Текст книги "Богачи"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
– Прости меня, Тифф. Я вовсе не хочу, чтобы мы поссорились в день моего приезда. Ты совершенно права в том, что касается Зака… я не хотела огорчать тебя.
Тиффани поневоле улыбнулась. Морган снова была похожа на маленькую девочку, извиняющуюся за какую-нибудь шалость. Все осталось по-прежнему, ничто не изменилось.
– Забудем об этом, Морган, – ответила она, запахивая полы халата. – Я тоже погорячилась. Знаешь, я ужасно вымоталась за последние дни. Бывает, что и не сдержусь. Давай пойдем куда-нибудь поужинаем, а? Глорию я отпустила до завтра, а готовить самой что-то не хочется.
– Как здорово! – радостно воскликнула Морган, словно они с сестрой вообще никогда не ссорились. – А куда мы пойдем? Кажется, я целую вечность не была в Нью-Йорке! Так хочется куда-нибудь выбраться!
– Тогда выбирать тебе. Кстати, за ужином можем и поговорить. Ты ведь о чем-то хотела рассказать мне, не так ли?
– К чему спешить? Я пробуду здесь несколько дней. Мы можем спокойно пообщаться после премьеры.
– Ответь мне честно, у тебя с Гарри все хорошо? – взволнованно поинтересовалась Тиффани. Ей вдруг вспомнились собственные опасения, которые она испытывала во время свадебной церемонии сестры.
– Могу поклясться, что все в порядке, – ответила Морган и поцеловала Тиффани. – Мы с ним очень счастливы. Похоже, он с каждым днем влюбляется в меня все сильнее!
Наступил день премьеры. Тиффани плохо спала всю ночь и с самого утра не находила себе места. Когда пришло время собираться в театр и она стала делать макияж, у нее дрожали руки.
Целый день Тиффани провела за кулисами. Она лично проверила каждую деталь костюмов и проинструктировала костюмеров, как правильно и быстро переодевать актеров. Среди ее творений имелись такие, которые требовали ежедневной сухой чистки, а накануне премьеры нуждались в тщательном проглаживании – Тиффани проследила и за этим. Прохаживаясь вдоль бесконечного ряда вешалок, Тиффани диву давалась, как им с Дианой удалось уложиться в срок.
Однако форменный кошмар начался ближе к вечеру. Атмосфера достигла пика напряженности, так что находиться в театре стало невыносимо. За кулисами раздавались нечеловеческие стоны и вопли – это певцы пробовали голоса; между сценой и гримерными метался всклокоченный, со съехавшим набок галстуком и иссиня-бледным лицом режиссер и отдавал последние распоряжения хористкам и рабочим сцены; холл служебного подъезда был завален телеграммами, визитными карточками, букетами цветов и ящиками с шампанским до самого потолка, так что будка вахтера в них просто потонула.
Непередаваемое ощущение единения охватило всех причастных к предстоящему шоу. Все, начиная с именитых актеров и музыкантов и кончая рабочими сцены и гримерами, прониклись любовью друг к другу и ответственностью за общее дело. В этот момент Тиффани вдруг почувствовала, что люди, окружающие ее, стали ближе и роднее, чем собственная семья.
Режиссер, актеры, да и сама она ходили по лезвию ножа, поскольку если шоу не произведет ожидаемого фурора, безжалостные критики уничтожат их всех, будет скандал, и огромные деньги, вложенные в этот проект, пропадут безвозвратно. Тиффани понимала, что успех зрелища во многом зависит от ее костюмов, и готова была то плакать, то смеяться без всякой причины.
По традиции в этот день все дарили друг другу подарки на счастье. К полудню сумка Тиффани стала неподъемной от бутылок шампанского, духов, книг, дисков, цветов, преподнесенных ей коллегами. Сама она приготовила для близких ей людей по именному серебряному кубку для вина с выгравированной датой премьеры «Глитца».
– Только не распаковывайте подарка до окончания шоу, – предупреждала она друзей, раздавая коробки, перевязанные ленточками.
До прихода Грега, который собирался сопровождать их с Морган в театр, оставался час. Джо и Рут должны были присоединиться к ним уже на месте.
