Текст книги "Восстание против современного мира"
Автор книги: Юлиус Эвола
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 9. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Там, где Традиция в полной мере сохраняла свою силу, династическая или иная преемственность священных царей отображала ось света и вечности, победоносное присутствие высшего мира в этом, «олимпийский» компонент, преображающий демонический элемент демоса и дарующий высший смысл государству, нации и расе. Даже в низших слоях общества иерархическая связь, созданная сознательной и мужественной преданностью, являлась средством достижения сверхъестественного.
Действительно, дня тех, кто сам не мог зажечь сверхъестественный огонь, даже простой закон, облеченный авторитетом свыше, являлся точкой отсчета и опорой, выходившей за пределы человеческой индивидуальности. В реальности сокровенное, свободное и реальное посвящение всей своей жизни нормам традиции, даже при отсутствии полного понимания их внутреннего измерения для оправдания такой приверженности, было достаточным для объективного достижения высшего смысла: благодаря послушанию, преданности и действию в соответствии с традиционными принципами и ограничениями невидимая сила формировала такую жизнь и направляла ее к той же сверхъестественной оси, которая в существах, стоявших на вершине иерархии, существовала как состояние истины, осуществления и света. Так формировался стабильный и живой организм, постоянно направленный к высшему миру и освященный в силе и в действии во всех областях мышления, чувств, действий и борьбы согласно своему иерархическому уровню. В такой атмосфере жил мир Традиции. «Вся внешняя жизнь была обрядом, то есть приближением, более или менее действенным и зависящим от индивидуумов и групп, к той истине, которую внешняя жизнь не может дать сама по себе, но которая позволяет человеку осуществиться, частично или полностью, при условии праведной жизни. Эти люди жили той же жизнью, которую они вели на протяжении веков; из этого мира они сделали лестницу к освобождению. Эти люди праведно думали, действовали, любили, ненавидели и воевали друг с другом; они воздвигли уникальный храм среди огромного числа других, через который бежал поток вод. Этот храм был руслом реки, традиционной истиной, священной частицей в сердце мира» [197][197]
G. De Giorgio, Ritormo alio spirito tradizionale. La Torre, no. 2,1930.
[Закрыть] .
В данных обстоятельствах оставить Традицию означало оставить истинную жизнь. Забросить обряды, исказить или нарушить законы или смешать касты означало отступить от космоса к хаосу, вновь попасть под влияние силы стихий и тотемов —ступить на «путь в ад», где смерть является реальностью и где все находится под властью случая и разложения.
Эти рассуждения применимы как к отдельным личностям, так и к народам. При любой попытке анализа истории очевидно, что цивилизации, как и люди, после рассвета и последующего развития в итоге приходят в упадок и умирают. Попытки обнаружить закон, согласно которому происходит упадок цивилизаций, уже предпринимались. Однако причину упадка нельзя свести к чисто историческим и природным факторам.
Среди прочих, пожалуй, де Гобино лучше всех демонстрирует слабые стороны большинства эмпирических оснований, представленных для объяснения упадка великих цивилизаций. Например, он показал, что цивилизации не рушились только из-за уничтожения их политической власти: «Цивилизации того же типа иногда переносят даже иностранную оккупацию и не поддаются наиболее катастрофическим событиям, хотя в другое время они просто исчезают при заурядных несчастьях». Даже качество управления в эмпирическом (то есть административном и организационном) смысле слова не оказывает большого влияния на долговечность цивилизаций. Де Гобино отмечал, что цивилизации, совсем как живые организмы, могут долгое время выживать, даже неся внутри себя разлагающие тенденции наряду с духовным единством, каковое представляла собой жизнь в одной общей Традиции; Индия и феодальная Европа, например, демонстрируют именно отсутствие и унитарной организации, и единой экономической системы или формы законодательства с одной стороны, и заметное разнообразие с неоднократно повторяющимся соперничеством —с другой. [198][198]
А. де Гобино (Essai sur l'inégalité des races, Roma, 1912, p. 24) справедливо писал: «Я не склонен искать в молодых обществах нравственное превосходство, но сомневаюсь, что стареющие, то есть приближающиеся к своему краху нации представляют взору строгого критика более благостную картину».
[Закрыть] Даже так называемую порчу нравов в профаническом моралистически-буржуазном смысле нельзя рассматривать в качестве причины гибели цивилизаций: она может быть самое большее следствием, но не подлинной причиной. И почти во всех случаях мы должны согласиться с Ницше, утверждавшим, что где бы ни возникала озабоченность «моралью», это является указанием на уже начавшийся упадок; mos[199][199]
Обычай (лат.) —прим. перев.
