Текст книги "Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Юлия Жукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 98 страниц)
Наконец Азамат отводит лошадей в… ой, а у нас, оказывается, есть стойла! Вон там в кустах за сараем ещё домик стоит, а в нём натурально три загончика для муданжских исполинских коней. В этих бешеных кустах тут небоскрёб потерять можно, право слово. Маму бы сюда запустить, да где ж её возьмёшь…
Пудинг, по-моему, сразу отрубается, а вот Князь явно недоволен, что на сегодня развлекательная программа закончена.
– А что они есть будут? – интересуюсь, обозревая тёмный сарай.
– Сейчас Тирбишев младший брат подойдёт с кормом, я с ним ещё вчера договорился. Парень лошадей обожает, вот и пусть поработает с ними, то и деньги в семью. А если хорошо справляться будет, я ему на будущий год жеребца подарю.
Мы забуряемся обратно в дом, где оба наши постояльца уже просятся баиньки, так что продолжение урока приходится перенести в спальню. Мы растягиваемся на стопке одеяломатрасов, которая служит тут кроватью, и принимаемся листать пластиковые книжки с яркими блестящими картинками. Муданжцы не жалеют краски на свою этнографическую литературу, и если в узоре что-то вышито серебром и золотом или украшено драгоценными камнями, то на фотографиях оно отпечатано сверкающей краской.
– Ну как, – спрашивает Азамат, – есть идеи, что будешь плести?
– Я думаю, надо начать с чего-нибудь простого и милого. Пустить по контуру вот такие примитивные молоточки, а в серединке… ну не знаю, что попроще можно красиво сделать? Вот тут где-то красивая картинка мелькала…
– Я думаю, тебе надо начать с воды. У тебя много синих ниток? Ладно, завтра покажу тебе магазин, где всё это продаётся. Вот смотри, простая картинка. Синий ромб, по углам рога, в середине узор из стилизованных рыбок. В принципе, это пожелание удачной рыбалки, но с молитвой по кругу получится вообще пожелание удачи и благоволения водной стихии.
– Звучит убедительно. А почему ты думаешь, что мне именно с воды надо начинать? Она самая простая?
Азамат делает странный жест руками – разводит и роняет.
– Я даже не знаю, с чего начать объяснять… Вода – женская стихия, особенно важная во время беременности. Воду на Муданг принесла Укун-Танив, а ты ей родственница. Сейчас весна, и это время воды… Лиза, тут надо искать специальные причины, чтобы начать с чего-то другого!
– Хм, как скажешь. А какая стихия – мужская? Земля?
– Нет, конечно. У тех, кто живёт на Муданге – это огонь. Земля – это сосуд жизни, из неё рождается наша пища, в неё же уходят наши мёртвые. Небо – стихия богов и странников, то есть, тех, кто не живёт на планете.
Я хотела было спросить, почему небо, а не воздух, но вспомнила, что в муданжском это почти одно и то же слово. То ли я не расслышала, то ли разницы нет. У меня есть более насущный вопрос.
– А как это с цветами соотносится? Вода синяя, а дальше?
– Вода синяя или зелёная, это зависит от того, с чем она сочетается. Небо синее, белое или жёлтое. Поэтому если у тебя небо и вода, то их надо красить по-разному. Земля зелёная или коричневая. Огонь жёлтый или оранжевый.
– А красный?
– А это люди.
– Они тоже стихия?
– Да нет, какая из людей стихия, они же везде… Просто люди. Красным можно что угодно красить, получится просто смысловое выделение, дескать, тебе вот это важно. Только учти, что красные нитки, которые у нас делают, быстро выцветают, их надо подновлять, так что лучше не усердствовать.
Хм! А кто сказал, что я должна вышивать муданжскими нитками? На Земле-то уж научились делать стойкие красители. Ладно, пока надо освоиться с техникой, а там уже буду переделывать под себя. Я зарисовываю себе этот и ещё несколько согласованных с Азаматом простых узоров, после чего мы откладываем книжки и переходим к занятию, более соответствующему нашему положению. А потом мне всю ночь снится верховая езда по пересечённой местности.
На следующий день Азамат, как и обещал, отводит меня в магазин. Это первый муданжский магазин, в котором я была, и мне, конечно, интересно.