Тиффани вдруг осознала, что ждала этого дня всю жизнь. Ее предыдущие работы были всего лишь подготовительным этапом к этому событию. И вот сегодня она щедро вознаграждена судьбой за терпеливое и деятельное ожидание. Ее имя стоит на афишах, которыми обклеен весь город, на программках, которые попадут в руки миллионам людей. Она – художник по костюмам самого грандиозного шоу на Бродвее со времен «Великого Зигфрида», который шел в конце двадцатых. Это было в равной степени восхитительно и непостижимо!
Морган вошла к сестре в комнату, засовывая на ходу серьгу в ухо. На ней было лиловое платье в стиле начала века со множеством кружавчиков и воланов – шедевр Сандры Роудс.
– Как я тебе нравлюсь? – спросила она у Тиффани, сделав кокетливый пируэт. – Помнишь, у нас в детстве на Рождество были похожие платья. Ну скажи: «Мне нравится твое платье!»
Тиффани собиралась надеть строгое черное вечернее платье с глубоким декольте и накидкой, украшенной серебристой тафтой и черными перьями.
– Я ужасно себя чувствую, – вяло ответила Тиффани. – Скорее бы все кончилось. Куда я подевала свою сумочку? Она ведь только что была у меня в руках! О Господи, только этого недоставало! – Она вскочила и заметалась по комнате.
– Да вот же она, прямо перед тобой, – сказала Морган. – Не понимаю, что ты так волнуешься? Ты хорошо выполнила работу и теперь можешь расслабиться и спокойно, в свое удовольствие посмотреть шоу. Пусть теперь волнуются те, которые на сцене!
– Вот именно, что не понимаешь. Это же общее дело. И приме, и мальчику, который моет сцену в антракте, – всем важен результат, все хотят убедиться в том, что потратили силы и время не зря. Пойми, если актеры сыграют великолепно, а мои костюмы не понравятся критикам и зрителю, все пропало. Это ужасно!
– Пожалуй, я принесу тебе выпить, – ответила Морган. Втайне она не сомневалась, что Тиффани устраивает бурю в стакане воды. И чего с ума сходить из-за какого-то шоу! Ведь это не вопрос жизни и смерти.
Уже за сотню ярдов от театра Тиффани услышала непонятный гул – это устанавливали камеры и свет операторы Си-эн-эн и Си-би-эс, фотографы и зеваки, расталкивая друг друга, стремились пролезть поближе к ковровой дорожке, по которой торжественно шествовали звезды театра и кино, а также почетные гости.
Тиффани бросилась в глаза вереница черных лимузинов, по очереди подъезжающих ко входу и высаживающих шикарных женщин в вечерних платьях и бриллиантовых украшениях, которых сопровождали красивые мужчины в черных фраках и белых перчатках. Вокруг было светло от софитов и вспышек фотокамер.
Как только дверца черного «мерседеса», присланного за Тиффани дирекцией театра, распахнулась и ее нога коснулась ковровой дорожки, к ней ринулись фотографы и особенно ярые любители театра: одни – чтобы запечатлеть для истории, другие – чтобы попросить автограф. Окруженная со всех сторон охраной, Тиффани, не помня себя от страха, добралась до партера, где ее уже ждали Морган с Грегом и родители. Впервые в жизни она ощутила сладкий вкус настоящей славы! Опустившись в кресло и прижавшись к плечу Грега, Морган с замиранием сердца стала ждать начала.
При первых мелодичных звуках, донесшихся из оркестровой ямы, занавес медленно пополз в стороны, и зрительный зал преобразился – его окутала бархатная темнота, которая в сочетании с гробовым молчанием завораживала и наполняла душу мистическим ужасом. Тиффани ощутила биение своего сердца, когда сцена осветилась и из темноты показался уголок парижского сада. И она, Тиффани Калвин, принимала участие в создании этой волшебной сказки. Сегодня все, в том числе и ее семья, увидят результат напряженной работы и, может быть, начнут относиться к ней серьезно.
