Текст книги "Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Юлия Жукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 85 (всего у книги 98 страниц)
Все мужики озадаченно на меня смотрят, пытаясь понять, причём тут медведи. Первым находится Азамат, который, возможно, слышал это выражение от мамы, ну или просто понял, что оно из моего языка забежало.
– Вот не надо, – горячо говорит он Аравату. – Не надо меня теперь убеждать, что это было для моего же блага. И, кстати, Алансэ за меня всё равно бы не пошла, у неё стандарты под стать твоим. И вообще, если ты считаешь, что человека можно воспитывать такими методами – что ж, пожинай плоды.
– Правильно, – кивает Арават, – а ты, конечно, знаешь, как надо людей воспитывать! Ребёнку толком не представился, зубрёжкой замучил и бросил, как надоевшую игрушку!
Азамат багровеет, и явно не от стыда.
– Ничего подобного! – выпаливает Кир. – Я сначала не понял, но теперь я всё понимаю! И это было давным – давно!
Хос сливается со стеной, Алэк начинает хныкать. Ой, надо что – то делать, они же сейчас вообще подерутся!
– Котик, – тихонечко трогаю Азамата. – Только не убей его, пожалуйста. Он тебя нарочно злит, ты же понимаешь.
Азамат с видимым усилием сдерживается и выдыхает.
– Что – то тут жарко, – говорит, утирая пот. Подумав, стаскивает жилетку. У Аравата внезапно расширяются глаза.
– Ты… сынок… что случилось?!
Азамат моргает.
– Что ж ты сразу не сказал… – бормочет старик в оцепенении. – То – то кашляешь… Девка, что ж ты его не лечишь?
– Да я бы полечила, только тут… – начинаю, но Азамат вдруг начинает хохотать. Я осекаюсь и воззряюсь на него – не рехнулся ли? И тут тоже замечаю пятно «крови» у него на рубашке. Меня тоже пробивает на ржач. Кир хихикает. Хос тоже хрюкает, хотя не знаю, понял ли он, в чём дело.
– Ты не ранен? – робко вопрошает из своего угла Арон.
– Нет, конечно, – фыркает Азамат. – Это сок драконьих яиц, он на воздухе буреет. А кашляю я, потому что простудился.
Арават украдкой вытирает лоб.
– Ты меня так не пугай, я старый уже, – говорит. – Мне хватило одного раза тебя чуть не похоронить. Воспитание – воспитанием, а разозлился я тогда на совесть, знаешь ли. Нет, ну это надо! Чуть не погиб ради каких – то шакальих баб, да ещё такое лицо угробил! До сих пор, как подумаю, аж трясёт от злости! – Арават показательно стискивает кулаки. Потом переводит дыхание. – Ну хоть ребёнка красивого сделал, и то утеха старику.
Он замолкает, а Азамат как – то странно, напряжённо на него смотрит. Будто ждёт. Арават и вправду колеблется, то откроет рот, то отвернётся… Арон издаёт какой – то звук, и я грожу ему кулаком. Этому идиоту нужно ввести вакцину своевременности, да поболезненнее.
Наконец Арават накачивает в чакры достаточно космической энергии, чтобы еле слышно, сдавленно, глотая звуки, выдавить:
– Прости, сын.
Из Азамата как будто какие – то подпорки выпали. Он весь оседает и расслабляется, как тряпочный. Даже пошатывается немного, но его Кир по – прежнему за локоть держит.
– Конечно, – безголосо отвечает Азамат. – Конечно прощаю. Ты же знаешь, я всегда всех прощаю, стоит только попросить…
Мы все стоим чуть не минуту в полной тишине, впитывая историчность момента. Потом Азамат и Арават одновременно решают, что стоять больше невозможно и с некоторым трудом разбредаются по сидячим местам. Арават просто падает на диван, как будто извинение отняло у него последние жизненные силы. Азамат опускается более грациозно, потом трёт лицо руками.
– Лизонька, со мной надо что – то делать, а то я так до следующего выезда проболею.
Я молча киваю и подзываю Кира.
– Уложи братика, хорошо? Если сможешь, конечно.
Кир исчезает из гостиной вместе с Хосом, которого Азаматова родня даже не заметила, кажется.