Мы звоним в домофон у калитки небольшого опрятного домика, и нам открывают без спросу. Витриной этому заведению служат два больших верандных окна и резная вывеска над дверью «Козьи, овечьи, оленьи».
– Козьи что? – немедленно спрашиваю я.
– Шкуры. Ребята, которые работают по коже и шерсти, обычно ленятся уточнять.
Мы заходим по крутому крыльцу внутрь. На веранде очень светло, и не только из-за больших окон. В потолке светятся десятка полтора маленьких экономных лампочек, так что теней нет вообще, и все мотки шерсти сияют чистым цветом. А их тут есть… Собственно, половина веранды заставлена стеклянными этажерками, на которых разложены стандартные мотки. Пастельных цветов очень мало, всё сочное, чистое и яркое. Правая половина веранды увешена изделиями из кожи – обувью, куртками, какими-то ковриками с резными орнаментами, всевозможными чехлами, поясами, хайратниками…
В тот же момент, как мы вошли, навстречу нам из глубины дома вышел хозяин. Он не очень высокий, зато в плечах пошире Азамата, с огромными ручищами – закатанные рукава вот-вот лопнут.
– Чего желаете? – осведомляется он с крокодильей улыбочкой.
– Ниток для гобелена, – отвечает за меня Азамат, потому что я несколько замешкалась при виде этого Кинг-Конга.
– Эт' легко, – он делает широкий жест правой лапищей, едва не снеся пару этажерок. – Вот тут у нас гобеленные живут. Смотрите-берите, чистый цвет, запаха нет, весь дом одет.
Мне становится немного смешно. На Муданге вообще часто появляется ощущение, что участвуешь в юмористической инсценировке народной сказки.
Нитки у него и правда очень красивые. Мягкая овечья шерсть поблёскивает в ярком свете, от пестроты кружится голова. Я, конечно, набираю вагон этого дела, а потом до кучи ещё прихватываю пару поясов и сапоги. Ещё в отдельной витринке у него насыпано немножко цветного бисера, но очень уж дорого. У меня, конечно, найдётся и на него, а у Азамата и подавно, но что ж такие бешеные деньги платить, если можно попросить маму прислать мои залежи, которые у меня ещё в школьные годы скопились?
Азамат как-то тоскливо косится на куртки, но ничего не берёт.
– О чём задумался? – спрашиваю его, пока счастливый торговец упаковывает мне товар. – Куртку хочешь?
– Да хотеть-то хочу… – протягивает он, подходя поближе к предмету вожделений. Я никак не могу понять, что его смущает. Обошёл два раза, пощупал подкладку, подёргал швы. По-моему, даже если эта штука не очень хорошо сделана, тут за одну красоту заплатить не жалко. Тёмно-коричневая кожа с выдавленными растительными узорами, да и покрой такой изящный… Видимо, Азамат приходит к тому же выводу, потому что внезапно с видом отчаянной решимости подзывает меня.
– Лиза, слушай, можно тебя попросить об одолжении?
Я только глаза таращу.
– Ты меня можешь просто попросить, без одолжения.
Он вздыхает и снимает куртку с крюка, чтобы показать мне поближе.
– Понимаешь, у нас ведь не принято покупать одежду, сделанную вручную. Но мастеров по коже не так много, а спрос на изделия очень большой. Поэтому кожаную одежду всё-таки продают, но как бы недоделанную. Вот тут, видишь? По рукавам и спереди такие сеточки вставлены? Это чтобы вышить узор, не протыкая кожи. Так вот… Ужасно неловко о таком просить, но тебе ведь неоткуда узнать об этих тонкостях…
И стоит, с ноги на ногу переминается. Я фыркаю.
– Ну конечно я тебе вышью! Тут делов-то на два вечера. И вообще, не стесняйся, а то я могу ещё десять лет не узнать, что тебе чего-то такого хочется.
Азамат сияет и кидается к продавцу. Мне еле удаётся его удержать и заставить померить куртку, а то вдруг не тот размер. И очень кстати, потому что она и правда маловата. Хозяин, поняв, что кроме всего прочего мы прицелились на дорогое штучное изделие, улыбается в полтора раза шире и кидается в дом за нужным размером. На том экземпляре немного другие узоры, даже благороднее, чем на витринном. Азамату как раз впору – в плечах не жмёт, и на талии плотно. Он даже несколько удивляется.
