Текст книги "Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Юлия Жукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 98 страниц)
Коса заплетена и мы начинаем прощаться. Пора возвращаться, а то потемну летать всё-таки небольшое удовольствие даже с инфракрасным экраном. Мы клятвенно заверяем матушку, что будем навещать и подвозить всякие южные вкусности. Она в свою очередь обещает держать телефон заряженным и подключённым к выносной антенне, которую мы ей оставили.
– А вы не хотите поближе перебраться? – спрашиваю. – Подыскали бы местечко поприятнее, построили бы там дом с удобствами…
– Нет, – легко отказывается она. – У меня тут подруги есть, рыбка ловится круглый год, а больше мне ничего и не надо особенно. Вот, на счастливого ребёнка посмотреть только.
Мы по очереди обнимаем её на прощанье и улетаем из-под заснеженной горы вверх, в синеву, а потом прочь, на юг, над гигантскими деревьями, плоскими горами и широкими равнинными реками.
Когда мы подлетаем к Ахмадхоту, уже довольно темно, хотя мне кажется, что три дня назад в это же время было гораздо темнее. Весна всё-таки. Ахмадхот, подсвеченный яркими окнами, напоминает паутинку в росе. Зависнув для посадки над садом, мы видим все окрестные дома. Вон заросшее хозяйство Ирнчина, вон мой клуб, вон дом Старейшин и толпа у него… Мы мягко опускаемся в траву.
У дверей нас поджидает – кто бы другой, а? – Алтонгирел, будь он неладен. А я так надеялась сегодня без него обойтись.
– Ну как лошади? – ядовитенько спрашивает он, как будто точно знает, что никаких лошадей мы не видели, а всё это было предлогом для чего-то ещё.
– Отличные лошади, – радостно заявляет Азамат. – Я себе взял серебряного. Как говорит Лиза, красотища неимоверная.
Мы входим в дом, раздеваемся, и Азамат сразу разводит огонь в печке. Вообще этот их саман хорошо держит температуру, тут градусов пятнадцать, но Азамат всё никак не может привыкнуть к мысли, что я могу существовать при низких температурах.
– А ещё, – продолжает муж радостно, – мы навестили мою мать. А я и не знал, что она от отца ушла, – он поднимает взгляд от топки на Алтонгирела и поводит бровью.
Алтонгирел, по-моему, и сам этого не знал, но ему западло признаваться.
– Я думаю, тебе было полезно узнать это от неё самой, – спокойно говорит он, глядя в сторону. Мне остаётся только головой качать. Алтонгирел решительно меняет тему. – Как драгоценной госпоже понравились пейзажи?
– Я была просто очарована, – в тон ему отвечаю я. Азамат вдруг как будто что-то вспоминает и взбегает по лестнице на второй этаж, а возвращается со своим запылённым буком. Аккуратно протирает его тряпочкой на кухне, потом усаживается на диван и раскладывает бук на коленях.
– Иди-ка сюда, Лиза. Будем дом проектировать.
Я присаживаюсь рядом, по пути отмечая, как на секунду офигевает Алтонгирел.
– Начнём с размера, – предлагает Азамат, разминая пальцы. – Ты какой хочешь?
– А какой престижнее?
– Ну, большой, конечно.
– Давай большой, – легко решаю я.
– Хорошо, – Азамат начинает вбивать параметры нового проекта. – Три этажа?
– Ага, – киваю. – И лифт. И балконы на все стороны. И, если можно, отопление такое, чтобы рычажок повернул – и тепло.
– Да легко, – улыбается Азамат, стуча по клавишам.
Минут через пятнадцать домик свёрстан, а Алтонгирел чувствует себя обделённым нашим вниманием.
– Что ты с ней сделал? – спрашивает он у Азамата.
– Это не я, это мать. Никогда бы не подумал, что они так споются.
– Почему? – удивляюсь. – Она очень разумная женщина в отличие от этих дур из клуба.
– Обычно женщины настолько разного возраста не понимают друг друга, – объясняет он. Я никак не реагирую, и он обращается к духовнику. – А у вас тут что новенького?