Я перехожу в рабочий режим и перестаю обращать внимание на внешние раздражители. Загоняю Азамата в постель и, пока вирусный анализатор ищет, чем именно его пробрало, обрабатываю симптоматическими средствами. Очень хорошо, что мы здесь, а не в столице, потому что здесь у меня есть купленный ещё тогда на Гарнете вирусный анализатор – прибор, разработанный специально для исследования чужих планет с непредсказуемой фауной; он определяет строение вируса и подсказывает, каким веществом его можно связать. В большинстве случаев сам же это вещество и генерирует из банка элементов. К сожалению, всё это занимает несколько часов, так что приходится пока сбивать зашкаливающую температуру и успокаивать бедняжку мужа, который уже двадцать лет не болел простудой и пятнадцать – вообще ничем. Когда препарат наконец – то готов и введён в кровь, я отрубаюсь прежде самого Азамата.
Глава 31
Поскольку Тирбиш в отъезде, а Азамат на больничном, кормить Алэка встаю я. Растрёпанная, со вчера немытая, в первой попавшейся одежде, я топаю вниз с мелким наперевес. Он, под стать папе, в это время суток бодр и весел, увлечённо балакает о чём – то и цепляется за перила на лестнице.
Я сажаю его на кухне в детский стульчик и достаю всё для приготовления мясо – молочной каши по матушкиному рецепту. Этот продукт, наравне с прочим детским питанием, которое она рекомендовала, я прогнала сквозь несколько анализаторов, выяснила точный состав, жирность, калорийность и всё прочее, и даже посылала образцы на экспертизу. Экспертиза мне ответила, что заинтересована в покупке патента, вот только породы и корм скота, из которого получают ключевые ингредиенты, для них загадка. Я им ответила, что изобретение не моё, мол, поговорю с источником. Не знаю уж, как матушка отнесётся к идее продать права на кашу…
Подо все эти мысли я минут десять вожусь с кашей и ребёнком, пока замечаю, что в кухне я не одна. На дальнем диване у окна притулился Арават.
– О, – интеллектуально говорю я. – Ты уже тут.
– Долго же ты думаешь, – отвечает он. – А я отсюда никуда и не уходил, мне Кир тут постелил.
Я припоминаю, что вчера бросила Азаматово семейство разбираться самостоятельно. Кир молодец, ответственный. Ну что ж, я, конечно, от вида свёкра не в восторге, но и устраивать скандалов больше не собираюсь. Он вчера всё – таки извинился, хоть и через пень – колоду. А у меня к нему, собственно, кроме его отношения к Азамату, претензий не было. Не помешало бы, конечно, ему и за свои воспитательные методы извиниться, ну да всему своё время. Главное, что у Азамата наконец – то разрешился его экзистенциальный кризис, и мне больше не нужно строить из себя богиню возмездия, можно ограничиться привычным амплуа вредной и своенравной инопланетянки.
Я зеваю под стать Хосу, сверкая хищными зубами.
– Ты завтракал?
– Нет ещё, – задумчиво произносит Арават, рассматривая меня. – А ты всегда так неприлично одеваешься?
– У себя дома я одеваюсь, как хочу. Не нравится – дверь найдёшь, – отрезаю я, включая кофеварку. – И вообще, если тебя интересует, как я одеваюсь, вон открой в планшете статью про меня, там полный список торговых марок с артикулами и ссылками на магазины.
Он замолкает, но взгляд не отводит.
Тем временем Алэк отбирает у меня ложку и принимается шарашить ею по столу. Это означает, что он хочет пожевать специальных сухариков для дёсен, но его манера выражать свои желания мне не очень нравится, поэтому я не кидаюсь их исполнять.
– А по – человечески попросить? – хмурюсь я.
Ребёнок ещё пару раз проходится по столу, но потом, видимо, вспоминает, что надо делать, если мама не понимает. У нас этот разговор уже не первый раз, всё – таки.
– Амамам ухаха, – по слогам объясняет мне дитятко.
– То – то же, – в тон ему отвечаю я и лезу в шкафчик за лакомством. Потом рассыпаю горстку сухарей по столу, и Алэк принимается их собирать с умилительно сосредоточенным выражением на физиономии.
– Ты бы ему хоть в миску насыпала, – замечает Арават. – Да и вообще, куда такому маленькому сухари, у него ж зубов нет.
– Миску он сам себе организует, можешь полюбоваться, – отвечаю я, доставая из холодильника яйца на омлет.