[Закрыть] «героических веков» Вико не имеет ничего общего с ограничениями морали. Дальневосточная традиция особо подчеркивала ту идею, что мораль и законы в целом (в конформистском и социальном смыслах) возникают там, где «добродетель» и «Путь» более неизвестны: «Поэтому с утратой Дао и обретают добродетель; с утратой добродетели овладевают человечностью; с утратой человечности усваивают справедливость; с утратой справедливости вверяют себя ритуалу. Ритуальность составляет мелочь в проявлении преданности и доверия. В ней заключается начало смуты». [200][200]
Дао дэ цзин, 38.
[Закрыть] Что касается традиционных законов, то, взятые в своем священном качестве и трансцендентной завершенности, они также никоим образом не могут быть сведены к области морали в текущем смысле слова, ибо обладают нечеловеческой ценностью. Вражда между народами или состояние войны между ними сами по себе не являются причинами гибели цивилизации; наоборот, чувство неизбежной опасности, как и победы, может объединять, даже в материальном смысле, в сеть единообразной структуры и производить единство духа во внешних проявлениях, в то время как мир и благополучие могут привести к состоянию ослабленного напряжения, облегчающему действие глубинных причин возможного распада[201][201]
Критику этих предполагаемых причин упадка цивилизаций см. в A. De Gobineau, Essai, cit., pp. 16-30, 37.
[Закрыть] .
Иногда на фоне недостаточности этих объяснений в качестве объяснения иного типа выступает расовая идея. Единство и чистота крови рассматриваются некоторыми в качестве основы жизни и силы цивилизации; следовательно, исходной причиной упадка цивилизации считается смешение крови. Но это тоже является иллюзией, которая, среди прочего, сводит идею цивилизации к натуралистическому и биологическому уровню, поскольку это именно тот уровень, на котором раса понимается в наши дни. Раса, кровь, наследственная чистота крови —это просто «материя». Цивилизация в своем подлинно традиционном смысле слова возникает только тогда, когда на эти материальные факторы оказывает влияние сверхъестественная сила высшего порядка —сила, соответствующая «понтификальной» функции, компоненту обряда и принципу духовности как основе иерархической дифференциации людей. В основе всякой традиционной цивилизации лежит «божественное» событие (у каждой великой цивилизации есть собственный миф о божественных основателях): отсюда никакой человеческий или натуралистический фактор не может отвечать за это в полной мере. Деградация и упадок цивилизации вызваны событием того же порядка, но имеющим противоположный смысл —смысл вырождения. Когда раса потеряла контакт с единственной вещью, способной наделять стабильностью, то есть с миром «бытия», и когда раса теряет то, что формирует наиболее тонкий, но при этом наиболее существенный элемент—внутреннюю расу, расу духа, по сравнению с которой раса тела и души являются лишь проявлениями и способами выражения, [202][202]
Полное описание идеи расы и отношений между телесной, душевной и духовной расами см. в нашей книге Sintesi di dottrina délia razza, Hoepli, Milano, 1941.
[Закрыть] тогда сколь угодно великим и могучим коллективным организмам, созданным этой расой, предначертано падение в мир случайности; они оказываются во власти того, что является иррациональным, переменчивым и «историческим», и что формируется «снизу» и извне.
Кровь и этническая чистота имели свою ценность и в традиционных цивилизациях; но она никогда не оправдывала применение к людям тех же критериев «чистой крови», которые главным образом характеризуют качество собак или лошадей —как в случае некоторых современных расистских идеологий. Фактор «крови» или «расы» играет определенную роль, но не потому, что он существует в «душе» (в уме или взглядах индивида), а потому, что он присутствует в глубинных силах жизни; традиции ощущают его и воздействуют на него, придавая ему форму. Кровь «записывает» следствия этих действий, но к тому же дает, согласно наследственности, материал, сформированный и очищенный таким образом, что через несколько поколений реализации, схожие с оригинальными, уже являются подготовленными и могут развиться естественно и спонтанно. Как мы увидим, традиционный мир часто практиковал наследственность каст и эндогамные законы на этом —и только на этом —основании. Но если мы обратимся к индоарийской традиции, в которой кастовая система была наиболее строгой, то увидим, что простого рождения в определенной касте, хотя оно и было необходимо, не было достаточно; качество, практически дарованное личности при рождении, должно было быть актуализировано посвящением. Мы уже упоминали, что, согласно «Законам Ману», арий ничем не выше шудры, пока он не прошел посвящение или «второе рождение». Мы также приводили связь трех особых видов божественного огня и трех иерархически высших персидских пиштр, и членство в одной из них определялось обрядом посвящения. Даже в этих примерах нельзя терять из поля зрения два присутствующих фактора и путать формирующий элемент с формируемым или обуславливающий фактор с обуславливаемым. И высшие касты, и традиционные аристократии, как и высшие цивилизации и расы (то есть обладавшие тем же статусом, что касты, прошедшие через посвящение, обладали по отношению к плебейским кастам «детей Земли») являлись таковыми не из-за фактора крови; благодаря крови они обладали чем-то, что выходит за ее пределы и имеет метабиологический характер.
