Текст книги "Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Юлия Жукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 96 (всего у книги 98 страниц)
– А, Ажгдийдимидин! – радуется Умукх. – Ну как, всё нормально?
Духовник слегка кланяется.
– Премного благодарен. Вы сняли с моего сердца огромный груз, и теперь я чувствую себя снова молодым.
– Да ты и есть молодой, – удивляется Умукх. – Но ты сегодня намного лучше выглядишь. Вот бы тебе всё время такую штуку носить!
Ажгдийдимидин опускает взгляд.
– Соблазн велик. Но на мне лежит ответственность за всю планету. Я не могу просто так взять и выйти из игры.
Умукх делает печальную рожицу.
– Я спрошу у Ирлика, как тебе самому её снимать и надевать, – обещает он и добавляет: – если не забуду, конечно.
– Мы напомним! – радостно сообщает Унгуц. – А вот бы вы ещё для Айши такую штучку сделали. Ей – то можно и не снимать, даже лучше было бы.
– Ещё чего! – внезапно возмущается Кир. – Нет, на время я могу понять, но чтобы она тоже могла снимать!
– Но Кир, – вздыхает Ажгдийдимидин. – Быть духовником совсем не просто, тем более, для девочки. Ты только подумай, её же не будут воспринимать всерьёз. Это очень тяжёлая судьба. И если есть возможность её избежать, то…
– То пусть кто – нибудь другой избегает, – Кир упрямо складывает руки на груди. – Она уже всё решила. Она будет первой в мире духовницей, она так хочет. И я уверен, что она справится.
Ажгдийдимидин просительно смотрит на Азамата, мол, урезонь ребёнка. Но Азамат качает головой.
– Старейшина, боюсь, я присоединяюсь к Айшиному решению. Да, ей будет трудно, но подумайте вот о чём: она не единственная и не последняя на Муданге девочка с духовными способностями. Раз уж так вышло, что она попала в учение, этим надо пользоваться, чтобы продвигать идею женщины – духовника и сократить количество вынужденных знающих в пользу хорошо обученных духовников. Простите, что говорю, как политик, но вы же понимаете, что следующий раз такой прецедент может произойти ещё через сотни лет, а вы не понаслышке знаете, как тяжело женщине отказаться от использования своей силы.
Духовник вскидывает на него шокированный взгляд и быстро оглядывается по сторонам, проверяя, не услышал ли кто лишний намёка на его сестру.
– А… кто такая Айша? – вкрадчиво интересуется Умукх в повисшей тишине.
Кир принимается объяснять, пока Азамат с Ажгдийдимидином ведут немой спор взглядами, бровями и наклоном головы. Азамат побеждает, заставив духовника смиренно вздохнуть.
– Прошу меня простить, – откланивается муж. – Мне нужно обсудить одно дело с министром безопасности.
Министр безопасности – это у нас Ирнчин. Я бросаю косой взгляд на Янку, которая немного отлипла от бога и пытается вникнуть в суть разговора про Айшу.
– Лиз, что эти шовинисты опять выдумали? – спрашивает она меня на родном. – И почему этот мужик должен не понаслышке что – то знать про женские чувства?
– У него сестра подхалтуривает колдовством, – поясняю я. – Только это страшный секрет, не вздумай никому говорить, испортишь всю жизнь бедной женщине и всей её семье.
Янка в томном жесте прикрывает глаза ладонью.
– Этот Муданг! Куда ни плюнь всё жизнь кому – нибудь испортишь!
– Да, социальное положение у нас – хрупкая вещь. Чихнул – и нету.
– У нас? – усмехается Янка. – Ладно, госпожа муданжка, ты вот что скажи, твой муж пошёл с моим козлом разговаривать, да? А мы не можем как – нибудь…
Её прерывает жужжание моего телефона – сообщение от Азамата: «Зная твою любознательность, оставил дверь приоткрытой».
– Можем, – ухмыляюсь я.
Когда мы подкрадываемся к Ирнчиновой двери, там уже вовсю идёт разговор.
– А у тебя что, душа под кустом не прячется, когда они в гости заходят? – несколько повышенным тоном вопрошает Ирнчин.