Арават осторожно подходит поближе, огибая меня по широкой дуге. Правильно.
Алэк тем временем корпеет над высокоинтеллектуальной задачей. На нём надет пластиковый слюнявчик с желобком внизу, достаточно большим, чтобы туда поместились все сухари. Ребёнок обнаружил это свойство слюнявчика ещё пару недель назад, когда случайно просыпал туда целую пиалу. А ещё он обнаружил, что отправлять сухарики в рот горстями гораздо приятнее и проще, чем по одному, потому что если одним промахнёшься, ничего не съешь, а если штук пять – шесть сразу запихивать, то хотя бы половина в рот попадёт. Поэтому теперь Алэк кропотливо перекладывает сухарики со стола в слюнявчик, чтобы потом залямать их сразу помногу. Я только слежу, чтобы не подавился, но вообще, он довольно аккуратно ест.
Осознав суть процесса, Арават стихает, только косится на меня время от времени как – то вопросительно. Алэк меж тем отправляет в рот первую горсть, просыпав три штуки за воротник, зажимает сухари между дёснами и широко улыбается дедушке. Сухари, кстати сказать, фиолетовые в чёрную крапинку, потому что с черничным вкусом. Арават внезапно громко покатывается со смеху.
К завтраку подтягивается Кир и немедленно начинает суетиться: расставлять тарелки, мыть пиалу и венчик, кормить моих котов сметаной и только что не мыть окна. Видимо, нервничает из – за Аравата. А я вот как – то уже и не переживаю. Ну Арават… Я всякой нечисти повидала, а тут, подумаешь, противный старикан.
– Как там отец? – спрашивает Кир как бы между делом, протирая готовочный стол от одному ему видимой грязи.
– Когда я уходила, спал, сейчас не знаю, – пожимаю плечами. – Раскладывай омлет, я пойду его проведаю, вдруг он тоже завтракать будет.
Азамат к моему приходу как раз успел открыть один глаз и вспомнить, кто он и где. Я плюхаюсь на кровать рядом и принимаюсь ощупывать и осматривать пациента. Он скорее жив – ловит мои руки, щекочется и целуется. Настроение тоже по высшей отметке, видать.
– Завтракать будешь? – спрашиваю.
– Не отказался бы, – отвечает он севшим голосом.
Если учесть, что у него и в норме голос такой низкий, что можно асфальт дробить, сейчас это уже что – то сродни извержению вулкана.
– Тогда одевайся. Тепло.
Я вытаскиваю из шкафа самый тёплый Азаматов домашний костюм, флисовые носки и свитер маминой вязки.
– У нас в кухне северный полюс? – интересуется муж, облачаясь.
– Ну, там нет ковра на полу, – замечаю я. – А подвал не отапливается.
Азамат закатывает глаза, но не спорит. Привык, что я в этих делах не допускаю разногласий.
Внизу Кир сразу кидается его обслуживать.
– Отец, ты кофе будешь или чай? А молока тебе подогреть? С перцем, с маслом?
– Погоди, – рокочет Азамат. – Дай я поем, а там посмотрим, – он кивает Аравату, неуютно сидящему у противоположного торца стола. – Как у тебя ночь прошла? Где тебя положили – то вчера?
– Да тут, – Арават кивает на диван у окна. – Ничего, всё хорошо, дом у тебя добротный, сразу видно… Вот только кошки… Стоит лечь, приходят и сверху ложатся. Это что вообще? Я пару раз их согнал, потом заснул. Утром все на мне были. Зачем тебе их столько, тут вроде не болота, гнуса особо не должно быть?
– Просто так, – улыбается Азамат. – Мы любим зверьё.
Кир тихонько прыскает, прикладывает руки к голове, где у Хоса уши и помахивает ими. Мы тоже ухмыляемся, а Арават только сдвигает брови и переводит взгляд с Кира на нас и обратно.
– Кстати, куда Хос вчера делся? Домой ушёл? – спрашиваю я.
– Не, он у меня в комнате дрыхнет, – мотает головой Кир. – Всю ночь мульты смотрел в телефоне, на рассвете окосел от них совсем и завалился под столом.
Арават вытаращивает на Кира возмущённые глаза, а потом серьёзно сообщает Азамату:
– Я как раз собирался с тобой серьёзно поговорить о том, что твой сын водится с сомнительной компанией…
Наш дружный оглушительный гогот повергает его в глубокое недоумение.