Тиффани бросила взгляд в сторону родителей, но они показались ей не более воодушевленными, чем на ее выпускном вечере. Однако на их лицах она заметила осознание важности момента, и это ее порадовало. Как бы ей хотелось, чтобы сейчас с ней рядом сидел Хант, а не Грег! Он мог бы по праву гордиться ею.
Закончилась увертюра. Зал потонул в рукоплесканиях. Потом воцарилась тишина. Шоу началось.
Гарри приехал в галерею на Довер-стрит с опозданием. Обычно он появлялся здесь ровно в половине десятого, но с отъездом Морган стало очевидно, что вставать по утрам вовремя без нее он не умеет. Жизнь без Морган казалась Гарри пустой. Он очень тосковал без нее и, если бы не выставка, непременно полетел бы следом за ней в Нью-Йорк. Предоставленность самому себе была для него почти невыносима.
С потолка свисали изящные светильники, льющие мягкий свет на старинные живописные шедевры в дорогих рамах. Гарри придавал огромное значение освещению не случайно, поскольку именно интенсивность и угол падения света выявляли колористические достоинства полотна. Он прошелся вдоль ряда картин и с удовольствием оглядел результат своей дизайнерской работы.
– Доброе утро, Софи, – с дружеской улыбкой поприветствовал Гарри администратора. Софи была дочерью одного из его старинных приятелей. Она вышла в свет в прошлом году и работала в его галерее уже три месяца.
– Доброе утро. За вчерашний вечер у нас побывало восемьдесят три человека, включая журналиста из отдела критики «Гардиан». Он хотел с вами побеседовать, но вы уже ушли, – быстро взглянув на него, сказала Софи.
Она была чрезвычайно хороша, и всякий раз, когда их взоры сталкивались, у Гарри предательски екало сердце, и он искренне сожалел, что не встретился с Софи раньше, пока не женился на Морган.
– Прекрасно. Кто-нибудь еще меня спрашивал?
– Да, Гарри. – Софи наклонилась к нему через стол и доверительным шепотом добавила: – Там в холле вас ждет молодая женщина, которая отказалась назвать свое имя.
Гарри удивленно приподнял бровь и оглянулся. Навстречу ему поднялась дама в строгом сером костюме, белой блузке и шляпке с вуалью.
– Элизабет! – Гарри от неожиданности даже отступил на несколько шагов, а Софи опустилась на краешек стула и с интересом наблюдала, как краска медленно заливала щеки шефа.
– Привет, Гарри! – Леди Элизабет Гринли, нимало не смущаясь, приблизилась к нему вплотную. – Я случайно проходила мимо и решила заглянуть. Мне нужно купить подарок для папы на день рождения, и я подумала, может быть, у тебя найдется что-нибудь подходящее. – Она громко рассмеялась, словно сказала что-то веселое, и окинула взглядом ряд картин на стене.
– Да, конечно! – принужденно улыбнулся Гарри в ответ и широким жестом щедрого хозяина обвел зал. – Пожалуйста!
– Но… я не знаю. – Она кокетливо склонила голову набок. – Мне, право, трудно выбрать самой. А что ты мог бы мне посоветовать, Гарри? Ты же знаешь папин вкус. – Элизабет обожгла его страстным взглядом и придвинулась еще ближе.
– Ну, хорошо… – запинаясь промолвил Гарри и тоскливо оглянулся в поисках свободного пространства для отступления. – Насколько мне известно, лорд Гринли предпочитает пейзажи. Я в общем-то не специалист в этой области… может, наш консультант Джон Райт будет тебе более полезен? Это как раз по его части.
Элизабет взяла Гарри под руку и прижалась к его плечу.
– Не выдумывай, ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Что-нибудь милое, но не безумно дорогое, – с этими словами она повела Гарри вглубь зала.
Он попытался взглядом намекнуть Софи, чтобы та пригласила Джона Райта, но она не поняла его и только улыбнулась в ответ. Гарри почувствовал, что ладони у него повлажнели от напряжения, а рубашка прилипла к спине. Помощи ждать неоткуда, и Гарри покорился судьбе.
Наконец Элизабет выбрала картину и подписала чек.
– Да, чуть не забыла! – воскликнула она уже в дверях. – Завтра вечером я жду на ужин кое-кого из друзей. Почему бы тебе тоже не прийти? Ты всех знаешь – Дуддл и Бифи, Этта… Мы собираемся в девять.
