Текст книги "Богачи"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)
– Так я и знала! – сквозь стиснутые зубы процедила графиня: – Гарри, как ты посмел привести в мой дом эту… шлюху! Тем более что здесь Элизабет. Я должна была предположить, что эта американская потаскуха захочет тебя окрутить. Чтобы ее ноги не было в моем доме завтра же. Я прикажу, чтобы ее отправили в Лондон первым же самолетом. Кроме того, я буду настаивать, чтобы отец объявил о вашей с Элизабет помолвке незамедлительно. Она достойна занять место твоей жены, на которое метит эта… женщина.
Морган не чувствовала под собой ног, которые, казалось, вросли в пол, и молча смотрела вслед графине, уходящей прочь по коридору.
– Почему ты ничего не сказал, Гарри? – вдруг воскликнула она, оправившись от шока. На ресницах у нее задрожали слезинки, к горлу подкатил горький комок. – Как ты мог допустить, чтобы она говорила обо мне такие вещи?
– Видишь ли… дело в том, что… – красный от стыда и готовый провалиться сквозь землю от позора, Гарри принялся что-то невнятно лепетать.
– У тебя что, разум помутился? Или язык отнялся? Твоя мать не может заставить тебя жить по своей указке… или может? Неужели последние несколько дней ничего для тебя не значат?
– Разумеется, значат, Морган. – Гарри прокашлялся, и к нему вернулся дар речи. – Но пойми… между нашими семьями уже много лет существует договоренность о том, что мы с Элизабет поженимся. Видишь ли, есть некоторые обстоятельства, которые вынуждают меня…
– Например, ее состояние? – язвительно прищурилась Морган. – Знаешь, что я тебе скажу? Я могу купить твой полуразвалившийся замок со всеми потрохами только на те деньги, которые отец дает мне на карманные расходы… но раз ты согласен со своей матерью в том, что я шлюха, нам не о чем больше разговаривать.
Морган бросилась в ванную и закрыла за собой дверь на щеколду. Робкий стук и отчаянные мольбы Гарри остались без ответа.
С невероятной осторожностью Закери взял с книжной полки роман Гарольда Роббинса «Парк-авеню, 79» и, перелистав его, вытащил несколько пакетиков из папиросной бумаги, запрятанных между страницами. Затем снял со стены и положил на стол зеркальце и сходил в ванную за лезвием. За последний месяц он так часто нюхал кокаин, что научился быстро и аккуратно, не проронив ни крупицы дорогого зелья, делить его на части и раскладывать лезвием на зеркале тонкими полосками. Эта процедура заняла у него считанные секунды. В ящике письменного стола у Закери хранились пластиковые соломинки, подобранные в урне «Макдоналдса», разрезанные на четвертинки и заостренные с одного конца.
Закери поднес соломинку к носу и глубоко, с наслаждением вдохнул. Через пару секунд его лицо озарила блаженная улыбка, комната, а за ней и весь мир окрасились в розовые, мягкие тона. Черт возьми, Смоки была права! Правда, она сама уже обошлась ему в целое состояние, не считая денег, потраченных на наркотики.
Сначала она угостила его просто так, бесплатно.
– На, попробуй! Закачаешься! У меня есть знакомый парень, который этим торгует. Ну как, нравится?
Сначала у Закери просто закружилась голова, и больше ничего. Но на четвертый раз в желудке приятно потеплело, и появилось фантастическое ощущение всемогущества и уверенности в своих силах. Смоки добавила еще, и эффект оказался сногсшибательным: он пребывал в состоянии эйфории и не мог заснуть в течение тридцати шести часов.
Тогда Смоки заявила, что порошок стоит денег, и потребовала наличные. Закери пошел к матери и попросил пятьдесят баксов на покупку учебников, потом он занял у приятелей в общей сложности столько же. Но это было только начало. Не прошло и двух недель, как Закери продал свой музыкальный центр, видеокамеру и набор столового серебра, который ему подарили родители на Рождество. Такая же судьба постигла золотые запонки, перешедшие к нему по наследству от деда. Ничего, через несколько месяцев у него будет куча денег! Надо только как-нибудь продержаться оставшееся время.