– Да вот, Старейшина Унгуц ногу сломал.
– А что ж ты молчишь-то, зараза?! – взвиваюсь я. – Где он?
– Да в доме Старейшин. Его-то дом рухнул вчера ночью.
– Что?! – подскакивает Азамат. – Как рухнул?!
– Да так, – пожимает плечами духовник. – У него дом ведь древний совсем был. А старику ремонтировать тяжело. Вчера тут дождь был, вот крыша и просела. Удивительно, как зиму продержалась.
Я стремительно одеваюсь и подхватываю из прихожей чемодан-аптечку и запрыгиваю в машину.
Старейшина сломал не просто ногу, а чёртову шейку проклятого бедра, язви её в душу. Лежит он в подсобной комнате, делает вид, что всё в порядке. Парниша-духовник отчитывается, что дважды приносил еду.
– Что ж вы так неаккуратно, – причитаю я, наводя сканер на повреждённую кость. Перелом наружный, надо штифт ставить, а потом нашему деду лежать и лежать, а тут и матрац нужен особый, и уход… – На три дня нельзя уехать! Больно?
– Ну так… – неопределённо отвечает он. Ещё ведь хорохориться будет! Ну н-на тебе обезболивающего.
– А где целитель? – спрашиваю у подошедшего духовника.
– Занят.
– Что значит занят, если тут у человека травма?!
– Не кричи, Лиза, – просит Унгуц. – Ему звонили, он там жену чью-то лечит от заразной хвори. А у меня незаразное, я и подождать могу.
Ну да, давайте погеройствуем. И ведь главное, больницы-то нет. Есть дом целителя с комнатой для больных. И всё. Ну ладно же…
Я решительными ломающими жестами раскладываю носилки и выхожу на крыльцо, у которого тусуется толпа любопытных.
– Мне нужна пара красивых мужиков, – объявляю. Нужны-то мне, конечно, сильные, но сильные они тут все, а вот на красивых обязательно откликнутся. И правда, ко мне уже бегут пятеро. Выбираю двоих, что покрупнее, и с их помощью транспортирую дедулю в машину и располагаю поудобней. Дома уже Азамат с Алтонгирелом вносят его на верхний этаж во вторую спальню.
– Хоть бы мужа спросила, не возражает ли, – ворчит Алтонгирел.
– Что-то мне подсказывает, что не возражает.
Я вызваниваю Ориву, чтобы ассистировала и в двух словах рассказываю Унгуцу, что я собираюсь с ним сделать и зачем.
– Хорошо, – покорно соглашается он. – Вот только дочка дочки моей… У неё же теперь крыши над головой нету. Азамат, уж ты придумай что-нибудь…
Мы переглядываемся.
– Тащи её тоже сюда, – говорю. – Потом разберёмся.
Он согласно кивает и растворяется в воздухе.
Глава 7
Мы с Оривой наконец-то покидаем импровизированную операционную, оставив пациента спать, пока обезболивающее работает. Внизу на кухне Азамат разделывает какую-то гигантскую птицу, а Алтонгирел, нависнув над столом, вещает что-то о нравственности и приличиях, как обычно. С другой стороны стола сидит маленькая девочка, такая маленькая, что я вижу только её макушку с хитрой причёской. Я устало падаю в кресло и без особого энтузиазма прислушиваюсь, что там опять не нравится зануде-духовнику.
– Азамат, но ты же не можешь допустить, чтобы в твоём доме жил посторонний мужчина! – возмущается Алтонгирел.
– Не посторонний мужчина, а Старейшина Унгуц. Он был моим наставником, если помнишь, – невозмутимо и, видимо, не в первый раз отвечает Азамат, вытягивая из тушки потроха. – А, Лиза, ну как он там?
– Спит, как младенец. Ему теперь неделю надо полежать, потом можно будет ходить по дому. Через месяц будет, как новенький.