Когда это «что-то» поистине могущественно, когда оно составляет глубочайшее и стабильное ядро традиционного общества —тогда эта цивилизация может сохраняться и заново утверждаться при этнических смешениях и изменениях, не имеющих непосредственно разрушительного характера, реагируя на разнородные элементы и придавая им форму, постепенно сводя их к собственному типу, или преображаясь, так сказать, в новое полное жизни единство. Даже в исторические времена можно видеть множество таких случаев: Китай, Греция, Рим, мир ислама. Только когда порождающий корень цивилизации «свыше» уже мертв, а ее «духовная раса» истощена или уничтожена, начинается ее закат —рука об руку с секуляризацией и гуманизацией. [203][203]
Здесь можно рассмотреть тезис А. Дж. Тойнби (A Study of History, London, 1941), согласно которому, за некоторыми исключениями, никогда не существовало цивилизаций, уничтоженных внешними силами —только цивилизации, совершившие самоубийство. Когда существует внутренняя сила, от которой не отреклись, тогда сложности, опасности, враждебная окружающая среда, нападения извне и даже вторжения могут стать стимулом или испытанием, которое заставит внутреннюю силу творчески отреагировать. Тойнби видел в этом условия появления и развития цивилизаций.
[Закрыть] В этой точке единственные силы, на которые еще можно полагаться —это силы крови, которые атавистически, посредством расы и инстинкта, по-прежнему несут в себе отголосок и след ушедшего высшего элемента; и только так «расистский» тезис защиты чистоты крови может иметь право на существование —если не для того, чтобы предупредить, то как минимум отсрочить фатальный исход процесса вырождения. Однако по-настоящему предотвратить этот исход без внутреннего пробуждения невозможно.
Аналогичные соображения могут быть изложены относительно ценности и силы традиционных форм, принципов и законов. В традиционном общественном порядке должен быть кто-то, в ком принцип, на котором основаны различные учреждения, законы, этические и ритуальные нормы, действительно активен —как объективная духовная реализация, а не как видимость. Иными словами, это индивид или элита, которые могут принять «понтификальную» функцию повелителей и посредников силы свыше. В таком случае даже те, кто может лишь подчиняться, кто может усвоить закон лишь при помощи внешнего авторитета и традиции, способны интуитивно осознать, почему они должны подчиняться; и их подчинение не напрасно, потому что оно позволяет им принимать действенное участие в силе и свете. Как в том случае, когда магнитный ток присутствует в главной цепи, в других отдельных цепях начинают течь индуцированные токи —при условии, что эти цепи размещены синтонически, —таким же образом и какая-то часть величия, стабильности и «удачи», существующих на иерархической вершине, невидимо переходит на тех, кто преданно следует только форме и обряду с чистым сердцем. В таком случае традиция твердо укоренена, социальный организм един, и все его части соединяет тайная связь, которая в целом сильнее внешних случайностей.
Но когда в центре находится лишь пережившая себя саму функция, или когда качества представителей духовной и царской власти лишь номинальны, тогда вершина растворяется, а основание осыпается. [204][204]
Согласно индийской традиции (Законы Maну, IX, 301-302) четыре великих эпохи мира —юги —зависели от состояния царей: темная эпоха (Кали-юга) соответствует состоянию, в котором царская функция «спит»; Золотой век соответствует состоянию, в котором цари воспроизводят символические действия арийских богов.