– Вы как на заказ делали, – говорит он хозяину. – Мне обычно вся одежда в поясе широка, а тут точнёхонько.
– Да уж, что же вы, семейный человек, а такой тощий, – мимо вопроса отвечает хозяин. Потом знающе подмигивает: – Жена, небось, все соки выпила?
Азамат как-то неприятно криво улыбается, что с учётом особенностей его физиономии, выглядит уж вовсе зловеще. Хозяин тут же извиняется за фамильярность. Азамат расслабляется и, как ни в чём не бывало, продолжает разговор.
– Жена-то наоборот только что с ложки не кормит, да мне всю жизнь еда впрок не идёт.
Мы расплачиваемся муданжскими смешными квадратными монетками. Их делают из какого-то редкого и очень ценного, но также и очень лёгкого сплава, так что можно носить с собой целый капитал, и это не тяжело. Они коричневатого оттенка с искрой и гремят в кошельке, как орехи. Единственное неудобство – они работают по двенадцатеричной системе. То есть, не десять, а двенадцать мелких монет ( них) составляют одну покрупнее ( хёр). Всего есть восемь монет, но восьмую, самую ценную ( мингь), с собой не носят, а хранят дома про запас. За один масштабный заход по рынку я трачу пять-шесть монет пятого калибра или одну-две шестого, если покупаю решительно всё. Собственных банков на Муданге нет, но в каждом Доме Старейшин стоит терминальчик, через который можно снять деньги со счёта где-нибудь на том же Гарнете, а можно и положить. Не знаю уж, кто заправляет терминалы, но, наверное, Старейшины…
Азамат относит покупки домой и отправляется руководить строительством моего «дворца». У меня, конечно, руки чешутся тут же что-нибудь сделать со всем принесённым богатством, но в дверь стучат. Открываю – там какой-то неизвестный мальчик.
– Привет, – говорю, – тебе чего?
Он робко поднимает голову и вдруг отскакивает на два метра.
– Да что случилось? – недоумеваю я.
– Б-б-б… Белая госпожа, простите за беспокойство, отец заболел, кланяться слал, не откажите…
А, так это вызов.
– Не откажу, – говорю, – а чем заболел?
– Рукой… – растерянно отвечает мальчик, который явно не ожидал такого скорого согласия.
– А что именно с рукой?
Молчание.
– Сломал, что ли? – допытываюсь.
– Да! – энергично кивает мальчик. Кажется, когда я на него не смотрю, он меньше меня боится.
– Ладно, – говорю, – Сейчас возьму лекарства и пойдём. Далеко живёте-то?
Оказалось, что в двух часах на лошади. А лошадь припаркована за углом.
– Нет уж, – говорю, – поедем на машине, а лошадь ты свою потом заберёшь. Гони вон в наше стойло, и поживее.
В машине он забивается в самый дальний от меня угол и говорит только если я спрашиваю. Я заезжаю за Оривой, и мы выкатываем на тракт вдоль реки.
Орива приходится как нельзя кстати, потому что я бы из путанных объяснений юнца никогда в жизни не поняла, куда ехать.
Молодой мужик с глухим именем, отец кучи детей. Читай, работает руками и работает хорошо. Перелом для него – практически конец света. Сидит бледный, только что губы не трясутся. Смотрит на меня с подозрением.
– Госпожа целительница… – выговаривает неуверенно. – Я не знаю, сможете ли вы что-нибудь сделать…
Что в мои способности никто заранее не верит, я уже привыкла. Так что вместо законного возмущения перехожу сразу к допросу и осмотру. Перелом предплечья оказывается не свежий, уже больше недели как. Получил на стройке кувалдой, с кем не бывает, ага. Конечно шину никто не накладывал, типа само срастётся, а оно что-то не срастается, и вообще как будто кость исчезла. Приставляю Ориву держать мне сканер, чтобы я видела, куда тыкать спицы от экзоскелета. Процесс довольно утомительный, а пациент, которому с обезболивающим совсем не больно, всё время норовит тоже заглянуть в экран и страшно мешается. Наконец рука собрана. Я строго грожу ему пальцем: полмесяца руку не нагружать, ещё полмесяца корсет не снимать, в процессе звонить мне и ездить на осмотр. Мужик несколько обалдевает от моего уверенного тона, но обещает всё исполнить, лишь бы руку сохранить.