– Между прочим, – вспоминает Азамат. – Кто – нибудь мне расскажет, как так получилось, что вы хорошо знакомы, а я об этом ничего не знаю?
Кир опускает взгляд и ёрзает на месте.
– А чего тут рассказывать? – с вызовом говорит Арават. – Ты за ним особо не присматривал, но кто – то же должен! А я его ещё в Худуле заприметил, до того, как ты о нём публично объявил. Ох и сильно же я удивился… Свою – то кровь всегда признаю…
– Кир, а ты почему ничего не сказал? – Азамат переводит испытующий взгляд на ребёнка, которому, судя по тому, как он извивается, кто – то насыпал муравьёв на стул.
– Ну, я не хотел тебя напрягать… И вообще мы не очень часто разговаривали тогда…
– Котик, не мучай ребёнка, – вступаюсь я. – Сам подумай, что он мог тебе сказать? И как бы ты отреагировал, узнав, что твой отец сдружился с твоим сыном помимо твоего ведома?
– С твоим, да уж, – как – то странно усмехается Арават.
– Ты о чём? – моргает Азамат.
Арават тяжело вздыхает.
– Сынок, я понимаю, ты хотел меня защитить. Но уж мальчику – то можно сказать правду.
Мы все дружно моргаем. Азамат соображает первым:
– Ты что, думаешь, он твой, что ли?
– Конечно мой! – отрезает Арават. – Он же как с меня отлит, ты на него посмотри!
Кир втягивает голову в плечи и поглядывает то на нас, то на деда.
– Этого не может быть, – говорим мы с Азаматом хором.
– Ну конечно! – протягивает Арават. – Ладно уж, в своём – то кругу можно и начистоту. Я ничего не отрицаю. Знаю, что ты мать очень любил всегда и тебе обидно, наверное, но сам посуди, она ведь от меня ушла девять лет назад! А я был ещё ничего себе мужик. Да и разница у нас была изрядная, ты же знаешь, она ведь не красавица… Конечно, это всё не оправдание, но я бы не стал от него отказываться, если б знал.
Мы с Азаматом переглядываемся. Так и подмывает спросить Аравата, спал ли он с Азаматовой невестой, но по официальной версии она не имеет к Киру никакого отношения, а рассказывать Аравату всю подноготную не очень – то хочется. С его представлениями о должном как знать, не выдаст ли. По легенде же я мать Кира, соответственно, это со мной он должен был бы согрешить. Боже, как это отвратительно!
– Не сходи с ума, – морщусь я. – У меня с тобой ничего не было, и ребёнок твоим быть не может.
Арават закатывает глаза.
– Кого ты дуришь, женщина? Слепой увидит и тупой поймёт, что ты при родах Кира даже через улицу не была. А скорее всего, и на планете. Мой он, и точка.
Мы с Азаматом ещё раз переглядываемся.
– Этого не может быть вне зависимости от того, кто его мать, – настаиваю я. – Когда мы его только сюда привезли, я делала тест на отцовство. Он сын Азамата. Если бы у Азамата был брат – близнец, можно было бы ещё поспорить. Но ты там близко не проходил. Если хочешь, могу прямо сейчас ещё раз взять у вас обоих анализ и…
– Да кого волнуют твои тесты! – фыркает Арават. – У меня глаза есть, и видят они ещё весьма неплохо. Мало ли, что там твои машинки пишут! Я своё всегда узнаю.
Азамат кашляет – то ли для привлечения внимания, то ли просто потому что кашляет.
– Значит так, отец. Давай договоримся. Ты можешь думать по поводу Кира всё, что хочешь, но я совершенно искренне считаю его своим. И я буду его воспитывать и принимать все решения, которые его касаются. Я не против, чтобы ты поддерживал с ним отношения, в конце концов, Кир уже большой мальчик и может сам выбирать, с кем общаться. Кстати, что касается его компании, у меня есть пара идей, что с этим делать, и мы их уже обсуждали между собой. Так вот. Если ты хочешь думать, что он твой, а я просто тебя защищаю – пожалуйста, думай. Но если он когда – нибудь провинится, ты скажешь об этом мне. И не вздумай наказывать его своими методами. Если я узнаю, что ты его хоть пальцем тронул, ты его больше не увидишь. А я узнаю, даже если Кир сам ничего не скажет. У меня глаза и уши по всей планете, да такие, что ты и не представляешь.