[Закрыть] В высшей степени выразительна в этом отношении легенда о народах Гог и Магог, символизирующих (см. главу 4) хаотические и демонические силы, сдерживаемые традиционными структурами до того момента, когда они поймут, что на стене, которой империя ранее преграждала им путь, не осталось никого, кто бы мог дуть в трубу, а звуки издает лишь ветер. Обряды, учреждения, законы и обычаи могут продолжать существовать определенное время, но их смысл утерян, а «добродетель» парализована. Предоставленные самим себе и секуляризированные, они осыпаются как жженая глина, вопреки всем попыткам поддержать извне, при помощи насилия, утраченное единство —и все больше искажаются. Однако пока остается тень действия высшего элемента, а его отзвук существует в крови, здание продолжает стоять, тело все еще кажется наделенным душой, и мертвец —согласно образу, использованному де Гобино —ходит и по-прежнему сохраняет способность разрушать препятствия на своем пути. Когда последний остаток силы свыше и расы духа исчерпан, в новых поколениях уже не остается ничего; нет больше направляющего русла реки, и течение теперь рассеяно во всех направлениях. Во всех областях наступает индивидуализм, хаос, анархия, гуманистическое высокомерие и вырождение. Плотина разрушена. Хотя видимость древнего великолепия еще остается, малейшего импульса достаточно, чтобы заставить империю или государство рухнуть. Его может сменить демоническая инверсия, современный всемогущий Левиафан, механизированная и тоталитарная коллективная система.
С доисторических времен до наших дней «эволюция» была именно таким процессом. Как мы увидим, от далекого мифа о божественной царской власти через нисхождение от одной касты к другой мы придем к безликим формам нашей современной цивилизации, где в механизированных структурах все сильнее и страшнее пробуждается дьявольская одержимость демоса и мира масс.
ГЛАВА 10. ИНИЦИАЦИЯ И ПОСВЯЩЕНИЕ В САН
Определив сущность как вершины, так и центра традиционной цивилизации, необходимо кратко описать некоторые из ее внешних черт, отсылающие к уже оговоренным ситуациям. Это позволит нам определить ту точку, в которой началось первое искажение мира Традиции.
Идея царской власти встречается в уже обусловленной форме, когда она воплощается не в существах, от природы превосходящих человеческие ограничения, а в существах, которые должны развивать в себе это качество. В древней эллинской традиции такое различие по аналогии соответствовало различию между «богом» (олимпийским идеалом) и «героем». В римской традиции это отличие формально обозначалось титулами deus и divus; последний означал человека, ставшего богом, а первый —существо, которое было богом всегда. [205][205]
См. Е. Beurlier, Le Culte Imperial, Paris, 1891, p. 8.
[Закрыть] По преданию, в Египте царственная раса θεοί сменилась расой ημίθεοι (соответствовавшей «героям»), на смену которой, в свою очередь, пришли νεκοες—термин, обозначающий вождей главным образом человеческого типа. Здесь возникает ситуация, в которой между личностью и выполняемой функцией существует некоторая дистанция: чтобы личность могла воплощать определенную требуемую функцию, необходимо особое действие, способное придать ей новое качество; это действие может представать как в форме инициации, так и в форме инвеституры (посвящения в сан). В первом случае это действие имеет относительно автономный и непосредственный характер; во втором оно совершается при помощи посредника и исходит со стороны, будучи связанным с кастой жрецов, отличной от царской касты.
Касательно царской инициации достаточно повторить то, что уже было сказано по поводу обрядовых, священных и триумфальных действий, в которых повторяются действия, приписываемые богу или герою, с целью претворения в жизнь, призывания или обновления соответствующих сверхъестественных влияний. Весьма отчетливым образом это происходило в Древнем Египте. Как мы уже показали, восшествие фараона на престол повторяло «жертву», сделавшую Осириса трансцендентным божеством; этот обряд использовался не только для обновления качества природы, божественной уже с рождения, но также —и прежде всего —как инициация, нацеленная на пробуждение трансцендентного измерения в человеке, которому предначертано быть фараоном, и на принесение ему «дара жизни». Что касается деталей подобных обрядов, мы ограничимся описанием обряда, который в Элевсинских мистериях соответствовал дарованию царственного титула [206][206]
За основу здесь принята главным образом реконструкция Элевсинских мистерий, сделанная В. Маньеном (V. Magnien, Les Mystères d'Eleusis, Paris,1929, pp. 196 и далее).
[Закрыть] .