Когда я спешу на вызов, я почти не замечаю, что происходит вокруг, так что по выходе из дальней комнаты, где располагался пациент, я внезапно обнаруживаю себя в окружении кучи народа. Все эти друзья и родственники кидаются на меня с благодарностями, едой и подарками, что совершенно выбивает меня из колеи. Орива потешается, глядя на мою ошарашенную физиономию.
– Да что вы шарахаетесь, Лиза, они же от чистого сердца! – Сама она уже получила пару браслетов и меховую жилетку и жуёт пирожок.
– Да я как-то привыкла деньгами…
– Деньгами само собой, но если подарки не взять, хоть несколько, то они обидятся, – шепчет она мне.
– А есть тоже обязательно?
– Можете сказать, что муж требует, чтобы вы ели дома. Так часто бывает, они поверят.
Так что я беру вышитый головной платок, серьги, одеяло и какие-то бормол, а потом долго и старательно вру: сначала про требовательного мужа, потом про контракт. Наконец удаётся им втемяшить, в какой форме я хочу получить вознаграждение. Домой я возвращаюсь в полном обалдении. Мальчишка на заднем сиденье (ему же надо лошадь забрать) всё так же молчит. Орива хрустит какой-то едой и очень довольна жизнью.
Стоит мне притормозить около дома, парнишка выскакивает через борт и бегом мчится к стойлам, а потом – ни спасибо, ни до свиданья – галопом на лошади через забор и прочь отсюда.
– Чего он так испугался? – недоумеваю я.
– У вас глаза ненормального цвета, все дети боятся. Ирих сначала тоже боялась, но ей Унгуц объяснил, что это не плохо.
– А что ж ты этому не объяснила?!
– Да станет он слушать чужую тётку! Тем более, я же с вами заодно, – и она снова покатывается со смеху. Я всегда считала смешливость хорошим качеством, но сегодня что-то призадумалась…
Поскольку целитель в отъезде, а Орива на сегодня уже получила свою дозу практических знаний, я не торопясь созваниваюсь с мамой, договариваюсь насчёт бисера. Она тоже его очень любит, правда, низать ей лень, так что она предпочитает клеить. Но мои древние коробочки одну за другой успешно отправляет на Муданг. Я всё ещё помню, как добраться до почты, так что совершаю вторую на сегодня автомобильную прогулку по окрестностям Ахмадхота, забираю бисер (одна коробочка всё-таки потерялась по дороге, но это не трагедия, я же всё равно не помню, что именно в ней было) и возвращаюсь домой, где могу спокойно валяться на диване и вышивать мужу куртку.
Сеточка, которая вставлена в лацканы и рукава, идеально подходит для крестика, так что я нахожу в Сети красивую схемку с красными драконами, ставлю на буке какую-то передачку про животных серий на четыреста и сажусь стегать – сначала крестиком, а глазки и гребень ещё для блеска бисером. Еды у нас ещё со вчера осталось, Унгуц на соседнем диване шуршит своими бумажками, благодать… Я даже не успеваю досмотреть первый сезон передачки, когда на груди уже всё вышито. Меня подмывает кому-нибудь похвастаться, а тут как раз Старейшина сидит.
– Гляньте, прилично выглядит?
– Ух ты, как ярко! – восклицает Старейшина. – Земные нитки, небось? У нас-то растительные нитки так ярко красить не умеют, только шерсть. Да с бусинами… Смотри, как бы Азамат не постеснялся такую красоту носить, а то с его внешностью может решить, что неуместно…
– Я ему постесняюсь! Вы-то не думаете, что ему не подобает?..
Унгуц хитро щурится.
– Лизонька, я думаю, что как ты сделаешь, так и хорошо. В дарёной вещи твоё отношение проявляется, а не его самомнение, так что тут тебе решать. Раз ты считаешь его достаточно красивым, чтобы в эдакое пламя одевать, другие пусть завидуют. Но это, конечно, сильно… и драконы, не трава какая-нибудь… чего это тебя на драконов понесло вдруг?
