цветов. Они несколько раз спускались к своему фургончику, так как не смогли унести все сразу, и когда Ева закрывала за ними дверь, только один из них стоял возле лифта. Она не удивилась тогда, решив, что второй остался внизу у фургончика.
От швейцара тоже было мало толку. Он нехорошо себя чувствовал весь вчерашний день и почти все время провел в ванне.
Горе Рут, когда ей сообщили о пропаже драгоценностей, не имело границ. Она заперлась у себя в комнате и в одиночестве оплакивала потерю любимых бриллиантов, рубинов и жемчугов. Джо чуть не хватил удар, когда он осознал, что около полумиллиона наличными, которые он держал в сейфе на ежедневные мелкие расходы, безвозвратно пропали.
Несколько дней спустя Тиффани обедала у родителей. Атмосфера за столом напоминала временное затишье во время грозы. Рут молчала и оставалась безучастной ко всему, а Джо то и дело разражался ругательствами, не находя в себе сил смириться с потерей. Тиффани была немногословной. Она вернулась из Лондона пару дней назад и до сих пор не могла прийти в себя от перенесенного потрясения.
– Что говорят полицейские, папа? – спросила она, чтобы прервать напряженное молчание.
– Что могут говорить эти олухи! – взорвался Джо. – Никто не видел этого чертового фургона, преступник не оставил нигде отпечатков пальцев. Они предполагают, что один из посыльных спрятался в доме и, пока прислуга пялилась в телевизор, попивая мой ликер, спокойно обчистил меня и вышел через дверь. – Джо швырнул ложку в тарелку, и по белой скатерти веером разлетелись брызги супа.
Он уже уволил Еву на том основании, что только законченная дура может позволить внести в квартиру шесть охапок цветов в пятницу вечером, когда хозяева отсутствуют, и даже не поинтересоваться, кто их прислал. Джо был разъярен до предела. Он поклялся самому себе, что ни перед чем не остановится, чтобы найти грабителя и лично двинуть ему по физиономии.
– Все это очень странно, – задумчиво заметила Тиффани. Она сострадала матери, но не сомневалась, что Рут вскорости с лихвой восполнит утерянное.
– Да… странно, – рассеянно повторила Рут.
С тех пор как случилось это несчастье, ее не переставали посещать кошмарные сновидения. Она дурно спала и вздрагивала по ночам оттого, что ей чудилось, будто Джо бросается на нее с кулаками и проклятиями, обвиняя в том, что произошло.
– Удивительно, что они больше ничего не взяли, – сказала Тиффани.
– Они знали, что им нужно. Наличные и драгоценности, которые можно распилить и продать частями. Ублюдки! Но больше всего меня интересует, откуда они выкопали цифровую комбинацию замка, которая известна только нам троим! – бушевал Джо.
Рут опустила глаза и стала катать по скатерти хлебный шарик. Разве могла она признаться Джо в том, что много лет назад, не надеясь на свою память, записала код на бумажке и спрятала его в потайной ящик стола, и вот теперь эта запись исчезла.
Морган не находила себе места. Единственные новости, которые она получала из дома, касались ограбления. Ни слова о Закери, и главное, никакой весточки от Тиффани. Она вернулась в Штаты три недели назад и наверняка уже знала результаты теста на беременность.
Морган подошла к зеркалу, сняла сережки и стала рассматривать свое отражение. Бледная, осунувшаяся, под глазами круги. Ей просто необходимо провести месяц на курорте, пожариться на солнце. Господи, до чего она ненавидит британский климат! Здесь если и проглянет солнце, то ненадолго, да и тепла от него чуть-чуть. Может, упросить Гарри оставить галерею и поехать к южному морю на пару недель? Морган провела ладонью по щеке и вдруг поняла, что стала выглядеть, как большинство англичанок – бесцветно и ординарно. Надо немедленно пойти к массажисту! Да и к парикмахеру заглянуть не помешает, а то волосы уже сильно отрасли, и прическа потеряла форму.