Алтонгирел шёпотом уточняет у Азамата, сколько точно составляет неделя – никак не выучит, семь или восемь дней. Потом смотрит на меня как-то боязливо.
– Так где, по-твоему, Старейшина будет лежать эту неделю?
– А какие есть варианты? – спрашиваю на всякий случай, хотя уже примерно представляю ответ. Вообще, надо бы Азамату помочь, а то этот духовник из него уже все соки выпил, пока мы оперировали. Но меня хватает только на то, чтобы, не вставая, достать из холодильника корзинку подмёрзших фруктов и вгрызться в первое попавшееся эбеновое.
– В Доме Старейшин или на постоялом дворе, – пожимает плечами Алтонгирел, предостерегающе косясь на Азамата.
– Ага, – говорю, – а ухаживать за ним там шакал будет, что ли? Нетушки, пусть тут остаётся.
– Что?! – рявкает Алтоша, да так звонко, что девочка за столом пригибается. – И ты туда же?! Нет, я понимаю, у Азамата на радостях крыша поехала, но ты-то должна соображать! Вот так взять и разрешить кому-то жить в своём доме!
Я озадаченно смотрю на Азамата.
– А в чём проблема?
– Да ни в чём, в общем-то, – улыбается он. – Я так и думал, что ты будешь не против, если Старейшина у нас поживёт, пока ему новый дом не построят.
Меня немедленно переполняет вопросами.
– А кто будет строить? И почему Алтонгирел считает, что я должна быть против? И на каких таких радостях у тебя могла поехать крыша, дорогой? – последний момент меня особенно занимает. Уж не проговорился ли?
– На радостях, что ты наконец согласилась насчёт дома, – подмигивает мне Азамат. – Строить будут все, кто может, потому что помочь Старейшине – благое дело, вроде моцога. А что касается его проживания у нас…
– Это ни в какие рамки не лезет! – встревает Алтоша. – Ты понимаешь, что люди подумают?
– Нет, – честно говорю я. Азамат только отмахивается.
– А то они сейчас обо мне хорошо думают. Ну решат, что Лизе Старейшина приглянулся. Это гораздо лучше, чем если они опять начнут на Тирбиша грешить. Старейшине, по крайней мере, в глаза никто не будет гадостей говорить.
Я давлюсь хурмой.
– Ты что, хочешь сказать, кто-то подозревает, что я изменяю тебе с Тирбишем?
– Ага, примерно полгорода, – снова усмехается Азамат. – Да ты не переживай так, людям ведь только дай повод почесать языки. А ты – такой хороший повод, всем же любопытно, что ты за зверёк такой. Да и трудно поверить, что ты со мной связалась без какой-нибудь корыстной цели. Так что про тебя всё время будут болтать. Ну, может, лет через десять привыкнут. А Тирбишу только на пользу, что его подозревают. Обзываются, конечно, но больше от зависти. Никто ведь не станет тебя порицать за измену.
Ага, то есть, я в очередной раз на полном ходу влетела в непреложную муданжскую истину, что чем человек красивее, тем он может быть безнравственнее. Ладно, хорошо хоть Азамат не расстраивается из-за этого. Хотя надо будет потом наедине с ним ещё раз всё проговорить, чтобы точно никаких обид не было.
– Так что, теперь они будут думать, что я тебе со Старейшиной изменяю?
– Вряд ли у кого-нибудь хватит смелости это так сформулировать, – протягивает Азамат, сдерживая смех, – но что-то в этом духе, да.
Меня слегка размазывает такими новостями, я сижу над корзинкой, бессмысленно перебирая фрукты.
– Интересно, – говорит вдруг Орива. – А как целитель с этим справляется? У него ведь всё время больные дома живут.
– Целитель – одинокий старик, – скрежещущим голосом поясняет Алтонгирел. – А Лиза – молодка. А ты вообще девка, а туда же. Ваше женское дело – шить, детей рожать, да в обществе мужа украшать. А вы тут устраиваете бунт в муравейнике…
Твердолобая жизненная позиция Алтонгирела способна вывести меня из любого ступора и шока.