Пожимаю плечами.
– Мне всегда смешно, когда всякие щуплые подростки ходят все в драконах и тиграх на всех местах. А Азамат – он такой большой и сильный, такой крутой, ну и мне хочется правильно акценты расставить. Я хочу сказать, если уж он не будет носить такие выразительные узоры, то всем остальным тем более не подобает.
Унгуц кивает мне благосклонно.
– Тоже логика. И всё-таки бусины на куртку… Я понимаю, ожерелье бы сделала или рубашку парадную расшила… А то даже для вас дороговато, мне кажется.
– Ой, да у меня этих бусин! А кончится, попрошу маму купить, на земле они страшно дешёвые. На два хёраможно полкило набрать.
– Вот оно как, – удивляется Старейшина. – Ну тогда тебе, конечно, сами боги велели этим пользоваться. У нас-то бусины вручную делают, а это очень трудная и кропотливая работа, вот и стоят они кучу денег. А импортные редко привозят…
Ближе к вечеру является мой клуб. Я немедленно хвастаюсь всем свежевышитой курточкой. У Эцагана и Оривы реакция одна: «Ой, бусины! И не жалко денег?!» Орешница несколько более сдержана и даже говорит пару комплиментов моей вышивке прежде чем страдальчески вздохнуть, дескать, мне бы хоть столько бисера, уж я бы развышивалась…
Я щедрым жестом отдаю ей одну из коробочек, ту, где всякого разного понамешено, от каких-то старых бус. Это приводит всех в бурный экстаз, и в этом состоянии мы стремительно плетём начатые позавчера гобелены до посинения.
Из детского клуба приходит Ирих, и я тут же кидаюсь к ней с расспросами.
– А ты правда меня боялась из-за того, что у меня глаза голубые?
– Чуть-чуть, – смущается она.
– А почему? Вот, волос моих никто же не боится!
– Потому что у тёти-грозы синие глаза, – мямлит она.
В моём представлении о муданжском пантеоне никакой тёти-грозы не обнаруживается, так что приходится просить помощь зала.
– Укун-Танив знаю, Укун-Тингир знаю, громовую птицу знаю… и кто из них тётя-гроза?
– Никто! – смеётся Орешница. – Тётя-гроза живёт в синих тучах, и от неё происходят молнии и гром. А непослушные дети от неё получают уколы в пальцы.
– Когда током бьёт, – поясняет образованный Эцаган.
– Ах вот оно что… Но теперь-то ты знаешь, что я не тётя-гроза? – на всякий случай спрашиваю у Ирих.
– Знаю, – пищит она. – Потому что от вас не… не бьёт туком, то есть, тыком…
Ага, значит, если меня кто испугается, надо сразу хватать и надеяться, что их не стукнет «тыком», тогда поверят, что я – это я. Технология!
Развесив свои произведения по окружающей мебели, мы решительно садимся ужинать, и тут как раз возвращается Азамат, присыпанный опилками. Входит и сразу улыбается, окидывая взглядом нашу компанию.
– Знаешь, Лиза, – говорит он мне, подойдя пообниматься, – мне всё больше нравится твоя идея насчёт этого клуба. Каждый вечер прихожу домой, а тут полно хороших весёлых людей, стол от еды ломится, что-нибудь интересное обсуждают. Я всегда мечтал по вечерам собирать друзей у себя, но выходило нечасто, а тут прямо сбылось. И даже ещё лучше – гости-то твои, так что я могу и помыться пойти, и спать лечь, если хочу, можно ролью хозяина пренебречь.
Он ещё что-то хочет сказать, но тут замечает свою преобразившуюся курточку. Наступает минута молчания, которое прерывается только сдавленным хрюканьем Оривы. Азамат вертит вышивку то так, то этак, рассматривает, поглаживает осторожненько тыльной стороной пальцев.
– Лиза, ты столько для меня делаешь, что мне уже страшно, – говорит он наконец, но по лицу-то видно, что ни черта ему не страшно, вон, сияет весь. – Может, посоветуешь, во что я могу облечь свою благодарность? А то, боюсь, как бы не захлебнуться.