Раздался телефонный звонок, и Перкинс снял трубку в холле. Морган вышла на лестницу, чтобы узнать, кто звонит.
– Одну минуту, я узнаю, дома ли миледи, – ответил Перкинс.
– Кто это?
– Это ее светлость графиня Ломонд. Сказать, что вы дома?
Морган спустилась вниз, на ходу натягивая перчатки, остановилась возле Перкинса и громко сказала:
– Скажите графине, что меня нет дома, и когда я вернусь, вы не знаете.
«Хорошо бы старая перечница услышала меня», – подумала Морган.
Дункан ждал ее возле машины, и когда хозяйка появилась в дверях, приложил руку к козырьку фуражки и распахнул дверцу.
– Я завтракаю на Итон-сквер, 84. Заедете за мной в половине третьего. Потом я собираюсь отправиться за покупками в магазин Харродса.
– Слушаюсь, миледи.
Не успела машина отъехать от подъезда, как зазвонил телефон. Дункан медленно тронулся в сторону Найтсбриджа и передал ей трубку.
– Это милорд, сударыня.
– Гарри! Привет, дорогой!
– Морган, ты повела себя очень некрасиво. Мне только что звонила мама. Она слышала, как ты велела Перкинсу сказать, что тебя нет дома, – укоризненно сказал Гарри.
«Сработало!» – в душе порадовалась Морган.
– Дорогой, прости меня, но я уже была в дверях. Я еду завтракать и обязательно позвоню графине, как только освобожусь, – сказала она извиняющимся тоном. – Кстати, а зачем она мне звонила?
– Она хотела предупредить нас, чтобы мы не занимали двадцать третье ноября. У них с отцом тридцатая годовщина свадьбы. Они устраивают прием и хотели пригласить нас. Не понимаю, почему ты отказалась поговорить с ней? Это тебя не намного задержало бы. Теперь она обижена, и я не знаю, как выйти из этого дурацкого положения.
– Милый, я вовсе не хотела ее обидеть. Обещаю, что позвоню ей сразу, как освобожусь.
– Хорошо. – Гарри смягчился. – До вечера, дорогая.
– Пока.
Морган вернула трубку Дункану и стала думать о том, что наденет на прием. Надо будет изобрести что-нибудь оригинальное!
Морган предстояло присутствовать на самом заурядном британском ленче, и она по опыту знала, что еда будет претенциозной и невкусной, напитки без льда, а разговор вялым и неинтересным. Она всегда посещала подобные мероприятия без удовольствия, тем более что общение с женщинами давалось ей с трудом, но понимала, что без этого не обойтись, по крайней мере на данном этапе ее светской жизни. Как только она перезнакомится со всеми достойными ее внимания людьми, и ее имя будет неизменно появляться в списках приглашенных на самые роскошные приемы, она сможет позволить себе посещать лишь те из них, которые сочтет нужными.
– Позвольте вам представить… – начала хозяйка гостиной миссис Снедли-Джеймс и предложила вниманию почтенных дам краткую информацию о Морган. – Леди Блэмор американка. В феврале она вышла замуж за лорда Блэмора и уже успела завести роскошный дом в Найтсбридже. Дорогая леди Блэмор, разрешите вас познакомить…
Морган натянуто улыбнулась трем сухопарым дамам. Они были как близнецы похожи друг на друга – короткие стрижки, бледные лица, скромные украшения, которые с трудом можно заметить, если сильно всмотреться. Дамы попивали джин с тоником, смущенные возрастом, положением и яркой внешностью Морган, не говоря уже о ее роскошных бриллиантах, макияже и высоких каблуках. Морган сочла интересной для себя только одну из гостий – элегантную женщину, державшуюся несколько особняком, в дорогом черном костюме, с проницательными, умными глазами и насмешливо приподнятым уголком рта.
– Это леди Сантаугуст, – представила ее хозяйка, польщенная присутствием у себя в гостиной еще одной титулованной особы.