Будущий «царь» сначала проводил некоторое время в одиночестве. Затем он должен был переплыть реку с кровью и водоворотами —он пересекал «поток рождения» посредством собственной силы, оставляя позади, на том берегу, свое старое тело, душу и личность. Позже река пересекалась в обратном направлении на лодке, [207][207]
Любая из этих фаз (при условии их традиционного характера) могла дать жизнь бесчисленным сравнениям. Опишем лишь некоторые из них. Пересечение вод, вместе с символизмом мореплавания, является одним из наиболее частых. Корабль является одним из символов, отсылающих к Янусу, что видно в том же католическом понтификальном символизме. Халдейский герой Гильгамеш, который идет по «пути солнца» и по «горному пути», должен пересечь океан, чтобы достичь божественного сада, где он должен найти дар бессмертия. Пересечение великой реки, вместе с группой испытаний, состоявших во встречах с животными (тотемами), бурями и так далее, встречаются в мексиканском посмертном пути (см. A. Réville, Les religions du Mexique, de l'Amérique centraleet du Pérou, Pari, 1885, p. 187), как и в североарийском (переход через реку Тунд ради достижения Валгаллы). Образ перехода также встречается в северной саге о Зигфриде, который говорит: «Я могу доставить нас вдаль [на „остров“ божественной девы Брунгильды, известный „только Зигфриду“] по волнам. Морские пути мне знакомы» (Песнь о Нибелунгах, VI); в Ведах, где царь Яма, понимаемый как «сын солнца» и первый среди существ, который нашел путь в другой мир, «прошел через бурный поток» (Ригведа, X, 14, 1-2; X, 10, 1). Символизм пересечения часто встречается в буддизме, в джайнизме существует термин тиртхамкара («сооружающий брод»), и так далее. Другой аспект этого символизма описан в гл. 25.
[Закрыть] а царь был облачен в шкуры животных. Эти шкуры, по всей вероятности, символизировали тотемные силы, выходящие на поверхность из-за приостановки действий преходящего внешнего «Я», а также силы коллектива. Таким образом, здесь идет речь об установлении контакта со сверхъестественным измерением и отождествлении с ним. В вакхическом ритуале после разрывания жертв на куски корибанты[208][208]
Жрецы фригийской богини Кибелы —прим. перев.
[Закрыть] облачались в их шкуру; это символизировало отождествление с богом, представленным жертвами, и получение его силы и природы; египетские посвященные также носили шкуры жертв, олицетворявших Сета. [209][209]
См. V. Macchioro, Zagreus, cit., pp. 71-72.
[Закрыть] Таким образом, общий символизм новой фазы обряда, вероятно, намекает на достижение состояния, в котором становится возможным предпринять символический переход, также приобретя определенные силы, связанные с подземно-витальным планом коллективного организма, благодаря которому человек будет подготовлен стать вождем.
Будущий «царь» в итоге достигал другого берега реки и должен был начать восхождение на вершину горы. Тьма окружала его, но боги помогали ему взойти по тропе и пересечь несколько уровней. Здесь мы обращаем внимание на повторение хорошо известных символов: твердая земля или остров, гора или возвышенность. Более того, мы находим идею планетарных влияний («уровни» могут соответствовать семи платоновским «кругам судьбы»), которые человек должен был преодолеть, достигая в итоге символической области неподвижных звезд, символизирующей состояния чистого мира бытия. Это соответствует переходу от малых к великим мистериям и, согласно античному различию, от лунно-теллурического обряда к солнечно-олимпийскому. Инициата приветствуют другие цари и знать; он входит в освещенный храм, чтобы установить контакт с божественным; ему напоминают об исполнении главных обязанностей царя; наконец, он получает одеяния и символы власти и его достоинства, и садится на трон.
В Египте обряд царской инициации включал три отдельных момента, соответствующих вышеупомянутым фазам: в первую очередь —очищение; за ним следовал обряд получения сверхъестественной жидкости, символизируемой короной (уреем) или двойной короной (корона часто называлась «великая чародейка», которая «устанавливала по правую и по левую руку царя богов вечности и стабильности»); и, наконец, «восхождение» к храму, олицетворявшему «другой мир» (падуат) и «объятие» солнечного бога, что являлось окончательным посвящением, которое устанавливало это новое рождение в бессмертии и его божественную природу, посредством которой египетский фараон представал «сыном» этого же бога [210][210]
См. A. Moret, Du caractère, cit., pp. 100-101,220, 224.
[Закрыть] .