– А вот это уже дискриминация! – радостно объявляю я, подхватываясь с кресла. – А я всё ещё гражданка Земли, так что смотри у меня, ещё под суд попадёшь с такими разговорчиками. Азамат, ножик мне подкинь, пожалуйста.
Алтоша отшатывается, а когда понимает, что нож мне был нужен сливы резать, заливается краской. Орива хохочет. Из-под стола слышится робкое хихиканье старейшинской внучки, про которую все благополучно забыли.
– А её ты тоже здесь оставишь? – тычет пальцем духовник, являя собой образ праведного гнева.
– А что, думаешь, кто-то заподозрит Азамата в таком извращении?
Тут уже краснеют все, кроме меня и девочки, которая вряд ли что-то поняла.
– Ну и здорова же ты охальничать, – вздыхает Алтонгирел. Ну, я думаю, что он сказал примерно это. Азамат только качает головой, а когда я подхожу помочь по хозяйству, тихо говорит:
– Так шутить женщина может только среди других женщин, а мужчина среди других мужчин. Я понимаю, что тебе трудно привыкнуть, но это важное правило вежливости.
– Ну конечно, – кривлюсь я. – Ребёнка на улицу выставить можно, а по делу высказаться при мужиках нельзя. Можно подумать, если я в клубе что-то такое ляпну, они оценят.
Алтонгирел внезапно хватается за голову.
– Ой, Лиза, а что скажут твои соседки! Это ж бабы, они язык за зубами держать не будут! Тем более, ты там вроде как своя… Вот позорище, они ведь и про Старейшину не постесняются небылиц наплести…
В кои-то веки опасения Алтонгирела оказываются мне созвучны. Как представлю, что я услышу завтра вечером в клубе… ох.
– Ладно, с этим мы завтра будем разбираться. А пока надо организовать ночлег. Азамат, у тебя, кажется, в чулане ширмы были? Давай отгородим один диван в гостиной и там девочку устроим. Там как, из руин дома можно какие-то вещи извлечь или совсем труба?
– Можно, только всё грязное, естественно, – отвечает Алтонгирел. – Завтра будут разбирать завал, что смогут – извлекут.
Азамат уходит расставлять и протирать от пыли старенькие ширмы, я набиваю птицу сливами, обкладываю чомой и отправляю в духовку. Сливы эти замечательные, их можно как уксус использовать, чтобы замачивать жёсткое мясо. Это меня Тирбиш научил. И при этом они почти не кислые на вкус! В общем, я их теперь закупаю ящиками и кладу во всё подряд. Азамат вроде не жалуется.
Орива тем временем подсаживается к нашей маленькой гостье и затевает беседу. Я с ужасом понимаю, что не разбираю ничего, что говорит девочка. Я ведь с муданжскими детьми ещё не общалась, а они, заразы, так противоестественно лепечут… Однако надо всё-таки и мне с ней познакомиться, раз уж она тут жить будет теперь.
Подхожу и присаживаюсь на корточки перед стулом.
– Привет, – говорю. – Меня зовут Лиза.
Девочка тёмненькая, большеголовая, с круглым лицом и узкими чёрными глазами; она немного похожа на Унгуца.
В ответ на моё приветствие она что-то тараторит, надо думать, своё имя, но я ничегошеньки не разбираю.
– Ты извини, – говорю, – но я пока плоховато понимаю по-муданжски. Ты хочешь сходить к Старейшине Унгуцу?
Она решительно мотает головой, потом решительно произносит что-то вроде «спит, так пусть спит». Только сейчас я замечаю, что её неплохо бы помыть – яркое шерстяное платье и рейтузы по низу все перемазаны дорожной грязью, а на руки она явно опиралась, когда вставала.
– Давай-ка пойдём тебя искупаем, – предлагаю я приказным тоном. – А там как раз ужин сготовится.
Девочка, кажется, не против. Я предоставляю Ориве довести её до ванной, а сама тем временем добываю полотенца и свою футболку, что поменьше. Есть у меня соблазн выдать ей ту самую, с марихуаной, но она и мне велика была, а эта козявка сквозь вырез вся проскочит.