Я только развожу руками.
– Да ты и так в долгу не остаёшься. Ничего, такой большой, уж выгребешь как-нибудь, не потонешь. Давай лучше освежись и примерь курточку, интересно же, как смотреться будет.
Смотрится отлично. Азамату вообще, по-моему, идут яркие цвета, а тут ну совсем благородно получилось. О чём мы ему дружно и сообщаем, от чего он становится сам не менее красным, чем драконы. Орешница же умилённо вздыхает и бросает невзначай:
– Надо же, как я угадала, куда ты за нитками пойдёшь… А кожевник ещё не верил, что у него кто-то купит куртку по такой выкройке…
Глава 11
В следующие несколько дней у меня резко добавляется работы. Народ разнюхал, что я как-то круто лечу переломы, и попёр. Теперь у меня два-три посетителя каждый день – с тех пор, как я вывесила в Сети свой телефон и адрес, пациенты стали прибывать на дом по предварительному созвону. Как выяснилось, к целителям всё-таки ходят без предварительной очной договорённости. Поскольку я прослыла специалистом по переломам, то на меня тут же обрушились все старые и криво сросшиеся конечности; двоим вообще пришлось протезы ставить, предварительно через бывшую однокурсницу заказав их с Земли за процент. Я подумала и заключила с ней контракт о поставках, потому что ни Сашка, ни мама большую часть препаратов на Земле просто не смогут купить, даже если я рецепт напишу. У нас за этим очень уж тщательно следят, иногда нам же во вред. Номера лицензии обычно недостаточно, надо очно являться.
На Муданге, кстати говоря, есть своё Сетевое пространство, причём довольно давно. А поскольку попасть туда можно с любого телефона, то народ вполне активно пользуется. Там есть новостные страницы каждого региона, карты, рекламы магазинов и объявления о работе, и даже очень смешной сайт знакомств, на который полагается выкладывать свои фотографии в голом виде со всех сторон по стойке «смирно», а при входе спрашивают не возраст, как у нас, а класс имени.
Вечером у меня исправно собирается клуб, и мы закончили по первому гобелену. Воплощение нашего с Азаматом дизайна выглядит очень красиво, так что я его гордо вешаю на стену на самом видном месте. Орешница свой мне тоже оставляет в подарок, а у неё там что-то очень сложное и многозначительное, я только опознала вилку, которая замужество, и того самого комара с флейтой. Надо думать, плохого не пожелает. Теперь надо переходить к каким-нибудь другим видам рукоделия. Вон и мама Азамату ещё один свитер связала, полегче, зато с узорами. Азамат теперь бегает по потолку и пытается послать ей платиновое колье потяжелее, а я его удерживаю.
Строительство моего домика практически завершено, остались отделочные работы, и Азамат всё разрывается: с одной стороны, хочет поскорее похвастаться, а с другой, дуракам полработы не кажут. Я его успокаиваю тем, что торопиться мне некуда, пускай разукрашивает своё творение, сколько хочет. Его тренировки возобновились, но теперь он всё-таки последовал моему совету, выбрал из своих учеников лучших и назначил их учителями над прочими, а сам только иногда заезжает проверить.
Дом Старейшины Унгуца отстроили, и сегодня как раз состоится торжественное переселение. Унгуц уже немножко ходит с палочкой, не по лестнице, конечно, но до туалета без посторонней помощи добирается.
Ближе к вечеру мы все вместе грузимся в машину: Азамат, Унгуц, Ирих и я. Ехать до дома Унгуца всего ничего, но дедусь так далеко ещё не сможет дойти. Построили дом точнёхонько на месте старого, и в том же ракурсе. Старого я, впрочем, не видела, но раз Азамат так говорит, значит, так оно и есть. Угол крыши и правда нависает над крутым берегом Ахмадмирна, поросшим чем-то вроде стелющейся туи.
Перед домом уже скопилась небольшая толпа – Старейшины с учениками-духовниками, важные горожане и просто всякие заинтересованные и не очень граждане. Ирих в предвкушении аж подпрыгивает на сиденье. Унгуц не подпрыгивает, но выражение лица у него точно такое же. Азамат помогает ему выбраться из машины, а Ирих прямо выстреливает следом. Без деда, видно, боялась в толпу лезть. Теперь же толпа расступается, пропуская Старейшину к его законной собственности. Он потихоньку шкандыбает с палочкой, во все глаза рассматривая постройку.