Одним из наиболее полных обрядов «царской» инициации является элевсинский. Предположительно, каждый из использовавшихся в этом процессе символов соответствовал конкретному опыту. Здесь мы не будем описывать ни способы, при помощи которых вызывались переживания этого рода, ни их конкретную природу. [211][211]
Можно отослать к комментариям, содержащимся в Inroduzione délia Magia, cit. См. также J. Evola, La Tradizione ermetica, cit. В Нитисаре (I, 26-27) в качестве условия обретения царского сана указано господство над манасом (внутренний и трансцендентный корень пяти чувств), что является также условием для йоги и аскезы. И добавляется: «Кто неспособен властвовать над манасом, что является единственным, что может покорить землю?». Аналогичные выражения см. в Законах Ману (VH, 44).
[Закрыть] Подчеркнем лишь то, что в мире Традиции инициация в своих высших формах понималась как более чем реальная операция, способная изменить онтологический статус индивида и связать его с определенными силами мира Бытия, или высшего мира. Титул rex (или βασιλεύς) в Элевсинах свидетельствовал о приобретенном сверхъестественном измерении, которое потенциально делало человека достойным функции вождя. Тот факт, что во времена Элевсинских мистерий этот титул определенно не сопутствовал реальной политической власти, был вызван упадком Древней Эллады. Из-за этого упадка древнее царское достоинство сохранялось в иной плоскости, нежели реальная власть, к тому времени в большой степени попавшая в руки профанов. [212][212]
См. Handbuch der klassischen Altertumswissenschaft, cit., vol. IV, p. 30. Для Рима можно указать на переход от интегрального понятия царского сана к понятию rex sacrorum, с ограниченными полномочиями в сфере священного. Это было оправдано в качестве меры, в которой царь должен был занят воинской деятельностью.
[Закрыть] Однако это не останавливало светских властителей тех времен от стремления обладать саном посвященного царя, весьма отличным от уже имевшегося у них. Так, например, когда Адриан и Антоний уже были римскими императорами, они получили титул «царя» в этом смысле только после обряда посвящения в Элевсинах. Согласно созвучным свидетельствам, качество, дарованное инициацией, отлично от любых человеческих заслуг и независимо от них: все объединенные человеческие добродетели не могли обеспечить это качество, и, в определенной степени, никакой человеческий «грех» не мог повредить ему. [213][213]
В этой связи ограничимся характерными выражениями из Законов Ману (XI, 247; см. ХП, 101): «Как огонь сразу зажигает своим пламенем топливо, находящееся в пределах его досягаемости, так огнем знания сведущий в Веде сжигает весь грех», X, 261: «Брахман, удерживающий в памяти Ригведу, не пятнается никаким грехом, даже уничтожив эти три мира».
[Закрыть] Отголосок этого взгляда сохранился в католической точке зрения, согласно которой священнический сан, переданный сакрально, не мог стереться никаким моральным грехом, совершенным человеком, одаренным им, оставаясь в этом человеке как indoles indelebilis, «несмываемая метка». Кроме того —как ив случае с маздеистским понятием «славы» и китайским понятием «добродетели», о которых мы уже говорили, —священнический сан соответствовал объективной силе. В Древнем Китае существовало различие между теми, кто уже по природе одарен «знанием» и «добродетелью» —они способны «воплотить закон Неба со спокойствием и невозмутимостью без помощи извне», они находятся на вершине и являются «совершенными» и «трансцендентными» людьми, —и теми, кто достигал их, «побеждая себя и обращаясь к обрядам». [214][214]
См. Лунь юй, XVI, 8; XII, 1; XTV, 5; Чжун юн, XX, 16-17; ХХII, 1; ХХIII, 1.
[Закрыть] Но дисциплина (сиу-ки), подобающая последним и служащая эквивалентом инициации, рассматривалась только в качестве средства реального создания того «высшего человека» (цзюнь-цзы), который легитимно мог возложить на себя функцию, свойственную иерархической вершине, посредством присущей ему таинственной и реальной силы. [215][215]
См. H. Maspéro, La Chine antique, cit., pp. 452,463,466-467.
[Закрыть] Отличительная черта, делающая человека царем, более очевидна при посвящении в царский сан, чем при инициации; например, только особая инвеститура, превращающая уже коронованного германского князя в romanorum rex, дарует ему власть и авторитет главы Священной Римской империи. С другой стороны, Платон писал: «В Египте царь не может без жреческого сана осуществлять правление, и если даже кто-нибудь из другого сословия путем насилия восходит там на престол, то в дальнейшем он все равно должен быть посвящен в жреческий сан». [216][216]
Платон, Политик (у Эволы ошибочно Государство —прим. перев.), 290d
[Закрыть]Таким же образом Плутарх указывал, что посвящение в цари человека не из числа жрецов, а из числа воинов подразумевает, что он переходит в жреческую касту, и по этой причине разделяет трансцендентное знание, «окутанное мифами и речениями, несущими в себе смутные проблески и отражения истины». [217][217]
Плутарх, Об Исиде и Осирисе, IX.