Тогда-то Смоки приучила его к героину.
– Ну, теперь держись, приятель. Сейчас тебя проберет до мозга костей, вот увидишь. А потом мы от души повеселимся, – сказала она и приподняла юбку, бесстыдно обнажаясь.
Закери потянулся, чтобы похлопать ее по вертлявому, круглому заду, но она отскочила в сторону и протянула ему бурый порошок.
Закери показалось, что его подхватил теплый ветер и как пушинку поднял в заоблачные дали. Он уносился все выше, чувствуя, как его кровь превращается в бурлящее вино, и перед ним открывалась волшебная страна чарующих образов и звуков.
Смоки ждала Закери у Дино каждый вечер, откровенно оказывая ему предпочтение, флиртуя с ним, привязывая к себе все крепче. В конце концов, он не мог существовать без нее точно так же, как без кокаина.
– Привет, милый! – кричала она через весь зал, стоило ему появиться в дверях. В последнее время дела у нее шли хорошо, и Смоки приоделась: на ней было платье из алого джерси с большим вырезом, открывающим взгляду плечи и грудь почти полностью, в ушах позвякивали серебряные кольца.
– Привет, Смоки, – улыбался Закери. – Хочешь выпить?
Как-то он отошел к стойке бара, чтобы купить ей стаканчик виски, а по возвращении застал рядом со Смоки длинноногую брюнетку с карими глазами.
– Это Дина, – представила ее Смоки. – Она приглашает нас на вечеринку к Сэмми. Давай пойдем?
– А что за вечеринка?
– Не волнуйся, тебе понравится, – ответила Смоки, и девушки весело расхохотались, заговорщицки подмигивая друг другу.
– Ладно, – согласился Закери, которому в общем-то было все равно, где провести вечер – лишь бы вместе со Смоки.
– Значит, договорились. Мы подойдем попозже, Дина. Сперва надо уладить одно дельце, а то мой дружок заскучает. – Они снова захихикали, а Закери вдруг смутился и покраснел.
Через два часа они пришли к Сэмми. Оглушительная рок-музыка, от которой лопались барабанные перепонки… тошнотворный запах… визги и крики… и тела, десятки потных обнаженных тел, переплетенных ног и рук – на кроватях, на полу, на подоконнике. В углу кого-то рвало, лицом к стене лежал голый человек и плакал. Нагая девочка лет четырнадцати демонстрировала на столе посреди комнаты позу из йоги, в дверях слились в страстном поцелуе два бородатых парня.
Кто-то протянул Закери бумажный стаканчик с виски, сунул ему в руку косячок. Смоки и Дина растворились в толпе с криками: «Привет, Сэмми!… Эй, Дино!… Как дела, Песья Морда?»
Закери оказался в одиночестве. Он залпом выпил виски и изо всех сил затянулся. Ему не терпелось снова ощутить себя всесильным, чтобы стать частью этого кишащего муравейника. Он хотел влиться в это сексуальное неистовство, дать выход своей похоти, освободиться от внутренних запретов. Он хотел полета.
4
– Тиффани, ты не представляешь, в какое дерьмо я вляпалась! – Морган вошла в мастерскую сестры, расстегнула жакет от Гуччи и швырнула сумочку на софу. – Не понимаю, как можно быть такой тряпкой! Черт бы побрал его матушку! Если бы не она, мы с Гарри давно бы уже были помолвлены!
– Почему же ты вернулась? Почему не осталась там и не продолжила борьбу за него? Насколько мне известно, не в твоих правилах отступать, – отозвалась Тиффани, разливая по чашкам кофе и мысленно прощаясь с надеждой спокойно поработать этим утром.
Морган прилетела накануне вечером и рано поутру бросилась к сестре в поисках сочувствия и моральной поддержки.
– А какой смысл в борьбе? – воскликнула Морган. – Я оказалась в совершенно безвыходной ситуации. Его чертова матушка десятилетиями лелеяла идею женить его на Элизабет. И теперь я понимаю, почему.
– Потому что леди Элизабет богата?