Женщины переглянулись и приветливо кивнули друг другу. Морган решила, придя домой, посмотреть в справочнике Дебрэ, кто эта привлекательная женщина. Она могла быть женой графа, барона, маркиза или даже кого-нибудь из королевской фамилии, а значит, свести с ней близкое знакомство не помешает. Через минуту Морган была вовлечена в оживленную беседу дам, которые наперебой стремились завоевать ее внимание, чтобы иметь возможность при случае небрежно бросить подруге: «леди Блэмор как-то мне сказала…».
Морган нетерпеливо взглянула на часы и увидела, что уже половина второго, а о завтраке как будто забыли. На пустой желудок ей совсем не хотелось слушать восторженную болтовню светских матрон.
Не успели они сесть за стол, как вошел дворецкий и доложил, что машина леди Блэмор подана к подъезду. Морган поднялась и стала прощаться, отметив про себя, как огорчились словоохотливые дамы, лишаясь своей титулованной жертвы.
– Моя дорогая, неужели вам пора ехать? Ведь еще так рано, – чуть не плача взмолилась хозяйка. – Непременно приходите ко мне, – говорила она, провожая Морган до двери. – Вы с мужем обязательно должны пообедать у нас как-нибудь.
– Спасибо, – ответила Морган. – Но боюсь, в ближайшие три месяца мы никак не сможем выбраться.
Лицо миссис Снедли-Джеймс перекосило от обиды и разочарования. Но Морган этого уже не видела. Она опрометью выскочила на улицу, радуясь глотку свежего воздуха после духоты и скуки гостиной.
Через час она вышла из магазина Харродса с несколькими свертками. Морган решила прогуляться до дома пешком, сетуя на то, что день бездарно потерян, если не считать удачных покупок. Она вошла в холл и положила свертки на столик для почты, чувствуя себя разбитой и уставшей. И вдруг сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Она прочла записку у телефона: «Звонила мисс Тиффани Калвин из Нью-Йорка. Просила перезвонить».
Эдгар и Лавиния Ломонд решили устроить прием по поводу тридцатилетия своей свадьбы в отеле «Клэридж». Вот уже пятьдесят лет граф был завсегдатаем здешнего ресторана, ценя его за то, что в нем ничего не меняется – в старомодном камине горели поленья, пальмы в кадках стояли вдоль стен, струнный квартет играл «Блю Дануб». Лавиния Ломонд любила здесь бывать по другой причине – этот ресторан посещала только избранная публика.
Они с мужем пригласили более ста пятидесяти гостей, в числе которых были представители знатнейших фамилий. Лавиния с нетерпением ожидала встречи с двумя своими подругами, которые тридцать лет назад провожали ее до алтаря, а теперь одна из них была замужем за министром, а другая – за адмиралом. И еще ей хотелось видеть племянника Эдгара, Эндрю Фландерса. Лавиния старательно подписала ему приглашение, и глаза ее подернулись горькой влагой. Как же она любила этого мальчика! В свои двадцать девять Эндрю был преуспевающим биржевым брокером, и его ждала блистательная карьера. Он еще не думал о женитьбе, но Лавиния не сомневалась, что его избранницей станет девушка тонкая, воспитанная, образованная и из хорошей семьи. Лавиния тяжело вздохнула.
Ну почему именно Гарри и Морган должны унаследовать их титул и фамильный замок! Мысль о том, что вульгарная Морган со временем будет называться графиней, приводила Лавинию в состояние бешенства. Гарри из-за денег польстился на эту красотку и пренебрег своим положением. Это непростительно! Заклеивая конверт с приглашением, адресованным Эндрю, она в сотый раз пожалела, что не ему суждено стать наследником Эдгара.
– Слушай, поехали в выходные на охоту?
– А Кворна возьмем с собой?