– Было дело поначалу, – соглашается Азамат. – Но я привык со временем. Они действительно не имеют в виду вреда.
– Это игра с огнём! – кипятится Ирнчин. – Имеют, не имеют… Что богу дела до жизни одного человека? Как тебе до муравья! Сегодня он тебе оказывает любезности, а завтра доедает твою семью! Азамат, я не могу себе позволить её потерять. Она всё для меня, понимаешь, она свет в жизни!
Янка корчит рожу и приосанивается, а у меня случается дежа вю.
– Я очень хорошо тебя понимаю, – размеренно отвечает Азамат. – Но ты должен осознать две вещи. Во – первых, если ты будешь ограничивать её свободу, то потеряешь её обязательно, очень быстро и бесповоротно. С земной женщиной просто нельзя так обращаться, это я тебе как эксперт говорю. А во – вторых, мой опыт общения с богами показывает, что они относятся к людям совсем не так наплевательски, как мы привыкли думать. Даже грознейшие из них вроде Учок – хона воспринимают людей скорее как домашних питомцев, чем как букашек. Ирлик – хон – во всех отношениях самый могущественный из богов, – глубоко заинтересован в людях как в источнике знаний. Что же касается Умукх – хона, мы сегодня утром с ним беседовали, как раз насчёт флейты, и у меня сложилось впечатление, что он искренне дорожит каждой человеческой жизнью, как будто мы ему все родные дети. Я понимаю, что тебе страшно. Мне тоже поначалу было страшно. Но ты не столичная барышня, ты наёмник. Ты должен и сквозь страх видеть риски. И риск потерять её, потому что ты ведёшь себя, как беспомощный дурак, гораздо выше, чем риск попасть под ноги рассеянному богу.
– Ну Азама – ат, – практически стонет Ирнчин. – Она на него
так
смотрит…
Янка рядом со мной закатывает глаза так, что они чуть там не остаются.
Азамат фыркает.
– Так ты определись, друг, ты боишься за её жизнь или верность?
– Я за всё боюсь, – вздыхает Ирнчин. – Я что ни сделаю, всё оказывается не так и неправильно. Я каждую свободную минуту только сижу и думаю, как мне с ней себя при следующей встрече вести, чтобы она меня тут же не бросила.
Янка беззвучно ахает.
– Ты вообще знаешь, почему она хочет по земному обряду жениться? – продолжает распаляться Ирнчин.
– Потому что у них браки не навсегда, – откликается Азамат.
– Вот именно! – снова повышает голос Ирнчин. – Она просто собирается меня бросить, когда я ей окончательно надоем.
Янка стучит кулаком себе по лбу и всячески гримасничает в том смысле, что нельзя быть таким мнительным.
– А тебе не приходит в голову, что она тоже боится? – осторожно интересуется Азамат.
– Ей – то чего бояться? – не понимает Ирнчин. – Что я не обеспечу ей безбедную жизнь? Или наоборот, накоплю на десятерых детей?
– Н – нет, – усмехается Азамат. – Я вполне уверен, что ни того, ни другого. Зато она, например, может бояться, что ты не дашь ей работать. Что ты будешь контролировать её жизнь, её круг общения. И ты только что дал ей весьма серьёзный повод для опасений.
– Ну хорошо, допустим ты прав, и боги действительно не так опасны, и пусть у меня губы дрожат при мысли, что она вот сейчас с ним разговаривает и может что – то ляпнуть такое, что он её сразу сотрёт в порошок, ничего, свой страх я перетерплю, я и правда привычный. Но что если она ввяжется во что – то действительно опасное? Я и тогда должен позволять ей делать, как она хочет? И если она интересуется другим мужчиной, я должен сидеть сложа руки и надеяться, что это пройдёт?
– А ты не пытался с ней самой об этом разговаривать? – осведомляется Азамат.
– О чём «об этом»?
– Скажем, я полагаю, ей было бы интересно узнать, что ты столько времени думаешь о ней, что тебе так трудно даётся это ухаживание, что ты не понимаешь, как ей угодить… Да и насчёт опасности, я уверен, если бы ты связно объяснил, чего именно ты опасаешься, не пришлось бы двери запирать. Уж с её – то профессией оценка рисков – ежедневное дело.