– Черта с два! Всех ее денег не хватит мне или тебе на неделю той жизни, к которой мы привыкли! Старая графиня знает, что Элизабет не смеет пикнуть в ее присутствии, а значит, никакой угрозы ни для нее, ни для Гарри не представляет. Эта малахольная сучка всю жизнь будет ходить перед ней по струнке и поддакивать: «Да, ваше сиятельство», «Конечно, ваше сиятельство». Тьфу! – Морган достала сигарету и нервно закурила. – Я знала, что Гарри слабовольный, но не до такой же степени! Если честно, мне даже нравятся мужчины, которых…
– Которых можно с легкостью обвести вокруг пальца? – спросила Тиффани.
– Тиффани, я ожидала от тебя понимания! – свирепо взглянула на сестру Морган. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Все мужчины склонны терять волю и разум в присутствии привлекательной женщины. А если она умна, то обязательно воспользуется этим обстоятельством на благо себе и своему партнеру, если, конечно, он в состоянии это увидеть и оценить. Я могла бы стать для Гарри прекрасной женой. Представь только, чего он мог бы достичь при помощи моих денег и папиных деловых связей! Не говоря уже о том, что я в состоянии создать теплое, уютное семейное гнездышко для любого мужчины с самыми высокими запросами. У Гарри есть огромная коллекция старинных полотен, среди которых полно самых настоящих шедевров. Ее можно было бы выставить в Штатах и заработать кучу денег. Я придала бы его жизни смысл, заставила бы окружающих ценить его, восхищаться им… я могла бы стать хозяйкой роскошного светского салона… вращаться в самых высоких кругах…
– Хорошо, хорошо. Не трудись убеждать меня. Я и без того знаю, что светская жизнь – твоя стихия. Но скажи, неужели такое существование не кажется тебе скучным и однообразным?
– Не говори ерунды! Я создана для такой жизни! – Морган снова закурила. – Что мне теперь делать? Дома я оставаться не могу. Стоило мне переступить порог дома, как отец устроил настоящий допрос: с кем я познакомилась, где была, что делала. Он задушил бы меня собственными руками, если бы узнал, что я почти подцепила будущего графа, а потом по-глупому упустила его!
– Может, тебе найти работу? Ты могла бы заняться чем-нибудь интересным.
– Работу?! – воскликнула Морган. – С какой стати я стану работать? В деньгах я не нуждаюсь, профессии у меня нет, а сидеть в какой-нибудь конторе с утра до вечера – свихнешься от тоски. И потом, единственное, что меня по-настоящему интересует в жизни, – это блестящий брак. Гарри был бы самой подходящей кандидатурой для него. Представляешь, он давно уже подумывал о том, чтобы переехать от родителей и жить самостоятельно, более того, мы с ним успели присмотреть роскошный особняк времен Регентства в Найтсбридже, и я даже стала планировать, как мы устроим его после свадьбы… И тут вдруг я узнаю, что он помолвлен с этой леди Элизабет, которая представления не имеет о том, что такое хороший вкус, и это она, а не я в скором времени станет маркизой Блэмор, а потом и графиней Ломонд! Какой бред! И как обидно! – Морган чуть не плакала.
Тиффани вдруг стало жаль сестру. Ее капризам с детства потакали, и она просто не привыкла к тому, что в жизни не всегда бывает так, как хочешь. И в этом винить надо прежде всего отца с его социальными амбициями и желанием видеть своих детей в самых высоких сферах общества, куда самому ему при всех честным трудом нажитых миллионах путь был закрыт.
– Тебе просто необходимо развеяться, моя дорогая, – сказала вдруг Тиффани с воодушевлением. – Почему бы нам всем куда-нибудь не пойти сегодня вечером?
– Кому это «всем»?
– Нам с тобой, Ханту… можно пригласить Грега. Он все это время звонил чуть ли не каждый день, спрашивал, когда ты вернешься.
– О Господи! Нет, не нужно Грега! – Морган откинулась на спинку софы и закинула за голову руки.
– А почему нет? Тебе полезно переключиться и утешиться. Что может быть лучше для этого, чем присутствие рядом мужчины, который сходит с ума от любви к тебе? Предоставь это мне. Я позову Ханта и Грега, закажу столик в «Клубе»… тебе там всегда нравилось, а после ужина можно пойти куда-нибудь потанцевать.