[Закрыть] Тоже самое касалось парсов: именно потому, что персидские великие цари при восшествии на престол переходили в сан «магов» и таким образом вновь объединяли две власти, в лучшие времена этой традиции в Иране не было конфликта или противостояния между царской властью и жречеством. [218][218]
См. F. Spiegel, Eranische, cit., vol. Ш, pp. 605-606.
[Закрыть] В то же время необходимо заметить, что как проходившие инициацию традиционно являлись царями, так было истинным и обратное —часто инициация и жреческая функция были прерогативой царей и аристократических каст. Например, согласно Гомерову гимну к Деметре (строка 270 и далее) богиня запретила четырем элевсинским князьям и их потомкам «отмечание культа и знание священных оргий», посредством которых «в смерти человек не подвергнется судьбе всех остальных». В Риме жрецы высшей коллегии и особенно консулы (которые изначально сами по себе обладали священным качеством) избирались исключительно из числа патрицианских семей —и Рим долго боролся с плебейскими претензиями изменить этот порядок. Здесь потребность в единой власти утверждалась вместе с инстинктивным пониманием того, что такая власть имеет более сильное основание в тех случаях, когда раса крови и раса духа сходятся вместе.
Теперь перейдем к случаю царей, достигших надындивидуального достоинства не благодаря инициации, а при помощи инвеституры или посвящения в царский сан при посредничестве жреческой касты; эта форма типична для более поздних, уже исторических времен. Теократии изначальных времен не получали свою власть от церкви или жреческой касты. Скандинавские короли становились королями непосредственно в силу своего божественного происхождения, и, как и цари дорийско-ахейского периода, они были единственными исполнителями священнодействий. В Китае император получал свои полномочия непосредственно от «Неба». В Японии до недавнего времени ритуал восшествия на престол совершался в качестве индивидуального духовного акта императора, который устанавливал контакт с влияниями царской традиции без богослужений представителей духовенства. Даже в Греции и Риме жреческая коллегия не «назначала» царей своими обрядами, а ограничивалась гадательной практикой, чтобы удостовериться, что царь «оказался угодным богам»; то есть, здесь речь идет о признании, а не об инвеституре, как и в случае древне шотландского предания о так называемом Камне Судьбы. Напротив, у истоков Рима жречество являлась своего рода источником первоначальной королевской власти, а царь определял законы, регулировавшие культ. После Ромула, который самостоятельно инициировался в предсказательное искусство, [219][219]
См. Цицерон, О природе богов, III, 2.
[Закрыть] Нума передал собственно жреческие функции коллегии фламинов, которую сам и учредил; [220][220]
См. Ливии, История Рима от основания города, I, 10.
[Закрыть] а во времена империи корпус жрецов был вновь подчинен власти цезарей —так же, как позже христианское духовенство подчинялось власти византийского императора. В Египте до двадцать первой династии фараон только время от времени уполномочивал жреца (названного «фараоновым жрецом», нутир хон) исполнять обряды, а духовная власть сама по себе всегда отражала царскую власть. [221][221]
См. A. Moret, Du caractère, cit., pp. 121, 206.
[Закрыть] Древнеегипетский нутир хон соответствует роли, в Индии часто исполняемой пурохита —брахманом, ответственным за выполнение огненных жертвоприношений и подчиненным царю. Германцы игнорировали посвящение в королевский сан вплоть до эпохи Каролингов —можно вспомнить, что Карл Великий короновал себя сам, так же, как и Людовик Благочестивый, который позже короновал своего сына Лотаря без какого-либо привлечения папы. То же самое можно сказать и в отношении более древних форм всех традиционных цивилизаций, не исключая и периоды доколумбовой Америки, в первую очередь перуанской династии «солнечных повелителей» (инков).
Когда же жреческая каста (или церковь), напротив, претендует на роль исключительного обладателя той священной силы, которая одна только и может дать царю возможность исполнения его функций, мы встречаем начало периода упадка. Здесь появляется духовность, сама по себе уже не является царской, и царская власть, уже не обладающая духовным характером; первая и вторая стали существовать отдельно друг от друга. Также появился раскол на «женскую» духовность и материальную мужественность; на лунную «святость» и материальную «солнечность». Синтез, соответствовавший исконным царственным атрибутам «славы», небесному огню «победителей», растворился. Измерение абсолютной центральности оказалось утрачено. Позже мы увидим, что такое разделение отмечает начало упадка цивилизаций, в итоге приведшего к образованию современного мира.