– Боюсь, я не смогу прийти, – ответил Гарри, стараясь придать голосу твердость. – Видишь ли, Морган сейчас нет, она вернется только через несколько дней…
– Да, я знаю, – невинно улыбнулась Элизабет. – Но ты должен питаться даже в ее отсутствие! Значит, договорились, в девять. – И прежде чем Гарри успел ответить, за Элизабет закрылась входная дверь.
– Это ваша приятельница? – полюбопытствовала Софи.
– Наши родители давно дружат, – смущенно буркнул Гарри и поспешил скрыться у себя в кабинете.
Его охватила смутная тревога, поскольку в глубине души он не сомневался, что завтра ровно в девять будет у Элизабет.
Тяжелый бархатный занавес театра Святого Джеймса опустился, и зрительный зал охватило настоящее неистовство.
Аплодисменты и крики «браво» волнами накатывали на Тиффани, и она почувствовала, что не может сдержать слез радости. Успех шоу был ошеломляющим, и она невероятно гордилась тем, что в этом есть и ее заслуга. Грег счастливо улыбался и тряс ей руку, совершенно незнакомые люди осыпали ее цветами, поздравлениями, комплиментами.
Труппа в десятый раз выходила на поклон, но зрители не отпускали актеров, которые стояли у самой рампы по щиколотку в цветах и посылали в зал воздушные поцелуи под аккомпанемент оркестра, наигрывающего популярную пьеску.
Тиффани с облегчением вздохнула и расслабилась, и лишь в этот момент поняла, что шея и плечи у нее ноют от напряжения, в котором она провела два с половиной часа. Проходя вдоль первого ряда партера, она слышала, как зрители обмениваются впечатлениями о «Глитце», и чуть не столкнулась с Вирджинией Грэхэм из Ай-би-си, которая начинала прямую радиопередачу словами: «Честно признаюсь, я не испытывала такого восхищения со времен своего первого медового месяца».
Тиффани обступили друзья, закружили ее в водовороте поцелуев, объятий, поздравлений. Грег крепко держал ее за талию, отстраняя назойливых журналистов и фотографов, слепящих глаза белыми вспышками.
– Это было здорово, Тифф! – прошептал он ей на ухо.
– Тебе понравилось? – благодарно улыбнулась ему в ответ Тиффани.
И вдруг кто-то властно сжал ее руку в своей, и она услышала знакомый голос:
– Грандиозно, Тиффани! Мои поздравления!
Она обернулась и побледнела как полотно. Кровь застучала у нее в висках, а дыхание перехватило от неожиданности. Перед ней стоял Хант. Тиффани никогда не видела его таким красивым. Словно угадав ее мысли, он проникновенно улыбнулся и ласково спросил:
– Как твои дела, дорогая?
– Прекрасно… – ответила она бездумно, борясь с подступившим к горлу комком.
Долгие месяцы одиночества, неутихающая сердечная боль и обида отразились на миг в ее глазах. И вместе с тем осознание того, что она любит его сильнее, чем прежде, как молнией поразило ее. Хант не отрываясь смотрел на нее, словно стараясь прочесть в любимых глазах ответ на мучивший его вопрос. У Тиффани закружилась голова. Казалось, еще мгновение, и она не вынесет этой пытки и лишится чувств. Но тут Хант склонился и поцеловал ее в щеку. Его дыхание обожгло ей висок.
– Увидимся позже, – шепнул он и растворился в толпе.
Тиффани обернулась к Грегу, на ее ресницах дрожали слезы.
– Давай уйдем отсюда. Тебе необходимо выпить, – предложил Грег.
Они вышли на улицу. В машине их уже ждали Джо, Рут и Морган. Тиффани не слышала восторженных восклицаний сестры и сдержанных поздравлений родителей. В ее мозгу крутилась одна и та же фраза: «Увидимся позже». Что Хант имел в виду? Неужели он тоже собирается на банкет в «Грин»? Но тогда он приедет с Джони – иначе невозможно. На какой-то миг она пожалела, что встретилась с Хантом сегодня. Ей с большим трудом удалось создать вокруг себя защитное поле, которое помогало переносить мучительную разлуку, и вот теперь оно разрушено.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Морган, заметив, что сестра необычайно бледна.