– Отлично! – наконец выносит он вердикт и обводит всех собравшихся сияющей улыбкой. Собравшиеся дружно вздыхают с облегчением. Надо думать, в норме Старейшины намного капризнее. А домик и правда симпатичный. Шоколадного цвета с красной крышей, закруглённым фасадом и крылечком, похожим на вход в раковину улитки. Муданжские дома часто бывают такой формы.
– Слушайте, но он ведь уже сам ходит! – доносится до меня шёпоток сзади, и к нему тут же примыкают другие.
– А прошла-то всего дюжина дней от силы!
– Эта Азаматова пигалица и правда чудеса творит…
Чувствую, работы в ближайшее время ещё прибавится. Но подумать о приятном мне не дают – сквозь толпу к нам проталкивается Алтоша, ещё мрачнее, чем в прошлый раз. Подходит, не здоровается, уставляет на меня прожигающий взгляд. Я в ответ изображаю лицом то, чем садятся на крыльцо. Азамат переводит взгляд с него на меня и обратно, потом не выдерживает.
– Алтонгирел, ты что-то сказать хочешь?
Тот кивает и обращается к Азамату.
– Наставнику звонил наш целитель. Он не справляется. Сказал, что это неизлечимо. Конечно, на всё воля богов, но ты ведь знаешь Изинтовтоя… и я знаю… Странно, чтобы его уже сейчас забирали. Я вот думаю, может, это Лизе знак туда наведаться?
– А где он живёт?
– Да на Орле, они же оба оттуда.
Азамат кривится, а я не устаю дивиться способностям Алтонгирела. Другой бы пришёл, ручки просительно сложил и затянул бы, дескать, хороший человек умирает, доктор помогите! А этот – раз! Знак свыше, изволь повиноваться, а он вовсе ни о чём не просил, наоборот, сообщил важную информацию. Нет, ну круто, в пору аплодировать.
– В принципе, можно и слетать… – протягивает Азамат без особого энтузиазма. – Лиза, ты как?
– Хорошо бы узнать симптомы для начала. Если я могу что-то сделать, то обязательно полечу.
Алтонгирел явно светлеет лицом. Кажется, есть шанс, что он простит мне клуб. Странно, что до сих пор ни словом не обмолвился.
– Ну, про болезнь тебе лучше сам Наставник расскажет, он тут где-то. Давай я тебя ему представлю для убедительности, а сам пойду паковаться.
– А-а ты тоже полетишь, что ли? – нервно уточняю я.
– Конечно, а как же! – поднимает брови духовник.
Я обращаю умоляющий взгляд на мужа. Тот только вздыхает.
– Я плохо ориентируюсь в тех краях, да и семья у Изинботора такая… в нынешнем виде меня могут и на порог не пустить. Я, конечно, полечу с тобой, но и Алтонгирел тоже, обязательно.
Вот непруха, так непруха!
Вслед за Алтонгирелом я просачиваюсь сквозь толпу туда, где стоит его наставник. Изинботора я видела только однажды, на памятном Совете Старейшин. Это статный моложавый мужчина с очень красивым лицом. Ему, по идее, должно быть за пятьдесят местных лет, иначе у него не могло бы быть такого взрослого ученика, но на вид намного младше. Волосы у него длинные с сединой только на висках, они нетуго заплетены в несколько кос и украшены нитями бисера. На шее несколько рядов бус – просто нанизанные подряд мелкие драгоценные камни и резные бусины-обереги. Красивые муданжские мужчины любят на себя понавешать камушков, а уж известные люди вообще из украшений не вылезают. Что интересно, женщины в этом отношении намного скромнее. То ли всё-таки тяжеловато таскать на себе все эти булыжники, то ли принцип такой же, как у птичек: раз выбирает самка, то самец должен прихорашиваться и хвастаться.