– Азамат, – несколько обескураженно произносит Ирнчин, – но я же не могу ей сказать, что я ничего не понимаю и боюсь. Какой я буду после этого мужик? Я ей совсем разонравлюсь.
Янка складывает бровки домиком и прикусывает кулак, но всё же не удерживается от умилённо – мяукающего звука, и в каюте повисает напряжённая тишина. Однако провал Янку совершенно не выбивает из колеи – вместо того, чтобы драпать, она врывается в каюту и угрожающе – размашистой походкой приближается к Ирнчину, на которого несколько жалко смотреть.
– Ты идиот! – громогласно заявляет она, после чего крепко обнимает его посерёдке и так же решительно добавляет: – Но я тебя очень люблю, так что тебе придётся резко поумнеть!
Ирнчин беспомощно переводит взгляд с Янки на Азамата, на меня и обратно на Янку, не зная, куда девать руки, в итоге решает, что логично попробовать её тоже обнять.
Она выворачивает голову, чтобы глянуть на меня, не отпуская его.
– Лиз, вот чё мне делать с этим подарком судьбы?
– Холить и лелеять, – с трудом сдерживая смех, предлагаю я.
– Ты говоришь, как моя совесть, – вздыхает Янка. – А хочется – то воспитывать и укрощать.
– Мужчин нельзя воспитывать, у них от этого язва и мигрень бывает. Их можно только дрессировать, награждая за хорошее поведение. А ты дрессировкой пренебрегаешь и вон до чего мужика довела, что он тебя в комнате запирает.
– Я довела?!
– А кто же?
– При дрессировке, – внезапно встревает Азамат в наш базар, – важно быть последовательным и чётко формулировать, какое именно поведение поощряется, при этом ставить выполнимые задачи. Это и в обратную сторону тоже работает. Ну, Лиз, как думаешь, безопасно их оставлять наедине?
– Да думаю, не передерутся.
– Ну тогда пошли Тирбиша подменим, – он кладёт мне руку на плечи и подталкивает к выходу.
– Азамат! – окликает Ирнчин. – Ты это что, подстроил всё, что ли?
Азамат слегка оборачивается.
– Ну, я полагал, что проблема у вас в непонимании. Я повидал домашних тиранов, и ты – не один из них, так что не пытайся им стать, и всё будет хорошо.
На этом он подмигивает и закрывает за нами дверь.
* * *
Азамат долго и тщательно морально готовился к своему первому полномасштабному контакту с метрополией, и всё же оказался совершенно не готов к суровой действительности. Девочка – пограничник, подняв глаза, чтобы сверить картинку на удостоверении с лицом предъявителя, слегка задохнулась и не смогла справиться с ошеломлённым восхищением во взгляде, хотя погранцов вроде бы на такой случай тренируют. Дальше – хуже. Азамат, понятное, дело, возвышается над толпой землян, как утёс над морем, и привлекает гораздо больше внимания, чем ему бы хотелось. За то время, что мы прошли все бюрократические инстанции и выпали на относительно свежий воздух, моему мужу успели состроить глазки четыре официантки, семь охранниц, два сотрудника страховой компании, таксистка и около десятка разнополых пассажиров.
Когда мы наконец втиснулись в поданную к выходу авиетку, Азамат сполз на сиденье так, чтобы сбоку не видно было, и, похоже, рад был бы закопаться под коврик.
– Что это было?! – выдыхает он, когда мы разгоняемся на узенькой взлётной – а я и забыла уже, что на Земле такого рода транспорту разбег нужен.
– Это была миниатюра «адекватная реакция», – хмыкаю я, перемигиваясь с Янкой, которая своего благоверного на всякий случай вела под локоток, чтобы не украли.
– Хочешь сказать, я у
всех
земных женщин буду вызывать такую реакцию? – ужасается Азамат.
– Ну, некоторые умеют сдерживаться, – пожимаю плечами я.
Азамат глубоко вздыхает и, пробормотав что – то о противоестественных культурных шаблонах, выпрямляется, чтобы уже наконец взглянуть в окно.
Кир, Умукх и Унгуц таращатся туда с самого начала.
– Пап, смотри, дома прям все как наш дворец! – восклицает Кир.