– Все хорошо, просто немного устала. Тяжелый был сегодня день, такое напряжение… – слабо улыбнулась Тиффани.
– Это ничего. Зато теперь ты знаменитость. Вот увидишь, завтрашние газеты будут посвящены тебе, – постаралась подбодрить ее Морган.
Грег сочувственно пожал ей руку.
Они прибыли на банкет, и, войдя в переполненный зал, Тиффани поймала себя на том, что невольно высматривает среди гостей высокую стройную фигуру Ханта. Она залпом осушила бокал ледяного шампанского и тут же взяла другой. Вокруг толпились десятки людей, и Тиффани вдруг охватил непонятный страх, сродни приступу клаустрофобии.
– Давай сядем куда-нибудь, – попросила она Грега. – Я не могу больше выносить этой тесноты.
Он нашел столик у стены и заказал легкий ужин.
– Нет, спасибо, я не голодна, – ответила Тиффани. – Я предпочла бы еще шампанского.
Было далеко за полночь, когда кто-то привез свежий номер «Таймс» с еще не просохшей краской. Победный вопль раздался в зале, когда вслух зачитали рецензию на «Глитц»: «Грандиозно… лучшее шоу на Бродвее за последнее десятилетие… оригинально… зрелищно… весело». Тиффани был посвящен целый абзац статьи, смысл которого сводился к тому, что своим успехом шоу во многом обязано «талантливому модельеру Тиффани Калвин, которую, безусловно, ожидает взлет творческой карьеры».
– Ну, что я говорила! – воскликнула Морган.
Тиффани улыбалась, но чувствовала себя на редкость опустошенной. Она представляла себе этот момент совершенно иначе. Ей казалось, что всеобщее признание таланта, ощущение собственной славы должно окрылять человека, а не действовать на него угнетающе. И только глубокое удовлетворение от своей работы придавало Тиффани силы – но этого было мало.
– Давайте уедем, – тихо предложила она.
– Как, уже? Но я хочу танцевать! – воскликнула Морган. – Еще ведь очень рано! Да я и не засну…
Было решено, что шофер сперва отвезет Рут и Джо домой, потом забросит Тиффани, а затем доставит Морган и Грега в «Клуб». Тиффани заметила странный блеск в глазах Грега и подумала, что если он по-прежнему влюблен в ее сестру, то испепеляющая страсть превратит его в горстку пепла. Грег перехватил ее пытливый взгляд и забеспокоился.
– С тобой все в порядке, Тифф?
– Да, конечно. Ты играешь с огнем. Смотри не обожгись, – шепнула она ему на ухо.
Машина затормозила у ее подъезда, и Тиффани, пожелав им с Морган хорошо повеселиться, поспешно простилась. Ей вдруг ужасно захотелось побыть одной.
– Не жди меня, ложись. Я взяла ключ, – крикнула ей вслед Морган.
Тиффани ждала лифт в полуосвещенном холле и внезапно увидела огромную тень, которая показалась на правой стене и постепенно стала приближаться к ней сзади. В голове Тиффани пронеслась череда жутких историй про убийства, грабежи и изнасилования. Господи, куда же подевался консьерж? Ведь ему положено быть на дежурстве до семи часов утра. Какая же она дура, что отказалась от предложения Грега проводить ее до квартиры! Испуганная женщина лихорадочно взглянула на ряд лампочек над лифтом. Горела цифра четырнадцать. Она отчаянно надавила на кнопку вызова еще раз, но кабина лифта равнодушно продолжала свой неторопливый ход. Пока он дойдет до первого этажа, может случиться непоправимое! Тиффани так испугалась, что не находила в себе сил обернуться. Теперь можно было различить в темноте шаги – осторожные, но целенаправленные.