После этого раскола жреческая каста предстала в качестве касты, ответственной за привлечение духовных влияний и являющейся их посредником, но не способной составлять господствующий центр внутри миропорядка. Этот господствующий центр присутствовал в воинском или аристократическом качестве царя, которому обряд посвящения в царский сан позволял связываться с этими влияниями («Святым Духом» в католической традиции), чтобы он мог принимать их и претворять в действие в действенной форме. Таким образом, в более поздние времена только через это священническое посредничество и virtus deificans обряда воссоздается синтез царского и священного, призванный составлять высшую иерархическую точку традиционного общественного порядка. Только таким образом царь вновь является кем-то большим, нежели простым смертным.
В католическом ритуале платье, который король должен был надеть перед обрядом инвеституры, было просто «военным» платьем, и только в более поздние времена король начал носить «королевское платье» в течение обряда, и было положено начало традиции сидеть на «возвышении», которое закрепилось за ним в церкви. Строгое символическое значение различных этапов церемонии сохранилось почти до нынешних времен. Немаловажно, что в более древние времена периодически использовалось выражение «королевская религия», для которого часто вызывалась загадочная фигура Мелхиседека: уже в эпоху Меровингов при обращении к фигуре короля мы обнаруживаем формулу Melchizedek noster, merito rex atque sacerdos («наш Мелхиседек, по заслугам царь и священник»). [222][222]
M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 66.
[Закрыть] Король, во время обряда снявший платье, надетое ранее, считался тем, кто «оставляет мирское состояние, чтобы принять состояние королевской религии». [223][223]
M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 197 (формула принадлежит Ж. Голену).
[Закрыть] В 769 г. папа Стефан III писал, что Каролинги являются священным родом и королевским священством: vos gens sancta estis, atque regales estis sacerdotium. [224][224]
N. D. Fustel de Coulanges, Les transformations de la royauté pendant l'époque carolingienne, Paris, 1892, p. 233.
[Закрыть]Королевское посвящение в сан даровалось через помазание; в те времена этот обряд отличался от обряда посвящения в сан священников лишь несколькими мелкими деталями, и вследствие этого король становился перед Богом и людьми так же свят, как священнослужители. Помазание в еврейской традиции, принятое католицизмом, было привычным обрядом, использовавшимся для того, чтобы перенести существо из мира профанного в мир священного; [225][225]
Давид получил от Самуила святой елей, «и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после» (Царств, I, 16; 1,3, 12-13). В некоторых средневековых текстах елей помазания на царство был эквивалентен тому, которым помазывались «пророки, священники и мученики» (Les Rois thaumaturges, pp.67, 73). В каролингский период епископ в обряде помазания произносил формулу: «Как Бог коронует тебя в своей милости короной славы, как мажет он на тебя благодатный елей своего Святого Духа, так мазал он его на священников, королей, пророков и мучеников» (Гинкмар, в J. P. Migne, Patrologia latina, с.806, цит. по N. D. Fustel de Coulanges, Les transformations, cit., p. 233).
[Закрыть] согласно гибеллинскому идеалу, именно благодаря своему благочестию посвященный в королевский сан человек становился deus homo, in spiritu et virtueChristus domini, in una eminentia divinificationis —summus etinstructor sanctae ecclesiae («богочеловеком, Христом Господом в духе и благочестии в единой высокой степени обожествления—итог и высший распорядитель святой церкви»). [226][226]
См. A. Dempf, Sacrum Imperium, Messina-Milano, 1933, p. 143.
[Закрыть] По этой причине говорилось, что «король должен выделяться из массы простых людей, так как он исполняет священническую функцию благодаря тому, что был помазан священным елеем». [227][227]
G. D`Osnabruck, Liber de Lite, I ,467.
[Закрыть]Неизвестный автор из Йорка писал: «Король, Христос [помазанный] Господом, не может рассматриваться как просто человек». [228][228]
Цит. no M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 190.
[Закрыть] И в нерегулярных проявлениях той идеи, что обряд посвящения в королевский сан смывает любой совершенный [229][229]
Cm. M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 198.
[Закрыть]грех, включая кровопролитие, мы находим отголосок вышеупомянутой инициатической доктрины касательно трансцендентности сверхъестественного качества по отношению к любой человеческой добродетели или греху.