Я тоже обращаю внимание на родной, хотя и подзабытый, зубчатый контур горизонта, лес сияющих небоскрёбов.
– Сколько же тут людей… – качает головой Унгуц.
– Где? – не понимает Умукх, которому, похоже, не очевидно, что это за конструкции такие.
– В домах, – поясняет Кир. – Это же всё жилые дома, да, мам?
– Не всё, офисные тут тоже есть. Жилые обычно зеленее, – я показываю на островок многоэтажек, плотно покрытых зелёной порослью. Из – за нехватки места в самых густонаселённых районах на Земле обычно не делают парков, а вместо этого деревья сажают на общественных балконах каждые четыре – пять этажей, так что дома получаются полностью покрыты зеленью.
Тем временем наша авиетка складывает крылья и впархивает в прозрачную трубу, где продолжает движение на магнитных опорах. Пилот переводит управление в автоматический режим и расслабляется.
Азамат окидывает взглядом простирающиеся спереди и справа от нас «американские горки» – хитросплетение таких же труб, по которым шныряют авиетки.
– У вас тут что, просто так летать нельзя? – интересуется он у пилота.
– За городом кое – где можно, и в жилых зонах. А тут большой узел, без шансов.
– А на машине как? – спрашивает Ирнчин, тщетно пытаясь различить что – нибудь внизу под нами. – По дорогам?
– Тоже по трубам, – качает головой пилот. – Только ближе к земле, дома огибать приходится. Ну и на колёсах так не разгонишься, как на магнитах.
– И давно у вас так? – оборачивается ко мне Азамат, будто надеется, что я сейчас развею всё это как мираж.
– Всю мою жизнь уж точно, – пожимаю плечами. – Это у вас два унгуца в небе никогда не встретятся, а тут без труб страшно представить, сколько было бы аварий.
Азамат качает головой.
– Я помню, как ты, когда первый раз Дол увидела, сказала, мол, как здорово, тут совсем нет людей. Теперь понимаю, что тебе это было весьма непривычно.
Первая наша остановка – дом моей маман. Собственно, моё семейство тут и пропишется на время пребывания, а остальные наши спутники размещаются в гостинице за углом. Умукх ещё в космопорту перед паспортным контролем принял более человекообразную форму, так что теперь он похож на пережарившегося на солнышке подростка – альбиноса, впрочем, рядом с Азаматом его всё равно никто не замечает.
Маман встречает нас у калитки своего дизайнерского сада и сразу кидается обнимать – не уворачивается никто, даже бог. Впрочем, от неё и дьявол бы не увернулся, чего там какой – то ктырь со змеями на голове…
– Приехали мои хорошие! – приговаривает маман, заключая в пылких объятьях напряжённого Ирнчина. – Так, а это у нас кто?
– Мама, это Кир, наш с Азаматом старшенький, – представляю я, лихорадочно вспоминая, есть ли среди присутствующих кто – то непосвящённый в Великую Тайну.
– Ой, внучо – о-ок!!! – разражается мама, стискивая Кира так, что он проминается посерёдке. Азамат еле слышно вздыхает с облегчением – можно подумать, он ожидал какой – то другой реакции.
– А Олежек – то как вырос! – продолжает мама, отпустив наконец Кира. – Ну что, давайте в дом, устали наверное, с дороги – то, холодненького попейте…
– Да какое устали, мам, мы только проснулись и с комфортом доехали. Нам с Азаматом через два часа надо быть в головном офисе ЗС, а остальным Янка взялась обеспечивать культурную программу. Сейчас багаж разложим, переоденемся и разбежимся.
– А я что буду делать? – возмущается маман.
– С ребёнком сидеть! – ехидно предлагаю я.
– Вот я так и знала, что ты его на меня повесишь! – притворно жалуется мама, перехватывая у меня мелкого. Он её, конечно, не помнит, но новым людям всегда радуется. – Ладно же, идите развлекайтесь, мы с Олежеком и без вас не соскучимся, правда, моё золотко?
Алэк весело поддакивает.