– Ну ладно, – нехотя согласилась Морган. Наверное, сестра права. Если Грег по-прежнему влюблен в нее, ее ущемленное самолюбие будет отчасти удовлетворено. Конечно, ни о каком восстановлении серьезных отношений с Грегом не может быть и речи, но что мешает им приятно провести вечер?
К восьми часам у Тиффани все было организовано. К счастью, премьера «Ночной прохлады» благополучно состоялась две недели назад, поэтому в работе у нее наступило временное затишье – в данный момент Тиффани готовила лишь несколько костюмов для телевизионного шоу. После того как Морган ушла, излив ей душу и немного ободрившись, Тиффани успела сделать несколько набросков и теперь красилась перед зеркалом с сознанием того, что день прошел не зря. Она надела белое облегающее платье от Билла Гласса, а из драгоценностей выбрала золотое ожерелье и такие же серьги. Завершив свой туалет, Тиффани взглянула на часы. Гости начнут съезжаться с минуты на минуту. Хотелось бы, чтобы Морган приехала в более подходящем для вечеринки настроении, чем то, в каком она уехала отсюда утром.
Тиффани отправилась проверить, все ли в порядке в гостиной. Оказалось, что Глория уже успела подать напитки, расставила в вазы свежие цветы и сделала приятное, интимное освещение.
Заросли комнатных растений отбрасывали причудливые голубые тени на гардины и ковер, покрывающий пол. Тиффани открыла бар и решила выпить мартини, ей требовалось что-нибудь для поднятия духа.
Хант приехал первым, и Тиффани с первого взгляда заметила, что он в ужасном настроении. Это могло быть по трем причинам: либо он снова поругался с продюсером, либо его не устраивает работа кого-то из подчиненных, либо дома обострилась ситуация.
– Что ты хочешь выпить, дорогой? – Тиффани нежно поцеловала его, но суровая складка на лбу у Ханта от этого не разгладилась.
– Все равно. Скажи, обязательно выходить из дома сегодня? Я чувствую себя совершенно разбитым. – Он сел в кресло и устало закрыл глаза.
– Тебе станет лучше, если ты выпьешь виски. Понимаешь, Морган только приехала, и я хотела устроить ей праздник. К тому же она сейчас не в лучшем состоянии…
– Что с ней стряслось на этот раз? – Хант всегда недолюбливал Морган, считая ее страсть к нарядам и светским вечеринкам чрезмерной даже для женщины. Он не был расположен вникать в чужие проблемы, когда голова шла кругом от своих собственных.
– Ничего особенного. Я думаю, приятный вечер в компании с нами и Грегом все поправит.
– Грега? Этого идиота? О Господи, Тифф! У меня был ужасный день, я хочу провести спокойный тихий вечер с тобой вдвоем, а ты пригласила целую кучу народа! – Он залпом осушил бокал и протянул его Тиффани для новой порции.
– Прости меня, Хант. Я… я думала, что мы повеселимся.
Повеселимся! Черта с два! Если еще и Морган придет в таком настроении, то вечер обещает быть на редкость скучным.
В этот момент Глория ввела в гостиную Грега, на лице которого сияла добродушная улыбка. Всякий раз, когда Тиффани его видела, ей на ум приходило сравнение с большим преданным псом, радостно виляющим хвостом, приветствуя хозяев. Его волосы всегда казались грязными и нечесаными, дорогие костюмы сидели на нем мешковато. Но добрые глаза, приятная улыбка и природная способность излучать тепло и веселье всегда действовали на Тиффани ободряюще. У Грега был великолепный голос – густой и низкий. Ему невозможно было отказать в удивительном чувстве юмора, которое было тем более редким, что Грег никогда не исключал из числа его объектов собственную персону.
– Привет, Грег, – улыбнулась Тиффани и поцеловала его в щеку. – Вы ведь знакомы с Хантом?
Хант едва кивнул в ответ, не обратив внимания на протянутую к себе большую ладонь Грега.