Закончив речь, Азамат снова кашляет, и я уже не сомневаюсь, что это болезненное.
– Кир, сынок, – с нажимом говорит муж, – ты там что – то говорил про горячее молоко с маслом? Сделай, а?
– Что? Да, сейчас! – остолбенело откликается Кир и бросается к холодильнику.
Я в свою очередь иду рыться в аптечке. Народные средства, конечно, замечательно, но и лечения никто не отменял.
– Ишь ты как развернул, – наконец находит слова Арават. – Кто бы мог подумать, что я такого неженку вырастил. Или ты считаешь, что я тебя несправедливо наказывал? Меня – то в детстве отец похлеще порол, я тебя ещё жалеючи…
– Я ничего не считаю, – шепелявит Азамат, рассасывая гигантскую противовоспалительную таблетку. – Справедливо там, несправедливо, кто теперь установит. Я только знаю, что моих детей никто не будет бить, пока я жив.
– Ну я посмотрю, как ты вырастишь из них хороших людей без ремня, – с сомнением кривится Арават. – Пока что он водится с друзьями, которые спят под столом.
Кир поджимает губы и остаётся стоять у плиты, как статуя протеста.
– Под столом спит не Киров друг, а мой подчинённый, – не моргнув глазом сообщает Азамат. – А я за восемь лет командования поднаторел в воспитательном деле, ни разу никого не стукнув. И намерен продолжать в том же духе.
– Вообще, – вставляю я свои пять копеек, – на Земле уже несколько веков телесные наказания – это подсудное дело. И ничего, хватает хороших людей.
Арават смотрит на меня так, будто хочет сказать, что мне бы в своё время хорошая порка не повредила, но при Азамате не решается.
– Лизонька, – резко меняет тему Азамат. – Мы сегодня в столицу возвращаемся?
– Ещё чего! – фыркаю я. – Ты же там сразу на работу выйдешь! Нет уж, сиди тут, лечись. Отзвонись своим дармоедам, скажи им, что заболел, пускай тебе ещё больничный оплатят, если надо, я оформлю.
– Тебе чего, денег не хватает, прорва? – опешивает Арават. – Жена Императора!
– Мне всего хватает, а кто – то тут энцефалолинзы хотел.
– Ты меня соблазняешь, – довольно улыбается Азамат. – А погулять выпустишь? Там такой снежок с утра шёл…
– Какой погулять?! Я тебя щас в камин целиком засуну, и питаться будешь одним эвкалиптовым маслом! Гулять он собрался по морозу!
Азамат стоически выдерживает мой фейерверк, на всякий случай прикрыв голову ладонью.
– Понял, понял, рыбонька, не кипятись. Я просто спросил, на всякий случай. А завтра выпустишь?
Я с шумом набираю воздуха на следующую гневную тираду, но Азамат быстро снижает цену:
– А послезавтра?
– Посмотрим, – мрачно сдаюсь я. – Если будешь хорошо себя вести, пить все таблетки, много лежать и мало работать.
– Чем не пожертвуешь ради благой цели, – вздыхает он. – А лежать обязательно в спальне или можно в гостиной?
– Можно в гостиной, – окончательно размякаю я. – Только я там камин включу.
– И зажаришь меня на вертеле.
– С перцем и горчицей.
– Согласен.
– Вперёд.
Я иду разжигать камин и слышу за спиной голос Аравата:
– Ну ты и подкаблучник…
– Она обо мне заботится, – мечтательно произносит Азамат. – Ты не поймёшь, наверное. Я сам поначалу не понимал.
Я возвращаюсь в кухню сопроводить супруга на ложе, сопровождаю, укладываю и укрываю пледом по пояс.
– Ну ты его ещё запеленай! – возмущается Арават, пришедший следом. – На нём вон какой кафтан пуховый, куда ещё? У меня такой был похожий, жалко износился. Где ты его покупал, Азамат?
– Мне его Лизина мать связала, – гордо сообщает Азамат, закладывая руки за голову и приготавливаясь целый день плевать в потолок.
– Мать?! Эта жуткая баба?!!
– Зря ты о ней так, – ехидно замечаю я. – Она бы и тебе связала, ты ей понравился.