– Нет, он все дело испортит. Стрелок из него никакой…
Сверкающий бальный зал «Клэриджа» полнился представителями лондонской аристократии, занятой содержательными беседами вроде вышеприведенной. Ослепленные праздничной иллюминацией, дамы в вечерних платьях и мужчины в белых галстуках и фраках чинно восседали за столами, притворяясь друг перед другом, что им очень весело. При этом мужчинам втайне хотелось снять тугие воротнички и, облачившись в свободные твидовые костюмы, отправиться на верховую прогулку или посидеть с удочкой на берегу спокойной реки, а дамам – оказаться в гостях у лучшей подруги и проболтать за чашкой чая до позднего вечера.
Морган, напротив, чувствовала себя в этой среде великолепно. Ее прекрасные обнаженные плечи нежились под взглядами мужчин, ухоженные руки с тонкими, длинными пальцами вызывали зависть у дам, рядом с которыми она невероятно походила на дивный экзотический цветок, случайно оказавшийся в одном букете с увядающими орхидеями.
– Слава Богу, что сегодня здесь не будет этой ужасной современной музыки, – сказал полковник в отставке своему старому приятелю.
– Да, она просто варварская! И всегда такая громкая, что невозможно услышать друг друга, – ответил тот и закивал в знак абсолютного согласия.
Морган прислушивалась к разговорам вокруг себя, но более всего ее занимал вопрос, куда свекровь решила посадить их с Гарри. Она слышала, что Лавиния предполагает ближайших родственников и наиболее почетных гостей собрать за главным столом, а остальных разместить за маленькими столиками, в беспорядке расставленными по залу. Возле дверей зала находился план размещения гостей, к которому и направилась Морган. В соответствии с ним Гарри было отведено место за главным столом. Кроме него, здесь должны были сидеть граф и графиня Саутгемптон, принц Люксембургский и еще кое-кто из ближайших друзей Ломондов.
Со все возрастающей паникой Морган рассматривала план. Что же, про нее вообще забыли? Нет, старая стерва хочет усадить ее вместе с епископом, который венчал их с графом – ему по меньшей мере лет восемьдесят, – двумя священниками с женами и председателем благотворительного фонда! Черт побери! Ее щеки вспыхнули от возмущения. Где же Гарри? Он обязан что-нибудь предпринять! Нет ничего более унизительного, чем оказаться за худшим столом на приеме. В первый раз в жизни Морган возблагодарила свою ненавистную свекровь за то, что она не любит журналистов и предпочитает не приглашать их на приемы. «Это слишком банально и вульгарно». Тьфу!
Наконец Морган увидела Гарри, он уже сидел за столом. По залу прошло волнение, разговоры замолкли, гости постепенно рассаживались по своим местам, в потолок полетели первые пробки, зазвенел хрусталь. Оркестр тихонько наигрывал «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
И Морган решила действовать. Она направилась прямо к тому месту, где сидел Гарри, гордо приподняв подбородок и уверенно обходя столики, расставленные на натертом до блеска паркете. Она встала за спинкой стула Гарри и положила руку ему на плечо. Гарри удивленно обернулся, и к ним тут же направился старший официант, чтобы уладить недоразумение, ежели таковое возникнет.
– Я хотела бы кое-что сказать, – громко заявила Морган.
– Что? – встревожился Гарри.
Морган успокоила его мягкой улыбкой и ласковым пожатием руки. Оркестр перестал играть, повинуясь жесту старшего официанта. Гости перестали разговаривать и повернулись к Морган, предполагая, что она собирается провозгласить тост за здоровье юбиляров.
Боковым зрением Морган уловила смущенный и удивленный взгляд Эдгара и перекошенное от гнева лицо Лавинии, на котором застыла презрительная усмешка. Воцарилась гробовая тишина. Морган улыбнулась и набрала полную грудь воздуха.
– Мы собрались здесь по случаю большого праздника, а именно, тридцатилетнего юбилея со дня свадьбы родителей моего мужа. Однако сегодня у нас есть еще один повод для радости. – Морган выдержала паузу и обвела собравшихся торжествующим взглядом. – Я счастлива сообщить вам… что мы с Гарри ждем ребенка.
Старая графиня вскочила из-за стола, опрокинув бокал с вином, который разлетелся вдребезги, стукнувшись о серебряное блюдо.