– Как здорово, что мы решили собраться! – сказал Грег, усаживаясь на софу и принимая из рук Тиффани бокал с виски. – Ты сегодня сказочно красива, Тиффани! Как твои дела? Как работа?
Хант угрюмо курил и поглядывал на Тиффани и Грега, которые непринужденно болтали, попивая виски. Грег слушал Тиффани вполуха, то и дело косясь на дверь в ожидании Морган. В конце концов Тиффани поймала себя на том, что давно произносит бессмысленный монолог в полной тишине, и ни один из присутствующих в гостиной мужчин ее не слушает.
И вдруг на пороге возникло прекрасное видение: в облаке розового шифона, сверкая драгоценностями и ослепительной белозубой улыбкой, появилась Морган. От нее исходил тончайший аромат дорогих духов, а на лице застыло самое беспечное выражение, которое только можно было себе вообразить. Такого перевоплощения Тиффани от сестры не ожидала – создавалось впечатление, что утром у нее в гостях был совсем другой человек.
– Грег!.. – Морган бросилась к нему навстречу с распростертыми объятиями. Она обняла его за шею и нежно, по-дружески поцеловала. Можно было подумать, что Грег – единственный человек на свете, которого она жаждет видеть. Грег зарделся как школьник и так и не убрал руку с ее талии, пока Морган приветствовала остальных.
– Что тебе налить, дорогая? – спросила Тиффани, воодушевившись и надеясь, что с приходом Морган в гостиной воцарится дух веселья.
– Разумеется, шампанского, чего же еще! – С этими словами Морган расположилась на софе и усадила подле себя Грега, колени которого тут же потонули в складках тончайшей розовой ткани, а щеки сделались пунцовыми от удовольствия. Грег не сводил с Морган восхищенных глаз, отказываясь верить в такое чудо: она снова рядом и еще более красива, чем прежде.
– Как вы съездили в Англию? – спросил Хант скорее из вежливости, чем из любопытства. Три порции виски сделали свое дело – его угрюмость сменилась язвительностью. Если судить объективно, Морган можно было назвать красавицей, но Ханту никогда не нравились женщины, похожие на кукол Барби.
– Это было потрясающе, просто волшебно! – Морган оседлала любимого конька и принялась рассказывать о своем путешествии, стараясь не упустить ни малейшей детали, упомянуть как можно больше громких имен и модных географических названий. Постепенно воодушевляясь, Морган незаметно переключила свое внимание на Тиффани и Ханта, и когда Грегу случалось задать какой-нибудь вопрос, она пропускала его мимо ушей. Уже через четверть часа все словно забыли о его присутствии в гостиной, но Грег, потрясенный и очарованный приветствием Морган, этого не замечал и продолжал смотреть на нее с обожанием, как на сказочную принцессу.
Хант вдруг резко поднялся, переполошив всю компанию, и поставил бокал на стол.
– Если мы собираемся сегодня ужинать, то пора двигаться в путь. Я умираю от голода.
Тиффани мягко улыбнулась и сказала:
– Я заказала столик в «Клубе». По-моему, там неплохо готовят.
В неловком молчании они спустились на лифте в подземный гараж. В машине Ханта всеобщая скованность не исчезла, напротив, разговор, который то и дело вяло вспыхивал, потом так же вяло затухал, едва складываясь из бессвязных, отрывочных замечаний по никому не интересным поводам.
– Сейчас на Бродвее поставили неплохое шоу «Кошки»…
– Что-то прохладно сегодня…
– Не представляю, как мы найдем место для парковки…
Единственным человеком, который за все время пути не произнес ни слова, был Грег. Ничто не могло отвлечь его от созерцания точеного профиля Морган.
– Господи, какая здесь толкотня, – заметил Хант, усаживаясь за столик.
– Что ты имеешь в виду? – забеспокоилась Тиффани.
– Слишком много туристов, – буркнул он и погрузился в чтение меню. – Ну-с, что бы нам заказать?
– Что касается меня, то я не голодна, – сказала Морган.
Хант и Тиффани переглянулись, а Грег взял ее руку в свою.
– Ты, я полагаю, привыкла в Англии совсем к другим ресторанам, дорогая, – сделал попытку пошутить Грег.