Затащив чемоданы и переодевшись в парадное, мы с Азаматом выходим на террасу глотнуть того самого холодненького, а то уж очень бабье лето в этом году удалось. Одновременно с нами на террасу из сада поднимается молодой человек сильно муданжской наружности, неся в руках коробку с саженцами. Нас он заметить не успевает, но чуть не роняет саженцы, уперевшись взглядом в Унгуца, который был занят изучением маминой коллекции облепих.
– Унгуц?! – выпаливает молодой человек.
– Сычик?! – не менее ошеломлённо отзывается Унгуц. Его и без того морщинистое лицо совсем складывается в сборочку, а глаза приобретают неестественный блеск. – Мальчик мой, да ты совсем взрослый… Как же ты тут оказался?
– Тот же вопрос к тебе, – недоумённо говорит Сычик, ставя саженцы от греха подальше на широкий подоконник. – Я – то у Ирмы – хон работаю в фирме, а вот что ты у неё в доме делаешь? Меня искал, что ли?
– Нет, я думал, ты наёмничаешь где – то, – мотает головой Унгуц. – А я тут в свите Императора на переговоры прилетел, – и кивает в сторону Азамата.
Тут парень наконец – то замечает нас. А мы при полном параде. Азамат всё порывался для общения с ЗС одеться по – земному, чтобы за варвара не считали, но мысль о нём в деловом костюме с галстуком сразу заставляла меня хохотать до икоты, так что решено было нарядиться в муданжском стиле, как подобает в такой ситуации – золотое шитьё с камнями, тонна бус, цепочки в волосах и всё в таком духе. Сычик умудрился нас не заметить только потому, что мы стояли в тени, а если бы солнышко попало, мы бы горели, как ёлочки.
– А – ахмад – хон? – запинается парень, таращась на нам круглыми глазами. – А… почему здесь?
– Потому что Ирма – моя мать, – объясняю я, сама несколько в растерянности. – А вы родственники, что ли?
– Сыч – внук Старейшины, двоюродный брат Ирих, – поясняет мне Азамат, потом кивает Сычу. – Да, ты знатно вырос, я тебя совсем маленьким последний раз видел. Ты меня и не помнишь, поди.
Сыч вытягивает вперёд голову, поскольку глаза уже больше вытаращить не может.
– Дядя Байч – Харах?!
Тут к нам присоединяется моя маман с кувшином ледяного чая.
– А, Сычик, ты мне подготовил саженцев на завтра? – спрашивает она на ломаном муданжском.
Сыч молча кивает и указывает на коробку.
– Ирма – хон, вы мне не говорили, что ваша дочь замужем за Императором Муданга, которого я ещё и знаю с детства, – укоризненно замечает он.
Маман ставит кувшин и отмахивается.
– Да ну вас, муданжцев, поди разбери, кому чего говорить – не говорить. И потом, тебе – то он никто, ты ж не гражданин Муданга.
– Как не гражданин? – удивляется Унгуц. А я только соображаю, когда это мама успела так выучить муданжский, если даже всеобщий всю жизнь освоить не могла.
– Ирма – хон мне выхлопотала земное гражданство, – поясняет Сыч.
– А как ты вообще сюда попал? – интересуется Унгуц.
– Как – как, гастарбайтером. Тут программу открыли, на четыре месяца можно приезжать на подработки, а то земляне все переквалифицированные, ручную работу делать некому. Вот я и приехал, занимался ремонтом домов. Ирме – хон вот эту террасу построил. Потом по мелочи в саду помогал. Ну и – она решила меня оставить.
– Ну, мам, ты даёшь, ни словом же не обмолвилась, – укоряю я.
– А чего я, отчитываться тебе должна? Ты себе завела муданжца, а я чем хуже? Сашка в другом городе, ты вообще в другой галактике, я что ли сама должна полы мыть во всём доме? Свои дети пользы не приносят, так хоть чужие.
– Это не чужие, – усмехается Азамат. – Это тоже считай свои. Ну ладно, давай, Лиз, по стаканчику и пошли, не хотелось бы опоздать. Старейшина, вы тоже с нами, так что не расслабляйтесь, с Сычом ещё поболтаете.
– Да уж, было бы интересно, – соглашается Унгуц, поправляя парадный диль.