Тиффани каждую секунду ожидала выстрела или удара ножом. Если верить полицейским сводкам, то в Нью-Йорке каждые десять минут убивают человека. Ее палец прирос к кнопке лифта, в мозгу метались обрывки беспорядочных мыслей. Неужели в такой день ей суждено погибнуть из-за бриллиантового колье, висящего у нее на шее, или стать жертвой грязного насильника! Открылись двери лифта, и Тифани почувствовала, как сильное мужское тело прижалось к ней сзади. Она зажмурилась, и у нее подкосились ноги.
– Я не мог не увидеть тебя еще раз, дорогая.
Тиффани остолбенела. Этот голос. Эти руки. Этот знакомый запах одеколона.
– Хант!
Она медленно обернулась и, подняв глаза, утонула в его взгляде, полном нежности и страсти. В следующий миг он уже целовал ее с жадной нетерпеливостью истомившегося в разлуке возлюбленного, а она наслаждалась вкусом его губ и запахом кожи.
– Давай поднимемся, – сказал он.
Тиффани вошла в лифт словно в полусне. От пережитого страха и неожиданной близости Ханта у нее закружилась голова. Она прижалась к его груди и прошептала:
– Я так соскучилась без тебя, любимый.
Едва переступив порог спальни, Хант стал срывать с себя одежду. У него дрожали руки, а глаза сверкали, как у безумца.
– Давай скорее, любовь моя. У меня нет сил ждать.
Он схватил ее и бросил на кровать. Они отдались друг другу со всем жаром истосковавшихся душ и тел.
Когда на следующее утро Морган вышла в кухню, она застала Тиффани сидящей на высоком стуле за стойкой и попивающей кофе. Перед ней были разложены газеты с рецензиями на «Глитц».
– Господи, как я устала! – зевнула Морган и потянулась. – Мы протанцевали до пяти утра. У меня до сих пор ноги болят. Сделай мне апельсинового сока, пожалуйста.
Несмотря на свои жалобы, Морган в изящном белом халате и меховых тапочках выглядела отдохнувшей и свежей. Она придвинула стул и села возле сестры.
– Я не разбудила тебя, когда вернулась?
– Нет, – ответила Тиффани, стараясь не встречаться с Морган глазами. – Хочешь, я поджарю тосты?
– Нет, спасибо. Грег был вчера просто в ударе! Мы прекрасно провели время.
Морган стала рассказывать о том, как они повеселились, но Тиффани ее не слушала, думая о своем. Около пяти утра Хант ушел. Он всегда уходил от нее в это время. На этот раз он торопился на самолет в Лос-Анджелес, где его ждали на съемках нового телесериала. По мнению Ханта, ему не следовало приходить к ней после премьеры. Он не мог простить себе этой слабости и был чрезвычайно удручен. Хотя он ни словом не обмолвился об этом Тиффани, она все прочла в его потухшем взоре. В уголках любимого рта залегли горькие складки, а лоб прорезала глубокая морщина – и столько невыразимой боли было во внезапно ссутулившейся спине, что Тиффани еле сдержалась, чтобы не расплакаться. За всю ночь Хант ни разу не упомянул Джони. Тиффани не сомневалась, что он по-прежнему живет с ней только ради детей.
Как только за Хантом захлопнулась дверь, Тиффани дала волю слезам. Она зарылась лицом в подушку и прорыдала до самого рассвета, когда первые лучи восходящего солнца позолотили стены ее спальни.
– …так что зря ты не поехала с нами, – продолжала Морган. – Не понимаю, как ты можешь так рано ложиться!
Тиффани поднялась и ополоснула свою чашку.
– Я очень устала вчера, – ответила она коротко, решив не рассказывать Морган о своем свидании с Хантом. Наверняка сестра сочтет ее поведение непростительной слабостью и примется ее отчитывать. А Тиффани была не в настроении выслушивать ее поучения.
– У меня есть несколько неотложных дел, так что увидимся позже, – сказала Тиффани и направилась в студию.
– А когда мы с тобой сможем поговорить? Для меня это чрезвычайно важно, Тифф. Я специально решила отложить разговор, чтобы не обременять тебя перед премьерой, но сегодня ты уделишь мне немного времени?
– Хорошо. Но только позже… Прежде я должна кое-кому позвонить, принять душ…
– Давай вместе позавтракаем? – предложила Морган. – Я заказала столик в «Русской чайной» на половину первого.