– Она… она… – Из ее груди вырывались возмущенные вопли, которые тут же потонули в аплодисментах, приветственных криках, поздравлениях и частой дроби вылетающих в потолок пробок от шампанского.
Гарри сжал Морган в объятиях, не помня себя от счастья. Кто-то тряс ее руку, кто-то целовал в щеку. Она вдруг стала центром всеобщего внимания. Все позабыли о юбилее Ломондов и пили за здоровье будущей матери и ее ребенка.
– Грандиозно, мой мальчик! Чудесно… просто восхитительно! – прослезился старый граф, хлопнув сына по плечу. – Лучшего подарка ты не мог мне сделать! Примите мои поздравления, Морган, дитя мое, я так рад за вас, – он торжественно поцеловал ее в лоб.
Слава Богу, получилось! Тиффани забеременела. Осталось подождать каких-то семь месяцев, слетать в Штаты и вернуться с наследником Ломондов на руках.
Морган проснулась очень рано. Теперь, когда о ее беременности было публично объявлено, следовало сделать все, чтобы сжиться с этой мыслью, войти в образ и сыграть свою роль безупречно.
– Я собираюсь поехать по магазинам, милый, – заявила она Гарри за завтраком. – Пора обустраивать детскую на втором этаже, и мне надо кое-что купить для малыша.
– До июня у нас куча времени, дорогая. Зачем торопиться?
– Как ты не понимаешь, что мне не терпится скорее начать заботиться о нашем карапузе! Пеленки, простынки… – Морган осеклась, поскольку не очень разбиралась в том, что в действительности нужно новорожденному, и решила немедленно все разузнать.
– Хорошо, любовь моя. Только помни, что тебе теперь нужно беречь себя. Не переутомляйся, побольше отдыхай. И еще, наверное, тебе следует отказаться от кофе и перейти на молоко?
– Не волнуйся, дорогой. Я сделаю все, как нужно. Скажи, а ты не перестанешь любить меня, когда я стану толстой и некрасивой? – кокетливо улыбнулась она.
– Ты всегда будешь для меня самой прекрасной женщиной на свете, – ответил Гарри, целуя ее. – Я так счастлив.
Дождавшись ухода Гарри в галерею, Морган приняла душ и выбрала красное шерстяное платье из своего богатого гардероба, вход в который был прямо из ванной. Она с удовольствием оглядела бесчисленные полки, заваленные чулками, перчатками, нижним бельем и прочими аксессуарами. Затем набросила на плечи соболье манто, надела шляпку и вышла из дома.
В магазине Харродса она посетила книжный отдел и скупила всю литературу, имеющую отношение к материнству и детству. Пусть Гарри видит, что она собирается ответственно подойти к рождению и воспитанию его ребенка! В отделе для новорожденных Морган потратила целое состояние, не забыв при этом заказать вышивку герба Ломондов на пеленках и детской коляске.
Морган получала огромное удовольствие от этих хлопот. Ей нравилось играть в дочки-матери не понарошку, как в детстве, а всерьез.
Сидя в зале ожидания парикмахерской час спустя, Морган от нечего делать принялась листать купленные книжки. Чтение заинтересовало ее, хотя отдельные подробности показались отталкивающе неприятными, а некоторые не на шутку испугали. Морган порадовал тот факт, что до пяти месяцев беременность может вообще никак не проявляться внешне. А она собиралась уже сейчас начинать питаться продуктами, от которых полнеют, и подумывала о том, что скоро пора будет подкладывать под платье небольшую подушечку! Прочитав главу о физическом состоянии матери в период беременности, Морган порадовалась тому, что это нетрудно изобразить.
Головокружения, усталость, тошнота… Что может быть проще! Тем более с ее природным даром к лицедейству. Морган подумала о том, что притворяться беременной, когда ты таковой не являешься, гораздо легче, чем наоборот. Но это проблемы Тиффани. Ей же остается лишь спокойно ждать семь месяцев, а потом сыграть финал – счастливо разрешившуюся от бремени мать.