Мы с Азаматом, Ирнчином и обоими Старейшинами выгружаемся из казённой авиетки у парадного входа в здание Земного Союза. Азамату в дополнение к парадным одеяниям пришлось напялить Императорский венец – меховую шапку в драгоценных камнях и с высоченным шпилем, который, конечно, не вписывается в дверной проём авиетки. Туда один Азамат – то не вписывается, чего уж там. Однако ему всё же удаётся не ударить в грязь лицом, и очень хорошо, потому что нас встречает толпа журналистов с камерами.
– А как же закон о нефотографировании? – тихо интересуюсь я.
Азамат пожимает плечами.
– На Земле он не действует.
Нас выходят встречать какие – то незнакомые персонажи из ЗС. Не то чтобы я знала в лицо всех тамошних чиновников, но эти даже по новостям не примелькались. Азамат с ними учтиво здоровается за руку, тщательно скрывая дискомфорт – для него этот обычай по – прежнему дикость. Я чувствую себя ряженой – в муданжских декорациях с моей – то славянской физиономией, но стараюсь не показывать неловкости, улыбаюсь и позирую. Хоть маме будет картинка на стенку повесить.
В уютной просторной переговорной Азамат быстренько снимает венец и отдаёт Ирнчину на хранение. Старейшины рассаживаются по обе стороны от нас: Унгуц – с любопытством подавшись вперёд, а Ажгдийдимидин, наоборот, отрешённо прикрыв глаза и покручивая перламутровый браслет на запястье. Всем нам выдаётся по гарнитуре с синхронным переводом, который нужен одному только Ажги – хяну, но дипломатия такая дипломатия.
Мы восседаем в торце длинного овального стола, и места за ним постепенно начинают заполняться разнообразными должностными лицами. Я узнаю одну африканку – верховного комиссара по правам человека, затем араба – советника по предупреждению геноцида, эти двое несколько лет назад то и дело маячили во всевозможных СМИ из – за продолжительного конфликта на Эспаге. Ещё одно знакомое лицо – кто – то там по поддержанию биоразнообразия, рядом с ним несколько незнакомых, потом индиец по экономической помощи слаборазвитым нациям (он – то тут что забыл?), вот эта, кажется, шведка по гендерному вопросу, потом снова неизвестные товарищи, потом… Боже мой, что тут делает ректор моего мединститута?!
Долго страдать от непонимания мне не пришлось: нам раздают буклетики с краткой информацией обо всех присутствующих должностных лицах с фотографиями и занимаемыми постами, причём всеобщий продублирован осторожным муданжским переводом. Хм, оказывается, мой ректор продвинулся по службе и теперь занимается медицинской помощью всё тем же… слаборазвитым.
– Такой список присутствующих, что я себя чувствую попрошайкой, – усмехается Азамат. – Ладно, надеюсь, они скоро поймут, что в большинстве сфер мы и сами с усами.
Наконец, когда все расселись, открываются двери лифта, и из них выезжает генеральный секретарь Земного Союза, маршал Ваткин собственной персоной. Его инвалидное кресло, исполненное в стиле стим – панк, оборудовано по последнему слову техники и помимо собственно двигательного оснащения имеет микрофон прямо сразу с динамиком, вентилятор, подогрев, телескопические опоры для подъёма на высоту стоящего человека и ещё какую – то установку, похожую на пушку для фейерверков. Возможно, с тех пор как мы с Сашкой это обсуждали, ещё чего – нибудь прикрутили и понаставили, просто я не в курсе.
Азамат смотрит на маршала, с трудом скрывая изумление. Он – то его видел только на видеоконференции, а лицо Ваткину как раз очень хорошо подлатали.
– Неужели здесь, на Земле, не смогли его вылечить? – шёпотом спрашивает он у меня.
– Ему протезы ставить не на что, там надо всё тело пересаживать, а он не хочет, дескать, пусть его вид всем напоминает, что такое война, – поясняю я.
Устроившись за столом, маршал обводит взглядом нашу делегацию, кивает Азамату, прищуривается на меня и даёт знак начинать.