– Договорились, – ответила Тиффани. «Черт! Еще не хватало сейчас проблем Морган на мою голову!» – подумала она.
Зная сестру, Тиффани предполагала, что дело касается нового платья, которое та собирается сшить для какого-нибудь торжественного случая вроде приема в парламенте или обеда в присутствии членов королевской фамилии.
Тиффани не верила собственным ушам. Она смотрела на сестру округлившимися от ужаса глазами, чувствуя, как холодеет ее сердце от ярости и отвращения. Морган сразила ее предложением, выходящим за рамки морали и приличий, причем сделала это с таким хладнокровием, что Тиффани стоило неимоверного труда осознать, что это не шутка.
– Я… я не могу! – простонала Тиффани, борясь с подступившей к горлу тошнотой.
– Можешь. Более того, должна, – не допускающим возражений тоном ответила Морган.
– Ты сошла с ума! Это невероятно… и подло.
Сестры враждебно смотрели друг на друга. Их разделял маленький круглый столик, на котором был сервирован завтрак. Морган не случайно выбрала место в дальнем углу зала на втором этаже: с одной стороны, здесь их никто не мог подслушать, с другой – Тиффани вряд ли стала бы закатывать истерику в общественном месте. Морган хотела действовать наверняка, ей было жизненно необходимо заставить сестру принять участие в осуществлении своего коварного замысла.
– Повторяю, если ты не согласишься, отцу конец! Не исключено, что он на долгие годы попадет в тюрьму, – твердо и безжалостно заявила Морган.
Тиффани опустила глаза, ее угнетала собственная беспомощность перед лицом неизбежности. Она знала, что Морган не преувеличивает опасности, грозящей отцу, но ее план был настолько ужасен и отвратителен, что противоречил всем законам человеческой совести. Тиффани вдруг с изумлением обнаружила, что совсем не знает родную сестру.
– Нет, я не могу поверить, что ты способна на такое, – ответила наконец Тиффани. – И как тебе только пришло в голову предложить мне подобную мерзость! Ты с такой легкостью ставишь на карту столько человеческих судеб – мамину, папину, мою, да и вообще всех в «Квадранте»…
– В том числе и Сига! Тифф, разве тебе не хочется, чтобы он остаток своих дней провел в тюремной камере?
При упоминании о Сиге Хофмане Тиффани передернуло от отвращения. Она так долго старалась выбросить из головы воспоминание о давнем случае с Сигом, что почти поверила, будто это случилось не с ней, а с кем-то другим. Ей удавалось обманывать себя долгие годы, но теперь… Сколько ей было тогда? Четырнадцать? Неужели это произошло с той маленькой хрупкой девочкой? Слова сестры заставили Тиффани отчетливо вспомнить ужасное лето…
В тот день Тиффани поднялась по тропинке, вьющейся по склону холма, и вошла в просторный холл особняка Калвинов на побережье океана. Ее выгоревшие на солнце белокурые волосы были забраны в высокий хвост, а мокрый купальник прилипал к телу, отчего кожа в прохладном помещении тут же покрылась мурашками. Между пальцами ее загорелых босых ног забился песок, а с лопаток клочьями слезала кожа, потому что Тиффани проводила на пляже целые дни и заманить ее домой родители не могли никакими силами.
Поднимаясь к себе в комнату на второй этаж, Тиффани слышала веселые возгласы и взрывы хохота, доносившиеся с пляжа. Взрослые начали день с купания, а теперь затеяли пикник на берегу. Потом раздался победный вопль Закери, который отобрал у Морган мяч и зашвырнул его далеко в воду. За ним последовал капризный плач сестры и укоризненные голоса родителей, старавшихся водворить порядок и помирить детей. С громким хлопком из бутылки шампанского вылетела пробка, и взрослые одобрительно зашумели.
Тиффани невольно улыбнулась и вошла в ванную. На ее памяти еще не было таких веселых каникул. Она с братом и сестрой почти целый месяц жила в самом лучшем, по ее мнению, месте на земле. Каждые выходные к ним приезжали родители и часто привозили гостей с детьми, так что недостатка в товарищах для игр у них не было. В этот раз вместе с родителями приехал компаньон отца Сиг Хофман с женой. Жаль только, что у них нет детей.