Арават закрывает лицо руками.
– Нет, спасибо, я обойдусь.
– Ну ты ещё подумай, – медовым голосом продолжаю я. – Она пока что другим занята, но другое скоро кончится и придёт к нам на почту, и тогда у неё начнут чесаться руки… Конечно, ещё есть Хос и Тирбиш…
Арават кривит рот и смотрит на меня, как на змея – искусителя.
– И что, она вот этих всех оленей и орлов вывязывала? Полиняют же всё равно.
– Земная шесть не линяет.
Арават скрипит зубами так, что стёкла дребезжат.
– Я подумаю, – наконец сообщает он мрачно.
Кир приносит Алэка и укладывает его Азамату на живот в качестве грелки. У Алэка другие соображения по этому поводу: папа нужен для того, чтобы играть в унгуцики, то есть подпирать ребёнка ладонями под пузо и мотать им над головой, чем круче повороты, тем громче счастливый визг. Азамату и самому этот процесс доставляет массу удовольствия, он смеётся и сюсюкает, как я в страшном сне не могу. Кир смотрит на них с откровенной завистью, и я тыкаю его под рёбра. Он совершенно неожиданно отвечает тем же. Я щекотки вообще не боюсь, но такую наглость снести невозможно, поэтому я применяю все свои козырные приёмы, отточенные в потасовках с братом. Азамату тоже перепадает пару раз, Кир хохочет и брыкается, Алэк пищит, короче говоря, диван превращается в бедлам с бесильней.
Наконец мы более – менее выдыхаемся, растягиваемся поверх Азамата, который, со свойственной ему ответственностью, ещё и придерживает нас, чтобы не укатились. Алэк сидит посерёдке, круглыми глазами оглядывает нас и увлечённо жуёт кулак.
– У него скоро зубы будут резаться, да? – спрашивает Кир, отдышавшись.
– Похоже, – говорю. – У него где – то была жевалка специальная, не знаю уж, куда её Тирбиш дел.
Над нами вырастает мрачная тень.
– И часто у тебя такое непотребство творится? – ласково интересуется Арават.
Я строю ему противную рожу, Кир покатывается, Азамат смотрит на Аравата задумчиво и с жалостью, поудобнее перехватывая сползающего Кира.
– Ты считаешь, что ещё недостаточно меня воспитал? Боюсь, что продолжать поздно. Я такой как есть и исправляться не собираюсь. Я рад тебя видеть и счастлив, что мы наконец – то разрешили старые споры. Но я твоими же стараниями уже давно свой собственный человек, у меня своя семья, и ты в неё не входишь. Ты сам так решил. А раз так, то в этом доме ты гость, и веди себя, как подобает гостю.
Честно говоря, мне уже начинает казаться, что Азамат переборщил. Всё – таки старик очень самолюбив, а на такое кто угодно обидится, даже притом, что всё справедливо. Однако Арават разворачивает проблему неожиданным для меня ракурсом.
Он выпрямляется и поглаживает бороду.
– Ты знаешь, я всегда считал, что мне очень не повезло с сыновьями. Вы с Ароном оба всегда были безвольными и бессмысленными. Я ожидал, что вернувшись на планету с женой, ты тут же приползёшь ко мне вымаливать прощение. Что будешь ходить и скулить под окнами, как побитый щенок. Зашлёшь жену меня задабривать. Но ты не пришёл, а жена твоя такая стерва, что никого в мире задобрить не может. Твой духовник приезжал за тебя просить, но как я понял, без твоего ведома. Вместо того, чтобы ползать на брюхе, ты добился избрания. Я решил тебя поощрить и объявил, что признаю. Думал, ты придёшь обниматься и благодарить. Но ты снова не пришёл. Теперь я сам явился в твой дом и попросил прощения. И оказалось, что я тебе вовсе не нужен.
Он внезапно припадает на одно колено, чтобы быть на одном уровне с лежащим Азаматом, и я замечаю, что глаза у него неестественно блестят.
– Я рад, сын. Я в тебе ошибался. Ты можешь добиться своего, когда хочешь. Ты прав, воспитывать тебя незачем, ты теперь настоящий человек, честолюбивый и решительный, и я тебе не указ. Значит, моя жизнь прошла не зря. Я оставляю после себя сына, за которого мне не стыдно.