– Вовсе нет, с чего ты взял? – вдруг возмутилась Морган и отняла руку.
– Тогда, наверное, ты до сих пор не можешь прийти в себя от радости, что вернулась домой? – продолжал Грег, не чувствуя изменения в ее настроении.
– Радости? – переспросила Морган, взглянув на него как на слабоумного. – Хотелось бы мне увидеть человека, который будет рад вернуться из цивилизации к дикарям! В Нью-Йорке ужасно грязно и противно! – Надрывный вой полицейской сирены, донесшийся с улицы, заставил ее прерваться. – Вот, пожалуйста! От этого воя, который не смолкает здесь ни днем, ни ночью, кто угодно свихнется. Знаете, что я вам скажу? – И, не дожидаясь ответа, Морган с торжествующим видом заявила: – За все время своего пребывания в Лондоне я слышала полицейские сирены считанное количество раз, а ночью они вообще не гудят! В этой столице мира даже воздух пропитан благодатью, а от старинных зданий веет самой историей… – взволнованно дрожал голос Морган.
Тиффани вопросительно взглянула на сестру. Интересно, сколько мартини она выпила, перед тем как отправиться на эту вечеринку? Хант вместе со стулом развернулся к Морган, и его глаза вызывающе сверкнули.
– Если вам так славно жилось в Лондоне, отчего же вы вернулись? Почему не остались в этой вечно окутанной сырым туманом стране, аристократия которой до сих пор пребывает в заблуждении, что она стоит у кормила всемирной культуры, хотя 1900 год давно миновал? Эти снобы утешают себя мыслью, что их будущее в их прошлом, а на самом деле Англия давно превратилась во второразрядную страну!
– Я бы не стал так категорично выражаться, – тихо заметил Грег.
– А я стал бы! Назовите мне хотя бы одну отрасль производства, в которой Англия стояла бы в ряду с ведущими мировыми державами? – потребовал Хант.
Морган прикусила губу и с надеждой посмотрела на Грега.
– Отрасль производства – не знаю, а вот британский театр не уступает своих позиций на мировой сцене на протяжении веков, – откликнулся Грег.
– Ха! Театр – вчерашний день! А что вы скажете о киноиндустрии? – Хант, судя по всему, настроился спорить всерьез.
– Давайте лучше заказывать, а то мы проторчим здесь до ночи, – вмешалась Тиффани.
Они поужинали в полном молчании, которое нарушалось лишь в тех случаях, когда кто-либо обращался к официанту. Морган была похожа на праздничный фейерверк, исчерпавший свои возможности, – ее по-прежнему окутывал каскад волшебных искр, но их сияние потускнело в лучах искусственного света. Она ела и много пила, не поднимая головы. Нью-Йорк тяготил ее, заставлял ощущать себя потерянной в лабиринте жертвой. Утром она пробовала прогуляться по городу, и у нее осталось неприятное впечатление от этой прогулки – бездушная прямота и головокружительная высь небоскребов навевали на нее скуку, разбивка улиц, напоминавшая клетки шахматной доски, заставляла страдать от ностальгии по царственной элегантности Бельгравии, тишине Челси, роскоши Мэйфара, великолепию Букингемского дворца и парламента. Морган довела себя до такого состояния, что готова была расплакаться.
– Пойдемте отсюда, – бесцеремонно поднялся со своего места Хант.
Морган попросила первым делом завезти ее домой и категорично отказала Грегу, напрашивавшемуся на приглашение.
– Можно, я позвоню тебе завтра? – взмолился он.
Морган пожала плечами, и ее прекрасный профиль скрыла волна золотистых кудрей.
– Спокойной ночи, дорогая, – сказал Грег. – Я позвоню тебе около полудня, может быть, позавтракаем вместе?
Вместо ответа Морган бросилась бежать вверх по лестнице, оставив Грега стоять на тротуаре под презрительным взглядом Ханта и сострадательным Тиффани. Грег постарался скрыть свое разочарование под смущенной улыбкой, неловко потоптался на месте и наконец обратился к Тиффани:
– Пожалуй, я пройдусь пешком. Отсюда до моего дома всего пара кварталов, и прогулка перед сном будет полезна.