В ванной мы возимся ужасно долго, потому что все бутылочки невероятно интересные, а что в них, а зачем бывают разные мочалки, а как вода попадает в кран, а, ой, ПЕНА!!!
Когда я, вся мокрая и упревшая, выхожу из ванны в клубах пара, оказывается, что футболка была не нужна: приехал Тирбиш и привёз детскую одежду, одолженную у его самой младшей сестры. Всего у него сестёр и братьев девять, и сейчас мать на сносях. Трудолюбивый у Тирбиша отец, ничего не скажешь.
Девочка, оказывается, его хорошо знает и, как только мы садимся за стол, залезает к нему на колени. Тирбиш с ней воркует, как с родной, хотя у него это, наверное, в привычку вошло. Я уже почти сплю, день был какой-то уж очень длинный. Сквозь слипающиеся веки наблюдаю за дрессировкой мелкой и думаю, что знаю, кто будет нянькой у нашего с Азаматом чада. И правда, чего далеко ходить…
– Лиза! – возмущённый голос Алтонгирела вырывает меня из сладких раздумий. – Зачем ты напихала в гуся слив?! Они же сладкие!
– Не хочешь, не ешь, я что ли тебя заставляю? – усмехаюсь я и, видимо, засыпаю прямо на столе.
Утро у меня на следующий день бурное. Азамат подорвался ни свет ни заря куда-то организовывать строительные работы. К счастью, гигантского гуся вчера даже с участием Тирбиша не всего съели, а то бы пришлось до завтрака на рынок топать, в доме-то шаром покати.
Я, впрочем, тоже просыпаюсь рано, от грохота внизу. Едва не скатившись со ступенек обнаруживаю, что это старейшинская внучка уронила ширму, вероятно, пытаясь её отодвинуть. При виде меня она неожиданно прячется за диван.
– Ты не ушиблась? – спрашиваю.
– Уши-и-иблась, – слышится в ответ испуганное блеяние. Как выясняется, она ободрала локоть. Я обрабатываю ссадину так, что от неё моментально не остаётся и следа, что невероятно радует ребёнка. Хоть прятаться перестаёт. И чего это она вообще? Забыла за ночь, где находится, что ли?
Умыв её, усадив за стол и снабдив тарелкой с мелко накрошенной едой, я иду проверить, как там Старейшина. Дедусь валяется, заложив руки за голову и с блаженством на лице смотрит в окно, где на карнизе тусуются очаровательные сине-оранжевые птички.
– Весна, – радостно сообщает мне Унгуц вместо здрасьте. – Жукоеды прилетели. Скоро рыба под мостом пойдёт… Эх, как думаешь, Лиза, смогу я ещё этим летом с крыши дома рыбу ловить?
У обезболивающего, конечно, разные побочные эффекты бывают, но за этим конкретным помутнений рассудка вроде не числится. Может, я что-то не так поняла?
– С крыши? – тупо переспрашиваю.
– Ну да, у меня дом-то на самом берегу, так что как раз на крыше сидишь, как на мостках… ох… – его лицо резко мрачнеет. – Дом-то… А где моя девочка? Азамат её нашёл?
– Да, – вздыхаю облегчённо. Кажется, с дедом всё в порядке. – На кухне внизу сидит, завтракает. Вы как себя чувствуете? Есть хотите?
– Так она тут ночевала, что ли? – удивляется он.
– Ну да, а куда ж её девать?
Старейшина пару секунд моргает, потом откидывает голову, что-то бормоча под нос.
– Чего? – переспрашиваю я. Ну пожалуйста, хоть этот пусть не говорит, что это неприлично!
– Я говорю, удивительно, как Алтонгирел разглядел, что вы с Азаматом думаете одинаково. Что он чужого ребёнка в свой дом пустит не задумываясь, я не сомневался. Но что ты… Это прямо удивительное совпадение, чтобы муж и жена оба были такими добрыми людьми.