С первыми словами приветственной речи заместителя мы получаем сюрприз, Унгуц даже не удерживается от громкого аханья – синхронистом оказывается не кто иной как мой препод муданжского из колледжа, он же ученик Унгуца, Валентин. К счастью, кажется, никто не решает, что мы несерьёзно относимся к мероприятию, так что всё проходит чин по чину. Все наши высказывания для официальной части под камеру написаны заранее, выучены и отрепетированы, а моя ария вообще коротенькая и сводится к наблюдению «сколько всего не сделано, сколько всего ещё предстоит не сделать». Азамат, как всегда, красноречив, и говорит на настолько чистом и изящном всеобщем, что многие земляне позавидуют. Наши отвечают довольно общими фразами, и ближе к концу я начинаю всерьёз опасаться заснуть в прямом эфире.
Однако официальная часть всё же завершается, после чего мы все приглашаемся на неформально – банкетную часть в другом зале, куда уже не пускают репортёров, а значит, можно расслабиться и поговорить как живые люди.
– Байч – Харах! – громогласно окликает Азамата маршал, как только двери между залами закрываются. – Наконец – то в реале! Я думал, помру раньше, чем ты вылезешь из экрана! Ну рассказывай, как жизнь. И как тебе удалось уломать свой дом престарелых сделать женщину министром.
Азамат быстро оглядывается, но Унгуца рядом нет – побежал здороваться с Валентином, а Ажги – хян не понимает на всеобщем.
– Как говорится, по знакомству, – отвечает он маршалу с улыбкой. – Элизабет не просто министр, она ещё и моя жена.
Маршал снова на меня прищуривается и наконец, видимо, узнаёт.
– Батюшки – светы, да это ж Лизка Гринберг! Я тут сижу голову ломаю, откуда я её могу знать. Вот это да! А брательник – то ни словом не обмолвился.
– Ну так правильно, – замечаю я, – работать надо, а не сплетни распускать.
Азамат с маршалом продолжают светскую беседу, пока все восполняют потери калорий, а я внезапно выхватываю из гула за спиной разговор на моём родном языке.
– Я так понял, они не привели его сюда.
– А точно не один из них? Он на человека – то вообще похож?
– Понятия не имею, его ж никто не видел.
– Ну тогда вряд ли, да и потом, была бы охрана какая – нибудь, а лучше аквариум…
– Да вы на их Императора посмотрите, я вообще не понимаю, кто придумал этих дикарей до высших должностных лиц допускать, он же тут в лучшем случае подбирает кандидатов для человеческих жертвоприношений в своих религиозных ритуалах.
Раз уж я это слышу, то Азамат и подавно, даже сквозь разговор.
– Извините, секундочку, – говорит он маршалу и разворачивается, громко и отчётливо оповещая бормотунов: – К вашему сведению, как таковой религии на Муданге нет, а любые жертвоприношения носят метафорический характер, однако если уважаемые господа интересуются…
Один из попавших в центр внимания сплетников тихо матерится, другой резко делает вид, что понимает только на всеобщем.
– Кстати, – продолжает Азамат, легко переходя на опорный язык мероприятия, – я что – то не припомню вас в книжечке. С кем имею честь?
– А, это мои коллеги, – втискивается в кадр тот самый знакомый мне товарищ по биоразнообразию. – Вот, господин Сержо, координатор проекта по изучению муданжской фауны внеземного происхождения.
– Здравствуйте, – подаёт руку господин Сержо. Судя по голосу, это тот, который хотел аквариум.
– Очень приятно, – иронично улыбается Азамат, пожимая руку. – Разрешите уточнить, если мне не изменяет память, когда мы договаривались об изучении определённых представителей муданжской фауны, речь шла о том, что нам будет предоставлена возможность заниматься этим самостоятельно, насколько позволит ситуация…
– Совершенно верно, но мы также договаривались, что вы привезёте образец. Вот как раз моя команда им и будет заниматься, – поясняет господин Сержо.
– Да, кстати, – включается в разговор маршал. – Где этот твой негуманоид?
Азамат кидает взгляд на часы и припоминает:
– Полагаю, осматривает экспозицию музея изящных искусств.
Повисает несколько напряжённая тишина.
– Вы что, его просто так к людям пускаете? – ахает Сержо. – Это же биологическая опасность!