Тиффани с пониманием кивнула:
– Хорошо. Я была рада повидаться с тобой, Грег. Не пропадай, звони.
– Спасибо, Тифф. – Он изобразил нечто отдаленно напоминающее учтивый поклон и зашагал вниз по улице.
Морган пронеслась мимо швейцара, не обратив внимания на его церемонное приветствие и вежливое пожелание доброго вечера.
Слава Богу, она дома! Можно остаться одной, закрыться в комнате и никого не видеть. Вечер оказался гораздо более напряженным, чем она предполагала. Черт бы побрал Тиффани с ее идеей устроить праздник! В результате голова у нее раскалывается, а в горле застыл горький комок, мешающий глотать. До чего же отвратительна жизнь! Или она неудачно складывается только у нее? На ресницах у Морган задрожали слезы, ее душила жалость к самой себе. Хант словно с цепи сорвался, вцепился в нее мертвой хваткой. Тиффани тоже хороша – хоть бы слово сказала в защиту сестры! А Грег! Куда подевалась его извечная веселость? За весь вечер он не произнес ничего остроумного. Его преданные взгляды и дурацкая манера краснеть по любому поводу могут нагнать тоску на кого угодно! Морган вошла в квартиру, стараясь подавить рыдания, теснившиеся в груди и отчаянно рвущиеся наружу. Если бы она могла вернуться в Англию… если бы у Гарри хватило мужества пойти наперекор своей деспотичной матери… если бы…
В холле было темно и тихо, если не считать приглушенных звуков включенного телевизора, доносящихся из отцовского кабинета. Морган ступала осторожно на цыпочках, чтобы родители ее не услышали. Она не в силах сейчас вынести пристрастный допрос отца. Может, завтра она будет чувствовать себя увереннее. Ей нужно время, чтобы сочинить убедительный рассказ о том, как великолепно она повеселилась этим вечером. Сняв туфли, Морган пробежала к лестнице.
Резкий телефонный звонок заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Идиотское изобретение человечества! Почему же никто не берет трубку? Звонок оборвался. Морган вбежала наверх и свернула в коридорчик, ведущий в ее спальню. И вдруг остановилась как молнией пораженная. Пробегая через холл, она заметила на серебряном подносе для почты телеграфный бланк. Так и есть, вон он белеет в темноте. Если родители его не взяли, значит, телеграмма адресована ей.
Морган спустилась вниз, схватила телеграмму и опрометью бросилась к себе. Заперевшись на ключ, она дрожащими от волнения руками развернула листок.
Через миг ее торжествующий вопль сотряс сонную тишину дома и заставил вздрогнуть от ужаса Джо и Рут, которые мирно сидели у телевизора, слушая болтовню Джонни Карсона, заканчивающего свое «Шоу для полуночников».
Хант и Тиффани возвращались домой молча. Он мрачно смотрел на дорогу, крепко сжимая руль. Она тихо положила руку ему на бедро. Хант не сразу ответил на ласку – сжав ее пальцы в своей большой ладони, он уныло пробормотал:
– Прости меня, дорогая. Но после безумного дня есть дрянь в шумном кабаке и выносить эту парочку было выше моих сил.
– Я понимаю. Ты тоже прости меня, – с сожалением ответила Тиффани.
– У твоей сестры мозгов не больше, чем у курицы. А этот недотепа совсем свихнулся от любви. Они как нельзя лучше подходят друг для друга! – Хант резко ударил по тормозам и зло выругался в адрес пешехода, сунувшегося прямо под колеса. – Какие-то они были сегодня странные, тебе не показалось? Раньше, помнится, ворковали как голубки, а теперь словно кошка между ними пробежала. Разве они не собирались объявить о своей помолвке после возвращения Морган из Англии?
– Боюсь, что ее поездка разрушит их брачные планы, – осторожно высказалась Тиффани. – У нее в Англии был какой-то роман, оборвавшийся из-за ссоры. Морган немного не в своей тарелке… К тому же отец изводит ее расспросами – ты знаешь, он может душу из человека вытрясти. – Тиффани прижалась к Ханту. – Давай забудем обо всех на свете. Скорее бы уже добраться до дома. – Ее рука скользнула выше по его бедру. Как правило, Хант сразу же заводился от этого, но на этот раз насупился еще сильнее.