– А чего тут особо доброго? Не последнюю краюшку отдаём, место-то есть.
Он задумчиво кивает, видимо, оставшись при своём мнении.
После завтрака и осмотра пациента (я же теперь, как большая, старательно заношу всех, кого лечу, в базу, создаю им там медкарту, пишу дневники… раньше в больнице меня вся эта волокита ужасно раздражала, а здесь даже как-то успокаивает, как будто я не единственный компетентный врач на планете) я оставляю младшую на попечении старшего и наоборот, а сама-таки топаю на рынок. С тачкой. А что делать? На машине туда бессмысленно, это ж один квартал всего, а в сам рынок не заедешь. Да и у нас к двери не подъедешь, только к задней, но она на зиму заколочена, потому что зачем зимой открытая терраса. А в руках нести тоже не хочется. Азамат-то носит, ну так он и меня не заметив поднимает. Кстати, интересно, на лошади ведь необязательно самой сидеть, там же как-то можно навьючить багаж… Может, когда мне моего мерина пригонят, можно будет его как тачку использовать?
На рынке, как всегда, слякотно и пахнет раскисшими фруктами. Впрочем, свежими фруктами там тоже пахнет, а ещё горячими медовыми сластями, пряностями, копчёным мясом и рыбой и прочими разными вкусностями. Я вообще очень люблю покупать еду и планировать, что я из неё сделаю и с чем съем. А сегодня к этому примешивается смутное желание угостить всех чем-нибудь этаким, да и Азамата надо каким-нибудь деликатесом побаловать, а то он сегодня, по-моему, даже не завтракал.
Женщин на рынке мало, как покупательниц, так и продавщиц. Это, в общем, понятно: торговцы – народ небедный, жёны у них дома сидят обычно. А столичные покупатели и вовсе слуг отправляют на рынок, сами-то разве что за одеждой лично прогуляются. Магазины на Муданге тоже есть, они обычно располагаются в гостиной дома ремесленника, который делает товар. Ещё есть несколько магазинчиков импортных товаров, привезённых с Броги, Гарнета, Тамля или ещё каких-нибудь других планет. Но мне лично всё это разнообразие не очень нужно. Еду всё равно на рынке покупать надо, а всякие блага цивилизации у меня с собой. Хуже то, что инопланетные производители напрочь отказываются посылать товары на Муданг по туннелю, потому что он естественный и слишком часто проглатывает или выплёвывает в неожиданном месте то, что по нему едет, чтобы страховые компании могли на этом заработать. Так что когда у меня возникнет потребность в каком-нибудь немуданжском товаре, самым быстрым способом это получить будет попросить Сашку отправить с Земли. Тамошняя почта пока не знает, что тут туннель плохой, и выпендриваться не будет.
Однако как ни мало женщин на базаре, а вот же молоко я покупаю у тётки. Она, правда, с лица страшненькая, но за двумя своими коровами ходит хорошо. На Муданге коров мало держат, не знаю уж, почему, так что молоко обычно козье или овечье, а мне оно не слишком нравится. Я, правда, и пью-то его раз в неделю, ну ещё в кофе добавляю или, там, в тесто. А вот Азамат может в день литра три выдуть только так, и холодного, и горячего, и парного (вот уж гадость!), и ещё в печку ставит в толстостенном горшке, чтобы пенка образовалась. На местном молоке эта пенка выходит сантиметров пять, а то и десять толщиной, а на вкус что-то вроде очень жирных взбитых сливок. Но всё равно пенка, бе.
Так вот, эта добрая женщина согласилась мне лично делать пресный творог и сыр. Надо будет ещё попросить Сашку прислать вкусного кефира, чтобы она оттуда бактерию расселила.
А вот рядом с моей молочницей неожиданно супружеская чета. Он – мелкий (по муданжским меркам) мужичонка, тощенький такой и проворный, личико обезьянье бородой прикрывает. Она – мощная, крупная тётка (опять же, по муданжским меркам) с зычным голосом и большими сильными руками. Поскольку на Муданге вообще сильно развит половой диморфизм, то супруги получаются почти одного роста. Наверное, это считается очень некрасиво, насколько я уже имею представление о муданжском чувстве красоты.