– Да вы знаете, он меня не спрашивает, пускаю я его или нет, – усмехается Азамат. – Он на это исследование добровольно согласился, и ему вряд ли понравится сидеть
в аквариуме
Вообще, если вы намеревались каким – либо образом контролировать его поведение и перемещение, то боюсь, придётся в самом скором времени менять программу проекта, потому что максимум что вы сможете сделать – это попросить.
– То есть, он прямо совсем разумный? – уточняет другой сотрудник проекта. – В смысле, не шимпанзе, не дельфин, а, можно сказать, на человеческом уровне развития сознания?
– Я не специалист, мне трудно судить, я только хочу сказать, что с его мнением необходимо считаться.
– А у него есть мнение? – интересуется подошедшая дама, судя по бэджику – из образовательной ветки. – Я так понимаю, у человекообразных обезьян, обученных человеческому языку, как раз не наблюдается способности выражать своё мнение и задавать вопросы. Ваш образец – задаёт?
– Даже слишком много, – фыркаю я.
– Давайте вы его просто сюда приведёте, и мы на него посмотрим! – решительно предлагает маршал. – Всем же интересно, а от музея тут один квартал!
Предложение вызывает некоторый ропот, поскольку большинство побаивается оказаться в одном помещении с инопланетной разумной тварью, но маршал резонно напоминает, что тут охраны побольше, чем в музее, и пусть уж лучше тварь пугает собравшихся здесь подготовленных и защищённых людей, чем ничего не подозревающих посетителей выставок. Так что Умукху в рекордные сроки делают специальный пропуск, и маршал с Азаматом посылают кого – то его привести.
По такому поводу в банкетный зал набивается тьма тайно и явно вооружённой охраны, и всё это выглядит крайне непривлекательно. Умукх – странное существо, кто его знает, что он отмочит, безобидное, но непонятное. Ирнчин, мыслящий в том же направлении, впервые за время мероприятия подаёт голос и на основании своих полномочий как министра национальной безопасности требует, чтобы охрана переходила к решительным действиям только и исключительно по команде маршала. У меня немного отлегает от сердца, но я по – прежнему неприязненно кошусь на защитничков.
И – сегодня день встреч. Это лицо я вряд ли когда – нибудь забуду.
– О, – говорю я неестественно живо, – Азамат, иди – ка сюда, я тебя познакомлю.
Хватаю слегка сбитого с толку мужа и подтаскиваю к одному из охранников, который тоже не понимает, что происходит и косится на старших по званию.
– Вот, смотри, дорогой, – распаляюсь я, – этому человеку ты обязан тем, что я осталась на твоём корабле, а не улетела на Землю вместе с детками!
Лицо Азамата светлеет от понимания.
– А, так это ваша была прекрасная идея бросить девушку в приставном коридоре между двумя кораблями и запереть дверь? Ваше счастье, что на моём корабле установлены камеры наблюдения по всей внешней поверхности, и что мой сотрудник проверил чистоту коридора, а то, знаете, преступная халатность…
Охранник, до которого, видимо, наконец – то дошло, о чём речь, раздувает ноздри и вытягивается.
– Я… всё по инструкции!
Азамат прожигает его взглядом, затем с независимым видом поворачивается к подкатившему Ваткину.
– Нельзя ли мне попросить об одолжении? У меня есть основания полагать, что этот офицер не соответствует требуемому уровню подготовки и представляет собой уязвимость. Возможно, было бы лучше его заменить.
– Да я уже так и понял, что тут проблема. Заменим, а ты, Байч – Харах, ну или Лиза, подай жалобу официально, иначе расследование провести нельзя.
– Мне казалось, Сашка подавал, – припоминаю я.
– Сашка твой – не потерпевший и не свидетель. Сама подай. Бюрократия же… А, вот, ведут вашего.
Я успеваю состроить мстительную рожу вслед охраннику и обернуться как раз к тому моменту, когда через дальние двери входят Сашка и Умукх.
Бог всё в том же белом диле и в человеческой форме – в смысле, наиболее приближенной к человеческой. Вытравленные косички в сочетании с нездорово – красной кожей и очень, очень светлыми серыми глазами, производят неизгладимое впечатление, но сотрудников ЗС так просто не удивишь.