Повисает напряжённая тишина. Я болезненно ощущаю в построениях Аравата фундаментальную ошибку и только что не молюсь, чтобы Азамат на неё не указал. Но ему, видать, очень хочется расставить все точки, причём именно сейчас, когда между ним и Араватом вся его семья как забор.
– Ты во мне не ошибался, – спокойным, вкрадчивым голосом говорит Азамат. – Я никогда не хотел и теперь не хочу быть Императором. Конечно, мне приятно признание, оно добавляет мне уверенности в себе и своих решениях, заниматься политикой мне достаточно интересно, но… Была бы моя воля, я бы бросил всё вот прямо сегодня. Однако я слабый человек и не могу заставить себя подвести людей, которые на меня рассчитывают. Конечно, я изменился за время изгнания. Но не рассказывай себе сказок, я по – прежнему не тот, кем ты меня хотел видеть.
– Подвести меня тебе никогда не составляло труда, – хрипло отвечает Арават.
– Напротив, я всю жизнь мучаюсь совестью из – за того, что не смог оправдать твои ожидания, – возражает Азамат. – Даже сейчас. Но я над собой работаю.
– Ты правда хотел их оправдать? – поднимает брови Арават.
– Конечно хотел, – тяжело говорит Азамат. – Я хотел, чтобы ты меня любил. Я понимаю, что ты вообще не склонен к сильным чувствам, но хотя бы не меньше, чем Арона, отец. Конечно, он младше, так всегда бывает, но я ведь старался, я всё делал, как ты говорил. И ты меня выгнал.
– Болван! – взрывается Арават. – Я всегда любил тебя
больше
, чем Арона! Просто на нём я быстро поставил крест, понял, что из него толку не выйдет. И да, ты, как придурок, делал всё точно, как я говорил, будто своей головы нет! Если б ты хоть раз отказался, взбунтовался, пошёл против меня, я бы знал, что мой сын будет мужиком! Но ты же был как тряпочная кукла!
Снова повисает напряжённая тишина. Азамат смотрит в пространство, глубоко дыша, но я чувствую, как у меня под щекой колотится его сердце. Алэк, притихший под взрослые разборки, шёпотом агукает и гладит папу неумелой ручкой.
– Вот потому, – наконец произносит Азамат, – я и не доверю тебе своих детей. Как, интересно, я должен был догадаться, что ты хочешь бунта, если ты меня порол за каждое мелкое неповиновение? Даже после изгнания у меня ушло несколько лет на то, чтобы научиться делать так, как я считаю правильным, а не так, как мне говорят.
– А вы не пробовали иногда разговаривать? – тихо интересуюсь я, чувствуя, что Азамат закончил речь.
– Что ты, разговоры – это женское дело, – ехидно отвечает Азамат, косясь на Аравата. – Но я согласен, можно было бы и пораньше во всём разобраться.
Арават окончательно садится на пол, скрестив ноги, и тяжело вздыхает.
– Я всё же рад, что ты такой, как есть, – признаётся он. – Пусть не такой, как я хотел, но гораздо лучше, чем я думал. Может быть, когда твои дети повзрослеют, ты поймёшь, почему я делал то, что делал.
– Надеюсь, что нет, – криво ухмыляется Азамат. – Мне мои дети нравятся сытыми и небитыми. Должно быть, это мои извращённые представления о красоте.
Арават открывает рот что – то сказать, но тут в гостиную заходит Арон. Он в домашнем диле поверх пижамы, потягивается и зевает.
– Всем доброго утра, – блаженно сообщает он. – А чё там за мешки в прихожей перед лифтом, я об них споткнулся?
– Ой! – Кир хлопает себя по лбу. – Я же забыл драконьи яйца убрать! Я сейчас! – он начинается барахтаться, чтобы встать, но Азамат его останавливает.
– Погоди, зачем их убирать, надо сразу вино ставить. Тащи их сюда, почистим… Это – то мне можно, Лиз?
– Почистить разрешаю, – ухмыляюсь я. – Только ковёр застелите, а то у них сок такой пачкучий…
– А где вы взяли драконьи яйца, да ещё посреди зимы? – удивляется Арават.
– Ирлик – хон поделился, – отвечает Азамат, садясь.
Алэк возмущается, что его спустили на колени, начинает жужжать и пихаться.