Тиффани сняла мокрый купальник и встала под душ. После соленой прохлады моря и жаркого полуденного солнца ощущать на себе горячие потоки воды было настоящим блаженством. Она намылилась и стала наблюдать, как золотые песчинки вперемешку с белыми хлопьями мыльной пены исчезали в отверстии слива. Затем она вылезла из ванны, вытерлась и обернула вокруг себя большое махровое полотенце наподобие саронга, сожалея, что грудь у нее пока недостаточно велика, чтобы как следует держать край. И когда только ее бюст увеличится хотя бы до такого размера, как у ее лучшей подруги Жаки Розенберг?
Тиффани вдруг поняла, что проголодалась, и с удовольствием вспомнила о лакомствах, которые с утра готовили на кухне для предстоящего пикника. А какие восхитительные сладкие булочки с кремом будут давать на десерт!
Внезапно Тиффани выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице в гостиную. Ей захотелось непременно захватить с собой на пляж роман, который она начала читать сегодня утром. Как здорово устроиться на теплом песке с книгой в руках после плотного ленча! Тиффани взяла со стола роман и собралась уже вернуться в комнату, чтобы переодеться к ленчу, как вдруг в дверном проеме возникла фигура мужчины.
– Дядя Сиг? – удивленно воскликнула Тиффани и инстинктивно плотнее прижала к голому телу полотенце.
– Да, это я, моя радость. – Сиг вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. На нем были только красные плавки, и Тиффани неприятно поразило его тело, сплошь заросшее длинными черными волосами. – Я видел, как ты вошла в дом, – странным глухим голосом продолжал Сиг.
– Да? – в ее зеленых глазах застыл вопрос.
– Как быстро ты выросла, моя девочка. – Сиг подошел к Тиффани и положил ей руку на плечо. Она вздрогнула и невольно отпрянула.
– Да… я… – застенчиво улыбнулась Тиффани.
– Ты ведь будешь послушной, не так ли? Дядя Сиг тебя не обидит. – Его рука скользнула ей на грудь.
– Я… – Тиффани отступила, внезапно испугавшись и смутившись. С тех пор как она сидела на коленях у дяди Сига, пока он говорил с ее отцом о делах, прошло много лет.
– Знаешь, а из тебя получилась красивая девушка. Бог мой, до чего же ты хороша…
Он стал тискать ее и грубо прижимать к своему толстому животу… полотенце упало к ногам… его мокрые губы искали ее рот… он стиснул бедняжку так, что она стала задыхаться… девочка изо всех сил старалась вывернуться и била его в грудь кулаками… в этот миг что-то твердое и мерзкое уперлось ей в живот, и она попыталась закричать. Он повалил несчастную на пол и придавил своим телом, зажав ей рот рукой. Затем спустил плавки и… О Господи, его толстые мясистые пальцы проникли между ее ног. Она попыталась оттолкнуть его руку, вырываясь, как попавший в капкан зверь. Своим весом он сковал ее движения и давил так, что болели лопатки, впиваясь в паркет. Она тяжело дышала, ей не хватало воздуха, а его пальцы по-прежнему неутомимо ощупывали пространство между ее ног. И вдруг… Боже! Она почувствовала, как его мерзкая плоть проталкивается внутрь ее тела… Резкая боль пронзила все ее существо. Она поняла, что самое страшное свершилось, и перестала сопротивляться. Он стал быстро и ритмично двигаться, и через минуту огромное потное тело расслабилось и застыло.
Тиффани села на полу, все еще не отдышавшись, и увидела тоненькую струйку крови, растекающуюся по своему бедру. На душе было так муторно, что хотелось в тот же миг умереть. Сиг стоял возле нее, торопливо натягивая свои плавки. Затем он поднял с пола полотенце и протянул его ей.
– Вытрись, а о полотенце я потом позабочусь, – распорядился он. Тиффани автоматически выполнила приказ. – Пусть это останется между нами, хорошо? Ты никому не должна говорить о том, что произошло.