Тиффани резко отодвинулась от него и торопливо открыла сумочку, чтобы достать ключи. До тех пор, пока машина не остановилась у подъезда, они не проронили ни слова.
– Зайдешь? – самым беспечным тоном спросила она.
– Ты этого действительно хочешь?
– Поступай как знаешь, – ответила Тиффани и вылезла из машины.
Захлопнув дверцу, она, не оборачиваясь, пошла к двери, гордо расправив плечи. Через минуту Хант догнал ее.
В гостиной он первым делом подошел к бару и налил себе большой бокал виски, не предложив выпить Тиффани. Затем опустился в мягкое кресло, ослабил узел галстука и принялся большими глотками поглощать содержимое бокала. Все в поведении Ханта говорило о том, что внутренний разлад не позволяет ему преодолеть расстояние между ним самим и Тиффани, приблизиться к ней и найти в том утешение. Он был предельно серьезен; Тиффани вначале показалось, что в его глазах застыло равнодушие, но когда она поняла, что ошибается, неприятный холодок пополз у нее по позвоночнику. Хант готовился к разговору и не знал, как его начать. После долгой паузы он наконец выдавил из себя:
– Тифф… моя дорогая… ты ведь знаешь, что я люблю тебя…
Тиффани кивнула и с тоской взглянула в его карие глаза. Неужели настал тот миг прощания, которого она ждала и боялась больше всего на свете?
– Сегодня Джони устроила мне очередной скандал, – сказал Хант и, откинувшись на спинку, закрыл глаза, но тут же открыл их снова, почувствовав, что образ пьяной в стельку жены с искаженным от безумного визга лицом, немедленно пришедший ему на память, способен свести его с ума от ярости. – Я всем сердцем желал бы развестись с ней, но не могу покинуть сыновей. Они очень чуткие, от них ничего не скроешь. Им страшно от одной мысли, что когда-нибудь я могу уйти и не вернуться. Каждое утро Мэт провожает меня на работу в слезах, спрашивает, приду ли я к тому времени, когда мать отправит их спать – а в глазах у него страх. Я люблю их, Тифф. Если мы с Джони разведемся, дети останутся у нее, а я смогу их видеть лишь по выходным. Как я могу стать для них воскресным папой, сама подумай? Я постоянно думаю о том, как мой отец ушел от матери, не могу забыть, как мне было тогда больно и обидно. И потом, меня не покидало чувство, собственной вины. Теперь я понимаю, что все было не так. Но как объяснить это ребенку?
– Ты уверен, что суд оставит детей Джони? – тихо спросила Тиффани, подливая Ханту виски.
– Она – мать, к тому же она их тоже любит, да и дети к ней привязаны. Тифф, я в отчаянии, я не знаю, что делать. – Хант уперся локтями в колени и уронил голову на руки. Из бокала на пол потекла тоненькая струйка.
– Но… мы ведь можем продолжать видеться… иногда, не так ли? – сквозь пелену слез, застлавшую ей глаза, спросила Тиффани. – Даже если ты не разведешься.
Хант поднял голову и внимательно посмотрел на Тиффани, потом вскочил и, подбежав к ней, крепко прижал ее к груди.
– Тифф, я не могу жить без тебя. – Он зарылся лицом в ее волосы. – Я люблю тебя… тебя одну, но ведь мы не сможем пожениться, хотя я мечтаю о том, чтобы никогда с тобой не расставаться. А мои сыновья… – Его голос задрожал и оборвался. Тиффани поняла, что Хант близок к тому, чтобы разрыдаться.
– Я понимаю тебя, любимый. Хорошо, что ты обо всем рассказал мне. – Она запустила руку в его волосы и ласково погладила темные спутанные кудри. – Я не могу быть твоей женой, но жить без тебя тоже не могу. И если нам суждена такая доля, надо с ней смириться… – Она обняла его, словно не желая отпустить от себя ни на миг. – Пусть все будет по-прежнему.