Торгуют они орехами, сухофруктами, мёдом, каким-то псевдолечебным варевом и тому подобной бакалеей. Но я застыла перед лотком не поэтому. На мужике классический тёплый муданжский халат распахнут, под ним рубашка и штаны ну такрасшиты, просто-таки такрасшиты, что я и товара-то не вижу. Да и халат, хоть вышивки на нём немного, но сидит, как на принце каком-то. Так аккуратно и точно, что почти изящно, хотя в развязанном виде этот предмет одежды изящным быть не может в принципе.
Осознав, что неизвестно сколько времени стою перед прилавком с разинутым ртом, я решаю немедленно во всём сознаться.
– Здрасьте, – говорю. – Какая у вас одежда красивая, я прямо залюбовалась. Это кто же такая мастерица?
– Жена, – довольно отвечает он, – кто ж ещё.
Вот тут-то я и рассматриваю эту самую жену. Она издаёт гулкий клич, выполняющий роль смеха.
– Что ж тут у вас в столице, шить разучились, коли мои поделки такое удивление вызывают?
– Да у нас, – говорю, – каждая мастерица от других свои приёмы скрывает, а в итоге у каждой только что-то одно хорошо получается.
– Эх вы-ы, – протягивает торговка, – корыстолюбцы! Можно подумать, на продажу делают! Это же самому дорогому человеку в подарок!
Тут у меня в голове что-то щёлкает. Я принимаюсь медленно набирать всякую фигню с прилавка, а тем временем невзначай задаю классический муданжский вопрос:
– А что же вам дома не сидится? Небось денег-то хватает…
– Да я уж насиделась, – жизнерадостно сообщает тётка. – Шестерых сыновей вырастили мы, всё уже, хватит дома сидеть. Мужу-то и помогать надо иногда, я так считаю. Тоже ведь не юноша. А заодно тут и подзаработаем на старость, и со всякими разными людьми потрёмся, оно и развлечение!
– Это вы хорошо придумали, – говорю. – А далеко живёте-то?
– Да час на машине вниз по реке, – кивает в ту сторону. – Мы ж сами-то не выращиваем, у других покупаем летом свеженькое, сушим-варим и зимой продаём. Хоть, может, кто-то считает, что это нечестно, да мне кажется, так лучше выходит. А то, если у кого сад, это же надо успеть всё собрать да переработать, а спешка до добра не доводит, как думаете? А мы потихонечку всё переберём, лучшее выберем и на зиму сохраним, и вам же вкусней будет, правда?
– Не сомневаюсь, – усмехаюсь я. – Давайте-ка мне вот этого, вон того, ещё этих вот пять сортов и вон тем заполируем, а ещё, скажите, вы уроков шитья не даёте? А то я бы поучилась за денежку.
– Да мил моя, кто ж за такое деньги берёт? – восклицает она, а потом хитро на меня щурится. – Да ты не та ли инопланетянка, про которую все говорят?
– Скорее всего, та, – сознаюсь. – Вряд ли нас тут две таких.
– Да уж, – хохочет торговка. – И что, прям с Земли? Ну надо же! А правду говорят, будто ты за этого наёмника Байч-Хараха замуж вышла? Правда? И как он?
Я поджимаю губы, памятуя, что ожидается в ответ на этот вопрос.
– Отлично. Прекрасный мужик.
– Хорошая ты девка, я смотрю, – широко улыбается она. – Так значит, учиться хочешь? Ну давай вечерком, как торговля кончится. Хотя у тебя ж клуб, наверное…
– Шакал с ним, с клубом. Не хочу я туда идти, и никто меня силком не затащит, – категорично объявляю я. – Лучше подругу позову, и будет у нас собственный клуб прямо у меня дома. Глубокий дом знаете? С драконьей чешуёй на крыше?..