Изинботор смотрит на меня из-под полуопущенных век, не поворачивая головы. Это, наверное, дико неудобно, да и видно должно быть очень плохо. Но, наверное, большинство созерцаемых таким образом об этом не задумываются и резко чувствуют себя дрожащими тварями. Я обхожу Старейшину и встаю прямо напротив, чтоб не окосел, бедный, за время разговора.
– Элизабет, – тихо произносит он мурлыкающим голосом.
– Здравствуйте, – киваю я. – Расскажите, пожалуйста, что там с вашим братом.
Он немного хмурится из-за того, что я сразу перешла к сути, не спросив предварительно о его собственном самочувствии и не обсудив переезд Унгуца, ради которого мы все тут собрались. Но нужда, видимо, пересиливает приверженность к традициям, так что он только легко вздыхает, откладывая нравоучение на потом, и отвечает:
– Ему уже больше месяца всё время плохо.
– Как именно плохо? – уточняю я, потому что Изинботор явно не собирается продолжать.
– Его покинули силы, – он пожимает плечами. – Он сильно похудел и очень бледен, почти не встаёт с постели.
– Так, – киваю. – Что-нибудь болит?
– Изредка боли в теле.
– Где именно в теле? – допытываюсь я. Ох уж мне эти муданжцы и их косноязычное духовенство…
Он сверкает на меня глазами.
– В теле. Не моё дело вызнавать неприятные подробности. Ты знаешь, что это за болезнь?
Я закатываю глаза и про себя проговариваю пару нехороших фраз.
– При таком расплывчатом описании это может быть пара сотен разных болезней. Мне надо знать точнее!
Он поджимает губы, а Алтонгирел сверлит меня укоризненным взглядом.
– У него кружится голова, – наконец выдаёт Изинботор. Потом, резко понизив голос, добавляет: – И тошнит.
Я закрываю лицо растопыренной ладонью. Это безнадёжно.
– Пожалуй, я лучше позвоню нашему целителю и спрошу его. Может, он заметил какие-нибудь более характерные симптомы.
Я подхватываю Азамата, которому уже изрядно надоело ловить на себе косые неприязненные взгляды бывших знакомых и слушать перешёптывание незнакомых эстетов, мы раскланиваемся с Унгуцем и его внучкой, обещаем заходить в гости и принимать их у себя и смываемся.
От целителя, впрочем, удаётся добиться немного. Боли оказываются в животе, а плюс к этому ещё онемение мизинцев. В общем, похоже, что-то с анемией, вопрос что? Но пока я там не окажусь, ответа я не найду, так что паковать надо полный комплект всего и быстро, а то целитель говорит, что «он плох, очень плох».
Лететь решили с утра пораньше, потому что ночью по малознакомому маршруту Азамат меня везти не хочет. В итоге вставать приходится в бешеную рань, только-только солнце поднимается, а третья луна ещё на небе.
Мы грузимся в Азаматов унгуц. Как всегда с Алтошей, первая же простая операция приводит к скандалу. Он, видите ли, хочет лететь на переднем сиденье, а я, типа, женщина толстозадая, обязана располагаться на заднем, чтоб не мешать. А у самого, между прочим, когда сидит, коленки на метр в стороны разведены, и левая так и норовит в приборную панель ткнуть в неподходящий момент. В конце концов Азамат находит решающий довод:
– Ты на Орле сто раз был, а Лиза впервые. Дай ей в окно-то посмотреть!
– Можно подумать, она способна оценить пейзаж! – фыркает Алтоша.
– Я не только оценить способна, я ещё и камеру взяла, нащёлкаю видов, а потом вышью что-нибудь или сотку! И можешь обзавидоваться.
На этом его всё-таки удаётся запихать на заднее сиденье, хотя ворчать он не перестаёт ещё долго.
Щёлкаю я действительно много. Встающее солнце очень красиво отдельными бликами освещает горы, над которыми мы летим. Азамат знает перевал к югу от столицы, где совсем низко и нет всяких неприятных воздушных потоков и смерчей, которые почти всегда образуются над муданжскими горами. Вообще, место у столицы отличное: по земле можно только с одной стороны добраться, по воздуху – с двух. А всё остальное – только для альпинистов. Горы здесь старые, невысокие, но никакой транспорт всё равно не пройдёт, разве что парнокопытный.