– Ну – ну, – Азамат похлопывает его по пузу. – Не всё ж мне лежать. Сейчас вкусненького дадим.
– Ирлик – хон? – переспрашивает Арават. – И за кем из вас он приходил?
Азамат приподнимает брови, потом смеётся.
– Ни за кем, он к нам просто так заходит, от скуки. Правда, теперь он нашёл себе развлечение, думаю, так часто бывать перестанет.
Арават шепчет что – то подозрительно похожее на гуйхалах.
Кир приносит мешки, я застилаю ковёр и напяливаю на Азамата свой фартук с овечками. Алэк скандалит, разбрасывает мангустовы яблоки и пачкается в соке.
– Ишь какой норов с утра, – замечает Азамат. – Тебе бы погулять да в снегу повозиться, а не сидеть тут на руках. Но видишь, мне нельзя…
– Давай я с ним погуляю! – вызывается Кир. – Всё равно с куницей собирался.
– Тебе скучно будет, небось, – говорит Азамат. – Жалко, пёс твой в столице… Хоть Хоса вытащи поразмяться. Надо его как – то переводить в дневной режим, а то ночью тяжело по лесу ходить. Лиза, ты бы тоже погуляла, а то на выезде все дни в работе…
– Тебе не терпится нас выгнать и съесть все яйца, что ли? – усмехаюсь я.
– Да нет, мне просто жалко, что такая погода, а вы дома сидите.
Погода и правда классная: солнечно, падает лёгкий снежок, явно липкий, самое то для постройки крепостей.
– А ты не будешь страдать, что мы гуляем, а ты тут один сидишь? – уточняю я.
– Я не один, я с отцом и братом, – усмехается Азамат. – Ну, пострадаю немножко, конечно, но ты же меня знаешь, я быстро отхожу.
– Ладно, – я наклоняюсь и целую его в нос. – Не последний день снег, ещё погуляем вместе. А я тебе вечером что – нибудь испеку вкусненькое.
– Ловлю на слове, – улыбается он и берётся за ножик для чистки мангустовых яблок.
Арон и Арават пододвигают кресла и усаживаются принять участие в работе, а я забираю капризного Алэка и иду одеваться.
Хос, понятно, совсем не рад побудке через какие – то четыре – пять часов после отбоя, но кто ж его заставлял до утра в экран пялиться. Вообще, надо за ним присматривать, а то в человеческом мире много соблазнов и опасностей, о которых лесной житель даже не подозревает. Надеюсь, Азамат выделит ему в охрану кого – нибудь толкового.
Впрочем, на улице Хос быстро оживляется, особенно когда в него попадает пущенный мной снежок. Мы с Алэком, запаянным в непромокающий костюм, прячемся за кустом. Мелкий даже пытается помогать мне лепить боеприпасы. Кир с Хосом скрываются за деревом и ведут обстрел оттуда. Хос, правда, больше мешается, потому что никак не приладится лепить снежки, у него всё время получаются колбаски с плохой аэродинамикой.
После первого раунда и немного прогревшись, мы переходим к созидательной деятельности: созидаем большого снеговика с кошачьими ушами, а потом поодаль две крепости с бойницами. Выпущенная куница носится по снежным стенам с радостными воплями, а потом сигает куда – то в сугроб и ловит там мышь. Алэк выкапывает себе траншею в нетронутом снегу и ползает по ней кругами, только синий капюшон видать. Второй раунд перестрелки проходит веселее: Хос явно обучаем, даже разок в меня попадает. Кир вообще отлично целится, но и я не лыком шита, шапку с него сшибла два раза.
Домой мы возвращаемся только когда Алэк засыпает в своей траншее – коляску я не стала выкатывать, а на снегу спать всё – таки я ему не даю, хотя производители костюма и уверяют, что можно. Вваливаемся в дом, разогретые, краснощёкие, плотно покрытые снежными гранулами. А в гостиной творится нечто.
Мангустовы яблоки почищены, разложены по бутылкам и подготовлены к брожению. Шкурки аккуратно сложены в большой мусорный мешок. Все трое мужиков валяются на полу, истерически хохоча, держась за животы, колошматя кулаками по полу и друг другу, ржут с подвывом, со слезами и хрюканьем, причём похоже, что уже давно. Одно из кресел лежит на боку, Арон мусолит подушку, которая в нём обитала.
